Какова социальная сущность демократического устройства?



Говоря о социальной сущности какого-либо режима, в том числе демократии, следует быть особенно внимательным, чтобы не соскользнуть к хвалебному идеологическому самоописанию этого режима. О демократии со времен Токвиля написаны горы томов, увы, большей частью напичканные идеологией. При этом, благодаря наиболее глубоким и проницательным умам, социальная сущность демократии все-таки прояснилась.

Первый ключ дает парадоксальная формула Бенджамена Франклина: «Демократия — это правила поведения, о которых договорились между собой хорошо вооруженные джентльмены» (выражаю благодарность А.А.Аузану за указание на этот афоризм). Здесь есть три явных компонента сущности демократии и два латентных.

Первое — центрированность на правилах как результате договоренностей (ничего о народном благе, о счастье для каждого, о высших ценностях и идеалах, о справедливости, об естественных правах, о лучших представителях нации и т.п.).

Второе — указание на равенство, хотя бы примерное, договаривающихся о правилах сторон. Иными словами, договор имеет совершенно четко горизонтальный характер.

Третье — обеспеченность договаривающихся сторон собственной силой («хорошо вооружены»), с которой считаются, но которую не пускают в ход, предпочитая этому договоры и поведение по правилам.

Четвертый (латентный) признак — наличие у джентльменов собственности и признание ими прав собственности вообще как гарантии сохранения своей собственности.

Пятое, также латентное, качество заключено в подразумеваемых морально-политических качествах «джентльменов». Чтобы почувствовать их значимость, следует подставить в формулу Франклина любых антиподов джентльменства, например, люмпенов, холопов, жуликов, шпану.

Гони нравственные и политические ценности в дверь, они влетят в окно. Очистить социальную сущность от нормативных, соответственно, в той или иной мере идеологических, качеств не удалось. Именно в джентльменстве оказались укрыты следующие явно позитивные характеристики договаривающихся сторон:

· джентльмен уважает честную игру на равных и выполняет условия договора (отсюда «джентльменское соглашение»);

· джентльмен уважает другого джентльмена, не будет мстить ему, унижать и уничтожать его, отбирать у него собственность, даже когда выиграет;

· джентльмен не теряет свое лицо, для него важна публичность, поэтому он преследует не только и не столько личные эгоистические интересы, но и интересы сообщества, по меньшей мере, сообщества других джентльменов;

· настоящий джентльмен — всегда патриот своей страны, уважающий ее граждан и дорожащий их уважением, джентльмен хочет жить в сообществе других джентльменов, которые признают его достоинство и с которыми можно надежно договариваться, поэтому патриотизм для него — это еще и разумный эгоизм.

Созданный здесь идеалтипический образ джентльмена настолько возвышен и светел, насколько, вероятно, далек от исторической реальности Великобритании и Америки эпохи Франклина, не говоря уж о других частях света, других эпохах и традициях.

При обсуждении вопросов демократического транзита одной из самых безнадежных позиций представляется морализаторство: «вначале совершенствуйтесь нравственно (например, станьте цивилизованными джентльменами), а только потом можете надеяться на демократизацию». Более продуктивным является социологический подход, согласно которому сами нравственные, например, «джентльменские», качества являются продуктами определенных социальных структур и практик. Поэтому, не забывая о зафиксированных выше джентльменских добродетелях договаривающихся сторон, обратимся к более поздним трактовкам сущности демократии.

Йозеф Шумпетер указывал, что характерной чертой демократического правления является не отсутствие, а наличие элит, конкурирующих между собой в борьбе за голоса избирателей [Шумпетер 1995]. Несложно видеть, что здесь шумпетеровские «конкурирующие элиты» играют ту же роль, что франклиновские «джентльмены».

Роберт Даль считал, что демократия в своей основе имеет полиархию — соревнование, открытое для участия. Фактически, здесь имеется виду политическая конкуренция, соревнование между центрами силы [Даль 2003].

Рэндалл Коллинз развивает идеи Шумпетера об элитах и Даля о полиархии, когда говорит о том, что сущность демократии — это коллегиально разделенная власть [Collins 1999, P.114].

Коллегиально разделенная власть (далее КРВ) — это не коллегиальный орган власти (типа Политбюро ЦК КПСС, Правительства РФ или Администрации Президента), а взаимосвязь нескольких взаимоограничивающих властных органов, каждый из которых осуществляет определенный набор функций (например, судопроизводство или законодательство) и может представлять те или иные заинтересованные в политике силы (влиятельный слой, большую группу населения, часть страны, всех избирателей и т.п.). 

