Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX. 73 страница



Рад, когда предлагают приют

[56]

.

В ткацком станке

[57]

Нить случайно мы можем порвать…

 

Снова в игру вступила Сянъюнь:

 

Слезы-жемчужины

В море легко потерять!

[58]

 

Не дав ей окончить, Дайюй прочла:

 

Снег и печаль.

Затаенная дума грустна…

 

Но тут ее перебила Сянъюнь:

 

Мысль бедняка:

Где поесть бы да выпить вина?

 

На этот раз и Баоцинь не растерялась:

 

Долго для чая

Готовить из льда кипяток…

 

Сянъюнь не дала ей закончить, подумав, что так интересней играть:

 

И для вина

Нелегко разжигать огонек…

[59]

 

Дайюй улыбнулась и перебила Сянъюнь:

 

Снежный сугроб

Сгреб метлой престарелый монах…

 

Баоцинь тут же продолжила:

 

И прослезился

При песне «О белых снегах»

[60]

.

 

Захлебываясь от смеха, Сянъюнь что-то пробормотала.

– Что ты сказала? – спросили у нее.

Сянъюнь повторила:

 

В каменной башне

Журавль задремал без забот…

 

Дайюй, тоже едва сдерживая смех, прочла:

 

Кошка к теплу

Одеяла добротного льнет.

 

Смех заразителен, и Баоцинь с трудом прочла следующую строку:

 

Снег серебрится,

Как волны на белой луне…

 

Сянъюнь ответила парной фразой:

 

Дымка лазури

Блеснула на красной стене

[61]

.

 

Ее примеру последовала Дайюй:

 

Снег с мэйхуа

Я глотаю

[62]

. Какой аромат!

 

Похвалив Дайюй за удачные строки, Баочай быстро произнесла:

 

Снег и бамбук,

Опьяненный, видеть я рад!

[63]

 

Баоцинь продолжила:

 

Утку и селезня

Узы роднят и в мороз…

[64]

 

И снова Сянъюнь:

 

А на заколке

Узор изумрудный замерз.

 

И опять Дайюй:

 

Даже в безветрие

Снег все кружит и кружит…

 

Баоцинь быстро произнесла:

 

И без дождя

Все умоет и все освежит!

 

Сянъюнь так и покатилась со смеху. Остальные сестры, забыв, что и они участники игры, с интересом следили за состязанием и смеялись.

Наконец Дайюй успокоилась и спросила Сянъюнь, толкнув ее в бок:

– И твои возможности истощились? Ну-ка покажи, на что ты еще способна!

Сянъюнь, будто не слыша, продолжала хохотать, прижимаясь к Баочай.

– Если у тебя хватит таланта придумать еще что-нибудь на оставшуюся рифму, я готова во всем тебе подчиняться, – сказала Баочай, отстраняя Сянъюнь.

– Да разве я сочиняла стихи! – вскричала Сянъюнь. – Я просто защищала себя!

– Пусть тогда Баочай продолжает! – засмеялись сестры.

– Да угомонитесь вы, – произнесла Таньчунь, протягивая Ли Вань записанные на листе строки. Она считала, что все возможности исчерпаны.

Тогда Ли Вэнь решила блеснуть и произнесла:

 

Нашего времени

Радость запомнится впредь…

 

Ли Ци прочла:

 

Яо и Шуня

В стихах мы хотели воспеть!

[65]

 

– Хватит, хватит! – замахала руками Ли Вань. – Еще не все рифмы исчерпаны, но иероглифы в несвойственном им значении подставлять не годится!

Стали подсчитывать, у кого больше строк, – оказалось, у Сянъюнь.

– Это оленина ей помогла! – засмеялись сестры.

– Если каждую строчку оценивать по достоинству, то Баоюй снова окажется на последнем месте! – заметила Ли Вань.

– Не будьте ко мне так строги! – взмолился Баоюй. – Вы же знаете, что я не умею сочинять парные строки!

– Мы не собираемся больше тебя прощать! – заявила Ли Вань. – Вечно у тебя что-то не так: то рифма трудная, та ты ошибся, а теперь заявляешь, что не умеешь сочинять парные строки! Так не пойдет, мы непременно тебя оштрафуем! Только что я видела за оградой кумирни Бирюзовой решетки распустившиеся цветы красной сливы, и мне захотелось поставить в вазу хотя бы веточку. Но к Мяоюй я идти не желаю, уж очень она противная. Вот ты и сходи в наказание, попроси у нее цветов для меня.

