Очерк первый СУДЬБЫ ПАРОВОЙ СИСТЕМЫ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ

О необходимости старого

Культура сельского хозяйства, и прежде всего земледелия, — особая, в чем-то даже уникаль­ная область материальной культуры человече­ства. Главной отличительной чертой прошлой деятельности человека в об­ласти земледелия является почти полное отсутствие контроля непосредствен­ного производителя над ходом производственного процесса , происходящего в форме биологического развития растений, а также бессилие человека в создании оптимальных климатических условий для этого развития. Отсюда проистекает чрезвычайно слабая взаимозависимость между вложением труда и интеллекта в земледелие, с одной стороны, и результатами этой деятельности в виде урожая тех или иных культур или продуктивности земледелия в целом, с другой.

Эта корреляция имеет тенденцию увеличиваться лишь в масштабе гро­мадных хронологических периодов, поскольку механизм резких и неожидан­ных для человека' колебаний погодных условий и их влияния на те или иные моменты земледельческой практики проясняется для земледельца лишь в итоге преемственности многовекового опыта, накапливаемого десятками по­колений непосредственных производителей в виде бесконечной череды удач и бедствий сельского хозяйства.

Этот громадный человеческий опыт и есть основа культуры земледелия. Своеобразие реализации этого опыта заключается в том, что он предстает перед каждым поколением крестьян-земледельцев в императивной форме традиции и обычая. Эта императивность проистекает из несоизмеримости масштабов жизни и практического личного опыта индивида-земледельца и совокупного опыта многих поколений крестьян. Поэтому в основной фонд земледельческой культуры включены лишь традиции и обычаи, то есть об­щественно значимые элементы культуры, безжалостно отметающие из на­родной земледельческой практики все индивидуальные начинания и новации как не прошедшие многовековую проверку практикой земледелия вообще и механизмом колебаний погодных условий в частности.

Русский крестьянин, как и все земледельцы средних широт, ориентиро­вался исключительно на тот довольно большой и сложный комплекс тради­ций земледелия, завещанный ему предшествующими поколениями. Форма этого опыта в виде неколебимой традиции, неизменного обычая и правил диктовала беспрекословность их соблюдения. Отсюда удивительное единооб­разие в приемах ведения земледелия, еще встречающееся в XVIII в. в от­дельных регионах с коренным русским населением. Так, в топографическом описании Ярославской губ. (1798 г.) читаем: "Способ хлебопашества и зем­ледельческие орудия везде одинаковы"¹ . Думается, что именно этими об­стоятельствами во многом объясняется невосприимчивость крестьянина к но­вым приемам агрикультуры, к модернизации орудий труда и т. д. Русские агрономы и помещики-экспериментаторы подмечали отдельные явно бросаю­щиеся в глаза проявления этой тенденции. Алексей Олишев, вологодский рачитель сельского хозяйства, прямо писал, что крестьяне "больше следуют старым обычаям"². Отдельные проявления этого просто вступали в проти­воречие со здравым смыслом. Так, тот же А. Олишев отмечает: начало се­нокоса в Вологодском крае непременно связывалось с днем Петра и Павла (29 июня³ ). Несмотря "на несозрелость травы", крестьяне "следуют един­ственно застарелым обычаям"⁴ . То же отмечает о сенокосе А.Т. Болотов по Тульской губ.: "Косятся почти в одно время, несмотря, поспела ли трава или еще нет"⁵ . О сроках высева конопли Болотов язвительно замечает, что "по предрассудку и суеверию всегда на 5-ой или на 7-ой неделе после Свя­той, а на 6-ой никто не сеет", хотя условия бывают наиболее, на его взгляд, подходящими⁶ .

Стойкость и известный консерватизм традиционных приемов земледе­лия, в частности, в России, располагавшей в целом малоблагоприятными почвенно-климатическим условиями для земледелия, были усугублены рядом фундаментальных обстоятельств.

Русское крестьянство, осваивая бескрайние земельные просторы Вос­точноевропейской равнины, на каждом этапе развития общества получало в области земледелия уровень урожайности основных земледельческих куль­тур, явно несоизмеримый с громадной массой вложенного труда. Это издав­на побуждало крестьянина к максимальной осторожности в "технологии" земледельческой практики, т. е. делало его еще более приверженным тради­ции и обычаю в области агрикультуры, заставляло его в стремлении к росту прибавочного продукта идти преимущественно лишь по пути постоянного расширения производственных площадей. В атом, на наш взгляд, кроется объективная обусловленность преобладания экстенсивного пути в развитии земледелия, которое в период феодализма в конечном счете приводило к ос­воению и вовлечению в орбиту агрикультуры громадных земельных про­странств, что само по себе имело исторически прогрессивное значение. В этом состоит противоречивая диалектика развития русского земледелия.

Традиционализм в области земледельческой культуры сочетался с необыкновенным умением русского крестьянина приспособиться к тем или иным местным условиям и даже превратить недостатки в своего ро­да достоинства.

Качество земли, как известно, один из важнейших компонентов природно-климатических условий земледелия. Почв, наиболее благоприятных для земледелия, во все исторические эпохи в пределах Восточноевропейской рав­нины, как мы уже видели, было всегда мало. Лоскутный характер их лока­лизации усугублялся вообще крайней пестротой качества почвенного слоя земли. Попробуем охарактеризовать эту пестроту с позиции современника, объезжающего тот или иной край, на примере Тверской губернии. В Крас­нохолмском у. земля к "Вышневолоцкому уезду песчаная и каменистая, к Ярославской губернии — серая с черноземом по низким местам". В Калязинском у. "земли по Волге песчаные и глинистые, по реке Перли серая и частию иловатая; в прочих местах — иловатая с суглинком". В Ржевском у. земля "по берегам Волги и Туда — глинистая и песчаная; между Волгою и Тудом — глинистая с мелким камнем, в окрестностях города — иловатая, а в прочих местах серая, не глубже 2 и 3 вершков лежащая, под коею слой красноватой земли или суглинок"⁷ . Резкая разница была и по плодородию. В Бежецком уезде "хлебороднейшим почитается Городецкой стан, окружаю­щий город". В Калязинском — "хлебороднейшим из всего уезда почитается Негороцкий стан, за Волгою, к Кашинскому уезду лежащий". В Красно­холмском у. таковым является Антоновский стан, "простирающийся от са­мого города по Кашинской дороге до границы" уезда. В Весьегонском уезде — "Ясеницкий стан, особенно около сел Сандово и Поляны"⁸ . В Новоторж-ском у. очаги плодородия локализуются около сел Стружна, Упревиче, сель­ца Голубина, деревень Маслова, Пожитова, Мловичи и т. д.⁴ Лоскутный характер локализации плодородных земель практически характерен для всей нечерноземной полосы.

В северных же районах (Вологодской, Архангельской, Олонецкой гу­берниях) пестрота плодородия еще более мозаична. Так, по Олонецкой гу­бернии до нас дошло топографическое описание, уникальное по тщательно­сти характеристики почв этого края. "Земли в селениях Петрозаводского уезда: в погосте Кижском земли частию черные и смешанные с суглинком и частию пещаныя. Оне довольно плодородны, но обрабатывание их великого требует труда по причине множества камней на поверхности и внутри нахо­дящихся. В Толвуйском — по большей частию чернозюм и серая земля. В Шуйском — пещаные, каменистые и серые с суглинком. В Остречинском — ...по большей частию земля серая. В Самозерском — ...много серой, сме­шанной суглинком. В Святозерской и Пряженской волости земли частиот серые и частию пещаные.

