На третий па паднебесью, да такий став красивый, што и узнать нельзя. Севши на таго каня, Федар паехав да зятьёв. Яны яму дали каменёк, што дастали на остраве.



Взявши яго, ён паехав в той лес, где жила Анастасия. Приехавши в лес, ён паехав и став дажидацца яё у крыницы. Ти мала, ти багата ждавши, глядить, аж Анастасия бяжить па ваду́. Ён яё узяв, пасадив на каня и як ударить яго па крутым бедрам, конь панёс паверх дерева. Змей, бывши на ахоте, убачив, што Анастасия утякая, ударив и свайго каня и палятев даганять; яго конь лятить паверх дерева да и кажа: «Дагнать мы дагоним, бо у Тугарина мой меньший брат, да Анастасии не атымеш!» Як толька Змей став даганять Тугарина, ён кинув каменёк и папав яму в лоб. Змей упав и прапав; а Федар Тугарин и Анастасия Прекрасная даехали благапалучна да свайго двара, стали жить да паживать да добры мысли мать, да и тяперь сабе живуть. Я у гостях у их быв, мед-вино пив; у роти не было́, а толька па бараде тякло.

Сноски

Сноски к стр. 305

1 Вместо: чи.

Сноски к стр. 306

2 Спроси.

3 После.

4 Итак.

5 Всюду.

6 На одном.

7 Немножко.

8 Спрятала.

Сноски к стр. 307

9 Невзначай.

10 Колодца (Ред.).

11 Убегать.

12 Погнал.

Сноски к стр. 308

13 Искать.

14 Волки.

15 Что-то.

16 Гонят.

17 До завтрева.

18 Повел.

 

ИВАН-ЦАРЕВИЧ И БЕЛЫЙ ПОЛЯНИН

96

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь; у этого царя было три дочери и один сын, Иван-царевич. Царь состарился и помер, а корону принял Иван-царевич. Как узнали про то соседние короли, сейчас собрали несчетные войска и пошли на него войною. Иван-царевич не знает, как ему быть; приходит к своим сестрам и спрашивает: «Любезные мои сестрицы! Что мне делать? Все короли поднялись на меня войною». — «Ах ты, храбрый воин! Чего убоялся? Как же Белый Полянин воюет с бабой-ягою золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает? А ты, ничего не видя, испугался!» Иван-царевич тотчас оседлал своего доброго коня, надел на себя сбрую ратную, взял меч-кладенец, копье долгомерное и плетку шелковую, помолился богу и выехал против неприятеля; не столько мечом бьет, сколько конем топчет; перебил все воинство вражее, воротился в город, лег спать и спал трое суток беспробудным сном. На четвертые сутки проснулся, вышел на балкон, глянул в чистое поле — короли больше того войск собрали и опять под самые стены подступили.

Запечалился царевич, идет к своим сестрам: «Ах, сестрицы! Что мне делать? Одну силу истребил, другая под городом стоит, пуще прежнего грозит». — «Какой же ты воин! Сутки воевал, да трое суток без просыпа спал. Как же Белый Полянин воюет с бабой-ягою золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает?» Иван-царевич побежал в белокаменные конюшни, оседлал доброго коня богатырского, надел сбрую ратную, опоясал меч-кладенец в одну руку взял копье долгомерное,

310

В другую плетку шелковую, помолился богу и выехал против неприятеля. Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и на серых утиц, нападает Иван-царевич на войско вражее; не столько сам бьет, сколько конь его топчет. Побил рать-силу великую, воротился домой, лег спать и спал непробудным сном шесть суток. На седьмые сутки проснулся, вышел на балкон, глянул в чистое поле — короли больше того войск собрали и опять весь город обступили.

