Чтовсё-таки случилосьсКотькой(Котиком)и остальными кошками после отъезда семьи?

История пса по имени Джой, рассказанная им самим.

(Записала Мария Ершова и её мама)

Предисловие: «Наследник очень любил животных. Лошадь, на которой он ездил по парку, была его любимицей, и он еще маленьким научился хорошо заботиться о ней. Кроме того, у него были собака по имени Джой и кошка, подаренная комендантом дворца генералом Воейковым. Как собака, так и кошка были верными компаньонами Наследника, и они спали на его кровати, в ногах».

(Вырубова)Танеева Анна Александровна, фрейлина и ближайшая подруга Императрицы Александры Фёдоровны, из дневника.

Мой прадед, Даш, кокер-спаниель, был вывезен Великим князем Николаем Николаевичем(младшим) из Лондона. Так получилось,что я, последний сохранившийся его потомок, из России, рожденный здесь и проживший лучшие свои годы с моим любимым хозяином,Цесаревичем, был возвращен на родину моего предка,в Англию,где и нашел последнее пристанище при королевском дворе.

Появился при Российском Дворе я в 1914-м году.Назвали меня Джой, что в переводе с английского означает «Радость».Кличку эту дала мне Александра Федоровна, взглянув на меня, щенка, увидев мою яркую тёмно-рыжую шерстку, болтающиеся до земли смешные уши и широкую зубастую улыбку, когда я возился в ногах у Цесаревича, а он гладил меня и весело смеялся. За эту радость, которую я дарил моему юному хозяину, я готов был отдать всё-всё на свете! Мне казалось ,что хозяин мой был центром всего: Семьи, дворца, радости, печали. Когда он был здоров, весь дворец казался как бы преображенным; это был луч солнца, освещавший вещи, меняющий настроение окружающих, и даже природу парка, которую я изучил вдоль и поперек и до сих пор не понял, отчего же она был так привлекательна в те дни. Когда Мой Друг болел, все как будто бледнело , погружалось в тень.Все начинали тихо говорить, медленно двигаться, на лицах читалась какое-то постоянное напряжение, Сестры переставали бегать и шалить. Иногда продолжалось это несколько недель, а иногда и месяцев. И тогда главные его друзья, Сестры, Коля Деревянко(сын доктора) должны были немного подвинуться! Я,Джой, сидел при нем неотлучно, если Цесаревичу было больно, я только тихо скулил и клал голову на его ноги, лизал руку.Меня не гоняли,все знали,что я его друг. Я первый угадывал, что болезнь отступала, и готовился радостно оповестить об этом всех.Я не ревновал Цесаревича к Зубровке (страшненькому,какого-то невразумительно- песочного цвета беспородному котенку),потому что он сам понимал,что я главнее и ближе к Хозяину,но толстого кота Котьку( хорош Котька. чуть ли не вдвое больше меня!) ротмистра Воейкова, которого тот преподнес Цесаревичу во время его болезни ,я сначала просто терпеть не мог! Препротивнейший субъект!. Но когда я увидел, что лапы кота без когтей(у бедняги их просто удалили, чтоб он случайно не поранил моего Друга), даже немного пожалел кота.Вот уж действительнобедняга!

Мой друг разрешал нам с Котькой и Зубровкой сидеть с ним на занятиях в классной комнате. Я старался сидеть тихо у ног моего Друга, не мешать, Котька тоже (ему бы поспать на бумагах!),а вот шалун Зубровка…Его часто гоняли за шалости,а наш юный Хозяин тихонько смеялся.