Вытегорского уезда во Штинском и Мечорском погостах — серые и состоящие из хрящу (то есть мельчайшего камня, — Л. М.) и суглинка. В Андомском — пещаная и каменистая и суглинком. В Пудожском, в Шаль-ском и Нигижемском — частию черныя и частию пещаныя. В Вытегор-ском — пещаныя с суглинком..

Каргопольский уезд отличается от других плодородием земли, в нем на­ходящейся, хотя грунт ее и столько же различен"¹⁰ . В Надпорожской, Оль­ховской и Волосовской волостях на правом берегу реки Онеги — "большей частию черныя и перемешанные с песком, а на левой стороне — с песком и валучьим камнем". В Архангельской, Троецкой и Плеской: на правом бере­гу Онеги — черные, на левом — серые каменистые. В Кенозерской — "земли из суглинку". В Водозерской и Лекшмозерской — серые с песком и "валучьим камнем". В Бережен-Дубровской, Устьможской и Красновской:

на правой стороне реки Онеги — "частию черныя, частию перемешанныя с желтым песком, а на левой — серые и смешанные с глиною".

"Олонецкого уезда: в Важенском погосте по реке Свири земли серые, смешанные с красным суглинком. В Коткозерском, Ведлозерском и Тумо-зерском погостах — серые и пещаные. В Горской, Видлицкой и Туложской волостях — серые и глинистые. В Ильинском — черные и болотные. В Олонецком погосте по большей частию черные с суглинком и тундристые, лежащие по Туксе, Мегреге и Верховской..."

"Повенецкого уезда в Шуйском погосте земли черные, серые, переме­шанные с песком и хрящом. В окружности города Повенца — пещаные, каменистые и болотные. В селении Гапсельге и Волозерске — пещаные и каменистые. В Панозерском погосте — черные и глинистые. В Ругозерском — по большей частию чернозюм. В Паданском — черные и пещаные. В Кус-наволоке и Сергозере — каменистые и черные. В Селецком и Сямозерском погосте — по большей частию черные. В Ребольском погосте, к меже Выборгской губернии и Санктпетербургскому уезду и далее по шведской границе, около Каменного озера — земли болотные и пещаные. В Ок-новолоке — болотные и перемешанные с белым песком. А в окрестностях Мультозера — чернозем, болотные и пещаные"¹¹ .

Существенные различия почв и степени плодородия были и во многих других районах России (север и юг Тамбовской, Рязанской, Нижегород­ской, Тульской, запад и восток Орловской, Саратовской губерний и т. п.). Нередко крестьянин использовал это с выгодой для себя. В частности, пес­чаные почвы весной прогревались быстрее, и на них можно было сеять чуть раньше, а зерно получалось тяжелее. Болотные почвы давали возможность вести более плотный высев и т. д.

Вместе с тем, необычайно важно учитывать, что каждому определенно­му моменту в развитии производительных сил соответствовали свои эконо­мические критерии плодородия. Медленный, но тем не менее вполне ощути­мый прогресс агротехники и агрикультуры делал возможным на том или ином этапе развития вовлечение в производство земель, совсем еще недавно полностью не пригодных для этого. Таким образом, с каждым существенным сдвигом в развитии производительных сил .площадь используемых земель в целом увеличивалась. Вместе с тем этот рост сравнительно плодородных зе­мель отнюдь не был пропорционален общему росту производительных сил, поскольку с течением времени это плодородие земель при довольно частом отсутствии должных вложений в землю труда и капитала падало, так как земли постепенно "выпахивались", становились бесплодными.

В итоге воздействия и взаимодействия всех этих (как, впрочем, и ряда иных) факторов на характер развития земледелия русское крестьянство по­стоянно сталкивалось с необходимостью более или менее регулярного забрасывания старых, выпаханных, и освоения новых земель. Этот процесс с меньшей интенсивностью проявлялся в рамках территорий с преобладанием наиболее плодородных земель, но они в XVIII в. были уже сравнительно редки в пределах исторического центра Русского государства. В большинстве же регионов с русским населением этот процесс был широко распространен.

В системе русской земледельческой культуры XVIII столетия (главным образом середины и второй половины) соотношение общих и местных осо­бенностей (традиций!) определялось как старыми факторами, конституируе­мыми условиями натурального хозяйства, так и новыми факторами, вызван­ными к жизни особенностями формирования в экономике России капитали­стического уклада.

В этот период соотношение в агрикультуре и агротехнике двух основных компонентов обретает иную окраску. Извечный феодальный традиционализм агрикультуры в глазах передовых современников все ближе граничит с консерватизмом и даже косностью. Но этот традиционализм устойчив не в силу своей консервативности, а в силу необходимости.

В этих условиях, условиях растущего общественного разделения труда, происходит парадоксальное умножение местных особенностей, в основе ко­торых сложное переплетение старых и новых факторов, не исключая суще­ствования в русской агрикультуре местных особенностей, так сказать, релик­тового характера.

На более ранних этапах развития феодализма в основе "статуса" мест­ных особенностей лежал критерий, который можно квалифицировать как практическую целесообразность, обусловленную, в свою очередь, критери­ем рациональности трудовых усилий непосредственного производителя для получения жизненно необходимых средств к существованию, способствую­щих более или менее расширенному воспроизводству. В условиях классового общества эти средства составляли совокупный объем необходимого и приба­вочного продукта.

Критерий целесообразности практически и объективно формируется при максимальном учете местных природно-климатических условий. Если, допус­тим, практически необходимый объем совокупного продукта может дать да­же примитивная обработка земли, то в основе такой деятельности лежит критерий целесообразности, основанный на максимальной эксплуатации пло­дородия земли и натуральном характере хозяйства. Однако такие, образно говоря, реликтовые процессы и явления в XVIII в. наблюдаются лишь в ре­гионах, сравнительно молодых, с точки зрения освоения и накопленного опы­та поколений. Это, как правило, южные степные и юго-восточные вновь ос­ваиваемые земледелием районы с русским и иным населением. Так, по на­блюдениям современника, в Саратовском Поволжье "земледельцы в тамош­ней стороне совсем не знают, что такое навоз. Оный лежит у них отчасти на скотных дворах... без всякого употребления... да в оном доныне и нужды не было потому, что как земли там весьма много, и часто не ближе 30 верст одна деревня от другой отстоит". "Вспахивает крестьянин землю, кою он избрал для себя в низменном месте, и оную засевает, выжегши наперед прошлогоднюю траву или некоторую часть леса и находящиеся при оном кустарники... Потом засевает он ее по крайней мере для того, что там ему способнее пахать, еще одним или двумя семенами (т. е. до трех лет, — -Л. М.). А, наконец, оставляет сию пашню как негодную и ищет для себя в 10 и 15 верстах в другой долине новую..."¹²    *

По мере накопления опыта такая практика исчезает. Объясняется это тем, что, на наш взгляд, критерий целесообразности довольно сильно корре­лирует с такими моментами, как: 1) затраты труда и бюджет рабочего времени, иначе говоря, со степенью совершенства того или иного производст­венного процесса; 2) объем необходимой продукции и даже острота необхо­димости получения того или иного вида продукции земледелия; 3) соотноше­ние объема производства данного продукта земледелия с остальными, нако­нец; 4) стабильность и степень нестабильности климатических условий.

