Комбинированное использование историй. 18 страница
“Хорошо, — сказал я. — Займемся вашей бессонницей. Сделаете все, как я скажу. Вы говорите, что поделили с сыном домашние обязанности. Как вы их поделили?” Он ответил: “Сын делает то, что ему нравится, а я — то, что нравится мне “. “А что вы больше всего ненавидите делать? — спросил я. “Натирать полы. У нас хорошие полы из твердого дерева, люблю, когда они блестят. Я готов сделать всю работу и за себя и за сына, лишь бы он натер полы. Сам я этого занятия терпеть не могу”.
“Понятно, — сказал я. — Я придумал для вас лекарство. Только придется часов восемь не спать. Переживете потерю восьми часов сна?” “Я уж за год столько этого сна потерял, что вполне выдержу лишние восемь часов”, — ответил старик.
Я посоветовал: “Когда вы будете возвращаться домой сегодня вечером, купите банку мастики и специальную тряпку для натирки и полируйте пол всю ночь. Закончите к тому времени, когда вы обычно встаете утром. Затем занимайтесь обычной дневной работой. Так вы потратите два часа сна. На следующую ночь начинайте натирать, когда все укладываются спать. Натирайте всю ночь, пока не придет время отправляться в контору. Вот уже четыре часа сна потеряны. На следующую ночь продолжайте натирку — и еще двух часов сна как не бывало”.
На четвертую ночь, прежде чем приступить к натирке пола, старик сказал сыну: “Я, пожалуй, присяду на минутку, пусть глаза отдохнут”. Проснулся он в семь часов следующего утра.
|
|
|
Теперь у него на трюмо красуются банка мастики и тряпка для натирки. Я ему сказал: “У вас часы со светящимся циферблатом, если через пятнадцать минут не заснете, вставайте и натирайте пол”. С тех пор спит как сурок, ни одной ночи не пропустил. (Эриксон смеется.)
Однажды пришел ко мне на прием доктор и рассказал: “Чтобы окончить колледж, мне пришлось учиться и работать. Много недосыпал. Учиться в медицинском институте тоже было нелегко. Еще до окончания института я женился, пошли дети. Надо было платить за учебу и содержать семью, так что на сон времени оставалось очень мало. С тех пор я ложусь спать в 10.30 вечера. Без конца верчусь, смотрю на часы в надежде, что уже наступило утро, а его все нет и нет. Где-то под утро, часов в пять, я засыпаю, а в семь мне уже надо вставать и идти на работу. Знаете, когда я еще учился в институте, я дал себе зарок прочитать всего Диккенса, всего Вальтера Скотта, Достоевского, я ведь очень люблю литературу. Но времени для этого так и не нашлось. Только и знаю, что ворочаться с боку на бок до пяти утра”.
“Вы хотите нормально спать, как я понял, — заметил я. — И вы все еще сожалеете, что никогда не читали Диккенса. Так купите себе собрание сочинений Диккенса”.
|
|
|
“Расскажите, как устроен ваш дом. У вас есть камин и полка над ним?” Он ответил, что есть. “Прекрасно! Тогда возьмите настольную лампу, поставьте ее на каминную полку, рядом положите том Диккенса, встаньте у камина и читайте в свое удовольствие с 10.30 вечера до пяти утра. Так вы осуществите свою давнюю литературную мечту”.
Через какое-то время мой доктор зашел ко мне и спросил: “А можно мне читать Диккенса сидя?” “Разумеется”, — ответил я. Вскоре он заявляется снова.
“У меня появились осложнения с чтением Диккенса. Я сажусь и, не успев прочесть даже одной страницы, проваливаюсь в сон. Просыпаюсь только утром, а от сидячей позы все тело затекает”.
“Хорошо, — сказал я, — достаньте часы со светящимся циферблатом и, если через 15 минут после того, как улеглись в постель, вы все еще будете различать цифры на часах, вставайте, становитесь у камина и читайте Диккенса. А поскольку вы уже прочитали кое-что из Диккенса, то сумеете найти другое время, чтобы познакомиться с ним полностью”. Доктор прочитал всего Диккенса, Скотта, Флобера и Достоевского. Он теперь с ужасом вспоминает свои чтения стоя у каминной полки. Уж лучше спать.