К Ваньке,старому ослику из цирка Чинизелли, подаренному моему Другу бабушкой ,Марией Федоровной, я не ревновал ни сколько. Ванька был умный и забавный, большой дипломат. Когда Алексею Николаевичу захотели подарить осла, долго, но безрезультатно обращались ко всем барышникам в Петербурге; тогда цирк согласился уступить Ваньку,старика-артиста, который по дряхлости уже не годился для представлений. И вот таким образом Ванька появился при дворе, вполне оценив, по-видимому, дворцовую конюшню и здешний овес. Он очень забавлял нас, так как знал много самых невероятных фокусов. Мне было смешно смотреть, как он с большой ловкостью выворачивал карманы придворных в надежде найти в них сладости. Он находил особую прелесть в старых резиновых мячиках, которые небрежно жевал, закрыв один глаз, как старый янки. Иногда я ,чтоб рассмешить Друга,покусывал Ваньку за ноги,а он делал вид,что хочет попасть в меня своим маленьким, треснутым копытцем! Вот была потеха. Цесаревич смеялся, а мы-то с Ванькой знали, что это всего-лишь игра!

Иногда мой Друг,во время наших прогулок по парку в Царском селе просто ложился на спину и долго смотрел в небо. Я лежал рядом и смотрел на него.Однажды Ольга, увидев это, спросила его, что это он лежит так тихо. «Я люблю думать и удивляться», ответил мой Друг. «Чему?»- — Настаивала Ольга. «О! Есть так много вещей, —сказал он, — я наслаждаюсь солнцем и красотой лета, пока могу. Кто знает, может быть, однажды в такой вот прекрасный день я буду лишен этой возможности».

И такое время настало…Ещё недавно было лето, морские веселые прогулки на царской яхте «Штандарт»,а потом радость ушла куда-то и начался фронт, ставка в Могилеве, куда даже меня один раз взял мой Хозяин(а он туда отправился с отцом, Николаем Александровичем).Там везде была смерть, хотя никто ее нам не показывал специально, видимо щадя моего Хозяина.Она была на озабоченных лицах солдат, которых прогоняли строем мимо,в глазах какого-то офицера, нагнувшегося, чтоб меня погладить, в его необычном запахе да и просто она Была Везде.Я это чувствовал в воздухе,которых пах так остро и жутко. Я тихо скулил и был сначала даже рад, что в следующую поездку меня оставили в Царском селе.Но потом всё равно мне стало не хватать Друга,и Сестры писали ему в Ставку,куда он поехал в очередной раз с отцом,как я переживаю,скучаю и ничего не ем в тоске и тревоге…

Рухнуло все в один день.С 8 марта 1917 года мы все под арестом в Царском Селе. Кончилась наша добрая, радостная, счастливая жизнь. Ре-во-лю-ция. Это слово жесткое, твёрдое, какое-то чужое слово выучила даже туповатаяОртипО, французская бульдожка Татьяны (кстати, подаренный Дмитрием Маламой, раненым корнетом из Царско-Сельского госпиталя, большим ее поклонником) и маленькая жеманная Джимми-болонка Анастасии. Ведь, в результате, именно это слово разрушило нашу жизнь, как разрушило жизнь наших милых друзей-хозяев,от которых наши жизни были не отделимы Вот,говорят нам,пора в дорогу. Кошки, кот не едут.По мне так и прекрасно,а хозяева расстроены. Едем в Тобольск1 августа 1917 г. Сначала в этом городе, незнакомом и странном, было как-то странно и неуютно. Никого не отпускали со двора губернаторского дома.Но помойка там была отменная-огромная яма, и мы с ОртипО наслаждались вкуснейшими деликатесами оттуда. Хозяева этого не одобряли и постоянно нас гоняли. Ещё я обнаружил одну лазейку и постоянно убегал в город, обследуя тобольские улочки и замечательные свалки. Я знал, что мой Друг волнуется за меня, но не мог бороться с искушением новизны и свободы, тем более завелись у меня весьма интересные знакомствав городе. Искали меня постоянно, самполковник Кобылинский(*начальник караула и особого отряда по охране С.),который ходил по городу и выпрашивал у частных лиц деньги на содержание Августейшей семьи иногда наблюдал мои перемещения и доставлял к хозяевам. Положение в доме становилось все хуже и хуже. Я сам слышал, что повар Харитонов докладывал Кобылинскому, что больше «не варят» и «в кредит отпускать скоро не будут». «Свершилось позорнейшее для чести русского народа событие» так говорили некоторые наши домашние слуги.полковник Кобылинский явился к государю и доложил ему, что он боится, что благодаря потере им власти над солдатами он не может быть более полезным для государя и просил отпустить его. Государь император обнял Кобылинского. На глазах его навернулись слезы, и он сказал: «Вы видите, что мы все терпим. Надо и вам потерпеть».

