ПРАВДИВАЯ ЛЕГЕНДА О ПРИНЦЕ БЛЕЙДАДЕ 11 страница
– Вижу, что вы меня поняли, Сэм, – сказал мистер Пиквик. – Помимо моего нежелания, чтобы вы слонялись без дела в таком месте в течение, может быть, нескольких лет, я считаю чудовищной нелепостью со стороны должника, сидящего во Флите, держать при себе слугу, Сэм, – сказал мистер Пиквик. – Вы должны расстаться со мною на время.
– На время, сэр, вот как? – саркастически заметил мистер Уэллер.
– Да, на время, пока я останусь здесь, – отвечал мистер Пиквик. – Жалованье вы будете получать по-прежнему. Любой из моих друзей с радостью возьмет вас к себе, хотя бы только из уважения ко мне. А если я когда-нибудь выйду отсюда, Сэм, – добавил мистер Пиквик с притворной веселостью, – если это случится, даю вам слово, что вы немедленно вернетесь ко мне.
– Ну, а теперь я вам тоже кое-что скажу, сэр, – произнес мистер Уэллер невозмутимым и торжественным тоном. – Это дело такого сорта, что оно не пройдет совсем, а стало быть, нечего и толковать.
– Я говорю серьезно, я твердо решил, Сэм, – сказал мистер Пиквик.
– Вы решили, сэр? – упрямо переспросил мистер Уэллер. – Очень хорошо, сэр. Я тоже решил.
С этими словами мистер Уэллер старательно надел шляпу и быстро вышел из комнаты.
– Сэм! – крикнул ему вслед мистер Пиквик. – Сэм! Вернитесь!
Но в длинной галерее уже не отдавалось эхо его шагов. Сэм Уэллер ушел.
ГЛАВА XLIII,
повествующая о том, как мистер Сэмюел Уэллер попал в затруднительное положение
|
|
|
В высокой комнате, плохо освещенной и еще хуже проветриваемой, расположенной на Портюгел-стрит, Линкольнс-Инн-Филдс, заседают почти круглый год один, два, три или – в зависимости от обстоятельств – четыре джентльмена в париках за маленькими конторками, сооруженными наподобие тех, какими пользуются во всех английских судах, но только не покрытыми французским лаком. Справа от них находятся скамьи адвокатов, слева – отгороженное место для несостоятельных должников, а прямо перед ними, пониже, – чрезвычайно грязные физиономии. Названные джентльмены – уполномоченные Суда по делам о несостоятельности, а место, где они заседают, и есть Суд по делам о несостоятельности.
Замечательна судьба этого суда, который в настоящее время и с незапамятных времен считается и признан с общего согласия всех оборванцев Лондона, скрывающих свою нищету, их приютом и ежедневным пристанищем. Он всегда переполнен. Пивные и спиртные испарения постоянно поднимаются к потолку и, коснувшись его, стекают струями по стенам; старого платья увидишь здесь за один раз больше, чем выставляется на продажу на всем Хаундсдиче[138] в течение года, и больше немытых лиц и седеющих бород, чем могут привести в порядок все насосы и цирюльники между Тайбурном и Уайтчеплом от восхода до заката солнца.
|
|
|
Не следует предполагать, что здесь у кого-нибудь из этих людей есть хотя бы тень какого-то дела в том месте, которое он столь неутомимо посещает. Будь это так, нечему было бы удивляться, и в этом не было бы ничего странного. Одни из них спят почти все время, пока длится заседание, другие приносят крохотный портативный обед, завернутый в носовой платок или торчащий из потертого кармана, и жуют и слушают с одинаковым удовольствием, но никогда не бывало среди них ни одного, кто был лично заинтересован в каком-нибудь деле, которое когда-либо здесь разбиралось. Однако, чем бы они ни занимались, здесь они сидят с первой минуты и до последней. В дождливую погоду они приходят промокшие насквозь, и в такие дни в зале суда пахнет плесенью.
