Методология М. Н. Покровского. Теория торгового капитализма

М. Н. Покровский и его место в советской историографии

Заметной фигурой в отечественной историографии был М. Н. Покровский – крупнейший историк, политический деятель, самобытная фигура со сложной жизненной судьбой и с не менее слож­ными поворотами отношения к нему уже после его смерти.

Родился Покровский в1868 г., умер в 1932 г., так что его общественно-политическая деятельность приходится на последние два десятилетия пореволюционного времени и на первые 15 лет советской власти. М. Н. Покровский – активный участник революции 1905 г. и Ок­тябрьской революции, один из руководителей вооруженного восстания в Москве в 1917 г., член Московского ВРК, а с 14 ноября 1917 г. предсе­датель Московского совета Р. и С. Д. С мая 1918 г. до конца жизни – заместитель наркома просвещения, с января 1919 г. – одновре­менно и председатель государственного ученого совета.

Как историк, Покровский начал свою деятельность в 90-х годах XIX в. после окончания в 1891 г. МГУ, где учителями его были В. О. Ключев­ский и П. Г. Виноградов, затем он был оставлен при кафедре, где в те­чение трех лет готовился к профессорскому званию. Не найдя общего языка со своими учителями, он ушел из университета.

Покровский как историк в 1920-е годы занимал руководящие посты в исторических учреждениях: Главархив, Комакадемия, Институт красной профессуры, редактор трех истори­ческих журналов («Историк-марксист», «Борьба классов», «Красный ар­хив»). Он единолично решает все организационные и научные вопросы исторических наук. После двух хвалебных оценок его трудов В. И. Лениным (Т.42. С. 24; т. 52. С. 24) его авторитет как историка стал непререкаемым, его окружают ученики и последователи, большинство из которых повторяют и восхваляют его концепции. После революции Покровский издает большое количество исторических трудов: «Русская история в самом сжатом очерке». Т. 1,2 (1920, 1923) переиздавался почти ежегодно массовыми тиражами; «Дипломатия и войны царской России (1924); «Марксизм и особенно­сти исторического развития России»(1925); «Декабристы» (1927); «Империалистическая война» (1928); «Октябрьская революция»(1929); «Очерки русского революционного движения XIX – нач. XX вв. (1927).

В конце 1920-х годов отдельные «поумневшие» его ученики начинают «пощипывать» своего шефа. Начинается травля его и «свер­ху». Но он оставался прочно стоять на поли­тическом и историческом «Олимпе», и после его смерти в 1932 г. был похоронен у Кремлевской стены, а в сообщении ЦК ВКП(б) о его кончине он был назван «всемирно известным ученым-коммунистом, важнейшим организатором и руководителем нашего теоретического фронта, неустанным пропагандистом идей марксизма-ленинизма».

Вскоре после смерти Покровского, с 1934 г. и, особенно с января 1936 г., развивается беспрецедентная по жестокости и все расширяю­щаяся его травля. Вопреки всему ранее сказанному о нем как о крупнейшем и выдающемся марксисте, он объявляется главой анти­марксистской, антиленинской, антиисторической школы, а его взгляды как «враждебные ленинизму и марксистской нау­ке». Такой поворот связывают с постановлениями СНК СССР и ЦК ВКПб) по историческим вопросам. Однако, ни в одном из 4-х постановлений СНК и ЦК по вопросам истории имя Покровского не упоминается, как и в других партийных документах по этим вопросам: Замечания Сталина, Кирова и Жданова по конспектам истории, напи­санным 11 августа 1934 г. и опубликованные в 1936 г.; Постановление жюри правительствованной комиссии по итогам кон­курса на учебник для начальной школы, опубликованном 22 августа 1937г.; Письма Сталина к составителям «Краткого курса истории ВКП(б)».

