Использование историй в психотерапии 16 страница



И вот иду я как-то летом по больничному коридору и вижу: идет впереди незнакомая девушка. А я в больнице всех знал (я отвечал за кадры), кто как ходит, кто как руками размахивает, кто как голову держит. А тут вдруг совсем незнакомая девушка. Как же так? Я заведую кадрами, а ее не знаю. Тут она свернула в бухгалтерию, и я узнал профиль Дебби.

Придя в свой кабинет, я достал листок бумаги, записал свой вывод, положил его в конверт, запечатал и отдал своей секретарше: “Заверь своей рукой, проставь дату и запри у себя в столе”.

Она заперла конверт в ящике, единственный ключ от которого хранился у нее, так что я не мог тайком заглянуть в свой вывод. Я прямо сам себе не верил. (Эриксон улыбается и смотрит прямо перед собой, возможно, на Салли.)

Месяц спустя приходит моя секретарша с обеда, и ее прямо распирает от новости: “Я такое узнала! Спорю, что вы ни за что не догадаетесь!” “Я бы тебе не советовал спорить, — заметил я. — Я все равно выиграю. Этим летом Дебби не уезжала в отпуск, а тайно вышла замуж. Сегодня за обедом она призналась”. Тогда я сказал: “Мисс Х., загляните в конверт, который мы заперли месяц тому назад”. “Ой, ну что вы, как можно!” (Смех). Она мгновенно выудила конверт, открыла и прочитала мой вывод: “Либо у Дебби бурный любовный роман, либо она тайно вышла замуж, и у нее хорошо идет сексуальная адаптация”.

А здесь уместно еще одно наблюдение. Для мужчины секс — явление местного значения. Это не то, что отрастить усы, например. Так, рядовое событие.

Половая жизнь для женщины — это биологическая функция ее организма, вовлекающая в действие все тело. Как только она начинает регулярно жить половой жизнью, несколько изменяется линия волос на голове, надбровья слегка выступают, нос чуть-чуть удлиняется, подбородок слегка тяжелеет, губы полнеют, линия челюсти незначительно изменяется, изменяется содержание кальция в позвоночнике, смещается центр тяжести, грудь и бедра становятся шире либо плотнее. (Говоря об изменениях, Эриксон указывает на различные части своего тела.) Она ходит уже по-другому, потому что центр тяжести смещается книзу. И руки у нее двигаются по-другому. Если внимательно наблюдать за большим количеством людей, то можно научиться все это замечать.

Только не наблюдайте за вашими друзьями и членами семьи, не следует вторгаться в их личную жизнь. Но вы можете наблюдать за пациентами, медицинскими сестрами, вашими студентами, практикантами, потому что это ваша работа — знать пациентов и тех, кто за ними ухаживает. Вы преподаете студентам-медикам и должны знать их проблемы, потому что они — будущие врачи. Вы можете изучать своих практикантов, но оставьте в покое семью и друзей, избегайте бесцеремонного любопытства. Я никогда не знал, когда у моих дочерей менструация. Но когда ко мне приходила на прием женщина, я всегда мог определить, на какой стадии цикла она находится.

Однажды одна секретарша в Мичигане как-то ляпнула моему другу Луи и мне: “Вы, чертовы психиатры, думаете, что знаете все на свете!” “Практически все”, — скромно ответил я. (Эриксон улыбается.)

Эта секретарша, Мэри, была замужем за торговым агентом. Он вечно мотался по командировкам — на пару дней, на неделю, две, три. В общем, совершенно непредсказуемый супруг. Прихожу на работу как-то утром, а из-за двери раздается стук ее пишущей машинки. Я послушал, открыл дверь, заглянул в ее комнату и сказал: “Мэри, сегодня утром у тебя началась менструация”, — и закрыл дверь. Мэри не стала возражать. Несколько месяцев спустя я послушал, как она печатает, и заметил: “Мэри, вчера вечером вернулся твой муж”. (Эриксон весело хмыкает.) У Мэри и капли сомнения не было, что я все знаю.

