I. Невнимание общества к пониманию принципов власти. — Их научная необследованность. — Важность обследования.
Задание:
В этой книге изучить учения о формах правления
Платона, Аристотеля и Полибия: главы I–XII.
Тихомиров Л.А.
Единоличная власть как принцип государственного строения
Нью-Йорк
National Printing & Publishing C.
1943 г.
Оглавление
- От издателей
- I. Невнимание общества к пониманию принципов власти. — Их научная необследованность. — Важность обследования.
- II. Единоличная власть. — Принцип демократии. — Противоположение политических типов.
- III. Отношение общества к государственности. — Идеи анархические. — Психология основы политики.
- IV. Свобода и власть. — Их кажущееся противоположение. — Их единство. — Власть, как основа общества.
- V. Государство, как завершение общества. — Государство, как охрана свободы. — Неизбежность государственности.
- VI. Верховная власть, как основа государства. — Правительство и подданные. — Различение нации, государства и верховной власти.
- VII. Простота принципа верховной власти. — Сложность принципов управления. — Монархия, теократия, демократия. — Ложное учение о «современном» государстве.
- VIII. Русская наука о «современном» государстве. — Ложная идея сочетанной верховной власти. — Идеалы всемирной «нивелировки». — Воображаемая новизна этих идей.
- IX. Отсутствие «новизны» в основных силах политики. Учение Полибия.
- X. Общие признаки верховной власти. — Учение Руссо. — Ошибки конституционной теории. — Воображаемое сочетание «единства» из противоположностей.
|
|
|
- XI. Причины современных ошибок. — Различие между верховной властью и управлением. — Неизбежная сочетанность органов управления. — Неизбежное единство принципа верховной власти.
- XII. Действительный смысл «современного» государства. — Демократия в новых условиях. — Важность ясного понимания идеи верховной власти.
- XIII. Три вечных принципа верховной власти. — Учение Аристотеля. — Попытки поправок. — Их невозможность. — Аксиоматическая несомненность трех принципов верховной власти.
- XIV. Древние определения. — Рассказ Геродота. — Характеристика основных принципов власти.
- XV. В чем может быть «новизна» политических явлений. — Появление и эволюция разновидностей основных форм.
- XVI. Слабость политического сознания. — Грозный. — Петр Великий. Господство частного вдохновения над принципом. — Подрыв собственной идеи власти. — Вторжение абсолютизма.
- XVII. Внутренний смысл трех основных принципов власти. — Психологические основания перехода каждого из них в значение верховной.
- XVIII. Монархия как верховенство нравственного идеала. — Значение религии и христианства. — Независимость монархии от народной воли. — Подчинение монархии народной вере.
|
|
|
- XIX. Примеры истории. — Политический идеал, выдвигаемый идеалом религиозным. — Самостоятельность этого процесса.
- XX. Евангельское учение о власти. — Власть, как установление Божеское. — Власть христианская.
- XXI. Идея верховной власти в истолковании Иоанна Грозного.
- XXII. Идея власти по народным поговоркам.
- XXIII. Значение чувства и сознательности в психологической основе власти.
- XXIV. Стихийность нашей истории. — Недостаток научной мысли.
- XXV. Проницательность народного инстинкта. — Народ и Иоанн. — Смутное время. — Восстановление самодержавия. — Карамзин. — Почему самодержец не может ограничить своей власти.
- XXVI. Слабость политического сознания. — Грозный. — Петр Великий. Господство частного вдохновения над принципом. — Подрыв собственной идеи власти. — Вторжение абсолютизма.
- XXVII. Слабость научной мысли. — А. Градовский. — Источники познания государственного права. — Успехи нашей науки. — Б.Чичерин. — Романович-Славатинский. — Недостаточность успехов. — Смешение самодержавия и абсолютизма.
