Борьба иосифлян и нестяжателей в 15-16 в. Значение победы религиозной ортодоксии для социально политического развития страны.

Стр 1 из 2Следующая ⇒

Причины и предпосылки складывания иосифлянства и нестяжательства в последней четверти XV в. (религиозные процессы в обществе, духовно-монастырские поиски, социально-экономические явления и др.).

Иосифля́не (Осифля́не) — последователи Иосифа Волоцкого, представители церковно-политического течения в Русском государстве в конце XV – середине XVI веков, отстаивавшие право монастырей на землевладение и владение имуществом в целях осуществления монастырями широкой просветительской и благотворительной деятельности. Резко полемизировали с другими группами и течениями.

Иосиф Волоцкий — обличитель ереси жидовствующих, автор «душеполезного сочинения», называющегося «Просветитель» и ряда посланий, в которых он, споря с другим подвижником — Нилом Сорским, — доказывал полезность монастырского землевладения, отстаивал необходимость украшать храмы красивыми росписями, богатыми иконостасами и образами.

Главным оппонентом иосифлян в церкви было возглавляемое Нилом Сорским движение нестяжателей, требовавшее возвращения к коллективизму и аскетизму раннего христианства и соответственного отказа от церковного имущества в общем и феодального землевладения монастырей в частности. На соборе 1503 года иосифляне выступили с резким осуждением нестяжателей и временно поддержавшего их князя Ивана III Васильевича, отстаивая монастырское землевладение. В результате Иван III поддержал Иосифа Волоцкого и созвал собор 1504 года, на котором «жидовствующие» были осуждены как еретики и преданы анафеме.

Иосифляне доминировали и на Стоглавом соборе 1551 года, на котором вновь отвергли программу ограничения церковно-монастырского землевладения, выдвинутую приближённым к Ивану IV Грозному протопопом Сильвестром. В дальнейшем иосифляне инициировали осуждение Матвея Башкина и Феодосия Косого и гонения на их последователей, а также поддержали учреждение опричнины.

Иосифляне выступали в качестве официальных идеологов православной церкви и монархической власти. Доктрина иосифлян строилась на теологическом обосновании возникновения государства и «божественного происхождения» царской власти, а также на утверждении преемственности Русского государства, оставшегося единственным оплотом православия после падения Константинополя в 1453 году. На этом основании иосифляне требовали предоставления Московской митрополии статуса патриархии (это произошло только в 1589 году).

Иосифляне выступали за открытость монастырей. Главной задачей монастырей являлась миссионерская деятельность и обеспечение населения продовольствием во время неурожая.

К иосифлянам принадлежал псковский монах Филофей, популяризатор концепции митрополита Московского Зосимы «Москва — Третий Рим», на которой строилась официальная идеология русских царей (примечательно, что сам митрополит Зосима не был сторонником иосифлян и подвергался с их стороны нападкам и обвинениям в «потакании еретикам»).

Происхождение названия[править | править код]

Именование «иосифлян» не было принято ни при жизни преподобного Иосифа Волоцкого, ни после его кончины. Этим термином не пользовались в конце XV века – первой половине XVI века ни его последователи, ни их оппоненты среди старцев Белозерских и Вологодских монастырей или других группировок в церковной и светской среде. Средневековый человек Древней Руси не мыслил категориями «партий», тем более в отношении духовной жизни. Осознавая себя членом древнерусской общины, общности, он рассматривал церковную жизнь как часть общинной жизни, и потому всякое иномыслие вне догматов, установленных на семи Вселенских соборах, представлялось ему как духовное «инородство»; точно так же в этническом плане он относился к представителям германской нации, приезжавшим на Русь на длительное время.

Скорее всего о монахах — выходцах Иосифо-Волоцкого монастыря — стали говорить во второй половине XVI века в собирательном смысле как об особой духовной школе. Впервые это название появилось в писаниях беглого князя Андрея Курбского^[1], который мыслил категориями другой духовно-политической среды^[2]. В числе "осифлян" назван Вассиан Топорков. В духе острой полемики и обличительного пафоса по поводу своих бывших соотечественников Курбский поминает «осифлянских мнихов», называя их всех без исключений «вселукавыми» и «презлыми».

Нестяжатели

Нестяжатели - противники церковного землевладения в России (конец XV - начало XVI веков). Широкое недовольство церковью, в частности стяжанием е. земель и других богатств, выступления против церкви еретиков вынудили некоторых представителей духовенства искать пути восстановления пошатнувшегося авторитета церкви. Во главе них стоял Нил Сорский, выступивший с проповедью аскетизма. Когда великокняжеская власть на церковном соборе (1503) поставила вопрос о секуляризации церковных земель, что могло бы ослабить материальные средства церкви, сопротивлявшейся укреплению власти великого князя, и создать резерв земель, необходимых для раздачи дворянству, Нил Сорский и его сподвижники поддержали это предложение. Однако иосифляне отстояли право церкви на земельную и другую собственность. Великокняжеская власть пошла на компромисс с церковью, сохранив ее земли и получив ее поддержку в борьбе с крупными феодалами. После смерти Нила Сорского идея секуляризации монастырских земель была подробно обоснована Вассианом Патрикеевым. Полемика с иосифлянами завершилась осуждением Нила и нестяжателей на церковном соборе (1531). Идеи нестяжателей иногда использовались феодальной оппозицией. К середине XVI века религиозно-политическая борьба иосифлян и нестяжателей стала уступать место сочетанию элементов нестяжательства и иофислянства в произведениях ряда публицистов, обосновавших идею союза светской и духовной власти (Сильвест и др.). Идеи нестяжателей оказали влияние на формирование воззрений Феодосия Косого, Артемия и других еретиков середины XVI века.

НЕСТЯЖАТЕЛЬСТВО, одна из главных духовно-нравственных основ Святой Руси. Суть его заключалась в преобладании духовно-нравственных мотивов жизненного поведения над материальными интересами.

В душе наших предков, прежде всего крестьян, жило чувство справедливости, причем не просто материального воздаяния, компенсации, а чувство высшей справедливости — жить по душе достойно, вознаграждать по совести. К XIX в. сформировался народный идеал справедливости, который был для русского крестьянина своего рода компасом. Не следует гнаться за богатством, за наживой, преследовать корыстные интересы. Как цель жизни, это считалось недостойным. Главное же — прожить жизнь по-доброму, по правде, достойно.

Человек не должен стремиться ни к богатству, ни к накопительству, человек должен довольствоваться малым.

“Лишние деньги — лишние заботы”, “Деньги — забота, мешок — тягота”, “Без хлеба не жить, да и не от хлеба (не о хлебе, материальном интересе) жить”, “Не о хлебе едином жив будешь”, “Хлеб за живот — и без денег живет”. Действительно, “зачем душу тужить, кому есть чем жить” (есть хлеб). “Без денег проживу, лишь бы хлеб был”, “Без денег сон крепче”, “Лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою”.

“Напитай, Господи, малым кусом”, — молит крестьянин. “Ешь вполсыта, пей вполпьяна, проживешь век дополна”. Нечего завидовать другим, говорит русский крестьянин и подчеркивает: “На людей глядя жить (то есть не по достатку) — на себя плакаться”.

Отвергая стяжательство и накопительство, осторожно и с достоинством принимая богатство и деньги, трудовой человек выдвигает свой идеал — идеал скромного достатка, при котором можно и самому жить сносно, и помогать своим близким. “Тот и богат, кто нужды не знат”, “Богаты не будем, а сыты будем”.

В сознании русского человека понятие достатка, сытости связано только с трудом, работой, личными заслугами. “Как поработаешь, так и поешь”, “Каковы сами (как работаем), таковы и сани”, “Каков Пахом, такова и шапка на нем”, “По Сеньке и шапка”, “Каков Мартын, таков у него алтын” (столько заработал).

Русский человек твердо считает, что: “От трудов своих сыт будешь, а богат не будешь”. Нажива такому человеку не нужна. “Сыта душа не берет барыша”, “Лучше жить в жалости, чем в зависти”, “Кто сирых напитает, тот Бога знает”, “Одной рукой собирай, другой — раздавай”, “Рука дающего не оскудеет”.

