Последние годы – не последние заботы 11 страница



В 1654 году началась денежная реформа, призванная обеспечить постоянный доход царской казне. Ее суть была достаточно проста. В оборот вводилась медная монета, которая должна была находиться в обращении наравне с серебряной и по одному курсу с ней. Московский денежный двор приступил к чеканке новой монеты. Открыли такое же предприятие в Новгороде. Во главе денежных дворов поставили видных купцов – московских и иногородних. Состоялся запрет на свободную торговлю медью – она требовалась казне в больших количествах.

На первых порах новшество не только не вызвало протеста, но, наоборот, было встречено с одобрением. Котошихин заметил, что медные деньги поначалу «возлюбили всем государством». В стране далеко не сразу поняли, что за сим последует. Медные деньги успешно внедрились во все расчеты, на них охотно продавали товар, их брали и давали в долг. Но постепенно стали замечать: налоги правительство собирало только серебряной монетой. В Сибири вообще было запрещено хождение медных денег. Ратные люди, находившиеся на службе в пределах Украины и Белоруссии, стали испытывать немалые трудности: там не хотели принимать медную монету, которой они получали свое жалованье. А монетные дворы чеканили и чеканили медные деньги. Естественно, они начали обесцениваться.

Наконец, по стране развилось в огромных масштабах изготовление фальшивых медных денег, благо это гораздо легче, нежели подделывать серебряные деньги. Правительство издает строжайшие указы по борьбе с фальшивомонетчиками, их ловят и предают смертной казни, отсекают конечности. Но и это мало помогало. Кроме того, поползла в народе молва, что причастные к чеканке медной монеты купцы и их покровители из царского окружения (И.Д. Милославский и др.) немало разбогатели, передавая на монетные дворы не казенную, а свою медь. Особенную неприязнь вызвали гость Василий Шорин и тесть царя Илья Данилович Милославский. А выпуск медных монет продолжался в нарастающем темпе.

Сначала незначительная разница в рыночной стоимости серебряной и медной монеты не была столь заметной. Но со временем этот угрожающий разрыв нарастал. Медная монета падала в цене, ее все менее охотно встречали на рынке. Между тем цены стали расти, ставя население в тяжелое положение. Сохранились любопытные свидетельства русских торговых людей о падении курса медных денег по отношению к серебряным. Так, в Новгороде на протяжении 1656‑го – августа 1658 года медные и серебряные деньги «ходили ровно», с 1 сентября 1658 года по 1 марта 1659 года разница составила три копейки, в следующие полгода – пять копеек. Затем обесценение медной монеты пошло ускоренно и в июне‑августе 1661 года достигло сорока семи копеек, а за сентябрь‑декабрь этого года подскочило до двух рублей пятидесяти копеек. К 1662–1663 годам за один серебряный рубль давали уже десять‑двенадцать медных. В Москве и того более – до пятнадцати рублей. Рынок лихорадило. Всюду нарастал ропот, вспыхивали волнения. Особенно беспокоило правительство положение в армии. Двукратное увеличение денежного жалованья не решало проблемы. Указы царя о необходимости продавать ратным людям хлеб и фураж по умеренным, «указным» ценам вызывали протест владельцев хлеба. Возникали конфликты между служилыми людьми и населением. Военные неудачи 1659–1660 годов еще более усугубляли остроту обстановки в государстве. Все говорило о том, что приближается мощный социальный взрыв. Частные меры властей успеха не улили. Вряд ли удовлетворились новгородцы, когда «скудным» разрешили покупать хлеб по твердой цене, а у кого нет денег – давать в долг.