Главное обвинение возникло в сопроводительном информационном сообщении к газете «Правда» от 27 января 1936 г.: «Среди некоторой части наших историков, особенно историков ГССР укоренились антимарксистские, антиленинские, по сути дела ликвидаторские, антиисторические взгляды на историческую науку, свя­занные, в первую очередь с распространением среди некоторых историков ошибочных исторических взглядов, свойственных т.н. «исторической школе» Покровского. По заключению М. В. Нечкиной, исследовавшей эти документы, текст информационного сообщения составлен А. Ждановым, а некото­рые резкие слова вписаны рукой Сталина. Эта оценка, не содержащая никаких конкретных обвинений, и которая судя по всему не рассматри­валась СНК и ЦК ВКП(б), стала основой беспрецедентной травли исто­риков по обвинению их к принадлежности к «школе Покровского», хотя имена участников «школы» никогда не назывались («Историче­ские записки». Т. 18, С.238-239). Компания травли Покровского была организована Сталиным. По его заданию в тот же день, в«Известиях» была опубли­кована статья Бухарина, в которой он развенчал Покровского.

Своего апогея кампания разоблачения Покровского достигла в 1939–1940 гг., когда было выпущено два больших сборника (до 40-50 п.л.) со специально разоблачительными статьями против него. Их авторами по заданию «сверху» выступили все видные историки страны (25-30 авторов), причем среди них были многие последователи и ученики Покровского, которые не раз восторженно отзывались о своем шефе. И сохранившиеся на работе историки старой школы не избежали этой участи – Греков, Пичета, Тарле. Теперь они все раскаивались в своей политической и научной «слепоте». А. М. Панкратова, например, писала, что ранее была убеждена, что в «Русской истории с древней­ших времен» мы имели концепцию, противоположную буржуазным историкам, поэтому «о марксистской выдержанности самой этой концепции мы вопроса и не ставили, по крайней мере до тех пор, пока нам не указали на эту сторону вопроса». Б. Д. Греков прямо сказал: «Главная по­меха в развитии исторической науки в нашей стране – так называемая школа Покровского – была преодолена при содействии И. В. Сталина». Оценивая кампанию против Покровского в целом, следует заме­тить, что обвинения против него были не только незаслуженными, но и ничего общего не имели с наукой. Можно в чем угодно обвинять По­кровского, но не в том, что он был главным врагом марксизма в истори­ческой науке. Ведь он был главным организатором и идейным вдохно­вителем внедрения марксизма в историческую науку, и это было всеми признано, в том числе и в информации ЦК ВКП(б) о его кончине. Пере­родиться из своего в чужого, как это приписали Бухарину и другим пар­тийным деятелям, он тоже не мог по той простой причине, что его уже не было в живых. Причина посмертных гонений на Покровского – в устремлениях Сталина и его окружения: а) у Покровского был Ленин, но не было Сталина, не только как главно­го исторического деятеля, но и как историка советской науки; б) Сталин сам старался стать основным историком России, но для этого надо бы убрать всю изданную в советские годы литературу, а она пря­мо или косвенно была связана с Покровским.

Этого оказалось достаточным, чтобы Покровского на 25 лет исклю­чить из исторической науки. Только после XXII съезда (не ХХ-го), когда о Покровском было сказано несколько позитивных слов, стали появ­ляться работы историков с переоценкой роли Покровского, в том числе и тех историков, которые ранее хаяли его. Это статья Е. А. Луцкого, в ко­торой он даже пишет, что теперь ему стыдно, что в 1940 г. он написал статью против Покровского. Это статьи С. М. Дубровского, Л. В. Черепнина; серия статей О. Д. Соколова, а в 1970 г. большая монография последнего «М. Н. Покровский и советская историческая наука». В разгар перестройки А. А. Чернобаев опубликовал статью «По­кровский – ученый и революционер» (Вопросы истории. 1988. №8). В 1992 г. появилась и книга Чернобаева «Профессор с пикой» или три жизни историка М. Н. Покровского». Название он заимст­вовал у Н. И. Бухарина, который под таким же заголовком опубликовал в «Правде» статью, посвященную 60-летию Михаила Николаевича. Но то­гда Бухарин, в отличие от статьи 1936 г., написал весьма хвалебную статью и показал как Покровский с яркой воинственностью боролся как с прямой контрреволюцией в 1905 и 1917 гг., так и с врагами на истори­ческом фронте, как с не приемлющих марксизм лагерем, так и среди самих марксистов.