Случайный посетитель может предположить, что это место служит храмом, посвященным Духу Нищеты. Здесь нет ни одного служителя и ни одного курьера, который бы носил одежду, сшитую по мерке; ни одного более или менее свежего или здорового на вид человека во всем учреждении, если не считать маленького седовласого констебля с лицом, как яблоко, да и тот, подобно злополучной вишне, законсервированной в спирту, кажется высушенным благодаря искусственному процессу, который не имеет никакого отношения к его природе. Даже парики адвокатов плохо напудрены и букли плохо завиты.
|
|
|
Но наиболее любопытный предмет для наблюдений – поверенные, которые сидят за большим, ничем не покрытым столом ниже места для уполномоченных. Профессиональное хозяйство самого богатого из этих джентльменов ограничивается синим мешком и мальчиком – обычно юношей иудейского вероисповедания.
У них нет постоянных контор, свои юридические сделки они совершают или в трактирах, или в тюремных дворах, куда отправляются толпой и отбивают друг у друга клиентов на манер омнибусных кондукторов. Вид у них засаленный и заплесневелый, а если можно заподозрить их в каких-нибудь пороках, то, пожалуй, пьянство и мошенничество занимают самое видное место. Обычно они проживают на окраине «тюремных границ»[139], не дальше мили от обелиска на Сент-Джордж-Филдс. Их внешность непривлекательна, их манеры своеобразны.
Мистер Соломон Пелл, один из представителей этой ученой корпорации, был толстый, дряблый, бледный человек в сюртуке, который казался то зеленым, то коричневым, с бархатным воротником той же меняющейся окраски. Лоб у него был узкий, лицо широкое, голова большая, а нос сворочен на сторону, словно Природа, возмущенная наклонностями, подмеченными ею в момент его рождения, дала ему сердитый щелчок, от которого нос так и не оправился. Однако наделенный короткой шеей и астмой, мистер Пелл пользовался для дыхания преимущественно этим органом, который, быть может, возмещал приносимой им пользой то, чего не хватало ему как украшению.
|
|
|
– Я уверен, что помогу ему выпутаться, – сказал мистер Пелл.
– В самом деле? – отозвался человек, которому было дано такое заверение.
– Совершенно уверен! – отвечал мистер Пелл. Но заметьте, если бы он обратился к какому-нибудь сомнительному ходатаю по делам, я бы не поручился за последствия.
– Ну-у! – разинув рот, сказал собеседник.
– Да, ни за что не поручился бы! – сказал мистер Пелл, сжал губы, нахмурился и таинственно покачал головой.
Беседа эта велась в трактире, как раз против Суда по делам о несостоятельности, а человек, с которым ее вели, был не кто иной, как старший Уэллер, явившийся сюда, чтобы утешить и поддержать друга, чье прошение о признании его несостоятельным должно было сегодня слушаться и с чьим поверенным он в данный момент совещался.
– А где Джордж? – осведомился старый джентльмен.
Мистер Пелл мотнул головой в сторону задней комнаты, где мистер Уэллер, немедленно отправившийся туда, был тотчас же встречен самыми горячими и лестными приветствиями полудюжины своих профессиональных собратьев, выражавших удовольствие по поводу его прибытия. Несостоятельный джентльмен, заразившийся спекулятивной, но неосторожной страстью поставлять лошадей на большие перегоны, каковая страсть и довела его до беды, имел цветущий вид и успокаивал свои чувства креветками и портером.
Обмен приветствиями между мистером Уэллером и его друзьями строго отвечал масонским правилам ремесла, предписывавшим выворачивать кисть правой руки и в то же время подергивать мизинцем. Мы знавали двух знаменитых кучеров (бедняги, их уже нет в живых), которые были близнецами и питали друг к другу искреннюю и преданную любовь. Ежедневно на протяжении двадцати четырех лет они встречались на Дуврской дороге, обмениваясь одним только этим приветствием; и вот когда один из них умер, другой начал чахнуть и вскоре последовал за первым.
– Ну, Джордж, – сказал мистер Уэллер-старший, снимая пальто и усаживаясь с присущей ему важностью, – как дела? Все в порядке на крыше и полно внутри?
– Все в порядке, старина, – отвечал джентльмен, попавший в затруднительное положение.
– Передана ли кому-нибудь серая кобыла? – заботливо осведомился мистер Уэллер.
Джордж кивнул утвердительно.
– Ну вот и прекрасно, – сказал мистер Уэллер. – О карете тоже позаботились?
– Препровождена в надежное место, – отвечал Джордж, свертывая головы полудюжине креветок и проглатывая их без дальнейших церемоний.