“Не тем богат, что есть, а тем богат, чем рад” (то есть поделись с ближним), “Не богат, да гостям рад”, “Не надо мне богатого, подай тороватого” (нежадного), “Держи девку в темноте, а деньги в тесноте”.

Особо вопрос ставится об отношении к чужому имуществу, результатам чужого труда. Посягнуться на них — страшный грех. “Лучше по миру сбирать, чем чужое брать”. “Лучше попросить ради Христа, чем отнять из-за куста”. “Заработанный ломоть лучше краденого каравая”. “Хоть в латаном, да не в хватаном”.

Для западноевропейского бюргера, наверное, чудовищной бессмыслицей показались бы русские народные пословицы, призывающие жалеть чужое добро. “Не береги свое, береги чужое”. “Береги чужое, а свое — как знаешь”. А ведь в самом деле было так: чужое добро берегли с большей ретивостью, чем свое.

“В чужом кармане денег не считай”. “Пожалей чужое, Бог даст свое”. “Кто чужого желает, тот свое утратит”. Впрочем, русский труженик говорит и так: “Своего не забывай, а чужого не замай”. “За свое постою, а чужого не возьму”.

А. И. Герцен в книге “Былое и думы” рассказывает о крестьянине, который категорически отказался взять с него лишнее. В избе, где Герцен остановился ночевать по пути в ссылку, крестьянин накормил его ужином. Когда утром надо было рассчитываться за трапезу, хозяин запросил со ссыльного пять копеек, а у того самой мелкой монетой оказался двугривенный. Крестьянин отказался принять эту монету, потому что считал великим грехом взять за ужин больше, чем он того стоит.

Писатель В. И. Белов справедливо отмечает: “В старину многие люди считали Божьим наказанием не бедность, а богатство. Представление о счастье связывалось у них с нравственной чистотой и душевной гармонией, которым, по их мнению, не способствовало стремление к богатству. Гордились не богатством, а умом и смекалкой. Тех, кто гордился богатством, особенно не нажитым, а доставшимся по наследству, крестьянская среда недолюбливала”.

Среди крестьянских мудрецов и бывалых людей бытовали истины, идейно-нравственное содержание которых в переводе на современный язык было примерно таково: “Богатство человека состоит не в деньгах и комфорте, не в дорогих и удобных вещах и предметах, а в глубине и многообразии постижения сущности бытия, стяжании красоты и гармонии мира, создании высокого нравственного порядка”.

Человек, который думает только о своих личных материальных интересах, неприятен душе крестьянина. Его симпатии на стороне живущих по совести, справедливости, простоте душевной.

Классическая русская сказка о трех братьях — двух умных и третьем дураке — кончается моральной победой бессребреника, нестяжателя, простодушного младшего брата-“дурака” над материализмом и практической мудростью старших братьев.

Русский человек осуждает неправедное богатство, как и любую другую форму паразитизма.

С его идеалом скромного достатка больше согласуются бережливость и запасливость. “Бережливость, — говорит он, — лучше богатства”, “Запасливый лучше богатого”, “Береж — половина спасения”, “Запас мешка не дерет”, “Запас беды не чинит”.

“Маленькая добычка, да большой береж — век проживешь”, “Копейка к копейке — проживет и семейка”, “Домашняя копейка рубль бережет”, “Лучше свое поберечь, чем чужое прожить”.

“Держи обиход по промыслу и добытку”, “Не приходом люди богатеют, а расходом”, “Кинь добро позади, очутится впереди”, “Кто мотает, в том пути не бывает”.

“Не о том, кума, речь, а надо взять и беречь”, — поучает рассудительный хозяин. “Собирай по ягодке — наберешь кузовок”, “Пушинка к пушинке, и выйдет перинка”, “В общем, запас мешку не порча”, “Подальше положишь — поближе возьмешь”.

Бережливость всячески поощряется. Но накопительство, жадное стяжание материальных предметов рассматривается как грех, ибо, считает народ, “скупому душа дешевле гроша”.

Скупые и скряги, так же как и богачи, подозреваются в сговоре с чертом. “Скупой копит — черт мошну тачает”, “Черт мошну тачает — скряга ее набивает”, “Кто до денег охоч, тот не спит всю ночь”, “Скупые что пчелы: мед собирают, да сами умирают”.

О таких народ говорил: “У него от скупости зубы смерзлись”, “У него в Крещенье льду взаймы не выпросишь”, “У него всякая копейка рублевым гвоздем прибита”. А общий приговор таков: “Скупому человеку убавит Бог веку”.

Осуждая стяжательство, накопительство, жадность, скупость и неправедное богатство, народное сознание снисходительно относится к беднякам и, более того, симпатизирует им. По-видимому, образ бедняка больше согласуется с народными идеалами, чем образ богача.

“Бедность — святое дело”, “У голыша та же душа”, “Гол, да не вор; беден, да честен”, “Богат, да крив; беден, да прям”, “Лучше нищий праведный, чем богач ябедный”.

“Бедность не порок, а несчастье”, “Хоть мошна пуста, да душа чиста”, “Гол да наг — перед Богом прав”, “Бедность учит, а счастье портит”, “Убожество учит, богатство пучит”.

Введение

Объектом и предметом данного исследования является нестяжателей и иосифлян из-за монастырской собственности XVI-XVII вв. целью написания данной работы является сравнение методов и способов борьбы за монастырскую землю двух групп – нестяжателей и иосифлян. Задача – дать характеристику каждой из описываемых групп, методов их борьбы, описать результаты и последствия.

Для данной работы я использовала пять источников, четыре из них являются статьями и одной книгой. Как основной источник по данной теме я взяла статью Летнякова Д.Э. «Полемика нестяжателей и иосифлян как предмет политологического исследования». Данная статья состоит из 17 страниц. В ней говорится о причинах возникновения спора, о методах борьбы двух сторон, о причинах и последствиях данной борьбы. Не менее важным источником по данной теме я считаю книгу Сомина Н.В. ««Стяжатели» и «нестяжатели»». В данной книге показана биография и описание представителя иосифлян Иосифа Волоцкого и нестяжателей Нила Сорского. Следующие три статьи «Мировоззренческие основы споров нестяжателей и иосифлян», «Иосифляне» и «нестяжатели» еп. Дионисия Алферова, "Иосифляне" и "нестяжатели" Архангельской А. В. Я использовала как вспомогательные источники информации. Данные статьи были взяты с сайтов по философии, религии и на образовательном портале «Слово». Все они характеризуют взаимоотношения описываемых сторон со светской властью.

Основная часть

Важным явлением в идейно-религиозной жизни Московской Руси стали разногласия из-за монастырской собственности, разделившей древнерусскую церковь на две враждовавших богословских партии: нестяжателей и иосифлян. Известно, что это началось при Иване III, а окончательно завершилась во время правления Грозного. Иосифляне – сторонники и последователи Иосифа Волоцкого отстаивали идею богатой, могущественной церкви, владеющей имуществом и земельными угодьями («Церкви богатство – Божье богатство»). Нестяжатели во главе с Нилом Сорским (1433 – 1508) проповедовали «нестяжание», т.е. призывали церковь отказаться от земных богатств. Так говорит автор книги о ««Стяжателях» и «Нестяжателях»» Сомин Н.В. о Н. Сорском и И.Волоцком: «Св. Нил Сорский, из аристократической семьи Майковых, прошел аскетическую школу Афона. Свое понимание того, как должно жить монашество, Нил зафиксировал в сочинении «Предание и устав». Там впервые в русской христианской литературе подробно описан созданный восточным монашеством путь «умного делания». Это путь св. Нил исповедывал и своей жизнью в устроенном им на р. Соре ските – крохотной церкви и нескольких келий вокруг, где в 1490-х годах селятся вместе с Нилом, его единомышленники - «заволжские старцы». Все ориентировано на безмолвие, изучение Писания и молитву. Общей трапезы нет. Каждый старец ведет свое убогое хозяйство, кормится своим трудом. Допускается продажа «трудов своих рукоделия» (за малую цену), и «милостыня от христолюбцев нужная, а не излишняя». Наконец, «церкви не украшати» и никаких ценных вещей в келлии «не подобает имети». Иначе говоря, нестяжание – как личное, так и коллективное. Причем, настолько радикальное, что «не подлежит творити милостыни», ибо «нестяжание вышше есть таковых подаяний» и монах должен творить «душевную милостыню» (помогать брату словом), а не «телесную». Ясно, что Нил видит свою задачу лишь в исправлении жизни монашества духовной жизни ради. Какая либо деятельность на социальном поприще ему чужда».

