Другой, третий, и разбрелись все в разные стороны — никак толку не доберутся.
Выскочил сам барин и пустился в лес; а Климка того и ждал, спрыгнул с дерева, подбежал к коляске и вмиг очутился на козлах; приударил коней по бедрам и покатил себе... Барин пришел назад — нет ни барыни, ни Климки на дереве, только пыль по дорожке вьется! Догадался и воротился пешком домой. Велел позвать Климку: «Ты украл барыню?» — «Я». — «Отдай назад!» — «Нет, барин, шалишь! Не на то воруют, чтоб назад отдавать. Выкупи — твоя будет». — «Что возьмешь?» — «Коробочку серебра». Барин согласился. Климка вырыл яму, поставил на нее коробку, да в коробке-то дно продырявил. Барин сыпал-сыпал, яма не насыпается, Климка, барыней не меняется. Надоело барину сыпать, опостылел ему Климка, велел бросить его в море.
Зашили раба божия в куль, положили на бережок, пошли искать камень на шею; а Климка-вор в куле катается, громким голосом разливается: «Сударе бояре! Явите божию правду; на воеводство меня посылают, судить-рядить заставляют, а я воеводою быть не гожусь!» Проходил мимо какой-то боярин, вслушался в эти речи, подошел и спрашивает: «Что ты говоришь, братец?» — «На воеводство меня посылают, судить-рядить заставляют, а я воеводою быть не гожусь!» — «Пусти меня на свое место; лезь вон!» Забрался боярин в куль, уж считал себя за воеводу — да попал в воду; а Климка вышел на простор, загулял вольным казаком, кутил-мутил, пока буйну голову сложил.
Сноски
Сноски к стр. 106
1 Оброточек (оброт) — уздечка без удил с одним поводком для привязи (Ред.).
|
|
|
388
F
Живал-бывал Наум. Вздумал Наум воровать идти. Пошел один; попался ему навстречу Антон. «Ты куда, Наум?» — «Взбрело мне на ум воровать идти; а ты куда, Антон?» — «Я сам думаю о том!» — «Ну так пойдем вместе». Вот и пошли двое; идет навстречу Влас, спрашивает их: «Ты куда, Наум?» — «Да взбрело мне на ум воровать идти». — «А ты, Антон?» — «Я сам думаю о том!» В свой черед и они спрашивают: «Ну а ты куда, Влас?» — «Я давно поджидаю вас!» Вот пошли все вместе и держат такой совет: «Куда ж нам воровать идти? Если к попу — у попа деньги трудные1, если к купцу — у купца то же самое; пойдемте-ка к судье, у судьи деньги нетрудные». Пришли к судье; у него ворота заперты, а собаки злющие. «Нет, видно, сюда не проберешься!» — стали говорить Антон с Власом. «Вот еще! — сказал Наум. — Притащите соломы, заверните меня да спустите за ограду; я вам ворота отопру».
Сказано — сделано. Завернули Наума в солому и перекинули за ограду; он покатился прямо к кладовой, достал оттуда мешок муки, насыпал в корыто, развел-замесил на крепком вине и поставил собакам. Собаки бросились на месиво; до того нажрались, что ни одна и с места не может сойти. Наум взял перевязал всех собак хвостами по паре и повесил на
|
|
|
108
ограде, потом отворил ворота, впустил товарищей, и пошли они замки ломать да амбары обчищать. Много набрали всякого добра. Стали добычу делить; всё поделили, остается енотова шуба, как с ней быть? Наум говорит: «Шуба мне следует; я выдумал и собак окормить и ворота отворить». — «Нет, брат, жирно будет!» — «Коли так, я пойду к судье; он горазд судить и рядить; пусть-ка нас рассудит!»
Вот пошел Наум в комнаты, а Влас да Антон стали под окно слушать. У судьи совесть-то нечиста, так ночью не спится. «Это ты, Иван?» — спрашивает судья. «Я», — отвечает вор. «Расскажи-ка мне сказочку». — «Пожалуй, скажу: живал-бывал Наум, взбрело ему на ум воровать идти...» — и начал рассказывать все дело, как было; дошел до того, как они трое за шубу поспорили, и говорит: «Сам рассуди, кому шубу взять?» — «Кому? Да, разумеется, Науму». — «Мне и самому то ж думается!» — «Что ж дальше-то было?» — «А дальше спать пора!» — сказал Наум и ушел из комнаты. Приходит к своим товарищам: «Ну что? Чай, сами слышали, кому шуба следует!» — «Мы и не стоим теперь за нее, возьми себе и владей на здоровье!» — отвечали Антон и Влас. После того распрощались и пошли в разные стороны, а судья остался с пустыми амбарами и без шубы.
|
|
|
Сноски
Сноски к стр. 107
1 Трудовые.