Иногда за помощью обращаются те, кто сами в состоянии себе помочь. Одна женщина хотела бросить курить и похудеть. Я заметил, что она успешно может этого добиться и причем без особых неудобств для себя. Она ответила: “Я не могу устоять перед едой и перед сигаретами, но что касается физических упражнений, тут у меня появляется стойкость... и я их не делаю”.
|
|
|
“Вы, кажется, очень верующая, не так ли?” — спросил я. Она ответила утвердительно. “Дайте мне твердое обещание, что выполните несколько очень простых вещей, о которых я вас попрошу”. Она пообещала. Я перечислил свои просьбы: “Храните спички в подвале. Вы живете в двухэтажном доме с чердаком. Курите сколько душе угодно, но храните спички в подвале, а сигареты на чердаке. Как потянет закурить, спускайтесь в подвал, возьмите из коробка спичку и оставьте ее на коробке, бегом поднимитесь на чердак и возьмите сигарету, спускайтесь в подвал и закурите. Вот вам отменные физические упражнения.
“Вы сказали, что любите перекусить. Предлагаю на выбор: бег вокруг дома или где-нибудь в окрестности. Сделайте определенное количество кругов, возвращайтесь и ешьте, что душе угодно. Такой вариант вам подойдет?” “Неплохая идея”, — ответила пациентка. “Хорошо. Само собой разумеется, что, когда вы испечете торт, следует разрезать его на очень тонкие кусочки. Чтобы съесть один кусок, вам надо с предельной скоростью обежать вокруг дома — и приятного аппетита. А если захочется съесть второй кусочек, надо обежать вокруг дома дважды”.
|
|
|
Просто удивительно, как быстро моя пациентка стала терять интерес к сигаретам... Спускайся в подвал за спичкой (брать ее с собой нельзя), несись на чердак за единственной сигаретой, лети опять в подвал и закуривай. Сомнительное удовольствие. А беготня вокруг дома... Один круг за один кусок, два за два, три за три... Вскоре аппетит у нее стал гораздо скромнее.
Главное, не надо слепо следовать учебникам и вызубренным из них правилам. Самое важное — побудить пациента делать то, что чрезвычайно полезно именно для него.
Как-то приехал ко мне один фермер из штата Мичиган. “У меня совершенно неуправляемый характер, — заявил он. — Стоит мне выйти из себя, и я могу влепить оплеуху любому, кто окажется под рукой. От меня уж и жене не раз доставалось. А уж сколько пощечин я раздал дочерям и сыновьям — не счесть. Такой у меня характер, не владею собой”.
“У вас ферма в Мичигане, — заметил я. — Как у вас отапливается дом? На чем вы готовите пищу?” “Печка у нас на ферме топится дровами. Зимой она служит для отопления. На ней же и готовим”. “А топливо где достаете?” — спросил я. “У меня есть большой участок леса”, — ответил фермер. “А что рубите на топливо?” — спросил я. “Когда дуб, когда ясень. Вот только вяз не рублю, его так трудно колоть на дрова”.
“Так вот, с нынешнего дня будете рубить только вязы, — распорядился я. — Когда срубите вяз и распилите его на части, вам надо раз за разом вгонять топор в чурбан, чтобы расколоть его пополам по всей длине. Это страшно неподатливое дерево. Расколоть один вязовый чурбан все равно что расколоть дюжину дубовых. Так вот, когда вы почувствуете, что еще мгновение — и вы сорветесь, хватайте топор и рубите этот чертов чурбан и дайте выход накопившемуся пару”. Я-то знаю, что такое колоть вяз, — страшнее задания не придумаешь. Так он и разряжался на своих вязовых чурбаках.
Зигфрид: У меня вопрос. Вы приводите примеры, когда люди всегда выполняют ваши внушения и с большим вдохновением, чего нельзя сказать о моих пациентах. (Смех.) Мне кажется, что во многих случаях им вовсе не хочется делать то, что им велено.
Эриксон: Вот и мои домашние спрашивают: “Почему твои пациенты выполняют все эти идиотские задания, которые ты им даешь?” Я им отвечаю: “Я говорю с ними очень серьезно. И они понимают, что я действительно верю в то, что говорю. Я предельно искренен. У меня нет ни капли сомнения, что они выполнят мои указания. У меня даже такой мысли не мелькает: “Неужели они будут делать такую чушь?” Нет, я знаю, они все сделают”.