– Очень хорошо! – сказал мистер Уэллер. – Надо всегда смотреть за тормозом, когда едешь под гору. Список седоков выправлен по всем правилам?
– Опись, сэр? – спросил Пелл, угадывая мысль мистера Уэллера. – Опись такова, что лучше не сделаешь пером и чернилами.
Мистер Уэллер кивнул, выражая свое одобрение по поводу принятых мер, а затем, повернувшись к мистеру Пеллу, спросил, указывая на своего друга Джорджа:
– И скоро вы снимете с него хомут?
– Он стоит третьим в списке, – отвечал мистер Пелл, – и я бы сказал, что до него очередь дойдет через полчаса. Я распорядился, чтобы мой клерк пришел и предупредил нас вовремя.
Мистер Уэллер с нескрываемым восхищением осмотрел законоведа с головы до ног и выразительно сказал:
– А что вы будете пить, сэр?
– Право же, вы очень... – отозвался мистер Пелл. – Клянусь честью, я не имею обыкновения... Сейчас так рано, что в сущности я почти... Пожалуй, принесите мне на три пенса рому, моя милая.
Прислуживающая девица, которая угадала требование раньше, чем оно было высказано, поставила перед Пеллом стакан рому и удалилась.
– Джентльмены! – сказал мистер Пелл, окидывая взглядом присутствующих.
– За успех вашего друга! Я не люблю хвастаться, джентльмены, у меня нет этой привычки, но я не могу не сказать, что если бы вашему другу не посчастливилось попасть в руки, которые... но я не скажу того, что собирался сказать. За ваше здоровье!
Мигом осушив стакан, мистер Пелл причмокнул и самодовольно обвел глазами собравшихся кучеров, которые, очевидно, относились к нему, как к некоему божеству.
– Позвольте-ка, – сказал юридический авторитет, – о чем я говорил, джентльмены?
– Кажется, вы заметили, что не стали бы возражать против второго стакана, сэр, – сказал мистер Уэллер с шутливой серьезностью.
– Ха-ха! – засмеялся мистер Пелл. – Недурно, недурно. Ведь вы тоже деловой человек! В такой ранний час это было бы, пожалуй, слишком... Право, не знаю, моя милая... ну, да уж повторите, будьте так добры. Кхе!
Этот последний звук был важным и внушительным покашливанием, каковое мистер Пелл счел должным себе позволить, заметив неподобающую склонность к смеху у некоторых своих слушателей.
– Покойный лорд-канцлер, джентльмены, очень меня любил, – сообщил мистер Пелл.
– И это делает ему честь, – вставил мистер Уэллер.
– Правильно! – воскликнул клиент мистера Пелла. – А почему бы ему вас не любить?
– В самом деле, почему? – повторил весьма краснолицый человек, который до сей поры не проронил ни слова и, казалось, вряд ли мог еще что-нибудь сказать. Почему бы нет, хотел бы я знать?
Шепот, выражающий одобрение, пробежал по собранию.
– Помню, джентльмены, – начал мистер Пелл, – обедал я однажды вместе с ним – нас было только двое, но все так шикарно, как будто ждали двадцать человек к обеду: государственная печать на столике справа от него, и человек в парике с кошельком и в латах охраняет жезл, сабля наголо и шелковые чулки... Так всегда делается, джентльмены, и днем и ночью... как вдруг он мне говорит: «Пелл, говорит, без ложной скромности, Пелл. Вы человек талантливый. Вы любого можете протащить через Суд по делам о несостоятельности, Пелл, и наша страна должна гордиться вами». Таковы были его подлинные слова. «Милорд, – сказал я, – вы мне льстите». – «Пелл, – сказал он, – будь я проклят, если вам льщу».
– Он так и сказал? – осведомился мистер Уэллер.
– Так и сказал, – отвечал Пелл.
– Ну, коли так, – заявил мистер Уэллер, – то парламент должен был бы приструнить его за это, и, будь он бедняком, они бы его приструнили.
– Но, дорогой мой друг, – возразил мистер Пелл, – это было сказано конфиденциально.
– Как? – переспросил мистер Уэллер.
– Конфиденциально.
– Ну, тогда... – подумав, – сказал мистер Уэллер, – если он выругал самого себя конфиденциально, то, конечно, это совсем другое дело.
– Конечно! – подтвердил мистер Пелл. – Разница, как вы замечаете, бросается в глаза.
