Смерть — отделенность от Бога 57 страница
Дальше говорится, что Бог сотворил Адаму «помощницу». И это в течение всех времен воспринималось очень узко. Даже святитель Иоанн Златоустый ставит вопрос так: конечно, Бог сотворил женщину для того, чтобы она рожала детей, потому что если бы Адаму был нужен помощник, чтобы возделывать рай, то мужчина мог бы это сделать лучше. Это очень упрощенное, хотя такое естественное восприятие. Но если мы читаем опять-таки еврейский текст, то речь идет не только о «помощнике»: там вставлено слово, которое значит «некто, кто будет стоять лицом к лицу с ним», это добавляет совершенно другой смысл188. Когда два человека могут стоять лицом к лицу, как бы созерцать друг друга, проникать в глубины один другого, это совершенно другое, нежели представление, что один может помочь другому в том или ином деле. И это взаимное созерцание выражено в Ветхом Завете немножко дальше. Когда Адам открывает глаза и видит Еву, которая родилась из него, он говорит: это кость от костей моих и плоть от плоти моей, она будет называться женой, ибо взята от мужа (Быт 2:23). По-славянски, по-русски это ничего не значит: с какой стати она должна быть названа «женой», потому что он ее «муж»? Но если взять еврейский текст, то речь идет о том, что она будет иша, потому что я иш; это женская форма того же самого слова. На английском языке можно было бы сказать he and she: это тоже одно человеческое существо в двух лицах — одно женское, другое мужское. Но они едины, потому что они — две стороны как бы одного и того же явления — человека.
|
|
|
Я говорю все это не для того, чтобы прокомментировать начало Библии, об этом надо было бы говорить гораздо больше, а чтобы обратить ваше внимание на то, что если читать Библию с желанием понять, то надо принимать в учет, что просто взять текст, который у нас есть на славянском или на русском языке, недостаточно; надо попробовать узнать, каковы другие переводы, какие комментарии, как объясняется то или другое место, — и не ради учености, а ради того, чтобы эти места ожили в нашем сознании. Ведь совершенно иная картина открывается перед нами о сотворении Евы, когда мы себе так представляем: что Адам был создан как человек, который в себе совмещал — опять-таки, как хаос — все возможности человечества. В какой-то момент он созрел, и в этот момент Бог привел к нему все другие существа, и Адам увидел, что у каждого существа есть пара, а он — один. И в тот момент, когда он осознал, что он один, в нем раскрылось что-то — экстаз — и родилась Ева.
Я вам даю эти примеры просто для того, чтобы вы бережно, внимательно и с увлечением могли читать и Ветхий, и Новый Завет.
Хочу сказать еще нечто о Ветхом Завете в целом. Когда читаешь Ветхий Завет, то бросается в глаза, что там описывается очень откровенно, прямо многое неладное, греховное, некрасивое. И вот это замечательно в Ветхом Завете. Замечательно то, что он был написан людьми, которые перед лицом Божиим вглядывались в себя самих, в свою жизнь, в свою душу и ее описывали, какая она есть: порой — с ужасом, порой — с недоумением. Если возьмете, например, Пятидесятый псалом — это крик покаяния царя Давида, который только что совершил убийство, прибавив к тому прелюбодейство (2 Цар 11). Это крик грешника, но он не стыдится открыть весь ужас своего падения и греха, потому что это исповедание он сочетает с истинным покаянием: Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое (Пс 50:3). Этот псалом вы наверно все знаете. И вот это очень поразительно. Очень важно нам помнить, что это книга, в которой все говорят правду о себе самих, даже если она неприятная, даже если она уродливая, даже если она осуждает их, но это правда, потому что они говорят перед Богом, под Его руководством и под Его водительством.
