О СТАРЫХ И НОВЫХ СКРИЖАЛЯХ часть 1 16 страница
Единственная, исключительная забота Заратустры - рождение сверхчеловека. Он пытается приблизиться к нему со всех направлений, устранить все препятствия, все помехи и бросить вам любой вызов, как угодно разбудить вас, чтобы вы не успокаивались самодовольно такими, какие вы есть. И чтобы в вас родилось огромное неудовлетворение и страстное желание, которое уводит вас за пределы самих себя, которое дает вам крылья и открывает вам небеса, которое позволяет вам стать гражданином бесконечности и вечности. Вот что он имеет в виду под сверхчеловеком.
Заратустра говорит: Враждебен я Духу Тяжести, поистине, смертельна, непримирима, исконно вражда моя! — все мистики таковы. Мистицизм можно определить как борьбу против Духа Тяжести.
Я могу теперь спеть об этом, и хочу петь: хотя один я в пустом доме, и придется петь песню для собственных ушей.
Есть, конечно, другие певцы, у кого только в полном доме голос делается мягким, жест — выразительным, взор — красноречивым, сердце — бодрым: но я не похож на них.
Тот, кто научит людей летать, сдвинет все пограничные камни; сами эти камни заставит он воспарить, и новым именем назовет землю — именем "легкая".
Для начала нужно составить некоторое представление о том, из чего складывается в вас Дух Тяжести.
Любая собственность делает вас тяжелым, не позволяет летать; она отнимает у вас крылья. Я не против пользования вещами. Пользуйтесь, сколько хотите, но не обладайте вещами, потому что в тот момент, когда вы начинаете владеть чем-либо, вы, не зная этого сами, становитесь собственностью этих вещей. Человек, который желает только денег, вскоре обнаруживает, что стал пленником своего собственного состояния. Он по привычке считает себя собственником, но, в конце концов, обнаруживает, что он — собственность.
|
|
|
Есть одна суфийская история. В маленькой хижине, совсем крохотной, жил один суфийский мистик со своей женой. Среди ночи — шел дождь, было это в темном лесу, диком и опасном — кто-то постучал в дверь. Жена была у двери, она спала. В хижине было не так уж много места, его едва хватало для двоих.
Муж сказал:
— Открой дверь. Ночь темна, в лесу полно диких зверей. Кто-то сбился с пути. Ему нужно убежище. Жена рассердилась. Она ответила:
— Но в нашей хижине нет места! Мы с тобой здесь едва помещаемся!
Мистик засмеялся и сказал:
— Это не королевский дворец, — каким бы большим он ни был, дворец всегда меньше хижины бедного мистика. Двое могут спать, а трое прекрасно усядутся. Мы будем сидеть, разговаривать, рассказывать истории и петь. Ночь так прекрасна и тиха; и даже в дожде есть своя музыка. Открой дверь!
|
|
|
Жена открыла. Насквозь промокший человек вошел и сказал:
— Мне неловко беспокоить вас. Я заблудился, и нигде не видно никакого света, кроме огонька в вашей хижине. Я понимаю, что она слишком мала, но у меня не было другого выхода. Снаружи очень опасно. Лес полон диких зверей.
Мистик сказал:
— Ничего страшного; здесь достаточно места. Двое могут спать, трое могут сидеть. Мы редко выходим и не слишком много знаем о мире. Мы рады вам. Вы расскажете нам то многое, что знаете о мире, а мы будем слушать. Мы умеем петь песни — мы подарим их вам, и ночь пролетит быстро; почти полночи уже прошло. Пожалуйста, закрывайте дверь и будьте как дома; не волнуйтесь о том, что причиняете нам неудобства. Вы удостоили нас большой чести; вы дали нам возможность принять гостя; вы сделали нас богаче. Мы очень бедны — гости никогда не стучат в нашу дверь. Наши сердца взволнованы.
Человек сел. Мистик запел песню; она была так прекрасна и так созвучна дождю, так гармонировала звучащей тишине леса. И тут еще кто-то постучал в дверь. Мистик сказал гостю:
— Вы сидите у двери, откройте, пожалуйста. Кому-то нужен приют; ночь опасна.