В принципиальном отношении все опубликованные после XXII съезда КПСС работы о Покровском мало чем отличаются. С одной стороны, они восстанавливают имя Покровского как мар­ксиста, выделяют проблемы, которые он впервые правильно с точки зрения марксизма разрешает. С другой стороны, называют ошибки, ко­торые он допускал в разработке отдельных проблем, а также как он их чистосердечно признавал и пытался исправить. Затем следовал оправ­дательный приговор, что Покровский был выдающимся историком-марксистом, но беда в том, что взял на себя титаническую задачу – в одиночку создать настоящую марксистскую историографию России.

Ошибки Покровского по частным вопросам отдельные авторы на­зывали по-разному: о роли и времени зарождения торгового капитализ­ма в России, об оценке декабристов, революционных демократов середины и второй половины XIX века, крестьянских выступлений, роли от­дельных царей и т.д. Спорили о том, сказал ли он или не говорил о том, что история – это политика, опрокинутая в прошлое. Эти и другие частные проблемы могут рассматриваться при изучении историографии отдельных вопросов. Здесь позиция Покровского должна учитываться, тем более, что эта позиция оказывала влияние на историографию про­блемы. Однако при оценке места Покровского в исторической науке в це­лом все эти частности теряют смысл. Беда не в том, что Покровский пытался всю историю России изло­жить с марксистских позиций, и это оказалось непосильной задачей, а в том, что невозможно с одной методологической и идеологической платформы изучать и оценивать все исторические события. Из деятельности Покровского вытекает важный урок – несостоятельность увязки науки с идеологией и политикой, чем он и занимался. В этом его деятельность на историческом фронте в целом оказалась несостоя­тельной. Но если в этом деятельность Покровского может быть понята (право каждого отстаивать свою позицию, какой бы она другим не каза­лась несостоятельной), то вторая сторона дела требует более взыскательной оценки.

Речь идет о настойчивом стремлении Покровского свою концепцию, свой подход навязать всем историкам. Покровский в какой-то мере признавал старую историче­скую школу. Есть у него даже такое высказывание (1926): «Кто бросил бы под стол Соловьева и Ключевского на том основании что они не марксисты, тот обнаруживал бы только, что чрезвычайный дурак». («Большевик». 1926. № 12. С. 8). Он допускал до поры до времени, что­бы те, кого тогда называли «буржуазными профессорами» вели работу по обучению коммунистической молодежи методике исторического ис­следования. Причем некоторых приглашал даже в ИПК и Комакадемию. Но, вцелом он представлял себе это дело весьма упрощенно – историки старых школ должны перевоспитаться на основе марксистской методо­логии, а начинающие марксисты должны пройти как необходимый этап «старую науку», научиться методике исторического исследования. Насколько он был против насилия, требует специального исследования.

Во-первых, Покровский как администратор применял административные меры: непосредственно проводил реорганизации, сокраще­ния, увольнения к учреждениям и деятелям старой школы (ситуация в МГУ в 1920 г.).

