Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 38 страница. Мы думаем поэтому, что будет своевременно посвятить несколько статеек книге Гайндмана особенно ввиду «выступления» правокадетских «Русских Ведомостей» (от 14

Мы думаем поэтому, что будет своевременно посвятить несколько статеек книге Гайндмана особенно ввиду «выступления» правокадетских «Русских Ведомостей» (от 14 октября) с статьей либерала Дионео, дающего замечательный образчик либерально­го освещения или, вернее, затемнения этих вопросов.

Начнем с воспоминаний Гайндмана о Марксе. Г. Гайндман познакомился с ним только в 1880 году, будучи, видимо, очень мало осведомлен об его учении и о социа­лизме вообще. Характерно для английских отношений, что Гайндман, родившийся в 1842 году, был до тех пор неопределенного цвета «демократом» со связями и симпа­тиями в консервативной партии

* «The Record of an Adventurous Life», by Henry Mayers Hyndman. London (Macmillan and C°). 1911.

390__________________________ В. И. ЛЕНИН

(тори). К социализму Гайндман повернул после чтения «Капитала» (во французском переводе) во время одной из своих многочисленных поездок в Америку между 1874 и 1880 гг.

Отправляясь, в сопровождении Карла Гирша, знакомиться с Марксом, Гайндман мысленно сравнивал его с... Мадзини!

В какой плоскости ставил эти сравнения Гайндман, видно из того, что влияние Мад­зини на окружающих он называет «личным и индивидуально-этическим», а влияние Маркса «почти всецело интеллектуальным и научным». К Марксу Гайндман шел, как к «великому аналитическому гению», стремясь учиться у него, — в Мадзини его привле­кал характер, «возвышенный образ мыслей и поведения». Маркс был, «неоспоримо, более могучим умом». Гайндман, неоспоримо, весьма плохо понимал в 1880 году (да не совсем понял и теперь — об этом ниже) различие между буржуазным демократом и со­циалистом.

«Когда я увидал Маркса, — пишет Гайндман, — мое первое впечатление было: сильный, лохматый, неукротимый старик, который готов — ятобы не сказать: стремится — вступить в конфликт и настроен с некоторой подозрительностью, как будто бы ему предстояло сейчас же выдержать нападение. Но он по­здоровался со мной любезно, и столь же любезны были его первые слова. Я сказал, что мне доставляет большое удовольствие и честь пожать руку автора «Капитала», он ответил, что с удовольствием читал мои статьи об Индии и лестно отзывался о них в своих корреспонденциях в газеты».

«Когда Маркс говорил с бешеным негодованием о политике либеральной партии, в особенности по отношению к Ирландии, — маленькие, глубоко сидящие глаза старого борца загорались, тяжелые брови хмурились, широкий большой нос и лицо приходили в движение, и с уст лились рекой горячие, бурные обвинения, которые показали мне и всю страстность его темперамента и превосходное знание англий­ского языка.

Гайндман до своего недавнего поворота к шовинизму был решительным врагом английского импе­риализма и вел с 1878 года благородную кампанию разоблачений против тех позорных насилий, бес­чинств, грабежей, надругательств (вплоть до сечения политических «преступников»), которыми просла­вили себя издавна англичане всех партий в Индии — вплоть до «образованного» и «радикального» писа­теля Джона Морли (Morley).

ГАЙНДМАН О МАРКСЕ_____________________________ 391

Контраст был поразительный между его манерой говорить, когда его так глубоко волновал гнев, и всем его обличьем, когда он излагал свои взгляды на экономические события известного периода. Без всякого заметного усилия он переходил от роли пророка и могучего трибуна к роли спокойного философа, и я сразу почувствовал, что пройдет много долгих лет, пока я перестану чувствовать себя перед ним в облас­ти этих последних вопросов, как ученик перед учителем.