В целом же для эпохи феодализма критерий целесообразности, который интегрирует все названные моменты, наиболее важен как критерий оценки степени развития культуры земледелия в условиях прежде всего господства натурального хозяйства¹³. И эти традиции целесообразности могут сущест­вовать целыми столетиями. Например, на русском Севере, в частности в пределах Вологодской губернии, в XVIII в. бытовал оригинальный принцип севооборота на неполевых пахотных землях, т. е. вне трехпольного севообо­рота, описанный в 60-х гг. XVIII в. А. Олишевым. "На подсеках, — пи­шет он, — сеют ячмень весною вместе с рожью и, когда ячмень поспеет, то оной сожнут, а остальную ржаную озимь вытравят. В будущий год тут из­рядная рожь родится — и так на оной земле всегда два хлеба снимают"¹⁴ . В 80-х годах XVIII в. точно такая же практика существовала и в пределах Тверской губернии. Здесь в Вышневолоцком уезде крестьяне "на новых се­чах рожь иногда сеют с ячменем, что называется подсевом (курсив наш, — -Л. М.). Сжав ячмень, рожь оставляют к будущему году, собирая таким об­разом два хлеба за одною работою и на одной земле"¹⁵ .

Казалось бы, интереснейший эксперимент качественно связан с поздней­шими сдвигами в социально-экономических отношениях, с ростом товарно­сти сельского хозяйства и т. п. Но вот, в документах XVI в., в частности в записках А. Гваньини, мы находим указания в сущности на ту же практику смешанного посева ячменя с озимой рожью. Точно так же здесь после уборки ячменя скошенную рожь оставляли до будущего года. "На следую­щий год эта рожь бывает так урожайна и густа, что через нее с трудом можно проехать верхом... притом одно зерно дает тридцать и более колосьев"¹⁶ .

Таким образом, местная особенность земледелия порождена здесь ис­ключительной специфичностью природно-климатических условий Севера с его коротким летом и длительным большую часть этого сезона световым днем. Ячмень с его способностью к короткому вегетационному периоду (иногда до 9 недель) в этих условиях был единственной надежной урожайной культурой. Од­нако господство монокультуры могло быть экономически целесообразным лишь в условиях развитого общественного разделения труда и товарообмена, способного дать иные эквиваленты затраченного труда в обмен на ячмень и т. п. Сдвоенный посев ячменя, появившийся, видимо, ранее XVI в., был продиктован, таким образом, слабостью развития товарообмена, господством натурального хозяйства, т. е. необходимостью иметь в достатке основную продовольственную культуру — рожь, менее приспособленную к местным условиям. В основе данной специфики лежат, таким образом, фактор целе­сообразности и учет природно-климатических особенностей края.

Основные хлеба трехполья   

Паровая система земледелия в ее варианте трехпольного севооборота была в XVIII в. аб­солютно господствующей на гигантских про­сторах Европейской России. Основу ее составляли, как известно, два дейст­вующих поля — озимое и яровое — и поле отдыхающее ¹⁷, где почва прела, т. е. парилась и, подвергаясь обработке пахотными орудиями, умягча­лась (поскольку после зерновых культур земля "твердела"), освобождаясь от "дикой травы". Период пара использовался и для внесения удобрений — в народной практике XVIII в. это был по-прежнему скотский навоз. В ус­ловиях последовательной смены функций каждого из трех полей размеры их должны были быть примерно равными.

Как известно, господство трехполья — итог многовекового отбора наи­более рациональных для русского крестьянского хозяйства культур — мак­симально эффективных с точки зрения пищевого разнообразия и калорийно­сти, максимально экономичных с точки зрения рациональных затрат труда (неприхотливость к почвенным и климатическим условиям, надежность в урожайности, стойкость к заболеваниям и т. п.). Поэтому центральной культурой и в XVIII столетии оставалась озимая рожь, сохранившая ключе­вое значение в крестьянском хозяйстве от северных пределов распростране­ния (Вологодская и отчасти Архангельская губ.) до южностепных и заволж­ских районов (Воронежская, Оренбургская и др. губ.).

Рожь

Рожь, занимавшая все озимое поле и состав­лявшая 50% всех возделываемых культур, бы­ла для крестьян и в XVIII в. нужнее "на пищу всякого другого хлеба"¹⁸. По мнению современников, "ржаной хлеб пред пшеничным почитают они (т. е. крестьяне, — Л. М.) за здоровейший". Рожь была "прочнее в зернах и в муке, нежели пшеница", т. е. долго не портилась в условиях бытового хранения. "Уважают еще и то, что рожь в солод годится лучше, нежели пшеница, и варение пив и квасов без ржаного солода хорошо и здорово быть не может". "На винокуренных заводах ржа­ной солод и ржаной хлеб за самый лучший почитается". За рожью русские крестьяне числили и многие достоинства лечебного характера. Помимо вку­совых и сырьевых достоинств рожь отличалась неповторимыми экономиче­скими достоинствами как наиболее выгодная в хозяйстве зерновая культура. Ее отличала наиболее надежная урожайность, что для крестьянина Европей­ской России с ее резкими климатическими колебаниями "мокроты" и "сухо­ты" было важнейшим качеством. Отличала рожь и рациональность затрат труда по ее возделыванию. Не требуя весенне-летней подготовки, рожь да­вала приемлемый урожай на любой земле (рожь предпочитает сухую рыхло­ватую землю, но родится "на всяких землях"¹⁹ ). Для крестьянина, вечно мо­тающегося в погоне за соблюдением бесчисленной череды необходимых сро­ков производства работ, рожь была неоценимой по надежности зерновой культурой в самую напряженную пору — жатву. Поспевшая рожь была "в колосьях всякого ярового хлеба крепче", т. е. меньше всех теряла зерно и на корню, и в сжатом виде. "В таких случаях, — писал П. Рычков, — когда яровой хлеб вместе поспевает с рожью, то земледелец, покидая жнитво ржи, принимается за яровое, а рожь жнет в самую глубокую осень"²⁰ . А в юж­ных районах при мягкой зиме рожь иногда выстаивала и зиму. Таким обра­зом, господство ржи как основной зерновой культуры — итог многовеково­го воздействия на агрикультуру русского земледелия — критерия целесооб­разности. Важную роль играла и яровая рожь, которая часто страховала озимый посев при гибели всходов от червя. Яровая рожь пользовалась популяр­ностью и как крупяная культура, хотя ее зерна были мельче настоящей ржи.