- XXVIII. Абсолютизм есть идея демократии. — Принятие абсолютизма Европейской монархии. — Ложное отождествление монарха и государства. — Ложная теория отречения народа от своей воли. — Бессилие абсолютной монархии. — Ее переход в деспотию или демократию.
|
|
|
- XXIX. Восточный тип монархии. — Подчинение силе. — Влияние Востока на Византию и Запада на Россию.
- XXX. Резюме отношений общества, государства и власти.
- XXXI. Династичность. — Ее психологическая неизбежность. — Ее полезное значение.
- XXXII. Первые задачи монархии. — Сохранение в народе и власти господства нравственного идеала. — Общение власти и нации. — Участие верховной власти в социальном строении.
- XXXIII. Абсолютизм и бюрократия. — Упразднение бюрократией национальной работы и социальных авторитетов. — Бюрократическое «средостение».
- XXXIV. Идея конституционная. — Представительство. Общение власти и нации. — Земские соборы.
- XXXV. Отношение государства к Церкви. — Вопрос о их отделении. — Невозможность этого в монархии. — Воспитательное значение Церкви. — Области ведения Церкви и Государства. — Их отдельность и их союз.
- XXXVI. Государство и социальный строй. — Классы и сословия. — Сословность монархического строя. — Причины этого. — Бессословность и бюрократизм.
- XXXVII. Задачи осведомления и общения власти и народа. — Значение сословности.
|
|
|
- XXXVIII. Аристократический и демократический элементы в монархическом управлении.
- XXXIX. Право и свобода. — Их оттенки при различных основах верховной власти. — Демократическое построение обязанности на основе права.
- XL. Монархическая установка права на основе обязанности.
- XLI. Контроль подданных. — Ошибочность идеи Блюнчли. — Истинное место контроля. — Основа права на обязанности.
- ХLII. Свобода. — Самоуправление. — Свобода личности.
- XLIII. Консерватизм и прогресс. — Различные свойства различных основ власти.
- XLIV. Универсальность и совершенство верховной власти. — Сравнительные свойства монархии. — Ее возможное будущее.
- Завещание Государя Императора Александра III Наследнику
От издателей
Война, особенно с момента вступления в нее Советской России, вывела россиян из состояния дремоты, в которую они погрузились, обжившись и приспособившись в странах, куда их привела судьба, оживила уже начавшие потухать от безнадежности мечты о Грядущей России, а у некоторых и о возвращении на родину. Многие ли из числа мечтающих о Грядущей России рисуют себе с должной определенностью ее государственное и общественное устройство и представляют себе, чем они могут быть полезны в ее воссоздании и укреплении? Многие ли из числа стремящихся на родину уяснили себе, что они могут внести туда? Определили ли они то самое важное, самое необходимое, чего не могло образоваться в Советской России при существовавшем и продолжающем существовать там политическом, научном и нравственном гнете, при полной невозможности духовного и умственного развития вне узких рамок казенного материализма, но что было возможно выработать всюду за пределами «самой свободной» страны? Пришли ли они к тому убеждению, что величайшая потребность России — это национальная идея, идея, опирающаяся на все, что было лучшего в нашем прошлом, идея, взывающая к самым глубинным и самым могучим инстинктам русского народа? Пришли ли они к убеждению, что основная задача для русской эмиграции — это выработка целостного миросозерцания, во главу которого положены русские национальные нравственные, государственные и общественные принципы? Миросозерцание и убеждения не одно и то же. Убеждения — религиозные, политические, общественные и иные — это принципиальные положения, принятые для руководства в жизни, правила жизни. Эти правила — выводы, с неизбежностью вытекающие из данного миросозерцания, в краткой