389
G
Жил-был мужик; у него было три сына. Повез отец большого сына в лес; возил его, возил, вот парень увидал березу и говорит: «Батюшка! Если б сжечь эту березу на уголья, завел бы я себе кузницу и пошел молотком постукивать да денежки выколачивать». — «Ну, — думает мужик, — в этом сыне будет прок!» Потом взял середнего сына и завез в лес; увидали они большой дуб, и говорит сын отцу: «Батюшка! Если б срубить этот дуб, стал бы я плотничать, топором деньги зарабатывать». — «Слава богу, — думает мужик, — и в этом прок будет!» Опосля взял меньшого сына Ваньку; возил его, возил по́ лесу — Ванька все молчит, ни единого словечка не проронит; только выехали они из лесу — ведут мясники корову. «Батюшка, — говорит сын, — как бы украсть эту корову?» — «Э, да ты этакой! — отвечает отец. — Ступай же от меня, куда сам знаешь! Видно, ты — не кормилец мне». — «Ну что ж! Коли гонишь, я себе дядю найду».
Долго ли, мало ли искал он, и нашел-таки дядю. «Возьми, — просит, — меня в товарищи». — «Возьму, — говорит в ответ названый дядя, — если украдешь из-под дикой утки яйца, да так украдешь, что она и не услышит и с гнезда не слетит». — «Экая диковина!» Вот отправились они вместе, нашли утиное гнездо и поползли к нему на брюхе; пока еще дядя подкрадывался, а парень уж все яйца из гнезда повыбрал, да так хитро, что птица и пером не шевельнулась; да не только яйца повыбрал, мимоходом у названого дяди из сапог подошвы повырезал. «Ну, Ванька, нечему тебя больше учить, ты и сам большой мастер!» С той самой поры начал Ванька воровством промышлять: что ни попадет под руку — все тянет!
|
|
|
109
Собрались горожане, люди торговые, посадские, пришли к королю и стали челом бить: «Такой-де вор проявился, что берегись — не убережешься, сторожись — не устережешься; захочет — среди белого дня разденет до нитки!» Приказал король призвать к себе вора. «Правда ли, — спрашивает у него, — будто ты такой хитрый вор, что берегись — не убережешься, сторожись — не устережешься?» — «Правда, ваше королевское величество!» — «Коли так, уведи у меня жеребца из конюшни; украдешь — помилую, а не украдешь — мой меч, твоя голова с плеч!» — «Украду, ваше королевское величество!»
Король нарядил на конюшне строгий караул; а вор Ванька дождался вечера, переоделся, чтоб его не спознали, взял бочонок с водкою, притворился пьяным, и идет через королевский двор, идет-шатается, из стороны в сторону качается. Увидали его конюхи: «Эк нализался! Чуть на ногах стоит!» — «Стой, братцы, — говорит один, — ведь у него бочонок-то с вином; давайте зазовем его к себе да поделимся винцом; веселей сторожить будет». — «И впрямь так!» — закричали другие; тотчас подхватили вора под руки, привели в конюшню: «Оставайся, брат, с нами; куда тебе идти! К завтрему проспишься и пойдешь домой».
Ванька повалился на солому и захрапел, будто совсем спит. Тут конюхи стали к бочонку прикладываться; осушили весь до дна, опьянели, попадали наземь и крепко заснули. А вор тому и рад, отвязал королевского жеребца и увел к себе. Наутро хватился король — нет любимого коня. Послал за Ванькою: «Ты увел жеребца?» — «Я, ваше величество». — «Хорошую шуточку сшутил ты; ну, эту шутку я тебе прощаю, только уходи поскорей из моего царства, не то, добрый мо́лодец, несдобровать тебе!»
390
H
В некотором царстве стояла небольшая деревня; в этой деревне жили два брата; один помер, и остался после него сын — записной вор Сенька Малый. Уж куда-куда ни отдавал его отец в науку — все не вышло толку. «Что ж ты не учишься? — спрашивают, бывало, у него отец с матерью. — Али целый век хочешь дураком изжить?» А Сенька так и брякнет в ответ: «Коли хотите вы от меня хлеб-соль видеть, отдайте воровству учиться; другой науки и знать не хочу!» Вот как помер отец, Сенька Малый не стал долго думать, пришел к дяде и говорит: «Пойдем, дядя, на работу; ты будешь воровать, а я тебе помогать». — «Ладно, пойдем!»