Коллинз поясняет понятие уровня КРВ через воображаемый континуум. На его нижнем полюсе — централизованная иерархия подчинения во главе с автократом (ну не знал Коллинз термина «вертикаль власти»!). По мере повышения уровня КРВ растет число коллегиальных структур и растет их доля власти в сравнении с властью центральной иерархии (очевидно, неустранимой даже в федеративном государстве).

Что же за социальная структура стоит за формальным политическим разделением властей? Это ни что иное, как селекторат — коалиция центров силы, о котором говорили Буэно де Мескита, Бесли и Кудамацу. Иными словами, тот самый селекторат («элиты»), который в некоторые, правда довольно краткие, периоды обеспечивает эффективность авторитаризма для социального и экономического развития, при некоторой добавке может дать импульс к демократическому транзиту. Что же это за добавка?

 

Демократический транзит —
следствие одной из стратегий центров силы

Будем исходить из известного тезиса о том, что демократия есть «случайный итог» [Przeworski A. 1988] или «побочный продукт» политической борьбы [Rustow 1970; Weingast 1997; Collins 1999; Гельман 2007], точнее, стратегий борьбы между центрами силы в исторически сложившейся ситуации полиархии.

Рассмотрим в общем плане базовые интересы и главные стратегии центров силы, обладающих примерно равными политическими ресурсами (богатством, легитимностью, организационными структурами, средствами насилия). Прежде всего, значимо сохранение имеющихся ресурсов, а также создание такого политического устройства, которое минимизирует риск потери ресурсов и позволит их увеличивать.

На первый взгляд, лучшая стратегия — победить и подавить остальные центры силы, захватить верховную власть, лишить всех возможных соперников их ресурсов и жить припеваючи. С подобными мотивами совершаются обычно путчи, заговоры и перевороты. Такова узурпаторская стратегия («победитель получает все» ср. [Гельман 2007]). Получившиеся режимы редко бывают долговременными и практически никогда — социально и экономически эффективными, поскольку селекторат уничтожен (см. выше результаты Бесли и Кудамацу).

Следующая более мягкая стратегия может быть названа коалиционно-авторитарной. Центры силы договариваются между собой о правилах и ограничениях в борьбе, прежде всего, это касается запрета на политические репрессии и на отъем собственности (ср. «демократия элит», «пакты»,«картельные соглашения»[Гельман 2007]). Также делаются усилия по формальному или негласному ограничению власти верховных правителей. Поскольку такая коалиция центров силы заинтересована в стабильности положения в стране, она использует разного рода рычаги для «дисциплинирования» верховных правителей, например, ограничивая налоговые тяготы или даже принуждая к прогрессивным экономическим новациям. Именно такая ситуация сильного и национально-ориентированного селектората, согласно Бесли и Кудамацу, служит объяснением случаев экономически успешного авторитаризма, но и то только в период индустриализации.

Порок такого, даже мягкого и временами эффективного, авторитаризма — неустойчивое равновесие, систематические кризисы при смене правителей, недостаточность преград для узурпации власти, непреодолимые стимулы элит к эксплуатации масс, что рано или поздно ведет к социальным взрывам [Гайдар 2006]. Для самих центров силы основным дефектом такого устройства оказывается фактор огромной трудности (часто, невозможности) сохранить коалицию при смене поколений, сохранить достигнутые соглашения и ограничения, когда их авторитетные создатели уходят в лучший мир.

Уже в рамках авторитаризма был найден магистральный цивилизационный путь смягчения встрясок при смене власти. Эту роль играет формальное, писаное право, своды законов (кодексы). Обычно, ядром таких кодексов были нормы — кого и за что следует лишать свободы, подвергать наказаниям, лишать собственности или казнить. Соответственно, лица, в том числе представители центров силы, не нарушающие законы, могли апеллировать к кодексу, когда подвергались притеснениям, репрессиям, например, по мотивам политической борьбы.

Опять же в рамках авторитаризма, даже самые совершенные и уважаемые кодексы не давали надежных гарантий от политических пертурбаций. Верховная власть при авторитарной системе всегда способна либо воздействовать на судей, либо поставить новых, либо поменять к своей выгоде сам свод законов.

