Й Государственный шарикоподшипниковый завод 15 страница. О Сталине и сталинизме, о советском строе было написано немало литературы
О Сталине и сталинизме, о советском строе было написано немало литературы. Но мало кто смог оценить значение этого Великого перелома – перехода от господства мелкого хозяйства к господству крупного хозяйства.
После того как Госплан рассмотрел план ОСВОК по восстановлению основного капитала промышленности, в ВСНХ началась работа по подготовке к осуществлению этого плана. Главметалл, как организация, прямо ответственная за состояние и развитие металлопромышленности, в первое время оказался в самом центре событий. На него легли обязанности следить за работой старой промышленности и координировать работу по строительству новой. Председатель правления Главметалла Валерьян Иванович Межлаук стал первым советским индустриализатором.
Межлаук был из меньшевиков. В социал-демократическую партию он вступил в 1907 году, но к большевикам примкнул только в июне 1917 года, уже в ходе революции. В конце Гражданской войны он оказался на хозяйственных постах. В январе 1920 года он был членом Реввоенсовета 2-й Трудармии в Воронеже. В 1921 году стал заместителем главы коллегии Наркомата путей сообщения и членом Коллегии НКПС. На этой работе он пробыл до 1924 года, пока Дзержинский не поднял его и не перевел на работу в ВСНХ. В 1924 году, сразу после назначения Дзержинского председателем ВСНХ, Межлаук стал членом Президиума ВСНХ и заместителем Дзержинского в Главметалле. Поскольку Дзержинский был не в состоянии постоянно руководить работой Главметалла, вся работа в нем легла на Межлаука.
|
|
|
Реализация плана строительства новых заводов по плану ОСВОК была возложена на Главметалл, как на главк, ответственный за организацию металлопромышленности, производство металла и работу машиностроительных заводов. 9 марта 1926 года в Главметалле состоялось первое совещание по вопросу о новостройках. Обсуждались вопросы строительства Сталинградского тракторного завода: подготовки площадки, найма рабочей силы, проектирования завода. 30 марта 1926 года на новом заседании Главметалла снова обсуждались меры по строительству Сталинградского тракторного завода.
Внимание к Сталинградскому заводу было приковано потому, что это был первенец индустриализации. На нем опробовались методы строительства, нарабатывался путем проб и ошибок опыт строительства и пуска крупных предприятий. С ним было больше всего проблем.
На этом же заседании было решено начать проектирование крупных металлургических заводов: Магнитогорского, Тельбесского – будущего Кузнецкого, а также Нижнетагильского вагоностроительного и Свердловского завода тяжелого машиностроения, будущего «Уралмаша». На проектирование было выделено решением Правления Главметалла 400 млн. рублей[141].
|
|
|
15 апреля 1926 года Правление Главметалла принимает решение передать управление работающими заводами металлопромышленности трестам и сосредоточиться только на проектировании и строительстве новых заводов[142].
Индустриализация только разворачивалась. Деньгы выделялись пока еще только на проектировку заводов и на изыскательские и планировочные работы. Однако уже тогда стали готовиться к более широкому размаху строительства. Нужно будет впоследствии снабжать стройки и заводы металлом, оборудованием и комплектующими деталями. Их производство полностью зависит от уже имеющихся предприятий. Потому с самого начала уделялось повышенное внимание состоянию и работе уже работающих заводов. Особенно большое внимание было уделено трем самым мощным трестам металлопромышленности: Южмаштресту, Югостали и Ленмаштресту. Первый производил тяжелое оборудование для транспорта, второй производил большую часть чугуна и стали, а третий – тяжелое оборудование для промышленности и судостроения. В этих трестах были сосредоточены самые мощные заводы, которые имелись в СССР в 1926 году. От их состояния зависел весь ход дальнейшей индустриализации, и было намечено провести их глубокую реконструкцию.
|
|
|
9 марта 1926 года Президиум ВСНХ создал комиссию под председательством Межлаука для обследования заводов Южмаштреста и Югостали. Комиссия собралась 24 марта в Харькове, и в течение апреля 1926 года объехала заводы, входящие в трест. 7 мая 1926 года Президиум ВСНХ УССР заслушал доклад Межлаука о состоянии Южмаштреста и Югостали.