|
|
|
Есть места, где описываются такие настроения, которыми по-христиански — если слово «христианство» в кавычки ввести — мы возмущаемся: как же так! В одном псалме царь Давид говорит о преследующих его: Да будет путь их тма и ползок, и Ангел Господень погоняяй их, то есть да будет путь их темен и скользок, и Ангел Господень да преследует их (Пс 34:6). Мы, благочестивые люди, считаем, что, конечно, не скажем ничего такого, хотя можем злиться столько же, сколько царь Давид в тот момент злился. Но у меня был случай, когда мне вдруг стало совершенно ясно, что это очень даже может случиться. Я когда-то преподавал в Русской гимназии в Париже189. У меня был кружок старших учеников, куда мы раз в неделю приглашали представителей различных вероисповеданий; в том числе пришел и католик, который в течение всей беседы нам доказывал, что православия не существует, что существует только католичество, а православие оторвалось от своих корней и должно покаяться. Мне тогда и тридцати лет не было, и я ехал домой и весь кипел; помню, как я летел по лестнице метро и говорил: «Пусть путь его будет скользок, и Ангел пусть преследует его!» — потому что его слова были таким оскорблением истины, правды, единственного, что мне действительно дорого до конца… И тогда я подумал, что царь Давид просто правдив, в его обстоятельствах — да, он так же отреагировал, и конечно, его обстоятельства были более трагичные, чем мои.
|
|
|
Есть другие места, где описывается покаяние, чистое, светлое покаяние. И весь рассказ Ветхого Завета — это рассказ о человеческой жизни, человеческой истории, человеческих душах, какими их видит Бог и какими люди просвещенные, стоящие перед лицом Божиим, могли видеть себя самих и окружающих людей.
|
|
|
Я дам вам еще один пример. Есть место в Ветхом Завете, в Книге Царств, об учреждении царства среди евреев (1 Цар 8). Это место всегда приводится как доказательство, что царство — божественное установление, что король или царь является помазанником Божиим. А рассказ говорит вот о чем. Прежде еврейский народ был водим духовными вождями: были патриархи, были пророки, были судьи — это все были люди, которые не занимали как бы официального положения, которых Бог вызвал из толпы, потому что они были Ему открыты до конца, и они были способны провозглашать Его волю и проводить Его волю среди людей. В какой-то момент Израиль посмотрел вокруг себя и увидел, что находится в абсолютно особенном положении; никакой уверенности в завтрашнем дне нет, у них нет постоянного вождя: сейчас у нас есть Самуил, мы ожидали, что его сыновья унаследуют его роль и призвание, а они никуда не годятся, что же — мы пропали? Давай-ка себя спасем, учредив какую-то уверенность. И они обращаются к Самуилу и говорят: мы хотим быть как все народы (то есть именно тем, чем они никогда не были, они были народом Божиим, тогда как все народы были иные), дай нам царя. Самуил обращается к Богу и говорит: что мне делать? Они меня отвергли! И Господь отвечает ему: не тебя они отвергли, но отвергли Меня; дай им царя, но предупреди их о том, чем будет царь в их жизни. И дальше следует отрывок, где говорится, как царь их будет порабощать, принуждать, притеснять и так далее.
В этом отрывке мы видим, как Ветхий Завет нам описывает события, трагические для еврейского народа, каковы они в глазах Божиих.
Есть другие места, где самые слова играют роль: или потому, что мы не умеем сквозь них читать, или потому, что мы не привыкли к тем выражениям, которые употребляются. Еврейский язык очень конкретный (как и все древние языки). Например, есть в Священном Писании место, где говорится: Коль красны на горах ноги благовествующих мир (Ис 52:7). «Ноги», конечно, здесь означают «приход»: люди приходят на ногах. Но употребляется не отвлеченное слово «приход» или «прибытие», а конкретное «ноги», кроме того, разумеется, «красные» на славянском языке не обозначает цвет, а значит «прекрасные». И перевод такой: Как прекрасен приход тех людей, которые нам приносят благую весть о мире. И вот надо научиться читать то, что человек был намерен сказать и сказал вполне ясно на языке своего народа и своего времени.
