II. ХАРИБХАДРА. ШАД-ДАРШАНА-САМУЧЧАЯ 4 страница



«Человек должен отказаться от удовольствий,

доставляемых чувственными вещами,

Поскольку они сопряжены со страданиями, — таково

наставление глупцов.

Но вот колосья риса, наполненные спелыми белыми

зернами, —

Разумно ли выбросить их лишь потому, что они в

пыли и шелухе?»

Нам могут возразить: если нет счастья в потусто­роннем мире, то зачем же даже мудрые люди совершают жертвоприношение агнихотру и другие [предписанные Ведами обряды], требующие больших затрат средств и сил? Но это возражение не может считаться доказа-

166


тельством обратного. Ведь три [Веды] страдают поро­ками — лживостью, противоречивостью, многословием; да и те, кто считает себя знатоками Вед, просто плуты и мошенники; они разоблачают друг друга: доказатель­ства сторонников [священного] знания опровергаются сторонниками [священного] действия, а доводы сторон­ников [священного] действия опровергаются сторонни­ками [священного] знания, да и три Веды — это просто неумная болтовня обманщиков, а агнихотра [и другие обряды] — способ прокормления их. А еще говорят так: «Агнихотра, три Веды, триданда50 и посыпание себя

пеплом —

[Все это лишь] способ прокормления тех, кто лишен

мудрости и трудолюбия» 51 — так говорит Брихаспати.

Отсюда следует, что нет никакого ада, кроме страда­ний, порожденных [земными] горестями; нет никакого высшего божества, кроме раджи, существование кото­рого очевидно для всех, и нет никакого другого осво­бождения, кроме распада тела [на элементы].

Согласно учению о тождестве души и тела, в выра­жениях «я полный», «я тонкий», «я черный» и т. п. «я» и его свойства относятся к одному и тому же субъ­екту. Выражение «мое тело» употребляется так же иносказательно, как и выражение «голова Раху»52. Все это излагается еще так:

«Единственное счастье человека — в достижении

чувственных удовольствий.

Адом же называют страдания, порожденные страхом перед шипами и другими [земными горестями]. Раджа, существование которого очевидно для мира, — вот кто известен как всемогущий,

а не что-то потустороннее.

Освобождение наступает с распадом тела, а не с

достижением [священного] знания.

В этой школе [признаются] четыре элемента: земля,

вода, огонь, воздух. И именно из этих четырех элементов возникает

сознание, Подобно тому как при смешении кинвы и других

[веществ] возникает опьяняющая сила.

167


В выражениях «я полный», «я тонкий» [«я» и его свойства] относятся к одному и тому же субъекту.

А поскольку «полнота» и т. д. связана только с телом, только оно есть душа, и ничто иное.

Выражение же «мое тело» употребляется лишь

иносказательно»,

«Пусть будет так, — возразят нам. — Но с вами можно было бы согласиться, если бы выводное знание и другие [средства познания] не обладали достоверно­стью. Но ведь они обладают достоверностью. Ибо как же иначе тот, кто видит дым, заключает о [наличии] ог­ня? Или почему же, узнав от кого-то, что на берегу реки имеются плоды, желающие собрать плоды от­правляются на берег?»·

Однако все эти [доводы] всего лишь предрассудки. Сторонники достоверности выводного знания его осно­ванием считают признак, которому должен неизменно сопутствовать больший термин и который должен при­сутствовать в меньшем термине. Это неизменное сопут­ствование (въяпти) 53 должно быть такой связью, кото­рая не зависит от условий. Глаз и другие органы [восприятия] — источник знания уже в силу своего су­ществования, въяпти же — лишь в силу узнавания. Но каковы же тогда средства установления [въяпти]!