Меня поразило, когда я читал «Капитал» и в особенности мелкие сочинения его, о Парижской Ком­муне и «18 брюмера», как он умел соединять самое точное и холодное исследование экономических при­чин и социальных последствий с самой горячей ненавистью к классам и даже к отдельным лицам, вроде Наполеона III или Тьера, которые, по его же собственной теории, были не более, как мухами на колесах Джаггернаутовой колесницы капиталистического развития. Не надо забывать, что Маркс был еврей, и мне казалось, что он соединял в себе, в своем характере, в своей фигуре — с его внушительным лбом, большими навислыми бровями, пылкими, сверкающими глазами, широким чувственным носом и под­вижным ртом, с лицом, обросшим со всех сторон лохматыми волосами, — праведный гнев великих про­роков его расы и холодный аналитический ум Спинозы и еврейских ученых. Это было необыкновенное сочетание различных способностей, подобного которому я не встречал ни в одном человеке.

Когда мы с Гиршем вышли от Маркса и я находился под глубоким впечатлением личности этого ве­ликого человека, Гирш спросил меня, что я думаю о Марксе. «Я думаю, — отвечал я, — что это Аристо­тель XIX века». И однако, сказав это, я сейчас же заметил, что такое определение не охватывает всего «предмета». Взять прежде всего то, что невозможно себе представить Маркса соединяющим функции царедворца по отношению к Александру Македонскому с глубокими научными работами, так могущест­венно повлиявшими на ряд поколений. А кроме того, Маркс никогда не отделял себя так полно — вопре­ки тому, что много раз о нем говорили, — от непосредственных человеческих интересов, чтобы рассмат­ривать факты и их обстановку в том холодном, сухом освещении, которое характерно для величайшего философа древности. Не может быть никакого сомнения, что у Маркса ненависть к окружавшей его сис­теме эксплуатации и наемного рабства была не только интеллектуальная и философская, но и страстно-личная.

Помню, однажды я сказал Марксу, что, становясь старше, я становлюсь, мне кажется, более терпи­мым. «Более терпимым? — отвечал Маркс — более терпимым?» Было ясно, что он более терпимым не становится. Я думаю, что именно эта глубокая ненависть Маркса к существующему порядку вещей и его уничтожающая критика своих противников помешала многим из числа образованных людей зажиточно­го класса оценить все значение его великих произведений и сделала такими героями

392_______________________________ В. И. ЛЕНИН

в их глазах третьестепенных полузнаек и логомахов вроде Бем-Баверка только из-за того, что они извра­щали Маркса и пытались «опровергнуть» его. Мы привыкли теперь, особенно в Англии, бороться всегда с большими мягкими шарами на концах рапир. Яростные нападения Маркса с обнаженной шпагой на его противников кажутся неприличными нашим джентльменски лицемерным ученым дуэлянтам, и они не в состоянии поверить, что такой беспощадный полемист и неистовый враг капитала и капиталистов был на самом деле самым глубоким мыслителем нашей эпохи».

В 1880 году Маркс был почти незнаком английской публике. Здоровье его в то время уже заметно слабело, усиленные занятия (до 16 часов в сутки и больше умственного труда!) подорвали его организм, доктора запретили ему заниматься по вечерам, и я пользовался — рассказывает Гайндман — его часами досуга для бесед с ним с конца 1880 до начала 1881 года.

«Наша манера беседовать была довольно оригинальная, Маркс имел привычку ходить быстро взад и вперед по комнате, когда он оживлялся спором, — как будто бы он гулял по палубе морского судна. Я приобрел за время своих долгих путешествий (в Америку, Австралию и т, д.) такую же привычку шагать взад и вперед, когда голова чем-нибудь особенно занята. И вот, можно было наблюдать такую сцену, что учитель и ученик шагают по два и по три часа вдоль и поперек комнаты вокруг стола, обсуждая вопросы современной эпохи и дела минувших дней».

Какова была позиция Маркса по различным вопросам, которые он обсуждал с Гайндманом, этого последний не передает сколько-нибудь обстоятельно ни по одному вопросу. Из изложенного выше видно, что Гайндман сосредоточивается больше всего и почти исключительно на анекдотической стороне дела: это соответствует всему ос­тальному содержанию его книги. Автобиография Гайндмана есть биография англий­ского буржуазного филистера, который, будучи лучшим из лучших в своем классе, пробивает себе в конце концов дорогу к социализму, никогда не отделываясь полно­стью от буржуазных традиций, буржуазных взглядов и предрассудков.

