Смерть — отделенность от Бога 67 страница
Вот последние шесть стихов из второй главы Евангелия от Марка:
И случилось Ему в субботу проходить засеянными полями, и ученики Его дорогою начали срывать колосья. И фарисеи сказали Ему: смотри, чтó они делают в субботу, чего не должно делать? Он сказал им: неужели вы не читали никогда, чтó сделал Давид, когда имел нужду и взалкал сам и бывшие с ним? как вошел он в дом Божий при первосвященнике Авиафаре и ел хлебы предложения, которых не должно было есть никому, кроме священников, и дал и бывшим с ним? И сказал им: суббота для человека, а не человек для субботы; посему Сын Человеческий есть господин и субботы (Мк 2:23—28).
О чем здесь идет речь? Срывать колосья рукой было дозволено по Закону Моисея, но фарисеи видели в этом нарушение субботы, уподобляя своими толкованиями срывание и растирание руками жатве и молотьбе. Здесь они еще раз (и на протяжении всего Евангелия мы это видим) стараются или применить Закон абсолютно формально, так чтобы он был тюрьмой для людей, а не путем или свободой, или этот Закон Моисеев, который был дан для того, чтобы человек вырос из своего естественного состояния в состояние богопочитателя, Божиего слуги, они стараются так извратить, чтобы можно было его употребить в осуждение, — в данном случае Христа, но часто, как мы знаем из истории, и для осуждения других людей. Вот что отвечает Христос: неужели вы не читали никогда, что сделал Давид, когда имел нужду и взалкал сам и бывшие с ним? Сколько тут ласки, сострадания и вместе с тем сколько иронии в Его словах: неужели вы не читали? Фарисеи считали, что они укоренены в Ветхом Завете, что нет такой черты Закона Моисеева, который они бы не знали, а Христос им говорит: неужели вы не читали, вы, которые так гордитесь своей начитанностью, своей ученостью?
|
|
|
Не напоминает ли это зачастую наше отношение к Священному Писанию, к церковным установлениям? Как мы вчитываемся во все правила, как мы (не всегда, но — бывает) притязаем на то, что мы все исполняем, — и как мы эти правила оборачиваем в орудия для осуждения нашего ближнего. Мы проходим мимо милости, ради того чтобы применить — формально — закон, который сами не применяем к себе. То же самое здесь происходит. Фарисеи применяют Закон, который сами истолковывают: ведь Моисей ничего не говорил из того, на что они ссылаются, но они его слова применяют так, чтобы найти способ осудить Христа и Его учеников. А Закон, Ветхий Завет в этом отношении имеет всю глубину, весь простор человечности. Это одна из самых замечательных вещей Ветхого Завета: это книга, которая написана с совершенной искренностью людьми о людях, в этой книге нет попытки приукрасить и объяснить то, что случается недостойного человека или народа, эта книга написана как бы с точки зрения человека, который смотрит глазами Божиими, с пониманием Божиим. А понимание значит и сострадание, и вместе с этим — справедливый суд: зло, любое «не то», конечно, осуждается, но человек при этом не обязательно осуждается. Жалко человека, и вместе с этим непримиримо осуждается его поступок.
|
|
|
В данном случае фарисеи поступают как раз наоборот, и этот подход был виден неоднократно, раз за разом, в течение нашего разбора Евангелия. И Христос им говорит: разве вы не помните, что Давид сделал? — Давид, который считается величайшим святым Ветхого Завета, — и прибавляет: суббота для человека, а не человек для субботы. То есть все правила, которые даны в Ветхом или в Новом Завете, даны для человека, для его пользы, для его спасения, а не для того, чтобы его сломать, разбить, поработить.
Это замечательное место. Мы видим в начале Ветхого Завета, что Бог в седьмой день почил от дел Своих (Быт 2:2—3). Этот седьмой день и есть суббота, день отдыха. Но что случилось в этот день? Бог не отвернулся от Своего творения, Бог не отступился от Своего всесозидательного творчества, но вместе с тем Он поручил человеку продолжение Своего дела на земле. Он все заготовил, теперь человеку велено (или дано, доверено) довести дело Божие под Его водительством до совершенства. Этот седьмой день — это история человечества, это наше время, в котором мы живем и в которое мы должны войти творчески, как соработники Божии, как строители того Царства, в котором Бог будет все во всем (1 Кор 15:28).