их формулировке. К сожалению, многие, обзаведшись подходящими по их мнению убеждениями, нисколько не обеспокоены тем, чтобы за этими убеждениями стояло соответствующее миросозерцание. Благодаря этому их убеждения оказываются лишенными какого-либо обоснования, а потому шаткими. Только тщательно выработанное миросозерцание дает непоколебимость убеждениям. В области политических убеждений можно быть человеком идейным, но одной идейности мало, нужно, чтобы она основывалась на серьезном политическом образовании, ибо без образования невозможна выработка миросозерцания. В монархической России представители национальных течений государственной мысли не считали для себя необходимым углубляться в исследование научных оснований и выяснение принципов своих политических убеждений. «Да разве у нас кто интересуется политическими книгами и следит за ними?... У нас политическая литература и наука и для министров-то «Филькина грамота»…, — говорил К.П.Победоносцев. «Чем больше я, — писал Лев Тихомиров, — наблюдаю наши общественные и правящие круги и администрацию, тем более убеждаюсь в их политической малосознательности... Спросите самого правоверного монархиста: почему он монархист и в чем его политическая вера? Кроме‚ стереотипных, славянских лозунгов «за самодержавие, православие и русскую народность» он ничего другого не сумеет сказать, определить и доказать». Эту «политическую малосознательность», естественно, вывезла с собой за границу и русская национально-мыслящая эмиграция. Хотя в ее среде не мало лиц, игравших в Царской России видную роль, но часто эти люди политически совершенно неподготовленные, даже не могущие доказать, почему они считают себя именно монархистами, а не чем-нибудь иным. Русская зарубежная молодежь являет в этом отношении картину еще более грустную. По младенчеству лет она не могла вывезти никаких убеждений из России; в значительной своей части она ее даже совсем не видела или не помнит. «Отцы по отсутствию ли или смутности своего миросозерцания, по недостаточному ли сознанию необходимости внедрения в своих детей, растущих за границей, русских национальных принципов, по трудности ни борьбы с местными влияниями, или в силу каких-либо иных обстоятельств, не вдохнули, за малыми исключениями, в своих детей русских национальных начал. Русская зарубежная молодежь в значительной части своей стала нерусской, хотя часто в то же время не слилась по духу с населением страны рассеяния. Между тем приближается момент, решающий судьбу большевизма.
Наступило уже время мечтающим о Грядущей России, мечтающим о действенной помощи в деле ее возрождения, мечтающим о возвращении на родину или родину отцов своих незамедлительно заняться всерьез приведением своего миросозерцания в соответствие с основной идеей, опирающейся на все, что было лучшего в родном прошлом, ибо только эмиграция, пользовавшаяся достаточной свободой и возможностью для выработки ее, может внести национальную идею, столь необходимую для возрождения России. Укрепление, а тем более выработка миросозерцания — дело серьезное, требующее времени и труда, работа тем более нелегкая, что производить ее приходится не только в порядке индивидуальном, но в порядке, так сказать, самообучения. В основу ее должно быть положено изучение русской истории в свете национальной идеи. Для этого необходимо, чтобы эта идея существовала в уме изучающего не в форме сухого утверждения, но облеченная плотью хотя бы теоретических доказательств. Самостоятельное установление этих доказательств не каждому под силу. Необходимые для этой цели книги, количество которых всегда было ограничено, в настоящее время достать почти невозможно, а такие классические труды, как труды Льва Тихомирова, стали положительно библиографической редкостью.