Овес

Из яровых культур аналогичное место занимал овес. П. Рычков так характеризует достоинст­ва этой культуры: "Овес же из ярового севу почитает земледелец за главной по той причине, что онаго... на... домашний расход к содержанию лошадей требуется больше...". "В крупах он лучше и прочнее всякого хлеба"²¹ — качество, поистине неоценимое для крестьянского хозяйства. Не менее существенны и чисто агротехнические достоинства овса. Он неприхотлив, а стало быть, растет и на плохих "безнавозных" землях. Он требует минимальной обработки. Почти повсеместно почву под овес па­шут и боронят лишь один раз, а это громаднейшая экономия крестьянского труда ("в сеянии меньше работы")²² . Овес из всех яровых культур требует для посева меньше земли из-за необычайной густоты высева. Иначе говоря, здесь присутствуют какие-то моменты даже интенсификации земледелия, мо­менты, чрезвычайно ценимые русским крестьянином (овес сеется по норме, вдвое и втрое большей, чем основные зерновые культуры — рожь, ячмень и пшеница). Рычков отмечает, что овес "легок в провозе"²³ . Наконец, самое главное достоинство овса — стабильность его, хотя и относительно невысо­кой, урожайности (сам-3, сам-4, сам-5). Относительную стабильность уро­жайности крестьянин предпочитал резким ее колебаниям, какая свойственна, например, пшенице.

Ячмень

Важное место в ассортименте яровых культур занимал ячмень ("жито"). Эта важнейшая кру­пяная культура была также сравнительно не­прихотлива. Ячменный солод шел на варение пива и браги. Обладая самым коротким вегетационным периодом (от 8 до 9 недель, по сравнению с 12— 18 неделями яровой ржи, пшеницы), ячмень был второй вслед за овсом культурой с сравнительно надежной урожайностью ("урожаем на всяких землях", даже на супесках, но только, когда земля "не очень тоща"). Луч­шая урожайность ячменя была на удобренных землях. Скороспелость ячменя не только продвинула его на русский Север, но сделала его важнейшим средством спасения при гибели озимых хлебов. Когда в иную зиму рожь "выпревала", то весной крестьяне пересевали озимое поле ячменем и тем спасались от голода²⁴ . Зерно ячменя было крупнее пшеничного, а примол ячмень имел больше, чем у ржи. Правда, давая сравнительно высокий уро­жай, ячмень в спелых колосьях очень быстро осыпался. Тем не менее яч­мень столетиями прочно входил в круг минимально необходимых для кресть­янина культур на громадной территории, начиная с Архангельской на Севе­ре, Воронежской и Курской губернии на Юге, включая Урал и Оренбуржье на Востоке. Современники свидетельствуют о бытовании в XVIII в. в юж­ных районах России так называемого "голого" ячменя, то есть без кожицы. Колос такого ячменя был безостый ("без усов")²⁵ .

Пшеница

Пшеница (яровая) также была одной из тех культур, которые более или менее прочно вхо­дили в круг потребностей крестьянской семьии на севере, и на юге, и на востоке России. Однако очень небольшие разме­ры ее посева были, видимо, закреплены традицией. "Сие обыкновенно... —писал П. Рычков, — есть самое древнее"²⁶. В основе этого лежат особен­ности агрикультуры и агротехники пшеницы. Лучше всего эта культура была "урожаема" на нови, "из лугов и лесов расчищенной", и степных чернозе­мах. Рождалась она и на "землях твердых и несколько мокроватых", а так­же на унавоженных суглинках²⁷. XVIII век лишь во второй половине в ре­зультате народной практики создал тот сорт пшеницы, который более или менее был адекватен природно-климатическим условиям России.

Пшеница-ледянка     

Этот сорт — так называемая "ледянка" (осо­бый вид яровой культуры). Важнейшим досто­инством ее является ее сверхранний посев. Причем на землю, приготовленную (т. е. вспаханную и заборонованную) еще с осени. К такой агротехнике в русском земледелии был приспособлен дотоле лишь один мак. Ледянка "сеется весною, как скоро снег сойдет и земля несовершенно еще растает, на приготовленной еще осенью земле"²⁸. Отсюда и ее наименование — "ледянка". В районе Каширы урожайность ее на хорошей земле достигала иногда чрезвычайного уровня (сам-8 и больше). Но, что особенно важно, — "ледянка" могла расти на хорошей, но не уна­воженной земле²⁹ . Сверхранний посев делал ледянку способной не заглу­шаться травами, меньше болеть. Главное же ее достоинство — оптимальная приспособленность к экономическим условиям трехполья. Как и любая пше­ница (озимая и яровая), ледянка требовала хорошей вспашки земли. В об­щем потоке бешеного темпа весенних работ двойная затрата труда на обра­ботку земли для яровой пшеницы была часто просто непосильным бременем. В условиях роста эксплуатации барщинного крестьянства, вызванного разви­тием товарного помещичьего хозяйства во второй половине века, весенний цикл работ крестьянина был настолько напряжен, что часто приводил к уг­розе воспроизводству самого крестьянского хозяйства. Единственным опти­мальным резервом трудовых ресурсов была осенняя послеуборочная пора, поскольку молотьба довольно часто не была сопряженной с сезонно-погодными условиями и затягивалась вплоть до самой зимы. Постепенно именно этот резерв и начинает использоваться распространением во второй полови­не века в Центральной России и на Северо-Западе так называемой зяблевой вспашки. Однако это был длительный процесс. Пшеница-ледянка в принципе великолепно укладывалась в этот резерв напряженного цикла ра­бот трехполья. В 60-е — 70-е годы XVIII в. посевы пшеницы-ледянки от­мечены в Переславль-Залесской провинции ("пшеница, называемая ледянка, красная и скороспелая"). Тульской, Тверской и др. губерниях³⁰. Однако А.Т. Болотов отмечает, что в 60-е годы XVIII в. эта разновидность пше­ницы только начинает распространяться.

В осенний резерв времени крестьянина-земледельца вторгается прежде всего помещик. Поэтому и посевы пшеницы-ледянки — это прежде всего элемент зернового хозяйства помещика, как и вообще всех видов пшениц. А.Т. Болотов отмечал, что в Тульской провинции крестьянские посевы пшеницы-ледянки были лишь в некоторых деревнях, да и то преимуществен­но у оброчных крестьян³¹ . Несмотря на это, в целом появление и распро­странение пшеницы-ледянки было выдающимся агрикультурным достижени­ем этой эпохи.

Достоинства пшеницы-ледянки оттеняют недостатки озимой и яровой пшеницы как очень прихотливых, капризных, "нежных", как говорили в XVIII в., хлебов. Прежде всего эти "хлеба" требовали исключительно хоро­ших, плодородных, тучных земель или земель, добротно унавоженных. В условиях, когда в Нечерноземье преобладали малоплодные, минимально удобренные земли, это создавало большие трудности и приводило в итоге к минимальным высевам и притом главным образом яровой пшеницы, т. е. озимая не могла еще конкурировать с рожью. В черноземных краях, где уровень плодородия почвы был более высоким, более или менее широкому распространению как озимой, так и яровой пшеницы препятствовала слабая устойчивость тогдашних сортов этой культуры к болезням и сорнякам (го­ловня, костер, так называемый пух). А.Т. Болотов с горечью писал в 60-х годах о том, что хорошие всходы озимой пшеницы чаще всего были благо­получными до стадии колошения, "но потом заглушаются пухом, костером и другими худыми травами"³², или "недозрев или в самый налив ложится на землю и большая половина сопревшая с пустыми колосьями приходит"³³ .