«Воззрения же св. Иосифа Волоцкого были существенно иными. Он считал, что можно прекрасно сочетать личное нестяжание монахов с богатством всего монастыря. Эти идеи Иосиф сумел воплотить в основанном им Успенском монастыре в Ламском Волоке. Особенно характерна установленная в монастыре система поминовений. Практичный Иосиф помимо синодика (который зачитывался а притворе) ввел еще «вседневные упоминания», которые зачитывались священником на проскомидии с выниманием частиц из просфоры. Вседневные упоминания стоили очень дорого: «ввек» за вклад более 50 рублей за душу, а за меньший вклад – по принципу «год за рубль». Непонимание этой системы вкладчиками приводило к конфликтам. Так, княгиня Мария Голенина была возмущена тем, что вседневно не поминают ее мужа и двух сыновей, хотя она вложила значительные суммы. Отвечая ей, Иосиф спокойно указывает, что ее вклады были за синодик. Что же касается вседневного поминания, надо за семь лет вложить 20 рублей. И не надо называть это «грабежом» - таков «монастырский обычай», и воля княгини ему следовать или нет. Так что снисхождения не делалось даже по отношению к «своим» (сын Голениной был иноком Волоколамского монастыря). Отсюда видно, что дело поминовений было поставлено в монастыре на солидную коммерческую основу. Кроме того, благодаря исключительному авторитету, полученному Иосифом в борьбе с ересью жидовствующих, в монастырь на помин души часто вкладывали не только деньги, но и значительные земельные наделы с селами. В результате Волоколамский монастырь за короткое время стяжал огромные материальные богатства. Но эти богатства были общими: каждый монах имел минимум личных вещей (количество которых, впрочем, зависело от его духовного возраста). Кроме того, особенность воззрений св. Иосифа состояла в том, что богатства своего монастыря он широко использовал на благотворительные цели. В голодные годы от монастыря кормились до семи тысяч человек монастырских крестьян, а обычно – 400-500 человек, «кроме малых детей», причем для этого монастырь продавал скот и одежду и даже залез в долги; для беспризорных детей был построен приют».

Действительно, «духовные направления» св. Нила и Иосифа были существенно различны. Но надо отметить, что фактов вражды или неприязни между этими русскими святыми историки не находят.

Обе партии придерживались одного догматического учения и находились в церковном общении и единении. И, тем не менее, их взгляды на церковно-государственные отношения, их нравственные идеалы были довольно различны. Непростые вопросы, вставшие перед церковью в то время, можно выразить так. К чему обязывает Церковь право владения обширным недвижимым имуществом, и стоит ли ей брать на себя такие обязательства перед государством и обществом? Какова должна быть миссия монашества: ограничивается ли она личным спасением, или должна включать в себя церковно-общественное служение? Насколько применимо в деле православного пастырства принуждение и обращение к государственной власти, применяющей насилие? При строительстве православного государства, на что нужно Церкви обратить главное внимание: на налаживание церковно-государственных отношений и укрепление своих позиций в обществе или на духовно нравственное воспитание своих детей?

Между тем, дискуссия по поводу того, позволительно ли церкви владеть имуществом, была не единственной и, наверное, даже не самой главной. Ведь учение нестяжателей (или «заволжских старцев») и иосифлян касалось не только вопроса о том, какой должна быть церковь – «богатой» или «бедной». Их идеи бежду тем, были гораздо шире и выходили далеко за рамки внутрицерковной жизни, включая в себя также определенное видение православной веры, определенное представление о положении церкви в государстве и обществе, о взаимодействии духовной и светской власти, о царской власти, ее компетенции, пределах и обязанностях. Поэтому можно говорить о том, что спор между нестяжателями и иосифлянами был, в широком смысле, столкновением двух мировоззрений, двух общественно-политических идеалов и двух направлений развития страны.

Так как к моменту Собора 1503 г. Церковь накопила значительные земельные богатства. Некоторыми историками указывается, что к середине XVI в. Церкви принадлежало до 1/3 обрабатываемых земель. Причиной того, что земельная собственность Церкви возросла, является весь период татарского ига – благодаря толерантной религиозной политике татар, Церковь была полностью освобождена от выплаты дани. Лишь Василий I вводит постоянное финансовое обложение Церкви. А так же подъем вкладов в монастыри был обусловлен и распространением на Руси поминальной практики, введенной еще в XIV в. св. митрополитом Киприаном. Такая ситуация сильно заботила великого князя Ивана III, так как монастырские земли с точки зрения государства оказывались бесполезными. И поэтому верховная власть была не прочь забрать их себе и раздавать «служилым людям» в «кормление». Иван III, завоевав Новгород, так и сделал: отобрал земли у многочисленных новгородских монастырей и передал их дворянам. Естественно, он собирался провести данные реформы по всей стране. Попытка такой секуляризации, первая в истории Руси, произошла на Соборе 1503 г. Ивана III поддержали его сыновья и некоторые дьяки. Иерархи не собирались отступать и сначала митрополичий дьяк Леваш Коншин прочитал перед Иваном III составленный участниками Собора ответ, полный цитат из Библии, ссылок на св. отца и на татарские ярлыки. Ивана этот ответ не удовлетворил. Тогда «сам митрополит Симон с всем освященным собором несут скорректированный ответ, где еще больше цитат из Библии. Наконец, Леваш читает перед Иваном III третий вариант, в котором имеется вставка о церковных владениях при рюриковичах: «тако ж и в наших русийских странах, при твоих прародителях великих князьях, при в.к. Владимире и при сыне его в.к. Ярославе, да и по них при в.к. Всеволоде и при в.к. Иване, внуке блаженного Александра… святители и монастыри грады, волости, слободы и села и дани церковные держали». Янов считает, что именно этот аргумент оказался решающим: «Надо отдать должное соборным старцам. Против Ивана выдвинута была самая тяжелая идеологическая артиллерия. На «руссийскую старину» ни разу не поднял он руку за все долгие сорок три года своего царствования… В отличие от исследователей позднейших времен, иерархия точно нащупала его ахиллесову пяту. И оказался великий князь перед нею беззащитен».

Церковь сумела отстоять свои земельные владения перед государством. Но внутри Церкви конфликт только начал разрастаться. Образовались две «партии» - «иосифлян» и ««нестяжателей», поддерживавших взгляды на монастырские имения соответственно Иосифа и Нила.

Итак, в чем же состояли общественно-политические концепции иосифлян и нестяжателей? Начнем с идеологии «заволжских старцев». По словам Летнякова Д.Э. «основатель этого течения Нил Сорский, будучи на Афоне, испытал серьезное влияние мистического православного учения – исихазма. Поскольку исихазм основывался на идее единения человека с Богом, возможности для людей непосредственно созерцать Божественную сущность путем нравственного самосовершенствования, размышления и определенных медитативных практик, для Нила и его последователей религия была, в первую очередь, не фактом общественной жизни, а личным делом каждого человека. И мысль об этом, открывавшая возможность для непосредственного общения человека с Богом, была фундаментальной в мировоззрении «заволжских старцев». По-мнению нестяжателей главное в жизни совершается не во внешнем по отношению к нам мире, бренном и непостоянном, а внутри нас, в душе. Из нее вытекал, во-первых, известный призыв к церкви отказаться от земных богатств (та самая проповедь «нестяжания»), ибо для надлежащего устройства внутренней, духовной жизни от служителя церкви требуется достижение максимальной свободы от внешнего мира, от различных мирских благ. Как он пишет в своем «Уставе о скитской жизни»: «Не только же золота, серебра и имущества подобает нам избегать, но и всех вещей сверх жизненной потребности… Это нас к душевной чистоте направляет». Более того, нестяжатели выступали также против богатого церковного убранства: «нам сосуды золотые и серебряные, даже и священные не подобает иметь».