Во-вторых, Покровский – активный участник борьбы против троцкиз­ма, где проявились уже все черты получившего впоследствии широкого распространения борьбы за «чистоту марксистско-ленинской науки». Это подготовило его к согласию на прямые репрессивные меры в конце 1920-х годов. Выступая на 1-й конференции марксистско-ленинских учреждений 22-25 марта 1928 г., он сформулировал тезис о том, что «будучи отражением классовой борьбы, общественная наука крепнет именно в борьбе». Он называл два направления исторической науки: 1) «прогрессивное истинно-научное, с каждым днем завоевывает новые высоты и 2) «буржуазное», представленное нашей академической нау­кой». Как прагматик он признает «пользу» второго направления в том, что на нем «нашей молодежи придется точить зубы». Выдержка из его статьи в «Правде» 7 ноября 1928 г.: «Каждый историк-марксист должен твердо помнить, что идя на приманку из тако­го тухлого мяса как давно подохшая буржуазная «объективность», он самым определенным образом продает на своем участке дело рабоче­го класса во всем мире». Когда в Германии была опубликована статья, в которой говорилось, что девять десятых русских ученых ничего общего не имеют с марксизмом, М. Н. Покровский объявил тех 9/10 ученых «ученым кладбищем». Когда встал вопрос об определении судьбы Института истории РАНИОН и в числе предложений было передать его в систему АН СССР, Покровский автору этого предложения Рязанову язвительно заметил: «Давид Борисович по-видимому колеблется относительно точки привеса этого учреждения – и ходят слухи будто он намерен поставить ин­ститут в самом центре кладбища в виде, должно быть, крематория». (Историк-марксист. 1929. №11. С. 7) Сам Покровский видимо не постес­нялся занять такое «почетное место», став примерно в это время ака­демиком АН СССР. Еще одно заявление 1929 года: «У нас разви­лась большая историческая чуткость и большой политический нюх, так что по книжке, по печатной строке или по докладу, по слову с трибуны мы сразу разбираем - наш этот человек или не наш, враг или друг». Вот его высказывания 1930 г.: «Где кончается несогласие с мар­ксизмом и начинается прямое вредительство различать становится все более или менее возможным». (Историк-марксист. 1930. № 5. С. 165) Связывая борьбу с буржуазными историками с коллективизацией, По­кровский пишет: «По существу это та же самая классовая борьба, и ес­ли нам надо ликвидировать кулака, то надо ликвидировать и кулацкую идеологию. В этом смысл тех дискуссий, которые мы проводим в по­следнее время» (Там же. № 16. С. 13).

В письме в редакцию «Вопросы истории» «Стоит ли вновь возвращаться к Покровскому?» В. А. Дунаевский, в числе ряда факторов из биографии М. Н. Покровского, приводит и дан­ные о том, что он был в курсе следственных материалов по делу Пла­тонова-Богословского, а когда сосланные историки, будучи ни в чем не виноватыми, обратились к Покровскому, с которым много лет работали, поддержать их, убедить карательные органы, что они ни в чем не вино­ваты, что они не враги, а честные историки, Покровский в грубой форме им отказал, а сами письма переслал в ОГПУ, «так как эти письма представляют интересы для ОГПУ, а мне они совершенно не нужны». (Вопро­сы истории. 1995. № 2. С. 145)

Насколько эти высказывания и поступки вытекают из сущности по­зиций самого Покровского, или он перестроился в конце 1920-х годов, ис­ходя из общей обстановки, и стремясь угодить Сталину, сохранить пост руководителя исторического фронта, врученного ему еще Лениным, требует социального исследования. По крайней мере его политическая биография позволяет предположить возможность резких «куль­битов»: в политическом плане он и «легальный марксист», и участник кадетского «освобождения», и большевик, и впередовец, и в сотрудни­честве, и в борьбе с Троцким, твердо за Лениным с 1917–1918 гг. Финал деятельности Покровского в 1928–1930 гг. не следствие этих кульбитов, а следствие сущностной позиции, кото­рую он занимал с 1918 года. Единственное различие, что в высказыва­ниях 1918–1920 гг. не было терминов «тухлое мясо» и «кладбище», ко­торыми он обзывал историков старой школы, а сущность его одинакова: подчинение науки идеологии и политике. То, что оставил нам Покровский и что мы раньше расхваливали как высшая проба марксизма, а затем это же хаяли как враждебное марксизму и исторической науки, а спустя 25 лет вновь стали восхвалять как марксизм-ленинизм, но с отдельными ошибками по ряду проблем – это все в совокупности составляло «со­ветскую историческую науку», суть которой подчинение науки истории политике и идеологии, высказываниям классиков марксизма-ленинизма, указаниям партии, ее руководящих деятелей.