– А что, это даже интересно! – заметили сестры.

Баоюй, очень довольный, уже собрался идти, но Сянъюнь и Дайюй его удержали:

– На дворе холодно, выпей на дорогу подогретого вина.

Сянъюнь подала чайник, Дайюй – большой кубок, который наполнила до краев.

– Смотри, если не принесешь цветов, мы тебя еще оштрафуем! – предупредила Сянъюнь. – Нечего зря пить вино!

Баоюй осушил кубок и, шагая по глубокому снегу, отправился в кумирню Бирюзовой решетки. Ли Вань приказала было служанкам сопровождать его, но Дайюй сказала:

– Пусть один идет, иначе Мяоюй не даст ему цветов.

– Пожалуй, ты права, – согласилась Ли Вань. Она приказала девочке-служанке принести вазу в виде красавицы с кувшином на плече, налить в нее воды и сказала:

– Вернется Баоюй, будем сочинять стихи о красной сливе.

– Я лучше сейчас сочиню! – вызвалась Сянъюнь.

– Хватит с тебя на сегодня! – с улыбкой заявила Баочай. – А то ведь ты сочиняешь-сочиняешь, а остальным скучно! Лучше заставим Баоюя в порядке наказания самостоятельно сочинить стихотворение, раз он уверяет, будто не умеет сочинять парные строки.

– Вот это правильно, – поддержала ее Дайюй. – Еще у меня есть такое предложение: пусть те, у кого меньше парных строк, сочинят по одному стихотворению о красной сливе.

– Совершенно верно, – согласилась Баочай. – У Баоцинь, Дайюй и Сянъюнь парных строк больше, чем у остальных, так что можно их оставить в покое, а вот наши гости Син Сюянь, Ли Вань и Ли Ци скрыли от нас свои таланты! Теперь пусть потрудятся.

– Ли Ци не умеет сочинять стихи, – промолвила Ли Вань, – и должна уступить свое место сестре Баоцинь.

Баочай ничего не оставалось как согласиться, но она в свою очередь предложила:

– Пусть каждая из них напишет уставное стихотворение по семь слов в строке на отдельную рифму. Сестре Син Сюянь я назначаю рифму «краснеть», сестре Ли Вэнь – рифму «слива», а сестре Баоцинь – рифму «цветы».

– А Баоюя, выходит, мы снова простили? Я не согласна! – решительно заявила Ли Вань.

– Пусть сочиняет, – сказала Сянъюнь. – Для него тоже найдется хорошая тема!

– Какая?

– Пусть напишет стихи под названием: «Навещаю Мяоюй и прошу у нее цветы красной сливы», – промолвила Сянъюнь. – Разве не забавно?

– Очень забавно! – согласились сестры.

В этот момент появился сияющий Баоюй, высоко подняв руку с веткой красной сливы. Служанки взяли у него цветы и поставили в вазу. Тут все побежали к столу полюбоваться цветами и насладиться их ароматом.

– Вы вот любуетесь цветами, а не знаете, с каким трудом я их раздобыл! – улыбнулся Баоюй.

Услышав это, Таньчунь поспешно поднесла ему кубок вина. Девочки-служанки сняли с юноши плащ и бамбуковую шляпу, стряхнули с них снег и подали ему переодеться. Сижэнь принесла куртку на лисьем меху. Ли Вань велела положить на блюдо крупный жареный батат, два блюда наполнить апельсинами и мандаринами и отдать Сижэнь.

Сянъюнь между тем объявила Баоюю тему для стихов и стала его торопить.

– Дорогие сестры! – взмолился юноша. – Только не ограничивайте рифму!

– Рифму можешь выбирать сам! – ответили ему. Все снова стали любоваться цветами.

Ветка, принесенная Баоюем, была небольшая, но очень пышная, с причудливыми ответвлениями и напоминала не то свернувшегося в клубок безрогого дракона, не то извивающегося дождевого червя. Цветы, яркие, словно румяна, не уступали ароматом орхидее.