А некоторые сестры и секретарши приходили ко мне каяться заранее. Однажды вошла в мой кабинет одна такая “грешница” и говорит: “Пусть ваша секретарша выйдет, мне нужно с вами поговорить”. Я попросил ее выйти и выслушал признание: “Прошлой ночью у меня началась любовная связь. Я решила сама вам сказать, прежде чем вы заметите”. (Общий смех.)

Ваше чувство благородства и уважения к личной жизни ваших друзей и членов семьи вовремя остановит вас. Но пациенты и ухаживающие за ними сестры — это другое дело. Студентам-медикам предстоит работать с больными и вам следует знать, все ли в порядке у них самих.

Вы люди взрослые и мои коллеги. Вас я изучать не буду. Я буду читать ваши лица и сразу узнаю, если я кому-то неприятен. Вот вы двое, вы ведь знаете, что я могу читать по лицам? (Обращается к Салли и Саре.)

Салли: Читать по лицам? Да, можете.

Эриксон: Я вам расскажу еще одну историю болезни. Один профессор прошел двухгодичный курс психоанализа у нас в стране, а его жену анализировали в течение года. Затем они отправились в Европу, где профессора в течение года анализировал сам Фрейд, по пять раз в неделю, а его женою в течение года занимался один из учеников Фрейда. На следующее лето они вернулись в Америку и предложили свои услуги вустерской больнице.

Профессор рассказал мне о двух годах психоанализа, о встрече с Фрейдом и о двух годах психоанализа его жены. Он и его жена хотели пройти у меня курс психотерапии. Я только что начал работать в исследовательском отделе и был очень загружен своими делами. Я сказал, что придется подождать, пока я смогу выкроить для них время.

В первую же неделю моей работы в Вустере проходила книжная ярмарка. Я любил покупать книги, особенно когда распродавались привезенные издателями остатки. Профессор присоединился ко мне, он тоже был книголюб. Идем мы по улице, и тут из магазина, метрах в пяти перед нами, выходит чрезвычайно тучная женщина, ростом метра полтора и такой же ширины.

Профессор повернулся ко мне и вздохнул: “Милтон, тебе не хочется взять в руки такую вещь?” “Нет, не хочется”, — ответил я. “А я бы взял”. Вернулись мы в больницу, я вызвал к себе жену профессора и рассказал: “Шли мы сегодня по улице позади очень толстой женщины, прямо кубарь — полтора на полтора, а ваш муж спрашивает, не хочется ли мне подержаться за этот зад. Я ответил, что у меня нет ни малейшего желания, а он сказал, что подержался бы”.

Жена прямо взвилась: “Так и сказал, что он подержался бы за эту необъятную жирную задницу?!” “Именно так, и причем с большим чувством”, — ответил я. “Подумать только, — окончательно возмутилась она, — что все эти годы я морила себя голодом, чтобы сохранить стройные девичьи бедра. Конец голодовке! Такую жирную задницу отращу, что будет его крючьям за что ухватиться!” (Общий смех.)

Приходит она ко мне через несколько недель и заявляет: “Знаете, мой муж чересчур уж джентльмен. Чистюля чопорный. Думает, что он во всем разбирается. Я хочу, чтобы вы ему сказали, как меня следует любить. Он считает, что единственный способ — это когда он лежит на мне. А мне иногда самой хочется полежать на нем”.

Я пригласил к себе мужа и объяснил ему, что в любви любая позиция хороша, если оба партнера получают удовольствие. А если один недоволен, значит, позиция не годится. Объяснил ему все до мельчайших подробностей. К этому и свелась вся моя психотерапия.

(К группе.) Как же этот профессор за три года психоанализа не сумел выяснить, что девичьи бедра жены ему не по вкусу? И почему его жена за два года психоанализа, пять раз в неделю, не дотюкала, что ее мужу нравится пышный нижний бюст?

В общем, мне понадобилось всего две беседы с ними, чтобы успешно завершить весь фрейдовский анализ и анализ его подручного. Профессор сейчас отошел от дел, у них с женой появились внуки, она стала полтора на полтора — и оба счастливы. (Эриксон улыбается.) Вот что такое психотерапия.

