ОТЕЦ                        РЕБЕНОК                        МАТЬ 8 страница



Как и все “цари”, Бонапарт был бесстрашен перед лицом возможной конкуренции со стороны других даровитых честолюбивых людей и чувствовал это бесстрашие в себе. Он говорил: « Я не боюсь энергичных людей. Я умею пользоваться ими и руководить ими; кроме того, я ничем не нарушаю равенства, а молодежь, как и вся нация, дорожит только равенством. Пусть у вас будет талант, я вас выдвину; будут заслуги - я буду вам покровительствовать. Все знают это, и общая уверенность в этом идет мне на пользу.” В этом высказывании Наполеона много правды и много лукавства. Не боясь никого, он тем не менее безумно ревновал и к чужой славе, чужому авторитету, готов был погубить и губил тысячи людей из одного страха, что лавры триумфатора могут достаться другому. Например, во главе остатков отступающей из России Великой армии Бонапарт специально оставил бестолкового, слабохарактерного Мюрата вместо энергичного, уважаемого в армии пасынка Евгения Богарнэ. Катастрофа не заставила себя ждать. В связи с ней Коленкур замечал: “...своего рода недоверие к близким и вообще ко всем, кто приобрел личный авторитет, было всецело в духе императора и уживалось с его характером”.

Власть сделала Наполеона более подозрительным и циничным, чем прежде. Надеюсь, читатель простит мне пространность цитаты из мемуаров Коленкура, но она дает почти исчерпывающую картину отношения Наполеона к людям: “В частной жизни он проявлял не больше благодушия, чем в политических делах. Все истолковывалось им против ближнего. Держась всегда, словно он на сцене в роли императора, он думал, что и другие разыгрывают с ним заученные ими роли. Поэтомуего первым чувством всегда было недоверие, - правда, только на мгновение. Потом он менял отношение, но всегда надо было быть готовым к тому, что его первое представление о вас будет мало приятным, а может быть, даже и оскорбительным для вас. Всегда подозревая, что под вашими замечаниями или предложениями скрывается какой-нибудь личный или тайный интерес, независимо от того, друг вы или враг, он путал сначала друзей с врагами. Я часто испытывал это и могу говорить об этом с полным знанием дела. Император думал и по всякому поводу говорил, что честолюбие и интерес - движущие мотивы всех поступков. Он редко поэтому допускал, чтобы хороший поступок был совершен из чувства долга или из щепетильности. Он, однако, замечал людей, которыми, по-видимому, руководили щепетильность или сознание своего долга. В глубине души он учитывал это, но не показывал этого. Он часто заставлял меня усомниться в том, что государи верят в возможность иметь близких людей”. Автор этих строк, Коленкур, познакомился с Наполеоном, когда тот уже был императором, но недоверчивость, отчуждение - общие, не зависящие от общественного положения свойства 1-й Воли.

Но пойдем дальше вслед Наполеону. Для 2-й Физики насилие - нормальный, частый и естественный способ защиты и утверждения своего “Я”. Не исключение здесь Наполеон, который, вспоминая свое детство, рассказывал: “Ничто мне не импонировало, я был склонен к ссорам и дракам, я никого не боялся. Одного я бил, другого царапал, и все меня боялись”. Свою любовь к драке он унес из малолетства во взрослую жизнь и культивировал ее в себе, начиная с избрания военной карьеры до Ватерлоо.

Однако из этого не следует, что исключительно в эффективном насилии воплощалась наполеоновская 2-я Физика. Бонапарт был заботливым и нежным сыном, братом, мужем, отцом. Мысль о благосостоянии подвластных ему народов так же не покидала его. Император говорил: «...меня трогают горести народов. Я хочу, чтобы они были счастливы, и французы будут счастливы. Если я проживу еще десять лет, благосостояние будет у нас всеобщим. Неужели вы думаете, что я не люблю доставлять людям радость? Мне приятно видеть довольные лица, но я вынужден подавлять в себе эту естественную склонность, так как иначе ею стали бы злоупотреблять”. Этим словам Наполеона, вопреки фактам, невольно веришь: он сам был трудоголиком, высоко ценил трудолюбие в других и, не чешись у него постоянно руки повоевать, за десять мирных лет он вполне мог бы заметно улучшить условия жизни в стране. Вообще, эпиграфом к сочетанию 1-й Воли и 2-й Физики можно взять наполеоновские слова:”...я человек. Что бы ни говорили иные,  у меня тоже есть кое-что внутри, есть сердце, но это - сердце монарха.”