К этому времени Син Сюянь, Ли Вэнь и Баоцинь уже успели сочинить стихи. Читали их в том порядке, в котором назначены были рифмы.

Воспеваю красную мэйхуа

 

Еще не стал благоуханным персик,

Еще не стал румяным абрикос,

Она ж, восточным ветрам улыбаясь,

Пробилась самой первой сквозь мороз

[66]

.

 

Хотя душа зовет ее к Юйлину

[67]

, —

Не отделить от мэйхуа весны:

Она, как первый луч, бледна, прозрачна —

Украсила в Лофу Шисюна сны

[68]

.

Она – свеча. Богиня в алом платье.

Как фея Э, чуть зелена она.

Она – Святая в белом одеянье,

Что невзначай зарделась от вина

[68]

.

Она непритязательна, обычна,

Среди цветов, наверно, проще всех.

А бледности ее не удивляйтесь:

Она цветет, когда и лед, и снег…

 

Син Сюянь

Не белой мэйхуа пою хвалу,

А красной, что живет своим законом.

Во всей красе и раньше всех цветов

Она встает пред взором опьяненным.

Хранит морозом обожженный лик

Остатки слез, как пятна крови, красных.

В цветке как будто созревает плод,

А остается пыль, – и все напрасно!

Таинственное зелье проглотив,

Свой облик изменила, – то ль не чудо?

[70]

И персиком лазурным ей не быть,

Как прежде, возле Яшмового пруда

[71]

.

Так пусть на юг и север от реки

Ни бабочки, ни пчелы или осы

За персик не считают мэйхуа,

К тому ж не будут путать с абрикосом!

 

Ли Вэнь

Листва скупа, и ветвь оголена.

Но так прекрасны нежные цветы!

Похоже, что невеста жениха

Прельщает платьем дивной красоты!

Нет во дворе безлюдном, у перил,

Той мэйхуа, что словно снег бела,

Но в быстрых реках, среди голых скал

Себя она лучом зари зажгла!

Она – свирели радужный мотив,

Что пробуждает тайную мечту,

Она – та темно-красная река,

Что в мир святой велела плыть плоту

[72]

.

Нельзя, заметив скромность мэйхуа,

Засомневаться – хоть и невзначай —

Что, дескать, в прошлой жизни не могла

Расти в краю священном Яотай

[73]

.

 

Баоцинь

 

Стихотворения всем понравились, особенно то, что написала Баоцинь. Даже Баоюй, на чей вкус трудно было угодить, признал, что у самой юной Баоцинь самый острый ум.

Дайюй и Сянъюнь налили в небольшой кубок вина и поднесли Баоцинь, поздравив ее с успехом.

– А по-моему, каждое стихотворение имеет свои достоинства, – с улыбкой заметила Баочай. – Обычно вы шуточками и колкостями изводили меня, а теперь над ней насмехаетесь!

– У тебя готово? – спросила между тем Ли Вань у Баоюя.

– Я сочинил, но пока слушал ваши стихи, забыл, что хотел записать! – ответил Баоюй. – Дайте подумать, я сейчас вспомню!

Сянъюнь взяла щипцы для угля, легонько стукнула ими по краю жаровни и сказала:

– Я буду ударами отмечать время. Если не уложишься, мы тебя опять оштрафуем!

– Говори, я буду записывать, – предложила Дайюй.

Сянъюнь ударила щипцами по жаровне и объявила:

– Одна минута!

– Готово, пиши! Пиши! – заторопился Баоюй и прочел:

 

Вина из жбана не налив,

Не жди, чтоб мысль пришла.

 

Дайюй записала, покачала головой и улыбнулась:

– Начало ничем не примечательно.

– Поторапливайся! – послышался строгий голос Сянъюнь. Баоюй продолжал:

 

Я за весной иду в Пэнлай

[74]

 

Там встречу месяц ла

[75]

.

 

Дайюй и Сянъюнь закивали головой, заулыбались:

– Неплохо, кое-какой смысл в этих словах есть. Баоюй стал читать дальше:

 

Мне не нужно, чтобы Гуаньинь

Вдруг меня решила оросить.

Мэйхуа Обители Чан Э

[76]

Я цветы хотел бы попросить.

 

– А это хуже! – покачала головой Дайюй, записывая строки.