«Советская историческая наука» вышла не только лично от Покров­ского, а из созданных под его руководством Комакадемии и ИКП. Он был учителем птенцов, вылетевших из этих гнезд, которые независимо от того, хвалили или хаяли своего учителя, не могли не следовать за­ложенным Покровским принципам. Да и Сталин, и его окружение с «Кратким курсом истории ВКП (б)» неуклонно ему следовали, хоть и Разносили «в пух и прах» творения бывшего советского кумира. М. Н. Покровский много трудился, даже будучи тяжело больным. Но роль его в науке больше негативная. Перед нами трагедия историка, отдавшего все свои силы делу, которое не могло принести плоды, а завело историческую науку в тупик.

Наиболее точно оценил роль М. Н. Покровского в формировании ис­торической науки в СССР Андрей Николаевич Артизов в статье, поме­щенной в двух номерах журнала «Отечественная история» за 1999 год под метким названием «М. Н. Покровский: финал карьеры, успех или поражение» ( №1. С.77-96; № 2. С.124–143). Теми же методами, которыми Покровский крыл блестящих истори­ков старых школ как противников марксизма, бумерангом ударило по нему – он тоже был объявлен врагом марксизма, вся литература, в ка­кой-то мере связанная с именем Покровского, а с ним было связано очень многое, – была изъята, освободив поле для сталинской фальси­фикации истории. Но мы должны помнить что пришедшая на смену По­кровскому «история» исходит не только от Сталина и его «Краткого кур­са», но и от самого Михаила Николаевича.

Методология М. Н. Покровского. Теория торгового капитализма

Значительный вклад в развитие целостной теории феодаль­ной общественно-экономической формации с позиции эконо­мического материализма внес М.Н. Покровский (1868–1932), который в своих научных исследованиях был более последова­тельным марксистом, чем другие представители старой отечест­венной исторической школы. Нельзя не согласиться с тезисом Л.В. Даниловой, в котором подчеркивается вся сложность процесса становления марксистского направления в советской историософии эпохи феодализма. «Первая попытка действительного разрыва с буржуазной трак­товкой феодализма в профессиональной исторической литерату­ре связана с именем М.Н. Покровского. В 1920-х годах Покров­ский развил ту точку зрения относительно феодализма, которая сложилась у него еще в дореволюционное время. Вопреки усто­явшимся традициям русской дворянско-буржуазной историогра­фии Покровский вслед за Н. П. Павловым-Сильванским высту­пил с концепцией существования феодализма в России. Для нача­ла XX в. эта концепция явилась новой, смелой, перспективной. В ней была заложена идея единства и прогрессивно-поступатель­ного развития мировой истории».

В работах «Русская история с древнейших времен», а также в «Русской истории в самом сжатом очерке» М. Н. Покровский утверждал взгляд на феодализм как на естественную стадию ис­торического развития, как на общественный строй, пришедший на смену первобытнообщинным отношениям. «Эту поздней­шую стадию, возникшую непосредственно из тех отношений, которые мы условились называть "первобытными", западно­европейские историки и социологи давно окрестили именем "феодализма"», – писал он в «Русской истории с древнейших времен».

 Генезис феодальных отношений, как считал М. Н. Покров­ский, был обусловлен разложением общинной собственности и сопутствующей этому процессу социальной дифференциацией. В книге «Русская история с древнейших времен» он говорил о том, что западноевропейский феодализм начался с разложения общины, а в России он стал развиваться на основе «печищного» или «дворищного» землевладения – этих специфических форм землевладения, обусловленных особенностями русских геогра­фических условий. Но при всем этом национальном и географи­ческом своеобразии «крупная собственность у нас, как и везде в Европе, выросла на развалинах мелкой».

М. Н. Покровский активно выступал против выдвижения «фактора завоевания», а также «норманнской теории» как доми­нирующих в процессе феодализации Руси. Уместно напомнить, что «норманнская теория» была выдвинута в XVIII в. приглашен­ными в Россию немецкими историками Г. З. Байером, Г. Ф. Миллером и А. Л. Шлецером. Впоследствии ее разделяли Н. М. Карам­зин, М. П. Погодин и некоторые другие русские историки. Уже в момент появления «норманнской теории» ее резко критиковал М. В. Ломоносов, а в дальнейшем против нее выступали В. Г. Белинский, А. И. Герцен и др. М. Н. Покровский также считал эту теорию ошибочной: «Мы видим, ни о каких "началах государственности", якобы занесенных к нам князьями из-за моря, не может быть и речи». Столь решитель­ное утверждение строилось на его убеждении в том, что само по себе завоевание славян норманнскими князьями ничего не меня­ло в общественном строе и их хозяйственном укладе.