Приехав в Мичиган, я в первый же день обратил внимание на одну девушку, которая, как выяснилось, работала санитаркой. Она была очень хорошенькая выше талии и ниже колен. Но попка у нее была редких размеров. Стоило ей вильнуть бедром на продящего мимо, как он падал, не в силах удержаться на ногах. Она переживала из-за своей фигуры, но мне она показалась интересной.

Вскоре я выяснил, что у нее была довольно странная привычка. В дни посещений она стояла у входа на территорию больницы и задавала три вопроса каждой входящей матери с малышом. Мне было видно из окна моего кабинета. Мамаши кивали в ответ и отправлялись по палатам навещать родственников, а санитарка собирала малышей и занималась с ними, если день был погожий. Если девушка не жалеет своего выходного дня, чтобы поиграть с чужими детьми, значит, она любит детей.

И вдруг, примерно через год, у нее началась беспрерывная икота, день и ночь. У нас в штате было 169 врачей. Каждый ее осмотрел и все рекомендовали консультацию у психиатра. Девушка знала, что этим консультантом буду я. Моя репутация была ей известна: я знаю толк в своем деле. Она отказалась наотрез.

К ней обратился ее непосредственный начальник: “Послушай, Джун, ты не платишь за пребывание в больнице, прошла полное медицинское обследование. Все рекомендуют консультацию у психиатра, но ты отказалась. За тобой сохраняется твое рабочее место и ты получаешь зарплату, хотя лежишь в постели как пациентка. Либо ты соглашаешься на консультацию, либо мы вызываем платную скорую помощь и отправляем тебя в платную больницу. Если согласишься на консультацию, твое рабочее место останется за тобой”.

Перспектива оказаться в платной больнице ее не обрадовала, и она согласилась: “Ладно, пусть приходит”.

Я пришел около двух часов и очень осторожно прикрыл за собой дверь палаты. Предупреждающе подняв руку, я сказал: “Не открывай рта, молчи (Эриксон поднимает левую руку, словно останавливая идущий транспорт) и слушай, что я скажу. Очень жаль, что ты не читала “Песнь Песней” Соломона. Это из Библии, что лежит у тебя на столике, а ты и не читала. Вот в чем твоя беда. Раз ты не читала “Песнь Песней”, я тебе все объясню. Я целый год наблюдал за тобой, как ты заботилась о малышах других женщин, не жалея на это своих выходных. Ты спрашивала у каждой матери, можно ли дать ее ребенку жвачку, конфетку или игрушку, можно ли тебе приглядывать за малышами, пока их мамы навещают больных родственников. Так я узнал, что ты любишь детей. А ты вообразила, что из-за твоей крупной попки на тебя не глянет ни один мужчина. Прочитай ты “Песнь Песней” Соломона, ты бы так не думала”. Мне удалось пробудить в ней любопытство.

(Обращается к слушателям.) Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из вас прочитал “Песнь Песней” Соломона. (К одному из учеников.) Ты читал? (Эриксон кивает.) Я все ей объяснил: “Тот, кто захочет взять тебя в жены, тот, кто полюбит тебя, посмотрит на твою огромную, пышную, мягкую попку и увидит в ней лишь колыбель для своих будущих детишек. Это будет тот, кто мечтает произвести на свет как можно больше детей. И он увидит дивную колыбель для этих детей.

Ты сейчас не прекращай икать. Остановишься где-нибудь пол-одиннадцатого или в одиннадцать. И все подумают, что излечение произошло само собой, внезапно, а я тут ни при чем. Ты продолжай икать и все подумают, что у меня тоже ничего не вышло. А когда я уйду, почитай “Песнь Песней” Соломона. Ты ее найдешь в Библии, что лежит на твоем столике”.

Несколько месяцев спустя Джун дождалась, когда моя секретарша ушла обедать, и заглянула ко мне, чтобы показать свое обручальное кольцо. А еще несколько месяцев спустя, тоже в отсутствие секретарши, она привела ко мне своего жениха. Он мне рассказал, что у него есть свой участок земли и они со своей невестой задумали построить там дом. В доме у них будет много спальных комнат и одна громадная детская. (Эриксон улыбается.)