Идет Иван-царевич к сестрам: «Любезные мои сестрицы! Что мне делать? Две силы истребил, третья под стенами стоит, еще пуще грозит». — «Ах ты, храбрый воин! Одни сутки воевал, да шестеро без просыпа спал. Как же Белый Полянин воюет с бабой-ягою золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает?» Горько показалось то царевичу; побежал он в белокаменные конюшни, оседлал своего доброго коня богатырского, надел на себя сбрую ратную, опоясал меч-кладенец, в одну руку взял копье долгомерное, в другую плетку шелковую, помолился богу и выехал против неприятеля. Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и на серых утиц, нападает Иван-царевич на войско вражее; не столько сам бьет, сколько конь его топчет. Побил рать-силу великую, воротился домой, лег спать и спал непробудным сном девять суток. На десятые сутки проснулся, призвал всех министров и сенаторов: «Господа мои министры и сенаторы! Вздумал я в чужие страны ехать, на Бела Полянина посмотреть; прошу вас судить и рядить, все дела разбирать в правду». Затем попрощался с сестрами, сел на коня и поехал в путь-дорогу.

Долго ли, коротко ли — заехал он в темный лес; видит — избушка стоит, в той избушке стар человек живет. Иван-царевич зашел к нему: «Здравствуй, дедушка!» — «Здравствуй, русский царевич! Куда бог несет?» — «Ищу Белого Полянина; не знаешь ли, где он?» — «Сам я не ведаю, а вот подожди, соберу своих верных слуг и спрошу у них». Старик выступил на крылечко, заиграл в серебряную трубу — и вдруг начали к нему со всех сторон птицы слетаться. Налетело их видимо-невидимо, черной тучею все небо покрыли. Крикнул стар человек громким голосом, свистнул молодецким посвистом: «Слуги мои верные, птицы перелетные! Не видали ль, не слыхали ль чего про Белого Полянина?» — «Нет, видом не видали, слыхом не слыхали!» — «Ну, Иван-царевич, — говорит стар человек, — ступай теперь к моему старшему брату; может, он тебе скажет. На, возьми клубочек, пусти перед собою; куда клубочек покатится, туда и коня управляй». Иван-царевич сел на своего доброго коня, покатил клубочек и поехал вслед за ним; а лес все темней да темней.

Приезжает царевич к избушке, входит в двери; в избушке старик сидит — седой как лунь. «Здравствуй, дедушка!» — «Здравствуй, русский царевич! Куда путь держишь?» — «Ищу Белого Полянина; не знаешь ли, где он?» — «А вот погоди, соберу своих верных слуг и спрошу у них». Старик выступил на крылечко; заиграл в серебряную трубу — и вдруг собрались к нему со всех сторон разные звери. Крикнул им громким голосом, свистнул молодецким посвистом: «Слуги мои верные, звери прыскучие! Не видали ль, не слыхали ль чего про Белого Полянина?» — «Нет, — отвечают звери, — видом не видали, слыхом не слыхали». — «А ну,

311

Рассчитайтесь промеж себя; может не все пришли». Звери рассчитались промеж себя — нет кривой волчицы. Старик послал искать ее; тотчас побежали гонцы и привели ее. «Сказывай, кривая волчица, не знаешь ли ты Белого Полянина?» — «Как мне его не знать, коли я при нем завсегда живу; он войска побивает, а я мертвым трупом питаюсь». — «Где же он теперь?» — «В чистом поле, на большом кургане, в шатре спит. Воевал он с бабой-ягою золотой ногою, а после бою залег на двенадцать суток спать». — «Проводи туда Ивана-царевича». Волчица побежала, а вслед за нею поскакал царевич.

Приезжает он к большому кургану, входит в шатер — Белый Полянин крепким сном почивает. «Вот сестры мои говорили, что Белый Полянин без роздыху воюет, а он на двенадцать суток спать залег! Не заснуть ли и мне пока?» Подумал-подумал Иван-царевич и лег с ним рядом. Тут прилетела в шатер малая птичка, вьется у самого изголовья и говорит таковые слова: «Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти моего брата Ивана-царевича; не то встанет — сам тебя убьет!» Иван-царевич вскочил, поймал птичку, оторвал ей правую ногу, выбросил за шатер и опять лег возле Белого Полянина. Не успел заснуть, как прилетает другая птичка, вьется у изголовья и говорит: «Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти моего брата Ивана-царевича; не то встанет — сам тебя убьет!» Иван-царевич вскочил, поймал птичку, оторвал ей правое крыло, выбросил ее из шатра и опять лег на то же место. Вслед за тем прилетает третья птичка, вьется у изголовья и говорит: «Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти брата моего Ивана-царевича; не то он встанет да тебя убьет!» Иван-царевич вскочил, изловил ту птичку и оторвал ей клюв; птичку выбросил вон, а сам лег и крепко заснул.