Как-то ко мне пришла женщина и попросила принять ее мужа и помочь ему бросить курить с помощью гипноза. Ее муж, адвокат по профессии, зарабатывал 35.000 долларов в год. Перед самым замужеством жена получила в наследство четверть миллиона долларов. На эти деньги они купили дом. Она оплачивала налоги и коммунальные услуги. На свои деньги покупала продукты. Оплачивала свой подоходный налог и налоги мужа и представления не имела, на что же он тратит свои 35.000 в год.
Все это я узнал из беседы с мужем. Я понял, что он ни за что не бросит курить. Я ему так и сказал в конце нашей часовой беседы и попросил разрешения пригласить в кабинет его жену и сообщить ей, что он прирожденный неудачник. Может, она перестанет тогда его пилить насчет курения.
Адвокат согласился, чтобы я позвал его жену и в его присутствии сказал, что он прирожденный неудачник и не стоит его попусту пилить. Я счел себя вправе так поступить. Ведь адвокат должен знать значение обычных английских слов. Он должен уметь ими пользоваться.
Пригласив жену в кабинет, я сказал ей: “Мне очень жаль вам это говорить, но ваш муж — прирожденный неудачник. Мне кажется, нет смысла пилить и донимать его. Он не хочет бросить курение и не бросит”.
Через два дня влетает она ко мне в кабинет без предварительной записи. А по щекам слезы текут прямо ручьями. “Я заливаюсь слезами, как только мне надо идти к врачу. От моих слез на полу уже лужа образовалась, как сейчас. А завтра мне вести детей к педиатру. Я же вся обревусь по пути туда и обратно. Можно мне как-нибудь помочь?” “Да, слезы — это детское занятие. И часто вы плачете?” — спросил я. “Как только принимаюсь за какое-нибудь дело. Я окончила колледж с дипломом учителя. Так вот, когда я получила работу в школе, я ревела целую неделю. Вскоре из школы пришлось уйти, уж слишком много я плакала”.
“Понятно. Завтра вам надо вести детей к педиатру. И вы намерены плакать всю дорогу туда и обратно. Я считаю, что рев — это занятие для детей, стало быть, надо заменить его другим детским занятием, но менее заметным. Достаньте соленый огурец вот такого размера (Эриксон показывает) и поглаживайте его всю дорогу к врачу и обратно”.
Через день жена адвоката является ко мне страшно злая, но без слез. “Почему вы не сказали, чтобы я поглаживала огурец, когда буду в кабинете?” (Эриксон улыбается.) “Это ваша вина, не моя. Вот вам новое задание. Сегодня в полдень вы взберетесь на Пик Скво, а завтра придете ко мне и отчитаетесь”.
Женщина явилась на следующий день и сообщила: “Полезла я на Пик Скво и, хотите верьте, хотите нет, заблудилась у самой верхушки. Лазила я, лазила среди каких-то валунов и острых камней, пока не выбралась на вершину. И, знаете, меня охватило чувство радости от личного достижения, свершения чего-то важного. Завтра я опять полезу на пик и уже не собьюсь с тропинки, а потом приду к вам и доложу. Я все думала, спускаясь, как я ухитрилась сбиться с тропинки. Ее просто невозможно потерять”.
На следующий день она рассказала о своем успешном подъеме на пик и о той радости свершения, которая вновь охватила ее.
Прошло какое-то время и снова жена адвоката неожиданно пришла ко мне. “Мне кажется, мой муж женат скорее на своей матери, чем на мне. Он ничего не может делать по дому — ни кран починить, ни мелочь какую исправить. Зато стоит его матери позвонить ему в час ночи, как он тут же одевается и мчится через весь город, чтобы починить у нее кран или повесить картину. Но сделать то же самое дома он не может. Мне приходится вызывать водопроводчика, или столяра, или браться за дело самой”.
“Конечно, ваш муж должен быть вашим мужем, а не мужем своей матери”, — согласился я.
“Я не люблю свою свекровь, — заявила жена адвоката. — Она может без предупреждения заявиться после обеда, часа в четыре, да еще и привести с собой гостей, а я должна немедленно приготовить изысканный обед. Мне приходится иногда срочно бежать в магазин за необходимыми продуктами. И я готовлю прекрасный обед для нее и ее гостей. Но когда я сажусь с ними за стол, мне тошно и не хочется рот открывать”.
“Согласен, что со стороны вашей свекрови не очень-то любезно заявляться к вам в четыре часа дня и требовать обеда. Когда она появится в следующий раз, вы приготовьте обед, но за стол не садитесь. Сошлитесь на то, что у вас срочная встреча вечером. Неважно, куда вы пойдете, хоть погулять, хоть в кино. И не возвращайтесь домой раньше 11 часов вечера”.
