По ту сторону радости и печали 3 страница

Духовный рост происходит по ту сторону радости и по ту сторону печали. Другими словами, духовный рост означает движение по ту сторону всех противоречий.

Только в этом пространстве — непротиворечивом, недуальном — вы переживаете истину, бога, который скрыт внутри вас. Это очень близко. Совсем немного разума...

Но вы будете удивлены: ни одна религия не придавала значения тому факту, что у разума есть нечто общее с религией. Я бесполезно потратил свое зрение, разглядывая всевозможный хлам по всему миру, но я не нашел ни одного места ни в каком священном писании, которое гласило бы, что разум — самое важное религиозное качество. Они все говорят, что вера и преданность — самое основное качество. И то, и другое против разума.

— Хорошо, Вимал?

— Да, Мастер.

16

От жилища к дому,

От дома к храму

16 января 1987

Возлюбленный Мастер,

Гогда вышел вперед каменщик и просил: «Скажи нам о Жилищах».

И сказал он в ответ:

«Постройте в пустынном месте беседку из своих мысленных образов, прежде чем строить жилище в стенах города.

Ибо, как вы возвращаетесь домой в своих сумерках, так возвращается странник в вас, вечно далекий и одинокий.

Жилище ваше — это ваше увеличенное тело.

Оно растет под солнцем и спит в ночной тиши, и ему снятся сны. Разве не спит ваше жилище и не уходит оно во сне из города в рощу или на вершину холма?

Если б я мог собрать ваши жилища в свои ладони и, как сеятель, разбросать их по лесам и лугам!

Если бы долины были вашими улицами и зеленые тропы — аллеями, чтобы вы могли искать друг друга в виноградниках и приходить с ароматом земли в своих одеждах!

Но этому не настал еще срок.

В страхе своем ваши праотцы собрали вас слишком близко друг к другу. Не сразу исчезнет этот страх. Не сразу перестанут городские стены отделять очаги ваши от ваших полей».

Тогда вышел вперед каменщик и просил: «Скажи нам о Жилищах». Первое, что мне хотелось бы, чтобы вы помнили: жилище и дом — две абсолютно разные вещи. Вопрос исходит от каменщика — ему известно только строительство жилищ. Жилища мертвы. Если они не наполнены вашей любовью, вашей тишиной, вашей песней, если ваше жилище не становится отражением вашего танцующего сердца, оно остается мертвым.

Но в тот момент, когда появляется любовь, когда появляется благодар­ность, празднование, — жилище больше не жилище: оно становится домом. Оно живое. Оно начинает дышать. Оно наполняется всем ароматом, который вы создаете.

Есть еще один шаг — когда дом становится храмом. Но бедный каменщик не может задать эти вопросы.

Когда ваша медитативность уходит к таким глубинам, что вы начинаете чувствовать себя беременными Богом, дом становится храмом. Но миллионы людей так несчастны, они продолжают жить в жилищах. Даже преобразить жилище в дом для них кажется трудным. А из-за того, что они не могут преобразить свой дом в храм, они вынуждены создавать храмы, создавать церкви, создавать соборы как место пребывания Бога.

Но я говорю вам: ни церковь, ни храм, ни синагога не смогут стать местопребыванием Божьим, если сначала вы не станете местопребыванием божественности.

Если произойдет эта серия трансформаций — от жилища к дому, от дома к храму, — миру не понадобятся ни церкви, ни храмы, ни мечети. Люди ходят в храм — это же абсурд. Храм должен прийти в их сердце и трансформиро­вать все место их пребывания в священное, святое, божественное место.

Говорят, когда на Моисея слишком уж наседали его последователи: «Сколько еще нужно, чтобы достичь града Божьего, божественной земли, Израиля? Почему ты не пойдешь и не спросишь самого Бога? Ведь ты рассказывал нам, что ты просто посланник, и послание не твое, а Божье. На этот раз довольно, похоже мы на неверном пути».

Тогда Моисей сказал: «Я пойду, но ни один не должен следовать за мной, потому что Бога можно встретить только в абсолютном одиночестве».