Тщетны были попытки властей найти выход в созыве совещаний с представителями сословий. Приглашенные в царские палаты торговые люди, посадские, жители московских «черных слобод» не могли дать вразумительного ответа на вопрос о причинах сложившейся ситуации, прежде всего – «хлебной дорогови». Одни говорили, что все дело в хищничестве скупщиков хлеба, другие кивали на большие запасы зерна у помещиков, третьи разводили руками. Но самый распространенный ответ состоял в том, что следует отменить медные деньги и вернуться к серебряной монете. Купечество, наиболее осведомленное в рыночной конъюнктуре, жаловалось, что оно «стало возненавидено» во всех слоях населения страны. Одновременно отечественные коммерсанты сочли необходимым заявить в 1662 году правительству: «Ныне всякими большими и лутчими промыслами и торгами владеют и промышляют духовный и воинский и судебный чин, оставя и презрев всякое государственное правление». Подобное заявление выражало явную оппозицию политике властей царя Алексея Михайловича и неудовольствие сословным положением торгового люда России того времени. И хотя из рядов опрошенных раздавались голоса о необходимости искать выход общими усилиями всей земли, царь не пошел на созыв Земского собора.

Решительным толчком к изменению финансового курса правительства послужило скоротечное, но мощное народное восстание в Москве 25 июля 1662 года, известное в литературе под названием «медный бунт». В тот день Алексей Михайлович находился в селе Коломенском, которое он любил посещать особенно в летнее время.

Рано утром 25 июля 1662 года москвичи обнаружили в Центре города (на Лубянке и других улицах) прилепленные воском или прибитые гвоздями к столбам и стенам листы‑прокламации. В них боярин Милославский, окольничий Ф.М. Ртищев, гость В.Г. Шорин и другие объявлялись изменниками, которые будто бы сносятся с польским королем. Листы по нескольку раз читали вслух набежавшей толпе. Возбуждение быстро нарастало. Собравшиеся решили немедленно идти с этими листами к царю в Коломенское и требовать выдачи «изменников». Оставшиеся в Москве бояре Ф.Ф. Куракин и другие послали дворянина С. Ларионова и дьяка Башмакова в сопровождении охраны изъять крамольные письма. Однако их прогнали. Несколько тысяч москвичей двинулись в Коломенское. По‑видимому, царь уже был уведомлен о «гиле». Более того, по данным «дневальной записки» Приказа Тайных дел ему доставили одно из «писем». Алексей Михайлович находился в церкви, где слушал обедню. Боярам, которым угрожала расправа восставших, Алексей Михайлович помог укрыться. Народ подступил к дворцу. Царь прервал свое общение с небесными силами и вышел из церкви. Из толпы повстанцев послышались требования выдать обвиненных «на убиение». Алексей Михайлович, не в пример событиям 1648 года, проявил самообладание и стал уговаривать народ «тихим обычаем, чтоб они возвратились и шли назад», обещая рассмотреть претензии. Посадский Лука Жидкий и нижегородец И. Жедринский подали царю «письмо». Жедринский настаивал, чтобы Алексей Михайлович «изволил то письмо вычесть перед миром и изменников привесть перед себя». Наиболее смелые из повстанцев ухватились за пуговицы на царской одежде, вопрошая: «Чему – де верить?» Алексей Михайлович клялся Богом, что разберет жалобы, и «дал им на своем слове руку». Кто‑то из толпы «с царем бил по рукам». Эта обнадеживающая, почти «народная» сцена заставила пришедших поверить государю. Люди из Коломенского двинулись в Москву.

Москва тем временем продолжала бурлить. Громили дворы богатых купцов, торговцев принуждали покинуть лавки и присоединиться к взбунтовавшимся москвичам. Один из обвиненных в листах, гость Василий Шорин, бежал из города. Известие об этом еще больше распалило поднявшийся народ, воспринявший этот факт как подтверждение известия об «измене». Сын Шорина пытался скрыться, переодевшись в крестьянское платье. Его привели и стали допрашивать. Прошел слух, что Шорин‑старший бежал в Польшу. Перепуганный юноша лепетал что‑то несуразное. Его поняли так, что слух имеет основания. Посадив на телегу молодого Шорина, разъяренная толпа ринулась в Коломенское. По дороге она встретила первую волну восставших, возвращавшихся в Москву. Часть последних присоединилась к шедшим в Коломенское. И вновь перед царским дворцом забушевала народная стихия, еще более грозная.