Временное правительство пало. Новая власть известила по телеграфу Кобылинского, что «у народа» нет средств содержать царскую семью. Отныне она должна существовать на свои личные средства. Ей дается лишь квартира и солдатский паек. Про нас вообще никто не упоминал, про слуг-тоже. Но я даже потолстел (О,дорогая помойная яма и друзья в городе!),это отметила Ольга Николаевна, разглядывая мои лоснящиеся, округлившиеся бока. Ну что ж, со стороны виднее.

Опущу описания тяжелой дороги в Екатеринбург. Ехали мы с моим Другом и .30 марта Цесаревич тяжко заболел в Тобольске. С ним повторился такой же случай, что и в Спале в 1912 г., но болезнь приняла ввиду отсутствия медицинских средств более серьезный характер: у него отнялись обе ноги и самый болезненный процесс протекал весьма бурно, причиняя ему большие мучения. Яковлев, наш новый Ко-мен-дант, так это называлось, разделил семью. Мы с Цесаревичем и Сестрами остались в Тобольске, Родители с Марией Николаевной и с большинством из самых преданных слуг были отправлены в Екатеринбург.Спустя несколько дней в доме появилось одно лицо, новый начальник-ко-мен-дант, который должен был сопровождать детей. Это лицо носило фамилию Родионов и было членом «Уральского так называемого областного совдепа» ( так мне рассказал один из матросов, охранявший дом, от которого частенько как-то странно пахло, но он был добрым и любил изредка потрепать меня по спине и ушам,ну и рассказать что-нибудь интересное)

Обращение этих людей с детьми и некоторыми лицами из прислугибыло плохое. Родионов запретил Сестрам запирать дверь их комнаты на ночь, объявив им, что он имеет право входить в их комнату в любое время дня и ночи. Он перерыл все вещи в доме, посмел порыться даже на престоле их домовой церкви. Он обыскивал в очень грубой форме даже монахинь при богослужении и вызывал слезы Татьяны Николаевны своими грубыми манерами. Я хотел его укусить, но он вытащил наган и наверное застрелил бы меня,если бы не мой Друг, который утащил меня в комнату за весьма уже потрепанный поводок.

Наконец-то Цесаревич был готов у путешествию.Ох и печальное оно было….Сначала мы долго плыли на пароходе «Русь», затем ехали на поезде. И везде одно хамство, непочтение. Мой друг пытался оградить, защитить Сестер, но его совсем никто не слушал. Прибыли 10-ого мая в два часа утра в Екатеринбург.

Период Екатеринбургского заключения Семьи был полон страданий.Один я бегал теперь свободно, меня не могли искать,так как почему-то слуг у Семьи осталось совсем мало,да их и не выпускали из дома Ипатьева(так теперь называли нашу тюрьму).А меня почему-то наши тюремщики не замечали. У нас был новый ко-мен-дант (теперь его почему-то называли ещё гаже-комиссар) Авдеев, его помощник и еще несколько человек находились все время в верхнем этаже дома, где они занимали одну из комнат, а команда охраны – в нижнем этаже. Это были грубые и пьяные люди. Они входили, когда им было угодно, в комнаты Семьи и вели себя отвратительно, отравляя их жизнь. Они позволяли себе входить в столовую, когда обедала Семья, лезть своими ложками в общую миску с супом, и иногда дерзость их доходила до такой степени, что они как бы неумышленно задевали своими локтями лицо императора или же, становясь сзади стула императрицы, наваливались на стул, задевая государыню. Ещё они орали песни, которые мне очень не нравились. Они нагоняли тоску и мне хотелось выть. Но я держался, боясь подвести моего Друга и Семью.Мой Друг все время болел и лежал в постели, не будучи в состоянии ходить. Его выносил на прогулки обыкновенно сам Николай Александрович.Я бежал рядом. Меня в такое время даже в город не тянуло..