Только не чувственное восприятие. Признается во­сприятие либо внешнее, либо внутреннее. Первое не может быть таким средством. Ибо, хотя от непосред­ственного соприкосновения [органов чувств] с предме­том и возникает знание, тем не менее такого соприкос­новения не может быть в прошлом или в будущем, а поэтому [из него] невозможно выведение и въяпти. Нельзя считать также, что средством установления въяпти является всеобщность. Ибо (в ряде случаев] нет связи внутренней сущности с отдельным предметом. Не является [средством установления въяпти] и второй [вид восприятия — внутреннее восприятие]. Ведь в от­ношении [познания] внешних предметов внутренний орган, [ум], зависит от внешних чувств, и нельзя дока­зать его независимость от них. Как говорится: «Глаз и другие [органы чувств] имеют свои объекты, как было

168


сказано. Но ум в [познании] внешнего [мира] зависит от другого» [«Таттвавивека» 54. 20].

Вывод также не есть средство установления въяпти. Ведь в этом случае один вывод для своего обоснования влечет другой, и так до бесконечности.

Также и свидетельство (шабда) не может быть [таким] средством. Ибо, согласно учению Канады55, шабда есть составная часть выводного знания. Или можно добавить еще следующее: она не устраняет [тех возражений], которые в только что сказанном перед этим опровергли обоснования [вывода], ведь сама шабда зависит от признания знака — сообщения сведущего лица. Кроме того, принимать на слово существование внутренней связи между огнем и дымом все равно что верить словам Ману56 и т. п. [Далее], для человека, ко­торому не будет указана внутренняя связь [большего и среднего термина], не будет и самого вывода об одной вещи на основе восприятия другой; значит, всякий вы­вод «для себя» и «для другого» 57 не больше, чем пустой разговор.

Сравнение и т. п. также должно быть отвергнуто [в качестве средства установления въяпти]. Ибо оно указывает лишь на связь между именем и носителем имени, но не на необусловленную связь.

Кроме того, нельзя установить и отсутствие условий. Ибо все условия вместе не могут быть восприняты; по­этому хотя отсутствие воспринимаемых предметов само может считаться восприятием, однако отсутствие не­воспринимаемых предметов должно считаться невос­приятием; а поскольку здесь приходится прибегать к выводу и т. п., то мы не устраним тех возражений, которые уже использовались для опровержения вывода, и т. п. Итак, условие следует определить как то, что всегда сопутствует большему термину. Об этом гово­рится так: «Условие — это то, что не всегда сопутствует среднему термину, что всегда сопутствует большему термину и чему должен сопутствовать больший термин. При доказательстве [школой ньяя] невечности звука эти три [момента] необходимы для устранения таких лож­ных условий, как «произведенный [человеком]», «имею­щий природу кувшина» и «неслышимый»». Таковым

169


должно быть понимание условий; об этом же говорится и в шлоке великого учителя, начинающейся словом самасама 58.

Но так как знание условия должно здесь предшест­вовать знанию отсутствия условия, то это означает, что только тогда, когда имеется знание условия, возможно знание въяпти — знание такой связи между средним и большим терминами, в которой отсутствует любое из таких условий; поскольку же знание условия зависит от знания въяпти, мы неотвратимо уличаем [своих про­тивников] в поражающей их подобно грому ошибке порочного круга. Таким образом, если нет возможности установить внутреннюю сущность, то нет оснований и для выводного знания и других [средств познания, кроме восприятия]. Переход от знания «дыма» к зна­нию «огня» может рассматриваться либо как основан­ный на восприятии, либо же как ошибка. И то, что этот переход иногда бывает успешным, так же случай­но, как совпадение [видимости и реальности] при игре самоцветов, при колдовстве, употреблении [хмельных] напитков и т. п.

Отсюда следует, что нет никакой судьбы (адришта) и т. п. Нам могут возразить: «Если вы отвергаете судьбу, то в мире, лишенном причины, наступит хаос и смятение». Но это возражение несостоятельно. Ибо все в мире совершается в силу внутренней природы (сваб-хава) самих вещей. Как говорится:

«Жар огня, спокойствие воды, приятное касание

ветерка —

Кем создано все это разнообразие? Все это

проистекает из их внутренней природы».