М. Н. Покровский был уверен, что насильственный захват зе­мель не мог являться главным фактором образования феодаль­ного землевладения и что главную роль в этом играли экономи­ческие условия общественной жизни. Исходя из приоритетности экономического фактора в обще­ственном развитии М. Н. Покровский дал формулировку фео­дальной общественной формации и обозначил три ее главных признака. Это, во-первых, господство крупного землевладения; во-вторых, связь с землевладением политической власти, связь настолько прочная, что в феодальном обществе нельзя себе представить землевладельца, который не был бы в той или иной степени государем, и государя, который не был бы крупным зем­левладельцем; и, наконец, в-третьих, те своеобразные отноше­ния, которые существовали между этими землевладельцами – государями: наличность известной иерархии землевладельцев, так что от самых крупных зависели мелкие, от тех – еще более мелкие и так далее, и вся система в целом представляла собой нечто вроде лестницы.

Исходя из этих признаков М.Н. Покровский определял исто­рические рамки зарождения и развития феодализма на Руси. «Первый из основных признаков феодализма - господство круп­ной собственности, - может быть доказан для Древней Руси, домосковского периода включительно, ...как и для западной Европы ХI–ХII вв.». К столь же ранней исторической эпохе применительно к рус­скому феодализму он относил и второй характерный признак - связь крупного землевладения с политической властью. «Государь в своем имении не мог, конеч­но, обойтись без главного атрибута "государственности" – воен­ной силы. Еще "Русская Правда" говорит о боярской дружине наравне с дружиной княжеской».

Начало генезиса феодализма М. Н. Покровский соотно­сил с периодом Киевской Руси, а окончательное утверждение феодального общественного строя – с XIII в. «Крупное землевла­дение в России мы встречаем уже в очень раннюю эпоху...никак не моложе XIII в.». С XVI в., по его мнению, на Руси начинается постепенное разложение крупного феодального землевладения под влиянием торгового капитализма. Этот пери­од он именовал «новым феодализмом», характерным признаком которого является торжество среднего землевладения. «К концу XVI столетия в старых уездах Московского государства среднее поместное землевладение решительно господствовало».

Был ли этот процесс прогрессивным, задается вопросом М.Н. Покровский, и с уверенностью на него отвечает: «Как это ни странно, на наш современный взгляд,... то был экономически прогрессивный тип... Его победа должна была обозначать круп­ный хозяйственный успех - окончательное торжество "денеж­ной" системы над "натуральной"». В XVI в. крупное вотчинное хозяйство окончательно вытес­няется средним, богатый боярин экспроприируется в пользу мел­копоместного дворянина (опричника). В этом переделе собствен­ности М.Н. Покровский видел главную сущность опричнины.

XVII в. в русской истории, так называемая им эпоха «нового фео­дализма» стала временем феодальной реакции и формирования дворянского сословия как опоры нарождающимся обменным отношениям, вытесняющим прежние формы натурального хозяйства. «В основе феодальных методов производства лежит натуральное хозяйство. Феодальное имение ставит себе потребительские задачи – удовлетворение своих потребностей». Но это совершенно не означает, по мнению М. Н. Покровско­го, что в России вплоть до начала XX столетия господствовали феодальные методы производства в их самой ранней форме натурального хозяйства. Исходя из этого он решительно крити­ковал распространенную в советской исторической науке точку зрения о том, что феодальная формация и товарное хозяйство представляют собой несовместимые экономические отношения. Напротив, как считал М. Н. Покровский, в течение очень продол­жительного исторического периода – полутора или двух столе­тий (ХVIII–ХIХ вв.) – в России существовали феодальные методы производства в их натуральной форме, но вместе с тем в рамках данной общественно-экономической формации активно развива­лось и товарное хозяйство. Таким образом, так называемый период «нового феодализма», в его определении, представлял собой развитие «торгового капитализма» и усиление его господ­ствующих позиций в экономике России. Чрезмерное подчеркивание роли торговли и торгового капи­тала в российской экономике ХVIII-ХIХ вв. фактически влекло за собой признание существования внутри феодальной формации господствующего экономического уклада – «торгового капита­лизма».