Я уж не говорю о том, что порой читаешь отрывки, которые на славянском языке значат что-то совершенно иное. Вы наверно помните выражение из псалма: Очи мои выну ко Господу (Пс 24:15). Выну значит «всегда», очи — «мой взор»: опять-таки, с отвлеченного на конкретное. Это значит «мой взор всегда обращен ко Господу», а не то что надо вырвать свои глаза перед Господом. И есть многие места, где приходится делать поправку на наш язык.
И надо принимать в учет, что из трех-четырех согласных, если нет знаков, которые дают нам возможность их прочесть в звуковом порядке, можно сделать множество слов. В своем «Введении в перевод Псалтири» архимандрит Лазарь дает пример целого ряда слов, которые состоят из тех же согласных и в том же порядке, и только гласные, которые меняются, или знак дают возможность их прочесть как разные слова. Например, у пророка Иеремии читаем: прореки на них все слова сии (Иер 25:30). В действительности, согласными это обозначено таким образом, что можно прочесть как слова (давар), так и чума (девер). Чтение слова выбрано переписчиком, как он сам говорит, из надежды на милосердие Божие. Поэтому, когда мы читаем русский или славянский перевод и какое-нибудь место нам кажется странным, то невредно обратиться к другому переводу, причем не всегда даже к христианскому. Надо также принять во внимание, что окончательный текст Библии на иврите был установлен раввинатом спустя столетие после Христа, так что это не текст, который существовал задолго до Него190. Некоторые места, может быть, были недопоняты; во всяком случае, окончательная редакция еврейского текста отстоит от первоначальных записей на много столетий. Поэтому нам очень важно более широко смотреть на эти тексты.
Если теперь перенестись из Ветхого Завета в Новый, то здесь мы тоже можем увидеть нечто похожее на то, что я говорил о метаистории первых глав Библии и об истории Ветхого Завета в целом. Евангелие, конечно, не метаистория, но оно нечто совершенно особенное и единственное. Это момент, когда Живой Бог — среди людей, которые, правда, в малом числе, но Его узнали, Его приняли и стали Его учениками и среди которых Он установил новое Царство, новую Жизнь.
После смерти и Воскресения Христова существует та же самая община, те же самые двенадцать учеников, которые говорят о себе словами святого Иоанна Богослова: о том, что мы слышали, что видели своими очами и что осязали руки наши, мы видели и свидетельствуем (1 Ин 1:1—2). Они свидетели в том смысле, что они видели, они свидетели в том смысле, что они слышали, переживали, Христос был среди них, они в Нем увидели воплощенного Бога, они узнали Бога во Христе.
Возьмите, например, чудо Преображения. Ученики увидели Христа, Каким никогда Его раньше не видывали: просиявшего Божественным светом. И если взять икону Преображения, не рублевскую, а Феофана Грека, то мы видим, что Он весь сияет, одежда Его бела, как снег, из Него струится свет, который доходит не только до учеников, но и до всего, что окружает Его, и касается камней, растений, и из каждого камня, каждого растения свет брызжет. Это Преображение — преображение не только Христа, но видение того, каково должно быть преображение всего мира. Евангелие в этом отношении является как бы с начала до конца временем, когда среди учеников — Христос, Который весь, видимо или невидимо, сияет Божеством, как бы пышет Божеством, Который является Божеством в их присутствии, среди них, и ученики живут преображенными в этом преображенном мире.
А потом, после Воскресения Христова, они идут на проповедь. Люди, которые по их слову делаются верующими, такого опыта не переживали: они не видели Христа, они не были с Ним; однако некоторые — и таких свидетелей за историю христианства тысячи — встретили воскресшего Христа. Я не говорю, что обязательно человек видел или физически ощутил Христа, но он познал Его живое, преображающее присутствие.