Клиентка пришла через несколько дней. “Моя свекровь с мужем и еще одним гостем заявилась в четыре часа и потребовала приготовить роскошный обед. Я последовала вашему совету, обед приготовила — пальчики оближешь. Когда пришла пора садиться за стол, я сказала, что у меня на вечер назначена важная встреча, и ушла. Вернувшись в 11 часов, я увидела, как моя свекровь и муж устроили свою любимую забаву. Они напоили гостя до скотского состояния, и весь ковер в столовой был испачкан рвотой. Мне пришлось за ним убирать”.
Я сказал ей: “В таком случае гость, блюющий на ковер в столовой, а также те, кто этому потворствуют, не имеют права требовать особый обед в любое время и не получат его”. “И я так думаю”, — сказала жена адвоката.
Как-то она зашла ко мне снова. “Я оплачиваю все счета и все налоги, свои и мужа. А он только изредка приносит пакет продуктов. И то только потому, что ему вдруг захочется какого-нибудь любимого блюда. В Сан-Диего предстоит конференция юристов, муж хочет, чтобы я поехала с ним. А я не хочу”. Однако я ей сказал: “Если он хочет взять вас с собой, поезжайте. Когда вернетесь, расскажете, как вам там понравилось”.
По возвращении женщина зашла ко мне. “Мне хотелось остановиться в гостинице с бассейном, но муж настоял на другой гостинице, на противоположной стороне улицы, там, якобы, лучше атмосфера. Бассейна там не было, да и особой атмосферы я не заметила. Мне пришлось заплатить тысячу долларов за одну неделю. За питание платила отдельно.
Когда мы спустились в столовую, наша полуторагодовалая малышка начала стучать кулачком по своему высокому стульчику с подносом для еды и радостно булькала, пуская пузыри. Мужа раздражал поднятый ею стук и он ударил ее по лицу. Произошла безобразная сцена”. Я ей объяснил: “Ваш муж — юрист и он должен знать закон о грубом обращении с детьми. Он грубо обошелся с ребенком и, если вы не воспрепятствуете подобному поведению мужа, вы наравне с ним будете отвечать в соответствии с этим законом”. “Я тоже так подумала, — согласилась женщина. — Я ему больше не позволю бить ребенка”.
Прошло несколько недель, и жена адвоката опять появилась у меня. “Раза два, три, а то и четыре в году у моего мужа появляются долги: по две, три, четыре или пять тысяч долларов. Тогда он просит, чтобы я продала часть моих ценных бумаг в покрытие его долгов”. “Знаете, — заметил я, — человек с годовым доходом в 35.000 долларов сам должен платить свои долги, если учесть, что его жена несет все расходы по дому и платит подоходные налоги”. “Я тоже так думаю, — согласилась жена. — Больше не трону свои ценные бумаги”. Я добавил: “Если вы за них возьметесь, то четверти миллиона ненадолго хватит”.
Еще через несколько недель она пришла с новой информацией. “Два-три раза в год муж требует у меня развода. Да, собственно, о каком разводе можно говорить. Я не знаю, куда он уходит и где остается. Он является обычно в четверг вечером и требует, чтобы ему был подан особый обед. А по воскресеньям, пообедав, он немного поиграет с детьми и уходит, а куда, я не знаю”. Я ответил: “Я полагаю, вам следует поговорить с ним откровенно. Раз он просит развод, скажите откровенно, что согласны. Так и скажите: “Хорошо, ты получишь развод, когда пожелаешь, я это тебе всерьез говорю. Но учти, больше не будет никаких обедов по четвергам и субботам, и я сменю все замки в доме”.
Она пришла ко мне еще через полгода и спросила: “У меня есть основания для развода?” Я ответил: “Я психиатр, а не юрист. Но я порекомендую вам честного юриста”. Она записала адрес и спешно развелась.
Прошло приблизительно еще полгода и на пороге кабинета снова появилась моя давняя знакомая, конечно, без предварительной записи. “Вы способствовали созданию у меня ложного представления”, — заявила она. “Каким это образом?” — изумился я. “Когда я была у вас в последний раз и спросила, есть ли у меня основания для развода, вы послали меня к юристу, который добился развода на законном основании. Но когда я подумаю, что целых семь лет была женой этого подонка, меня с души воротит. Я развелась по личным мотивам!”