Результаты обследования оказались устрашающими. Заводы работали на грани дезорганизации производства. По сравнению с прошедшим 1924/25 хозяйственным годом себестоимость производства выросла на 29,3 %, перерасходован фонд заработной платы, сырья и топлива, прогулы составили 15 % всего рабочего времени. За истекшую половину 1925/26 хозяйственного года произошло 30 крупных аварий, и в 3 раза увеличился текущий ремонт оборудования.
Конкретно по Южмаштресту данные были таковы: производственная программа была выполнена на 76 %, а выработка составила 86 % от запланированного уровня, при том, что штаты превышали на 18 % штатное расписание, а затраты превысили на 13 % запланированный уровень. Себестоимость оказалась на 7 % выше рыночных цен[143]. Эти данные свидетельствовали о совершенно негодном ведении дел на самых крупных заводах. С такими заводами, которые работают в убыток, нечего было и надеяться провести индустриализацию.
|
|
|
Вопрос был поставлен перед партийным руководством Украины. 10 мая состоялось заседание Политбюро ЦК КП(б)У с участием Дзержинского, на котором рассматривалось положение на Югостали и меры помощи металлургическим заводам. Эти заседания с обсуждением очень острого и нетерпимого положения на заводах трестов стали прологом к оформлению политики экономии, которую сформулировал Дзержинский в последние месяцы своей жизни.
Идея режима экономии была очень проста и в некотором роде даже самоочевидна. Нельзя допустить, чтобы заводы работали с убытками, чтобы себестоимость продукции оказывалась дороже рыночных цен. Нельзя было допустить, чтобы деньги расходовались на зарплату и содержание раздутых штатов. Нельзя было допустить, чтобы перерасходовались сырье и топливо при производстве. Всем этим излишествам нужно было дать решительный бой. Меры были тоже очень просты и понятны: сократить штаты, сократить накладные расходы, уменьшить расходы на представительство и рекламу[144], решительно уменьшить расход сырья и топлива. Дзержинский призвал рабочих поддержать режим экономии хотя бы отказом от требований повышения зарплаты, которые тогда неоднократно раздавались. Дзержинский смог только начать кампанию за экономию средств, но развернуть ее на полную мощь он уже не успел.
Дзержинский умер неожиданно. 14 июля 1926 года собрался Пленум ЦК и ЦКК, на который были вынесены вопросы фракционной деятельности оппозиционеров. Троцкий, Зиновьев и их сторонники вынесли к этому Пленуму свою общую декларацию. Члены Центрального Комитета и Центральной Контрольной Комиссии собрались для того, чтобы разобрать эту декларацию, оценить поведение членов оппозиции и принять по ним решение.
Как и следовало ожидать, обсуждение вышло далеко за рамки общей декларации. С течением тяжелого диспута центр внимания перемещался от более общих вопросов к более частным, и, наконец, в центре внимания спорящих сторон оказалась хозяйственная политика партии.
В числе руководства ВСНХ был один из наиболее последовательных сторонников Троцкого, наиболее радикально настроенный человек из его окружения – Пятаков. Он, не принявши нэп, проводил и поощрял методы директивного управления хозяйством, вполне в стиле времен Гражданской войны. Одной из наиболее характерных черт этой политики было строгое недопущение хоть каких-нибудь рыночных механизмов снабжения государственных предприятий, вывод их из рыночного оборота сырья, топлива и товаров. Пятаков вел борьбу за устранение рынка из снабжения госпредприятий с переменным успехом, но каждая такая попытка оборачивалась созданием все новых контрольных и согласующих органов и введением все новых форм отчетности. Спустя некоторое время этот контролирующий аппарат будет разрушен почти до основания. Но во времена Пятакова объем отчетности доходил до устрашающих размеров. Нередко отчеты трестов занимали тысячи страниц и выполнялись в нескольких томах. Одно только составление их обходилось в миллионы рублей.