– Меняет все дело, – согласился мистер Уэллер. – Продолжайте, сэр.
– Нет, я не буду продолжать, сэр, – сказал мистер Пелл тихо и серьезно.
– Вы мне напомнили, сэр, что это был частный разговор – частный и конфиденциальный, джентльмены. Джентльмены, я юрист... Быть может, как юрист я пользуюсь большим уважением; быть может, не пользуюсь. Очень многим это известно. Я уже не скажу ни слова. Здесь, в этой комнате, уже были сделаны замечания, порочащие репутацию моего благородного друга. Вы должны простить меня, джентльмены, – я был неосторожен. Я чувствую, что никакого права не имею упоминать об этом случае без его согласия. Благодарю вас, сэр.
Произнося такую речь, мистер Пелл засунул руки в карманы, нахмурился, мрачно озираясь, и звякнул тремя пенсами.
Только-только стало известно столь благородное решение, как в комнату неистово ворвались мальчик и синий мешок – два неразлучных товарища – и доложили (собственно говоря, доложил мальчик, ибо синий мешок не принимал никакого участия в докладе), что дело сейчас будет разбираться. Услышав это, вся компания перебежала через улицу и стала пробивать себе дорогу в суд: подготовительная церемония, которая, по расчетам, должна была занять в обычных условиях от двадцати пяти до тридцати минут.
Мистер Уэллер, человек тучный, бросился сразу в толпу в отчаянной надежде пробиться в каком-нибудь удобном месте. Успех не вполне оправдал его ожидания, ибо шляпа, которую он забыл сиять, была нахлобучена ему на глаза каким-то субъектом, на чью ногу он наступил довольно тяжело. По-видимому, этот индивид немедленно раскаялся в своей горячности, ибо, пробормотав какие-то невнятные слова, выражающие изумление, он увлек старика в вестибюль и после энергической борьбы стащил с него нахлобученную шляпу.
– Сэмивел! – воскликнул мистер Уэллер, когда получил возможность лицезреть своего спасителя.
Сэм кивнул головой.
– Ты почтительный и любящий сынок, что и говорить, – заметил мистер Уэллер. – Нахлобучиваешь шапку старику отцу!
– Как я мог знать, что это вы? – возразил сын. – Или вы думаете, что я должен был угадать, кто вы такой, по тяжести вашей ноги?
– Пожалуй, это верно, Сэмми, – отвечал мистер Уэллер, тотчас же смягчившись. – Но что ты тут делаешь? Твой хозяин ничего тут не добьется, Сэмми. Они не вынесут такого вредика, ни за что не вынесут, Сэмми.
И мистер Уэллер с торжественной миной законоведа покачал головой.
– Ну и вздорный старик! – воскликнул Сэм. – Вечно толкует о вредиках и алиби и всякой всячине. Кто вам говорил о вредике?
Мистер Уэллер ни слова не ответил, но еще раз покачал головой с весьма ученым видом.
– Бросьте вы трясти башкой, если не хотите, чтобы пружины лопнули, – нетерпеливо сказал Сэм, – ведите себя благоразумно. Вчера вечером я таскался к «Маркизу Гренби», разыскивая вас.
– А маркизу Гренби видал, Сэмми? – со вздохом осведомился мистер Уэллер.
– Видал, – отвечал Сэм.
– Как поживает милое создание?
– Подозрительно, – сказал Сэм. – Мне кажется, она помаленьку себя разрушает, злоупотребляет этим-вот ананасным ромом и подобными сильно действующими лекарствами.
– Ты это всерьез говоришь, Сэмми? – глубокомысленно осведомился старший.
– О да, всерьез, – отвечал младший.
Мистер Уэллер схватил сына за руку, пожал ее и выпустил. При этом физиономия его выражала не уныние или опасение, а скорее сладкую и робкую надежду. Луч примиренности и даже довольства осветил его лицо, когда он медленно проговорил:
– Я не совсем уверен, Сэмми, я не говорю, что окончательно убедился ну, как придется разочароваться? – но мне кажется, мой мальчик, мне кажется, что у пастыря печень не в порядке.
– Разве у него скверный вид? – полюбопытствовал Сэм.
– Он на редкость бледен, – отвечал отец, – вот только нос стал краснее. Аппетит у него неважный, а ром сосет здорово.