А потом появился Юровский. Вместо Авдеева.Он был так злобен,что я держался от него подальше. От него веяло какой-то ненавистью ко всему,что было так любимо мной:к моему хозяину, к Семье ,к вещам Семьи, к их разговорам…

Это произошло в страшную ночь с 16-ого на 17-ое июля. Почему-то мне захотелось на улицу,я думал-сбегаю и вернусь,но так не получилось. Когда я вернулся,меня грубо отбросил нагой солдат. Я полетел за ворота. Калитку захлопнули у меня перед носом. А потом на сердце навалилась тоска. Я не выл, только тихо поскуливал. Зато я услышал,как обреченно выла и лаялаОртипО. Потом-раздался ее визг и все стихло.ОртипО больше нет,подумал я. Начал бегать вдоль высокого забора, тихо скребся в калитку. Потом открылись ворота,выехала машина. Я почувствовал запах: это был запах смерти, но он был намного страшнее и явственнее, чем там, в могилевской ставке. Это был запах тех, кто был всем моим миром, моего Друга, моей Семьи, но теперь они все были мертвы! Я бежал за машиной, но мои коротенькие лапки не успевали, я завязал в грязи. Мне пришлось вернуться,я ещё надеялся, что кто-нибудь остался жив, и мы вместе сможем найти место, где похоронят моего Друга. Я не ел уже несколько дней, только тихо сидел около забора и ждал. Там меня и нашел этот охранник, Михаил Летемин, и взял к себе.

Когда я бегал по улицам, а части Белой армии входили в Екатеринбург, кто-то меня узнал, а я вспомнил этого человека. Это был офицер из ставки, который трепал меня за уши и расспрашивал Друга обо мне. Этот человек стал узнавать, чья это собака и ему указали на Михаила.

После Друга у меня поменялось много хозяев.

После Михаила я достался Павлу Родзянко, полковнику, какому-то значительному человеку при Колчаке. Увидев меня у того офицера, он долго гладил меня,хмурясь и вздыхая, и сказал, что заберет меня в память о моем хозяине, Цесаревиче, моем Друге,не дожившем до своего 14-ти летия всего две недели…От него я узнал,что на Ганиной Яме (так называлась шахта,куда сначала сбросили останки тех, кого я любил больше всего на свете) сверху бросили трупик Джимми, болонки Анастасии. Ей очень повезло, она осталась с хозяйкой до самого конца в той страшной комнате, меня туда привел Летемин, я всё понял.Джимми была в рукаве Анастасии, ее добили прикладом, на правую ножку наступили, раздавив ее полностью. Но она пыталась защитить хозяйку, а я своего Друга-не смог…

Потом мы долго воевали,плотом плыли на корабле, долго-долго.И наконец я в Лондоне,откуда прибыл в Россию мой прадед Даш, тот самый коккер-спаниель. Я хорошо ем, мне можно много гулять по королевскому парку, Мне было все равно, все что я любил осталось там,в России. Иногда я вою, это бывает по ночам, никто не кричит на меня, все знают,что я теперь собака Георга V, собака короля. Король внешне очень похож на Николая Александровича,но он мне такой чужой, с ним так холодно и тяжело. Я тоскую о моем друге, ничто меня не радует и в моей тоске никто меня не беспокоит.Я уже совсем состарился,шерсть поседела,зубы стерлись, когда я умру, меня похоронят на кладбище королевских собак. Но что мне с того, велика ли почесть быть похороненным в чужой земле, пусть и на королевском кладбище.?Я ведь так и не узнал тогда, где похоронен мой Хозяин. Я не смог его защитить, не погиб вместе с ним и это самая скорбная из всех моих собачьих печалей.

Приложение

(подлинные выписки из дневника Цесаревича о его любимцах:Джое и Котьке(Котике).