Однако правительство не дремало. На выручку царю спешили стрелецкие полки. Объявили тревогу в Немецкой слободе, где проживало много иностранных офицеров. Городские ворота закрыли, на заставах появились усиленные караулы.

Повстанцы вновь потребовали выхода к ним царя, чтобы он сам допросил юного Шорина. Тот повторил, что его отец якобы сбежал в Польшу с какими‑то «листами». По приказу царя его арестовали. Но восставшие упорно добивались выдачи других «изменников». Царь пообещал приехать в Москву и во всем разобраться. Но на сей раз государю не поверили. Из толпы Алексею Михайловичу «учали говорить сердито и невежливо, з грозами», предупреждая, что в случае неисполнения требований повстанцы бояр‑изменников «у него учнут имать сами, по своему обычаю». В эту критическую минуту царю дали знать о прибытии войск. Он сразу переменил тон, закричав на восставших, и приказал свите и стрельцам «тех людей бити и рубити до смерти и живых ловити». Началась кровавая бойня безоружных людей. Многих загнали в Москву‑реку, где они утонули. Натерпелось тогда и царское семейство: «А царица в то время, и царевичи, и царевны, запершися сидели в хоромах в великом страху». Говорили, что царица Мария Ильинична после этих событий болела целый год.

Одержав «победу», царь приказал разослать по всей стране грамоты, в которых картина восстания излагалась в угодном властям духе. Расправа якобы была проведена по единодушному челобитью всего населения, начиная от бояр и кончая посадскими людьми московских черных сотен и слобод. Не соответствовало действительности и утверждение о том, что в восстании не участвовали «всяких чинов ратные и торговые и земские люди». Очевидец событий Г. Котошихин писал, что в рядах повстанцев находились «люди торговые, и их дети, и рейтары, и хлебники, и мясники, и пирожники, и деревенские, и гулящие, и боярские люди». Барон Мейерберг сообщал, что «заговорщики» принадлежали к «подонкам черни». Согласно современным известиям, верхи торгового мира не поддержали восстание, за что получили царскую похвалу.

Три следственные комиссии без устали вели дознание с пытками, пропустив через застенки сотни людей. У грамотных брали образцы почерков, чтобы установить авторов прокламаций, но тщетно. Четвертование, виселица, отсечение рук и ног, выжигание на лице буквы «Б» (бунтовщик), массовая ссылка – таков был итог Московского восстания 25 июля 1662 года. Тишайший в этой ситуации проявил другую ипостась своей натуры… Недаром его интересовала личность Ивана Грозного, по которому царь заказывал панихиды. Позже, когда шел спор между царем и бывшим патриархом Никоном, последний напомнил Алексею Михайловичу о бунте. Царь в ответ заявил, что приходили «земские люди» бить челом на обидчиков, а не против него.

Год 1662– й для правительства царя Алексея оказался особенно «урожайным» на восстания. Подавление мятежа в столице совпало с цепной реакцией выступлений местных народов на востоке страны. Поднялись башкиры на Урале, запылали русские селения, был стерт с лица земли город Кунгур. Волнения охватили обширные районы Сибири ‑от Березовского и Тобольского уездов в 1665–1666 годах они докатились до берегов Тихого океана. Активизировались в южносибирских степях потомки хана Кучума. С великим трудом удалось справиться властям с этой полосой вооруженных действий иноплеменных подданных России. От набегов страдали и мирные ясачные люди. Из пограничного Тарского уезда они писали царю, что нужны решительные военные меры против налетчиков, грабящих жителей и угоняющих людей в плен. Выясняется, что без царского указа нельзя было применять силу против иноземцев. Это поощряло нападавших. В челобитной говорилось: «Они, царевичи (Кучумовичи. – Л.П.) …ведаючи, что ваших государевых служилых людей на них посылать не велено без вашего государева указу», и совершают нападения, «не опасаясь… ратных служилых людей».