|
|
|
В Ветхом Завете этот седьмой день считался святым днем, когда и человек должен был отдохнуть от своих обычных земных дел, посвятив день Богу, молитве, чтению Священного Писания и изучению его, подвигу духовной жизни. Но не только человек должен был почить: должна была почить вся природа. Человек не творил земных дел, не пахал. На природу эта заповедь тоже распространялась: каждый седьмой год было предписано дать покой земле, дать отдых полю, пахать следовало другие области. Этим уже в Ветхом Завете завязывается экологическая тема, которая сейчас стала столь трагически важной. Вот и ставится вопрос: творить ли добро в этот день (что, по мнению фарисеев и книжников, нарушало субботу) или, воздерживаясь от всякого доброго дела, фактически творить зло? Ясно, что эту «субботу» — период времени, который является историей, человек должен употребить на то, чтобы все дело Божие довести до совершенства, не заковывая его в такие законы, которые не дают никакой твари, ни человеку, ни остальному миру дышать, действовать, возрастать, перерастать свое естественное состояние, из плотского делаться духовным. Вот о чем говорит Христос в этом отрывке.
|
|
|
Глава третья
Третья глава Евангелия от Марка начинается так:
И пришел опять в синагогу; там был человек, имевший иссохшую руку. И наблюдали за Ним, не исцелит ли его в субботу, чтобы обвинить Его. Он же говорит человеку, имевшему иссохшую руку: стань на средину. А им говорит: должно ли в субботу добро делать, или зло делать? душу спасти, или погубить? Но они молчали. И, воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их, говорит тому человеку: протяни руку твою. Он протянул, и стала рука его здорова, как другая (Мк 3:1—5).
В этом евангельском отрывке говорится, что Христос «прогневался». Как можно представить себе Христа — такого прозрачного, стройного — во гневе? Есть ли гнев в Боге? Существует ли «праведный» гнев?
Это выражение надо сопоставить с тем, что немножко дальше мы читаем о боли Христовой, о Его жалости. Его гнев был без греховной примеси. Когда мы гневаемся, мы злимся. Христос не злился, Он пылал гневом в совершенно ином смысле. Боль, которая в Нем рождалась при виде намеренного зла, выражалась в том, что Он не мог этого выдержать, не сказав строгое, суровое слово. К нам же апостол Павел в Послании к Ефесянам обращается с предупреждением о том, что и наш гнев должен бы быть святой гнев, то есть без греха, без раздражения, такой гнев может быть выражением предельной боли:
Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем; и не давайте места диаволу. Кто крал, вперед не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся. Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим. И не оскорбляйте Святаго Духа Божия, Которым вы запечатлены в день искупления. Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас (Еф 4:26—32).
Я хочу обратить ваше внимание на два места: гневаясь, не согрешайте; и дальше: не оскорбляйте Святого Духа Божия, Которым вы запечатлены в день искупления. И всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас. Такой подход мы встречаем не только в Священном Писании, а везде, где говорится слово из глубин опыта человеческого — не злого, а опыта, достойного человека. Вы, наверное, помните, как в «Братьях Карамазовых» старец Зосима рассказывает о своей юности. Он говорит: люди-то были хорошие, да поступали плохо204. Он умел различить между поступком и человеком, умел, ненавидя зло, жалеть преступника и не обманываться, будто, ненавидя человека, мы ненавидим действующее в нем зло. Зло в человеке это раненность грехом. Зло в человеке — это болезнь, в худшем случае — это одержимость, состояние, которое должно было бы вызывать в нас жалость и сострадание. Это мы и видим во Христе в предельном смысле, потому что Он пришел грешников спасти — и какой ценой! Он Сам говорит: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин 15:13). Христос каждого человека считал Своим ближним, Своим другом. Он берет на Себя всю тяжесть человеческого отпадения от Бога, все его последствия, и к каждому человеку, к тем, кто Его ненавидит ярой ненавистью, Он относится с этим состраданием. Вспомните, как в момент, когда Его пригвождали ко кресту, Он обратился к Богу с молитвой: прости им, Отче! они не знают, что творят (Лк 23:34).