Повторяя филистерские попреки Марксу и Энгельсу, что они будто бы были «само­держцами» в «якобы демо-

ГАЙНДМАН О МАРКСЕ_____________________________ 393

кратическом» Интернационале, что они не понимали практики, не знали людей и т. д., Гайндман ни разу ни одного из этих попреков не пробует оценить на основании точно­го, конкретного изложения обстановки соответственных моментов.

Получается анекдот, а не исторический анализ марксиста. Маркс и Энгельс боролись с делом германского с.-д. объединения (с лассальянцами¹⁴⁶), а объединение было нуж­но! Это все, что говорит Гайндман. О том, что Маркс и Энгельс были тысячу раз прин­ципиально правы против Лассаля и лассальянцев, у Гайндмана ни слова. Гайндман это­го вопроса даже не ставит. О том, не был ли «демократизм» (организационный) в эпоху Интернационала прикрытием буржуазных сект, разлагавших строительство пролетар­ской социал-демократии, Гайндман себя даже не спрашивает.

От этого и история разрыва Гайндмана с Марксом рассказана так, что кроме сплетни (в духе господ Дионео) ровно ничего не выходит. Энгельс, видите ли, был человек «придирчивый, подозрительный, ревнивый», жена Маркса будто бы говорила жене Гайндмана, что Энгельс был «злым гением» (!!) Маркса; Энгельс, которого Гайндман никогда даже не встречал (вопреки тому, что написал г. Дионео в «Русских Ведомо­стях»), был склонен «в отношениях с теми людьми, кому он помогал (деньгами; Эн­гельс был очень богат, Маркс очень беден), извлекать полную меновую стоимость из своих денежек»; Энгельс будто бы и поссорил Маркса с Гайндманом, боясь, что Гайндман, бывший тогда богатым человеком, займет место Энгельса как богатого дру­га при Марксе!!

Господам либералам, конечно, доставляет удовольствие переписывать именно по­добные невыразимые пошлости. Познакомиться хотя бы с теми письмами к Зорге (Маркса и Энгельса) , которые указывает сам Гайндман, и разобраться в том, где нужно, это, разумеется, совсем не в интересах либеральных писак! Об этом они не за­ботятся! А между тем справка с этими письмами, сличение их с «мемуарами» Гайндма­на сразу решает дело.

394__________________________ В. И. ЛЕНИН

В 1881 году Гайндман выпустил брошюру «Англия для всех», где он переходит к социализму, оставаясь очень и очень путаным буржуазным демократом. Брошюра на­писана для возникшей тогда «Демократической федерации» (не социалистической), в которой была масса антисоциалистических элементов. И вот Гайндман, пересказывая и переписывая «Капитал» в двух главах своей брошюры, не называя Маркса, говорит в предисловии глухо о некоем «великом мыслителе и оригинальном писателе», которому он многим обязан и т. д. Из-за этого же «поссорил» меня с Марксом Энгельс, — расска­зывает Гайндман, — приводящий в то же время одно письмо Маркса к нему (от 8 де­кабря 1880 года)¹⁴⁸, где Маркс пишет, что, по словам Гайндмана, он, Гайндман, «не разделяет взглядов моей (Маркса) партии, что касается Англии».

Ясно, в чем было разногласие, непонятое, не замеченное, не оцененное Гайндманом: в том, что Гайндман был тогда (как прямо и пишет Маркс к Зорге от 15 декабря 1881 года) «прекраснодушным мелкобуржуазным писателем», «наполовину буржуа, наполо­вину пролетарий». Ясно, что если человек, который знакомится с Марксом, сближается с ним, называет себя учеником его, основывает потом «демократическую» федерацию и пишет для нее брошюру с искажением марксизма и с умолчанием о Марксе, то Маркс не мог этого оставить без «бешеного» протеста. И, очевидно, протест был, ибо Маркс в том же письме к Зорге приводит выдержки из извинительных писем Гайндмана, оправ­дывавшегося тем, что «англичане не любят учиться у инородцев», что «имя Маркса так ненавистно» (!!) и т. п. (Сам Гайндман сообщает, что он уничтожил почти все письма Маркса к нему, так что с этой стороны ждать раскрытия истины нечего.)