Разумеется, вряд ли возможно утверждать, что серия восстаний 1660‑х годов на периферии была непосредственно связана с экономическими затруднениями, вызванными неудачной денежной реформой правительства царя Алексея. Были на то и свои причины. При всем том царь решился на отмену медных денег. Одиннадцатого июня 1663 года был издан указ: «На Москве и в Великом Новгороде и во Пскове денежного медного дела дворы отставить, и маточники и чеканы в тех городех, собрав все, прислать к Москве в Приказ Большие казны. А старой денежного дела двор на Москве завесть и серебряные деньги на нем денежным мастерам делать июня с 15 числа». Отныне все расчеты необходимо было вести на серебряные деньги. Казна принимала медные деньги в обмен на чисто символические суммы серебряных. Отвергнутую монету пускали в переплавку и на изготовление различных предметов, в том числе и для царского дворца. Постепенно в стране налаживалось денежное обращение и рынок обретал нормальные черты. Но рецидивы «указных», принудительных цен на съестные продукты кое‑где давали себя знать и позже, проявляясь в основном на окраинах государства. Было официально признано, что приставленные к выпуску медных денег торговые люди «казну многую крали… и от того воровства обогатели большим богатством».

Изыскивая новые возможности для получения казенных доходов, центральная власть вводит в 1662 году государственную монополию на торговлю с иностранцами шестью «заповедными товарами» (пенька, поташ, сало и др.). Через два года вновь вернулись к свободной торговле ими, правда увеличив на время вдвое ставку таможенной пошлины, что мотивировалось необходимостью получения серебра. Расчет был на расширение торговых операций и соответственное увеличение пошлинных сборов. Царь в данном случае не обманул подданных: в 1667 году повышенную пошлину отменили.

Внимательно присматривались в Москве к набиравшей силу Макарьевской ярмарке близ Нижнего Новгорода. Правом собирать здесь таможенные пошлины согласно прежним царским грамотам пользовался местный желтоводский Макарьев монастырь. Видимо, властям этой обители не пришлась по вкусу грамота Алексея Михайловича от 26 июня 1667 года. В ней говорилось: «…на ту Макарьевскую ярманку… съезжаются торговые люди со всякими товары и с деньгами со всего Московского государства и иных государств иноземцы торгуют две недели», тогда как ранее был лишь один торговый день в начале июля. Грамота запрещала монастырю впредь собирать торговые пошлины – этим будет заниматься казна. Монастырю была обещана «руга» – государственное содержание. Чтобы еще более приохотить торговых людей посещать Макарьевскую ярмарку, первые пять дней дозволялась беспошлинная торговля.

Учитывая настойчивые требования отечественного купечества оградить его от засилия на внутреннем рынке западноевропейских коммерсантов, правительство царя Алексея Михайловича постепенно усиливает в своей финансово‑экономической политике элементы покровительственного порядка. Привилегии заморских торговцев шаг за шагом отменяются, а в 1667 году выходит один из важнейших законодательных актов этого рода – Новоторговый устав. Главное внимание в этом документе уделялось регулированию деятельности зарубежных купцов и сбора с них таможенных пошлин. При подготовке Новоторгового устава воспользовались прежними челобитными русских людей, прежде всего челобитной 1646 года, которую тогда «сыскали» в архиве. Разработка устава проходила долго и довольно тщательно.

В создании Новоторгового устава участвовали крупные русские купцы, а от правительства – А.Л. Ордин‑Нащокин, пожалованный в боярский чин. Вводный раздел Устава носил явные следы авторства этого видного политика. Он, будучи еще воеводой во Пскове, предпринял опыт создания своего рода банка, чтобы приглушить противоречия между «лучшими» и «молодшими» посадскими людьми и обеспечить кредитование операций по купле‑продаже. Из городских доходов и взносов местных жителей создавался соответствующий фонд. Объединения по профессиям должна были строиться на основаниях помощи богатых бедным путем соединения средств тех и других под главенством зажиточных горожан. Эту мысль Ордин‑Нащокин провел и в Новоторговом уставе. Текст нового торгового закона был скреплен подписями виднейших русских купцов.