Пришла пора — пробудился Белый Полянин, смотрит — рядом с ним незнамо какой богатырь лежит; схватился за острый меч и хотел было предать его злой смерти, да удержался вовремя. «Нет, — думает, — он наехал на меня на сонного, а меча не хотел кровавить; не честь, не хвала и мне, доброму мо́лодцу, загубить его! Сонный что мертвый! Лучше разбужу его». Разбудил Ивана-царевича и спрашивает: «Добрый ли, худой ли человек? Говори: как тебя по имени зовут и зачем сюда заехал?» — «Зовут меня Иваном-царевичем, а приехал на тебя посмотреть, твоей силы попытать». — «Больно смел ты, царевич! Без спросу в шатер вошел, без докладу выспался, можно тебя за то смерти предать!» — «Эх, Белый Полянин! Не перескочил через ров, да хвастаешь; подожди — может, споткнешься! У тебя две руки, да и меня мать не с одной родила».

Сели они на своих богатырских коней, съехались и ударились, да так сильно, что их копья вдребезги разлетелись, а добрые кони на колени попадали. Иван-царевич вышиб из седла Белого Полянина и занес над ним острый меч. Взмолился ему Белый Полянин: «Не дай мне смерти, дай мне живот! Назовусь твоим меньшим братом, вместо отца почитать буду». Иван-царевич взял его за руку, поднял с земли, поцеловал в уста и назвал своим меньшим братом: «Слышал я, брат, что ты тридцать лет с бабой-ягою золотой ногою воюешь, за что у вас война?» — «Есть у нее дочь-красавица,

312

хочу добыть да жениться». — «Ну, — сказал царевич, — коли дружбу водить, так в беде помогать! Поедем воевать вместе».

Сели на коней, выехали в чистое поле; баба-яга золотая нога выставила рать-силу несметную. То не ясные соколы налетают на стадо голубиное, напускаются сильномогучие богатыри на войско вражее! Не столько мечами рубят, сколько конями топчут; прирубили, притоптали целые тысячи. Баба-яга наутек бросилась, а Иван-царевич за ней вдогонку. Совсем было нагонять стал — как вдруг прибежала она к глубокой пропасти, подняла чугунную доску и скрылась под землею. Иван-царевич и Белый Полянин накупили быков многое множество, начали их бить, кожи сымать да ремни резать; из тех ремней канат свили — да такой длинный, что один конец здесь, а другой на тот свет достанет. Говорит царевич Белому Полянину: «Опускай меня скорей в пропасть, да назад каната не вытаскивай, а жди: как я за канат дерну, тогда и тащи!» Белый Полянин опустил его в пропасть на самое дно. Иван-царевич осмотрелся кругом и пошел искать бабу-ягу.

Шел-шел, смотрит — за решеткой портные сидят. «Что вы делаете?» — «А вот что, Иван-царевич: сидим да войско шьем для бабы-яги золотой ноги». — «Как же вы шьете?» — «Известно как: что кольнешь иглою, то и казак с пикою, на лошадь садится, в строй становится и идет войной на Белого Полянина». — «Эх, братцы! Скоро вы делаете, да не крепко; становитесь-ка в ряд, я вас научу, как крепче шить». Они тотчас выстроились в один ряд; а Иван-царевич как махнет мечом, так и полетели головы. Побил портных и пошел дальше. Шел-шел, смотрит — за решеткою сапожники сидят. «Что вы тут делаете?» — «Сидим да войско готовим для бабы-яги золотой ноги». — «Как же вы, братцы, войско готовите?» — «А вот как: что шилом кольнем, то и солдат с ружьем, на коня садится, в строй становится и идет войной на Белого Полянина». — «Эх, ребята! Скоро вы делаете, да не споро. Становитесь-ка в ряд, я вас получше научу». Вот они стали в ряд; Иван-царевич махнул мечом, и полетели головы. Побил сапожников, и опять в дорогу.