Лев Тихомиров является, без сомнения, самым крупным из идеологов русской национальной идеи; никто другой не обрисовал и не обосновал ее с такой полнотой, ясностью, логичностью, убедительностью и в то же время обьективностью и беспристрастностью, как он. Внешние факты жизни Льва Тихомирова таковы: родился 19 января 1852 г. на Кавказском побережье Черного моря в военном укреплении Геленджик, где отец его был военным врачом. Кончил курс керченской Александровской гимназии и осенью 1870 г. поступил в Московский университет. 11 ноября 1873 г. был арестован по делу 193-х. Пробыл более четырех лет в Петропавловской крепости, откуда освобожден в январе 1878 г. Не желая быть под административным надзором, он скрылся от родителей, у которых жил по освобождении и в октябре 1878 г. перешел на нелегальное положение. Летом 1880 г. обвенчался с Екатериной Дмитриевной Сергеевой. Летом 1882 г. он с женой эмигрировал за границу, сперва в Швейцарию, а затем во Францию, 12 сентября 1888 г. он подал на Высочайшее имя просьбу о помиловании и разрешении вернуться в Россию, что и было даровано ему Высочайшим повелением, состоявшимся 10 декабря 1888 г., 16 января 1889 г. Тихомиров выехал из Парижа и 20 был в С.-Петербурге. До конца августа 1890 г. он жил с матерью в Новороссийске, куда из-за границы приехала и его семья. 12 июля 1890 г. состоялось Высочайшее повеление об освобождении Тихомирова из-под административного надзора, и с 3 сентября того же года он поселяется в Москве. Скончался в октябре 1923 г. в Сергиевском посаде, под сенью Троице-Сергиевской лавры. Для некоторых из писавших о Льве Тихомирове, однако, личность и жизнь его кажутся совершенно исключительными. Вл. Маевский — автор наиболее обстоятельной биографии Льва Тихомирова — находит его жизнь настолько яркой и исключительной, что начинает свой очерк вопросом: «Почему о Льве Тихомирове до сих пор не написан роман? Если бы Достоевский прожил еще несколько лет, ему не удалось бы уйти от соблазна этой темы. Лев Тихомиров не только исключительно интересный образ смятенной души, не только яркая жизнь, но именно тема, замечательная фабула... В известном смысле это единственная фигура в истории русской революции». Для Веры Фигнер Лев Тихомиров «представляет редкий по характеричности тип человека, одна половина жизни которого составляет полную противололожность другой». Самый факт перехода из «прогрессивного» лагеря в лагерь «реакционеров», «обскурантов» и «мракобесов» не представляет ничего исключительного; издавна наши либералы и радикалы сокрушались, что из молодежи, «вдохновленной самыми высокими идеалами», выходят затхлые обыватели и чинуши. Поражать может, если позволено будет так выразиться, диапазон происшедшего изменения в миросозерцании, интервал между начальным и конечным тоном этого изменения. Автор пропагандных брошюр и пропагандист, один из самых ярких идеологов революции, член Исполнительного Комитета партии, организовавшей цареубийство, редактор ее партийного органа, ее главнейший идеолог и автор «Письма Исполнительного Комитета» императору Александру III после события 1 марта 1881 года, излагавшего желания партии, таков Лев Тихомиров в первой половине своей жизни. «Если мы отбросим все наговоры и неточности, — пишет он В.К.Плеве 7 августа 1888 года — остается все таки факт, что в течение многих лет я был одним из главных вожаков революционной партии, и за эти годы, сознаюсь откровенно, сделал для ниспровержения существующего правительственного строя все, что только было в моих силах».
Автор многих статей и брошюр, доказывающих всю бесцельность революционных и особенно террористических актов, поборник эволюции, сотрудник, а позднее и редактор-издатель наиболее националистической и монархической газеты «Московские Ведомости», самый крупный идеолог русского национализма; в бытность министром внутренних дел П.А.Столыпина, Высочайше пожалованный чином статского советника и назначенный членом Совета министра внутренних дел; Высочайше награжденный золотой табакеркой; в 1907-08 годах член Предсоборного Совещания; общественный и политический деятель, про которого, перефразируя его собственные слова, можно сказать, что он сделал все, что только было в его силах для укрепления, обоснования и пропаганды того правительственного строя, стремление к ниспровержению которого ранее составляло содержание многих лет его жизни, — таков был Лев Тихомиров во второй половине его жизни. Когда с бесспорностью выяснился факт «измены» Льва Тихомирова, на «ренегата» посыпались укоризны, обвинения и клеветы, устные, письменные и печатные. Дошло до