Торговлю иностранцев Новоторговый устав ограничивал тремя городами – Архангельском, Новгородом и Псковом. Для проезда внутрь страны иностранцы должны были получать особое разрешение. Кроме того, они уплачивали повышенные пошлины в иностранной валюте. В результате иноземные купцы вносили в казну до девятнадцати процентов цены товаров, тогда как русские торговцы облагались лишь пятипроцентной пошлиной. Розничная торговля иноземцам была запрещена, они могли торговать только оптом, продавая русским купцам большие партии товара. Все это благоприятствовало русскому купечеству. Но по‑прежнему отечественные негоцианты не имели возможности вести операции в чужих краях в сколько‑нибудь значительных масштабах. У России не было удобных морских выходов и отсутствовал флот.

Власти позаботились и об улучшении условий торговли в Архангельске. Там было указано построить новую корабельную пристань и капитальный гостиный двор. Таможенными головами в Архангельск назначались богатейшие купцы (А. Кириллов и др.). Им препоручались и судебные дела, возникающие на торговой почве между русскими и иностранными купцами.

В Москве понимали также и значение торговли с восточными странами. В том же 1667 году была выдана жалованная царская грамота армянским купцам на провоз в Россию шелка‑сырца. Льготные условия торговли по просьбам владык Ирана и Средней Азии предоставлялись купцам этих государств.

Царствование Алексея Михайловича знаменовало дальнейшие шаги по освоению пространств Сибири. В 1648 году казак Семен Иванович Дежнев со своими товарищами преодолел на морских судах – «кочах» – пролив, отделяющий Евразию от Северной Америки. Это выдающееся открытие не сразу было оценено современниками. В конце 40‑х – начале 50‑х годов XVII века русские землепроходцы В. Поярков и Е. Хабаров совершили походы на Амур и привели в русское подданство население этого края. Сюда устремились вольные переселенцы, возникло Албазинское воеводство. В Южной Сибири строятся новые опорные пункты и среди них – город Иркутск. Довольно быстрыми темпами происходило хозяйственное освоение западносибирских мест, где создавались новые земледельческие поселения. Крестьяне европейского Севера уходили за Урал в поисках лучшей доли. Постепенно складывались очаги русского земледелия (Верхотурско‑Тобольский, Енисейско‑Красноярский, Томский и др.). Здешние служилые люди в подавляющем большинстве были выходцами из непривилегированных сословий (крестьян, посадских) и нередко занимались сельским хозяйством, ремеслом и промыслами. Сбор ясака пушниной давал царской казне большие доходы. Частные зверопромышленники и торговцы вывозили из Сибири значительные партии мехов, уплачивая государству таможенные пошлины. Первые шаги делало промышленное предпринимательство за Уралом. Природные ресурсы богатейшего края начинали служить человеку.

Царская власть проявляла повышенную заинтересованность в разведке и эксплуатации месторождений полезных ископаемых, в первую очередь серебряной и медной руды, а также железа, слюды и др. Значительно возрастает в конце 50‑х – начале 70‑х годов XVII века деятельность частных предпринимателей, предлагающих свои услуги правительству на этом поприще. Поиски руд ведутся на Урале, в Сибири, на островах Новая Земля, Вайгач и в других местах. Серебряную руду пытались искать на Оке. Нередко разведки были безрезультатными. Одной из самых крупных, но также безуспешных экспедиций по разведке месторождений серебра была экспедиция Я.Т. Хитрово в Уральские горы в начале 70‑х годов XVII века. В ней участвовали сотни людей, начальник экспедиции получил широкие административные полномочия, местные власти были обязаны всемерно помогать Хитрово и выполнять все его требования о предоставлении людей и материалов. Несколько лет существовал в тех краях Уральский городок, позже сожженный, когда Хитрово с пустыми руками вернулся в Москву. Кстати, именно тогда в русских документах появляется название «Уральские горы» вместо традиционного именования этой горной цепи «Камнем».


Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 211; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!