И вот книга Деяний апостольских дает нам картину того, как множатся новые ученики, Церковь рождается, но в ней присутствует не только правда, есть и грех. Меня всегда поражает разница между Евангелием и Деяниями. В Евангелии — простор безмерный, простор такой же широкий, как Сам Бог; такое чувство, что над широкой равниной веет ветер и можно дышать полной грудью. Пока Христос был с учениками, они переживали постепенное вырастание, перерастание себя самих. В Деяниях апостольских мы находим человеческое общество верующих, которое уже начинает ставить перед собой вопросы узкие, мелкие, общество, где, как тина со дна речки, поднимаются всякого рода человеческие переживания. И в этом смысле можно сказать, что книга Деяний после Евангелия подобна Ветхому Завету в целом в сравнении с первыми главами Библии. В евангельский период Христос Сам действует, Его слово подобно дрожжам, брошенным в тесто (Мф 13:33). Дальше — проповедью, трудами учеников тесто всходит постепенно, но оно не мгновенно превращается в чистый хлеб.
Это приходится учитывать, потому что Церковь, о которой мы говорим, в которой мы живем, которая есть как бы начало будущего века, есть одновременно постепенное оцерковление. В одной из своих лекций отец Георгий Флоровский сказал, что Церковь «и дома — и на пути»191. Она дома, потому что сама стала домом Божиим, она дома, потому что мы все стали детьми Божиими через Христа и во Христе, она дома, потому что она уже Божия до конца, но она на пути в лице каждого из нас, потому что каждый из нас постоянно изменяется. Если мы боремся, то из греховных делаемся менее греховными, из греховных, но уловивших нечто о вечной жизни во Христе, делаемся более мудрыми, более знающими, более опытными. И мы видим, что люди, которые не обязательно святы, могут сказать правду о Боге, потому что они Его встретили; они еще не выросли в ту меру, когда они соединились с Ним уже неразлучно, когда Он живет в них полностью, но они столько уже знают, столько пережили, что могут и с другими поделиться.
И вот мне хотелось вам указать на эту параллель между Ветхим и Новым Заветом: начало мира, которое непостижимо для нас, начало Евангелия, которое тоже, в каком-то смысле, непостижимо, потому что мы не можем встать на место первых учеников. Как весь Ветхий Завет — рассказ о том, что было после падения, так и в Новом Завете все, что начинается с Деяний апостольских, — это становление: становление каждого из нас, становление всего мира, становление народов; оно происходит порой бурно, порой мирно, но это становление, это история, но история, в середине, в сердцевине которой находится Христос.
Уроки Ветхого Завета192
Этот ряд бесед мы посвятим темам из Ветхого Завета, а именно — отдельным личностям, проблемам и тем житейским положениям, в которых они находились, а также проблемам, которые они сами порой представляют.
Многие из вас слышали имя Адама. Адам — это человек, каким его сотворил Бог изначально. Рассказ первых глав Ветхого Завета в какой-то мере символичен — в том смысле, что он говорит о событиях, происходивших в мире, которого мы больше не знаем, в мире до грехопадения, в мире, который жил, существовал, действовал, рос до момента, когда Бог и человек разошлись, как бы потеряли друг друга. И поэтому, говоря об Адаме, говоря о некоторых других личностях после него, приходится принимать во внимание, что язык этих повествований — это язык нашего времени, а сами события для нас непостижимы. Мы не знаем, что значит вдруг из небытия быть вызванным Богом к бытию, причем не актом насилия, не просто волей Божией, а любовью Божией, говорящей нам: приди, восстань из несуществования! Приди — Я Себя отдаю тебе всей любовью Своей, всей лаской, всей заботой, но вместе с этим Я тебя оставляю свободным. Ты можешь Меня выбрать, ты можешь от Меня отвернуться. Я даю тебе возможность быть и возможность жить, но как ты будешь жить, кем ты будешь — зависит исключительно от твоего решения, от твоего безумия или от твоей мудрости.
Слово «Адам» значит «глина», «земля», «почва». Бог как бы создает Адама из самой сущности творения. В истории Ветхого Завета Адам не является неким завершением всех тварей, которые до него существовали или были созданы. Нет, Бог возвращается к самым основам вещества и из него творит человека, который благодаря этому принадлежит всецело ко всему тварному, к самой последней былинке, к самой малюсенькой песчинке — или к самой лучезарной звезде. Адам создан, призван жить любовью Божией, которая себя ему открывает. И тут, по слову митрополита Московского Филарета, он стоит как бы на хрустальном мосту между двумя безднами. Одна — бездна небытия, откуда его вызвало творческое слово Божие, с другой стороны — над ним ширится, раскрывается до ужаса бездна Божественной жизни. И Адам может пасть, но никогда не сможет вернуться к небытию — он будет как бы бесконечно падать, либо, наоборот, может открыться, рискнуть тем, что уже есть, для того, чтобы приобрести все, что ему может дать Бог.