В этих утверждениях М. Н. Покровского просматривается приверженность к экономическому детерминизму. На таких позициях стояли тогда многие, в том числе и молодые советские историки. По замечанию Л. В. Даниловой, «до само­го конца 20-х - начала 30-х годов изучение феодализма проходи­ло под влиянием экономического материализма».

 

Теория торгового капитализма еще в предреволюционные годы активно разрабатывалась М. Н. Покровским. Его философ­ским воззрениям был свойственен определенный эклектизм. После Октябрьской революции М. Н. Покровский выпустил рабо­ту «Русская история в самом сжатом очерке» (1920), которая бы­ла весьма положительно оценена В. И. Лениным.

Первоначально, в 1910–1912 гг., когда писалась «Русская история с древнейших времен», М. Н. Покровский назвал в качестве стадий историче­ского развития первобытный коммунизм, феодализм, ремеслен­ное хозяйство, торговый капитализм и промышленный капита­лизм.

В «Русской истории в самом сжатом очерке» он несколь­ко иначе определил основные стадии экономического развития России, выделив внутри феодальной формации период «товарно­го хозяйства и крепостного права». При этом он исключил ре­месленное хозяйство как особый этап в разложении феодализма. В этой работе М. Н. Покровский уделил большое внимание генезису торгового капитала в России. При этом он подчеркивал различия в самих понятиях – «торговый капитал» и «торговый капитализм». В статье «О русском феодализме, происхождении и характере абсолютизма в России» он писал: «...безграмотным яв­ляется выражение "торговый капитализм": капитализм есть сис­тема производства, а торговый капитал ничего не производит... Ничего не производящий торговый капитал не может опре­делять собой характера политической надстройки данного об­щества...».

Далее он определял исторические сроки появления торгово­го капитала в условиях функционирования феодальной форма­ции на Руси. «Торговый капитал сложился у нас в новгородско-московские времена на вывозе предметов роскоши – ценных мехов, шелка и т.п.». Подчеркивая чрезмерное влияние тор­гового капитала на развитие экономики России на протяжении длительного периода от начала Средневековья до новейшей ис­тории, М. Н. Покровский вступал в противоречие с марксистской периодизацией всемирной истории. Пытаясь устранить это оче­видное расхождение с классической теорией общественно-эконо­мических формаций, он вынужден был придерживаться следую­щей аргументации. «Не следует представлять себе дело так, что торговый капитал "кончился", а промышленный на его месте "начался". Такое представление было бы совершенно не правильно. Торговый капитал продолжал существовать в России и после того, как у нас появились не только зачатки про­мышленного капитализма, но и этот последний в зрелом виде, с машинами и вольным рабочим».

В своих работах М. Н. Покровский доказывал, что вся эконо­мика России в ХVI–ХVIII вв. была перестроена и приспособлена к интересам торгового капитала. В целях эксплуатации крестьяни­на торговый капитал будто бы использовал помещика, который и сделался таким образом «агентом торгового капитала», купече­ским приказчиком по выколачиванию прибавочного продукта из деревни. «Барщинное хозяйство было наиболее пря­мым и непосредственным способом выжимать из крестьянина прибавочный продукт, необходимый торговому капиталу».

Признавая крепостное хозяйство составной частью системы торгового капитализма, М. Н. Покровский не видел противопо­ложности крепостнического и капиталистического способа про­изводства. Наоборот, с его точки зрения, барщинное хозяйство и хозяйство, основанное на вольнонаемном труде, являлись лишь двумя разновидностями капитализма, так как и в том, и в другом случае осуществлялась работа для рынка с целью получения денежного дохода.