Конкретных сведений об удельном весе посевов озимых и яровых пшениц практически нет. Но вот, редкая удача позволяет нам убедиться в слабом рас­пространении пшениц даже в Черноземье. В Топографическом описании Воро­нежской губ. есть данные от 7 июля 1785 г. по Воронежскому у. "Хлеб сеется: рожь с овсом в равной пропорции, а противу оной (т. е. этой доли посева, — -Л. М.) греча [сеется] в третью [часть от посева овса или ржи], пшеница яровая — в десятую, озимая — в одиннадцатую часть". Иначе говоря, это 10—15 % от ярового и от озимого клина. "Просо, ячмень, мак и семя конопля­ное и льняное противу всего онаго хлеба — в малом количестве"³⁴ .

Ярким исключением была группа уездов Орловской губ. Здесь условия для сева пшеницы были, видимо, наиболее благоприятны. Наблюдатели в один голос расхваливали здешние черноземы. В Мценске "довольно хлебо­родных нив тучных, полей рубных(?)"³⁵. О Ливенском уезде: "земли в нем самые лучшие и к урожаю хлеба способные"¹⁶ , особое внимание уделялось посевам пшеницы, которую наипаче умножать стараются"³⁷. О Елецком уезде: "земля чернозем и в своем роде лучшая, а притом мало еще обрабо­танная"³⁸ . В Малоархангельском у. первенствовали озимая пшеница и ози­мая рожь³⁹. В 80-х годах Орловский край был своеобразным "аграрным Клондайком". Здесь было множество степей, нетронутых ковыльных про­сторов, где носились сайгаки и дикие козы (а на Брянщине — дикие ве­при)⁴⁰ . Близость р. Оки как удобной транспортной артерии способствовала стремительному освоению земель прежде всего под пшеницу, которая требо­вала более тщательной обработки почвы. И здесь под озимые сорта пшеницы землю "троили", то есть пахали трижды⁴¹ . Таких условий, пожалуй, "больше ни­где не было кроме юга донских степей и некоторых районов Северного Кавказа.

Слабая устойчивость к болезням, необходимость тщательной обработки почвы способствовали слабому распространению яровой пшеницы в кресть­янском хозяйстве Заволжья и Оренбургского края. П. Рынков подчеркивал:

"Чтобы хорошо пшеница родилась, двойная работа земледельцу надобна: ибо с начала весны наперед всего вспахав и выбороня землю, должны ее поки­нуть, дабы она прела, что называется здесь пар. Потом ту ж землю еще па­шут, сеют и боронят в другой раз, чего при другом хлебе весьма редко на­блюдают, но, спеша севом, оставляя пар (т. е. не делая его, — Л. М.), до­вольствуются одним паханием". Таким образом, посевы пшеницы были и в этих краях, но занимали третьестепенное место прежде всего из-за большой трудоемкости возделывания. Были и чисто местные препятствия расширению пшеничных посевов — даже новые земли под пшеницей быстро выпахива­лись ("после 2-х или 3-х севов требует пшеница новой роспашной зем­ли")⁴² . Снова пшеничное поле и здесь одолевали головня, куколь и т. п.

Все это приводило в XVIII в. к реальному проявлению традиционного критерия целесообразности, который синтезировал такие параметры культу­ры, как продовольственные достоинства, стабильность урожайности, затраты труда и рабочего времени. Итог был один — минимальные, сравнительно с товарными потенциями, посевы в крестьянском хозяйстве как озимой, так и яровой пшеницы.

В качестве редких исключений в районах Суздальского и Владимирско­го опольев — очагов древних культурных зон плодородия — по данным М.А. Баранова, в 21 вотчине Спасо-Евфимьева монастыря Суздальского у. в 1761 г. посевы пшеницы составляли 15 % ярового поля. А во Владимир­ских вотчинах монастыря (с. Мордош, Коврово, Торки и Новое) в том же году посевы пшеницы составили 27 % ярового поля⁴³ . Возможно, что в се­вообороте такой процент вообще эпизодическое явление. В конце века по­севные площади под пшеницей в Орловской губ. — наиболее крупном рай­оне производства пшеницы — достигали всего 9,8 % (49399 дес.)⁴⁴ .

Пшеница была, таким образом, культурой, возделываемой прежде всего помещичьим хозяйством. Она имела большой удельный вес, максимально допустимый в рамках трехпольного севооборота, на огромных просторах Тульской, Орловской, Курской, Тамбовской, Пензенской, Симбирской, Воро­нежской и др. губерний. Преимущество и здесь было за яровой пшеницей.

Наконец, в конце века одним из редчайших случаев были небольшие посевы яровой пшеницы в Олонецкой губернии, климат которой был мягче, чем в соседней Архангельской губернии, особенно по берегам Ладожского и Онежского озер, где теплые осенние дни были и в сентябре. Посевы пше­ницы встречаются здесь в Петрозаводском, Олонецком, Вытегорском, Каргопольском и даже в Повенецком уездах⁴⁵ . Однако урожай ее был столь мал, что не избавлял от закупок ее в Вологде и Белоозере⁴⁶ .

Греча и горох

Среди остальных культур ярового клина необ­ходимо упомянуть горох и гречу, также вхо­дившие почти всюду в непременный ассорти­мент крестьянского хозяйства. Посевные площади под ними достигали ино­гда 8% и 12% ярового поля. В крестьянском хозяйстве дорожили не только их ценнейшими качествами как продовольственных культур. "Гречу и боль­ше сеют и лучше употреблять в России знают, нежели во всей Европе, — писал И. Комов.— Ибо там птицу только да скотину кормят ею, а у нас самую питательную для человека пищу из нея готовят, как всякому извест­но"⁴⁷ . Греча крайне неприхотливая культура: "пашут под нее обыкновенно один раз и сеют, после всякой уже яри, под борону"⁴⁸ . Главное же, и греча и горох возделывались с успехом на "ненавозных" землях. В Каширском у., например, гречиха сеялась "на самой худой земле"⁴⁹ . Урожай сам-3 и сам-4 считался здесь поэтому прекрасным. Больше того, на тучных черноземах она давала далеко не лучшие урожаи. Горох сеялся на более качественных, но тем не менее не унавоженных землях. Этих культур не было в ассорти­менте крестьянского хозяйства лишь там, где почвенные и климатические ус­ловия являлись решающим препятствием к их посеву (например, ранние за­морозки в Вологодской и Оренбургской губерниях). Вместе с тем важно от­метить, что в Центральной России и овес, и греча, и горох постоянно стра­дали от осенних заморозков.