Однажды я спросил отца, почему он женился именно на матери. А он ответил: “Потому что у нее нос косит на запад”. У мамы действительно была искривлена носовая перегородка и нос был немного кривоват. Я возразил, что нос у нее будет косить на запад, только если она станет лицом к югу. Но отец ответил: “Я родом из Чикаго, а это к югу от Висконсина”. Довод был неопровержимый.

У мамы я тоже спросил, почему она вышла за отца. “Потому что у него один глаз был голубой, а другой — белый”. “Глаза бывают голубые, карие, черные”, — возразил я. “У твоего папы оба глаза были голубые, но один так косил, что, бывало, только один белок виден”, — ответила она. “Я что-то этого не замечал”, — засомневался я. “С того дня, как мы поженились, оба глаза у него смотрят в одном направлении — вперед”, — ответила мама. “И что, белый глаз больше его не подводил?” “Только однажды, — сказала мама. — Когда он направился в Сан-Луи, чтобы вступить добровольцем в войска Тедди Рузвельта, а его не приняли по зрению. Домой он вернулся с голубым и белым глазом. Но дома он спокойно все обдумал: ведь у него на руках жена и дочь. Лучше поступать разумно, и оба глаза у него опять стали голубые”. (Эриксон улыбается.) Чтобы узнать, надо спрашивать. Сколько сейчас времени?

Джейн: Четыре.

Эриксон: До четырех я могу сосчитать. Будь любезна, подойди-ка сюда, незнакомка, и займи это кресло. (Эриксон обращается к Саре, которая подходит к зеленому креслу.) А ты заметила, что я не просил ее встать с кресла? (Эриксон говорит об Анне.)

Ну-ка, скажи, сколько у тебя пальцев? Остальные уже знают ответ.

Сара: Пять, э-э, четыре.

Эриксон: Большой палец тоже считай.

Сара: Пять. Десять.

Эриксон: Так пять? Или десять?

Сара: Десять.

Эриксон: Ты уверена?

Сара: Да. (Смеется.)

Эриксон: Положи руки на колени.

Если считать отсюда туда (Эриксон показывает справа налево) или оттуда сюда (показывает слева направо), в обоих случаях будет одинаковый результат?

Сара: Да. (Улыбается.)

Эриксон: Ты уверена?

Сара: Да.

Эриксон: А если сложить пальцы на одной руке с пальцами на другой, все равно будет правильный ответ?

Сара: Да.

Эриксон: Мне кажется, у тебя одиннадцать пальцев... Неужели ты думаешь, что я ошибаюсь?

Сара: Вероятно, нет, в каком-то смысле.

Эриксон: Ладно. Я буду указывать, а ты считай. (Эриксон указывает на ее пальцы, а она считает.)

Сара: Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.

Эриксон: Ты их так считаешь?

Сара: Да.

Эриксон: И все-таки у тебя одиннадцать пальцев.

Ты сказала, что как ни считай, разницы не будет. (Эриксон показывает два направления возможного счета.) И что ответ будет правильный, если пальцы одной руки сложить с пальцами другой. Верно?

Сара: Верно.

Эриксон: Ты все поняла?

Сара: Да.

Эриксон: Десять, девять, восемь, семь, шесть — и добавим пять, получается одиннадцать.

Сара (Смеется): Точно.

Эриксон: Впервые узнала, что у тебя одиннадцать пальцев?

Сара утвердительно кивает и смеется.

Эриксон: Наверное, в школе не очень старалась?

Сара: Наверное. (Улыбается.)

Эриксон: То-то. А правую руку от левой можешь отличить?

Сара: Конечно.

Эриксон: Уверена в этом?

Сара: Ага.

Эриксон: Спрячь вот эту руку за спину. (Указывает на левую руку.) Ну, и какая же рука осталась?[6]

Сара смеется.

Эриксон: Надо отправить тебя обратно в школу.

Сара: Дело в том, что я там работаю.

Эриксон: Это хорошая методика для работы с детьми.

Вот еще одно задание для всей группы. (К Стью.) Достань-ка мне вон ту карточку. (Эриксон берет карточку и передает ее Саре.) Прочитай ее, но не обманись кажущейся простотой ее понимания. Передай другим.