26 января М.М.Раевский (Цесаревичзаписывал, ктоизадъютантовбылдежурнымвэтотдень, прим. авт.) Всталрано. Утромучилсяипотомгулял. ЗавтракалсПапа, Мамаимы 5. ТретьегоднябешенаясобакаукусилаДжояиБромавБабловске...» (БаболовскийпаркодинизтрехпарковЦарскогоСела).

19 августа 1916 годавСтавкевМогилеве: «Утромбыло 2 урока. ДозавтракаписалМамаигулял. Завтракалсовсемивпалатке. ДнембылапрогулкапоДнепру. Послеобедабылвобоихсадах. ДжойиПулькавлечебнице. Уобоихчерви. ВечеромслушалчтениеСигаизанималсясП.В.П. Легранехонько» (Сиг - СиднейГиббс, П.В.П.- ПетрВасильевичПетров - учителяЦарскихдетей).

26 августа вМогилеве: «Утромдваурока: английскийиарифметика. Завтракалнаверху. ПослезавтракапрогулкапоДнепру. ОбедалтоженаверхусП.В.П. иСигом. ПриехалаАняизСибириипривезлаподарки. Послеобедаиграл. Пулькупривезлиздоровым. Вечеромчиталпо-французски. Былвпоезде. Леграно».

19 октября «ДоприездавЦ[арское] С[ело] игралив«NaineJaune». Приехалив 3 1/2 ч. НасвстретилиМама, сестрыидр. КаталсявсадуизаехалкКоле. Завтракалсосвоими, игралипознакомилКотькусОртипо. Леграно»(Коля - ДеревенкоКоля, сынврачаДеревенко).

26 октября «Спалдолго. Всталв 11 ч. Насморкпроходит. Игралв«КатеЛипе»изавтракалсовсеми. Выходилнамногихстанциях. ПриехаливМогилевв 5 ч. Съездиливнашдом, апотомназадвпоезд. СтрудомпоймалиубежавшегоКотьку. Леграно».

5 ноября: «Совчерашнегодняболейнет. Остаюсьпокаещевпостели. П.В.П., Ж.(ПьерЖильяр - учительЦаревича), Сигпостоянноуменя. ДозавтраканаписалписьмоМама. Деньпровелкаквчера: игралвморскуюигруивкарты, слушалфранцузскоеианглийскоечтение. П.В.П. прочелмнеоподвигахтелефонистаАлексеяМакухи. ДжойиКотькапостояннопримне. ПриехалА.А.Мордвинов».

7 ноября: «…Котькасудовольствиеместустриц. Надворелегкиймороз (-3°К). Далгубернатору 100 р. натабакдлясолдаткР.X.».

9 ноября: «Наконец-томнеразрешеновстать. Поднялсяраноипилкофе (ячменный) заобщимстолом. НаписалписьмоМама. Каталсянамоторедовокзалаиобратно, захвативссобойДжояивпервыйразКотьку. Таетигололедицатакая, чтовсепадаютназемь…».

Чтовсё-таки случилосьсКотькой(Котиком)и остальными кошками после отъезда семьи?

УезжаяизЦарскогоСелавссылку (каконитогдадумали) вТобольск, собакдетивзялиссобой. Ксожалениюибольшомуогорчениюнаследника, Котьку, какидругихкошек, пришлосьоставить.

Послеотъездасемьи, обер-камерфрауимператрицыМарияФедоровнаГерингерходилавоДворецприводитьвпорядокоставшиесявещи. ОнарассказалаВ.И.Чеботаревой: «…Скошкамибыладрама. Кухнязакрыта, кормитьихнечем, воДворценидуши». Впервыйжедень, какпришлаГерингер, несчастныеголодныезверитакикинулиськней. Жуткоевпечатление: мертвый, пустойДворец, вседверизаперты, итолько, кактени, носятсятрикошки! Роздалиих. Подарок m-meВоейковойотвезликнейже, идругихдвухпристроили (издневниковстаршейсестрыдворцовоголазаретаВ.И.Чеботаревой).

Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 68; Мы поможем в написании вашей работы!
Поделиться с друзьями:

Мы поможем в написании ваших работ!