Долго ли, коротко ли — добрался он до большого прекрасного города; в том городе царские терема выстроены, в тех теремах сидит де́вица красоты неописанной. Увидала она в окно добра мо́лодца; полюбились ей кудри черные, очи соколиные, брови соболиные, ухватки богатырские; зазвала к себе царевича, расспросила, куда и зачем идет. Он ей сказал, что ищет бабу-ягу золотую ногу́. «Ах, Иван-царевич, ведь я ее дочь; она теперь спит непробудным сном, залегла отдыхать на двенадцать суток». Вывела его из города и показала дорогу. Иван-царевич пошел к бабе-яге золотой ноге, застал ее сонную, ударил мечом и отрубил ей голову. Голова покатилась и промолвила: «Бей еще, Иван-царевич!» — «Богатырский удар и один хорош!» — отвечал царевич, воротился в терема к красной де́вице, сел с нею за столы дубовые, за скатерти браные. Наелся-напился и стал ее спрашивать: «Есть ли в свете сильнее меня и краше тебя?» — «Ах, Иван-царевич! Что я за красавица! Вот как за тридевять земель, в тридесятом царстве живет у царя-змея королевна, так та подлинно красота несказанная: она только ноги помыла, а я тою водою умылась!»

313

Иван-царевич взял красную де́вицу за белую руку, привел к тому месту, где канат висел, и подал знак Белому Полянину. Тот ухватился за канат и давай тянуть; тянул-тянул и вытащил царевича с красной де́вицей. «Здравствуй, Белый Полянин, — сказал Иван-царевич, — вот тебе невеста; живи, веселись, ни о чем не крушись! А я в змеиное царство поеду». Сел на своего богатырского коня, попрощался с Белым Полянином и его невестою и поскакал за тридевять земель. Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делатся — приехал он в царство змеиное, убил царя-змея, освободил из неволи прекрасную королевну и женился на ней; после того воротился домой и стал с молодой женою жить-поживать да добра наживать.

ХРУСТАЛЬНАЯ ГОРА

97

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь; у царя было три сына. Вот дети и говорят ему: «Милостивый государь батюшка! Благослови нас, мы на охоту поедем». Отец благословил, и они поехали в разные стороны. Малый сын ездил-ездил и заплутался; выезжает на поляну, на поляне лежит палая1 лошадь; около этой падали собралось много всякого зверя, птицы и гаду. Поднялся сокол, прилетел к царевичу, сел ему на плечо и говорит: «Иван-царевич, раздели нам эту лошадь; лежит она здесь тридцать три года, а мы всё спорим, а как поделить — не придумаем». Царевич слез с своего доброго коня и разделил падаль: зверям — кости, птицам — мясо, кожа — гадам, а голова — муравьям. «Спасибо, Иван-царевич! — сказал сокол. — За эту услугу можешь ты обращаться ясным соколом и муравьем всякий раз, как захочешь».

Иван-царевич ударился о сырую землю, сделался ясным соколом, взвился и полетел в тридесятое государство; а того государства больше чем наполовину втянуло в хрустальную гору. Прилетел прямо во дворец, оборотился добрым молодцем и спрашивает придворную стражу: «Не возьмет ли ваш государь меня на службу к себе?» — «Отчего не взять такого мо́лодца?» Вот он поступил к тому царю на службу и живет у него неделю, другую и третью. Стала просить царевна: «Государь мой батюшка! Позволь мне с Иваном-царевичем на хрустальной горе погулять». Царь позволил. Сели они на добрых коней и поехали. Подъезжают к хрустальной горе, вдруг откуда ни возьмись — выскочила золотая коза. Царевич погнал за ней, скакал-скакал, козы не добыл, а воротился назад — и царевны нету! Что делать? Как к царю на глаза показаться?