Обо всем этом Брихаспати говорит так:

«Нет ни небесного рая, ни конечного освобождения, ни души в потустороннем мире.

Нет и воздаяния за благочестивое соблюдение

[предписаний] варнашрамы59.

Агнихотра, три Веды, триданда и посыпание себя

пеплом —

[Все это лишь] способ прокормления тех, кто лишен

мудрости и трудолюбия.

170


Если [жертвенное] животное, закланное в обряде

джъётиштома 60, попадает на небеса,

То почему же  тогда жертвователь не отдает на

заклание своего отца? Если шраддха61 приносит удовлетворение

покойникам,

То и масло должно усиливать пламя даже разбитой

лампы.

И зачем бы тогда давать пищу отправляющемуся в

путь,

Ведь он мог бы удовлетворяться в дороге шраддхой,

совершенной остающимся дома?

Если находящиеся на небесах довольны нашим

подношением [шраддхи],

То почему бы не давать его стоящим здесь, на

крыше дома?

Пока человек жив, пусть живет радостно и пьет гхи 62, хотя бы и взятое в долг; Когда тело обратится в прах, разве может оно

возродиться вновь?

Если то, что покидает тело, уходит в иной мир, Почему же не возвращается оно опять, влекомое

любовью к своим близким?

Значит, все эти обряды поминовения усопших Лишь способ, установленный брахманами для

своего прокормления. [Ибо] нет никакого вознаграждения! Мошенники, шуты, бродяги — вот кто составлял три

Веды;

Пандиты62а же чтение их признают [священными заклинаниями] джарбхари, турпхари. В обряде ашвамедха 63 заставляют жену [царя]

держать за ствол [коня], Те же обманщики, которые восхваляют и

подношение даров [брахманам]. И употребление в пищу [жертвенного] мяса [жрецами] также установлено этими же бродягами». Вот почему для блага людей необходимо

придерживаться учения чарваков.

Таково изложение даршаны чарваков в «Сарва-дар-

шана-самграхе» высокочтимого Саяны Мадхавачарьи.

171


VI. [РЕЛИГИОЗНАЯ ИНКВИЗИЦИЯ И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА НАУКУ]

Приводимый ниже отрывок взят из книги «Индия» * вели­кого среднеазиатского ученого и мыслителя Бируни, который в начале XI в. провел несколько лет в Индии и оставил цен­ные сведения о ее жизни, религиозных, философских и науч­ных системах. В одной из глав своего труда, посвященной астрономическим учениям Индии, Бируни пишет о том, что индийские астрономы Брахмагупта и Варахамихира прекрасно знали подлинную природу солнечных и лунных затмений и описывали ее в своих трактатах. И тем не менее, продолжает Бируни, иногда они поддерживали мифологическое объяснение этих явлений, даваемое брахманами в пуранах, в соответствии с которым затмения солнца и луны происходят от того, что летающая по небу голова злого демона Раху периодически заглатывает эти светила и тем вызывает их затмения. Бируни вскрывает причину подобной непоследовательности в работах индийских астрономов.

Эти слова Варахамихиры, несмотря на то что выше мы не раз могли убедиться в его точном знании устрой­ства мира, все же нельзя одобрить, если не принять во внимание, что он временами высказывался заодно с брахманами, к которым принадлежал и тесное общение с которыми для него было неизбежно. Далее, он не за­служивает и порицания, ибо его стопы твердо опи­раются на истину и он открыто ее провозглашает, как, например, в приведенном нами рассказе с его слов от­носительно сущности сандхи64.

Если бы все достойные люди следовали его приме­ру! Посмотри, однако, на Брахмагупту, а он самый превосходный представитель этого сословия у индий­цев. Ведь он, принадлежа к брахманам, которые вычи­тывают в своих пуранах, что солнце ниже луны, и ко­торым вследствие этого нужна голова, кусающая солн­це, чтобы оно могло затмиться, отбрасывает правду и поддерживает ложь, хотя вполне возможно, что от сильнейшего раздражения он говорит это, издеваясь над ними, или же вынужденно, как человек, сознание которого помрачено страхом смерти...