Как говорилось выше, для России путь авторитаризма особенно бесперспективен вследствие укоренившейся практики радикальных переделов при смене верховной власти. Посредством этих переделов и репрессий «русская власть» как раз и уничтожает нарождающийся селекторат, что бы ничем и никому не быть обязанной, никем и ничем не быть ограниченной [Пивоваров, Фурсов 1999; Дубовцев, Розов 2007].

Здесь мы приходим к пониманию той необходимой и достаточной добавки, которая обращает политическое поведение центров силы (селектората) к движению в сторону демократии. Назовем следующую стратегию центров силы конституциалистской.

Как центрам силы оградить себя от произвола верховной власти в отношении законов и судей? Через разделение властей, прежде всего, утверждение независимости законодательных органов и судов от исполнительной власти.

Как центрам силы сохранить важные коалиционные соглашения, ограничения верховной власти, свою способность влиять на нее, сменять ее при смене поколений? Через распространение формальных сводов законов, определяющих политическое устройство, через жесткие писаные правила регулярной ротации власти (ср. «борьба по правилам»[Гельман 2007]).

Поскольку каждый центр силы стремится получить максимальный контроль над государственным аппаратом (в исполнительной, законодательной и судебной ветвях), — к кому апеллировать как верховному арбитру? Исторически ответами на этот вопрос были «воля богов» (жребьевка, обращение к оракулам, жрецам, церковным авторитетам), поочередная ротация, а также выборы на узких закрытых заседаниях представителей и лидеров тех самых центров силы (дожей, бояр, родовитых аристократов, крупнейших землевладельцев, военачальников, позже — банкиров и промышленников). К демократии приводит только обращение к обществу, гражданам как верховному арбитру, соответственно, появление публичной политики как состязания политиков, групп, партий за доверие граждан. При этом заключается т.н. «хороший пакт» (правила гласны, формальны и открыты для новых участников) в отличие от «плохого пакта» (правила неформально устанавливаются тайным сговором, доступ аутсайдерам закрыт [Гельман 2007]).

При этом центры силы начинают взвешивать вес и влияние друг друга уже не родовитостью, не количеством земли, крепостных душ, капиталов, не «калибром кольта», а общественным признанием. Отсюда — значимость выборов и голосования, через которые это признание измеряется и трактуется как уровень легитимности избранных.

Чтобы получить признание граждан надо что-то им обещать, а чтобы потом не потерять признание, нужно хоть в какой-то мере выполнять обещанное. В том числе прислушиваться к общественным движениям и инициативам разного рода, делать им уступки, использовать их поддержку в собственной политической борьбе и т.д. Отсюда и «нечаянная радость» — позитивный побочный эффект демократии: развитие защиты прав, свобод, собственности граждан, принципов равенства и т.д.

Крайне важно, что взаимный контроль центров силы принуждает к честной игре. Честность выборов поддерживается заинтересованностью основных политических игроков (прежде всего, партий) в контроле над тем, чтобы никто не получил излишнего (незаконного) уровня легитимности. Разумеется, роль свободной прессы, общественного мнения, политической культуры также велика, но именно эффект взаимоконтроля участников селектората, а также органов и акторов КРВ представляется структурно главенствующим.

Наконец, для контроля честной игры необходимы формальные правила, причем нарушение этих правил любым политическим игроком ведет к «потере лица» и делегитимации. Отсюда другой полезный побочный эффект: повышается уровень политической нравственности — «джентльменства», суть которого в том, что честные политики как джентльмены выполняют формальные правила, договоры и принятые обязательства.

Таким образом, сущность демократического транзита представляется двухчастной (а сам переход, вероятно, двухэтапным). Прежде всего, должна появиться устойчивая коалиция центров силы («селекторат»). Далее эти центры силы по каким-то причинам должны выбрать конституалистскую стратегию, включающую те или иные формы: 1) разделения властей, 2) регулярной ротации власти и 3) публичной политики как открытого состязания за признание (голоса) граждан.

 

Узкая тропинка демократизации
 — основные развилки

Несложно показать, насколько далека сегодняшняя Россия от реальной демократии (см. пять критериев в начале статьи), более того, насколько далеки ее условия от благоприятных для демократизации, соответственно, насколько малы (чтобы не сказать, ничтожны) шансы демократического развития.

Зададимся задачей более сложной и более конструктивной. Определим априорно, какая последовательность существенных структурных изменений могла бы привести к демократии, выделим в этой последовательности главные развилки (точки бифуркации).

Пользуясь формализацией Р.Даля [Даль 2003], развернем его бинарные переменные «нет участия/есть участие» и «нет конкуренции/есть конкуренция» в более дробные шкалы «масштаб участия» и «качество конкуренции» (рис.1). В этом параметрическом пространстве удобно отобразить первые три развилки.

