СОВРЕМЕННАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ НАУКА: ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ

ДИСЦИПЛИНА

«АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ»

Семинар 1

Тема: «Современные тенденции развития экономической науки»

Цель занятия: определить тенденции измененияобъекта, предмета и методов исследования экономики; рассмотреть вопросы кризиса методологии научного исследования и формы его проявления.

Задание 1. Вопросы для устного обсуждения:

1. Тенденции изменения объекта и предмета исследования экономической науки

2. Тенденции изменения методов исследования экономической науки

3. Формы проявления кризисного состояния методологии научного исследования

Задание 2. Реферирование одной из статей (на Ваш выбор)

1. Балацкий Е.В. Смена научно-поисковой парадигмы: расследования против исследований [Электронный ресурс] :https://cyberleninka.ru/article/n/smena-nauchno-poiskovoy-paradigmy-rassledovaniya-protiv-icsledovaniy

2. Балацкий Е.В. Современная экономическая наука: общее и особенное[Электронный ресурс] :http://kapital-rus.ru/articles/article/15950/

Методические указания к составлению научного реферата

Реферирование–краткое изложение содержания оригинала-первоисточника; включает осмысление исходного текста, аналитическое преобразование информации: описа­ние текста, целевое извлечение наиболее важной информации, ее перераспределение и создание нового текста.

В реферате приводятся основные сведения о предмете, объекте исследования, о целях и методах, о результатах выполненного исследования. Реферат отличается точным изложением основной, существенной, новой информации. Дается субъективная оценка источника.

Структура реферата:

1. Вступление (выходные данные, формулировка темы, выявление общего смыслаработы).

2. Собственно реферативная часть (перечисление основных вопросов, проблем, положений, о которых говорится в тексте).

3. Анализ самых важных, по мнению референта, вопросов из перечисленных в статье:

- обосновать важность выбранных вопросов (почему эти вопросы представляются наиболее важными и интересными автору реферата);

- коротко передать, что по этим вопросам говорит автор, опуская иллюстрации, примеры, цифры, отмечая только их наличие;

- выразить свое мнение по поводу суждений автора исходного текста.

4. Общий вывод о значении всей темы или проблемы рефе­рируемого текста.

 

При оценивании реферирования научной статьи учитываются:

- новизна информации,

- научная адекватность реферата источнику,

- выявление концепции автора и оптимальное сочетание теоретического и фактического материала,

- достижение максимальной информативности при повышении степени свертываемости информации.

 

 

Статья 1

БАЛАЦКИЙ Е. В.

Д. э. н., профессор, завотделом

Комплексных проблем развития

Национальной инновационной системы РИЭПП

СМЕНА НАУЧНО-ПОИСКОВОЙ ПАРАДИГМЫ: РАССЛЕДОВАНИЯ ПРОТИВ ИССЛЕДОВАНИЙ

(https://cyberleninka.ru/article/n/smena-nauchno-poiskovoy-paradigmy-rassledovaniya-protiv-icsledovaniy)

1. Введение. В настоящее время не только российская, но и вся мировая наука претерпевает глобальные изменения. В данной статье мы рассмотрим только один аспект этих изменений, связанный с трансформацией научно-поисковой логики. Изменения, о которых идет речь, плохо различимы и могут быть только «подмечены» конкретными исследователями на базе интроспективного опыта. Однако значение произошедших сдвигов настолько велико, что можно говорить о пересмотре самой поисковой парадигмы, чем и обусловлена актуальность выбранной проблемы.

Рассмотрим сущность произошедших сдвигов более подробно. Так как все обсуждаемые нами закономерности особенно ярко проявляются в социальных науках, то изложение всех вопросов будем вести применительно к этим дисциплинам. При желании все тезисы могут быть наполнены примерами и других наук — технических, естественных и гуманитарных.

2. Изучение, исследование, расследование: этимологический аспект. Основной тезис, отстаиваемый нами, состоит в том, что классические научные исследования постепенно преобразовались в некие научные расследования, сильно напоминающие прокурорские расследования. В чем же между ними разница?

Любое научное исследование направлено на установление неких устойчивых и преимущественно количественных связей между важнейшими параметрами изучаемой системы. Однако социальные системы в последнее время настолько быстро перестраиваются, что выявить какие-то долговременные связи в них становится все сложнее. В связи с этим изучение системы ограничивается расследованием, которое направлено на уяснение основных моментов в текущем функционировании системы и не претендует на серьезные обобщения.

Здесь уместно остановиться на этимологических аспектах рассматриваемых понятий. Например, следует, вообще говоря, различать три такие категории, как изучение, исследование и расследование, которые и в английском языке имеют свои аналоги: study, research и investigation. Изучение (study) предполагает разбор уже существующего знания и овладение им. Исследование (research) направлено на проникновение вглубь изучаемого процесса (явления) и формирование на этой основе нового и, как правило, относительно универсального знания. Расследование же

(investigation) направлено на поверхностное осмысление фактов и генерирование выводов, имеющих значение лишь в контексте данного момента и данных обстоятельств. Образно говоря, исследование — это проникновение «вглубь» явления, а расследование — это «скольжение» по его поверхности. Разумеется, используемые нами метафоры «глубины» и «поверхности» весьма условны, так как и при исследовании, и при расследовании имеют место оба аспекта^[1]. Тем не менее, акценты все-таки в них разные и направлены на разную степень «погружения» в проблему.

Непосредственным следствием указанных различий в исследовании и расследовании является то, что первое позволяет установить количественные связи и делать выводы на основе количественного анализа, а второе ориентировано на получение выводов качественного характера. Тем самым исследование предполагает всегда большую точность, чем расследование. Пожалуй, не будет ошибкой сказать, что расследование может служить основой и исходной точкой для исследования, но не наоборот.

Сказанное позволяет лучше понять, почему собственно научные исследования постепенно трансформируются в расследования. Дело в том, что в эпоху классической и постклассической науки любая позитивная информация и любое знание были редкими, тогда как сейчас информации в избытке. Соответственно раньше любые выводы были сопряжены с необходимостью обработки имеющейся скудной информации и получением на этой основе новых данных. Сегодня информации в мире так много, что генерировать новые ее пласты уже не имеет смысла; в основном надо отыскать нужную информацию, которая уже есть. И современные информационные поисковые системы Интернет-сети позволяют это сделать. Кроме того, современный быстро меняющийся многомерный мир отрицает многие ранее использовавшиеся аналитические методы; качественное изменение изучаемой системы происходит так быстро, что исследователи просто не успевают за отведенное им время установить количественные закономерности ее функционирования. Результат — значение глубоких исследований снижается, а потребность в быстром качественном расследовании ситуации возрастает. Тем самым налицо сдвиг в научно-поисковой парадигме: отход от исследований и активизация научных расследований^[2].

3. Исследование и расследование: информационный аспект. Выше мы уже затронули вопрос о различии между исследованием и расследованием с точки зрения информации. При этом мы акцентировали внимание на том факте, что расследование — это поиск информации, а исследование — это еще и преобразование (обработка) информации. Однако это еще не все «информационное» различие между двумя рассматриваемыми актами познания.

Исследование, будучи более точным, основывается на более полных массивах информации по сравнению с расследованием. Полноценное исследование предполагает использование репрезентативных статистических количественных показателей и первоисточников качественной информации. Используемая исследователем информация должна быть достоверной, сопоставимой и без «дыр». Соответственно получаемые исследователем результаты могут быть проверены и перепроверены другими исследователями. Расследование же само по себе исходно предполагает работу с неполной информацией. Более того, оно направлено на максимальное «латание» информационных дыр. Как правило, результатом даже хорошего расследования является груда «осколков» информации, на основе которых и делаются выводы. Можно сказать, что исследование — это создание новой информации, в то время как расследование — это компиляция информации.

Рассмотрим для определенности анализа характерные примеры исследования и расследования из сферы экономики. В качестве первого может выступать проблема соответствия фактической оплаты труда ее равновесной оценке. Для этого необходимо иметь статистические ряды нескольких показателей за 1,5—2,5 десятилетия (условие полноты), которые должны быть официальными (условие достоверности) и приведенными к единой базе (условие сопоставимости). На их основе должна быть построена эконометрическая модель, которая и позволит рассчитать равновесную заработную плату в изучаемой стране (наличие эффективного инструментария). Чтобы повысить обоснованность выводов, необходимо провести межстрановой анализ и сравнить искажение равновесной цены труда в нескольких странах (условие универсальности и сравнимости). Результатом проведенного исследования будет новая информация (значение равновесной оплаты труда) и новые факты (например, превышение равновесной ставки над фактической величиной; несоответствие этого факта положению в других странах и т. п.).

Хорошим примером экономического расследования является выяснение особенностей протекционистской политики в России и за рубежом на рынке государственных закупок. Здесь необходимо собрать информацию об особенностях соответствующего законодательства в различных странах и оценить долю продукции иностранных компаний в государственных закупках. Однако такой информации в готовом виде нет и быть не может. Например, сведения о законодательстве в разных странах носят спорадический характер (только некоторые страны, а не все) и берутся они из вторичных источников (из обзоров внешнеторговых представительств и отчетов посольств). Это связано с тем, что никакой исследователь не в состоянии сам перевести соответствующие статьи из законов, например, Объединенных арабских эмиратов, Китая или Румынии. Кроме того, ни один исследователь не имеет доступа к полному пакету регулятивных норм даже в одной стране (например, в Китае). Нельзя получить и интегральную долю продукции иностранных компаний в государственных закупках России, ибо такой информации официально не существует; можно только оценить эту долю для конкретных отраслевых рынков и видов оборудования (выборочные данные). Несмотря на все недостатки подобного расследования, ценность его все равно будет высокой, так как оно в любом случае внесет ясность в изучаемые вопросы.

На основе сказанного напрашивается логичный вопрос: если научные исследования базируются на более совершенной информации, то почему же тогда приоритет все больше отдается расследованиям?

Ответ прост: потому что в реальности имеется в основном только «лоскутная» информация об изучаемых явлениях. Остается все меньше предметных областей, которые системно обеспечены информацией, позволяющей проводить скрупулезные научные исследования. Более того, все меньше остается достоверной информации; даже официальные цифры подвергаются сокрушительной критике. Именно поэтому научные расследования, которые рисуют картину самыми общими мазками, не прорисовывая деталей, приобретают все большую популярность. Переходя на язык метафор, можно сказать, что сейчас человечество переживает моду на «научный импрессионизм», когда проводимый анализ лишь в самых общих чертах, но в весьма ярких тонах дает представление об изучаемом объекте и фоне, на котором он рассматривается; долговечные, но блеклые «научные офорты» нынче не пользуются популярностью.

4. Исследование и расследование: соотношение теоретических и прикладных аспектов. Несовершенство информационного обеспечения само по себе еще не может переломить линию познания в пользу научных расследований. Что же еще способствует этому?

Дело в том, что научные исследования всегда имеют ярко выраженную теоретическую направленность. Именно в теории арсенал научных методов может проявить себя максимально полно и эффектно. Более того, в теории имеет место еще один аспект поисковой деятельности — эстетический. Научные расследования наоборот являются реакцией на практические нужды и вызовы. Здесь, как правило, нет высокой науки и научной эстетики, но зато есть жесткая связь с реальностью. И, похоже, практическая ценность расследований сейчас явно перекрывает теоретическую и эстетическую ценность исследований. Именно поэтому само научное сообщество готово мириться с невысоким научным уровнем расследований. По сути дела сейчас действует простая формула: лучше низкий научный уровень и высокая экономическая отдача (т. е. расследование), чем высокий научный уровень и низкая экономическая отдача (т. е. исследование). Соответственно и научные расследования становятся предпочтительней научных исследований.

5. Исследование и расследование: различия в трудоемкости, поисковой креативности и общественной восприимчивости. Сдвиг в сторону расследований обусловлен еще целым рядом обстоятельств. Рассмотрим некоторые из них.

