ВСЕРОССИЙСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОЮЗ 19 страница
В социальной борьбе происходит то же самое, что на рынке. Попробуйте вы дать чистый, высокопробный товар в местности, захваченной евреями; на другой же день в еврейских лавочках явится с виду совершенно ваш же товар, только на треть дешевле, и вы будете разорены. Публика не в силах разобраться в фальсификации, она не догадывается, что пьет поддельное вино, сфабрикованное из дешевых ягод и спирта, публика может хворать и даже умирать отравленной, но все-таки она идет — как простодушный зверь на приманку — к жидам, а христианин-купец с своим высокопробным (и потому дорого стоящим) товаром гибнет.
Во все свободные профессии, во все области интеллигентного труда евреи вносят ту же сокрушительную силу подлога, подделки, обмана, симуляции и фальсификации, причем все они в кагальном заговоре против христиан, все составляют тайную могущественную конспирацию, поддерживая все низкие ухищрения друг друга системой стачки. Это сущая клевета, будто русские уступают евреям потому, что евреи будто бы даровитее и трудоспособнее русских. Это наглейшая клевета, опровергаемая на каждом шагу. Ни в одной области евреи не дают первостепенных талантов; как народ азиатский и желтокожий, евреи органически не способны подняться до гениальности, но они вытесняют все средние таланты не слишком трудной подделкой под них. Не одна русская буржуазия уступает еврейской: то же самое мы видим всюду на Западе, где только евреи водворяются в значительном числе. Не одной России угрожает еврейский феодализм. Во французской палате об этом феодализме недавно провозгласил Жорес [82], которого нельзя упрекнуть в националистическом шовинизме. Во Франции не восемь миллионов жидов, как у нас, а всего пока около ста тысяч — но и эта великая страна агонизирует, чувствуя, что насквозь проедена еврейством и что приходится или совсем изгнать их, как в прошлые века, или погибнуть в социальной чахотке. Характерная история с евреем Бернштейном в Париже на этих днях показывает, до чего унижена благородная страна в своем гостеприимстве и в какой острой степени начинает чувствовать свою ошибку...
|
|
|
Подобно чуме и холере, которые суть не что иное, как нашествия низших организмов на царство высших, в жизни народов отмечено страшное бедствие внешних вторжений. Зайдите в храмы, прислушайтесь, о чем ежедневно молит двухтысячелетняя Церковь: об избавлении от глада, труса, потопа, огня, меча, нашествия иноплеменных и междоусобныя брани. Последние поколения позабыли многое трагическое в своей истории, но устами Церкви говорит многовековый опыт. Если опасны бурные нашествия соседей, вроде потопа, то еще опаснее мирные нашествия, невидимые, как зараза. С бурными вторжениями народ борется всем инстинктом самосохранения. Напор вызывает отпор, и чаще всего война оканчивается — счастливая или несчастная — уходом врага. В худшем случае побежденный платит контрибуцию и остается хозяином у себя дома. Не то внедрения мирные, вроде еврейского: тут инстинкт самосохранения очень долго дремлет, обманутый тишиной. Невидимый враг не внушает страха, пока не овладевает всеми центральными позициями. В этом случае враг, подобно чахотке или малярии, гнездится в глубочайших тканях народного тела и воспаляет кровь больного. Мирное нашествие остается — вот в чем ужас пораженного им народа!