 


(Карточка переходит из рук в руки. На ней написано: Прочитай всеми возможными способами то, что заключено в скобках:

 

(Эриксон получает карточку обратно.) Как ты это прочитала? (Обращается к Саре.)

Сара: Вы хотите, чтобы я прочитала все, что написано на карточке?

Эриксон утвердительно кивает.

Сара: Мне надо только числа прочитать? Я не поняла.

Эриксон: Прочитай вслух. (Эриксон снова показывает Саре карточку.)

Сара: Всю карточку..?

Эриксон: Читай, что прочитаешь.

Сара: В скобках? (Эриксон кивает.) 710. 7734.

Эриксон: А кто может прочитать по-другому? (Зигфриду.) Повтори свой ответ.

Зигфрид: Я могу переставить числа.

Эриксон: Покажи.

Зигфрид: 017 или 107, или 3477 или 7347...

Эриксон: Задание было: прочитать всеми возможными способами то, что заключено в скобках. Вот я, например, смотрю на карточку и вижу “OIL” и “HELL”[7]. (Эриксон берет карточку, переворачивает ее и передает Саре, та смеется. Эриксон улыбается. Карточка идет по рукам.)

Почему же вы не выполнили задание и не прочитали всеми возможными способами?

Кристина: Знаете, тут есть одна причина... Немцы пишут семерку по-другому. Если читать таким способом, ничего не получится. И я семерку пишу по-другому, и Зигфрид тоже.

Эриксон: Но вы оба умеете читать по-английски.

Кристина: Но семерки мы пишем так. (Показывает.)

Эриксон: Когда говорит ваш пациент, прислушайтесь к тому, что слышите, затем пересядьте на другой стул и снова слушайте, потому что у каждой истории есть другая сторона. Как и у этой карточки.

Я вам расскажу об одном случае. Миссис Эриксон и я как-то были в Мехико. Мой коллега, зубной врач, пригласил нас к себе на обед. Он очень гордился своей женой, которая, как он нам признался, великолепно рисует. Жена, правда, не приняла столь высоких похвал и сказала, что просто делает любительские наброски, вот и все. Но дантист не мог унять своего восхищения и, несмотря на возражения жены, принес с полдюжины ее рисунков.

Я их рассмотрел один за другим. Вокруг каждого рисунка художница сделала обрамление из причудливых завитушек. Я посмотрел на рисунок и так, и эдак, и вот так, и таким манером. (Эриксон поворачивает карточку с числами в разные стороны.) Меня озадачило то, что я разглядел.

Я взял листок бумаги, проделал в нем дырочку размером в ноготь и наложил на виньетку. Дантист глянул в отверстие и увидел изображение миниатюрного лица. Я передвинул лист — и в отверстии появилось новое лицо. В этом орнаменте были скрыты сотни крохотных лиц.

Если у человека хватило таланта запрятать сотни миниатюрных лиц в узор обрамления так, что их не заметил ни зритель, ни сам художник, тогда это должен быть действительно хороший художник. Сейчас жена моего коллеги — очень известная художница в Мехико и является директором городской картинной галереи.

Когда смотрите на вещи, вглядывайтесь в них. Когда слушаете пациента, вслушивайтесь внимательно и попытайтесь понять его рассказ с иной точки зрения. Если вы просто выслушали пациента, целиком до вас его история не дошла. Переверните ее и прочитайте: “масло” и “ад”.

Думаю, до завтра вам хватит пищи для ума. Те, кто еще не был на Пике Скво, отправляйтесь туда. А те, кто не был в Ботаническом саду и Музее Херда, воспользуйтесь завтрашним утром. Сейчас 4 часа, а музей закрывается в 5, то же самое Ботанический сад и зоопарк. А Пик Скво открыт всегда. (Эриксон улыбается.)

Анна: Доктор Эриксон, я уезжаю завтра утром и хочу вас от всей души поблагодарить.

Эриксон: Значит, я тебя больше не увижу, потому что завтра я встану без четверти двенадцать, не раньше.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 218; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!