Первый фактор — более высокая трудоемкость исследований по сравнению с расследованиями. Как уже было сказано выше, исследования — это масштабная деятельность по переработке системной информации. Здесь требуется высокая квалификация, особые профессиональные навыки, большие усилия и значительное время на проведение расчетов и измерений. При расследовании все делается гораздо быстрее и проще. Неудивительно, что для проведения исследований требуется более основательное финансирование и больший научный энтузиазм со стороны исполнителей. Учитывая же тот факт, что расследования, как правило, имеют большую практическую ценность, их значение становится выше, чем значение традиционных исследований; все большее число профессионалов отдает им предпочтение, что и инициирует рассматриваемый нами парадигмальный сдвиг.

Второй фактор — большая восприимчивость и самих научных кругов, и общественности к результатам расследований. Так как исследования, как правило, являются достаточно специальными и «эзотерич-ными» для большинства непосвященных, то они мало кому интересны. Более того, они могут раздражать людей своей непонятностью. В противоположность им расследования достаточно прозрачны и по своему смыслу, и по методам сбора и обработки информации. Непосредственным результатом этого является то, что многие серьезные исследования оказываются просто-напросто невостребованными ни наукой, ни широкой общественностью, в то время как удачные расследования приносят их участникам славу и деньги. Такая «несправедливость» в распределении «наград» генерирует постоянные импульсы в сторону усиления феномена расследований^[3].

Третий фактор — поисковый потенциал расследований все чаще становится выше. Здесь уже речь идет о соотношении креативности и творчества. Креативность проявляется в виде спонтанных находок при жестких ограничениях на направление и время поиска; творчество в отличие от креативности не сковано такими ограничениями^[4]. Соответственно расследования требуют максимальной креативности, а исследования — максимального творчества. Тем самым конкуренция между исследованиями и расследованиями как бы «переливается» в конкуренцию между креативностью и творчеством. Что же из них предпочтительней?

Как это ни парадоксально, но в последнее время предпочтение по умолчанию все больше отдается креативности. Дело в том, что творчество — это всегда в какой-то степени случайное блуждание, а креатив — это стрельба по цели. И все больше людей хочет бить в цель, а не плутать в надежде наткнуться на что-нибудь интересное. Это одна из весомых причин, почему расследования становятся более предпочтительными.

Кроме того, расследования по своей сути являются более динамичными, разнообразными и требуют все большего искусства при работе в информационном пространстве. Здесь формируются и индивидуальные, и общепринятые стратегии поиска данных, большое значение приобретает виртуозное владение Интернетом, умение отфильтровать и обобщить огромный объем информации. По сути дела на каждом шаге современного научного расследования человек может продемонстрировать свою креативность. И многих это вдохновляет, что и поддерживает тенденцию к доминированию расследований.

6. Исследование и расследование: индивидуальные и коллективные формы работы. Ранее мы уже поднимали вопрос об эмоциональной составляющей исследований и расследований. Если продолжить эту линию анализа, то следует разграничить позитивные эмоции в рамках двух видов деятельности. Так, исследования содержат в себе колоссальный эстетический заряд в отношении полученных результатов и их конечной формы. Элегантная теория, красивая формула, изящное преобразование и т. п. — все это эпитеты, характерные для выдающихся научных исследований. Скорее всего, никакое расследование не содержит в себе такого эстетического потенциала, как удачное исследование. Однако расследования имеют свое преимущество, связанное с коллективным общением. Поясним данный тезис.

В развитии науки долгое время наблюдались две кадровые линии развития. Первая — переход к коллективным формам работы, вторая — рост эффективности и производительности труда ученых. Похоже, что сегодня эти две линии пересеклись с весьма интересным результатом: творческие научные коллективы становятся нормой, вытесняя индивидуальные исследования, но сама численность творческих коллективов стала минимальной (2—4 человека)^[5]2. В настоящее время даже очень серьезная научная проблема может быть решена небольшим коллективом из 3— 4 человек; нормой можно считать коллектив из трех участников. Наличие современной вычислительной техники и информационных технологий делает большие коллективы либо ненужными, либо неконкурентоспособными. Это связано с тем, что 3 — 4 человека еще могут найти между собой общий язык и сбалансировать свое общение, в то время как более многочисленные группы уже превращаются в хаотичные сборища, где начинают сталкиваться индивидуальные и групповые интересы с вытекающими отсюда производственными интригами.

Однако главное заключается в другом: исследовательские группы (пусть даже очень маленькие) стали безальтернативной формой научной деятельности. И это связано не только с эффективным разделением труда, которое позволяет получить синергетический эффект, но и с тем, что сегодняшние исследователи остро нуждаются в обсуждении своей работы. И сделать это легче всего в процессе самой работы со своими коллегами. Именно совместный поиск информации, столкновение коллектива с интересными проблемами, парадоксами и неожиданными фактами делает проводимую работу по-настоящему осмысленной и радостной. Формирование различных подходов и идей в диалоге со своими партнерами в ходе проводимого расследования и генерирует тот эмоциональный подъем, который становится непременным условием любой научной деятельности. И редкие индивидуальные озарения ученых-одиночек уже не могут конкурировать с постоянным положительным эмоциональным тонусом участников коллективных расследований. Именно здесь сказывается преимущество научных расследований, где коллективный труд особенно необходим, над научными исследованиями, где довольно часто можно обойтись собственными силами индивидуума.

Именно факт контакта, общения и обсуждения делает расследования более популярными, нежели традиционные исследования. Переходя на образный язык, можно сказать, что чувство радости (а иногда эйфории), разливающееся и постоянно циркулирующее по организму участников коллективных расследований, перевешивает эстетическое удовольствие от вспышек редких озарений исследователей-одиночек.

7. Исследование и расследование: поиск смыслов против поиска форм. Переход к парадигме расследований имеет еще и цивилизационное звучание. Прояснить его можно, разобравшись в сущности происходящих перемен.

Раньше наука была ориентирована на поиск научного инструментария (метода), который и выступал в качестве нетленного результата научного творчества. Именно в этот период сложилась доктрина установления количественных связей, которые и выступали в качестве фундаментальных основ мироздания. Не удивительно, что классическая и постклассическая наука были заполнены всевозможными теориями, моделями и формулами. Более того, статус «настоящей» науки получали только те дисциплины, которые имели в своем арсенале указанные аналитические конструкции. Такие же отрасли знания, как философия, история, психология, филология и право по большому счету вообще были лишены такого статуса и фигурировали в качестве «неполноценных» наук.

Апофеозом классической науки выступает закон всемирного тяготения И. Ньютона F=g(mM/R2), а постклассической — знаменитая формула А. Эйнштейна Е=тс2. Здесь четко увязаны между собой фундаментальные характеристики вселенной, и это долгое время казалось великим достижением. Однако, как несложно видеть, в этих конструкциях главным является форма связи между переменными и параметрами, и этот момент в исследованиях считался главным. Теперь стало в целом очевидным, что в сложных системах, которые сегодня активно изучаются, идут процессы самоорганизации и развития, что отрицает какие-либо готовые формализованные теории. А коль скоро это так, то и поиск универсального инструментария (метода), форм взаимодействия и связей становится менее актуальным, что и знаменует переход к новой научной парадигме с отходом от традиционных исследований. Но что же тогда нужно теперь?

Сейчас формируется новая идеологическая канва, в соответствии с которой усилия надо тратить на поиск смысла происходящих событий. Современный анализ ставит перед собой не столько цели установления каких-то эфемерных зависимостей, сколько задачу ответа на такие вопросы, как «зачем?», «что это даст?» и т. п. Такие вопросы характерны для современных научных расследований, позволяющих установить глубинное содержание явлений.

Итак, исследования ориентированы на изучение форм (связей), а расследования — на поиск содержания (смысла). Учитывая, что поиск смыслов для современной эпохи приобретает характер навязчивой идеи, научные расследования постепенно отодвигают традиционные исследования на второй план. Бороться с этой тенденцией значит бороться с требованиями эпохи. Гораздо легче встроиться в новое направление, чем осуществлять сверхусилия в рамках старого. Многие исследователи так и поступают.

8. Исследование и расследование: возможные конфликты. Разница между научными исследованиями и расследованиями ни в коем случае не может рассматриваться как абсолютная и непреодолимая. Существующее между ними различие в общем случае условно, но бывают случаи, когда им нельзя пренебречь. Более того, идеологии исследований и расследований иногда приходят в противоречие и способны вызывать научный и институциональный конфликт. Типичным примером такого конфликта может служить «новая хронология» истории, выдвинутая А.Т. Фоменко и его коллегами. В чем смысл данного конфликта между двумя группами историков?

Дело в том, что история, которая никогда не подпадала под определение классической науки, накопила огромный фактологический материал. И это накопление шло в русле идеологии научных расследований: историки лазили по архивам, добывали и сличали различные старинные манускрипты, сопоставляли даты исторических событий и т. п. В противовес этим действиям команда А.Т. Фоменко воспользовалась идеологией научных исследований и соответствующим математическим инструментарием для установления количественных закономерностей и связей. Результаты оказались обескураживающими, что и породило длительные и горячие научные дискуссии. Фактически примененный аппарат, эффективный для традиционных исследований, оказался плохо применимым к сфере, базирующейся на методологии расследований. Отвлекаясь от того, какая из групп историков права, мы видим, что в некоторых случаях количественные методы научных исследований могут заводить ученых в тупик. Действительно, точные методы, использованные А.Т. Фоменко, на поверку оказались не такими уж точными; они породили такие разночтения даже в среде «технарей», что это окончательно запутало научное сообщество. Учитывая данное обстоятельство, можно утверждать, что область научных исследований медленно, но верно сокращается. Более того, сейчас необходимо до начала поисковой научной деятельности четко определить ее характер: будет ли это исследование или все же расследование.

Тем не менее, следует отметить и другую тенденцию, заключающуюся в конвергенции методологии исследований и расследований. Так, серьезные научные расследования все чаще предполагают довольно изощренные расчеты и изучение количественных закономерностей, которые вплетаются в общую канву проводимого анализа. И наоборот, многие исследования предполагают скрупулезные предварительные расследования, служащие точкой отсчета количественных построений. Можно даже говорить, что многие научные проекты сегодня распадаются на самостоятельные стадии расследований и исследований. Иногда эти стадии чередуются и пересекаются, создавая синтетический аналитический узор. Благодаря таким комплексным проектам грань между расследованиями и исследованиями часто стирается или, по крайней мере, становится неявной. Это снимает и противоречие между ними, хотя говорить об их тождестве было бы явно преждевременно.

9. Проявления новой научной парадигмы. Возникновение такого явления, как научное расследование имеет свои весьма специфические проявления в различных областях. Рассмотрим некоторые из них.

Первое проявление относится к поиску самих научных проблем, которые подлежат изучению. Здесь стандартной процедурой выбора темы исследования стал просмотр официальных сайтов государственных структур, проводящих тендеры и выставляющих исследовательские лоты. Такой способ учета конъюнктуры стал уже традиционным и не вызывает ни у кого удивления. Между тем в соответствии с таким механизмом формируется весьма своеобразная логика научного поиска: представители науки выясняют у чиновников, чем им заняться и какую проблему изучать. Разумеется, просмотр сайтов — не единственный способ отыскания перспективных научных тем. Газеты, журналы и выступления представителей власти также дают пищу для определения таковых. Тем самым уже сам выбор научной темы требует определенного расследования. Тот, кто игнорирует данный этап, тот рискует остаться без научных заказов. Еще 30 лет назад такая ситуация воспринималась бы в качестве аномальной; сейчас это норма.