* * *

Единственно, что может остановить “наполеона” в его победоносном и необоримом, как кажется, походе к вершинам власти - это его ахиллесова пята - 3-я Логика. И непосредственным препятствием может стать конкурент с Логикой, стоящей выше, некто, располагающий мнимым или реальным интеллектуальным превосходством. Когда маршала Жукова, еще одного видного представителя рода “наполеонов”, спросили, почему он не устранил от власти Сталина, в первые дни войны впавшего в прострацию, Жуков дал чисто “скептический” ответ: “Я не считал себя умнее Сталина (с его 2-й Логикой - А.А.)”.

К счастью для Наполеона, в своей карьере он не столкнулся с проблемой интеллектуальной конкуренции, поэтому его 3-я Логика и проявлялась иначе. С одной стороны, страхи ее воплотились в жесточайшей газетной цензуре. С другой стороны, хорошая зависть к чужому интеллекту заставила Наполеона брать с собой в походы ученых, заботиться о них как ни о ком другом, гордиться званием члена Национального института, как ни каким другим титулом.

По мере карьерного роста представления Наполеона о собственных умственных способностях, очевидно, сильно менялись, самоуверенность его по этой части со временем достигла такого градуса, что из некогда вечно молчавшего артиллерийского капитана, он к моменту коронования превратился в неутомимого говоруна. По словам Коленкура, Наполеону “недостаточно было могущества власти и могущества силы. Он хотел еще обладать могуществом убеждения.” На то, что его жажда убеждения была непрактична и представляла собой форму самоутверждения указывает то, что император часто тратил свой полемический пыл на людей маленьких, ничего не решающих, того же Коленкура, который сам удивлялся наполеоновскому азарту по этой части и писал: ”Чем труднее было императору меня убедить, тем больше искусства и находчивости он прилагал для достижения этой цели. Судя по его стараниям, по блеску его аргументации и по форме его речи, можно было подумать, что я был державой, и он был чрезвычайно заинтересован в том, чтобы эту державу убедить.

Я часто наблюдал в нем это стремление и эту настойчивость. Я далек от того, чтобы отнести это на мой собственный счет. Он точно так же поступал со всеми, кого хотел убедить, аон всегда хотел этого”.

Поддакивание придворных, однако, ничего не меняло в наполеоновском порядке функций, и Логика его как была 3-й, так ею и оставалась со всеми своими производными: скепсисом, склонностью к суевериям, недолгосрочностью прогноза и превосходством необоримого “Хочу!” 1-й Воли над отрезвляющим лепетом рассудка. Ущербность логического аппарата императора не составляла для придворных тайны и просто замалчивалась ими. Коленкур, недолго пробывший вблизи Бонапарта, писал: « Когда императору приходила в голову какая-нибудь мысль, которую он считал полезной, он сам создавал себе иллюзии. Он усваивал эту мысль, лелеял ее, проникался ею; он, так сказать, впитывал ее всеми своими порами. Можно ли упрекать его в том, что он старался внушить иллюзии другим? Если он пытался искушать вас, то он сам уже поддался искушению раньше, чем вы.  Ни у одного человека разум и суждение не обманывалось до такой степени, не были в такой мере доступны ошибке, не являлись в такой мере жертвой собственного воображения и собственной страсти, как разум и суждения императора...

Обладая таким гением, таким закаленным характером и такой могучей волей, делавшей его сильнее неудач, он в то же время до такой степени был склонен предаваться мечтаниям, как будто действительно нуждался в этом средстве утешения слабых душ”.