Вот и пошли; идут мимо болота, глядь — дикая утка в камышах гнездо свила и сидит себе на яйцах. «Давай-ка утку изловим!» — говорит дядя и стал подкрада́ться; только птицы не поймал, понапрасну с гнезда согнал. А Сенька Малый шел позади и вырезал из дядиных сапогов подметки. «Ну, Сенька, — сказал дядя, — я хитер, а ты хитрее меня!» Идут они дальше; а навстречу им три мужика, ведут на базар быка продавать. «Как бы нам, дядюшка, этого быка достать?» — спрашивает Сенька. «Эх ты; ведь теперь не ночь; серед бела дня не украдешь». —
110
«Небось украду!» — «Что ж ты, али и взаправду мудреней дяди хочешь быть?» — «А вот увидишь!»
Сенька Малый снял с правой ноги сапог, бросил на дорогу и укрылся с дядей в сторонке. Мужики дошли до этого места. «Стой, ребята, — закричал один, — вишь какой славный сапог валяется». — «Хорош, да что с ним делать-то? Кабы пара нашлась, можно бы взять; а теперь что? Одна нога в сапоге, а другая в лапте!» Посудили, подумали и, не взяв сапога, пошли прочь. Сенька тотчас надел правый сапог, а левый снял; забежал вперед, кинул его на дорогу и спрятался в канаву. «Стой, ребята, — закричал тот же мужик, — вот и другой сапог. Знать, какой-нибудь Разувай Федулыч растерялся. Ну-тко, братцы, вперегонки за тем сапогом! Ведь годятся на вечеринки к девкам ходить». Бросили быка и пустились вперегонки назад; а Сенька Малый того и добивался, подхватил сапог и погнал быка в сторону; загнал его в болото, отрубил голову и приставил ее опять на прежнее место.
Мужики пробегались попусту; воротились — нет быка; пошли искать, искали-искали, ходили-ходили и набрели на болото. «Ишь куда нелегкая его угораздила! Прямо в тину затесался! Надо, — говорят, — вытаскивать...» Достали веревку, сделали петлю, набросили с размаху и зацепили за рога, понатужились да как дернут — так все наземь и попа́дали. «Ахти, какое горе! Ведь совсем быка загубили, как есть голову оторвали!» Делать нечего, пошли мужики домой с пустыми руками; а Сенька Малый позвал дядю, вытащили вдвоем быка, содрали кожу, разрубили мясо на части и стали делиться. Дядя говорит: «Неужли ж делить поровну? Я старше, мне следует больше!»
Сенька обиделся, схватил бычью кожу и ушел от дяди; забрался в кусты, вырезал два березовых прута и принялся хлестать по коже. Хлещет да во все горло выкрикивает: «Батюшки! Не я один крал, дядя помогал!» Дядя услыхал это. «Ну, — думает, — попался Сенька!» — и приударил с испугу домой; а Сенька сбегал за лошадью, поклал всю говядину на воз, отвез ее в город и продал за чистые денежки.
На другой день пришел Сенька Малый к дяде, зовет государеву казну воровать. «Пойдем, — говорит, — на работу; ты будешь воровать, а я тебе помогать». Вот пришли ночью к царскому дворцу; у ворот стоят часовые — как тут ухитриться? Сенька Малый подкопался под угол, залез с дядей в кладовую и ну набивать карманы. Что тут золота, что серебра они утащили! Полюбилось им это дело, и повадился Сенька кажную ночь ходить в царскую кладовую да забирать деньги.
Захотел царь посмотреть свою казну, видит — что-то неладно, много добра распропало; со́звал совет и стал спрашивать: как бы умудриться да вора поймать? И придумали сообща: у той самой дыры, куда вор лазит, поставить большой чан со смолою. Как сказано, так и сделано; целый день смолу топили да всё в чан лили. Вечером поздно зовет Сенька Малый дядю на промысел. «Пойдем, — говорит, — ты будешь воровать, а я тебе помогать». Вот пришли к царской кладовой. Сенька Малый стал посылать дядю: «Ты полезай наперед, а я за тобою!» Дядя полез — и прямо в чан угодил; как закричит благим матом: «Ох, смерть моя!
111
В смолу попал». Сенька думал было его вытащить, возился с ним, возился, нет — ничего не поделаешь! «Пожалуй, — думает, — по нем и меня дознаются!» Взял отвернул ему голову и понес к тетке: так и так, сказывает ей, пропал дядя ни за грош!