|
|
|
Из всех племен старого материка мы, славяне, кажется, самое несчастное в отношении нашествий. Мы поселились как бы в проходной комнате между Европой и Азией, как раз на пути великих переселений. Почти вся наша история есть сплошная драма людей, живущих на большой дороге: то с одной стороны ждешь грабителей, то с другой. Еще до татарского ига мы пережили на исторической памяти ряд нашествий с севера, с юга, запада и востока: остготы, варяги, печенеги, хазары, половцы, литва, тевтоны — кто только не трепал нашей завязывавшейся и множество раз раздираемой государственной культуры! Затем татары, крымцы, поляки, шведы — нашим предкам приходилось отбиваться на все четыре стороны света. Не прошло ведь еще ста лет со времени колоссального вторжения Наполеона с силами двадцати народов. По закону истории: “Что было, то и будет” — нам и в будущем со всех сторон угрожают нашествия — и со стороны восходящего солнца, и со стороны заходящего. Тем, казалось бы, необходимее держать в памяти вечный завет единства нашего и внутренней цельности. Но именно для того, чтобы расстроить железное строение расы, чтобы сокрушить внутреннее сопротивление, русские идиоты и предатели устраивают предварительно мирное нашествие иноплеменных, проникновение к нам в огромном числе чужих, непереваримых, неусваиваемых элементов, которые превратили бы наше великое племя из чистого в нечистое, прибавили бы в металл песку и сделали бы его хрупким. Россия велика, завоевать ее трудно, однако она уже бывала завоевана — и целиком, и частями. Не забудем, что Западная Россия всего полтораста лет как вышла из польского плена, а Червонная Русь еще до сих пор под австрийским ярмом. Не забудем, что все славянские державы, кроме России, погибли от внешних нашествий, которым предшествовали во многих случаях внутренние. Не забудем, что единственная великая (кроме России) славянская держава — Польша — погибла от внешних нашествий, подготовленных еврейским мирным вторжением. Урок ужасающего значения, до сих пор плохо нами усвоенный. Бездарные польские короли сами назвали в Польшу паразитное племя, сами вклинили между христианскими подданными этот антихристианский, глубоко враждебный христианской совести народ. Мудрено ли, что в течение нескольких поколений польские жиды развратили рыцарскую знать, вытеснили собою сердцевину нации — третье сословие и налегли точно могильной плитой на простонародье. Развращенная, расслабленная Польша была охвачена тем воспалением, которое всюду вносят с собою паразиты. Куда бы евреи ни проникали, они со времен фараонов и персидских царей всюду возбуждают внутренний раздор, раздражение сословий, стремление к бунту и распадению. То же случилось с Польшей, то же идет и в России, на глазах наших. Евреи раскололи польскую нацию на несколько непримиримых лагерей и подготовили тысячелетнее славянское царство к упадку. Нет ни малейшего сомнения, что тот же гибельный процесс идет и с еврейским нашествием на Россию. “Жиды, — горестно пророчествовал Достоевский, — погубят Россию!” Бог наказал нас, русских, глухотой и каким-то странным ослеплением. Не слышим подкрадывающейся гибели и не видим ее.
|
|
|
|
|
|
Исподтишка, таинственно, из-под полы колено Гессена [83] и Винавера просунуло в Государственную Думу проект о снятии еврейской черты оседлости. Рассчитывают застать и законодательство наше, и общество врасплох. И что вы думаете? Весьма возможно, что предательский закон проведут и собственными руками подпишут смертный приговор России. Все это возможно потому, что элементарными ошибками полна наша история. Не одна Москва сгорела от грошовой свечки — вся великая страна, подобно слону, поскользнувшемуся над пропастью, в состоянии погибнуть от минутной оплошности, если сложатся для этого роковые условия. Говорят: а почему же в других странах снята черта оседлости? Почему на Западе евреям дано равноправие? На это я отвечу: там потому это сделано, что евреев сравнительно очень мало. Будь у нас только 60 тысяч евреев, как в Англии, или 100 тысяч, как во Франции, — может быть, и у нас не было бы еврейского вопроса, хотя уже ста тысяч евреев достаточно, чтобы внести в такую архи культурную страну, как Франция, самое плачевное разложение. Там, где евреев сравнительно много, как в Австрии и Германии, все мыслящее общество Уже сознает гибельную ошибку допущенного равноправия и там начинается упорная борьба с еврейским нашествием. Мы собираемся дать евреям равноправие как раз в то время, как на Западе ставится вопрос об отнятии этого равноправия. Вот почему, сказать кстати, евреи так лихорадочно хлопочут о том, чтобы им была открыта Великороссия: они чувствуют, что недалек момент, когда их погонят из всех культурных стран, как это не раз бывало в их истории, и они подготовляют себе убежища в тех странах, которые ими еще не вполне отравлены. Не только в Европе, но даже в Америке в течение всего нескольких десятилетий евреи сумели приобрести отвращение к себе, а местами и ненависть.