Иногда говорят, что нельзя не прощать своим врагам, но ненавидеть врагов Божиих — законно. Это же безумие! Бог возлюбил тех, которые (это слово апостола Павла, не мое) были врагами Ему (Рим 5:10), стал человеком, умер за них, чтобы иметь власть им прощать. Неужели своей ненавистью к тем, кого мы считаем врагами Божиими, мы Ему как бы бросаем укор и говорим: «Ты ошибся, Ты был не прав. Хотя Ты их любил крестной любовью, я их буду ненавидеть „праведной“ ненавистью»? Христос пришел грешных спасти. Я пришел не судить мир, но спасти мир, — говорит Он Сам (Ин 12:47). В тех местах Священного Писания, Евангелия, где Бог как будто с гневом обращается к окружающим, этот гнев выражает предельную боль, горячность, ожог боли, а не ненависть. Да, Христос относится сурово к тому злу, которое происходит от соблазнов, Он порой сурово обращается к тем, которые не хотят видеть правды и отвергают ее, хотя знают, где правда и где неправда. Вы наверно помните некоторые места в Евангелии от Матфея, которые в этом отношении особенно разительны. Вот пример: горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись (Мф 11:21). Да, горе… Это не проклятие, это крик боли: ведь Я творил чудеса в вашей среде, Я исцелял больных, Я произносил слова, которые переворачивают души самых грешных людей, а вы Меня изгнали и отвергли; горе вам, горе, пока вы не опомнитесь! И в другом месте есть слова, которые священники произносят большей частью очень сурово, забывая именно о боли Христовой. Можно их читать и так, сурово, но можно, представляя себе боль Христову о том, что эти люди погибают, сказать с оттенком горькой печали:
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не вхóдите и хотящих войти не допускаете. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго мóлитесь: за тó примете тем бóльшее осуждение. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хоть одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас (Мф 23:13—15).
И еще дальше мы читаем:
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять. Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие! Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их (Мф 23:23—26).
Конечно, здесь идет речь не о чашах и блюдах, а о том, чтобы человек очистил свое сердце, свой ум, выправил свою волю и чтобы та правда, которая живет в глубинах его души, нашла себе выражение вовне.
И еще одно замечание хочу сделать о зле. Злоба, раздражение, ненависть являются порой (мне кажется, очень часто) обратной реакцией человека, который испытывает несправедливость, который страдает в себе и особенно в ближних, любимых ему людях. Такой человек порой делается злобным, жестоким и может даже произнести слова такие страшные, каких он не сказал бы, если боль не вызвала бы этих слов. Мне вспоминается очень меня поразивший случай. Во время войны я был хирургом на фронте. У одного пленного немца развился огромный нарыв на ноге. Он меня просил его оперировать, но я отказался, так как среди пленных был хирург, который по Женевскому соглашению имел право оперировать пленных немцев, и я старался соблюдать это правило. Оперировать должен был этот немецкий хирург, я же предложил ему, что буду давать анестезию во время операции. «Зачем? — сказал он мне. — Он молодой человек, солдат, пусть стиснет зубы и выносит страдание». Он действительно так и оперировал: ножом разрезал всю ногу под крики этого несчастного. Тот сначала кричал и плакал, потом начал ругаться, потом проклинать этого офицера, затем он сказал хульные слова на Бога. А когда операция была кончена, он вытянулся под караул на операционном столе и сказал офицеру: «Простите за слова, которые я произнес!» И хирург ответил что-то очень страшное и очень правдивое, он сказал: «Ты меня этим не обидел. Когда человек страдает, он сначала кричит и плачет, потом он начинает ругаться, потом он начинает проклинать свою судьбу, потом, если у него есть возможность, он проклинает человека, который ему причиняет зло, а если страдание дойдет до предела, выше человеческих сил, он начинает проклинать Бога». Этот врач в своем безумии — потому что он был безумен в своей жестокости — уловил нечто очень важное: порой человек говорит злое или даже творит зло, потому что в нем такая боль, которую он ничем иначе не может выразить.
Но здесь речь идет не об этом. Книжники и фарисеи никакой такой боли не чувствовали. Они из своей успокоенности и своей лжеправедности творили зло тем, что отказывались творить добро, и вот почему Христос с такой болью и с таким святым, освящающим гневом к ним обращался.
Фарисеи, выйдя, немедленно составили с иродианами совещание против Него, как бы погубить Его. Но Иисус с учениками Своими удалился к морю; и за Ним последовало множество народа из Галилеи, Иудеи, Иерусалима, Идумеи и из-за Иордана. И живущие в окрестностях Тира и Сидона, услышав, что Он делал, шли к Нему в великом множестве. И сказал ученикам Своим, чтобы готова была для Него лодка по причине многолюдства, дабы не теснили Его. Ибо многих Он исцелил, так что имевшие язвы бросались к Нему, чтобы коснуться Его. И духи нечистые, когда видели Его, падали пред Ним и кричали: Ты Сын Божий. Но Он строго запрещал им, чтобы не делали Его известным (Мк 3:6—12).
На протяжении всей третьей главы Евангелия от Марка мы видим, как нарастает против Христа оппозиция книжников и фарисеев, а также трусливая сдержанность окружающих, которые не решаются стать против своих обычных вождей. За Христом наблюдают, с тем чтобы Его обвинить; и для того чтобы защитить свое собственное положение, Его противники закрываются, не хотят слышать, не хотят видеть. Судьба Христа — непонятого, отвергнутого, оставленного — проходит красной нитью через все Евангелие. Кульминационный, может быть, пункт ее — это вход Христа в Иерусалим.