Поэтому весь караван евреев ожидал в долине, когда Моисей отправился на вершину горы Синай. Там он столкнулся с удивительным феноменом. Он не увидел Бога, но он увидел сверхъестественную вещь: зеленый куст, окруженный пламенем, — и все же зеленый. Он, должно быть, горел давным-давно, и тем не менее куст был усыпан благоухающими цветами.

Он не мог поверить своим глазам. Чтобы рассмотреть получше, он двинулся ближе к кусту. Когда он приблизился, послышался голос — он не смог увидеть, чей это был голос. А голос произнес: «Моисей! Оставь свою обувь и себя самого снаружи этого священного места. Только после этого можешь входить».

Это, может быть, и притча — скорее всего, так оно и есть, — но она содержит глубокую истину. Огонь Божий никогда не уничтожает. Он прох­ладен, он животворящ. И во-вторых, там, где создана такая тишина, прохлада, живительная атмосфера, место становится священным — храмом. И, разумеется, вы должны оставить свою обувь и себя самого снаружи священного места. Это показывает дорогу к цели: если вы оставляете обувь снаружи своего жилища, оно становится домом. Но если вы сможете оставить и самого себя тоже, вместе с обувью, — дом становится храмом. И тогда вы ходите по святой земле.

Меня не интересует историческая достоверность рассказанного. Меня интересует сущностная истина, которую оно содержит. Странно, что Алмустафа не делает различия между жилищем, домом и храмом. Может он и сам не осознает.

И сказал он в ответ:

«Постройте в пустынном месте беседку из своих мысленных образов, прежде чем строить жилище в стенах города».

Вместо того чтобы заставить каменщика осознать науку трансформации, он начинает рассказывать о строительстве жилья в пустынном месте. Но это по-прежнему будут жилища, а если каждый построит свое жилище в пустынной местности, то это уже не будет пустынная местность. Вскоре там появятся рестораны, дискотеки, кинотеатры, проститутки и политики. Вся шайка, которой он опасается, живет в городе, она будет создавать город вокруг вас.

В Индии на протяжении столетий люди путешествовали к подножию Бадри Кедарнатха — Гималаи так девственны, чисты, не осквернены человеком и его дуростью. И поскольку так много людей ходит — а это опасно, тропинка узка, многие погибли или навеки потерялись, — решено было сделать дорогу.

Дорога сделана. Теперь люди не ходят к подножию, они путешествуют автобусом. На каждой остановке есть ресторан, чайные, продавцы и все, что угодно. Они уничтожили красоту. Теперь Бадри Кедарнатх уже не то священное место, что прежде. Потому что не место священно. Сердце, полное любви — настолько полное любви, что даже готово умереть, — вот что делает место священным.

Теперь садитесь в автобус, все доступные удобства ждут вас вдоль дороги... но прекрасное явление испорчено. И люди, испортившие его, полагают, что они служат Богу, поскольку теперь больше людей смогут побывать там. Сейчас Бадри Кедарнатх всегда переполнен. Это не те люди. Их единственное достоинство заключается в том, что они могут позволить себе билет на автобус; а с людьми, которые прежде ходили к подножию, прощался весь город, потому что возможность их возвращения была невели­ка. Тропа была опасной, высота была опасной, но они слышали некий зов и были готовы жертвовать своими жизнями ради него. Это были храбрые люди.

Тогда, в тишине и вечном спокойствии Гималайских пиков, Бадри Кедарнатх был совершенно другим явлением. То был храм. Теперь это даже не дом. Это просто жилище, окруженное всевозможными деловыми людьми, лавками. Все, что угодно, вы можете получить. Это стало базаром. Теперь только идиоты ходят туда, или туристы — что, в принципе, одно и то же. Прежде это было духовное паломничество — потому что оно было риско­ванным, потому что вам приходилось забыть о себе, забыть все свои страхи смерти.

Поверхностно судя, он прав: Постройте в пустынном месте беседку из своих мысленных образов, прежде чем строить жилище в стенах города.

Города сделались тюрьмами. Нации — это большие тюрьмы. Все человечество живет в заключении, не осознавая этого факта. Вы считаете Пуну местом, где люди живут? Это же тюрьма.