*    * *

4-я Эмоция Наполеона, по обыкновению всех Четвертых функций, была беспартийна, пластична и могла создавать иллюзию неплохих артистических способностей. 1-я Воля обычно использует 4-ю Эмоцию в политических целях, что и делал Наполеон, любивший говорить:” Я бываю то лисой, то львом. Весь секрет управления заключается в том, чтобы знать, когда следует быть тем или другим.” Пробовал использовать свои артистические дарования Наполеон и в своих переговорах с Александром I, в критические минуты играя перед русским царем состояние аффекта. Однако Александр был актером поталантливее Наполеона (см.”дюма”), сам тонко играл и тонко разбирался в игре других, поэтому наполеоновскому аффекту не поверил и в ответ, решительно берясь за ручку двери, гораздо лучше сыграл оскорбленную добродетель.

* * *

Тип “наполеона” можно считать довольно распространенным в мире. Благодаря 2-й Физике он хорош на любом месте. Правда, “наполеон” хорош как рабочий, но в качестве мастера он еще лучше; он хороший спортсмен, но еще удачливее в роли тренера. Одним словом, во всем, что касается лидерства (1-я Воля) в практической сфере (2-я Физика) “наполеона” превзойти трудно.

Из числа известных людей к “наполеонам” с большой долей вероятности можно отнести: Цезаря, апостола Павла, Лютера, Бисмарка, Черчилля, Франко, Тито, Ден Сяо Пина, маршала Жукова, папу Иоанна Павла II, Валенсу и множество других больших и маленьких “бонапартов”, для которых сфера приложения - лишь повод для реализации главной потребности, потребности в лидерстве.

Обычный «наполеон» – нерослый, плотный человек с упорным, внимательным добродушно-насмешливым взглядом. Одежда подчеркнуто аккуратна, чиста, снабжена множеством застежек и не броска. Речь ровна, напориста, выразительна, эмоционально свободна, но несколько заторможена. Лицо круглое. Он осанист, церемонен. Жест спокоен, величав, уверен, точен. Прическа короткая, практичная, к окраске волос редко прибегают даже женщины. «Наполеон» заботлив, домовит, рукаст, хотя не без высокомерия и иронии относится к простым житейским заботам. Неспешная болтовня на самые разные темы – тайная, но неистребимая его страсть.

 

 

                         АЛЬБЕРТ ЭЙНШТЕЙН

                         1) ЛОГИКА (“догматик”)

                         2) ВОЛЯ (“дворянин”)

                         3) ЭМОЦИЯ (“сухарь”)

                         4) ФИЗИКА (“лентяй”)

 

Много странного было, на первый взгляд, в характере Эйнштейна. Он, например, мог жениться на девушке только потому, что ему понравился ее голос. Милева Марич была невзрачна, хромонога, и “однажды один из сокурсников сказал Эйнштейну, намекая на ее хромоту: « Я никогда бы не отважился жениться на женщине, не вполне здоровой”. Эйнштейн тихо ответил: « Почему бы и нет? У нее милый голос.”” И женился.

В этом отношении Эйнштейн напоминает Роксану из ростановского “Сирано де Бержерака”. Она, как мы помним, способность глубоко и сильно говорить о чувствах ставила много выше внешней привлекательности. И как водится в таких случаях, причина подобных предпочтений в психическом типе Роксаны и Эйнштейна. При 3-й Эмоции и 4-й Физике чувствительность автоматически превалирует над чувственностью.

Повышенная чувствительность 3-й Эмоции, функции ранимой, вместе с тем требует известной сдержанности в проявлении чувств и не без удовольствия одергивает их излишне бурные проявления.Однокашник Эйнштейна вспоминал: «...то была одна из тех сложных натур, которые умеют скрывать под колючей оболочкой исполненное нежности царство своей интенсивной эмоциональной жизни. Случай повелел, чтобы этот мыслитель раскинул свой шатер в романтическом стане семейства Винтелер, где он чувствовал себя счастливым. Тогда, так же как и сейчас, он испытывал просто органическую потребность исполнять песни Шумана “Орешник”. “Лотос”...всех названий мне уже не припомнить. Этой музыкой наслаждался и Гейне, его излюбленный поэт. Часто бывало, что едва отзвучит последний аккорд, а Эйнштейн своей остроумной шуткой уже возвращает нас с неба на землю, намеренно нарушая очарование.

Эйнштейн ненавидел сентиментальность и даже в окружении людей, легко приходящих в восторг,  неизменно сохранял хладнокровие.”