Но человек, который сам всего несколько минут назад просил убежища, рассердился. Он сказал:
|
|
|
— Что вы хотите сказать? Здесь нет места. Мистик ответил:
— Это не королевский дворец, в котором всегда недостает места. Это маленькая хижина бедного мистика. Мы сидим; трое могут сидеть свободно. Четверым придется сесть потеснее, поближе друг к другу. И это настоящая радость — чувствовать тепло и любовь другого человека: ведь ночь холодна. Это желанный гость. Откройте же дверь! Вспомните, несколько минут назад вы сами были в таком же положении.
Первый гость нехотя открыл дверь. Второй человек тоже потерял дорогу в лесу; он сказал:
— Простите меня, я ничего не мог поделать; иначе я не постучался бы к вам. Я видел, что места очень мало, и здесь уже сидят трое.
Мистик ответил:
— Ничего особенного. Мы сядем чуть поближе. Между троими оставались промежутки; между четверыми их не будет. Чувствовать любовь друг друга, чувствовать тепло друг друга, чувствовать жизнь друг друга — такая радость! Мы вам рады. Закрывайте дверь и садитесь.
Теперь хижина была полностью занята. Мистик запел другую песню, и когда он кончил, в дверь снова постучали, и этот стук был совершенно не похож на обычный. Все вздрогнули. Они знали, что мистик впустит любого, кто стучит в его дверь. Мистик сказал:
|
|
|
— Откройте дверь. Это один из моих друзей — осел, живущий поблизости, дикий осел.
Оба гостя и жена были в гневе; они закричали:
— Ну, это уж слишком! Это невыносимо. Здесь нет места даже для того, чтобы сидеть удобно, а ты хочешь пустить еще и осла?
Мистик сказал:
— Сколько раз я должен вам повторять, что это — хижина бедного мистика? Здесь всегда есть место, нужно только поискать. Мы сидели; теперь мы будем стоять. Да и ночь уже почти на исходе. Скоро рассвет. Откройте дверь и впустите гостя — неважно, человек это или осел. По-моему, нужно приветствовать любого, кто нуждается в приюте. И вы прекрасно знаете: несколько минут назад вы были в таком же положении.
С большой неохотой второй гость открыл дверь. Вошел осел, с которого стекали потоки воды, и мистик сказал:
— Бедный ослик, ему нужна наша помощь. Давайте пропустим его в середину, а сами встанем вокруг. Он немного согреется. Вы, наверное, не знаете, что он любит мои песни. Я спою особую песню в его честь. Закройте дверь.
Все были в замешательстве. Он запел песню, и осел слушал очень внимательно.
А утром... они разошлись. Когда они собирались уходить и благодарили хозяина за гостеприимство, он сказал:
— Дело не в этом — вы оказали мне честь. Вы заставили меня почувствовать себя хозяином дворца. Простите же меня: я не мог предоставить вам достаточно места, ведь одновременно пришло так много гостей. Но всегда помните: пространство — вопрос вашего духа. Дело не в физическом пространстве; это вопрос духовной вместимости.
Этот мистик неподвластен закону притяжения, который тянет людей вниз. Его отношение к проблеме показывает, что у него есть крылья. Дух Тяжести не может вмешаться в его жизнь.
Всякий раз, когда вы чувствуете, что делаете нечто вредное, когда вы делаете что-то только из лицемерия, когда вы делаете что-то такое, что есть лишь игра, притворство, неподлинное, неискреннее, когда вы не правдивы, — вы падаете вниз, вы теряете высоту. Когда вы чувствуете ревность, когда вас наполняет ненависть, насильственность, гнев, ярость, вы можете даже почувствовать это — вы становитесь тяжелыми. Ревность делает вас тяжелыми, гнев делает вас тяжелыми, эгоистические претензии делают вас тяжелыми.
Это можно почувствовать и почти точно разделить — что делает вас тяжелыми и что делает вас легкими. Любовь делает вас легче, доброта делает вас легче, сострадание делает вас легче, безмолвие делает вас легче, радость делает вас легче. Все, что делает вас легкими и невесомыми, помогает вам освободиться от плена.