К тому же нестяжатели были против объединения церкви и государства, т.е. огосударствления. Их больше устраивало разделение сферы светской и церковной, им нужна была более свободная религия. Роль монашества в государстве должна сводиться к тому, чтобы думать о спасении души, молиться за себя и других православных. Управление же всеми землями и подданными – задача царя, он не может передать часть своей земли и подвластных ему людей под юрисдикцию церкви, в противном случае он не имеет права именоваться «самодержцем» и тогда управляет государством не один, а уже с церковью. Такому царю лучше вообще лишиться власти: «степень и жезл и царский венец с себя отдати». О необходимости участия общества в решении государственных вопросов развивается в «Ином сказании», где автор предлагает модель управления страной, при которой царь осуществляет власть совместно с двумя постоянно действующими совещательными органами. Первый – это «вселенский совет», включающий в себя выборных от различных территорий. Его главная цель – доводить до царя общественное мнение по самым разным государственным вопросам. Правителю следует каждый день расспрашивать выборных «про всякое дело мира сего». Второй орган – это совет из «разумных мужей, мудрых и надежных приближенных… воевод и воинов». Он тоже должен неотступно находиться при государе – царю не следует «ни на един день» распускать его. Если «вселенский совет» напоминал Земский собор, то совет «разумных мужей» – аналог Боярской думы. Важно отметить, что в начале царствования Ивана IV эта нестяжательская идея «вселенского совета» получила применение. Как известно, в первое десятилетие правления Грозного важными личностями в его правительстве («Избранной раде») являлись люди, так или иначе связанные с лагерем нестяжателей или сочувствовавшие их взглядам – Сильвестр, Алексей Адашев, Андрей Курбский.

На несомненную связь между появлением в России сословно-представительного органа и политической доктриной нестяжателей обращает внимание и В.О. Ключевский. Он указывает, что из анализа публицистики XVI в. «видно, как вопрос о земском представительстве занимал людей одинакового с Вассианом и Курбским образа мыслей и становится понятно, как в правительстве царя Ивана могла возникнуть мысль о таком соборе». Упомянутый историком «Вассиан» – это Вассиан Патрикеев, видный нестяжатель, ученик Нила Сорского.

Так же Избранная рада» провела и достаточно демократичную реформу местного самоуправления: если раньше уезды и города Московского государства управлялись с помощью царских наместников, то теперь населению было предоставлено право полностью взять местные дела в свои руки, сформировав выборные земские институты (старост, земских дьяков и целовальников), которые должны были отправлять фискальные, судебные и полицейские функции. По словам Летнякова «Это тоже довольно интересный штрих, иллюстрирующий ту «политическую философию», которую исповедовали нестяжательские деятели «Избранной рады».

Политическая идеология иосифлян развивалась так. Первый ее вариант был разработан на рубеже XV-XVI вв., когда они находились в оппозиции Ивану III. Это было связано с тем, что, во-первых, в это время государь, опираясь на идеи Нила Сорского, имел планы по секуляризации церковных земель. Во-вторых, иосифляне были недовольны тем, что великий князь ничего не делал для искоренения «ереси жидовствующих» и даже приблизил к себе некоторых еретиков – дьяка Федора Курицына и протопопа Алексея.

Волоцкий в своем труде «Просветитель» отстаивал идею, что властитель выполняет божественное предназначение, оставаясь при этом простым человеком, допускающим, как и все люди на земле, ошибки, которые способны погубить не только его самого, но и весь народ. Иосиф учил, что царя надо почитать и слушаться, но так как цари властны только над телом, а не над душой людей, то им следует воздавать честь царскую, а не божественную, повиноваться им «телесно, а не душевно». Также Иосиф Волоцкий заявлял, что царь - не первое лицо в государстве и над светской властью стоит власть духовная, и церкви нужно «поклонятися паче», чем правителю.

Таким образом, первоначально иосифляне заявляли о возможности обсуждать и критиковать личность и действия царя, ибо не всякая власть от Бога, но бывает и от дьявола, кроме того они отстаивали приоритет «священства» над «царством». Но позже, после церковного собора 1504 г., когда Иван III все-таки выступил на стороне иосифлянского духовенства, отказавшись от идеи секуляризации, Иосиф не только смягчает свою позицию в отношении светской власти, но и принимает прямо противоположным утверждения.

По-мнению иосифлян, царь отвечает за своих подданных перед Богом, он обязан заботиться о них, защищать от всякого вреда, душевного и телесного. И потому главной задачей великокняжеской власти является охрана истинной веры, преследование еретиков, которые хуже, чем разбойники или убийцы, т.к. они развращают души людей (в отличие от нестяжателей иосифляне настаивали на том, что еретиков следует нещадно истреблять, по выражению новгородского архиепископа Геннадия «жечи да вешати»). А если в деле соблюдения чистоты веры главенствующая роль принадлежит царю, а не церкви, это неизбежно ставит ее в подчиненное положение по отношению к государю. Поэтому согласно новой логике Волоцкого, царь уже имеет высшую власть в вопросах церковного управления, именно ему Бог передал «и церковное, и монастырское, и всего православного христианства власть и попечение».

Следует, что во-первых, государство вторгалось в чисто духовную сферу а, во-вторых, ставилось над церковью и обществом, получая ничем не ограниченные полномочия. К тому же это приводило к единоличному правлению, так как царь не нуждается в советниках, как Бог не требует ни у кого помощи, управляя миром. Провозглашение власти царя богоподобной делало ее подлинно абсолютной, не имеющей пределов, священной для подданных, которые должны были лишь безусловно повиноваться воле монарха. Непослушание правителю – не только преступление, но еще и грех. Потому-то в одном из своих посланий Иосиф Волоцкий и призывает «работать» на царя как на «Господа», а не как на человека; а митрополит Даниил, ближайший соратник и последователь Волоцкого, провозглашает вслед за своим учителем, что властям нужно повиноваться «яко не властелем, но Богови».

Нестяжателям, напротив, идея об обязанностях власти перед народом кажется естественной. Например, князь Курбский в письме Грозному выделяет две основные функции царской власти – «справедливый суд и защита» подданных. Максим Грек говорит, что царю следует заботиться о подвластных ему людях, т.к. от этого зависит процветание и крепость его державы, царь на земле должен быть справедлив, как справедлив Небесный Владыка.

Но при этом нестяжатели не опровергали тезис о богоустановленности власти. Для средневекового человека мысль, что правитель – помазанник Божий, была естественной. Нестяжатели, признавая, что «нет власти не от Бога», не наделяли правителя божественными полномочиями. Ответственность царя перед Богом, считали они, не противоречит его ответственности перед людьми. Правители – это обычные грешные люди, которые «по простоте своей» часто совершают ошибки, потому царю следует править не единолично, а «с советники совет совещевати о всяком деле».

Максим Грек к совету с подданными добавляет еще и необходимость церковного контроля за властью. В его толковании «священство» и «царство» два начала, которые действуют в государстве взаимосвязано, он называет это «богоизбранным супружеством». Предназначение светской власти – защита от внешних врагов и обеспечение мирной жизни подданных, миссия церкви – духовное просвещение и помощь в деле спасения души.

Таким образом, для нестяжателей подлинно христианский богоизбранный государь – это правитель, сознающий свою высокую ответственность перед Богом и людьми, человек, призванный следовать высокой моральной планке, которая задана его уникальным положением помазанника Божия. У иосифлян же цари не просто избраны и посажены на престол Богом, они сами стали почти богами. По верному замечанию М.А. Дьяконова, «это уже не теория божественного происхождения царской власти, а чистое обожествление личности царя». Более того, у иосифлян даже сама фигура царя и его изображения становятся предметом религиозного культа, практически как в язычестве. В результате, стараниями иосифлян, складывается совершенно иное понимание самого титула «самодержец» – если раньше он обозначал правителя, обладающего независимой, суверенной властью (именно в этом смысле «писался» самодержцем Иван III после свержения монгольского ига), то теперь самодержавие стало пониматься, прежде всего, как самовластие, как власть сакральная, освященная самим Богом, даже равная Богу, а значит независимая от каких-либо социальных институтов, в том числе и от церкви.