Совсем недавно одна газета опубликовала угрозу от того же человека, который в заговоре с полицейским комиссаром и другими. Ему не удалась первая попытка... но что же это за город? Я никогда не совершал никакого преступления в этом городе или где-нибудь еще в мире. Полиция располагает документами о моем семилетнем пребывании здесь. Усталый, я добрался сюда, а через несколько часов мне приказали оставить город в течение тридцати минут, потому что я представляю опасность для спокойствия города.

Полицейский комиссар, очевидно, думал, что точно так же, как он продолжает поступать с другими людьми, у которых нет никакого чувства собственного достоинства... Я отказался переселяться! Я хотел знать: что за преступление я совершил? Я находился здесь в течение семи лет...

Видя, что теперь он попал в беду... а я пояснил его офицерам, которые приходили, что ему придется смотреть мне в лицо на суде и объяснять, на каких это основаниях он заявляет, что я буду нарушать спокойствие города. Фактически, это он нарушает спокойствие города заговором с индуистскими шовинистическими гандас, хулиганами, преступниками. Видя, что ему при­дется защищать свою акцию, он немедленно приостановил ее.

Вилас Тупе, лидер опасной группировки, опять угрожает — теперь он нашел новую угрозу; но эти люди, похоже, совершенно тупы. Так и должно быть, ибо никакой шовинист — индуист, христианин или мусульманин — не может быть умным. Разумная и фанатичная позиции сосуществовать не могут.

Теперь он угрожает, что каждый саньясин, въезжающий в Индию, сперва должен будет пройти медицинское обследование на заболевание СПИДом. Почему он боится СПИДа? Он что, гомосексуалист?

Еще до его угрозы я уже знал, что если он провалится в своей первой попытке, то второй попыткой будет медицинское обследование такими же индуистскими шовинистически настроенными докторами. Если он смог найти полицейского комиссара для своей поддержки, он сможет найти и докторов для своей поддержки, у него хватит низости. Увидев эту возможность, я уже отдал распоряжение всем центрам, попросил все наши газеты и журналы по всему миру опубликовать, что кто бы ни собирался в Пуну, должен иметь при себе медицинский сертификат о том, что у него нет СПИДа, что его проба негативна.

В Пуне есть и другие учреждения, куда приезжают люди со всего мира. Угроза только моим людям — но не людям, которые учатся в институте Макса Мюллера, не людям, которые изучают йогу с Айенгаром. Вам видна глупость?

И во-вторых, мои люди совсем не заинтересованы в любви этих отвратительных мертвых людей. Не мои люди опасны городу — город опасен моим людям. И я требую, чтобы ежедневная газета «Гарун Бхарат» Маратхи взяла назад свое заявление и принесла извинения. Вы уверены, что в Пуне нет гомосексуалистов? Здесь проходили хоть какое-нибудь медицинское обследование все люди Пуны? Особенно индуистские монахи, шанкарачарьи, джайнские монахи, Ачарья Гулси и другие... а их не малое количество — более двадцати миллионов людей в стране.

Они верят в безбрачие, а безбрачие — мать гомосексуализма. И не только гомосексуализма, ведь другой человек может распространить новость, и престиж великого святого будет в опасности. Поэтому ваши так называе­мые святые — просто чтобы выпустить свою сексуальную энергию — опустились даже ниже гомосексуализма, к содомству. Они занимаются любовью с невинными животными. И это не ново.

В Ветхом Завете упоминается, что раньше было два города, Гоморра и Содом. И Бог стал сыт по горло их людьми, потому что Гоморра была гомосексуальной, а в Содоме люди начали заниматься любовью с животными.

Стало быть, слово «содомство» — от города Содома. Бог уничтожил оба города полностью.

Нагасаки и Хиросима — не новы. То же произошло в Гоморре и Содоме за тысячи лет до этого.

Я требую от правительства и ответственных медицинских лиц, чтобы каждый житель Пуны, взрослый он или нет — а обнаружены малые дети, новорожденные, с заболеваниями из-за того, что у матери или отца было заболевание; никто не может быть исключением, — я требую, чтобы все в этом городе были обследованы.