Не правда ли, хороши извинения! И вот, когда вопрос о тогдашних разногласиях Гайндмана с Марксом выясняется с полной определенностью, когда вся даже тепереш­няя книжка Гайндмана доказывает, что в его взглядах много филистерского и буржуаз­ного (например, какими доводами защищает Гайндман смертную

ГАЙНДМАН О МАРКСЕ_____________________________ 395

казнь для уголовных!), что преподносят в объяснение разрыва с Марксом — «интриги» Энгельса, сорок лет ведшего одну с Марксом принципиальную линию. Да если бы вся остальная книга Гайндмана была даже сплошной бочкой меда, этой одной ложки дегтя было бы достаточно...

Прехарактерно вскрываются тогдашние разногласия Маркса с Гайндманом из того, что последний передает об оценке Марксом Генри Джорджа. Оценка эта известна из письма Маркса к Зорге от 20 июня 1881 года. Гайндман защищал Г. Джорджа перед Марксом такими доводами, что-де «Джордж научит большему своим вдалбливанием ошибки, чем другие люди научат полным изложением истины».

«Маркс, — пишет Гайндман, — и слышать не хочет о допустимости подобных дово­дов. Распространение ошибки никогда не могло быть полезно народу, таково было его мнение. «Оставлять ошибку неопровергнутой значит поощрять интеллектуальную не­честность. На десятерых, которые пойдут дальше Джорджа, придется, может быть, сот­ня таких, которые останутся со взглядами Джорджа, а эта опасность слишком велика, чтобы рисковать ею»». Так говорил Маркс! !

А Гайндман сообщает нам, что, с одной стороны, он и посейчас отстаивает свое прежнее мнение о Джордже, а, с другой стороны, Джордж-де был мальчуганом с копе­ечной свечой, который дурачился рядом с человеком, имевшим электрический прожек­тор.

Сравнение прекрасное, только ... только рискованно было со стороны Гайндмана приводить это прекрасное сравнение рядом с своей мизерной сплетней насчет Энгель­са.

«Звезда» № 31, 26 ноября 1911 г.                                                       Печатается по тексту

Подпись: В л . Ильин                                                                           газеты «Звезда»

396

МАНИФЕСТ ЛИБЕРАЛЬНОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ¹⁴⁹

I

Именно такого названия заслуживает статья Η. Ρ—кова в № 9—10 журнала «Наша Заря».

Как ни тяжело марксистам терять в лице Η. Ρ—кова человека, послужившего рабо­чей партии в годы подъема с преданностью и энергией, интересы дела должны стоять выше каких бы то ни было личных или фракционных отношений, каких бы то ни было «хороших» воспоминаний. Интересы дела заставляют признать, что манифест нового ликвидатора приносит большую пользу прямотой, ясностью, законченностью его взглядов. Η. Ρ—ков позволяет и заставляет поставить важнейший и коренной вопрос о «двух партиях» вне какого бы то ни было «конфликтного» материала, на чисто идей­ную почву, в значительной степени даже вне деления на большевиков и меньшевиков. После Ρ—кова нельзя говорить о ликвидаторстве только по-прежнему, ибо вопрос окончательно поднят им на более высокую почву. И после Ρ—кова нельзя только гово­рить о ликвидаторстве, ибо перед нами самый цельный, какой только можно себе представить, проект непосредственных практических действий.