Наутро доложили царю: который-де вор казну воровал — нынче в смолу попал, только головы нету. Царь приказал заложить тройку лошадей с колокольчиком и везти мертвое тело по всем селам, по всем городам: не найдутся ли сродники? Коли станет кто по нем плакать, сейчас того хватать да в кандалы ковать. «Тетушка, — спрашивает Сенька, — хочешь поплакать по своем муже?» — «Как же не хотеть, родимый? Все-таки муж был!» — «Слушай же: возьми новый кувшин, налей молока и ступай навстречу: как увидишь, что везут твоего покойника, спотыкнись нарочно, разбей кувшин и плачь себе вволю». Тетка взяла новый кувшин, налила молоком и пошла навстречу.
Вот везут мертвое тело, и как только поравнялись с нею — она вдруг будто споткнулась, разбила кувшин, разлила молоко и начала громко плакать да причитывать: «Свет ты мой! Как мне жить без тебя?» Сейчас набежали со всех сторон солдаты, окружили бабу и стали допрашивать: «Говори, старая, о чем голосишь? Не признала ли покойника? Что он — муж тебе, брат али сват?» — «Батюшки мои ро́дные! Как же не плакать мне? Сами видите, какая беда надо мною стряслась: разбила кувшин с молоком!» — и опять принялась выть. «Экая дура, нашла о чем плакать!» — говорят солдаты, и поехали дальше.
На другой день докладывают царю: где-где ни возили покойника, никто не сказался из сродников, никто по нем не поплакал; только и слез видели, что одна старуха кувшин разбила да над черепьём голосила. «Что ж вы ее не хватали? — говорит царь. — Кто другой, а уж она наверно знает про вора!» — и опять-таки приказал возить мертвое тело по всем селам, по всем городам. «Тетушка, — говорит Сенька Малый, — хочешь похоронить дядю?» — «Как же не хотеть, родимый? Все-таки муж был!» Сенька запряг лошадь в телегу, приехал в ту саму деревню, где с мертвым телом ночевать пристали, и просится на постоялый двор. «Куда тебе? — сказывает хозяин. — Вишь сколько народу наехало». — «Пусти, добрый человек! Ведро вина куплю». Услыхали солдаты. «Пусти!» — говорят. Сенька купил ведро вина и напоил всех допьяна; крепко заснули и хозяин и сторожа, а Сенька Малый отпер ворота и увез покойника.
Поутру проснулись солдаты, собираются ехать и сами не знают: как быть, что делать? Воротились к царю; доложили, что мертвое тело ночью выкрадено, а кем и как — неведомо. Царь созвал совет и опять спрашивает: нельзя ли как умудриться — изловить вора? Совет и придумал поставить на таком-то лугу целую бочку вина, при ней кучу денег рассыпать, а в стороне часового спрятать; известное дело: вор не утерпит, придет воровать, напьется пьян — тут его и хватай! Сказано — сделано. Сенька Малый выбрал темную ночь и пошел воровать; приходит на луг, стал было деньги огребать, да почуял, что вином пахнет: «Дай винца попробую!» Попробовал — славное вино, сроду такого не пивал! «Ну-ка
112
еще!» Пил-пил и напился пьян как стелька; и с места не сошел: где воровал, тут и уснул.
А часовой давно его заприметил. «Ага, — думает, — попался, любезный! Теперь полно по свету гулять; насидишься в сибирке1!» Подошел к Сеньке Малому и обрезал ему половину бороды: коли и уйдет, так было́ б признать по чем. «Пойду теперь — доложу по начальству». Пока добрался часовой до начальства, уж светать стало; Сенька проснулся, опохмелился, хвать рукой за бороду — половины как не бывало. Что делать? Думал, думал и надумался; пошел на большую дорогу и давай всякого встречного-поперечного таскать за бороду, кого ни ухватит — так половина бороды и прочь! Как тут вора узнать? Выпутался Сенька из беды, отрастил снова бороду и стал себе жить-поживать, в чужое добро лапы запускать; и долго бы жил, да вот недавно повесили.
Сноски
Сноски к стр. 112
1 Сибирка — арестантская при волостном правлении или полицейском участке (Ред.).