Но каждая страна, каждый город, каждая религия старается скрыть подобные факты. В Техасе никто никогда не слыхал о гомосексуалистах. Это наиболее отсталая часть Америки, это пустыня. Полагая, что в Техасе не будет никакой проблемы, так как там нет гомосексуалистов, техасская ассамблея приняла закон, что гомосексуализм — это преступление, и любой, кого схватят и раскроют как гомосексуалиста, должен будет провести от пяти до десяти лет в тюрьме. Но, кажется, идиотизму нет пределов, потому что тюрьмы — одно из мест, где гомосексуализм остается единственным выхо­дом, из-за того что вы содержите женщин и мужчин раздельно.

Но как только закон приняли, весь Техас был шокирован: целый миллион гомосексуалистов запротестовал. Они заявили: «Это наше прирож­денное право. Никого не касается, что мы делаем со своей сексуальностью, а если вы настаиваете...» Теперь они сформировали организацию и все ушли в подполье. Подполье означает... Ни у кого на лице не написано, что он гомосексуалист. Это еще более опасно, ведь теперь никого из этих людей не знают как гомосексуалиста, и они будут практиковать все виды контактов с другими.

Америка неохотно объявила, сколько именно гомосексуалистов в ней есть. Каждой стране неохота, поскольку это так безобразно.

Совсем недавно я услышал, что ООН создала документальный фильм о бездомных людях, нищих. В Америке тридцать миллионов нищих, но прави­тельство не готово согласиться с этим фактом. Было отведено небольшое место для нескольких сотен бездомных людей, предоставлено жилье, пища, одежда и некоторые виды работы. ООН включила этот эксперимент в свой документальный фильм, с тем чтобы и другие страны увидели, что нужно что-то делать. Это делалось с благими намерениями, они не имели в виду критику Америки. Они включили этот материал, чтобы похвалить Америку, но американское правительство вынудило ООН исключить эту часть.

Даже уполномоченные ООН были удивлены. Они сказали: «Эта часть самая важная, и она делает вам честь: вы занимаетесь чем-то для тех несчастных, голодных, бесприютных людей, недостаточно одетых, спящих прямо на улицах». Но у американских политиков другая позиция. Они заявили: «То, что вы подразумеваете, хорошо, но на весь мир станет известно, что в Америке тоже есть бездомные люди». Они постоянно отрицали, что у них есть какие-либо нищие, и это абсолютный вздор.

Мой конфликт с американским правительством начался с вопроса об уличных нищих, потому что я пригласил три тысячи уличных нищих стать частью нашей коммуны. Коммуна стала международным центром; там были люди из каждой страны, и тысячи людей приходили и уходили. Увидев, что три тысячи бездомных людей попали в коммуну... А они были так счастливы!

— в первый раз с ними обходились как с человеческими существами: та же любовь, та же пища, та же одежда, то же жилье со всеми удобствами, что и у саньясинов, которые пожертвовали миллионы долларов. Может быть, в первый раз их признали, что они тоже человеческие существа, не собаки с улицы.

Таково было начало конфликта между Рональдом Рейганом и мной. Какой ущерб я наносил Америке? Если три тысячи человек смогла вобрать пятитысячная коммуна, разве не может вся Америка вобрать тридцать миллионов человек?

Но настоящее беспокойство состоит в том, что все те тридцать милли­онов человек почти все черные; и они испугались. Службы новостей беспрерывно прибывали в коммуну. Ежедневно их самолеты приземлялись в аэропорту коммуны. Они были удивлены, увидав три тысячи черных людей

— людей, на которых они никогда не обращали никакого внимания. Но теперь им пришлось обратить внимание.

Американское правительство старалось всеми путями — как и христи­анская церковь — убедить тех людей: «Только ради приюта, пищи, одежды и работы, которые вы получаете, вы скоро отбросите и христианство, не подозревая этого». Опасность потери количества — вот в чем был страх христианской церкви.

И они занимаются одним и тем же повсюду в мире. В Индии кого обращают в христианство? — нищих, сирот. А мы не обращали их в другую религию — у нас нет другой религии. Я только за религиозность. Прави­тельство испугалось, что миру станет известно об американских нищих.