Язва по 3-й Эмоции Эйнштейна была столь глубока, что он открыто выступал против романтизма - течения, всеми “сухарями” осуждаемого, но не всеми осуждаемого открыто. Он говорил: « По-моему, в философии, так же как в искусстве, романтика - это своего рода незаконный прием, к которому прибегают, чтобы, не слишком утруждая себя, добиться более глубокого восприятия”. Более того, Эйнштейн отрицал необходимость красоты в науке, тем самым засушивая даже ту сферу человеческой деятельности, что суха по самой своей природе.

“Эйнштейн” - тип классического ученого, именно такого, каким привык представлять себе ученого обыватель: вечно погруженный в мир идей (1-я Логика),забывающий о хлебе насущном (4-я Физика), равнодушный к красоте (3-я Эмоция). “Эйнштейн” нередко выглядит карикатурой на ученого, действительность, конечно, намного сложнее, но в основных своих внешних параметрах карикатура верна.

* * *

По обыкновению 1-х Логик Эйнштейн всем ролям предпочитал роль одинокого мыслителя. Он сам писал, что “для ученого идеальным было бы место смотрителя маяка, “ и возражения друзей, будто человеку для творчества необходимо общество, не поколебали его позиции.

Тяга к одиночеству у Эйнштейна была двуприродна. Интеллектуальная автономность 1-й Логики сочеталась в нем с закоренелым индивидуализмом 2-й Воли. О “дворянской” сути своего характера он писал: ”Мое страстное стремление к социальной справедливости и чувство социального долга всегда находились в странном противоречии с явным отсутствием потребности в тесном общении с отдельными людьми и целыми коллективами. Я самый настоящий индивидуалист и никогда не отдавал безраздельно свое сердце государству, родине, друзьям и даже собственной семье, я был к ним привязан, но всегда испытывал неослабевающее чувство отчужденности и потребности в одиночестве; с годами это только усиливается... Человек такого склада, разумеется, частично утрачивает непосредственность, беззаботность, но зато он обретает полную внутреннюю независимость...”

Вообще, анализируя характер Эйнштейна, приходишь к выводу, что автономность и независимость его ума неотделима от автономности и независимости нрава, то и другое сливается в его натуре и предстает взорам посторонних как единое целое. Однокашник Эйнштейна писал: « Насмешливая складка в уголке пухлого рта с чуть выпяченной нижней губой отпугивала филистеров, отбивала у них охоту к более близкому знакомству. Условности для него не существовали. Философски улыбаясь, взирал он на мироздание и беспощадно клеймил остроумной шуткой все, что носило печать тщеславия и вычурности... Он бесстрашно высказывал свои взгляды, не останавливаясь перед тем, чтобы ранить собеседника. Все существо Эйнштейна дышало такой отважной правдивостью, которая в конечном счете импонировала даже его противникам”.

Будучи студентом, Эйнштейн, получив вместе с другими студентами инструкцию с описанием задачи и метода ее решения, бросал инструкцию в корзину и выполнял решения по-своему. Однажды разгневанный профессор спросил своего ассистента: « Какого вы мнения об Эйнштейне? Ведь он делает все не так, как я велел?” Ассистент ответил: « Это правда, господин профессор! Но его решения верны, а методы, которые он применяет, всегда интересны.” Кто возьмется судить в этом случае, что от независимости характера (2-й Воли), а что от эгоизма ума (1-й Логики)?

Неприхотливость в быту и бессеребрянничество Эйнштейна сделались легендой. Он отказывался от бесценных скрипок, превращал в книжные закладки банковские чеки с множеством нулей, был анекдотично небрежен в пище и одежде, и, думаю, нет нужды говорить, что все эти особенности поведения Эйнштейна восходят к его 4-й Физике.