Казалось, воспоминание о роме вторглось в голову мистера Уэллера, когда он произнес эти слова, ибо он стал мрачен и задумчив, но очень быстро оправился, о чем свидетельствовала целая азбука подмигиваний, которыми он имел обыкновение услаждать себя, когда бывал особенно доволен.
– Ну, а теперь поговорим о моем деле, – начал Сэм. – Навострите уши и молчите до тех пор, пока я не кончу.
После такого краткого предисловия Сэм передал, по возможности сжато, последний знаменательный разговор с мистером Пиквиком.
– Остался там один, бедняга! – воскликнул старший мистер Уэллер. – И никто за него не заступится, Сэмивел! Этак не годится.
– Конечно, не годится, – согласился Сэм. – Я это знал раньше, чем пришел сюда.
– Да ведь они его живьем съедят, Сэмми! – возопил мистер Уэллер.
Сэм кивнул в знак того, что разделяет эту точку зрения.
– Он вошел туда совсем сырой, Сэмми, – сказал мистер Уэллер, выражаясь метафорически, – а там его так поджарят, что самые близкие друзья не узнают. Жареный голубь – ничто по сравнению с этим, Сэмми!
Сэм Уэллер еще раз кивнул.
– Этого не должно быть, Сэмивел, – торжественно сказал мистер Уэллер.
– Этого не будет, – сказал Сэм.
– Разумеется, – подтвердил мистер Уэллер.
– Ну, ладно! – сказал Сэм. – Напророчествовали вы очень хорошо, совсем как красноносый Никсон[140] в шестипенсовых книжках с его портретом.
– А кто он такой, Сэмми? – полюбопытствовал мистер Уэллер.
– Не все ли вам равно? – отрезал Сэм. – Хватит с вас того, что он не был кучером.
– Я знал одного конюха с такой фамилией, – задумчиво сказал мистер Уэллер.
– Не тот, – возразил Сэм. – Мой джентльмен был пророк.
– Какой пророк? – осведомился мистер Уэллер, строго взглянув на сына.
– Человек, который предсказывает, что случится, – объяснил Сэм.
– Хотел бы я познакомиться с ним, Сэмми, – сказал мистер Уэллер. – Может быть, он бросил бы луч света на ту самую болезнь, о которой мы только что говорили. Ну, что поделать, а если он умер и никому не передал своей лавочки, стало быть и толковать не о чем. Продолжай, Сэмми, – со вздохом добавил мистер Уэллер.
– Так вот, вы тут пророчествовали, что случится с хозяином, если он там останется, – продолжал Сэм. – Не придумаете ли вы какого-нибудь этакого-подходящего способа о нем позаботиться?
– Нет, не придумаю, Сэмми, – с глубокомысленным видом ответил мистер Уэллер.
– Так-таки ни единого способа? – осведомился Сэм.
– Ни единого, – отвечал мистер Уэллер, – вот разве... – И луч прозрения осветил его физиономию, когда он понизил голос до шепота и приложил губы к уху сына. – Вот разве вынести его в складной кровати потихоньку от тюремщиков, Сэмми, или нарядить старухой под зеленой вуалью.
Сэм Уэллер неожиданно принял с презрением оба предложения и повторил свой вопрос.
– Нет! – сказал старый джентльмен. – Если он не хочет, чтобы ты там остался, я никакого выхода не вижу. Нет проезда, Сэмми, нет проезда.
– Ну, так я вам скажу, как проехать, – объявил Сэм. – Я вас попрошу ссудить мне двадцать пять фунтов.
– А какой от этого будет прок? – полюбопытствовал мистер Уэллер.
– Что будет, то будет, – отозвался Сэм. – Может быть, вы их потребуете обратно через пять минут; может быть, я скажу, что не хочу отдавать, и выругаюсь. Не придет ли вам в голову арестовать родного сына из-за этих-вот денег и отправить его во Флит? Что скажете, бессердечный бродяга?
После ответа Сэма отец и сын обменялись полным телеграфическим кодом кивков и знаков, а затем старший мистер Уэллер сел на каменную ступеньку и принялся хохотать так, что побагровел.
– Что за старая образина! – воскликнул Сэм, возмущенный такой потерей времени. – Ну, ради чего вы сидите здесь и превращаете свою физиономию в дверной молоток, когда впереди столько дела? Где у вас деньги?
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 290; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!