Наконец, непременным элементом ассортимента культур парового трех­полья были лен и конопля. Первая из этих культур очень плохо росла на черноземе, вторая, наоборот, на подзоле, хотя обе сильно истощали почву. Но, будучи важнейшим элементом натурального крестьянского хозяйства, они в минимальных размерах (до 2 %) сеялись даже в самых неблагоприят­ных зонах (правда, в Оренбургской губ. лен совсем не рос). Остальные яровые культуры (полба, чечевица, репа, просо, "бор", мак и др.) сеялись лишь по тем или иным природно-климатическим зонам в размерах, значи­тельно уступающих всем остальным культурам. Просо лучшие урожаи дава­ло на "жирных землях". Вместе с тем, как писал современник, оно "любит" землю "между лесов и притом умеренно мокрую, иногда хорошо родится на супесках", но совсем не родится на каменистых почвах. Бор любит косогоры и "чищобы от лесов"⁵⁰ .

Живучесть трехпольного севооборота помимо действенности традицион­ного фактора целесообразности и рациональности опиралась и на натураль­ный характер крестьянского хозяйства. В XVIII в., даже во второй его по­ловине, в условиях довольно сильного проникновения товарно-денежных от­ношений в деревню, натуральный характер крестьянского хозяйства все же преобладал. При сравнительном многообразии ассортимента культур, возде­лываемых в крестьянском хозяйстве, вовлечение в орбиту товарно-денежных отношений производства одной-двух, редко трех культур не могло повлиять решающим образом на натуральный характер хозяйства в целом. Такое влияние становилось реальностью лишь в итоге вековых процессов развития общественного разделения труда.

Крестьянину почти все необходимо было иметь свое. Такова специфика феодального хозяйства, такова специфика и взращенной этим хозяйством психологии крестьянина. Объективно-исторические процессы общественного разделения труда и развития специализации производства лишь постепенно разлагали натуральный характер крестьянского хозяйства, преодолевая кон­серватизм его экономической структуры. Болотов прямо объясняет отсутст­вие в Тульском крае ощутимого роста посева пшеницы: поскольку она сеет­ся в яровом поле, а обычно эту часть поля засевают ячменем, то яровую пшеницу и не сеют, "чтоб, надеясь на пшеницу, и ней (т. е. ее, — Л. М.) не получить и ячменя лишиться"⁵¹ . П. Рычков пишет о том, что мужик сеет то, что "для него нужнее". Овес мужику нужнее пшеницы — и не старает­ся он уже для нее. Если же он затратит труд на пшеницу, "то необходимо уже принужден он будет уменьшить сев свой овсяной или ячменной и дру­гой, в котором ему так же нужда"⁵² .

Таким образом, трехпольный севооборот, порожденный определенным уровнем развития производительных сил и натуральным характером хозяйст­ва, был могучим фактором реальной действительности. Новые моменты в развитии агрикультуры с трудом пробивали себе дорогу.

Черездесятинщина Передовая агрономическая мысль XVIII сто­летия в лице одного из своих виднейших дея­телей, А.Т. Болотова, уже к 60-м годам четко осознавала известный анахронизм и консерватизм трехпольного севооборота, и, впрочем, не только его, но и системы общинного землепользования и зем­леустройства. "Земли, которые крестьянин и на себя и на господина своего пашет, лежат не вместе, но в разных местах и от дворов по большей части в дальнем расположении... Я нигде не находил, чтоб крестьянин имел землю свою всю вместе, подле двора своего или, по крайней мере, в близости она-то; но везде генерально разбросана она по всем полям, кои к той деревне принадлежат"⁵³ . Эти обстоятельства усугубляются дробностью и разбросан­ностью и дворянского землевладения. Крестьянин из-за этого "принужден будучи версты за две, за три, а иногда за шесть и более верст как для сво­ей, так и для господской [пашни] ездить, а иногда и из других деревень приезжать"⁵⁴ . Сложное переплетение дробности помещичьего землевладения и общинного землепользования и землеустройства создавало, в частности, ситуации, когда "ни помещику, ни крестьянину всю землю свою унавозить никак невозможно, хотя б он и довольное количество навоза имел". "Отда­ленность большой части десятин и временем, и неимением туда, за посеенным хлебом, проезда мешают ему возить оной на них. Чего ради унавожи­ваются только придворныя земли или в близости лежащие десятины, а про-чия всегда без всякого унавоживания оставляются и весьма худую пользу приносят"⁵⁵ . Консерватизм и архаизм трехполья и дробности полей А.Т. Болотов

суммировал в коротком и емком определении Черездесятинщина (что в XIX в. стало именоваться "чересполосицей"). "Черездесятинщина" была основным препятствием малою своею землею по своему хотенью пользовать­ся"⁵⁶ . Либерал-помещик А.Т. Болотов ясно представлял агрикультурный и агротехнический прогресс, связанный с ликвидацией "черездесятинщины" и принудительного севооборота. Крестьянин, не будь всего этого, "мог, напри­мер, земле своей иной целой год дать отдыхать или землю свою не летом, а зимою или весною унавозив в тот еще год, чего-нибудь насадив или насеяв, пользу получить. А она бы под пшеницу или под рожь с лучшею выгодою поспеть могла. Или, например, по своему произволению, смотря по земле, озимой или яровой хлеб лучше на ней сеять"⁵⁷ . "Еже ли бы... крестьянин всю землю... вместе имел, то мог бы он... по примеру других государств, землю свою окопать и огородив... и внутри разделив и всегда... унавоживать и на все употреблять, на что похочет"⁵⁸ , а то ведь "принужден он по неволе там озимой или яровой хлеб сеять, где у соседей его озимой и яровой посеяны, в противном случае от скота он весь съеден будет"⁵⁹ .

Разумеется, это были трезвые наблюдения, но не реальные мысли. Же­сткая определенность трехпольного севооборота паровой системы земледелия и в середине XVIII в. все еще имела в своей основе экономические реалии, среди которых натуральный характер хозяйства и веками отработанная сис­тема севооборота, ломать которую было нереально. Правда, в ее рамках бы­ли возможны хотя и ограниченные, но весьма симптоматичные сдвиги в раз­витии агрикультуры и агротехники.

У каждого хлеба Иного севооборота в рамках трехполья быть свой норов те могло, но выбор для той или иной культуры поля того ли иного достоинства существовал вполне определенно. Имея в виду яровые поля, можно говорить, что в 60-е годы XVIII в. лучшие загонки в районах южнее Тулы и Рязани отводились под пшеницу и ячмень. Они выступали в черноземных районах своеобразны­ми конкурентами. Овес как наиболее могучая по выносливости культура се­ялся на худших и посредственных землях. Для льна и конопли, если это бы­ли товарные культуры, отводились лучшие земли, хотя они сильно истощали почву. Просо в черноземных регионах сеялось преимущественно на новых землях. Наряду с обычным просом в Курской, Воронежской, Оренбургской и др. губерниях был широко распространен уже упоминавшийся "бор" или "дикуша". Эта разновидность проса, известная и в Европе, отличалась спо­собностью давать урожаи сам-20, сам-30 и более при самой примитивной обработке поля (и даже и вовсе без нее). В Оренбургском крае в XVIII в. в агрикультуре обычного проса сохранилась, видимо, весьма древняя традиция: "чтоб родное (урожайное, — Л. М.) и доброе просо иметь, то некото­рые мужики так скоро, как оно всход окажет, перепахивают его сохой, ток­мо... оную перепашку [надо] зделать в дождливую погоду"⁶⁰ . Перепаханные та­ким способом всходы давали в итоге обильный урожай (рекордный — сам-60).