И таково положение каждого человека на земле. Каждый из нас стоит перед выбором — или перерасти себя, но для этого надо отказаться от того, что у тебя сейчас, вот теперь уже есть, или сказать: нет, я все это сохраню, я буду держаться всего этого. Но кончается это тем, что ты распадаешься, смерть тебя настигает и ничего от тебя не остается, кроме праха, мертвых костей. Каждый человек может узнать себя в Адаме, и каждый человек стоит перед именно этим выбором: героически перерасти себя самого ради такого приобщения Богу, чтобы Божественная жизнь в нем ликовала, действовала, его преображала, или отказаться от этого, но зато рано или поздно распасться в прах.
Что же случилось с Адамом? Если вчитаться в Ветхий Завет, в первые главы книги Бытия, там образно изложена его судьба. Адам живет в саду, который являет собой все мироздание, и в нем два дерева, представляющие собой две параллельные возможности: древо жизни и древо познания добра и зла. Адаму сказано: не прикасайся к плодам древа, которое даст тебе познание добра и зла (Быт 2:17), потому что зло — это уничтожение, зло — это то, чего нет, это зияющая бездна. Можно познать добро и вырасти свыше своей меры, но нельзя познать зло и не разрушиться. Ветхий Завет нам говорит, что Адама стал звать к этому дереву змей. С точки зрения примитивных народов змей, конечно, является опасностью: это существо ползает, никогда прямо не ходит, оно до конца приземлено и вдобавок его жало смертоносно для всякого, кого оно ужалит. Змей представляет собою смерть, но, кроме того, в целом ряде древних религий змей представляет собой изначальную бездну небытия. И поэтому вопрос перед Адамом стоит так: если ты прикоснешься к этому познанию зла, которое есть посильное возвращение в небытие, ты будешь погружен — да, в какое-то изначальное существование земного бытия, но ты в нем погрязнешь и уже не будешь человеком, не будешь живой силой, ты должен будешь в этом погибнуть.
Приобщение к древу жизни — это приобщение к Богу. Есть выражение у апостола Павла: ум Христов (1 Кор 2:16). Мы должны так быть едиными с Богом, чтобы наши мысли, наше восприятие, наше понимание, наше знание вещей было Божие знание, Божие восприятие. Тогда можно, как бы привившись к Богу, соединившись с Ним, сроднившись с Ним, уже начинать понимать то, что вне Бога и вне тебя, но понимать уже изнутри как бы Божией мудрости, Божией реальности. Понимать, что значит небытие, можно только по контрасту, постигая, какая полнота бытия в Боге, как можно вырастать, вечно расти, питаться торжествующей жизнью и знать, что вчера или раньше этой полноты не было; значит, в какой-то другой момент этого не было вовсе, — была или смерть или небытие. И только изнутри приобщенности к Богу можно понимать, что такое добро и что такое зло.
И Адам сделал ошибку: он решил тварным образом узнать, что такое добро и что такое зло. Он решил вне Бога погрузиться в материальный мир и посмотреть: можно жить в нем или нет? И это — опыт тысяч людей, которые отвернулись от Бога или потеряли Бога или которым Господь никогда не был открыт — обстоятельствами или злой волей людей. Такие люди погружены в вещество и должны быть вырваны из него для того, чтобы они могли посмотреть на него и познать его как изумительную красоту, которая постепенно раскрывается, растет, расцветает. Это можно увидеть только как бы извне. Но если ты сам уйдешь ниже корней, то никогда не увидишь ни ростка, ни цветка, ни плода.
Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 200; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!