Поэтому понятно, почему иосифлянская идеология так заинтересовала власть, даже если ради этого и пришлось отказаться от притязаний на огромный земельный фонд церкви. В этом случае московские правители становились недосягаемыми для любых форм общественного контроля, они получали реальную возможность стать подлинно абсолютными властителями. Таким образом, союз между властью и иосифлянами стал взаимовыгодной сделкой: московские правители оставляли церкви ее привилегии, в первую очередь, земельные владения, а церковь в обмен на это соглашалась подчиниться государству, признать, что «царство» выше «священства», и обосновать идеологически неограниченную власть русских самодержцев.

К тому же, иосифляне имели самое непосредственное отношение и к разработке концепции «Москва – Третий Рим», сыгравшей большую роль в сакрализации верховной власти в России. Основная часть текстов, обосновывающих эту концепцию, вышла из иосифлянской среды, как, например, знаменитые послания старца Филофея, который объявлял Василия III главой церкви и советовал ему активнее вмешиваться в ее дела. Новый религиозный статус Москвы как «Третьего Рима» делал ее центром всего христианского мира и провозглашал русского самодержца наследником Византии, единственным защитником православия на Земле и единственным подлинно христианскими правителем. Следствием этого стал такой титул московских государей, утвердившийся в XVI в.: «благородный, христолюбивый, вседержавный, превысочайший, всесветлейший, Богом избранный государь, самодержец вечных, истинный наставник христианской веры, браздодержатель святых Божьих церквей, престолов всех епископов…».

Еще в течение нескольких десятилетий эти два направления боролись между собой и вторая половина царствования Грозного, связанная с опричниной, стала временем окончательной победой иосифлянской идеологии в политической и религиозной сферах. Связь между опричниной и учением иосифлян представляется вполне конкретной и очевидной. Террор был, разумеется, не только проявлением безумства царя, но еще и попыткой практической реализации абсолютистских идей, на которых воспитывались русские самодержцы усилиями иосифлян с начала XVI в. Подтверждение служит переписка Ивана IV с Курбским, который командовал русскими войсками в Ливонии и после ряда неудач сбежал в Польшу. Читая эти послания, можно увидеть, что это не просто переписка двух человек, обвиняющих друг друга, а иногда и оскорбляющих, тут сталкиваются еще и два политических идеала – это нестяжатель (Курбский) и иосифлян (Грозный). Андрей Курбский видел в наличии при царе совещательных и представительных институтов. Князь утверждает, что царю следует править не единолично, а сообща с ближайшими советниками («избранными и достойными мужами»), а также, созвав «всенародных человек» (выборных от народа). Самого Ивана Васильевича Курбский сравнивает с царем Иродом, который в христианской традиции стал синонимом тирании и жестокости.

Опираясь на то, что власть царя идет от высшей силы и он является наместником Бога на земле, Иван Грозный захотел воплотить в своем лице не только государство, но еще и церковь с Всевышним. Таким образом, в теории царской власти, которую формулирует Грозный в переписке с бывшим фаворитом, самодержавие есть власть священная, божественное происхождение которой служит, прежде всего, для обоснования ее полной независимости от общества, от церкви, от каких бы то ни было человеческих, социальных установлений. Опираясь на такое понимание самодержавия, Грозный устанавливает в стране систему власти, основанную на терроре против аристократии, собственного народа (разгром Новгорода, Твери, Ивангорода, ряда других городов) и той части церкви, которая не могла принять эту антиобщественную политику. В это же время учение нестяжателей было официально объявлено ересью.

Как верно заметил Александр Янов, иосифляне «думали, что возвеличивая царя до небес и соблазняя его самодержавной властью, смогут держать его в своих руках. Оказалось, что они выпустили на волю чудовище». И поэтому во время опричнины Грозный, который почувствовал вкус неограниченной власти, не стесняясь, осуществлял в отношении церкви настоящий произвол: заставил духовенство осудить и лишить сана митрополита Филиппа, одного из видных иосифлян (позже Филипп был задушен по приказу царя). Царь разорил и ограбил множество богатых церквей и монастырей в новгородской и псковской земле во время своих карательных походов, отменил жалованные грамоты, освобождавшие монастыри от податей и повинностей, и вернул их лишь после уплаты огромных денег.

Итак, важнейшей частью борьбы нестяжателей и иосифлян был спор вокруг социально-политических проблем, включая споры по поводу правильного политического устройства, взаимоотношений власти и общества, светской и духовной власти и т.д. Иосифлянская политическая концепция (главные идеологи – Иосиф Волоцкий, Иван Грозный) основывалась на идее жестко централизованного государства, во главе которого стоит единоличный правитель, обладающий сакральной абсолютной властью. Эта власть в одинаковой степени распространяется на всех подданных вне зависимости от социального статуса, происхождения, а также на все сферы государства и общества, в том числе, на духовную. Главные отличия политической доктрины нестяжателей (Максим Грек, «Валаамская беседа», Андрей Курбский) состояли в том, что она не наделяла правителей богоподобной безграничной властью, не окружала личность царя сакральной значимостью. Размышляли не только об обязанностях подданных по отношению к государю, но и о долге правителя перед народом. Нестяжатели настаивали, что царь должен управлять страной в опоре на подданных.

Заключение

Опираясь на поставленные задачи данного исследования (характеристика каждой из описываемых групп, методов их борьбы, результаты и последствия) я сделаю вывод исходя из статьи «Мировоззренческие основы споров нестяжателей и иосифлян» о том, что борьба иосифлян и нестяжателей на первый взгляд может восприниматься как сугубо внутрицерковная, как спор между двумя направлениями православия. Но это не так, потому что она проходила при участии светской власти. Попытки конфискации церковной земельной собственности были предприняты при Иване III и Иване IV. Их действия не единственный случай борьбы княжеской (царской) власти с крупным вотчинником, каковым в результате пожаловании, льгот и дарений стала церковь. Если брать идеологию спора, то в ней решался вопрос о роли и назначении духовенства в обществе и пределах государственной власти.

Я настолько хорошо живу по понятиям что в моём стоит не на трёх китах ,а на столе

3)От Церковного собора 1503 г. до Соборов 1525 и 1531 гг.: основные события в развитии полемики и борьбы иосифлян и несяжателей. Роль Вассиана Патрикеева и Максима Грека в борьбе двух направлений.

Яхимович С.Ю.

04.06.2010

Спор двух духовных течений – «иосифлян» и «нестяжателей» на рубеже XV – XVI столетий является апогеем внутрицерковных противоречий означенного периода, совпавшим с рядом жизненно важных событий в истории нашего Отечества. Вместе с тем, многие аспекты духовных исканий тех лет остаются актуальными, так как, с одной стороны, они оставили глубокий след в нашем менталитете, а с другой, Русская Православная Церковь и сегодня ими руководствуется в своей повседневной жизни.

Прежде всего, необходимо охарактеризовать историческую ситуацию в Русской земле на данном этапе, т. к. Церковь никогда не отделяла себя от судеб страны. Более того, именно с благословения и при прямом участии деятелей Церкви вершились многие из основных событий.

XV век во многом явился знаковым для Московского государства. Прежде всего, это внешнеполитические успехи возрожденной после монголо-татарского разорения Руси. Минул век с момента кровавой сечи на поле Куликовом, и великому князю Московскому Ивану III в 1480 г. удалось довести до логического конца то, что начал Дмитрий Донской – окончательно юридически закрепить полную независимость от неминуемо распадающейся на ряд ханств Золотой Орды. «Народ веселился; а митрополит уставил особенный ежегодный праздник Богоматери и крестный ход июня 23 в память освобождения России от ига монголов: ибо здесь конец нашему рабству» .