В снабжении было еще хуже. В то время большую часть нужного промышленного сырья заготавливали и обрабатывали мелкие и средние предприятия, коих насчитывались тысячи, объединенные в десятки трестов. Сельскохозяйственное сырье заготавливалось по линии сельской кооперации, которая тоже имела огромный и разветвленный аппарат. Плюс еще были центральные органы: главки, управления, которые занимались контролем и планированием. Для того чтобы получить нужное сырье или материалы, предприятие должно было составить десятки заявок и пройти десятки согласований. Например, план треста союзного значения должен был пройти восемь согласующих инстанций. А план треста республиканского значения – 16 инстанций. Легко себе представить, какая бюрократия сопровождала хозяйственную работу.
И вот 20 июля на Пленуме спор зашел о хозяйстве. Пятаков выступил с резкой речью, в которой обвинял сторонников Сталина, в том числе и Дзержинского, в развале хозяйства, в бюрократическом перерождении и чуть ли не в предательстве революции путем извращения хозяйственной политики. Это выступление Пятакова вызвало бурное возмущение Дзержинского, необычное даже для его темпераментного характера. Он оборвал речь Пятакова и закричал, показывая пальцем в его сторону: «Вы являетесь самым крупным дезорганизатором промышленности!»
Дзержинский разразился в ответ на пятаковские обвинения бурной и взволнованной речью. Он обрушился на Пятакова, на проводимую им политику, припомнил его собственные бюрократические замашки и историю со знаменитым приказом о повышении цен и бесконечные нападки на беспартийных специалистов ВСНХ:
«Я прихожу прямо в ужас от нашей системы управления, этой неслыханной возни со всевозможными согласованиями и неслыханным бюрократизмом»[145].
Через три часа после окончания заседания Пленума ЦК 20 июля 1926 года Дзержинский умер.
Обычно его представляют в роли Председателя ВЧК-ГПУ. Значительная часть литературы о Дзержинском, так или иначе, посвящена его деятельности на ниве борьбы с внутренними врагами революции. В книге «Неизвестный Дзержинский», вышедшей в 1995 году, в первой части рассказывается о его дореволюционной деятельности, а во второй – о его работе в ВЧК, конечно, с очень подробным освещением расстрелов и расправ чекистов. Мысль проста: «неизвестный Дзержинский» – это и есть кровавый палач ВЧК. О его хозяйственной деятельности не было ни слова.
Хотя если и писать книгу с таким названием, то она должна рассказывать именно о хозяйственной работе Дзержинского. Это и есть самая малоизвестная сторона его жизни. Если бы не работы С.С. Хромова, так и не знал бы, что без Дзержинского индустриализация, возможно, и не состоялась бы.
За полтора года работы на посту Председателя ВСНХ Дзержинский сделал очень большой вклад в развитие советской промышленности. Я бы сказал, что вклад этот был решающим в деле дальнейшего развития. В годы индустриализации кем-то из индустриализаторов был пущен в ход меткий афоризм о том, что старые заводы строили новые. Так оно, в общем, и было. Значительная часть оборудования и металлоконструкций для новых заводов изготовлялась на старых, давно работающих заводах. От их работы зависели сроки строительства и сроки пуска новостроек в эксплуатацию. На старые заводы жали изо всех сил, чтобы ускорить пуск новостроек. Так вот, заслуга Дзержинского состоит в том, что он привел имеющееся в наличии в 1925–1926 годах производство в более или менее работоспособное состояние.