Но человек настолько слеп, что порой ведет себя невообразимо. Я слышал: двое мужчин ехали работать на далекую Аляску. Вот и последняя деревня; вполне возможно, что дальше им не встретится ни один человек. Они покупали все, что им может потребоваться на три-четыре месяца работы на Аляске. Это были неординарные люди: оба — ученые-исследователи, они отправлялись в научную экспедицию.
Хозяин маленькой лавки, где они покупали все необходимое, предложил им:
— Может быть, вы думаете, что не мое дело — советовать вам, но я знаю Аляску; мне известно, что вы не встретите там ни одной живой души. Это последний населенный пункт. Вы отправляетесь в глубокое безлюдье. Очень возможно, что вы начнете скучать по своим женам, но вы не сможете найти там женщин. Как раз для людей, которые отправляются на работу в безлюдные места, у меня есть резиновая женщина, надувная. Это произведение искусства. Вам нужно только надуть ее; насос прилагается. Вы будете приятно удивлены: вы никогда не видели такой красивой женщины, с таким прекрасным пропорциональным телом. Один мужчина заявил:
— Все это ерунда. Не слушай этого человека — это просто глупо.
Но второй ученый заинтересовался. Он сказал:
— Я куплю ее, — и добавил своему другу: — запомни, это моя женщина, и я не потерплю, чтобы кто-нибудь увивался вокруг моей женщины.
Первый ученый сказал:
— Никогда не думал, что ты так глуп. Это же просто резиновый мешок. Но тот ответил:
— Хочу предупредить тебя заранее. Я не буду смотреть спокойно, если ты попытаешься завести какие-нибудь отношения с моей женщиной.
— И не подумаю... — сказал его приятель.
Но это трудно себе представить: жить четыре месяца одному... Да еще когда тебе каждый день говорят об этой женщине: "Она такая миленькая, такая хорошенькая. Знаешь, я даже боюсь, что не смогу любить настоящую женщину. Ни одна настоящая женщина не может быть так красива и послушна".
Мало-помалу другой ученый тоже стал чувствовать, что ему нужна женщина. Однажды, когда друга не было дома, он решил воспользоваться случаем. Он надул резиновую женщину и воскликнул:
— Боже мой! Она гораздо красивее любой Софи Лорен!
Он не смог устоять и занялся любовью с этим резиновым мешком. И на этом дело не кончилось: играя с ее резиновой грудью, он прокусил ее, и женщина улетела в окно! Воздух вышел так неожиданно, что она вылетела в форточку. И как раз в этот момент вернулся его друг. Он сказал:
— Ну, все. Я предупреждал тебя, но ты не слушал. — И он застрелил предателя.
Через четыре месяца он вернулся в деревушку, чтобы купить кое-что. Продавец спросил:
— Как вам нравится женщина? Да, я что-то не вижу вашего друга.
Ученый ответил:
— Не говорите мне о нем. Он мне не друг. Мне пришлось пристрелить его.
— Пристрелить? За что?
— Он заигрывал с моей женщиной. Я за нее заплатил. Мало того, он испортил мою женщину, и я пришел за новой.
Продавец не мог поверить, что ревность может быть так тяжела — и по такому банальному поводу.
Но ревность держит вас внизу. Гнев делает вас тяжелыми. Конкуренция, жажда собственности сделали вас пигмеями; иначе вы тоже были бы великанами, подобно Заратустре или Гаутаме Будде.
Заратустра говорит: Враждебен я Духу Тяжести. Вместо того чтобы перечислять все, что делает вас тяжелыми, он просто пользуется словами Дух Тяжести. В них содержится все, что отягощает вас.
...Поистине, смертельна, непримирима, исконно вражда моя!
Я могу теперь спеть об этом, и хочу петь: хотя один я в пустом доме, и придется петь песню для собственных ушей.
Есть, конечно, другие певцы, у кого только в полном доме голос делается мягким, жест — выразительным, взор — красноречивым, сердце — бодрым: но я не похож на них.