Второе проявление связано с быстрым устареванием и обновлением научной проблематики. Пожалуй, особенно ярко это проявляется в российской экономической науке, где в начале 90-х годов одной из важнейших проблем фигурировала проблема инфляции, в конце 90-х — проблема налогов, в начале нового столетия — проблема приватизации и национализации и т. д. Сейчас все эти проблемы ушли в прошлое, и заниматься ими совершенно неперспективно. И в такой смене интересов проявляется не только примитивная конъюнктурщина, но и объективное обновление потребностей общества. Столь быстрая утрата обществом интереса к той или иной проблеме делает бессмысленным усилия исследователя по выявлению глубинных свойств изучаемой им системы. Остается только как можно быстрее присоединиться к новомодной проблематике и успеть хоть что-то там сделать. Причем даже самые выдающиеся разработки все равно будут очень быстро забыты. Таким образом, следует стремиться проводить быстрые целевые расследования с максимально хорошей коммерциализацией.

Третье проявление связано с изменением характера целых наук в направлении усиления расследовательской методологии. Здесь, пожалуй, наиболее яркий пример дает социология, которая от масштабных обобщений все больше переходит либо к полевым исследованиям с ярко выраженной прикладной направленностью (маркетинг, выборные технологии), либо к поиску инсайдерской информации о действующих в обществе механизмах. Оба направления очень напоминают шпионаж и связаны с распутыванием и «расшифровкой» малопонятных, непрозрачных социальных явлений. Такого рода «шпионские» расследования дают богатый фактический материал и служат не только для понимания ситуации, но и для принятия более правильных решений. Глобальные и далеко идущие обобщения редко поощряются даже самим академическим сообществом, не говоря уже о коммерческих кругах. Таким образом, глубокие исследовательские обобщения безоговорочно проигрывают «шпионским» научным расследованиям, направленным просто на добычу информации.

Четвертое проявление сформировалось в недрах экономической науки и известно как метод кейс-стади (case-study). Сегодня даже академические исследования не гнушаются этого метода, а бизнес и менеджмент почти полностью основаны на нем. Между тем кейс-стади представляет собой не что иное, как обычное расследование типичной или наиболее яркой ситуации. Считается (и небезосновательно!), что один хороший кейс (пример) несет в себе информации больше, чем любая самая хитрая теория. Все более частое апеллирование к кейс-стади само по себе свидетельствует, что научные расследования все больше укрепляют свои позиции.

10. Риски и угрозы. Если согласиться с развиваемым выше тезисом о превалировании научных расследований над научными исследованиями, то возникает необходимость дать хоть какую-то оценку данному явлению. Чем же чреват означенный парадигмальный научный сдвиг?

На наш взгляд, не стоит видеть в рассмотренной тенденции больше, чем есть на самом деле. Затухание масштабных и глубоких исследований носит объективный характер и связано с переходом от правового государства к информационному обществу [4]. Движущей силой нового социума становятся уже не ученые и юристы, а изобретатели и хакеры [4, с. 53]. На новом витке своего развития человечество при изучении окружающего мира опирается уже не столько на логику, сколько на интуицию^[6]. А это провоцирует отход от сложных аналитических схем. Соответственно на данном этапе исследовательская деятельность принимает форму расследований и это востребовано обществом.

Однако определенная опасность в наметившейся тенденции все же имеется и связана она с падением научной культуры. Щепетильность при работе с информацией и оформлением научных результатов уходит в прошлое, генерируя в конечном счете более примитивные тексты. Ярким проявлением этой тенденции служит примитивизация и уродование родного языка^[7], увеличение неграмотных и полуграмотных людей не только среди обывателей, но и среди научного сообщества. Другим проявлением падения научной культуры служит высокий уровень «мракобесия» почти во всех странах мира, включая самые передовые: 70—80% обычного населения не понимает даже самых простых научных истин [6, с. 61].

Если примитивизм станет массовым явлением (а это уже происходит!), то это затормозит развитие интуитивных способностей людей. А это в свою очередь может спровоцировать возврат к сложным и не очень плодотворным исследованиям. Теоретически может установиться циклический режим, когда будут происходить постоянные колебания от парадигмы исследований к парадигме расследований и обратно. На наш взгляд, такая опасность существует, и игнорировать ее не имеет смысла.

 

Литература

1. Ваганов А.Г. Заметки к спорам о судьбе фундаментальной науки // Наука. Инновации. Образование. М.: Парад, 2006.

2. Плюснин Ю.М. Эпистемология и стратегия научного поиска // Наука. Инновации. Образование. Вып. 2. М.: Языки славянской культуры, 2007.

3. Балацкий Е.В. Технологии, изменяющие науку // Информационное общество. № 5—6. 2006.

4. Фельдман Я.А. Теория уровней и модель человека. М.: Доброе слово; Черная белка, 2005.

5. Балацкий Е.В. Взаимные преимущества западной и российской моделей сообщества экономистов // Науковедческие исследования. / Отв. ред. А.И. Ракитов. М.: ИНИОН РАН, 2007.

6. Ваганов А.Г. Научно-популярная литература и престиж науки в обществе // Наука. Инновации. Образование. Вып. 2. М.: Языки славянской культуры, 2007.

 

 

Статья 2

БАЛАЦКИЙ Е.В.

СОВРЕМЕННАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ НАУКА: ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ

(http://kapital-rus.ru/articles/article/15950/)

К современной экономической науке накопилось много вопросов. Является ли она такой же, как физика и химия или это нечто совсем иное? Есть ли между естественными науками и экономикой нечто общее, что их роднит? Или это вообще другой тип знания?

За проходящий 20-й век экономическая наука укрепила свои позиции как с точки зрения своего «внутреннего» развития, так и с позиции общественной значимости. Сделанный рывок в развитии экономики был настолько велик, что позволил ей занять одно из первых (если не первое!) мест среди других наук. Несмотря на это, многие ее методологические особенности остаются не до конца осмысленными. Так, с одной стороны, экономические исследования принципиально отличаются от исследований в естественных науках, а с другой - имеют с ними много общего. Примерно то же самое наблюдается в отношении экономики и других социальных дисциплин.

Различия между экономикой и прочими науками начинаются с объекта исследования, затрагивают методы изучения экономического мира и само строение науки, а заканчиваются способами практического использования полученных результатов и формами влияния на общественную идеологию и реальный ход событий. Вместе с тем, было бы грубой ошибкой не видеть тех общих методологических моментов, которые роднят экономику с точными дисциплинами и позволяют ей гармонично встроиться в общее здание современных научных исследований. Такое положение дел формирует весьма своеобразное и сложное взаимодействие экономики с другими науками, причем как с естественными, так и с социальными. Раскрытию таких общих и специфических моментов в экономике и посвящена данная статья.

Следует сразу оговоритья, что личных идей автора в данной работе будет немного; в большинстве случаев здесь будут фигурировать ссылки на авторитетные мнения признанных научных корифеев. Такой подход представляется вполне оправданным, так как большинство поднимаемых нами вопросов подробно обсуждалось ранее, тем самым лишая нас возможности сказать что-то принципиально новое. Тем не менее системное и компактное изложение современных взглядов на экономическую науку до сих пор отсутствует, чем и определяется актуальность и значимость представленной статьи.

 

ПРЕДМЕТ, ЗАДАЧИ, ИДЕОЛОГИЯ И СТРУКТУРА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ

Рассмотрим предмет и задачи экономической науки. Только четко обрисовав контуры того, чем занимается наука, можно двигаться дальше в направлении понимания ее специфики.

Исходя из положения А.Пуанкаре о том, что любая наука есть система отношений [1, с.358], задача экономической науки заключается в том, чтобы собирать факты, систематизировать, истолковывать их и выводить из них надлежащие умозаключения [2, Т.1, с.85]. Для понимания сущности экономики весьма полезен тезис Й. Шумпетера о том, что ее корни лежат, с одной стороны, в философии, а с другой - в спорах о насущных проблемах и трудностях [3, с.31].

Первым приближением к конструктивному пониманию предмета экономической науки является утверждение Дж.С.Милля, что данная дисциплина рассматривает человека как занятого приобретением и потреблением богатства [2, Т.1, с.228]. Столь же емкое и компактное определение дает А. Маршалл, говоря, что экономика рассматривает богатство как орудие удовлетворения "потребностей" и как результат "усилий" [2, Т.1, с.107]. Его же более развернутое определение гласит: "экономическая наука (Economics) занимается исследованием нормальной жизнедеятельности человеческого общества; она изучает ту сферу индивидуальных и общественных действий, которая теснейшим образом связана с созданием и использованием материальных основ благосостояния. Следовательно, она, с одной стороны, представляет собой исследование богатства, а с другой - образует часть исследования человека» [2, Т.1, с.56]. Важным комментарием и дополнением к данному определению служит следующая маршаллова сентенция: "экономическая наука занимается изучением того, как люди существуют, развиваются и о чем люди думают в повседневной жизни. Но главным предметом ее исследования являются те побудительные мотивы, которые наиболее сильно и наиболее устойчиво воздействуют на поведение человека в хозяйственной сфере его жизни" [2, Т.1, с.69].

Несмотря на то, что приведенное определение А. Маршалла является наиболее точным и всеобъемлющим, оно все же нуждается в некоторых уточнениях. Прежде всего, современная экономика изучает не только нормальные, но и аномальные эффекты в общественной жизни, а также не только материальные, но и нематериальные основы благосостояния.

Именно такая расширительная трактовка предмета исследования характерна для экономической науки сегодняшнего дня. Это связано с тем, что современные экономисты, проникнув уже достаточно глубоко в недра социальных явлений, пытаются объяснить особо сложные эффекты, которые во времена А. Маршалла оставались без внимания (например, аномальные эффекты в ценообразовании, аномальное возникновение инфляционных тенденций, противоестетственное торможение кризисных процессов и пр.). При этом затрагиваются чрезвычайно тонкие аспекты человеческого поведения, многие из которых по своей природе являются нематериальными (например, рассмотрение человеческого капитала в качестве фактора производства и потребления, роль времени и информации в экономическом кругообороте и пр.).

Существуют и другие, более узкие представления о предмете экономики. Например, по Р. Барру экономическая наука - это наука об управлении редкими ресурсами [3, с.16]. По мнению Л. Столерю «нахождение способов наилучшего использования национальных ресурсов стало самим определением экономической науки» [4, с.12]. Подобные дефиниции, не являясь принципиально ошибочными, все же не могут служить ориентиром в понимании предмета современной экономики. Тем не менее, они очень точно высвечивают задачи современного экономического анализа, чем и оправдывают свое существование.

Слияние предмета, задач, категориального аппарата и методического инструментария экономической науки приводит к формированию ее идеологии. Под последней мы понимаем определенный методологический подход или некий специфический ракурс научного анализа, который настолько универсален, что может применяться при «раскалывании» любой социальной проблемы. Экономическая идеология имеет «двухзвенную» структуру и в общем виде может быть сформулирована следующим образом: все наблюдаемые изменения в социально-экономической системе могут быть объяснены двумя типами сдвигов - сдвигами в уровне цен и доходов (первое «звено») и сдвигами в уровне результатов и затрат (второе «звено»). В соответствии с таким подходом любые политические, социальные, военные, этнические и прочие общественные метаморфозы могут быть переведены на экономический язык, проинтерпретированы в соответствующих терминах и объяснены с помощью имеющихся в арсенале экономической науки теорий, принципов и законов [5].

Конкретизация задач экономического анализа автоматически определяет структуру экономики, которая, как и всякая другая наука, ставит своей целью описывать, объяснять и предвидеть факты, а также направлять наши действия [6, с.34]. Соответственно используемые ею теории опираются на четыре класса моделей: описательные, объяснительные, прогностические и модели принятия решений. Хотя такое деление экономических теорий и моделей несколько условно (некоторые модели могут относиться одновременно к нескольким классам), оно все же достаточно хорошо иллюстрирует структуру современной экономической науки и позволяет четко определить в ней место и роль каждого конкретного исследования.