Вход Господень в Иерусалим — один из самых трагических праздников, который нам приходится пережить. В нем как будто все двоится. Есть ряд событий очевидных, которые обращают на себя внимание, и есть какая-то глубина этих событий, которая почти неприметна и уже носит на себе печать Страстей Господних.
Внешне — торжество. Господь въезжает в Иерусалим, как царь, на Нем исполняется пророчество: Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле (Зах 9:9). Он окружен учениками; народ, который в течение последних недель видел проявляющуюся в Нем славу Божию, встречает Его ликующе. Невзирая на негодование первосвященников, фарисеев, книжников, на сопротивление политических вождей люди встречают Его с восторгом, постилают на Его пути пальмовые ветви, снимают с себя одежду, чтобы Он прошел по ней. Кричат: осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! (Мф 21:9). И казалось бы, это торжественное шествие, казалось бы, мы можем ликовать вместе с народом. Но когда мы вдумываемся в события последующих дней, мы видим какое-то трагическое недоразумение, потому что это торжество, эта радость народная непонятным как будто образом через несколько дней превращается в ярость, в ненависть толпы, которая перед Пилатом будет кричать: распни, распни Его! Не Его — Варавву нам отдай! (Мк 15:11—14).
Понять это можно только так, мне кажется. Как бы глубже слоем, чем внешнее торжество, это событие несет печать глубинного недоразумения. Встречают Христа как царя, ожидают в Нем политического вождя. До сих пор Он скрывался, теперь Он открыто въезжает в город со Своими учениками. И люди думают, что приближается время, когда Он возьмет в Свои руки судьбы Израиля, когда настанет время политической, государственной и общественной независимости еврейского народа, когда наступит время возмездия язычникам, мести Израиля, когда он воцарится, восторжествует. Народ ожидает, что кончается время его унижения и начинается слава — последняя, победная слава Израиля.
А Христос вступает в Иерусалим как кроткий Царь, Царство Которого не от мира сего. Он пришел принести это Царство в сердца человеческие, Он пришел установить новое Царство, от которого страшно становится человеческому сердцу, потому что оно — Царство совершенной, самоотверженной любви, самоотречения, Царство изгнанничества ради правды и ради истины, Царство, которое всецело в человеческих сердцах и определяется пока только тем, что в чьих-то сердцах — немногочисленных или многих — единственным Царем является Господь Бог. Люди ожидали от Него земной победы, обеспеченности, покоя, устойчивости — Христос им предлагает оторваться от земли, стать бездомными странниками, проповедниками этого Царства, которое и самому человеку бывает так страшно.
И вот эти люди, которые недавно встречали Его с таким торжеством, восстают на Него с таким негодованием и ненавистью, непримиримой ненавистью, потому что Он обманул все их надежды. Жить без надежды человек едва ли может, но воспламениться надеждой, когда она уже угасла, — и увидеть эту надежду поруганной порой бывает невыносимо. И тот, кто явился причиной такого поругания, падения последней надежды, едва ли может надеяться на милость человеческую. Это и случилось со Христом.
Потом взошел на гору и позвал к Себе, кого Сам хотел; и пришли к Нему. И поставил из них двенадцать, чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь, и чтобы они имели власть исцелять от болезней и изгонять бесов; поставил Симона, нарекши ему имя Петр, Иакова Зеведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, то есть «сыны громовы», Андрея, Филиппа, Варфоломея, Матфея, Фому, Иакова Алфеева, Фаддея, Симона Кананита и Иуду Искариотского, который и предал Его (Мк 3:13—19).
С этого времени заметно старание Иисуса выделять из общего числа учеников более тесный круг лиц, лучше понимающих Его или порой хоть не понимающих, но слепо, преданно, любовно за Ним следующих. Господь Иисус Христос старается развить из них полезных деятелей. В какой-то мере общественная проповедь Христа постепенно отходит на второй план и главное усилие Его начинает сосредоточиваться на этом кружке будущих апостолов. И с каким терпением Он воспитывает их! Мы можем видеть целый ряд моментов, которые я хочу выделить, раньше чем вернусь к тому отрывку, который я читал.
В Евангелии от Иоанна мы читаем:
Фома сказал Ему: Господи! не знаем, куда идешь; и как можем знать путь? Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего. И отныне знаете Его и видели Его. Филипп сказал Ему: Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас. Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь: покажи нам Отца? Разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне? (Ин 14:5—10).
Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 196; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!