ВОРОВАТЫЙ МУЖИК
220
Жила-была старуха, у ней было два сына: один-то помер, а другой в дальню сторону уехал. Дня три спустя как уехал сын, приходит к ней солдат и просится: «Бабушка, пусти ночевать». — «Иди, родимый. Да ты откудова?» — «Я, бабушка, Никонец, с того свету выходец». — «Ах, золотой мой! У меня сыночек помер; не видал ли ты его?» — «Как же, видел; мы с ним в одной горнице жили». — «Что ты!» — «Он, бабушка, на том свете журавлей пасет». — «Ах, родненький, чай он с ними замаялся?» — «Еще как замаялся! Ведь журавли-то, бабушка, всё по шиповнику бродят». — «Чай, он обносился?» — «Еще как обносился-то, совсем в лохмотьях». — «Есть у меня, родимый, аршин сорок холста да рублев с десяток денег; отнеси к сынку». — «Изволь, бабушка!» Долго ли, коротко ли, приезжает сын: «Здравствуй, матушка!» — «А ко мне без тебя приходил Никонец, с того света выходец, про покойного сынка сказывал; они вместе в одной горнице жили; я услала с ним туда холстик да десять рублев денег». — «Коли так, — говорит сын, — прощай, матушка! Я поеду по вольному свету; когда найду дураковатей тебя — буду тебя и кормить и поить, а не найду — со двора спихну!» Повернулся и пошел в путь-дорогу.
Приходит в господску деревню, остановился возле барского двора, а на дворе ходит свинья с поросятами; вот мужик стал на колени и кланяется свинье в землю. Увидала то из окна барыня и говорит девке: «Ступай
113
спроси, чего мужик кланяется?» Спрашивает девка: «Мужичок, чего ты на коленях стоишь да свинье поклоны бьешь?» — «Матушка! Доложи барыньке, что свинья-то ваша пестра, моей жене сестра, а у меня сын завтра женится, так на свадьбу прошу. Не отпустит ли свинью в свахи, а поросят в поезд?» Барыня как выслушала эти речи, и говорит девке: «Какой дурак! Просит свинью на свадьбу, да еще с поросятами. Ну что ж! Пусть с него люди посмеются. Наряди поскорей свинью в мою шубу да вели запрячь в повозку пару лошадей, пусть не пешком идет на свадьбу». Запрягли повозку, посадили в нее наряженну свинью с поросятами и отдали мужику; он сел и поехал назад.
Вот воротился домой барин, а был он в то время на охоте. Барыня его встречает, сама со смеху помирает: «Ах, душенька! Не было тебя, не с кем было посмеяться. Был здесь мужичок, кланялся нашей свинье: ваша свинья, говорит, пестра — моей жене сестра, и просил ее к своему сыну в свахи, а поросят в поезжане». — «Я знаю, — говорит барин, — ты ее отдала». — «Отпустила, душенька! Нарядила в свою шубу и дала повозку с парою лошадей». — «Да откуда мужик-то?» — «Не знаю, голубчик!» — «Это, выходит, не мужик — дурак, а ты — дура!» Рассердился барин, что жену обманули, выбежал из хором, сел на виноходца и поскакал в погоню.
Слышит мужик, что барин его нагоняет, завел лошадей с повозкою в густой лес, а сам снял с головы шляпу, опрокинул наземь и сел возле. «Эй ты, борода! — закричал барин. — Не видал ли — не проехал ли здесь мужик на паре лошадей? Еще у него свинья с поросятами в повозке». — «Как не видать! Уж он давно проехал». — «В какую сторону? Как бы мне его догнать!» — «Догнать — не устать, да повёрток много; того и смотри заплутаешься. Тебе, чай, дороги неведомы?» — «Поезжай, братец, ты, поймай мне этого мужика!» — «Нет, барин, мне никак нельзя! У меня под шляпою сокол сидит». — «Ничего, я постерегу твоего сокола». — «Смотри, еще выпустишь! Птица дорогая! Меня хозяин тогда со свету сживет». — «А что она сто́ит?» — «Да рублев триста будет». — «Ну коли упущу, так заплачу». — «Нет, барин, хоть теперь ты сулишь, а что после будет — не ведаю». — «Экой невера! Ну вот тебе триста рублев про всякий случай». Мужик взял деньги, сел на виноходца и поскакал в лес, а барин остался пустую шляпу караулить.
Долго ждал барин; уж и солнышко закатывается, а мужика нет как нет! «Постой, посмотрю: есть ли под шляпою сокол? Коли есть, так приедет; а коли нет, так и ждать нечего!» Поднял шляпу, а сокола и не бывало! «Экой мерзавец! Ведь, наверно, это был тот самый мужик, что барыню обманул!» Плюнул с досады барин и поплелся к жене; а мужик уж давно дома. «Ну, матушка, — говорит старухе, — живи у меня; есть на свете и тебя дурашливее. Вот ни за́ что ни про́ что дали тройку лошадей с повозкою, триста рублев денег да свинью с поросятами».
Дата добавления: 2018-05-31; просмотров: 228; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!