Я спросил: “Если бы я предложил вам развестись по личным мотивам, как бы вы реагировали?” “Я бы стала его защищать и терпела бы дальше такое замужество”, — ответила она. “Вот в этом все дело. Чем вы занимались последние полгода?” — спросил я. “Как только я получила развод, я начала преподавать в школе. Работа мне нравится. И плакать я перестала”.
Научил ее гладить соленый огурец да сказал, что муж у нее прирожденный неудачник. А он, хоть и юрист, а не сообразил, что не следовало позволять называть себя прирожденным неудачником. А до нее это постепенно доходило... с каждым приходом ко мне, с каждой жалобой.
Зигфрид: Повторите, пожалуйста, последнее предложение. Я не понял.
Эриксон: Приходя ко мне с каждой новой жалобой на мужа, она все больше понимала смысл и правоту моих слов о том, что ее муж “прирожденный неудачник”. Вот зачем на первом приеме я пригласил ее в кабинет и сказал ей об этом.
Зигфрид: А вы на самом деле так считаете? Что он прирожденный неудачник?
Эриксон: А ты разве думаешь по-другому? Он потерял жену, семью. Теперь ему придется жить на собственные средства, выплачивать содержание детям и самому платить подоходный налог.
Зигфрид: Возможно, он сможет исправиться.
Эриксон: Ты так думаешь? Человек, который в течение первых семи лет обращается со своей женой подобным образом, не собирается исправляться. Он как был, так и остался маменькиным сынком. Он водит свою мамочку обедать в ресторан и все так же бежит чинить краны по первому ее звонку.
Зигфрид: Все это так, но мне кажется, он смог бы сообразить и оторваться наконец от мамаши. Вы думаете, он навсегда останется пришитым к ее юбке?
Эриксон: Да, потому что он не собирается искать человека, который оторвет его от этой юбки.
Зигфрид: Значит, вы считаете, что он еще не созрел для перемен?
Эриксон: Сомневаюсь, что он когда-нибудь созреет.
Зигфрид: Так, так.
Эриксон: А сейчас, Кристина, сходи в мой кабинет, там где-то лежит конверт с историями болезней. Большой такой коричневый конверт. Скорее всего, на бюро с канцелярскими принадлежностями, рядом с письменным столом. (Кристина идет в кабинет и приносит конверт.) Тридцатилетнему мужику пора бы перестать мотаться по ночам через весь город, чтобы чинить краны у своей мамаши.
Зигфрид: Согласен.
Эриксон: И он должен сам платить свой подоходный налог.
Кто из вас красиво читает по-английски? Не кричите все сразу.
Джейн: Я могу.
Эриксон (передает ей копию письма): Читай вслух.
Джейн: “29 февраля. Уважаемый доктор Эриксон, я пишу в ответ на вашу просьбу, которую вы высказали в нашем телефонном разговоре несколько недель тому назад. Я бы написал раньше, но я хотел повидать доктора Л., чтобы выяснить, не могла бы она проводить меня до Феникса (если представится возможность увидеть вас). Но ее несколько недель не было в городе, вот я и задержался с ответом. Именно она весьма рекомендовала мне вас. Она также подчеркнула, что хотела бы поехать со мной в Феникс, если ей удастся выкроить время. Она очень загружена работой.
Относительно моей проблемы. Я начал заикаться, когда мне было четыре или четыре с половиной года. Разговаривать я начал на двенадцатом месяце. Начало заикания приблизительно совпало с рождением моей сестры (второго ребенка после меня) и с операцией по удалению миндалин вскоре после того, как мне исполнилось 4 года. Я до сих пор не понимаю, имеют ли эти два события какое-либо отношение к моему заиканию. Я неоднократно пытался обнаружить возможные детские потрясения с помощью традиционной психотерапии, безуспешных сеансов гипноза (доктор Л. считает, что я поддаюсь гипнозу), лечения криком у С.Д., с помощью курса терапии по Фишеру-Гоффману. Я пробовал различные телесные терапии, например, рольфинг, Ломи, контрастную терапию, иглоукалывание, биоэнергетику и дыхательные техники. Я пробовал и различные механические устройства. Я прошел ЭСТ и массу специальных курсов по медитации, религиозно-духовному самопознанию и йоге. Кое-что из того, что я пробовал, в какой-то мере мне помогло. Но у меня все же остается ощущение, что в моем прошлом есть какой-то очень значимый материал, познание которого меня отчаянно страшит.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 204; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!