314

Нарядился он таким древним старичком, что и признать нельзя; пришел во дворец и говорит царю: «Ваше величество! Найми меня стадо пасти». — «Хорошо, будь пастухом; коли прилетит змей о трех головах — дай ему три коровы, коли о шести головах — дай шесть коров, а коли о двенадцати головах — то отсчитывай двенадцать коров». Иван-царевич погнал стадо по горам, по долам; вдруг летит с озера змей о трех головах: «Эх, Иван-царевич, за какое ты дело взялся? Где бы сражаться доброму мо́лодцу, а он стадо пасет! Ну-ка, — говорит, — отгони мне трех коров» — «Не жирно ли будет? — отвечает царевич. — Я сам в суточки ем по одной уточке; а ты трех коров захотел... Нет тебе ни одной!» Змей осерчал и вместо трех захватил шесть коров; Иван-царевич тотчас обернулся ясным соколом, снял у змея три головы и погнал стадо домой. «Что, дедушка? — спрашивает царь. — Прилетал ли трехглавый змей, дал ли ему трех коров?» — «Нет, ваше величество, ни одной не́ дал!»

На другой день гонит царевич стадо по горам, по долам; прилетает с озера змей о шести головах и требует шесть коров. «Ах ты, чудо-юдо обжорливое! Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты чего захотел! Не дам тебе ни единой!» Змей осерчал, вместо шести захватил двенадцать коров; а царевич обратился ясным соколом, бросился на змея и снял у него шесть голов. Пригнал домой стадо; царь и спрашивает: «Что, дедушка, прилетал ли шестиглавый змей, много ли мое стадо поубавилось?» — «Прилетать-то прилетал, да ничего не́ взял!» Поздним вечером оборотился Иван-царевич в муравья и сквозь малую трещинку заполз в хрустальную гору; смотрит — в хрустальной горе сидит царевна. «Здравствуй, — говорит Иван-царевич, — как ты сюда попала?» — «Меня унес змей о двенадцати головах; живет он на батюшкином озере; в том змее сундук таится, в сундуке — заяц, в зайце — утка, в утке — яичко, в яичке — семечко; коли ты убьешь его да достанешь это семечко, в те́ поры можно хрустальную гору извести и меня избавить».

Иван-царевич вылез из той горы, снарядился пастухом и погнал стадо. Вдруг прилетает змей о двенадцати головах: «Эх, Иван-царевич! Не за свое ты дело взялся; чем бы тебе, доброму мо́лодцу, сражаться, а ты стадо пасешь... Ну-ка отсчитай мне двенадцать коров!» — «Жирно будет! Я сам в суточки ем по одной уточке; а ты чего захотел!» Начали они сражаться, и долго ли, коротко ли сражались — Иван-царевич победил змея о двенадцати головах, разрезал его туловище и на правой стороне нашел сундук; в сундуке — заяц, в зайце — утка, в утке — яйцо, в яйце — семечко. Взял он семечко, зажег и поднес к хрустальной горе — гора скоро растаяла. Иван-царевич вывел оттуда царевну и привез ее к отцу; отец возрадовался и говорит царевичу: «Будь ты моим зятем!» Тут их и обвенчали; на той свадьбе и я был, мед-пиво пил, по бороде текло, в рот не попало.

Сноски

Сноски к стр. 313

1 Издохшая.

 

БУХТАН БУХТАНОВИЧ

98

В некотором царстве, в некотором государстве живал-бывал некто Бухтан Бухтанович; у Бухтана Бухтановича была выстроена среди поля печь на столбах. Он лежит на печи по полулокоть в тараканьем молоке. Приходила к нему лисица и говорила: «Бухтан Бухтанович, хошь ли, я тебя женю у царя на дочери?» — «Что ты, лиска!» — «Есть ли у тебя сколько-нибудь денег?» — «Да есть: всего один пятак». — «Подай и тот сюда!» Лисица пошла, разменяла пятак на мелкие деньги — на копейки, денежки и полушки; пошла к царю и говорит: «Царь, вольный человек! Дай четверика, у Бухтана Бухтановича деньги смерить». Он говорит: «Возьми». Она принесла домой; деньгу, копейку запихала за обруч и отнесла к царю и говорит: «Царь, вольный человек! Четверика мало; дай полмеры, деньги у Бухтана Бухтановича смерить». — «Возьми».