Я полагаю, что Брахмагупту заставило высказать вышеупомянутые слова нечто вроде сократовской беды,

* Абурейхан Бируни. Избранные произведения, т. II. Индия. Ташкент, 1963, стр. 436—438.

172


которая постигла его, несмотря на великую его уче­ность и остроту его ума, при его раннем возрасте и его молодости в то время, ибо он написал «Брахма-сид-дханту», когда ему было всего тридцать лет от роду. Если в этом его оправдание, мы принимаем его, и дело с концом!

Что касается вышеупомянутых людей, с которыми не должно расходиться во взглядах, то где им понять астрономическую теорию относительно того, что луна затмевает солнце, когда в своих пуранах они помещают луну над солнцем. Ведь то, что находится выше, не мо­жет скрывать то, что ниже, из виду тех, кто находится ниже их обоих. Поэтому они нуждались в каком-нибудь существе, которое хватало бы луну и солнце, как рыба хватает хлеб, и придавало бы им ту форму, в какой являются их затмеваемые части. Ведь ни один народ не избавлен от невежественных людей и руководите­лей, еще более невежественных...

VII. [РЕЛИГИЯ СОЗДАНА ДЛЯ ОБМАНА НАРОДА]

Китаец Сюань-Цзань, совершивший в VII в. н. э. палом­ничество по буддийским святым местам в Индии, оставил после себя ценные записки об этой стране. В них содержится услышанный им в одном из районов страны рассказ о том, как власть имущие в союзе с жрецами придумали предписания, сообразно с которыми каждый человек должен бескорыстно выполнять свой долг, в том числе и воинский, и обманным путем навязали их народу как якобы божественные, чтобы заставить его исполнять их. Речь здесь идет, очевидно, о «Бха-гавад-гите», хотя она и не названа, которая к тому времени уже считалась священным писанием, имеющим божественное происхождение. Иными словами, этот рассказ свидетельствует о наличии в тогдашней Индии смелых для тех времен взгля­дов, согласно которым религия имеет вполне земное, причем далеко не чистоплотное происхождение и выполняет, говоря современным языком, социальный заказ правящей верхушки.

Рассказ приводится в сокращенном изложении по изданию: «On Yuan Chwang's Travels in India. 629—645» by Th. Watters, vol. I. London, 1904, p. 314—315. Перевод Н. П. Аникеева.

Вожди двух родов, ведших между собой с перемен­ным успехом длительную упорную борьбу за власть, договорились о решающем сражении, которое должно

173


было наконец определить их судьбу. Но народ, утом­ленный бесконечной войной и опустошительными на­бегами, возмутился таким сговором и отказался участ­вовать в еще одной кровопролитной бойне. Тогда пра­витель той части страны, которая позже стала называться «божественной землей» (стханешвара), задумал обманом заставить своих подданных сражаться, использовав для этой цели их веру в чудеса.

Он позвал к себе одного умного брахмана и прика­зал ему составить трактат о долге — дхарма-сутру. Когда приказание было выполнено, правитель спрятал трактат в горной пещере, где он пролежал несколько лет, пока все место не заросло травой и не исчезли вся­кие следы пребывания здесь людей. После этого пра­витель объявил своим приближенным, что во сне посетил его бог Индра и сказал ему о священной книге, находящейся в горах. Эту весть быстро разнесли по всей стране, и множество людей пошло к указанной правителем пещере, где они действительно обнару­жили книгу. Это привело всех в великое изумление и заставило поверить в ее божественное происхождение. По велению правителя книга была зачитана при всем народе. В ней говорилось о том, что жизнь и смерть — это безбрежный океан, находящийся в бесконечном из­менении и волнуемый постоянными приливами и от­ливами; люди — игрушки этого вечно волнующегося океана мирских горестей и страданий, ничто не вырвет их из его цепких объятий, и они обречены на вечные муки. Единственное, что может избавить их от такого рока, — это участие в предстоящей битве: хотя много людей погибнет в ней, но, поскольку она совершается по знамению свыше, все ее участники получат божье благословение и вновь возродятся к жизни. Их потом­ки, которые будут проживать на этом месте и будут чтить своих предков, достигнут бесконечного счастья. И если добродетельный поступок столь ничтожен, а вознаграждение за него столь велико, то каждый умный человек должен воспользоваться возможностью и при­нять участие в битве, ибо это обеспечит ему благо­приятную карму, а его смерть будет равносильна воз­вращению к жизни.