Прочтите внимательно эпиграф к этой статье — библейское толкование о пришельце, дающем взаймы. “Он будет главою, а ты — хвостом!” Истина это вечная, как откровение. Тут в пяти словах весь смысл еврейского вопроса. Евреи, помешанные на том, что они избранный народ, хотя и отверженный Богом, хотят быть головой, а все человечество должно быть их хвостом. При помощи того колдовства, которое начинается еврейской ненавистью, а оканчивается русской глупостью, евреям уже удалось проскочить во главу целых партий — например, жидокадетской, где владычествуют г-да Винавер и Гессен. Им удалось проползти в главенствующее положение среди целых общественных классов, например разночинной интеллигенции, уступившей евреям печать и свободные профессии. Куда ни посмотрите, жидохвосты столь же многочисленны, как сами жиды, и победоносное засилье этого паразитного племени — не мечта, а факт. Пора проснуться народу русскому: он накануне великого несчастья, может быть, самого страшного в своей истории. Не какая-нибудь шайка авантюристов — на Россию двигается целое многомиллионное племя, самое авантюристское, какое известно в истории, самое преступное, самое тлетворное из всех. Даже нескольких десятков тысяч евреев, пропущенных по ею сторону черты оседлости, было достаточно, чтобы смутить дух народный, подорвать великую веру, опоганить совесть, ту историческую совесть, какой Россия строилась. Теперь хотят снять ограждающую плотину совсем и залить когда-то святую Русь наводнением враждебных, ненавидящих христианство чужеземцев...
БЫТЬ ЛИ РОССИИ ВЕЛИКОЙ?
Февраля
Сегодня южнорусское образованное общество чествует 50-летие со дня смерти Т. Г. Шевченко. Грустная годовщина эта дает повод озлобленным и вздорным людям к возбуждению того междурусского раздора, который в последнее время из всех сил стараются раздуть австрийские немцы и поляки. Как известно, мечтательное украинофильство тридцатых годов прошлого столетия довольно давно именно в эпоху Шевченко, начало принимать оттенок революционный. Поддерживаемая врагами России, постепенно сложилась изменническая партия среди малороссов, мечтающая о разрушении российской империи и о выделении из нее особого, совершенно “самостийного” украинского государства. По имени исторического героя этой партии — Мазепы — членов ее в последнее время зовут “мазепинцами”, и они очень этим титулом гордятся. Читателям, без сомнения, известно, до каких нелепостей договаривается эта преступная партия и в коренной Малороссии, и в закордонной Руси. Никогда еще, кажется, политический психоз не развивался до такой болезненной остроты. Ни одно из инородческих племен — кроме разве поляков — не обнаруживает такой воспаленной ненависти к Великой России, как эти представители Малой Руси. Самые ярые из них отказываются от исторических имен “Россия”, “русские”. Они не признают себя даже малороссами, а сочинили особый национальный титул: “Украина”, “украинцы”. Им ненавистна простонародная близость малорусского наречия к великорусскому, и вот они сочиняют свой особый язык, возможно, более далекий от великорусского. Нужды нет, что сочиненный будто бы украинский жаргон является совершенно уродливым, как грубая фальсификация, уродливым до того, что сами малороссы не понимают этой тарабарщины, — фанатики украинского сепаратизма печатают названной тарабарщиной книги и газеты. В науку русской вообще и в частности южнорусской истории мазепинцы вносят систематические искажения и подлоги, а самые крайние психопаты этой партии провозгласили необходимость для малороссов жениться на еврейках для того, чтобы кровью и плотью как можно дальше отойти от общерусской закваски. К счастью, это бредовое состояние провинциальной психологии, ударившейся в сепаратизм, охватывает далеко не всю Малороссию, и даже в австрийской Галиции оно встречает до сих пор внушительный отпор. Тем не менее нельзя забывать, что политические помешательства заразительны: в силу этого государственная власть обязана глядеть на украиноманство как на одну из злокачественнейших язв нашей внутренней жизни. Этим объясняется вполне разумное решение правительства не допускать в Киеве под предлогом годовщины смерти народного поэта революционных выступлений как со стороны австрийских мазепинцев, так и со стороны наших. Я уже не раз докладывал читателю о планах Австрии возбуждением малороссов к бунту расчленить Российскую империю, столь страшную для придунайских экспроприаторов. Уже доказано участие в украинофильской пропаганде не только флоринов, но и прусских марок.