В свою очередь общий массив экономических знаний может быть разделен на три большие группы. В соответствии с классификацией Дж. М. Кейнса выделяются следующие научные страты: позитивная экономика как сумма систематизированных знаний о том, что существует; нормативная экономика как сумма систематизированных знаний о том, что должно существовать; экономическое искусство как система правил для достижения поставленной цели [3, с.29-30]. К экономической науке относятся только первая группа и малые части второй и третьей групп. Это связано с тем, что переходе от дескриптивной (позитивной) экономики к нормативной (рекомендательной) и от нормативной экономики к экономической политике (искусству принятия решений) уровень научной неопределенности резко возрастает. Для естественных и технических наук такое положение дел менее типично.

 

ЗАКОНЫ И ПРИНЦИПЫ: ИХ СУЩНОСТЬ И ДИАЛЕКТИКА ВЗАИМОСВЯЗИ

Любая серьезная наука должна содержать в своем арсенале свои специфические законы. Экономическая наука не является исключением. Более того, по мнению А. Маршалла, сама наука продвигается вперед путем увеличения количества и точности своих законов, подвергая их все более жесткой проверке и расширяя сферу их действия [2, Т.1, с.86]. Такая логика развития научного знания определяется тем простым фактом, что «если какой-то закон верен, то с его помощью можно открыть другой закон» [7, с.17]. Сама же возможность «нанизывания» одних законов на другие связана с фундаментальными свойствами человеческого мышления, ибо сам «закон - это метод, способ восприятия умом серии явлений и этот процесс происходит в нашем уме» [8, с.91-92].

Чтобы понять своеобразие экономических законов, выясним сначала, что такое закон вообще. На этот счет есть множество определений, но, пожалуй, ни одно из них не дает исчерпывающей информации. В связи с этим рассмотрим некую совокупность мнений по данному вопросу, которая в конечном счете даст довольно полное представление о законе.

На самом элементарном уровне понимание сущности закона было хорошо раскрыто Р. Фейнманом: «в явлениях природы есть свои формы и ритмы, недоступные глазу созерцателя, но открытые глазу аналитика; эти формы и ритмы мы называем законами» [7, с.9]. Общепринятое определение таково: «закон - это внутренняя, существенная и устойчивая связь явлений, обусловливающая их упорядоченное изменение» [9, с.147]. В трактовке С. Вивекананды «закон есть тенденция явлений к повторяемости» [8, с.91]. Согласно А. Пуанкаре, «закон - это отношение между условием и следствием; это постоянная связь между предыдущим и последующим, между современным состоянием мира и непосредственно наступающим состоянием» [1, с.526].

Наряду с законами существуют так называемые научные принципы, под которыми понимаются некие чрезвычайно общие и универсальные положения относительно характера протекания изучаемых явлений, имеющие максимально широкую сферу применения. Диалектика закона и принципа, на наш взгляд, исчерпывающе раскрыта Р. Фейнманом: «многообразие отдельных законов пронизано некими общими принципами, которые так или иначе содержатся в каждом законе» [7, с.51]. Таким образом, любая наука должна включать в свой состав некие базовые принципы о своем предмете исследования и различные законы, отражающие отдельные стороны этого предмета. В противном случае область знания превращается в бессмысленный набор разрозненных сведений.

Наличие законов автоматически предполагает определенную математизацию науки. Это связано с тем, что любые отношения и связи выражаются уравнениями и если уравнения остаются справедливыми, то и искомые отношения сохраняют свою реальность [1, с.131]. Иными словами, любое отношение может быть представлено геометрической кривой. Следовательно, и любой закон имеет смысл как таковой, только если он выражен в математической форме. Опыт показывает, что практически любые содержательные вербальные формулировки законов могут быть успешно переведены на язык математики; в противном случае словесные конструкции превращаются в банальную констатацию некоторых примитивных фактов и не могут претендовать на роль универсальных законов.

Резюмируем сказанное: любая наука состоит из неких обобщающих принципов функционирования изучаемой системы, а также специфических законов, устанавливающих в математической форме связь между отдельными явлениями.

Конкретизируя сказанное применительно к экономике, укажем, что среди фундаментальных экономических принципов Г. Беккер, например, выделяет следующие: принцип максимизирующего поведения субъекта (принцип рациональности), принцип рыночного равновесия и принцип устойчивости вкусов и предпочтений экономических агентов [10, с.30]. Эти принципы неявно присутствуют в различных экономических законах. Например, на принцип рыночного равновесия «навешиваются» законы Л. Вальраса, Ж.-Б. Сэя и Д. Юма, на принцип рациональности - законы Дж. М. Кейнса, Г. Госсена и Дж. Хикса и т.д.

 

НЕТОЧНОСТЬ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЗАКОНОВ

Экономическая наука, как и любая другая наука, состоит их специфических законов и принципов. Вместе с тем в среде экономистов повсеместно наблюдается так называемый «парадокс незнания», в соответствии с которым многие квалифицированные специалисты не могут назвать хотя бы десяток экономических законов [11;12]. Существование в экономике такого парадокса является уникальным явлением, оправдывающим злую шутку в адрес представителей этой науки: "Некоторые экономисты знают, что они ничего не знают, а остальные не знают даже этого" [13, с.632].

«Слабость» экономического знания всегда провоцировала различные сравнения экономики с другими науками. Например, А. Маршалл полагал, что экономика не имеет близкого сходства с какой-либо физической наукой; это скорее широко трактуемая отрасль биологии [2, Т.3, с.210-211]. М. Блауг считает, что по статусу критерия опровержимости экономическая наука находится примерно посередине между психоанализом и ядерной физикой [14, с.654]. Довольно часто экономику сопоставляют с метеорологией, работающей со столь же трудно прогнозируемыми динамическими эффектами [11;12;13]. Дж. Сорос пошел еще дальше, утверждая, что сам термин "общественные науки" является ложной метафорой; по его мнению экономика представляет собой некий род алхимии, нежели науку в строгом смысле слова [15, с.48-49].

Подобные сопоставления вполне оправданны и, более того, абсолютно справедливы. Но что же лежит в основе такого недоверия к экономическому знанию?

Ответ на поставленный вопрос заключается в специфичности самих экономических законов. Так, еще А. Маршалл писал, что «не существует экономических законов, по своей точности сравнимых с законом тяготения», их следует сопоставлять с законами морских приливов и отливов, а не с простым и точным законом тяготения [2, Т.1, с.88].

Здесь следует подчеркнуть факт, который очень часто упускается из виду. Практически все известные человечеству законы являются в той или иной степени неточными. Так, например, каждый физик «знает, что даже в законах, которые считаются хорошо установленными, могут возникнуть слабые места, что в хорошо изученном явлении могут открыться новые черты» [7, с.5]. В настоящее время известно множество физических законов, которые, как оказывается, в реальности не выполняются [16]. Например, пресловутый закон тяготения на расстоянии одного метра не действует [7]. Еще Р. Фейнман выдвинул концепцию о неточности физичеких законов и физических формул. По его мнению, для правильного понимания физических законов следует уяснить, что все они в какой-то степени приближения. Действительно, "как только вы скажете что-нибудь об области опыта, с которой непосредственно не соприкасались, вы сразу лишаетесь уверенности" [7, с.65]. Однако "чтобы наука не превратилась в простые протоколы проделанных экспериментов, мы должны выдвигать законы, простирающиеся на еще неизведанные области" [7, с.66]. И, как саркастично замечал Р. Фейнман, "ничего дурного тут нет, только наука оказывается из-за этого недостоверной" [7, с.66].

Перефразируя Р. Фейнмана, можно сказать, что для правильного понимания экономических законов следует постоянно иметь в виду, что все они в значительной степени приближения. Причем в значительно большей степени, чем законы естественных наук, «ибо экономика имеет дело с постоянно меняющимися, очень тонкими свойствами человеческой натуры» [2, Т.1, с.69-70]. Непосредственным результатом такого положения дел является чрезвычайно ограниченное действие экономических законов. Последние не являются универсальными тезисами, которые истинны везде и всегда. Наоборот, они являются принципиально относительными и имеют смысл лишь в строго определенных условиях; выход за пределы данных условий означает автоматическое нарушение сформулированных законов. Данный факт полностью осознавался еще классиками политической экономии. Так, А. Маршалл писал: "Экономические законы - это обобщение тенденций, характеризующее действия человека при определенных условиях. Гипотетическими они являются лишь в том значении, что и законы естественных наук, ибо и эти законы содержат или подразумевают наличие определенных условий. Но в экономической науке гораздо труднее, чем в естественной, ясно сформулировать эти условия" [2, Т.1, с.95]. Соответственно, в экономике на первый план выходит задача не распространения каких-либо отношений на все случаи, а определение "полей применения" этих отношений, то есть случаев, когда подобное распространение является правомерным [3, с.56-57].

К сказанному следует добавить, что границы экономических законов, как правило, являются неизмеримо более узкими, чем в естественных науках. Следствием этого является частый выход системы за пределы границ действия рассматриваемых законов, что и предопределяет их меньшую значимость и применимость по сравнению с законами точных наук. Тем не менее экономические законы охватывают наиболее вероятные, наиболее типичные состояния системы, чем и определяется их ценность. Трудности, связанные с очерчиванием границ действия экономических законов, порождают проблему различия между правильностью и применимостью экономической теории. И если первая зависит от логики рассуждений, то вторая требует обеспечения необходимых для осуществления закона условий [3].

Для иллюстрации сказанного приведем в качестве примера закон спроса: рост цены на товар ведет к уменьшению спроса на данный товар. В подавляющем большинстве случаев сформулированный закон работает безотказно. Тем не менее в хозяйственной практике известны случаи, когда рост цены товара сопровождается возрастанием спроса на него (эффект Гиффина). И хотя подобные товары являются исключением из правила, они все же существуют и тем самым сильно ограничивают сферу действия закона спроса. Определить же общие условия выполнения этого закона вообще проблематично.

 

МАТЕМАТИЗАЦИЯ ЭКОНОМИКИ; ДИАЛЕКТИКА КОЛИЧЕСТВЕННОГО И КАЧЕСТВЕННОГО

Как было сказано выше, экономические законы, вообще говоря, должны выражаться в математической форме. В этой связи, по-видимому, не будет ошибочным утверждение, что основной (но не конечной!) целью современной экономической науки является отыскание количественных связей между экономическими переменными, ибо только на этой основе можно рассчитывать на «покорение» экономического мира с присущей ему стохастикой и неопределенностью. Из данного факта вытекает вывод о том, что экономика относится скорее к точным, нежели к гуманитарным дисциплинам. Этого же мнения придерживается, в частности, М. Алле, указывающий на то, что экономическая наука сейчас предстает перед нами как наука об эффективности и, следовательно, как наука количественная [6, с.27]. Подтверждением этого тезиса служит обилие цифр, таблиц, моделей, диаграмм, формул, уравнений и теорем, которыми переполнена современная экономическая литература. Таким образом, с точки целевых установок и используемого методического инструментария экономика является точной, количественной наукой.

Одновременно с этим экономика все же остается качественной (гуманитарной) наукой, ибо «субстанция, над которой работает экономист, остается экономической и социальной» [6, с.70]. Столь аморфный и сложный предмет исследования в значительной степени отрицает высокую точность конструируемых экономических моделей и проводимых расчетов. Так, по мнению А. Грея экономическая наука отличается от других наук прежде всего тем, что в ней нет неизбежного перехода от меньшей к большей достоверности; в ней нет неумолимого стремления идти до конца, к истине, которая будучи однажды раскрыта, будет истиной на все времена [14, с.2]. Это связано прежде всего с тем, что экономическая наука «имеет дело с постоянно меняющимися, очень тонкими свойствами человеческой натуры» [2, Т.1, с.69-70]. Перефразируя А. Говинду, можно сказать следующее: в формировании экономических реалий всегда участвует некий неизвестный фактор, направляющая творческая сила, которую невозможно пронаблюдать или подвергнуть научному анализу, принцип, не сводимый к математической формуле или механической теории [17, с.213]. Как справедливо сказал Ф. Перру, «человеческое не исчерпывается количеством» [3, с.48].