В ассортименте культур крестьянского хозяйства России были вместе с тем и такие, которые активно использовались в трехпольном севообороте ра­ди улучшения плодородия полей. Для черноземов России и отчасти ее Цен­тра это гречиха. Здесь проявлялось наиболее важное свойство гречихи очи­щать поля от сорняков, поскольку густая листва ветвистой гречи подавляла все вокруг.

Посевы гороха, так же как и посевы гречи, играли важную агрикультур­ную роль как средство восстановления плодородия. Русская земледельческая культура, видимо, чисто экспериментальным путем выявила эти особенности гороха. П. Рычков, опираясь на народную практику, писал, что "земля по­сле гороху утучняется и бывает мягка". Больше того, на тучных землях го­рох "нежился"⁶¹ и бежал в плети, давая плохой урожай. А.Т. Болотов пря­мо писал, обобщая практику, что навоз для гороха просто вреден⁶² . Самое же интересное в наблюдениях А.Т. Болотова заключается в том, что горох избегали (за так называемой "вредностью") сеять на одной и той же земле. То есть сеяли, но не чаще одного раза в 6—10 лет⁶³ . Таким образом, объ­ективно создавалась ситуация, когда в рамках трехполья "гороховый клин", так сказать, кочевал по всем полям, способствуя восстановлению плодоро­дия и обогащению почвы азотом.

Столь целенаправленная практика использования ценнейших свойств го­роха явственно проступает даже по самым скупым сведениям о распростра­ненности культур. В Сергачском у. Нижегородской губ., где даже при унавоживании урожайность была очень низка, очень широко практиковался по­сев в полях репы (эффект занятого пара) и гороха⁶⁴. В Меленковском, Ковровском, Юрьев-Польском, Переяславском, Александровском уездах Владимирской губ. преобладали посевы трех культур — ржи, овса и гороха⁶⁵. В Гороховецком и Муромском у., кроме ржи, овса и гороха, чаще всего сеялась греча⁶⁶. В Суздальском, Киржачском и Покровском уездах той же губернии, кроме ржи, овса и гороха, существенное место занимали по­севы ячменя⁶⁷. В Вязниковском у. преобладали посевы ржи, овса, ячменя и гречи, а в Шуйском — ржи, ячменя, овса и гречи⁶⁸. Разумеется, ассорти­мент культур этих районов явно вынужден обстоятельствами. Столь широ­кое распространение в яровых полях посевов гороха, а кое-где и гречи, ско­рее всего проявление усилий по поддержанию плодородия довольно тощих почв этого региона (исключая небольшие территории Владимирского и Суз­дальского опольев).

Спасительница-Греча

Действенность этого свойства гречи четко про­ступает, в частности, в наблюдениях И.А. Гильденштедта по районам вблизи Лугани, а также южнее Белгорода, где "яровые поля, особенно бывшие под гречихой, засева­ются рожью, не будучи перепаханными; посев только заборанивается"⁶⁹. Свойство гречи улучшать почву использовалось повсюду, где имелись не слишком плодородные земли. Петр Рычков, обобщая наблюдения крестьян­ской практики, писал, что "та земля, на которой бывает греча посеена, хотя б она и плохая, по снятии ее бывает весьма мягкою и тучной, чего ради и сеют ее на старых десятинах нарочно, чтоб одобрить землю". А.Т. Болотов также отмечал, что в пределах Тульской провинции сеялась "гречиха на са­мой худой земле, что осталась от посева овса"⁷⁰, который, в свою очередь, сеялся далеко не на лучших землях. В Калужской провинции греча обычно сеялась также на не очень удобренных землях⁷¹. Наоборот, Ив. Лепехиным подмечено было, что "тучная земля к урожаю сего (т. е. гречихи, — Л. М.) не способна"⁷². На худых почвах греча давала, по мнению Болотова, пре­красный урожай (сам-3, сам-4). Если почва была чуть лучше, урожай под­нимался до сам-5" . В Васильском у. Нижегородской губ. в селе Богород­ском посевы гречи на глинистой и серопесчаной почве вытеснили даже лен и коноплю⁷⁴ .

Необходимо отметить еще одну важную сторону высокой агрикультуры возделывания в России гречихи. Общеизвестно, что гречиха, будучи отмен­ным медоносом, опыляется почти исключительно пчелами. Вследствие этого огромные посевы гречи там, где было мало лугов, требовали специальной организации опыления гречи, а не простого стихийного действия природных опылителей. По Рязанской провинции мы имеем прямые данные о массовом разведении пчел для опыления гречи. Здесь "почти у всякого мужика по не­скольку ульев пчел есть"⁷⁵ . Главный мед был гречишный: "когда гречи не­дород, то и пчел по здешнему местоудовольствию получить не от чего"⁷⁶ . Так, видимо, было и в других районах.

Следовательно, в рамках консервативного трехполья агрикультура возде­лывания гречи на громадных пространствах черноземного Центра России была на весьма высоком уровне, являясь вместе с тем средством повышения плодородия.

В более северных районах Нечерноземья (за исключением ополий Вла­димира, Суздаля и др.) греча такой роли уже не играла. Здесь ее сеяли лишь там, где она вообще могла дать урожай. Так, в Костромской губ. сея­ли ее лишь в южных районах, "избирая под нее сухие места, наклоненные к солнцу... дабы оная могла уходить от морозов"⁷⁷.

Подсеки И рОСЧИСТИ В россии 

Как уже говорилось, в XVIII веке помимо полевого земледелия было широко распростране­но в российском Нечерноземье земледелие, связанное с эпизодическим использованием лесных росчистей, то есть глубо­ко архаичная агрикультура, сохранившаяся с незапамятных времен. В исто­риографии послевоенного периода, когда социально-экономическая проблема­тика была особенно популярна, об этой стороне земледельческой практики великорусских крестьян писали мало, словно стесняясь этой архаики. Между тем живучесть архаичных приемов земледелия была связана не с воображае­мой культурной отсталостью крестьян, а с острой жизненной необходимо­стью. Суть ее заключается в том, что земли регулярного трехпольного сево­оборота не обеспечивали крестьянство этой гигантской части страны мини­мально необходимой аграрной продукцией. И это было связано, как будет показано дальше, с катастрофической нехваткой удобрений для полевых земель. Именно поэтому в России земледелие на лесных росчистях, "палах", сохраня­лось и было важной составной частью зернового и овощевого производства.