Сянъюнь снова ударила по жаровне. Баоюй рассмеялся и, повернувшись к ней, прочел:

 

В грешном мире ломают и рвут мэйхуа —

Красно-белый весенний цветок.

Но коль дарят в храме святом мэйхуа, —

Это значит: расстанься со злом!

[77]

А поэт, что не телом, а духом силен,

Разве вызвать сочувствие мог?

Я ушел, но буддийской обители мох

Ощущаю на платье своем!

[78]

 

Дайюй кончила записывать, но только все собрались приступить к обсуждению, как с криком вбежали девочки-служанки:

– Старая госпожа идет!

Все бросились встречать матушку Цзя, восклицая наперебой:

– Видно, хорошее настроение у матушки Цзя, раз она нас решила проведать!

Матушка Цзя была в широком плаще и беличьей шапочке. Ее несли в небольшом паланкине, прикрытом черным зонтом, а за паланкином, с зонтиками в руках, следовали Юаньян и Хупо. Первой приблизилась к старой госпоже Ли Вань.

– Остановимся здесь, – приказала служанкам матушка Цзя и обратилась к Ли Вань: – Я приехала сюда тайком от твоей свекрови и Фэнцзе. Стоит ли заставлять их идти пешком по глубокому, снегу? Хорошо мне в паланкине…

Девушки взяли у старой госпожи плащ и помогли ей выйти из паланкина.

Едва переступив порог, матушка Цзя заметила цветы сливы, стоявшие в вазе.

– Какая прелесть! – воскликнула она. – Вы умеете веселиться, но и я вам не уступлю!

Ли Вань велела служанкам принести тюфяк из волчьих шкур и постелить на кане.

– Продолжайте веселиться, ешьте, пейте, шутите, – с улыбкой проговорила матушка Цзя, опускаясь на тюфяк. – Я просто решила навестить вас и тоже повеселиться, днем я теперь не сплю, уж очень длинными стали ночи.

Ли Вань подала матушке Цзя грелку для рук, а Таньчунь поднесла палочки для еды и кубок с подогретым вином. Матушка Цзя отпила глоток и спросила:

– Что у вас на том блюде?

– Маринованная перепелка, – ответили ей и тут же поднесли блюдо.

– Вот и отлично, – кивнула головой матушка Цзя. – Отломите мне ножку, отведаю!

– Слушаюсь! – почтительно ответила Ли Вань, не стала звать служанок и, сполоснув руки, сама выполнила приказание матушки Цзя.

– Вы на меня не обращайте внимания, – промолвила матушка Цзя, – беседуйте о чем угодно, смейтесь, шутите. Я охотно послушаю и хоть немного развлекусь. И ты садись, – добавила она, обращаясь к Ли Вань. – Чувствуйте себя непринужденно, а то я сейчас же уйду!

Все заняли свои места, только Ли Вань отодвинулась на самый край стола, чтобы не быть заметной.

– Чем занимаетесь? – поинтересовалась матушка Цзя.

– Сочиняем стихи.

– Сочинили бы лучше несколько загадок к Новому году. Чтобы хорошенько повеселиться на праздник, – промолвила матушка Цзя и добавила:

– Здесь очень сыро, как бы не простудиться. Долго не сидите. А еще лучше пойти сейчас к Сичунь, у нее тепло, заодно посмотрим картину. Интересно, закончит она ее к Новому году?

– Где там! – воскликнули все. – Хоть бы к празднику Начала лета управилась!

– Ну и дела! – удивилась матушка Цзя. – Выходит, на эту картину ей потребуется времени больше, чем на устройство всего сада?

Матушка Цзя вышла из дома, села в паланкин и велела отнести ее в павильон Благоухающего лотоса. Все гурьбой последовали за ней.

К павильону можно было подойти с двух сторон – восточной и западной, и с той и с другой были ворота. Все направились к западным воротам, на них с обеих сторон – внешней и внутренней – были доски с надписями. «Здесь проникают за облака», – гласила надпись снаружи, а изнутри – «Здесь переступают через луну».

У входа в главное строение матушка Цзя оставила паланкин, ей навстречу тотчас вышла Сичунь. Внутренний коридор вел к спальным покоям, где над входом висела надпись: «Ограда Теплых ароматов». И в самом деле, как только служанки откинули дверную занавеску, повеяло теплом.