Одновременно с достижением этой цели, Москва преуспела в исторической миссии по собиранию русских земель в единое централизованное государство, обойдя в этом процессе своих конкурентов. Несмотря на то, что во второй четверти XV столетия Северо-Восточную Русь поразила жестокая междоусобная феодальная война, московские князья сумели подчинить своему влиянию Тверь, Новгород и ряд других удельных территорий, а также отбить обширную часть западных русских земель у Великого княжества Литовского.

Кроме того, на мировой арене произошло еще одно событие, очень сильно повлиявшее на мировоззрение русских людей, духовную и политическую ситуацию на Руси. В 1453 г. под ударами турок-османов пала Византийская империя, а точнее тот осколок, который от нее остался в виде Константинополя с пригородами. Московская Русь осталась фактически единственным в мире независимым православным государством, ощущая себя островом в чужеродном море. Вместе с византийской царевной Софьей Палеолог и двуглавым орлом, в качестве государственного герба, на Русь, в сознание ее общества, постепенно проникла идея о преемственности власти русского князя от константинопольского императора и о Москве, как последней и истинной хранительнице веры православной.

Эта идея была сформулирована в кругах Церкви. Монах Филофей был не первым, кто ее высказал, но в его посланиях Василию III и Ивану IV она прозвучала наиболее громогласно и уверенно: «Единая ныне Соборная Апостольская Церковь Восточная ярче солнца во всем поднебесье светится, и один только православный и великий русский царь во всем поднебесье, как Ной в ковчеге, спасшийся от потопа, управляет и направляет Христову Церковь и утверждает православную веру» . Концепция «Москва – третий Рим» надолго определила духовные приоритеты России в мире, а в тот период упрочила внешнеполитическое положение нашей страны в Европе и на Востоке. Даже в официальном титуловании в отношении великих князей стали все чаще использовать византийский термин «царь», т. е. император, хотя русские монархи переняли не все традиции Византии, а главным образом только христианскую веру и институт Православной Церкви. Так, идея византийской вселенскости замкнулась внутри «всея Руси», а многие элементы древнегреческой философии, языка и римской античности и вовсе были отринуты .

Религиозная ситуация в Северо-Восточной Руси в XV – начале XVI вв. оставалась крайне сложной и неоднозначной. Громко заявили о себе сразу несколько проблем. Попытка Константинопольской патриархии привлечь и подготовить Русскую Церковь к Ферраро-Флорентийской унии с католиками привела к низложению митрополита Киевского и всея Руси Исидора (грека по происхождению) и открыла возможность Русской Церкви с 1448 г. избирать для себя самостоятельно митрополитов из своих же соотечественников. Опасаясь перспектив подчинения латинской вере «в Москве преисполнились решимостью нарушить воображаемые права над Русской Церковью патриарха-униата» . De-facto Русская Православная Церковь стала независимой от Константинополя, а Московские князья еще больше приобрели влияние на ее политику .

Вместе с тем, уже через десять лет, с 1458 г. начался длительный период административного разделения единой Русской Православной Церкви на Московскую и Киевскую митрополии, соответственно сферам влияния Русского государства и Великого княжества Литовского (куда входили южные и западные районы бывшей Киевской Руси).

Так обстояли дела во внешнецерковных отношениях. В XV столетии Церковь с новой силой повела самую решительную борьбу с остатками древнерусского язычества, а также с появившимися на Руси влиятельными ересями. Впоследствии, по методам решения этих вопросов, «нестяжатели» и «иосифляне» круто разойдутся.

Язычество и его пережитки все еще продолжали представлять для Церкви серьезную проблему. О влиянии языческих пережитков на русских людей в начале XV века говорит документ того периода «Слово некоего христолюбца…», который указывает на высокий уровень двоеверия, а то и закоренелого язычества в пределах Руси. В частности, неизвестный автор отмечает пристрастие к языческим обрядам и суевериям даже образованных христиан: «И делают это не только невежи, но и просвещенные – попы и книжники» . К тому же, целый ряд северных финно-угорских народов, включенных в орбиту Русского государства, пребывал в язычестве, и в XIV – XVI ве-ках шла активная миссионерская деятельность Церкви по их обращению в христианство.

В этот же период времени на Русь проникают опасные религиозные доктрины, являвшиеся, фактически, не просто ересями, а иногда и вероотступничеством. Особенно сильное влияние приобрели так называемые ереси стригольников и жидовствующих. Учение первых имело своими корнями попавшее на Русь из Болгарии еще в домонгольский период, сильно видоизмененное манихейство богомилов, основанное на древнем восточном дуализме.

Другое учение попало во второй половине XV века в Новгород с запада вместе с нашедшими там убежище свободомыслящими польско-литовскими евреями. Их догматика содержала в себе призыв вернуться к истинной вере времен Спасителя, а точнее, к религиозному опыту первых сект иудео-христиан с большой долей собственно иудейской религии, смешанной с рационалистическими идеями западных предтеч протестантизма. Поскольку все это преподносилось с позиций критики достаточно большой части православного клира, не отвечающего предъявляемым к нему требованиям и погрязшего в мздоимстве, пьянстве и распутстве, то ереси эти нашли отклик в сердцах не только простых людей, но даже светской и духовной аристократии. Более того, даже сам Иван III, после покорения Новгорода в 1479 году, «был очарован талантами и обходительностью хитроумных вольнодумцев-протопопов. Он решил перевести их в свою столицу». На какое-то время приверженцы секты получили возможность влиять на власть и государственные дела, однако вскоре их деятельность была объявлена вне закона, а оказывавший им покровительство митрополит Зосима был отстранен от власти обвиненный официально в «непомерном питии».

В такой не простой обстановке появились и все больше начали нарастать споры внутри самой Церкви по духовно-нравственным ориентирам. На рубеже XV – XVI столетий они оформились в две группировки – «иосифлян» и «нестяжателей», которые не противостояли друг другу и не вели к расколу Церкви, но в полемике искали пути дальнейших духовных приоритетов в новой сложившейся действительности. Сами термины «иосифляне» и «нестяжатели» имеют более позднее происхождение, чем указанные события и связаны с именами двух светил православной мысли данного периода, чьими трудами во многом Церковь живет и руководствуется и сегодня – это преподобные Иосиф Волоцкий и Нил Сорский, окруженные своими выдающимися последователями.

Какова же сущность разногласий между ними? Спорных вопросов было много, но центральными оставались вопросы о церковной земельной собственности и об устройстве монашеской жизни. Историк Н. М. Никольский написал в конце 1920-х гг. в Советской России очень критический труд по истории Церкви (что называется – в духе времени), но даже с ним нельзя не согласиться по поводу того, что Церковь в указанный период была очень крупным землевладельцем. Например, как сообщает тот же М. Н. Никольский, Иван III, ослабляя новгородскую вольницу, подверг секуляризации и местные церковные земли, отобрав у Церкви только в 1478 году 10 владычных волостей и 3 из 6-ти монастырских землевладений. Огромные богатства нередко приводили к большим соблазнам неправедного распределения доходов с земель и личного обогащения церковных начальников, что отрицательно сказывалось на всем авторитете Церкви. В результате, внутри Церкви остро встал вопрос о необходимости землевладения и обогащения Церкви (особенно монастырей) вообще.

По этому поводу «нестяжатели» во главе с преп. Нилом Сорским (получившие также название «заволжские старцы»), унаследовавшие византийскую традицию исихазма, имели строгое мнение об отсутствии какого-либо имущества не только у отдельного монаха, но и у обители в целом. Идея христолюбивой нищеты запрещала членам скитов «быть владельцами сел и деревень, собирать оброки и вести торговлю», в противном случае, иной образ жизни не соответствовал евангельским ценностям. Сама же Церковь виделась «нестяжателями» как духовный пастырь общества с правом независимого мнения и критики княжеской политики, а для этого нужно было, как можно меньше зависеть от богатых пожалований светской власти. Понимание монастырской жизни «нестяжатели» усматривали в аскетическом молчании, уходе от мирских забот и в духовном самосовершенствовании иноков.