В журнале «Под знаменем марксизма» отмечалось: «Теория торгового капитализма по отношению к русской истории впер­вые сконструирована М. Н. Покровским. По поводу этой теории, подробно разработанной как в общих курсах, так и в отдельных статьях и популярных работах М. Н. Покровского, были попытки критики со стороны молодых историков-марксистов». Возражая своим оппонентам, М. Н. Покровский утверждал, что весь исторический процесс России, с далеких времен до цар­ствования Николая II включительно, развертывался главным об­разом на основе торгово-капиталистической системы. В разные исторические периоды менялись лишь формы торгового капита­лизма, но сущность его оставалась та же – товарное производст­во в интересах получения денежного дохода.

М. Н. Покровский писал, что под влиянием торгового капитала формировались крепостнические отношения, являвши­еся одной из форм феодальной формации. В его понимании эпо­ха торгового капитализма представлялась значительно шире эпохи крепостничества. В свою очередь крепостническая эпоха составляла одну из разновидностей торгового капитализма. М. Н. Покровский в «Русской истории в самом сжатом очерке» описывал процесс постепенного охвата торговлей все большего количества районов, превращения купца в настоящего хозяина товара. В таких условиях ремесленник работает на скупщика, а не непосредственно на потребителя. Последний идет за товаром к купцу, а не прямо к ремесленнику. Пояснив своему читателю, как торговый капитал опутывал мелкого производителя,

М. Н. Покровский делал вывод о том, что торговый капи­тал являлся необходимым условием возникновения промышлен­ного капитализма. Как и ростовщический, торговый капитал не всегда разлагал старый способ производства, не всегда ставил на его место капиталистический. При этом в «Русской истории с древнейших времен» М. Н. Покровский отводил торговому капи­тализму сравнительно ограниченную роль. Он говорил только о набеге торгового капитализма на Россию, который начался в XVI в. и уже в первой половине XVIII в. окончился, что и в этот кратковременный период господства торгового капитала тонкая буржуазная оболочка еще мало изменила дворянскую природу Московского государства.

М. Н. Покровский торговый капитал рассматри­вал как важнейший двигатель русского исторического процесса. Объединение Руси вокруг Москвы тоже было, по его мнению, делом надвигающегося господства торгового капитала. Органа­ми такого господства в политической сфере были самодержавие и бюрократия. Бюрократия была излюбленным орудием торго­вого капитала не только в России, но и всюду. Что же касается промышленного капитала, то он, по М. Н. Покровскому, надеял­ся сам справиться с государственной машиной, не прибегая к услугам «вицмундирных людей». Склонность торгового капита­лизма к тайной самодержавно-бюрократической политике, а промышленного капитализма – к явной конституционной М. Н. Покровский объясняет тем, что результаты промышлен­ной деятельности находятся у всех на виду, их никуда не спря­чешь, а торговля любит тайну. Государственные дела велись по­этому в эпоху торгового капитализма так же, как ведутся дела торговой фирмы в стороне от нескромных глаз. Наоборот, промышленному капитализму не нужна эта секретность, и он стремится непосредственно и открыто, а не только через чинов­ничество, участвовать в законодательстве и управлении. Торго­вый капитал действовал методами внеэкономического принуж­дения, поэтому он нуждается в крепостнической системе и само­державии. Промышленный капитал действует методами эконо­мического принуждения и нуждается поэтому в отмене крепост­ного права, в свободных договорных отношениях и в конституционном строе.

В «Русской истории в самом сжатом очерке» и в «Очерках революционного движения» теория торгового капита­лизма анализировалась с генетической стороны. В этих работах М. Н. Покровский рассматривал самодержавие как политическую организацию торгового капитализма, государство первых Романовых назвал торговым капиталом в мономаховой шапке, а помещиков именовал агентами торгового капитала. Только в на­чале 1930-х годов М.Н. Покровский признал, что мономахова шапка есть феодальное украшение, а не капиталистическое.

 


Дата добавления: 2018-05-02; просмотров: 3188; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:




Мы поможем в написании ваших работ!