Эти певцы — не настоящие. Песня приходит не спонтанно. Их песня — товар. Им нужна публика — покупатели; они не могут петь в одиночестве. Они не могут быть цветами, что цветут в одиночестве глухого леса, куда никто не заходит. Но цветок цветет всеми своими красками и отдает ветрам свое благоухание — не заботясь о том, достигнет ли оно чьих-нибудь ноздрей, увидят ли чьи-нибудь глаза его прекрасные краски. Это внутренний рост. Он не будет ждать прохожих, толпы, которая станет оценивать и аплодировать.
Заратустра говорит: "Есть другие певцы, очень искусные, очень красноречивые, но они будут петь только при полном зале; я не из них. Песня — моя душа. Она не продается; это не товар. Я пою ее не для того, чтобы развлечь кого-нибудь, я пою ее из чистой радости. Для меня радость — петь. Совершенно безразлично, похвалит ее кто-нибудь или осудит".
Тот, кто научит людей летать, сдвинет все пограничные камни — моя песня абсолютно свободна, она посвящена свободному духу человека; она хочет сдвинуть все пограничные камни — сами эти камни заставит он воспарить, и новым именем назовет землю — именем "легкая". Моя песня не принадлежит Духу Тяжести; моя песня — начало вознесенного существования.
Страус бежит быстрее самой резвой лошади, но в тяжелую землю еще прячет он голову свою: так и человек, который не умеет еще летать. Большинство людей тысячи лет ведет себя подобно страусам. Их логика одинакова: выкопайте яму в песке и суньте в нее голову. Это помогает страусу. Это называется "страусиной логикой". Это помогает ему не видеть врага; а если он не видит врага, он делает вывод, что его нет. Он может бегать быстрее любой лошади, но становится жертвой своей идиотской логики — его может убить любой.
Как только он видит приближающегося врага, он тут же закрывает глаза и засовывает голову поглубже в песок. И тогда он совершенно спокоен: он не видит врага, значит, его нет. Но на самом деле он становится более уязвимым. Если бы он не закрывал глаза, он мог бы убежать, он мог бы драться, он мог бы спастись.
Заратустра говорит: "Человек, который еще не может летать, в точности как страус. Он способен летать, но вырыл в земле глубокую нору; он привязан к земле. Он боится потерять свою собственность, он боится потерять толпу, боится потерять свою семью, боится тысячи и одной вещи. Из-за своего страха, абсолютно необоснованного — это всего лишь проекции ума — он стоит на месте; он не движется. Он не пускается в странствие по неведомым землям, он не начинает восхождение к неведомым вершинам.
Это самое главное: быть странником, как чужой в чужих землях, и быть альпинистом, восходящим к вершинам. Это первые упражнения для полетов в небо. Просто так не взлетишь.
Вам будет любопытно узнать, что почти сто лет альпинисты всего мира приезжали в Гималаи и совершали невероятные усилия, связанные с огромным риском, чтобы покорить еще незавоеванный пик, Эверест. До Эдмунда Хиллари погибли сотни альпинистов; не нашли даже их костей. Самое любопытное то, что эти альпинисты приезжали со всего света, но ни один индиец даже не пошевелился — это было слишком рискованно, слишком опасно.
Даже группа женщин-альпинисток из Японии... а после Эдмунда Хиллари это стало еще более опасно, потому что Эдмунд Хиллари выбрал наименее рискованный путь к вершине Эвереста. Группа молодых японок выбрала самый опасный путь, который никто еще не пробовал, и они достигли пика. Их победа гораздо более велика, чем успех Эдмунда Хиллари, поскольку его путь был хорошо известен, все альпинисты ходили по этому пути, самому легкому.
С другой стороны, со стороны Китая, подъем на Эверест очень крут. Хотя они были вторыми, по моему мнению, их восхождение на Эверест было гораздо более высокого качества.
Во-первых, это были женщины; во-вторых, они выбрали нехоженый путь, который был известен как очень опасный, и все же им это удалось. Но до Эдмунда или после Эдмунда - хотя Гималаи и находятся в Индии, ни один индийский альпинист даже не подумал взбираться на Эверест.
Это объясняет, почему эта страна две тысячи лет была в рабстве. Она не умеет жить опасно. Она не умеет жить, она умеет только выживать. А пока вы не живете опасно, вы не можете петь песен. У человека, который едва-едва выживает, нет энергии на песню или танец. И его можно сделать рабом без всякого труда, поскольку у него не хватает энергии оказать какое-нибудь сопротивление.