174


После этого не было недостатка в добровольных ратниках, и битва состоялась. Погибших в ней было так много, что огромные груды костей до сих пор воз­вышаются на «священной земле».

VIII. БХАРТРИХАРИ

Бхартрихари (VII в.) — ученый^ философ, поэт-гунанист. Его поэма «Три шатаки» («Три сотни») — один из наиболее за­мечательных памятников индийской лирической поэзии ран­него средневековья. Хотя до сих пор идут споры относительно того, одно ли и то же лицо ученый-философ Бхартрихари и поэт-гуманист Бхартрихари, однако поэтическое наследие его свидетельствует о том, что создатель поэмы был и ученым, и философом. Приведенные ниже строфы насыщены глубоким философским раздумьем, стремлением осознать жизненный противоречия и найти путь к их преодолению. Ведущая идея поэзии Бхартрихари — величие человеческих потенций и невоз­можность полной реализации этих потенций в условиях тог­дашнего общества.

Поэма состоит из трех частей, в каждой 100 строф. Отрывки взяты из двух частей — «Нити-шатака» («Сто строф о мудро­сти житейской») и «Вайрагья-шатака» («Сто строф об отверже­нии мира»). Нижепомещенные строфы переведены И. Д. Сереб­ряковым по изданиям: «The Epigrams Attributed to Bhartrihari, Including the Three Centuries». Edited by D. Kosambi. Bombay, 1948; «Shri-Bhartrihari-yogindra-yirachita Subhashitatrishati sb ri-Ramachandra-Budhendra-viraehitaya sahridayanandinyakhy-aya vyakhyaya sameta». Mumbai. 1957. На русском языке пуб­ликуется впервые.

12. Сокровище такое существует, Которому не страшны воры: Украсть его нельзя. Всегда Несет оно с собой несказанное счастье. Хоть тратишь ты его и раздаешь другим, А все ж оно растет — потоп ему не страшен! Его зовут наукой! О цари! Склонитесь перед

ним!

Те, кто владеет им, превыше вас, цари, И никогда вам их не превзойти!

13. Не презирай людей, обогащенных знаньем, Понявших смысл вещей! Что твои богатства? Они — солома! Тлен и прах они. Не могут ни привлечь, ни привязать ученых. Да разве могут лотоса волокна Сдержать слонов, от течки разъяренных!

175


17. Знанье — краса величайшая в людях!

Радость с собою несет оно, счастье и славу!

Помощь окажет оно на чужбине,

Знание выше богатства, сильней всех богов!

Даже цари признают превосходство науки!

Тот же, кто знаний лишен,

Тот прозябает, как зверь!

31. Пусть сгинет каста в ад!

Пусть добродетели летят туда ж — и дальше! Пусть благородство обратится в пепел, Пусть молния сожжет до праха доблесть, Но пусть нас осенит богатства благодать! Ведь без нее — всё в мире прах и тлен!

32. Тот, кто богат — и мудр, и благороден, И добродетелен! В науках изощрен, Оратор превосходный, и мудрец, И красотою несравненной наделен Тот, кто богат!

35. Есть три способа использования богатства — даяние, наслаждение и разрушение. Тот, кто не отдает богатства другим И сам им не пользуется, употребляет его Для третьей цели — разрушения!


Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 280; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!