Таким образом, экономика, используя количественные методы, работает с социальными явлениями в основном на качественном уровне, что предопределяет своеобразную диалектику количественного и качественного. Так, например, очевидно, что в математические формулы нельзя втиснуть жизнь, но в математических формулах можно отразить сущность жизни. Нельзя в абстрактные формулы запихнуть все многообразие социального бытия, все его формы и краски, но в формулы можно заложить ключевые аспекты социальной жизни. Раскрывая это противоречие между количественным и качественным в экономике, а также диалектику их существования в математических конструкциях А. Маршалл предупреждал: «...хотя математическая иллюстрация взаимодействия определенной группы причин может быть совершенна сама по себе и абсолютно точной в рамках своих ограничений, любая попытка отразить рядом уравнений какую-либо сложную проблему реальной жизни целиком или хотя бы значительную ее часть обречена на неудачу, поскольку многие важные аспекты, особенно те, которые связаны с разнообразным влиянием фактора времени, выразить математически нелегко, поэтому их придется или опускать полностью, или ужимать и обрезать таким образом, что они становятся похожими на условных птичек и животных декоративного искусства. Это порождает тенденцию к неправильному отражению экономических пропорций... Об этой опасности экономист должен постоянно помнить более, чем о какой-либо другой. Однако избежать ее полностью - означало бы ограничить использование главных средств научного прогресса...» [2, Т.3, с.322].

В связи с этим экономика наряду с сугубо количественным, математическим инструментарием широко использует другие средства анализа. Так, помимо строгих моделей и построенных на их основе математических теорий, экономика содержит в своем арсенале массу качественных концепций и теорий, которые вскрывают основные закономерности функционирования хозяйственных механизмов и дают некую общую схему для анализа протекающих процессов. К числу сильно математизированных экономических теорий относится, например, теория участия в прибылях М. Вейцмана, теория распределения времени Г. Беккера и др., а к числу качественных теорий - теория рефлексивности Дж. Сороса, теория многоуровневой экономики Ю.В. Яременко и др. Априори отдать однозначное предпочтение одному из названных двух классов теорий нельзя, в связи с чем они находятся с состоянии мирного сосуществования.

Использование в экономических исследованиях различных научных инструментов, вообще говоря, предполагает их весьма непростую иерархию. Так, например, по мнению М. Алле, «если для понимания экономики необходимо было бы выбирать между владением экономической историей или владением математикой и статистикой, то следовало бы, бесспорно, выбрать первое» [6, с.91]. Одновременно с этим экономист всегда должен иметь в виду подчиненный и ограниченный характер каждого из используемых им научных инструментов. Особенно ярко это проявляется при применении математического аппарата, который для экономической науки является лишь вспомогательным средством выражения и рассуждения - не более.

Надо сказать, что математизация экономики сильно роднит ее с физикой. Например, характерна следующая аналогия: как из общей физики ответвилось направление, получившее впоследствии название математической физики, так и из общей экономической теории вышла математическая экономика. Имеются в этих науках и кадровые параллели. Так, многие современные физики-теоретики, увлекаясь математикой, все больше отрываются от физики; специалисты по квантовой теории поля часто переквалифицируются в математиков [18, с.114]. Аналогичным образом многие современные экономисты-моделисты постепенно переходят в касту «чистых» эконометриков и статистиков. Все это говорит о том, что в недрах экономической науки иногда происходят нежелательные переливы формы в содержание.

 

СЛАБАЯ ФОРМА ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЗАКОНОВ; КАЧЕСТВЕННОЕ ИСЧИСЛЕНИЕ В ЭКОНОМИКЕ

Одной из важнейших особенностей экономической науки является преимущественно слабая форма многих экономических законов [11;12]. Как уже было сказано, высшей формой любого закона является уравнение, конкретная формула. Однако большинство экономических законов формулируется в «слабой», нежесткой форме, то есть в форме неравенств. Кроме того, по мере проникновения в экономику анализа бесконечно малых многие экономические законы записываются в дифференциальной форме.

В качестве примеров законов-неравенств в приростной (дифференциальной) форме можно привести следующие: закон удовлетворения общественных потребностей - спрос (D) рождает предложение (S), то есть dS/dD>0; закон Ж.-Б. Сэя - предложение рождает свой собственный спрос, то есть dD/dS>0; закон Д. Юма - возрастание экспорта (J) страны ведет к росту ее импорта (I), то есть dI/dJ>0; закон спроса - рост цены товара (P) ведет к падению спроса на данный товар, то есть dD/dP<0; закон предложения - рост цены товара ведет к росту предложения данного товара, то есть dS/dP>0; закон Г. Госсена - предельная полезность блага (X) убывает по мере роста потребления данного блага, то есть d²U/dX²<0 (U - полезность экономического блага X); закон А. Вагнера - по мере возрастания объемов производства (Y) доля государственных расходов в валовом продукте (g) возрастает, то есть dg/dY>0; закон Дж. М. Кейнса - по мере возрастания дохода (Y) прирост расходов на потребление (C) сокращается, то есть d²C/dY²<0; закон Дж. Хикса - по мере роста потребления товара x предельная норма замещения товара y товаром x уменьшается, то есть çd²y/dx²ç<0 и др.

Слабость экономических законов-неравенств очевидна. Например, закон спроса говорит о том, что рост цены ведет к уменьшению величины спроса, но не говорит о том, насколько именно сократится спрос. Такая «слабая», явно недостаточная математизация экономических законов является естественным следствием неоднородности экономических объектов и неполноты информации о них.

Слабая форма экономических законов лежит в основе целого направления экономического анализа, которое с легкой руки П. Самуэльсона получило название «качественного исчисления». В соответствии с этим направлением многие количественные исследования нацелены не на получение конкретных цифровых результатов, а на уяснение качественной ситуации. Иными словами, перед экономистами в этом случае стоит задача не предсказания величины той или иной переменной, а предсказания направления ее возможного изменения в результате различных возмущающих воздействий. Таким образом, формируется принципиальное понимание возможного хода событий без количественной детализации общей картины. В этом случае исследователи имеют дело всего лишь со знаками производных, которые определяются исходя из имеющихся в арсенале экономической науки маржинальных законов-неравенств. В работах подобного рода ярко проявляется диалектика количественного и качественного в экономике.

 

ПОНЯТИЕ ЗАКОНА И СМЕЖНЫЕ С НИМ КАТЕГОРИИ: ЗАКОНОМЕРНОСТЬ, ГИПОТЕЗА, ТЕОРИЯ, МОДЕЛЬ, ЭФФЕКТ

Формальная размытость большинства экономических законов приводит к тому, что многие из них подразумеваются, но не формулируются в явной форме. В результате многие законы содержатся в экономической науке в скрытом виде, что сильно затрудняет их широкое использование. Такое положение дел провоцирует утверждение, в соответствии с которым сам термин «экономический закон» вводит в заблуждение, ибо он по умолчанию предполагает высокую степень точности, всеобщность и даже нравственную справедливость [19, с.21]. В связи с этим наряду с понятием «закона» в экономике фигурируют другие категории, претендующие на аналогичную роль. Так, например, К.Р. Макконнелл и С.Л. Брю используют термины «закон», «принцип», «модель» и «теория» в качестве синонимов [19]. Представители старой немецкой школы оперировали в основном некими «закономерностями» [3, с.55], а Антонелли считал целесообразным перейти от понятия «закон» к понятию «эффекта» [3, с.57]. В настоящее время широкое распространение получило мнение, в соответствии с которым никаких экономических законов вообще нет и быть не может из-за слишком большой сложности экономических процессов. В этом случае целью экономической науки провозглашается изучение поведенческих свойств экономической системы, исходя из некоторых основополагающих «принципов» и «гипотез».

На наш взгляд, приравнивание всех перечисленных понятий к законам неправомерно и создает путаницу в самой экономической науке. Так как о различии законов и принципов уже говорилось выше, то остановимся только на различиях между другими понятиями.

Прежде всего об отсутствии тождественности между законом и закономерностью. На наш взгляд, закон - это более универсальный тезис, носящий вневременной характер в отличие от закономерности, которая имеет место только в рамках определенного промежутка времени. Кроме того, даже в рамках определенного временного интервала закономерность чаще нарушается, нежели закон. В связи с этим закон формулируется на основе фундаментального анализа экономических механизмов, в то время как закономерность устанавливается на базе эмпирических фактов. Разница между законом и гипотезой заключается в степени проверенности. Так, закон - это некий факт, то есть положение, истинность которого проверена временем и доказана на практике; гипотеза - это предположение, то есть утверждение, нуждающееся в дополнительной проверке. Понятия теории и закона вообще нельзя смешивать. Диалектику этих категорий можно рассматривать в трех плоскостях. Во-первых, закон представляет собой довольно узкий и ограниченный в содержательном отношении тезис, в то время как теория - это собрание многочисленных тезисов, связанных между собой в логически непротиворечивую систему. Во-вторых, любая конкретная теория, как правило, базируется на многих законах. Это связано с причинно-следственной обширностью теории, которая увязывает множество фактов в сложную логическую цепочку. Закон - это всего лишь звено в этой цепи. В-третьих, экономические законы в силу своей универсальности могут пронизывать многие теории. Это связано с тем, что любая теория имеет ограниченную сферу применения. Действительно, каждая теория целенаправленно создается для решения вполне определенных задач и проблем, и для объяснения явлений, лежащих за пределами исходной проблемы, она, как правило, не пригодна. В настоящее время доминирует мнение, что никакой единой экономической теории нет и быть не может; просто для каждой проблемы должна создаваться своя собственная теория. Законы, наоборот, распространяются на подавляющее число экономических явлений и остаются справедливыми применительно ко многим проблемным срезам, что и позволяет их использовать в качестве исходного «строительного материала» для создания разнообразных теорий.

Теперь рассмотрим, как соотносятся понятия «закон» и «модель», а также понятия «модель» и «теория». Модель - это схематичное отражение определенного фрагмента реальности. В основе теории всегда лежат одна или несколько моделей и в этом смысле теория шире модели. В данном случае модель выступает в качестве первичного строительного материала для теории, в связи с чем одна и та же модель может использоваться в различных теориях. Кроме того, теория предполагает содержательные выводы и рекомендации, а модель служит только инструментом для получения этих выводов. Взаимосвязь между законом и моделью несколько сложней. Так, например, сама модель может служить источником для формулирования новых законов. С другой стороны, при анализе модели могут использоваться уже известные законы, что позволяет делать важные и интересные выводы о функционировании экономической системы. Иногда на стадии конструирования модели могут использоваться определенные законы в качестве исходных постулатов. Строго говоря, любая сильно формализованная модель уже сама по себе отражает некий закон, в соответствии с которым функционирует моделируемая система. Однако закон такой высокой степени абстрактности, как правило, оказывается бесполезен для понимания действительности, в связи с чем осуществляется более глубокий анализ модели и формулируются более конкретные выводы и законы.

Относительно связи понятий «закон» и «эффект» можно сказать, что здесь также отсутствует тождество. В общем случае понятие эффекта значительно шире понятия закона. Можно сказать, что законы указывают типичные эффекты, носящие преимущественно обязательный характер. Вместе с тем, в экономике довольно часто рассматриваются различные аномальные эффекты, которые достаточно редко возникают в отличие от тех эффектов, которые фиксируются экономическими законами.