Несколько по-иному смотрели на проблему монастырского землевладения «иосифляне». Крайне негативно относясь к личному обогащению, они поддерживали богатство монастырей как источник социальной благотворительности и православного образования. Монастыри соратников преподобного Иосифа тратили громадные, по тем временам, средства на поддержание нуждающихся. Один только основанный им Успенский Волоцкий монастырь ежегодно тратил на благотворительность до 150 рублей (корова тогда стоила 50 копеек); материальную поддержку получали свыше 7 тысяч жителей окрестных деревень; при монастыре кормилось около 700 нищих и калек, а в приюте содержалось до 50 детей-сирот. Такие большие затраты требовали больших денег, которые Церковь, сохраняя свою независимость, могла получать самостоятельно, без княжеских подаяний.

В отношении к еретикам Иосиф Волоцкий был более суров, чем «нестяжатели», имевшие мнение, что с еретиками следует дискутировать и перевоспитывать их. Нил Сорский высказывался за отказ от репрессий в отношении еретиков, а раскаявшиеся в заблуждениях вообще не должны были подлежать наказаниям, так как судить людей вправе только Бог. В противоположность такой точке зрения, опираясь на русские и византийские источники церковного права, Иосиф решительно заявляет: «Где они, говорящие, что нельзя осуждать ни еретика, ни вероотступника? Ведь очевидно, что следует не только осуждать, но предавать жестоким казням, и не только еретиков и вероотступников: знающие про еретиков и вероотступников и не донесшие судьям, хоть и сами правоверны окажутся, смертную казнь примут». Такие резкие заявления преподобного и явные симпатии «иосифлян» к католической инквизиции, в XIX столетии дали основание некоторым либералам свести роль Иосифа только до вдохновителя будущих репрессий Ивана Грозного. Однако несостоятельность такого суждения доказали не только церковные историки, но даже исследователи советского периода. Вадим Кожинов называет это «чистейшей фальсификацией», приводя в доказательство, например, тот факт, что «главный обличитель жестокостей Ивана IV Митрополит Всея Руси святитель Филипп был верным последователем преподобного Иосифа». В ересях Иосиф видел не только угрозу православной вере, но и государству, что следовало из византийской традиции «симфонии», т. е. паритетного сотрудничества светской и церковной властей как двух сил одного тела. Он не боялся выступать против еретиков как обычных уголовных преступников даже тогда, когда им благоволили Иван III и некоторые заблуждающиеся церковные иерархи.

Немаловажными представляются расхождения мнений «нестяжателей» и «иосифлян» по вопросу о роли и обязанностях православного монарха. «Нестяжатели» видели монарха справедливым, укрощающим свои страсти (гнев, плотские похоти и т. д.) и окружающим себя добрыми советниками. Все это тесно перекликается с концепцией «заволжских старцев» о личном духовном росте. «Согласно же Иосифу Волоцкому, главная обязанность царя, как наместника Божия на земле, – забота о благосостоянии стада Христова», обширные полномочия главы государства перекликаются с не меньшими обязанностями перед Церковью. Государь сравнивался в своей земной жизни с Богом, поскольку имел над людьми высшую власть. Иосиф Волоцкий предлагает соотносить личность монарха Божественным законам, как единственному критерию «позволяющим отличить законного царя от тирана», что по сути предполагает в определенной ситуации неповиновение подданных своему государю, не соответствующему таким качествам.

Понятно, что по таким причинам Иван III, нуждавшийся в землях для служилого дворянства, вначале симпатизировал «нестяжателям». Однако по мере разоблачения ереси жидовствующих, он начал прислушиваться и к авторитету преподобного Иосифа, хотя желание прибрать к рукам церковные земли, великий князь высказывал до самой смерти. Такому стремлению способствовало устранение или отживание мешавших ранее внешних факторов – «зависимость Русской митрополии от Константинопольского патриархата, тесный союз митрополитов с московскими князьями, ордынская политика предоставления тарханов на владения Церкви, наконец, постоянная поддержка церковных институтов, которой пользовался великий князь в борьбе с уделами». В конце концов, прения двух духовных течений, выражавшиеся в многочисленных письмах и посланиях оппонентов, нашли свой выход на церковном соборе 1503 года.

Борьба иосифлян и нестяжателей в 15-16 в. Значение победы религиозной ортодоксии для социально политического развития страны.

Развитие и укрепление Российского государства сопровождалось усилением позиций церкви во всех сферах духовной жизни. В 16 в. идеологическая деятельность церкви приобрела широкий размах. Церковь развернула борьбу со всякого рода инакомыслием, установила жесткую регламентацию всей духовной жизни. Церковь следила за правильностью понимания учения Христа, жестоко карала вольнодумцев-еретиков. В конце 15 в. новгородское низшее духовенство заявило, что не признает догмата о троичности Бога, отрицает священность икон и саму церковную организацию. Против них выступил игумен Иосиф Волоцкий (его сторонники стали называться иосифлянами). Он заявил, что еретиков надо заключать в тюрьмы и предавать лютой казни. В то же время так называемые нестяжатели во главе с Нилом Сорским считали, что с еретиками надо полемизировать, а не расправляться. Борьба иосифлян с нестяжателями проходила не только по вопросу об отношении к церковным догмам: первые отстаивали их незыблемость и требовали жестокой расправы с еретиками, вторые допускали возможность полемики с инакомыслящими и их помилование. Борьба двух группировок в православной церкви отражала разные взгляды на великокняжескую власть. Иосифляне провозглашали великого князя наместником Бога на земле. Из этого круга церковников вышла теория «Москва — третий Рим», обосновывавшая вселенские претензии Московской митрополии. Противоположная группировка утверждала, что Божья власть выше светской. Наконец, нестяжатели в отличие от иосифлян считали, что монахи должны кормиться личным трудом, и отрицали необходимость монастырского землевладения как средства для поддержания всей обители. В 1504 г. церковный собор приговорил еретиков к смертной казни. Многие были сожжены на костре. В 16 в. церковь все более подчиняется княжеской светской власти. Продолжается борьба между иосифлянами и нестяжателями. Последние выступали против массовых казней, призывали церковь, монастыри отказаться от права владения крестьянами и землей. Но в 1531 г. руководители нестяжателей были осуждены церковным собором. До нашего времени дошли сведения о деле боярина Матвея Башкина, который отпустил на волю своих холопов, считая, что Священное Писание запрещает порабощать людей. Сильвестру стало известно, что Башкин отрицает иконы, обряды, дело дошло до царя. Башкин был арестован, предан анафеме и казнен.

Собор 1503 года, также известный как «собор о вдовых попах» — собор Русской православной церкви, который проходил в Москве в августе — сентябре 1503 года. Задачей собора было решение ряда дисциплинарных вопросов, в отношении которых было вынесено два постановления. Однако более он остался в памяти как собор, на котором решался вопрос о монастырском землевладении. Однако, никаких соборных постановлений на этот счёт неизвестно.

Первый этап собора: вопрос о ставленых пошлинах[править | править код]

Собор 1503 года, в отличие от Владимирского собора 1274 года, ограничившего размер ставленых пошлин^[1][2] взимавшихся при выдаче ставленых грамот, решил «не имати отъ ставленiя никому ничего». Нарушившему это правило, грозило низвержение из сана, а хиротония, совершённая за мзду, признавалась недействительной. Решение касалось всех степеней священства.

Соборное определение «О невзимании мзды со священнослужителей за хиротонию» было подписано 1503 года «августом 6-м числом».

Впоследствии Стоглавый собор, восстановив взимание ставленых пошлин, отменил это решение.

Собор так же подтвердил нижний предел для посвящения в священники тридцатью годами, дьякона — 25 годами, иподьякона — 20.

Вопрос «о вдовых попах»[править | править код]

Другая группа вопросов касалась нравственности священнослужителей. Очевидные нарушения, на которые не без основания указывали еретики-жидовствующие, требовали принятия соответствующих мер. Прежде всего, это касалось овдовевших священников. Известно, что по апостольским правилам, основанных непосредственно на Евангелии, священник может быть лишь один раз женат, «муж одной жены» (1 Тим 3.12). Овдовевшие попы, не страшась нарушить церковных установлений, зачастую вступали во второй брак.