Благодаря стародавней оплошности нашей правящей бюрократии имя Шевченко давно уже служит знаменем для южных сепаратистов. Не только в Малороссии, но и по всей России — включая Петербург — за эти пятьдесят лет сложился настоящий культ Шевченко, выражавшийся в обществах и кружках имени поэта, в ежегодных торжественных панихидах в день его смерти, в банкетах и вечерах в его память, в издании его “Кобзаря” и т.п. Великорусское общество, не читавшее “Кобзаря”, особенно в полном его виде, с большой симпатией относится к культу южнорусского поэта. О нем судят по некоторым лирическим отрывкам (“Думы мои, думы...” и т. п,), переведенным по-великорусски и понятным даже без перевода. Но тут случилось то же самое, что вы видите по всему необъятному фронту нашей государственности. Плохо подобранная, слишком барская и потому беспечная администрация наша далась в обман. Удовлетворившись поверхностным благополучием в Малороссии, она не заглянула за кулисы. А за официальными кулисами украинский вопрос совсем не тот, каким его хитрые украиноманы показывают снаружи. Для самих украиноманов и для малорусской интеллигенции “Кобзарь” издается без пропусков, то есть с крайне возмутительными выходками против российской власти и нашей имперской идеи. И правительство, и невежественное великорусское общество обрабатываются в том смысле, что Тарас Шевченко, “великий” и “гениальный” поэт, томившийся в крепостной неволе, только за то и был сослан в солдаты, куда-то в Среднюю Азию, что осмелился воспеть свою милую родину, ее чарующую природу, ее деревенскую жизнь со всеми преданиями и безыскусной прелестью простого быта. Такова лицевая сторона шевченковского культа, а изнанка ее совсем иная. Подлинный Шевченко, если восстановить запретные места, оказывается, подобно Мицкевичу [84], ослепленным ненавистью к нашей государственности и народности. Стихи, за которые Шевченко был наказан ссылкой и солдатской службой, были определены как государственное преступление, и таковым они в действительности и были. Если говорить без фальшивых уверток, политическая поэзия Шевченко есть возбуждение к мятежу и к разрушению государства. Украиноманы, создававшие культ Шевченко, его лирикой и романтикой прикрывали в самом деле преступную пропаганду, почин которой в этой области принадлежит именно Шевченко. Недаром яростнейший ненавистник России Михаил Грушевский [85], устроив Литературно-наукове товарищество во Львове, назвал его именем Шевченко. Эта своего рода украиноманская академия наук была создана для научного обоснования украинского сепаратизма. Она явилась большой фабрикой для всевозможных псевдоученых фальсификаций. С чисто польской наглостью достойной какого-нибудь Духинского [86], г-н Грушевский в своей смехотворной истории, нашедшей покровительство в Петербурге, стал доказывать, что никаких великорусов или белорусов нет, что искони был только украинский народ как славянское племя, а уже от него путем колонизации и смешения с финскими племенами образовалась ублюдочная народность, называемая русской. Государство русское создали будто бы тоже украинцы: древние киевские князья были украинские князья, а летописец Нестор — украинский летописец. Насчитав в России и в Австрии до 30 миллионов будто бы особенного украинского племени, г-н Грушевский наметил столицей будущей Украины Киев и после недавней нашей революции перенес в Киев и Товарищество имени Шевченко. Пользуясь столбняком петербургской бюрократии после военного погрома, г-н Грушевский поднял за последние годы кипучую пропаганду. Во многих городах, начиная с Киева, появились “просвиты”, то есть просветительные (якобы) общества на манер польских, начали издаваться “вистныки” и открываться “кныгарни”, причем как просвиты, так и вистныки и кныгарни состояли в теснейшей связи с австро-галицкими учреждениями того же имени. Правительство наше недавно закрыло киевскую “просвиту”, но в других городах просвиты продолжают благоденствовать. Нашлись хохлы и даже великороссы, которые горой вступились за обиженную будто бы Малороссию, за ее политический сепаратизм, проповедуемый — как это было повсюду — через отчуждение языка и извращение истории. В сильной степени кадетствующая, полу инородческая наша Академия наук дала приют для скверной затеи г-на Грушевского. В то время как на юге работают г-да Грушевские, Левицкие и пр., на севере за тот же расовый разгром России хлопочут разные г-да Шахматовы, Чижевские и т.п. Правительство наше издает циркуляры, но... ведь циркуляры можно не выполнять, не так ли? В распоряжении мятежных стихий имеется гениальное, как яйцо Колумба, разрешение всех циркуляров. Не исполнять их — и баста...