Η. Ρ—ков начинает с изложения «основной объективной задачи в России», перехо­дит затем к оценке революции, далее разбирает текущий момент, говоря ясно

Объявление о реферате В. И. Ленина «Манифест либеральной рабочей партии», прочитанном 14 (27) ноября 1911 г. в Париже

Уменьшено

397

____________________ МАНИФЕСТ ЛИБЕРАЛЬНОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ___________________ 399

и точно о каждом классе, и заканчивает вполне отчетливым описанием всей физионо­мии нового «открытого политического рабочего общества», которое необходимо-де немедленно основать и «фактически осуществить». Одним словом, Ρ—ков начинает с самого начала и доходит последовательно до самого конца, как и полагается поступать человеку, сколько-нибудь сознающему серьезную политическую ответственность за свои речи и за свои действия. И надо отдать справедливость Ρ—кову: он последова­тельнейшим образом, от начала и до конца, подменяет марксизм либерализмом.

Возьмите исходную точку его рассуждений. Он считает «совершенно несомненным и бесспорным», что «основная объективная задача России в настоящий момент есть окончательное завершение смены грубо-хищнического, полукрепостнического хозяй­ствования культурным капитализмом». Спорно же, по его мнению, то, достигла ли Рос­сия положения, при котором, «хотя и не исключена возможность общественных бурь, но в недалеком будущем эти бури не являются необходимыми, неизбежными».

Мы считаем совершенно несомненным и бесспорным, что это — чисто либеральная постановка вопроса. Либералы ограничиваются тем, быть ли «культурному капитализ­му» или нет, быть ли «бурям» или нет. Марксист не позволяет ограничиваться этим, требуя разбора того, какие классы, или слои классов, в освобождающемся буржуазном обществе ведут ту или иную, конкретно определенную, линию этого освобождения, создания, например, тех или иных политических форм так называемого «культурного капитализма». Марксисты и во время «бурь» и во время заведомого отсутствия бури ведут принципиально отличную от либерализма линию создания истинно демократиче­ских, а не вообще «культурных» форм жизни. Мы все стремимся к «культурному капи­тализму», говорят, корча из себя надклассовую партию, либералы. Мы не то должны понимать под «культурой», о чем толкуют либералы, — говорят рабочим и всей демо­кратии марксисты.

400__________________________ В. И. ЛЕНИН

Еще более рельефное типично-«профессорское» извращение марксизма преподносит нам Ρ—ков, критикуя «поверхностных наблюдателей», которым «кажется, что наша революция не удалась». «Слабонервная интеллигенция, — пишет Ρ—ков, — всегда и везде предавалась хныканью и нытью, затем моральной прострации, ренегатству, мис­тицизму». «Вдумчивый же наблюдатель» знает, что «в неистовствах реакции часто вы­ражаются глубочайшие социальные перемены», что «в эпоху реакции слагаются и зре­ют новые социальные группы и силы».

Так рассуждает Ρ—ков. Он сумел поставить вопрос о «ренегатстве» до такой степе­ни филистерски (хотя и с учеными словами), что связь контрреволюционных настрое­ний в России с положением и интересами определенных классов исчезла совершенно. Ни один веховец, т. е. самый ярый контрреволюционный либерал, не станет спорить против того, что во время реакции зреют новые силы, ни один сотрудник ликвидатор­ского пятитомника, от которого отвернулись лучшие из меньшевиков, не откажется подписаться под этим. Конкретное обличье и классовый характер нашей контрреволю­ции улетучились у нашего историка, остались избитые и пустейшие фразы о слабо-нервности одних интеллигентов и о вдумчивой наблюдательности других. Важнейший для марксиста вопрос, как наша революция показала различные методы действия и раз­личные стремления разных классов и почему это вызвало «ренегатское» отношение к борьбе за «культуру» других буржуазных классов, остался незамеченным Ρ—ковым.

Перейдем к главному: к оценке момента у Ρ—кова, опирающейся на оценку положе­ния всех классов. Начиная с «представителей нашего крупного землевладения», автор говорит: «Недавно они в массе своей были (были!) настоящими крепостниками, типи­ческими дворянами-помещиками. Теперь немного осталось этих, последних, могикан. Они маленькой кучкой группируются еще вокруг гг. Пуришкевича и Маркова 2-го и бессильно (!) брызжут слюной, отравленной ядом

---

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 273; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!