того, что некий «старый экс-эмигрант» обвинял его в убийстве, а его жену в прелюбодеянии. Должно, однако, отдать справедливость, что революционные деятели, ближе знавшие Льва Тихомирова, в своих воспоминаниях того времени, воздавали ему дань уважения за его благородство, что он никого не выдал и через него не пострадал никто из его революционных сподвижников. Ближайшие друзья Льва Тихомирова, при известии об его «ренегатстве» ни на минуту не подумали о предательстве и не старались умалить его прежнее значение в революционном движении. Однако для некоторых из них факт ухода его из революционных рядов представлялся настолько невероятным, что они не допускали, чтобы он мог произойти не как результат психического заболевания. «Постоянное напряжение воли, столкновения в среде эмигрантов и революционные несчастья, постигавшие в России и за границей все начинания, в конец расшатали его нервы», — говорит Вера Фигнер. В этом состоянии отчаяния и распада все суеверия его предков, запрятанные в темных закоулках бессознательного, выплывают из глубин, оживают и завладевают им: он больше уже не атеист, он ищет Бога, ищет указания с небес... У Тихомирова созревает мысль обратиться к царю Александру III с просьбой о возвращении в Россию. Он признает преступность и греховность своей прежней деятельности и отказывается от прежних убеждений... Дальнейшая дорога определена, и по приезде в Россию он ультраконсерватор и ультрамонархист... Он положительно болен — психически болен...» Николай Морозов, отлично знавший Тихомирова, не разделяет, однако, этого мнения, он утверждает, что «этого всегда можно было ожидать.»
Революционеры более новой формации судят об эволюции миросозерцания Льва Тихомирова либо с обязательной партийной, либо с собственной специфической точки зрения. И тот и другой подход не блещет глубокомыслием. Странно, что создавались самые хитросплетенные гипотезы для объяснения метаморфозы в миросозерцании Льва Тихомирова, тогда как его происхождение, семейная обстановка, общественные настроения его времени, его духовный и умственный склад, склад глубокого, холодного и строго логического мыслителя, бесстрашно анализировавшего все сущее в своем стремлении к правде и истине наконец, его заметки, воспоминания и дневники, дают, казалось бы, достаточный материал для установления причин происшедшей в нем перемены. Со времени возвращения на родину Лев Тихомиров становится деятельным сотрудником «Московских Ведомостей» и «Русского Обозрения». Важнейшие из статей он выпускает отдельными изданиями: «Начала и концы», «Духовенство и общество в современном религиозном движении», «Конституционалисты в эпоху 1881 года», «Демократия либеральная и социальная», «Единоличная власть, как принцип государственного строения», «Знамение времени. Носитель идеала», «Земля и фабрика» и т.д. В 1905 году он выпускает свой основной труд — «Монархическая Государственность». Должно сознаться, что сочинения Тихомирова, вызывавшие одобрение высших правительственных кругов и даже таких скупых на похвалы лиц, как К.П.Победоносцев, имели очень мало читателей и поклонников среди интеллигенции, даже правого направления, левые их просто не читали, а правые находили их «чересчур серьезными», иными словами, скучными. Только революция 1905 года заставила растерявшуюся власть и общество вспомнить Льва Тихомирова, и взоры политических деятелей и кругов обратились на него как на эксперта и знатока по революционным делам, могущего высказать веское суждение. Со времени появления на свет «Монархической государственности» о Льве Тихомирове заговорили, как о самом умном человеке того времени. Лев Александрович стал желанным в правых политических кружках, куда его наперерыв зазывали, желая выслушать его мнение как признанного авторитета. Вспомнили и начали, едва ли не вновь, читать его политические статьи и отдельные книги. «Монархическая государственность», несмотря на свою как бы партийную тему, по своему научно-объективному содержанию и задаче ни мало не принадлежит к партийной литературе. Автор аппелирует к разуму, а не к чувству, почему столь ценный в деле выработки миросозерцания этот труд не пригоден для целей агитации и пропаганды. В значительной своей части он посвящен обрисовке общих основ государственности и установке основных принципов государственного права. «Мне кажется», — говорит автор в предисловии к этому труду, — «что история есть в значительной степени повествование о вообще крайне малой человеческой сознательности в деле устроения своего политического строя. Это одинаково проявляется в монархиях и республиках, у