Таким образом, экономическая наука состоит из обширного набора законов, гипотез, принципов, закономерностей, моделей, теорий и эффектов, которые сложным образов переплетены между собой. Так, для объяснения некоторых сложных эффектов могут использоваться различные теории, законы и модели; действие различных принципов и эффектов может приводить к возникновению специфических закономерностей; использование определенных гипотез и моделей приводит к созданию экономических теорий и т.п. Данный срез проблемы дополняет изложенные выше представления о строении и структуре экономической науки.

 

ОТСУТСТВИЕ МИРОВЫХ КОНСТАНТ В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКЕ

Со слабой формой экономических законов тесно связан факт отсутствия в экономической науке неких универсальных экономических констант. Данный факт является ключевым для понимания методологических сложностей, с которыми сталкиваются экономисты. Так, например, чтобы какой-либо закон приобрел практическое значение он должен быть выражен в сильной форме (то есть в форме равенства), что, как правило, предполагает наличие определенных коэффициентов пропорциональности. Если данные коэффициенты являются константами, то выраженный с их помощью закон приобретает вневременное значение и может быть применен к любому отрезку времени. Именно такие законы характерны для естественных наук и прежде всего для физики. Например, в квантовой механике в качестве универсальных физических констант фигурирую постоянные Планка, Ридберга, тонкой структуры, экранирования и др.; в астрофизике - постоянные Оорта, Больцмана, Роша, Хаббла, Ляпунова, гравитации, скорости света и пр.

В экономике подобных универсальных детерминант, которые Д. Шимон удачно назвал «мировыми константами» [20], просто не существует. Однако именно мировые константы цементируют научные теории; без них оказывается просто не за что «зацепиться» при аналитических построениях и прогнозных расчетах. Как справедливо заметил Дж.Сорос, «без постоянных нет и тенденции к равновесию» [15, с.60]. В результате такого положения дел типичный ход экономических событий следует иррегулярной закономерности «подъем-спад». Совершенно очевидно, что устойчивое предсказание таких колебаний невозможно.

В основе отсутствия мировых экономических констант лежит тот факт, что в отличие от неживой природы, которая постоянна в своих проявлениях, человек и общество не имеют устойчивых законов поведения. В последнем случае мы сталкиваемся с принципиальной ограниченностью в использовании математического аппарата для описания социально-экономических процессов. Фактически математика является высокоэффективным средством изучения относительно примитивных миров (механических, физических, химических); сверхсложные процессы, протекающие в экономических системах, плохо поддаются математизации. По этой причине многие даже чисто теоретические исследования экономических закономерностей проводятся с помощью имитационных (поведенческих) моделей, основанных на кибернетической концепции больших систем.

Однако опять-таки не следует думать, что экономическая наука совершенно отличается от естественных наук. Например, в астрофизике постоянная Хаббла не имеет точной величины; ее значение находится в определенном интервале, однако выполнить точечную идентификацию этой константы пока не удается. В экономической науке указанный «интервал неопределенности» для соответствующих констант просто очень сильно расширяется.

 

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ (ЛОГИЧЕСКИЕ) И ЭКОНОМЕТРИЧЕСКИЕ (СТАТИСТИЧЕСКИЕ) ЗАКОНЫ

Проблемы слабой формы экономических законов и отсутствия мировых констант на практике частично снимаются путем построения эконометрических зависимостей. Однако последние не имеют всеобщего характера и действуют лишь на ограниченном отрезке времени. В данном случае проявляется диалектика экономических и эконометрических законов, которые, вообще говоря, не следует отождествлять. Так, по мнению Л. Столерю, «эконометрический закон представляет собой прежде всего закон закон, основанный на корреляционных связях прошлого, тогда как экономический закон представляет собой закон, основанный на размышлениях о поведении экономических единиц» [4, с.284]. Аналогичной позиции придерживается Р. Барр, который экономические законы называет логическими, ибо они вытекают из качественного (абстрактного) анализа, а эконометрические - статистическими, ибо они получаются в результате количественного (эмпирического) анализа [3, с.58].

Разумеется, различие, проводимое между двумя типами законов, несколько условно, поскольку существует постоянная связь между теоретическими размышлениями и фактами. Подчеркнем только, что в основе разделения законов на экономические (логические) и эконометрические (статистические) лежат понятия причинности и корреляции [19, с.26]. Так, если эконометрический закон фиксирует корреляционные связи между явлениями и показывает их системную взаимозависимость, которая может быть временной и случайной, то экономический закон вскрывает глубинные причинно-следственные связи. При этом экономические и эконометрические законы дополняют друг друга. Диалектика этого процесса примерно такова.

В силу своей слабой формы большинство экономических законов нуждается в численном уточнении. Это достигается благодаря получению соответствующих эконометрических зависимостей, в которых фигурируют конкретные коэффициенты, позволяющие компенсировать отсутствие мировых констант и тем самым заполнить количественные «окна» экономических законов, переведя их из слабой формы (формы неравенств) в сильную (форму равенств). Например, экономический закон спроса имеет вид: dD/dP<0, то есть рост цены ведет к падению спроса. Чтобы уточнить, насколько сильно влияет цена на объем спроса на основе данных ретроспективных рядов можно построить простейшую эконометрическую зависимость: D=bP+a. Теперь экономический закон спроса запишется в следующем эконометрическом виде: dD/dP=b. Параметр b в данном уравнении играет роль мировой константы. Таким образом, исходный экономический закон на определенном временном интервале конкретизируется эконометрическим законом, что позволяет проводить прикладные расчеты.

С другой стороны, на практике всегда имеется потребность ограничить исследования корреляционных связей, заранее зная взаимозависимые величины. Здесь на сцену выступают экономические законы, позволяющие выявить возможные связи между переменными, так что остается лишь проверить действительные связи путем получения удовлетворительной степени корреляции [4, с.284]. Таким образом, экономические законы позволяют экономить силы, время и прочие ресурсы при проведении конкретных исследований.

 

АСИММЕТРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЗАВИСИМОСТЕЙ

Эффективная математизация экономики помимо всего прочего сильно осложняется наличием асимметрии многих функциональных зависимостей. Поясним сказанное на простом примере. Для кривой спроса D=D(P), устанавливающей зависимость спроса от цены, в подавляющем большинстве случаев характерен отрицательный наклон в силу закона спроса, то есть dD/dP<0. Чисто формально цена может быть представлена функцией, обратной к функции спроса - P=P(D). В этом случае при возрастании спроса на товар цена на него должна уменьшаться, то есть dP/dD<0. Однако в реальности имеет место прямо противоположная ситуация: рост спроса ведет к росту цены, то есть dP/dD>0. Тем самым мы пришли к содержательному противоречию. Таким образом, большинство экономических зависимостей «работает» только в одну сторону, отражая либо прямую, либо обратную связь между экономическими переменными. Понятно, что примитивная «лобовая атака» экономики со стороны математики возможна лишь в исключительных случаях.

Другим фактом, осложняющим применение формальных методов в экономике, является существование во многих явлениях эффекта гистерезиса. Здесь проблема возникает даже в рамках одной функциональной зависимости. Например, кривая цен P=P(D) в этом случае как бы «раздваивается»: одна ее траектория показывает изменение цен при растущем спросе, а другая - при падающем. Такого рода «гистерезисная» асимметрия экономических зависимостей еще больше ограничивает бездумное, механистичное применение математики для моделирования сложных социально-экономических процессов.

 

НЕВЕРИФИЦИРУЕМОСТЬ МНОГИХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПЕРЕМЕННЫХ

Одной из самых «страшных» проблем экономической науки служит либо полная, либо частичная неверифицируемость многих фундаментальных экономических переменных и, как следствие, основных законов. Так, например, современный экономический анализ активно оперирует такими «туманными» категориями, как: спрос, полезность благ, тягость труда, инфляционные ожидания, предпочтения, фундаментальные условия, информация, знания, конечные блага, человеческий капитал, уровень образования и т.п. При всей своей кажущейся понятности и даже очевидности перечисленные понятия относятся либо к разряду непосредственно ненаблюдаемых, либо к разряду принципиально невычисляемых. Например, как количественно оценить полезность того или иного блага? А как измерить объем полезной информации? Даже объем спроса проблематично рассчитать для ситуации, когда спрос на рынке превышает величину предложения. В этом случае спрос выступает в качестве неких абстрактных потребностей, которые оказались неудовлетворенными.

Но если, например, мы не можем оценить полезность какого-то блага, то как можно выяснить истинность закона Г. Госсена, который имеет дело с его предельной полезностью? Если мы не можем вычислить объем спроса, то как проверить справедливость закона спроса? Разумеется, на практике используются различные косвенные методы оценки, однако их правомерность всегда остается под сомнением, так как в ряде случаев они не дают даже приблизительной оценки истинного положения дел. Кроме того, довольно сложно проверить аналитические построения микроэкономического характера, так как большая часть доступной статистической информации является макроэкономической, агрегатной.

Проблема неверифицируемости многих экономических переменных отнюдь не означает, что их следует исключить из арсенала экономической науки. В этом случае все экономическое знание автоматически превратилось бы в бесформенную массу эмпирических фактов, так как именно эти плохо верифицируемые показатели придают концептуальную целостность всем экономическим построениям. Как метко заметил К.Боулдинг, «теория без фактов может быть пустой, но факты без теории бессмысленны» [19, с.21]. Чтобы сохранить целостность и осмысленность современная экономическая наука наряду с хорошо измеримыми переменными и параметрами вынуждена пользоваться и неверифицируемыми характеристиками.

Однако не следует думать, что перечисленные выше экономические категории как-то особенно умозрительны и абстрактны. На наш взгляд, имеется определенная аналогия между полезностью в экономике и энергией в физике, а также между спросом в экономической теории и волновой y-функцией в квантовой механике. Несмотря на то, что данные величины не могут быть непосредственно измерены, они все же объективно существуют и помогают в научных исследованиях. Однако в отличие от естественных наук в общественных дисциплинах отсутствует возможность проведения контролируемого эксперимента. В результате этого, для того чтобы проверить и окончательно отбросить какую-либо теорию экономистам нужно просто-напросто гораздо больше фактов, чем, например, физикам [14].

 

СУБЪЕКТИВНЫЙ ХАРАКТЕР ЭКОНОМИЧЕСКИХ РЕКОМЕНДАЦИЙ.

Одной из особенностей экономической науки является субъективно-идеологическая окраска вытекающих из нее практических рекомендаций. В этой связи уместно сравнение, сделанное Р. Карсоном. По его мнению в экономистах обычно видят либо врачей, либо автомехаников. Врачи изучают медицину, чтобы излечивать болезни и укреплять здоровье человека; автомеханики должны уметь определять причину неисправности механизмов и чинить машины. Соответственно экономисты изучают экономику и должны знать, как ее лечить или чинить - не больше и не меньше [21, с.95]. Однако рекомендации экономистов, «даже если они и сделаны с максимальной беспристрастностью в оценке имеющихся данных, в конечном счете могут быть иначе истолкованы или с точки зрения их собственного или господствующего в обществе мировоззрения» [21, с.96]. Последний момент особенно важен, так как фактически у каждого экономиста есть свой взгляд на мир, свое «личное уравнение» [3, с.58].

Иными словами, экономическая теория - это, по выражению Р. Барра, «ящик с инструментами». Каждый может иметь такой ящик, но каждый может им воспользоваться по-своему. Аналогичным образом и экономическая наука не дает готовых выводов, будучи всего лишь методом, способом, позволяющим делать из фактов правильные выводы [3, с.17].

В целом можно констатировать, что «экономика, как исследование человеческого поведения и убеждений, не может избежать пристрастных суждений»; это «дисциплина, которая не может быть свободной от идеологии» [21, с.96]. Проще говоря, основная проблема возникает тогда, когда, по образному выражению С. Лема, возвышенная идея соприкасается с шершавой реальностью. Таким образом, на практике экономика оказывается уже не столько наукой, сколько искусством, ибо основывается на субъективных суждениях, а не формальных доказательствах [21, с.96]. Можно даже сказать, что объективность экономической науки заканчивается на стадии принятия решений; дальше начинается сфера субъективного.