Матушка Цзя, едва опустившись на стул, спросила Сичунь:

– Как твоя картина?

– Я сейчас не рисую, – ответила Сичунь. – Похолодало, краски загустели, боюсь все испортить.

– К концу года картина должна быть готова, – промолвила матушка Цзя. – Так что не ленись, поторапливайся!

Тут за дверьми кто-то хихикнул, и на пороге появилась Фэнцзе в теплой куртке из овчины.

– Насилу нашла вас, бабушка! – с улыбкой проговорила она. – Вы так таинственно скрылись, ни слова никому не сказали!

– Я опасалась, как бы ты не замерзла, вот и не взяла тебя с собой! – ответила матушка Цзя, искренне радуясь появлению Фэнцзе. – Право же, ты бесовка! И как только ты разыскала меня? Думаешь, в этом заключается почтение к родителям?

– Не из-за одного только почтения я вас искала, – возразила Фэнцзе. – Пришла к вам, а дома вас нет, и никто из служанок не сказал мне, куда вы ушли. Я уж и не знала, что делать, как вдруг появляются две монашки! Я сразу догадалась, что они либо принесли новогоднее поздравление, либо явились просить денег на благовония под Новый год. А у вас и без того дел много. Вот вы и решили скрыться от них. Денег я монашкам дала и тут же их выпроводила, так что прятаться вам больше незачем. Кстати, я приготовила для вас замечательного фазана – поторопитесь, а то потеряет вкус!

Каждая фраза Фэнцзе вызывала взрыв хохота.

Не дав матушке Цзя опомниться, Фэнцзе распорядилась подать паланкин, и старая госпожа отправилась к восточным воротам.

По пути матушка Цзя то и дело выглядывала из паланкина, любуясь садом, словно посыпанным серебристой пудрой. Вдруг на склоне горки она заметила Баоцинь, а рядом с ней – служанку, державшую в руках вазу с веткой красной сливы, усеянной цветами.

– Вы только поглядите! – воскликнула матушка Цзя. – Оказывается, она нас здесь ждет да еще приготовила цветы сливы!

– Так вот она где! – воскликнули девушки. – А мы думаем, куда запропастилась сестрица Баоцинь!

– Присмотритесь хорошенько, – продолжала матушка Цзя. – Горка, снег, девушка в зимней одежде, цветы сливы! Что это вам напоминает?

– Картину Цю Шичжоу «Ослепительный снег»! – дружно ответили все. – Она висит у вас в комнате.

Матушка Цзя покачала головой.

– Вспомните, во что одета девушка на той картине! Да и не очень она красива!

В этот момент за спиной Баоцинь появился кто-то в темно-красном плаще.

– Что там за девочка? – поинтересовалась матушка Цзя.

– Там не девочка, там Баоюй, девочки все здесь, – ответили ей.

– Совсем слепая стала, – смутилась матушка Цзя.

Когда приблизились, оказалось, что это действительно Баоцинь и Баоюй. Обращаясь к Баочай и Дайюй, Баоюй сказал:

– Я только что из кумирни Бирюзовой решетки, выпросил у Мяоюй еще цветы сливы и велел служанкам отнести каждой из вас по веточке.

– Спасибо, – поблагодарили девушки.

В покоях матушки Цзя все поужинали и снова началось веселье, не смолкали шутки и смех.

Неожиданно появилась тетушка Сюэ.

– Ну и погода! – воскликнула она. – Снег валит и валит, весь день не могла навестить вас, почтенная госпожа. Как настроение?

– Настроение отменное, – ответила матушка Цзя. – Немного повеселилась с внучками!

– Вчера вечером с разрешения госпожи Ван я собиралась устроить в саду угощение и полюбоваться снегом, – сказала тетушка Сюэ. – Хотела пригласить вас, пришла, а вы спите. К тому же Баочай мне сказала, что вы в скверном расположении духа, и я не осмелилась вас тревожить. Знай я, что это не так, непременно пригласила бы вас!

– Сейчас ведь только десятый месяц, это был первый снег, – с улыбкой заметила матушка Цзя. – Еще успеем налюбоваться, а вы – потратиться на угощение!


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 214; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!