Когда он пришел на пост председателя ВСНХ, в СССР выплавлялось 1 млн. 550 тысяч тонн чугуна, 1 млн. 623 тысячи тонн стали и производилось 1 млн. 396 тысяч тонн проката. В конце 1925/26 года выплавка и производство составили: чугун – 2 млн. 202 тысячи тонн, сталь – 2 млн. 910 тысяч тонн, прокат – 2 млн. 259 тысяч тонн. Рост по чугуну составил 70,4 %, по стали – 55,8 %, по прокату – 61,8 %.
В 1924 году работало 45 доменных и 115 мартеновских печей. В 1926 году Дзержинский оставил после себя 53 работающие домны и 149 работающих мартеновских печей. При нем были расконсервированы и пущены: Енакиевский, Донецко-Юрьевский им. Ворошилова и Константиновский металлургические заводы на Юге и пять металлургических заводов на Урале. Кроме металлургических заводов, было расконсервировано и пущено еще 400 других предприятий различных отраслей. Загрузка заводов составила 101 % от уровня 1913 года. СССР в 1926 году вышел на 7-е место по выплавке чугуна и на 6-е место по выплавке стали, сосредоточив в своих руках 3,2 % мировой выплавки стали.
При Дзержинском началось первое строительство. Были заложены металлургический завод в Керчи, заводы сельскохозяйственного машиностроения в Ростове и в Златоусте и метизный завод в Саратове[146].
Это и есть то наследство, которое оставил после себя Дзержинский в советской металлопромышленности: работающие предприятия, работающие печи, новостройки и большой задел на будущее в виде планов восстановления основного капитала. Без этого задела осуществление индустриализации было бы трудноосуществимым.
Теперь же мы перейдем от политики, которая вершилась в высоких кабинетах ВСНХ, Госплана СССР и Центрального Комитета ВКП(б), к тем площадкам, на которых разворачивалось строительство новых заводов.
Составление дельного плана и неуклонное проведение в жизнь хорошо спланированной и обоснованной хозяйственной политики – это дело безусловно хорошее. Но оно, как, впрочем, и всякое большое дело, неосуществимо без привлечения к нему большого числа хороших и инициативных исполнителей. Ни одно сражение не может быть выиграно без солдат, и ни одна стройка не может быть проведена без рабочих. Для того чтобы в полной мере понять, как шел процесс индустриализации, нужно не только рассмотреть историю самой идеи, процесс составления планов и выработки конкретных мер, но и обратиться к истории самого строительства.
К сожалению, работы об индустриализации, выпущенные еще при Советской власти, грешат односторонностью. Они повествуют о чем-нибудь одном: либо о высокой государственной политике, и только о ней, либо о строительстве какого-то одного завода. Либо есть еще и такой вариант: рассказывают только о работе парторганизаций на строительстве.
Этот подход, может быть, и оправдан с точки зрения административной организации научных исследований, но совершенно оказывается негодным для составления полной и многосторонней картины индустриализации. Ее нельзя составить, если рассматривать эти задачи по отдельности: план, процесс строительства, влияние партии и т. д. Все это: и плановая работа, и стройка, и работа партийных организаторов осуществлялись одновременно.
К большому сожалению, трудно дать нормальное описание сразу всех факторов. Этого не позволяет структура и объем книги. Потому пришлось для начала посвятить больше внимания выработке государственной и партийной политики в области хозяйства, а потом только обратиться к истории строительства. Дальше пойдет рассказ о наиболее ярких и важных стройках, в частях главы под соответствующими названиями.
Днепрострой
Проект Днепровской гидроэлектростанции появился еще в годы Гражданской войны, и, как говорилось выше, он был внесен в план Государственной электрификации России. Тогда же, практически не откладывая дела, ВСНХ пыталось приступить к строительству, как это было сделано с Волховской, Шатурской и Каширской станциями. 1 января 1921 года была создана проектно-строительная организация – Днепрострой. Ее руководителем стал один из авторов плана ГОЭЛРО и член Президиума Госплана РСФСР Иван Гаврилович Александров. В нее вошли 14 специалистов. Эта организация должна была составить проект станции и приступить к строительству. 1 июля 1921 года Ленин подписал постановление Совета Труда и Обороны о плане электростроительства, в котором было предписание начать изыскательские и строительные работы на Днепрострое[147].