 

ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ САМОЦЕННОСТЬ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ

Рассмотренная выше слабость экономических законов не позволяет осуществлять точные прогнозы. Кроме того, экономическая наука имеет еще одну особенность, которая сильно ограничивает ее прогностические возможности. В данном случае речь идет о мышлении, которое, по мнению Дж.Сороса, играет двоякую роль. С одной стороны, люди стремятся понять ситуацию, в которой они участвуют; с другой стороны, их понимание служит основой для принятия решений, которые влияют на ход событий. Эти две роли постоянно интерферируют друг с другом [15, с.41]. Фактически это означает, что мышление участников событий вносит неопределенность в предмет исследования.

Если к сказанному добавить факт субъективности всех практических рекомендаций, вытекающих из экономической теории, то невольно встает вопрос о ценности экономической науки. Коль скоро экономическая наука не позволяет прогнозировать будущие события и не дает однозначных рекомендаций, то, может быть, она вообще не имеет никакой ценности?

По-видимому, родоначальником научного прагматизма можно считать Э. Леруа, который утверждал, что наука есть лишь правило действия. Отсюда логичным образом вытекает и понимание ценности науки: «либо наука не дает возможности предвидеть, в таком случае она лишена ценности в качестве правила действия; либо она позволяет предвидеть (более или менее несовершенным образом), и тогда она не лишена значения в качестве средства к познанию» [1, с.330]. Похожего мнения придерживался и П. Брэгг: «наука - это разум в действии» [22, с.81]. Применительно к экономике такая позиция была высказана М. Фридменом в 1953 г.: значимость экономической теории определяется исключительно точность ее предсказаний [14, с.651]. Окончательно «научный прагматизм» был перенесен на экономическую науку в 1956 г. Л. Роджином, согласно которому объективное значение экономической теории кроется в ее рекомендациях по практической политике [14, с.2].

Основной негатив данных взглядов состоит в том, что благодаря им критерий ценности научных доктрин начинает подменять конечную цель экономической науки, что принципиально неверно. Как справедливо заметил А. Пуанкаре, не действие является целью науки, а скорее наоборот: знание - цель, действие - средство [1, с.330]. Имеется и вполне определенная методологическая опасность в культивировании «научного прагматизма». Дело в том, что «наука, созданная исключительно в прикладных целях, невозможна; истины плодотворны только тогда, когда между ними есть внутренняя связь. Если ищешь только тех истин, от которых можно ждать непосредственных результатов, то связующие звенья ускользают и цепь распадается» [1, с.281].

Иными словами, отсутствие прогнозных и управленческих приложений экономической науки отнюдь не перечеркивает ее ценности. Например, многие экономические теории лишены конкретного эмпирического содержания и служат лишь для упорядочения информации. Существует также целый ряд важных экономических тезисов и теорем, которые, выявляя важные моменты в экономическом поведении, все же не позволяют его напрямую прогнозировать. В этом случае в полной мере применимо утверждение Э. Маха о том, что роль науки состоит в экономии мысли, подобно тому, как машина создает экономию силы [1, с.383]. В этой связи уместно напомнить известный афоризм Ф. Найта: «Самое вредное - это вовсе не невежество, а знание чертовой уймы вещей, которые на самом деле неверны» [23, с.415].

Говоря о роли экономической науки, П. Хейне справедливо отмечал, что «экономисты знают, как разные вещи связаны между собой» [23, с.415]. Дж. Хикс, выступая против примитивного эмпиризма в экономике, также подчеркивал «самоценность» теоретических конструкций и значение анализа причинно-следственных связей как такового [24, с.37]. По мнению М. Блауга, истинное значение экономической науки заключается прежде всего в том, что функционирование экономической системы сейчас понимается гораздо лучше, чем когда-либо ранее [14]. Таким образом, главная ценность экономической науки состоит в возможности правильного понимания экономической действительности, ибо, как гласит известный афоризм, «самая лучшая практика - это хорошая теория» [25, с.32].

Действительно, не следует думать, что чисто познавательный, онтологический аспект экономической науки никак не связан с хозяйственной практикой. В этой связи весьма свежими и актуальными выглядят взгляды М. Алле, который, говоря о таком абстрактном понятии, как конкурентная экономика, считал, что последняя - даже не образ реальности; она является системой отсчета, помогающей нам понять в какой мере общество, где мы живем, не использует своих возможностей [6, с.18-19]. Таким образом, даже самые абстрактные теоретические построения экономической науки иногда способствуют правильной ориентации в понимании практических проблем.

 

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ КАК ОСНОВА СОЦИАЛЬНЫХ ПРОГНОЗОВ И УПРАВЛЕНЧЕСКИХ РЕШЕНИЙ

Однако роль экономической науки отнюдь не исчерпывается содержащимся в ней онтологическим потенциалом. Можно, в частности, говорить о ее особом месте по сравнению с остальными общественными науками для прогнозирования социальных явлений. Дело в том, что довольно часто многие науки рассматривают альтернативные пути развития одного и того же процесса своими собственными способами. При этом они оценивают вероятность наступления тех или иных событий. Однако события, являющиеся вполне вероятными с позиций одной из наук, оказываются совершенно невозможными с позиций других. Следуя подходу В. Леонтьева, области возможного развития процесса с точки зрения отдельных наук можно геометрически изобразить квадратами различной площади [26, с.30]. Их взаиморасположение будет иметь вложенную структуру наподобие той, что изображена на рис.1. В соответствии с таким подходом ценность экономической науки состоит в том, что очерчиваемая ею область возможного развития событий оказывается, как правило, значительно уже, чем для других наук. Это означает, что экономика обладает более значительным «потенциалом просеивания» событий и тем самым позволяет оставить довольно узкую полосу возможных стратегий развития системы. Таким образом, экономические прогнозы обладают большей реалистичностью, что и позволяет им играть главенствующую роль в социальном прогнозировании.

Возможность определения экономикой возможных и желательных (то есть наиболее эффективных) путем развития предопределяет и ее возможности в части формирования практических рекомендаций в части управленческих решений. В этом смысле развитие экономической науки дает определенную гарантию от грубых экономических ошибок и просчетов. «Описывая экономические законы, которые властвуют над использованием и формированием ресурсов в данный отрезок времени, выявляя границы, создаваемые сегодняшней ситуацией для будущего, можно шаг за шагом очертить область возможных путей развития. Экономическая теория побуждает исключить из этих вариантов некоторые стратегии развития, которые привели бы к нерациональной растрате ресурсов» [4, с.13]. Таким образом, экономика позволяет, с одной стороны, построить максимально реалистичные, легко обозримые прогнозные сценарии, а с другой - выбрать среди них наиболее рациональный.

Разумеется, составление прогнозов и выбор оптимальных путей развития не могут быть полностью формализованы. Эти процедуры, как правило, представляют собой сложный итеративный, неформальный процесс. Однако использование всего арсенала экономической науки позволяет постепенно пройти все этапы этого процесса и получить искомое решение.

 

СОЦИАЛЬНАЯ РОЛЬ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ

Говоря о социальной роли экономики можно напомнить высказывание Дж.М. Кейнса о воздействии экономических идей на процесс принятия политических решений: «Практики, искренне верящие в свою интеллектуальную независимость, на самом деле обычно являются рабами идей какого-либо умершего экономиста» [6, с.93]. Данный тезис был прекрасно дополнен Е.Ф. Хекшером: «экономическая политика определяется не столько хозяйственной действительностью, сколько представлениями об этой действительности в головах людей» [27, с.91]. Отсюда хорошо видно, какую опасность могут представлять неверные экономические теории и заблуждающиеся знаменитые экономисты. «Физик, который только физик, еще может быть первоклассным физиком и ценнейшим членом общества. Однако никто не может быть великим экономистом, будучи только экономистом. И я не могу удержаться от того, чтобы не добавить: экономист, который - всего лишь экономист, скорее станет нудной (если не опасной) личностью» [28, с.363].

Таким образом, как правильные, так и ошибочные экономические теории играют огромную роль в построении и перестройке конкретной экономической системы. Как биологическая эволюция протекает под воздействием генетических мутаций, так, по мнению Дж. Сороса, и исторические процессы формируются неверными концепциями и ошибками их участников [15, с.52].

Однако, помимо простейших практических ошибок из-за использования неверных экономических доктрин, проблема применения экономической теории серьезно осложняется следующими двумя фактами.

Во-первых, существует многовариантность оптимальных управленческих решений. Это означает, что большинство практических экономических проблем может быть успешно решено различными способами, среди которых очень трудно выбрать один - самый лучший. Здесь уместна следующая простая аналогия. Квадратное уравнение имеет два корня; в кубическом уравнении число решений возрастает до трех. По мере дальнейшего роста степени алгебраического уравнения происходит соответствующее возрастание числа его корней. При этом корни рассматриваемых уравнений абсолютно «равноправны» и ни одному из них нельзя отдать предпочтение, исходя из рассмотрения самих корней. Так и в процессе принятия управленческих решений возможно множество различных способов достижения поставленной цели. Данный факт нашел свое отражение в экономической науке в таком понятии, как парето-оптимальность.

Во-вторых, эффективность конкретного решения зачастую зависит не от того, насколько правильно это решение, а от того, как его проводят в жизнь. Довольно часто ошибочные решения приводят к положительным результатам, в то время как правильные стратегии заканчиваются полным фиаско. «В области явлений природы научный метод оказывается эффективным только в том случае, если используется верная теория; но в области вопросов социальных, политических и экономических эффективными могут оказаться и неверные теории. Хотя алхимия как естественная наука потерпела неудачу, социальная наука как алхимия может преуспеть» [15, с.47]. Таким образом, эффективность хозяйственных решений в определяющей степени зависит от волевых усилий личности, их проводящих, а также от конкретных форм и механизмов их реализации.

 

ЭКОНОМИКА И ПРОБЛЕМА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ НАУК; ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ

Одной из особенностей экономической науки является ее «пограничный» характер. Фактически ни одно из определений экономической науки не позволяет абсолютно четко очертить ее границы и «радиус действия». Действительно, экономика органично переплетена с такими науками, как история, политология, психология, социология, биология, география, технология, право и философия. Схематично этот процесс может быть представлен «розой наук», в центре которой находится экономика (рис.2). Методологически это означает, что экономист должен постоянно абстрагироваться от второстепенных (неэкономических) аспектов изучаемой действительности, которые находятся в компетенции других наук. Однако и достичь удовлетворительного понимания общественной жизни нельзя, если не располагаешь синтетической картиной, позволяющей ввести в единые рамки результаты, полученные в различных областях знания [6, с.50]. Более того, по мнению М. Алле, «именно на пути синтеза социальные науки могут добиться сегодня наибольших успехов» [6, с.50].

Бесспорно, что роль той синтетической социальной «супернауки», которая аккумулирует в себе все достижения частных общественных наук, все явственней играет именно экономика. Подобная тенденция к глобализации науки объективно ведет ко все большему «захвату» экономикой «чужих» территорий. Такой процесс в развитии экономической науки получил даже специальное название - «экономический империализм» [10]. «Колонизации» экономистов уже подверглись не только политология, социология, история и право, но даже биология и науковедение [10, с.31]. При этом экономическая наука все больше приобретает планетарно-космологическую окраску. Так, например, современная экономика мирохозяйственных связей вынуждена учитывать современную теорию мутагенеза, в соответствии с которой каждый новый этнос возникает в результате внезапного изменения генофонда живых существ, наступающего под воздействием внешних условий в определенном месте и в определенное время [29, с.15]. В частности, теория пассионарности Л.Н. Гумилева успешно объясняет многочисленные сдвиги, имевшие место в мировой экономике. В данном случае чрезвычайно важно, что «пассионарный толчок, если он происходит, никогда не затрагивает одну страну, один этнос. Как глобальное, планетарное явление взрыв этногенеза охватывает протяженные узкие полосы на земной поверхности, проходящие через разные регионы, населенные разными народами. На этих простирающихся на тысячи километров полосах и начинаются одновременно отногенезы разных народов» [29, с.136]. С другой стороны, по утверждению Л.Н. Гумилева, «без учета фактора международной торговли история не только Хазарии, но и всего мира непонятна» [30, с.18]. Приведенный пример хорошо иллюстрирует, с одной стороны, энциклопедический характер современной экономики, а с другой - ее синтезирующую роль, проявляющуюся в «склеивании» различных общественных наук в единое целое.