Ссылаясь на митрополитов святителей Петра и Фотия, упомянув апостольские правила, однако, не назвав их, собор постановил вдовым попам не служить, те же, что вступили во второй брак, подлежат лишению сана и всех священнических прав. Иные могут служить на клиросе, получая четвёртую часть того, что получает служащий на их месте священник, могут причащаться в алтаре, носить епитрахиль. Можно, приняв постриг, служить в монастырях, но не в мирских церквях.^[3]

Другое постановление касалось так называемых «двойных» монастырей, в которых совместно жили монашествующие обоих полов. Собор настаивал на необходимости их расселения. В женских же монастырях служить должно белое духовенство^[4].

Ещё одно постановление запрещало служить Литургию пьяным и с похмелья.

Далеко не все положительно встретили запрет служить вдовым священникам. Вызывала возражения огульность, с которой собор подошёл к этому вопросу. Реакцией на этот запрет стало «Написание о вдовых попах» ростовского священника Георгия Скрипицы. Будучи сам вдовцом, он пишет: «А вы, господа, всех ереев и диаконов безо испытания на лица зря, осудили: которой поп имеет жену — чист, а не имеет жены — нечист, а чернец, не имея жены, чист…» Он пишет о противоречии постановления апостольским и святоотеческим правилам, обвиняет иерархов в небрежении, которые допустили бесчинства в церкви, перепоручив наблюдение мирским властям.

Инициатором этого решения считают преподобного Иосифа, написание которого было включено в текст «Стоглава» (глава 79). В этом кратком документе Иосиф возражает тем, кто ссылается на противоречие постановления апостольским правилам: «Мы же глаголемъ, аще бытии чистым немощно, зло то прелюбодейство искоренити, а мнози святи отцы из правилъ апостольскихъ и отеческихъ оставиша, что есть на вредъ церкве и на соблажненiе христiянству». Иными словами Иосиф ссылается на прецедент ужесточения апостольских правил святыми отцами.

Постановление о вдовых попах по той же причине вызвало недовольство и среди заволжских старцев.

Вопрос о церковном землевладении[править | править код]

Если в отношении соборных постановлениях «О ставленнических пошлинах» и «О вдовых попах» сомнений нет, эти документы сохранены и изданы, то в отношении поземельных споров далеко не всё ясно. Соборного постановления по этому вопросу не обнаружено. Молчат об этом и летописи, нет упоминаний в других документах. Поэтому ряд историков вообще отрицают какие-либо прения по этому поводу на соборе и вообще в это время (А. И. Плигузов, Д. Островский).

Привычная схема, основанная на известном документе середины XVI века «Письмо о нелюбках», утверждает, что в конце собора произошёл спор между преподобными Нилом и Иосифом по вопросу о монастырском землевладении. По этой версии вопрос поднял преподобный Нил, поддержанный Белозерскими старцами. Иосиф Волоцкий смог аргументировано отстоять право монастырей иметь «сёла» и собор поддержал его. Однако другие известные источники противоречат этой версии.

Источники по собору 1503 года[править | править код]

Источников по земельному вопросу на соборе достаточно, но сведения они приводят противоречивые. Понятно, что достоверность приведённых в этих документах сведений оказывается под вопросом. Прежде всего, это:

· «Соборный ответ 1503 года», известный по рукописи 1562/63 года, найденный в Волоколамском монастыре.

· Житие преп. Иосифа Волоцкого, составленного Львом Филологом в 40-х годах.

· «Письмо о нелюбках», относимое разными исследователями к 40-м и даже к 50-м годам.

· Известна запись Вассиана Патрикеева о соборе.

· «Слово иное», обнаруженное в 60-х годах XX века Ю. К. Бегуновым датируемое им между 1506—1508 годами и посвященное собору 1503 года и Троицкому игумену Серапиону.

«Письмо о нелюбках» составлено в Иосифо-Волоцком монастыре в середине XVI века. Бросается в глаза хронологические нелепости «Письма». Так в документе сказано о присутствии на соборе Паисия Ярославова, но он умер в конце 1501 года и на соборе присутствовать не мог. Как отмечает А. А. Зимин, аргументы Иосифа Волоцкого изложены тенденциозно и не совпадают с известными его сочинениями. Следует сказать, что сомнение вызывает и приписывание Нилу Сорскому намерение расселить всех монахов по пустыням. Это не соответствует самой практики скитской жизни: в скит самого преподобного принимались только монахи, прошедшие искус в общежительном монастыре. Сам преподобный, как это следует из его творений, монастырского землевладения не отрицал. Документ скорее говорит о плохой осведомлённости и определённой тенденциозности его составителя, который составил его по чьим-то глухим воспоминаниям.

«Соборный ответ» содержит две речи дьяка Леваша Коншина^[5], которые тот должен был произнести перед Иваном III от имени митрополита Симона. Большинство исследователей не доверяют этому источнику, считая его позднейшей компиляцией^[6](А. И. Плигузов, А. А. Зимин). Р. Г. Скрынников считает документ, заслуживающий доверия. Документ не называет имена участников прений и инициатора обсуждения вопроса. Доверяет ему и Н. В. Синицына^[7].

Что касается «Жития преподобного Иосифа» Льва Филолога, то оно излагает версию, по которой преподобный Нил Сорский выступил после окончания собора («паки») по своей инициативе, о срочном возвращении преподобного Иосифа в Москву. Согласно этой версии заволжцы «молиша самодержца, яко имущие дръзновение к нему, ради бо крепкого их жительства и добродетели множества зело от самодержиц приемлеми и почитаеми. И о сём собору събрану, не мало же рассуждения добрых лишиться непщующие отци, аще и Иосифу не сущу с ними. Сего ради и паки понудиша его в град Москву взыти…». Таким образом, по этому документу инициировал спор преподобный Нил, а Иосиф, было уже отъёхавший от столицы, вынужден был срочно возвратиться и отстаивать монастырскую собственность перед лицом собора и великого князя.

В записи Вассиана Патрикеева значится: «О еже како в второе („второнадесятое“?) лето князь великий Иван Васильевич всея Руси повелел быти на Москве святителем и Нилу и Осифу, попов ради, иже держаху наложницы, паче же рещи — восхоте отъимати у святых церквей и монастырей». Таким образом, согласно этому документу инициатива собора принадлежит великому князю, а преподобный Нил на собор приезжает по велению Ивана III. В конце речь идёт о намерении секуляризацииимущества (вероятно землевладения) не только монастырского, но и вообще церковного.

«Слово иное» не упоминает спора между Нилом Сорским и Иосифом Волоцким, приписывает великому князю намерение секуляризации всех церковных земель и замену их содержанием за счёт княжеской казны. Имя Иосифа Волоцкого не упоминается вообще, зато против великого князя выступают Троицкий игумен Серапион (ставший вскоре архиепископом Новгородским), митрополит Симон и Геннадий Новгородский, поддержанные другими епископами и настоятелями монастырей. Великого князя поддержали только скитники: преподобный Нил и неизвестный чернец «Денис Каменский» (Бегунов предполагает, что это Дионисий Звенигородский), а также тверской боярин Василий Борисов и дети самого князя Василий и Дмитрий Углицкий да дьяки. Дело закончилось походом Троицких старцев на Москву и инсультом великого князя. После этого он отказался от своих намерений. В целом же «Слово иное» акцентировано на противостоянии Троице-Сергиева монастыря, его игумена Серапиона и великого князя.

Таким образом, согласно последним двум документам, инициатива лишения монастырей земель принадлежит великому князю, но большинство собора, во главе с Троицким игуменом Серапионом, смогло отстоять земельные владения церкви. Очевидно вопрос решался вне рамок собора (при успехе его могли закрепить соборным постановлением), и не ясно когда: исследователи предполагают разные даты.

Уместно предположить, что сведения о противостоянии на соборе двух преподобных оказалось результатом дальнейшей полемики между Вассианом Патрикеевым и сторонниками монастырского землевладения. Преломление этих споров и отразилось на позднейших документах, касающихся полемики о монастырских имениях.

Дата добавления: 2018-04-15; просмотров: 2563; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

12 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!