Пятьдесят лет прошло после смерти Шевченко, и для него наступил уже беспристрастный суд истории. Пусть темпераментные южане раздражаются преступными выходками в “Кобзаре”, пусть преувеличивают до смешных крайностей значение своего народного поэта. Но что такое был Шевченко в его натуральную величину? Мне кажется, значение его поэзии довольно верно определил Белинский, указавший, что “простоватость крестьянского языка и Дубоватость крестьянского ума” не составляют условий, благоприятных для великой поэзии. В самом деле, при всей чарующей задушевности некоторых дум и песен Шевченко, при всей прелести, свойственной первобытному творчеству, именно в силу первобытности это творчество не может быть великим. Как ни приятно было бы иметь еще одного великого русского поэта наряду с Пушкиным, Лермонтовым, Тютчевым и Фетом, в отношении Шевченко нельзя установить подобного места. Единственный поэт Украины, он остается второстепенным, как его страна, как вообще остается второстепенной провинция, хотя бы весьма богато одаренная. Шевченко — несомненный талант, но второразрядный, вроде нашего Кольцова или Никитина, вроде Майкова или Полонского, которых муза в лучших вещах достигала удивительной красоты; красоты, но не величия. Шевченко как поэта фольклора можно с восхищением читать и даже волноваться; если вы малоросс, то вместе с Основьяненко [87] непременно скажете: “Хорошо, батечку, хорошо... Сердце так и иока!” Но если вы просто русский, немец, француз, вы не почувствуете тех могучих, поднимающих ввысь ощущений, какие дает великая поэзия Пушкина, Гёте, Байрона, Шекспира — на какие бы языки вы ее ни перевели. Дело в том, что гений есть нечто державное, свойственное только великому племени, знавшему победы... Поэтический гений может явиться лишь на высоте героического, мирового подъема расы. Только на такой высоте всякое племя может сказать человечеству нечто значительное и вечное. Если данное племя недоразвилось до большой государственности, до большой культуры, если оно навсегда осталось провинцией, составною частью целого, то в нем нет психологических условий для большого творчества. Провинциалу, хотя бы очень даровитому, нечего сказать крупного, пока он находится в кругозоре своей провинции. Вспомните “Кобзаря”, вспомните прелестную “Наймычку” или “Катерину” и т.п. Культурные категории, в которые укладываются эти типы и вся их драма, до того местны, до того случайны, до того первобытны, что как-то пропадают в масштабе цивилизации. Такие явления, как, например, чумачество, или крепостное право, или старая солдатчина, — они живописны, но подул новый ветер — и нет их: через пятьдесят лет необыкновенно трудно войти в психологию этих исчезнувших особенностей того быта. Даже гайдаматчина, где более героического элемента, по своей жалкой некультурности не могла дать материала ни для “Илиады”, ни даже для “Полтавы”. Шевченко был талантливый поэт и художник, художник не менее замечательный, чем поэт, но если бы он обладал гениальным талантом, как Гоголь или Мицкевич, ему пришлось бы, как этим писателям, искать родственного, более великого языка и более высокой культуры. Белорус Мицкевич сделался польским поэтом, Гоголь — русским писателем. Огромные дарования выбросили их со дна жизни. При более мелких способностях они остались бы, подобно Шевченко, краевыми, провинциальными писателями, на творчестве которых, иногда удивительном, всегда лежит печать кустарности. Ни один кустарь, как бы он ни был одарен, не достигает высоты искусства. Искусство есть завершение большой культуры. У Южной России (называйте ее как хотите, Украиной или Малороссией) большой культуры никогда не было, ибо не было государственности сколько-нибудь выше зачаточных форм. Ясно, что этот край, как все отдельные части великого русского племени, в состоянии проявить величие лишь в тех условиях языка и миросозерцания, какие дала общая наша история. Гоголь не прогадал, променяв, как художник, полтавскую мову на общерусскую речь. Приняв этот общий знаменатель национального духа, Гоголь стал рядом с Пушкиным, а при полтавской мове остался бы никому не известным Рудым Панько. Украиноманы мечтают о “самостийной” государственности для будто бы 30-миллионного народа украинского. Но если бы были для этого данные, то это давно была бы не мечта, а факт. Малорусское племя в течение четырех веков пробовало сложиться в особое государство, но ничего не вышло: приходилось подчиняться то татарам, то литве, то полякам, то Москве. Бывали у нас русские украйны не чета Запорожской Сечи, и те не выдержали. Великий Новгород был огромной и вполне организованной республикой, но и ему, пометавшись между сильными соседями, пришлось сойти со сцены. Более умеренные украиноманы мечтают о федерации автономных славянских народностей. Но что касается русских народностей, подобная федерация уже была испытана и повела к татарскому игу. Прелести федерации можно наблюдать теперь за Карпатами. Чехия, Галиция, Хорватия, Славония и прочие пользуются автономией, но что же толку? Автономия только подчеркивает мелкое строение этих племен: за сто лет ни одно из них не дало, кажется, ни одного великого человека. Даже вполне “самостийные” державы, вроде Румынии, Греции, Сербии: что касается культуры, их маленькая государственность дает какие-то карликовые продукты. Провинции вообще остаются провинциями, какими бы королевскими титулами ни награждали их.
Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 202; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!