В последнее время экономика «вгрызается» даже в антропологию и физиологию. Например, в сферу экономического анализа попадает проблема распределения времени между досугом, работой и сном. В соответствии с современными исследованиями время сна оказывается подверженным воздействию со стороны эффектов дохода и замены [31, с.25]. Более того, во временной триаде «работа-досуг-сон» основным фактором являются именно рабочие часы, которые постепенно подчиняют логике своего экономического функционирования (эффективность, полезность, производительность) остальные составляющие суточного бюджета времени индивидуумов [31, с.26].

Любопытным срезом экономического анализа является теория распределения времени Г. Беккера, вскрывающая фундаментальные свойства времяобразования (в смысле организации времени) в социальных системах. Способы и формы овладения временем играют огромную роль в экономическом развитии всех стран и народов. Считается даже, что так называемые «временные войны» (изменения представлений о пространстве и времени) определяют ход экономических событий и политику завтрашнего дня [32, с.45]. Так, например, экономические исследования временных потоков и их восприятия индивидами позволяют довольно полно и тонко объяснить целый ряд сложных экономических явлений. Таким образом, изучая подобные проблемы экономическая наука обогащает наши представления о сущности и свойствах времени, что исконно считалось прерогативой физиков и философов.

Руководствуясь в своем продвижении вперед той мыслью, что для достижения удовлетворительного объяснения действительности надлежит использовать все приемы научного познания [3, с.48], экономический анализ в методическом плане оказывается тесно связан с математикой, статистикой, кибернетикой, и даже, как это ни парадоксально, с физикой. Не будет ошибкой сказать, что по степени научной «насыщенности» и методического разнообразия экономика является бесспорным лидеров среди всех наук. В этой связи обращают на себя внимание работы М. Алле. По его собственному признанию поиск фундаментальных факторов, лежащих в основе флуктуаций «осадков» самых проверенных экономических моделей, привели его к пониманию того факта, что все колебания в природных и социальных явлениях проистекают в силу эффекта резонанса преимущественно от воздействия бесчисленных вибраций, которые пронизывают обитаемое нами пространство и чье наличие сегодня - достоверный факт [6, с.65]. Этим, оказывается, можно в значительной мере объяснить непонятную на первый взгляд структуру флуктуаций биржевых котировок [6, с.66]. Подобная трактовка социально-экономических эффектов на основе «тонкой» структуры Вселенной носит поистине космологический характер и указывает на наметившийся синтез социальных и естественных наук вообще и экономики и физики, в частности.

 

СОЦИАЛЬНЫЙ ПОРТРЕТ СОВРЕМЕННОГО УЧЕНОГО-ЭКОНОМИСТА

Следствием широкомасштабной экспансии экономики в другие науки является ее расширение как в ширь, так и в глубь. Данный факт предъявляет особые требования к профессионально-квалификационным качествам экономиста. Классический портрет ученого-экономиста дал в свое время Дж.М. Кейнс: «Талантливые или просто компетентные экономисты являются самой редкой породой. Предмет легок, но малочисленны те, кто добивается в нем успеха. Парадокс находит свое объяснение в том факте, что ученый-экономист должен обладать редкой комбинацией талантов. Он должен достигать уровня совершенства в нескольких различных направлениях и обладать способностями, которые редко соединяются вместе. Он должен быть математиком, историком, государственным человеком, философом... Он должен понимать язык символов и выражать свои мысли в ясных терминах. Он должен рассматривать особенное с точки зрения общего и подходить к абстрактному и конкретному в одном и том же движении. Он должен изучать настоящее в свете прошлого, имея в виду будущее. Ему не должна быть чужда никакая часть в природе человека и его институтов. Он должен стремиться непременно к цели практической и полностью бескорыстной: быть отрешенным и неподкупным, как художник, но иногда быть столь же практичным, как политический деятель» [6, с.98-99].

Дополняя данную развернутую характеристику «этническими» особенностями идеального ученого, М. Алле ратовал за подготовку экономистов, «обладающих качествами, присущими различным нациям: вниманием к фактам англосаксов, эрудицией германцев, логикой латинян» [6, с.50].

На основе сказанного невольно напрашивается сравнение экономиста с эдаким эквилибристом, виртуозно жонглирующим всеми возможными научными инструментами и при этом не теряющим основную цель и логическую нить своих рассуждений. В связи с этим можно констатировать, что одной существеннейших черт экономиста является внутреннее, можно сказать, врожденное чувство меры. Таким образом, идеальный экономист, пользуясь терминологией К. Кастанеды, должен быть обладателем четырех магических качеств истинного сталкера: безжалостностью, ловкостью, терпением и мягкостью [33, с.75]. Здесь мы подразумеваем следующее: безжалостность в констатации фактов, ловкость в обращении с любыми научными методами, терпение при построении логических схем и подборе фактов, мягкость в отношении своих оппонентов. Последний факт особенно важен, так как все экономические истины весьма относительны и настаивать на них значит совершать ошибку, ибо, по меткому замечанию А. Говинды, «мертвая истина не лучше лжи, ибо она обусловливает косность, наиболее трудно уловимую форму неведения» [34, с.47].

 

ЛИТЕРАТУРА

[1] Пуанкаре А. О науке. М.: Наука. 1990.
[2] Маршалл А. Принципы экономической науки. В 3-х тт. М.: Прогресс. 1993.
[3] Барр Р. Политическая экономия. В 2-х тт. Т.1. М.: Международные отношения. 1995.
[4] Столерю Л. Равновесие и экономический рост. М.: Статистика. 1974.
[5] Балацкий Е.В. Проблема рациональности в экономической теории// «Человек», №3, 1997.
[6] Алле М. Экономика как наука. М.: Наука для общества, РГГУ. 1995.
[7] Фейнман Р. Характер физических законов. М.: Наука. 1987.
[8] Вивекананда С. Четыре йоги. М.: Прогресс; Прогресс-Академия. 1993.
[9] Философский словарь. М.: Политиздат. 1986.
[10] Капелюшников Р.И. Экономический подход Гэри Беккера к экономическому поведению// «США - экономика, политика, идеология», №11, 1993.
[11] Балацкий Е.В. Современный экономический анализ: принципы, подходы, парадигмы// «Вестник Российской академии наук», №11, 1995.
[12] Балацкий Е.В. Переходные процессы в экономике (методы качественного анализа). М.: ИМЭИ. 1995.
[13] Бирман И. Тупик в науке и как с ним бороться// «Экономика и математические методы», №4, 1992.
[14] Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М.: Дело Лтд. 1994.
[15] Сорос Дж. Алхимия финансов. М.: Инфра-М. 1996.
[16] Громов А. О неточности законов в астрономии// «Инженерная газета», №11(748), 1996.
[17] Говинда А. Путь белых облаков. Буддист в Тибете. М.: Сфера. 1997.
[18] Институт с высшим научным рейтингом// «Вестник Российской академии наук», №2, 1995.
[19] Макконнелл К.Р., Брю С.Л. Экономикс: принципы, проблемы и политика. М.: Республика. 1992.
[20] Шимон Д. О функционале экономического развития// «Экономика и математические методы», №3, 1992.
[21] Карсон Р. Что знают экономисты (главы из книги)// «США - экономика, политика, идеология», №5, 1994.
[22] Брэгг П. Золотые ключи к внутреннему физическому здоровью. СПб.: «Невский проспект». 1999.
[23] Хрестоматия по экономической теории. М.: Юристъ. 1997.
[24] Хикс Дж. Стоимость и капитал. М.: Прогресс. 1993.
[25] Бюллетень ВАК России. №1, 1993.
[26] Леонтьев В. Экономические эссе. Теории, исследования, факты и политика. М.: Политиздат. 1990.
[27] Ойкен В. Основные принципы экономической политики// «Российский экономический журнал», №7, 1993.
[28] Барри Н., Лойбе К. Два комментария к статье Р.Эбелинга «Роль австрийской школы в оазвитии мировой экономической мысли в XX веке»// «Экономика и математические методы», №3, 1992.
[29] Гумилев Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории. М.: Экопрос. 1992.
[30] Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М.: Мысль. 1992.
[31] Васильев В.С. У времени в плену. Российские реалии и теория Г.Беккера// «США - экономика, политика, идеология», №4, 1996.
[32] Васильев В.С. Фактор времени в общественных процессах// «США - экономика, политика, идеология», №9, 1993.
[33] Кастанеда К. Сила безмолвия. Доннер Ф. Сон ведьмы. Киев: София. 1992.
[34] Говинда А. Психология раннего буддизма. Основы тибетского мистицизма. С-П.: Андреев и сыновья. 1993.

 

[1]Кстати, и исследование, и расследование базируются на изучении. Следовательно, изучение можно трактовать как первую фазу познания, за которой идет расследование и уже потом собственно исследование.

[2]Дихотомия «исследование-расследование» представляет собой лишь один из срезов изучения современной науки. Сейчас уже известны и другие противопоставления. Одним из них является дихотомия «наука-технология», хорошо рассмотренная в [1]. Еще один кадровый срез науки — «цеховики-презентаторы» рассматривается в [2]. Все эти аналитические ракурсы преследуют одну цель — показать качественные метаморфозы современной науки.

[3]Хорошим примером «выгодности» расследований может служить научная деятельность В.М. Полтеровича, который сейчас считается одним из самым авторитетных российских экономистов. Однако этот публичный авторитет он заработал отнюдь не на своих сильно математизированных работах, а на статьях, посвященных институциональным проблемам экономики, где практически нет никаких формальных построений. Даже сейчас его модельные статьи, как правило, остаются в тени по сравнению со статьями, изобилующими фактурой. Иными словами, слишком глубокие и специальные исследования «отторгаются» обществом.

Другим примером признания обществом роли расследований служит карьера Е.М. Примакова, который был избран академиком РАН, хотя к экономической науке как таковой он никогда не имел отношения. Но он проводил важные расследования в области политики в арабских странах, что имело большое значение для выработки политических решений. Это и было оценено при его приеме в действительные члены РАН.

Личный опыт автора позволяет отметить еще одну интересную закономерность: все мои статьи, которые я считаю удачными и значимыми для науки, не пользуются популярностью даже в научном сообществе, в то время как статьи, которые я отношу к разряду «проходных» и второстепенных, иногда получают неожиданный общественный резонанс. Здесь также проявляется «эффект отторжения» обществом сложных исследований и, наоборот, доброжелательное отношение к прозрачным расследованиям.

[4]Примерно такое понимание креатива и творчества было высказано Е.В. Сумароковой, которой автор выражает искреннюю благодарность.

 

[5]Некоторые количественные закономерности эффекта «коллективизации» научных исследований в экономике рассмотрены в [3].

[6]Некоторые вопросы интуитивного проникновения в суть явлений, выступающего в качестве антипода метода формалистичного описания системы, рассмотрены в [5].

[7]Этим процессом захвачена не только современная Россия, но и относительно благополучная Германия. Нечто подобное наблюдается и во многих других странах мира.

 

---

Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 1106; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!