Тот же путь можно представить как единственную траекторию, проходящую через разветвляющийся лабиринт комнат, причем, попав в каждую комнату, можно пройти дальше, только выбрав одну из двух дверей (развилка). Настоящая (не имитационная) и устойчивая демократия устанавливается лишь при «позитивном» выборе пути в каждой комнате.

Рис.1. Первые три развилки становления реальной демократии в параметрическом пространстве «масштаба участия» и «качества конкуренции». Пунктирные линии показывают наиболее вероятные исходы «негативных» альтернатив: к диктатуре вследствие борьбы по принципу «победитель получает все» и к слабому авторитаризму в результате сговоров – закрытых картельных соглашений.

 

Первая комната обозначается как системный кризис. Без такого кризиса не просматриваются факторы существенных изменений политического режима в современной России (оппозиция практически отсутствует, население политически пассивно и в своем большинстве лояльно авторитарной власти, даже при будущем недовольстве скорее следует ожидать не требований демократизации, а поклонения новым популистским лидерам и лозунгам). О том, что страна будет неминуемо «втянута» в кризис (в первую «комнату» с развилкой) пишут многие аналитики [Яковенко 2002; Аузан 2004; Белоусов 2005; Делягин 2005 и др.].

Далее, шанс России на становление реальной (не имитационной) демократии определяется успешным прохождением следующих развилок.

· Развилка 1 «Следствия кризиса: новый захват власти или полиархия». Политический итог надвигающегося системного кризиса и деструкции нынешнего режима — захват полноты власти новой авторитарной группировкой либо появление автономных акторов — центров силы со сравнимыми ресурсами. Заметим, что появившаяся полиархия изначально не является «закрытым клубом». Центрами силы становятся те, кто по факту обладает достаточной организационной, финансовой, силовой мощью и популярностью. Поэтому появление полиархии — это непременно сдвиг по шкале масштаба участия к ступени «высокий ценз силы и ресурсов» (рис.1). Вопрос, требующий специального обсуждения — каковы возможные и наиболее вероятные претенденты на роль таких центров силы? Партии? Гражданские структуры? Общественные движения типа «солдатских матерей», «автомобилистов», «владельцев садовых участков»? Противостоящие друг другу «силовики»? Финансово-промышленные группы? Крупные государственные корпорации? Союзы губернаторов? Бизнес-сообщества разного уровня? Будущие независимые профсоюзы? Составные коалиции этих акторов? Список открыт.

· Развилка 2 «Характер борьбы за власть: война или состязание». Новые центры силы ведут борьбу на уничтожение («победитель получает все») либо заключают взаимоприемлемые договоренности об ограничении переделов и о сохранении проигравших на политической арене. Здесь либо резко сокращается состав акторов и падает качество конкуренции (такая борьба чревата установлением диктатуры), либо сохраняется основной состав акторов, сохраняется масштаб участия и повышается качество конкуренции (рис.1).

· Развилка 3 «Характер состязания: сговор или публичная политика». В политической борьбе получает преобладание ставка на создание закрытых клик, на силовые, закулисные, бюрократические действия либо публичная политика как честная игра по формальным правилам, где выборы не предопределены и на основе их результатов происходят реальные ротации и перераспределения власти. Здесь либо состав акторов («клуб игроков») замыкается, соответственно, снижается масштаб участия (новичков не допускают), с вероятным последующим соскальзыванием к слабому авторитаризму, либо, напротив, политическое поле открывается для новых игроков, арбитром становится общество, что напрямую связано с гласными формальными правилами, принципами ротации власти и разделения властей (рис.1).

· Развилка 4 «Результат публичной политики: успех или неуспех демократически избранной власти». Новая пришедшая демократическим путем к власти группировка будет неэффективной, действующей в условиях неблагоприятной внешней конъюнктуры, что приведет к делегитимации самих демократических правил, откату к авторитаризму, либо будет эффективной и успешной при относительно благоприятной конъюнктуре.

· Развилка 5 «Следствия успеха: получившая признание власть сохраняет себя или сохраняет правила ротации». Новая успешная, получившая общественное признание власть закрепит свою монополию, подавляя оппозицию, снижая и отменяя значимость публичной политики как честной игры, либо сохранит эти правила и пойдет на новые выборы с реальной готовностью их проиграть.

·


Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 493; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!