Однако из-за бурных событий середины 1921 года, когда на Советскую Республику обрушились сразу несколько кризисов, работы по Днепровской станции пришлось заморозить. К работам по проекту станции удалось вернуться только в 1922 году, когда положение в хозяйстве немного выправилось и ВСНХ смог профинансировать эти работы. Летом 1923 года прошли первые изыскательские работы на Кичкасских порогах, где должна была быть построена плотина станции.
На лучший проект Днепровской станции был объявлен конкурс. Задание было сложным и трудным для советских инженеров-проектировщиков, потому что никто до этого ничего подобного не делал. По масштабу и грандиозности проект Днепростроя был по тому времени одним из сложнейших проектов в мире.
В конкурсе участвовали 30 проектов. Большинство из них было отсеяно по причине технической невыполнимости проекта или из-за слабого технического обоснования. Было подано много даже не проектов, а скорее прожектов с красочными картинами работающей Днепровской станции. Соревновались же главным образом два проекта. Один был составлен инженерами Г.О. Графтио и С.П. Максимовым еще в 1905 году и представлял собой проект гидросудоходного освоения порожистой части Днепра. Этим проектом предполагалось строительство 3–4 плотин на порожистом участке, электростанции и судоходного канала. Второй проект был составлен в 1921–1924 годах И.Г. Александровым. По этому проекту планировалось затопить днепровские пороги одной плотиной и построить на ней крупную и мощную электростанцию[148]. При обсуждении проектов, победил проект Александрова. Его признали лучшим.
В июне 1925 года Александров представил законченный проект в Центральный электротехнический совет ВСНХ СССР на утверждение. Его обсуждение проходило с ожесточенными спорами. Большинство специалистов Совета склонялось к тому, что представленный проект технически неосуществим. Александров со всем жаром отстаивал противоположную точку зрения. Комиссия признавала проект неосуществимым. Наконец, исчерпав все аргументы в защиту своего проекта, он предложил членам Совета выехать в Кичкасс и там, на месте, принять решение.
В августе 1925 года, в Кичкассе состоялось выездное заседание Центрального электротехнического совета. Здесь, уже на площадке предполагаемого строительства, снова прошло жаркое обсуждение проекта. Александрову удалось склонить на свою сторону только двух членов Совета. Шестнадцать членов высказались против проекта. Казалось бы, было принято окончательное решение. Однако Александров выложил свой последний козырь. Указав, что Днепровская станция была запланирована в плане ГОЭЛРО, он потребовал, чтобы к экспертизе была привлечена третья сторона, какая-нибудь крупная фирма, занимающаяся строительством гидростанций.
В качестве независимого консультанта была выбрана американская фирма «Х.Л. Купер и К°», которая как раз занималась строительством гидростанций и недавно завершила строительство гидроэлектростанции на Ниагаре. После переговоров, которые шли всю осень и зиму 1925 года, фирма согласилась провести техническую экспертизу проекта.
Когда же фирма получила проект станции, руководитель фирмы Хью Купер понял, что может принять участие в строительстве, пожалуй, самой большой на тот момент электростанции в мире. Он уже участвовал в строительстве крупнейших плотин в мире: Ниагарской, плотины на Миссисипи, плотины Мак-Кол в штате Пенсильвания, Вильсоновской плотины в штате Теннесси. Но Днепрострой был гораздо больше и мощнее их, вместе взятых. Купер понял, что может хорошо заработать на этом. Он не только дал согласие на техническое консультирование проекта, но и согласился принять участие в строительстве. Правда, на своих условиях: с привлечением американских рабочих и американской техники.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 299; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!