Тяжелыми называет он землю и жизнь, ибо так хочет Дух Тяжести! Но тот, кто жаждет стать легким, стать птицей, тот должен любить самого себя, - так учу я.
Первая заповедь для того, кто хочет избавиться от плена тяжести — это любить себя. Ни одна религия этому не учит. Фактически, все религии учат как раз обратному — ненавидеть себя. Они не говорят об этом так ясно, но это следует из всего, что бы они не говорили. Вы недостойны; вы грешник; вы должны доказывать, что вы достойны — должны быть моральными, религиозными, святыми. Они дают вам идеалы, а вы должны в точности копировать эти идеалы — тогда они вас уважают. Но копия есть копия; это не ваш настоящий дух — это не вы!
Вы можете стараться стать Гаутамой Буддой. В течение двадцати пяти веков миллионы людей на Востоке пытались стать Гаутамой Буддой, но ни один не достиг этой вершины. В большинстве своем они оставались буддистами, последователями Будды, и то весьма прохладными, всячески лицемеря — ни искренности Гаутамы Будды, ни подлинного поиска Гаутамы Будды.
Я был в Бодхгайе, месте, где Гаутама Будда стал просветленным. В память о его просветлении там стоит храм. Эти камни до сих пор сохранены на том самом месте, где он ходил — поскольку у него было два вида медитации. Одна из них — сидячая медитация, випассана, которую он выполнял сидя под деревом бодхи. Но целый день сидеть невозможно, поэтому он выполнял ее двумя способами: час он медитировал сидя, час медитировал с ходьбой. Камни, по которым он ходил, лежат рядом с храмом на прежнем месте. Дерево тоже растет на прежнем месте. Это не то самое дерево, но это его далекий потомок.
Я видел буддийских монахов из Японии и Тибета, которые приезжали отдать дань уважения, потому что это их величайшая святыня, но я не видел, чтобы они ходили по этим камням, медитируя. И также я не видел, чтобы они сидели под деревом бодхи и медитировали. Я видел, как они поклонялись дереву, молились внутри храма перед статуей Будды. Будда никому не молился — он занимался поисками собственной души. Поклоняясь, вы не найдете ее; чтобы ее найти, вы должны пойти внутрь себя. И никто другой не может сделать это за вас. Вам придется в полном одиночестве пойти туда, где вы никогда не бывали.
Это одно из самых опасных переживаний — быть одному внутри самого себя, оставив ум далеко позади, оставив сердце далеко позади. Вы слегка знакомы со своим умом и немножко — со своей любовью, со своим сердцем, но вы абсолютно не осознаете своего существа, своего сокровенного центра.
Люди, которые пытаются стать Гаутамой Буддой, в лучшем случае могут стать актерами. Возможно, в спектакле они могут точно повторить то, что делал Гаутама Будда. Но в реальной жизни вы можете быть только собой, вы не можете быть никем другим.
Дух Тяжести учит вас, что жизнь тяжела, но Заратустра говорит: "Это зависит от вас. Вы выбираете, будет ли жизнь тяжелой или легкой. Если вы не цепляетесь за толпу, если вы не держитесь за собственность, жизнь может быть абсолютно легкой". Первое основание для этого — любить себя. Не нужно никого копировать, ибо именно здесь все сбиваются на ложную дорогу.
Любите себя такими, какие вы есть. Это не мешает вашему росту. На самом деле, чем больше вы любите себя, тем больше вы совершенствуете себя. Чем больше вы любите себя, тем изящнее вы становитесь. Чем больше вы любите себя, тем более самобытной и подлинной становится ваша индивидуальность. А только самобытная индивидуальность может быть легкой как птица, так что небо внутреннего сознания целиком открыто для ее полетов. Тогда ничто не помешает ей.
Конечно, любить не любовью больных и немощных. Религии всегда учили вас: "Любите больных, любите немощных. Идите в больницы, стройте больницы, служите бедным". Такое впечатление, что все религии сосредоточены на больных, немощных, бедных. Никого не интересуете вы с вашим богатством, величием и славой.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 249; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!