Я был первым человеком во всем мире, который заговорил о СПИДе, его опасности и о том, как предотвратить его. Я первый пригласил каждого члена коммуны пройти медицинские тесты: «И если у вас СПИД, не нужно чувствовать вину, не нужно стыдиться. Мы позаботимся о вас». Мы обнару­жили двоих людей, у которых был СПИД, и приготовили им самые прекрас­ные дома в лучшем живописном месте коммуны, совсем рядом с озером, в окружении леса. И никто не выказал неуважения к ним, никто не осудил их

— ведь это жертвы христианских монахов, монастырей; все они нуждаются в нашем сострадании, особенно потому, что им не прожить больше шести месяцев.

Я сказал им: «Делайте все то, что вы всегда хотели делать, но все откладывали, а коммуна обеспечит все, что вам захочется, — какую угодно пищу, одежду, или все, что вам понадобится. Вам будет трудно жить в изоляции, далеко от коммуны».

Я позволил им приходить на каждую беседу, на каждую медитацию и сказал им: «Смотрите, коммуна так любит вас. Вы тоже должны быть осторожными, чтобы не заразить никакого другого человека своей бо­лезнью».

И они были благодарны. Они сказали: «Сидеть целый день трудно. Нам тоже нужна какая-то работа, мы не хотим обременять коммуну».

Поэтому я сказал им: «Здесь столько работы. Вы можете создавать прекрасные сады вокруг своих домов».

Они создали сады, горные сады вокруг своих домов. И я сказал: «Вы не отделены от коммуны; но эта болезнь может быть опасной для ваших братьев и ваших сестер, ваших возлюбленных. Необходимо полнейшее понимание».

Вся американская пресса смеялась, когда я говорил о СПИДе. Смеялись политики, смеялись соседние американские города: «Странные люди. В целом мире ни у кого нет дела до СПИДа, почему должно быть у них?»

А мы уже построили большой лагерь, где могли разместиться три тысячи человек. Мы хотели открыть первый дом по уходу за людьми, которые страдают от СПИДа, но нам помешали. Коммуну уничтожили.

Теперь почти каждое правительство на западе делает то же самое — без упоминания имени того, кто начал. Они следуют точно тем же правилам, которые мы составили для коммуны: во время любовных актов следует быть очень осторожным, пользоваться презервативами.

Но стыдно приходить на медпункт или к доктору и говорить: «Я стараюсь предотвратить СПИД и мне нужны презервативы». У нас был свой собственный госпиталь, но все же человеческий ум есть человеческий ум; поэтому мы клали в каждом туалете целую упаковку, что могло предотвра­тить болезнь. И когда журналисты увидели, что в туалетах были презерва­тивы, и вы можете запросто идти и брать их, никого не спрашивая, то они написали отрицательные статьи об этом!

Теперь то же самое делает каждый парламент в Европе, в Америке, но не с такой человечностью. Вам приходится приобретать презервативы у аптекаря и испытывать стыд.

Этот странный мир — такой слепой, такой безобразный. И вот угроза

— только из-за моих саньясинов; а как же институт Макса Мюллера, куда приезжают обучаться люди со всего света? Как же университет Пуны? Как институт йоги Айенгара? Их названия не упоминаются.

Я хочу, чтобы Вилас Тупе запомнил как следует: прежде чем вы пригласите любого саньясина для обследования по поводу СПИДа, — вы, члены вашей партии, полицейский комиссар, все полицейские офицеры — вся Пуна — должны получить негативный тест и сертификат, потому что я беспокоюсь о своих людях. Мои люди останавливаются в отелях. СПИД инфекционен не только при сексуальных связях, он может передаваться со слюной. Если чашка не продезинфицирована, не стерилизована, если сиденье в туалете не простерилизовано каждый раз после использования — можно пострадать, не будучи гомосексуальным. Есть несколько экспертов, которые считают, что вирус СПИДа может заразить вас прямо через дыхание, и если вы сидите рядом с человеком, у которого СПИД, его дыхание несет вирус, — если вы вдохнете его, то пострадаете от страшной болезни, для которой никакого медицинского лечения не существует. Врачи говорят: «Мы не видим никакой возможности найти лекарство».

---

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 283; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!