правителей и у народов. Величайшую пользу людям приносит, по моему суждению все то, что сколько-нибудь увеличивает вечно недостающую им политическую сознательность, то есть понимание тех законов, которыми живет человеческое общество и государство.» Будучи сам убежденным монархистом, Лев Тихомиров отнюдь не склонен считать, что монархический образ правления для всех народов во все периоды их исторической жизни, является наилучшим. Кроме того, каждая нация имеет свои, ей свойственные, пути культурного и в том числе государственного развития. «Власть в обществах и государствах,— говорит он — является только в виде монархии, аристократии или демократии…Необходимо признать все эти три формы власти особыми, самостоятельными типами власти, которые не возникают один из другого... Это совершенно особые типы власти, имеющие различный смысл и содержание. Переходить эволюционно один в другой они никак не могут, но сменять друг друга по господству могут... Смену форм верховной власти можно рассматривать как результат эволюции национальной жизни, но не как эволюцию власти самой по себе... Сами по себе основные формы власти ни в каком эволюционном отношении между собою не находятся. Ни один из них не может быть назван ни первым, ни вторым, ни последним фазисом эволюции. Ни один из них, с этой точки зрения, не может быть считаем ни высшим, ни низшим, ни первичным, ни заключительным...» «Монархическая Государственность» и по своему объему, и по чисто научному изложению, и по абстрактному сухому языку требует не чтения, а изучения, для которого не у каждого имеется время и которое не каждому представляется увлекательным. Новое переиздание этого капитального труда при существующих условиях и возможностях не представляется настоятельно необходимым.
В настоящий момент более соответственным является переиздание предлагаемого вниманию читателей труда Льва Тихомирова — «Единодержавие, как принцип государственного строения», дающего, по признанию самого автора, «очерк тех же идей», какие развивает «Монархическая Государственность», но в более кратком и простом изложении. Позволим себе надеяться, что настоящее издание принесет пользу не только национально или монархически настроенной части русской эмиграции, но всякому, кто пожелает себе уяснить по объективному источнику основные принципы государственного устройства, что оно хоть немного увеличит недостающую нам политическую сознательность, то есть понимание тех законов, которыми живет человеческое общество и государство, хоть сколько-нибудь расширит и укрепит наше миросозерцание.
I. Невнимание общества к пониманию принципов власти. — Их научная необследованность. — Важность обследования.
Свойства и значение различных принципов власти, действующих в политике и социальной жизни, в настоящее время возбуждают чрезвычайно мало интереса в массе публики. Можно даже сказать, что большинство и не подозревает, что в этой области есть целые «вопросы», полные жгучего значения. Это большинство, довольствуясь двумя-тремя ходячими афоризмами, убеждено, что тут нечего более и узнавать, особенно в отношении начала единоличной власти. Это, однако, большая ошибка со стороны общественного мнения, и притом ошибка, влекущая за собою множество практически вредных последствий.
Само собою разумеется, что политический принцип, действовавший в течение тысячелетий, не мог, понятно, не обнаружить с достаточной ясностью многих сторон своих. Но точно также издревле люди наблюдали и, стало быть, до известной степени знали множество явлений астрономических и метеорологических. От такого рода знания, однако, очень далеко еще до научной астрономии и метеорологии. То же самое можно сказать о наших знаниях социологических, и особенно политических. Во многих отношениях они в настоящее время даже более хаотичны, нежели во времена чистого эмпиризма, ибо эмпиризм, не доверяя силе обобщающей мысли, по крайней мере не смеет выходить из подчинения фактам. Он неспособен был овладеть ими и проникнуть во внутренний смысл их идеи, но, по крайней мере, не забывал их существования. Его выводы не достаточны и поверхностны, но не фантастичны. Между тем первые попытки обобщающей мысли, сознавшей свою силу, но еще не успевшей овладеть фактами, сплошь и рядом совершенно фантастичны и, так сказать, отрицают факты. В этой стадии развития находится наука об обществе, социология, которой развитие отвлекло силы современного ума от собственно политики и, сверх того, подрывает в политике старые эмпирические истины вторжением кое-как скомпонованных, каждое десятилетие меняющихся социальных теорий.