Типичная архаика подсечного земледелия сохранилась в XVIII в. в изо­бильных лесом местностях. Причем там, где земледелие не играло сколько-нибудь значительной роли. В частности, современники писали, что в южной части Олонецкой провинции в 60-х гг. XVIII в. "жители по большей части питаются купленным хлебом"⁷⁸ . Тем не менее, подсечное земледелие местами еще сохранялось. Виды подсеки зависели от возраста леса. Десяти — двенадцатилетний лес с кустарником давал после рубки и выжигания пашню со сравнительно коротким сроком пользования и не очень высоким урожаем. Рубка и выжигание "посредственно крупного или 50 лет стоявшего леса" давали пашню, на которой "в хорошие годы рожь в 20, а овес по два лета в 10, 12 и 15 крат"⁷⁹ приносили урожай по сравнению с посеянным. Наконец, встречался тип лесной пашни, называвшейся "подстой". Для подстоя лес не сводили, ибо это был, как правило, двухсотлетний строевой бор. Он очи­щался от кустарников, а большие деревья оголялись от коры и засыхали. Земля же иногда вспахивалась, а иногда сев шел прямо по выжженной поч­ве, на которой находилось "столько уголья, моху, хворосту и пеплу, сколько потребно к прикрытию семян. И так сеют хлеб на голую выжженную зем­лю, и загребают семена граблями"⁸⁰ . Влаги на такой земле было достаточно от тени стоявших деревьев. Иногда при "подстое" деревья "очерчивали", т. е. обрабатывали почву отрезом или чертежом. "На сей земле в хорошие годы обыкновенно родится рожь и овес по 2 лета сряду от 40 до 50 крат " по сравнению с посевом⁸¹ . Столь баснословная урожайность была обратнопропорциональна сроку использования такой пашни. Подсечное земледелие во­обще давало эффект лишь за счет одномоментного насыщения почвы пеплом и компонентами гниения хвороста, сучьев и т. п. Это был крайне экстенсив­ный способ земледелия, сохранившийся только в роли реликтового явления, и к 80-м годам XVIII в. он, видимо, исчезает, будучи вытесненным росчи­стями многократного использования.

Уровень агрикультурных знаний русского крестьянства уже был таков, что земледелец Нечерноземья не гнался за одномоментным баснословным урожаем на лесном пепелище. Четко осознавался, хотя и не всюду, вред от бур­ного лесного пожара. Как правило, в XVIII в. лесные росчисти освобождались от стволов и крупных сучьев. Их увозили на дрова и какие-нибудь поделки.

В Кашинском у. Тверской губ. расчистка пашни из-под леса сопровож­дается практическим использованием всего леса, кроме прутьев и сучьев, ко­торые сжигают на месте в кучах⁸². Такая практика приводит к тому, что иногда первый урожай бывает самым скромным. Так, в Корчевском у. Тверской губ. "в первый год хлеб родится не весьма хороший по причине множества корней и больших глыб, подавляющих часть зерен. А на другой год, когда сии глыбы перепашутся и коренья перегниют и земля зделается мяхче и рыхлее, тогда хлеб родится самой лутчей. Таковое плодородие про­должается пять лет"⁸³. Это, видимо, средний по продолжительности срок службы "нивы" или росчисти, хотя часто срок был гораздо короче. Напри­мер, в Вышневолоцком уезде, где было очень много росчистей, новины об­рабатывали не очень старательно: "на вновь выжженных местах обрабатыва­ют оную обыкновенно же сохою, но без полицы. Сие называется "цапать". По снятии трех, четырех или пяти хлебов "нивы запускаются под сенокосы, а под пашню новыя места расчищаются"⁸⁴ . Не исключено, что именно крат­кий срок действия "нивы" издавна породил обычай подсева, о чем уже го­ворилось, на новых сечах ячменя ко ржи, чем создавалась огромная эконо­мия труда. Правда, в Осташковском у. росчисти служили еще меньше: "че­рез два хлеба запускают под лес"⁸⁵ .

Вместе с тем в ряде мест Тверского края росчисти обрабатывают очень тщательно, и это сильно продлевает плодородие безнавозной земли. Так, в Калязинском уезде "везде семьянистом (то есть многосемейными крестьяна­ми, — Л. М.) немалое число земли под пашню расчищается. Разчистка бы­вает следующим образом. Срубают лес осенью и оставляют на год или на два на месте, дабы земля под сучьями подопрела. После того крупный лес отбирают, отсекая сучья, и употребляют, куды годен. А сучья и мелкой лес сбирают в груды и жгут. Потом подымают сперва отрезом, а после сохами и, несколько поборонив, сеют овес. Некоторые же в тот год не сеют ника­кого хлеба, а переворотя землю, оставляют до будущего, дабы лучше корень и трава засохли и сгнили. Потом перепахав два раза, сеют рожь или яровое. И таковое место, чем далее пашется, тем более урожай приносит. Так, что до восьми хлебов снять можно"⁸⁶ .

А в Старицком уезде крестьянский опыт лесных росчистей привел к четкому разделению самих типов росчистей. Росчисть из-под крупного леса называется "ляды", а из-под мелкого — "моложи". Причем на лядах сеют рожь, а на моложах — яровое. Затраты труда на такие "специализирован­ные" росчисти резко увеличиваются. Зато в первый же год крестьяне полу­чали невиданный урожай ("на новом поле урожай бывает сам-10"). "Но по снятии пяти хлебов земля начинает терять свою доброту и после без навоза родит плохо"⁸⁷ .

Немалую роль в продлении срока действия росчистей играли, видимо, своего рода севообороты. Правда, при всех условиях отмечено, что лучший урожай — это урожай второго года высева. Крестьяне Ржевского уезда считали, что "на новых местах хлеб родится лучше, а особливо другой раз или, по их названию, "на оборотах" посеянный". В Качестве примера можно привести обстоятельное использование росчистей в Новоторжском уезде. Здесь "в исходе июля срубают лес под корень и оной оставляют на месте до будущей весны, а тогда оной зажигают. А когда обгорят сучья и ветви, то убирают мелкий на дрова, а лучший — на строения. Землю поднимают сохою и сеют пшеницу или ячмень. На другой год — рожь, а потом овес. Первый и второй хлеб приходят в восьмеро и в девятеро. Сенокосы расчи­щаются таким же образом, но... срубленный лес не жгут, а убирают прочь. По прошествии двух или трех лет оставшиеся пенья выламывают"⁸⁸ . Таким образом, получив в первый год высокий урожай пшеницы и ячменя, во вто­рой год урожай ржи еще выше (сам-9). В третий год неприхотливый овес, видимо, приносит также весомую прибавку в зерновой баланс крестьянской семьи. Кстати заметим, что в Новоторжском уезде роль урожаев на "нивах" была столь велика, что автор топографического описания уезда назвал поч­вы уезда весьма плодородными, хотя урожай в уезде в целом невелик (рожь и ячмень всего урожается сам-3 и сам-4, но ближе к Старицкому уезду — сам-5 и сам-6, овес сам-3, конопля и лен сам-2 и сам-3)⁸⁹.

Следует отметить и роль репы в севооборотах на лядинах. Обильные урожаи репы "по лядам" ("изрядно родится") отмечены по Осташковскому уезду⁹⁰ . В Бежецком у., где расчищалось ежегодно немалое количество зем­ли, в первый год обычно сеяли репу, во второй год — ячмень и только на третий год сеяли рожь. "Плодородие... против навозной земли", что означа­ло урожайность, равную удобренной навозом земле. По снятии "семи хле­бов" росчисти снова запускались под лес⁹¹ .

Такова земледельческая практика одного из многих районов Нечернозе­мья, где, видимо, и родилась ставшая спустя столетия не совсем понятной пословица: "Не поле кормит, а нива" (то есть росчисть).

---

Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 406; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!