Она взяла, принесла домой; деньгу, копейку запихала за обруч и отнесла к царю: «Царь, вольный человек! Полмеры мало, дай меру». — «Возьми меру». Она взяла, принесла домой и остальное от пятака запихала за обру́чье и отнесла к царю. Царь говорит: «Смерила ли, лиска?» Лиска сказала: «Всё вцеле1. Ну, царь, вольный человек! Я пришла к тебе за добрым делом: отдай дочь свою за Бухтана Бухтановича». — «Ну, ладно, покажи же ты мне жениха». Она побегла домой. «Бухтан Бухтанович! Есть ли у тебя какое-нибудь платье? Надевай». Бухтан Бухтанович оболокся2 и пошел с лисою к царю. Идут по ряду, и привелось им идти по мостику — грязный такой! Лиска пихнула его, и Бухтан Бухтанович ввалился в грязь. Она прибегла к нему: «Что ты, что ты, Бухтан Бухтанович?» А сама грязью-то всего его замарала. «Постой же, Бухтан Бухтанович! Я к царю сбегаю».

Лиска прибегла к царю и говорит: «Царь, вольный человек! Мы шли с Бухтаном Бухтановичем по мостику — мостик скверный такой! — мы как-то не постереглись, ввалились; Бухтан Бухтанович весь замарался; идти-то нехорошо в город; нет ли у тебя платья ежеденного?» — «На, возьми». Лиска побегла. Прибегла. «Бухтан Бухтанович! На, переоболокись3 да пойдем». Пришли к царю. У царя было уже налажено4 на стол. Бухтан Бухтанович никуда не глядит, как на себя, — отроду не видал он такого платья! Царь и моргнул лиске: «Лиска, что это Бухтан Бухтанович-то никуда не глядит, как на себя?» — «Царь, вольный человек! Ему стыдно кажется, что на нем эко платье; Бухтан Бухтанович экого платья-то отроду не нашивал дрянного. Царь, вольный человек! Дай ему платье то, которое носишь ты в пасху». А сама и шепнула Бухтану Бухтановичу: «Не гляди на себя!» Бухтан Бухтанович опять глядит никуды, что на стул: стул был вызолоченный. Царь шепнул лиске: «Лиска, что это Бухтан Бухтанович никуды не глядит, что на стул?» — «Царь, вольный

316

человек! У их экого стулья́-то по баням много». Царь хлоп стул за дверь. Лиска шепнула Бухтану Бухтановичу: «Не гляди в одно место; гляди туды да и́нуды5». Ну, тут стали толковать о добром деле, о сватанье.

Ну, свадьбу сыграли; долго ли у царя? Ни пива варить, ни вина курить, все готово. Бухтану Бухтановичу три корабля нагрузили, и поехали домой на кораблях. Едут домой: Бухтан Бухтанович едет на кораблях с женкою, а лиска по́ берегу бежит. Бухтан Бухтанович увидел свою печь и скричал: «Лиска, лиска! Эводе моя-то печь!» — «Молчи, Бухтан Бухтанович; стыдно!» Бухтан Бухтанович едет, а лиска наперед бежит по берегу; прибегла наперед, вызнялась на уго́р6, стоит на угоре дом каменный пребольшущий, и царство явилось преогромное. Она в избу — нету никого в избе, забегла в палату — в большом углу лежит-протянулся Змей Змеевич, сидит на печном столбе Ворон Воронович, сидит на престоле Кокот Кокотович7. Лиска говорит: «Что вы тут сидите! Царь идет с огнем, царица с маланьёй8, сожгут и спалят вас». — «Лиска, куда мы?» — «Кокот Кокотович, поди ты в бочку!» Лиска заперла в бочку Кокота Кокотовича. «Ворон Воронович, поди ты в ступу, давай!»9 Ворона Вороновича в ступу заперла; Змея Змеевича в солому завертела и вынесла на у́лку. Корабли пришли. Лиска приказала в воду свезти всех их; казаки10 сейчас свезли в воду.


Дата добавления: 2018-05-31; просмотров: 250; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!