Развитие собственно политической науки в настоящее время весьма отстало от других наук, и человек, привыкший, например, к точной, твердой, научной постановке вопросов естествознания, филологии или даже политической экономии, — входя в область государственного права, чувствует себя в каком-то совершенно особом мире условностей, случайностей, противоречий. С трудом он может различить, что здесь действительно научно, т.е. составляет констатацию объективного факта и выяснение его внутреннего смысла, и что относится к области тех опаснейших недоразумений, которые создаются логикой, аргументирующей на ложных или фантастических посылках.
Такое состояние государственной науки еще более ухудшается от того, что она, не успев выйти из эмпирической стадии развития, захвачена была чрезвычайно сложной политической эволюцией, современных европейских стран, для объективного анализа которой у нее недоставало средств. Эта политическая эволюция европейской государственности при таком условии поколебала самые основные эмпирические понятия государственного права, не находившего в политической науке твердых основ для понимания текущих исторических явлений. Вместо того, чтобы руководить понятиями общественного мнения, государственное право при этом само в прискорбнейшей степени проникается его давлением и строит теории подчас столь же «научные», сколько была бы научна астрономия, если бы деятеля Пулковской обсерватории стали руководствоваться не показаниями телескопа, а рассказами окрестных обывателей деревень.
При таких условиях, политические понятия собственно общества, среднего круга людей, во многих других отношениях «образованных» в настоящее время оказываются запутанными до чрезвычайности. Для многих стало неясно самое понятие государства или власти, т.е. даже такие понятия, для уяснения которых политическая наука и государственное право могли бы дать публике очень многое, если бы пользовались его доверием. Даже в сфере этих элементарных понятий общество представляет легкую добычу самых диких отрицаний, самых фантастических надежд. Но само собой понятно, что человек, не знающий смысла государственности или власти, не может тем более ясно осознавать смысл частных форм государственности, с проявляющимися в ней формами власти монархической, аристократической или демократической.
Люди, знакомые с научным состоянием вопроса о формах власти, и достаточно пытливые, чтобы думать о них, конечно, не скажут, чтобы эти основы политики были настолько общеизвестны. Несравненно чаще, желая дать себе ясный отчет о действии различных форм власти, мы вынуждены придти к выводу, что многое в этой области не только не общеизвестно, а даже никому неизвестно, и еще стоит перед наукой как вопрос нерасследованный и неразрешенный. Человек, у которого потребность теоретического понимания окружающих явлений неспособна затихнуть перед обескураживающим зрелищем общего незнания, невольно вынужден делать попытки личных гипотез, как бы ни мало доверял себе. Таково, полагаю, действительное положение вопроса о формах власти, и если попытка рассуждения о государственном значении единодержавия могла бы быть неуместной, то никак не по общеизвестности вопроса, а скорее по его необследованности во многих существеннейших пунктах.
Это обстоятельство, однако, лишь увеличивает теоретический интерес вопроса.
Мы не можем сверх того забывать, что вопрос о власти, ее значении, форме и действии, имеет всегда, а особенно в настоящее время, не один теоретический интерес, а глубоко затрагивает наши обязанности гражданина.
Правильное понимание вопросов политической науки — приводит людей к познанию искусства правления, к умению сознательного формирования общественной жизни, а стало быть, и к разумному исполнению личных обязанностей члена общества и подданного государства.
А между тем формы власти стали ныне предметом великой исторической борьбы, от которой не в праве стоять в стороне ни один мыслящий человек, ибо здесь каждая малая сила на той или иной чашке весов способна дать перевес решениям неизмеримой важности.
Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 241; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!