* * *

Наверно, по справедливости этот психический тип кроме имени Эйнштейна должен был носить второе имя, имя Бердяева. Дело в том, что Бердяев был не просто “эйнштейном”, но человеком, как мало кто глубоко и честно глядящим в себя, и его книга “Самопознание” является выдающимся памятником исповедальной литературы. Любопытствующих я отсылаю к этой книге, а пока приведу лишь несколько очень выразительных цитат, исчерпывающе описывающих “эйнштейновский” порядок функций. Бердяев писал: « Я замечал малейшие оттенки в изменении настроений. И вместе с тем эта гиперчувствительность соединялась во мне с коренной суховатостью моей природы. Моя чувствительность сухая. Многие замечали эту мою душевную сухость. Во мне мало влаги. Пейзаж моей души иногда представляется мне безводной пустыней с голыми скалами, иногда же дремучим лесом. Я всегда очень любил сады, любил зелень. Но во мне самом нет сада. Высшие подъемы моей жизни связаны с сухим огнем. Стихия огня мне наиболее близка. Более чужды стихия воды и земли. Это делало мою жизнь мало уютной, мало радостной. Но я люблю уют. Я никогда не испытывал мления и не любил этого состояния. Я не принадлежал к так называемым “душевным” людям Во мне слабо выражена, задавлена лирическая стихия. Я всегда был очень восприимчив к трагическому в жизни. Это связано с чувствительностью к страданию. Я человек драматической стихии. Более духовный, чем душевный человек. С этим связана сухость. Я всегда чувствовал негармоничность в отношениях моего духа и душевных оболочек. Дух был у меня сильнее души. В эмоциональной жизни души была дисгармония, часто слабость. Дух был здоров, душа же больная. Сама сухость души была болезнью. Я не замечал в себе никакого расстройства мысли и раздвоения воли, но замечал расстройство эмоциональное. ”Безукоризненный диагноз “эйнштейна”, поставленный самому себе:1-я Логика, 2-я Воля, 3-я Эмоция.

В автобиографической книге Бердяева много примеров и на 4-ю Физику. Вот некоторые из них: « Близкие даже иногда говорили, что у меня есть аскетические наклонности. Это неверно, мне, в сущности, чужд аскетизм. Я с детства был избалован, нуждался в комфорте. Но я никогда не мог понять, когда говорили, что очень трудно воздержание и аскеза.. я имел аскетические вкусы и не шел аскетическим путем; был исключительно жалостлив и мало делал, чтобы ее реализовать... Жизнь в этом мире поражена глубоким трагизмом... Мне свойственно состояние тоски.. У меня никогда не было чувства происхождения от отца и матери, я никогда не ощущал, что родился от родителей. Нелюбовь ко всему родовому - характерное мое свойство. Я не люблю семьи и семейственности, и меня поражает привязанность к семейному началу западных народов. Некоторые друзья шутя называют меня врагом рода человеческого”.

* * *

Для полноты картины хорошо бы было привести пример на “эйнштейна”-политика. И по счастью, свежий и очень выразительный пример такого политика имеется - это Джордж Буш.

Джордж Буш, на мой взгляд, один из лучших президентов США за всю их историю. Еще в пору вице-президентства он обратил на себя внимание невозмутимостью, корректностью, деликатностью и лояльностью поведения. Он играл в команде Рейгана и вел себя строго в соответствие со своим местом в команде и правилами коллективной игры. Когда же пришел его черед занять Белый дом, Буш, не меняя ничего в духе рейгановской администрации ( у обоих была 2-я Воля), многое переменил во внешности и системе приоритетов.

Сохранились принципы коллегиальности, “делегирования ответственности”, стремление к консенсусу, работы не на себя, а на свое дело. Знающие люди говорили о Буше: « Он председательствует, но не ведет за собой..” ”... он рожден для этой роли. Но большую часть своей жизни он провел, работая на других. Создается впечатление, что теперь, когда он стал высшим должностным лицом в государстве, он работает на само президентство в качестве президента.» Вместе с тем, многое переменилось с приходом Буша в Белый дом. При Рейгане “официальные встречи, организованные сотрудниками Белого дома, превращались в приветственные, а не деловые. Как правило, президент встречал группу глупым анекдотом, вслед за тем зачитывал по карточке-шпаргалке высказывания, которые должны были поднять его авторитет. Когда говорили его гости, он хрустел леденцами и с пониманием кивал головой. Потом было “спасибо”, “благослови вас Бог” и “давайте сфотографируемся”.


Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 331; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!