Конкурентные преимущества 12 страница



– Понятно, в Египте делаем «Приключение», – сухо подытожил Жан Ив. Он принес извинения за то, что прервал мой рассказ, но пора было переходить к Кении. С ней случай непростой. – Пожалуй, я бы написал «Приключение», – предложил он, полистав свои записи.

– Жалко, – вздохнула Валери, – кенийские женщины хороши.

– Откуда ты знаешь?

– Ну не только кенийские, все африканки хороши.

– Женщин везде полно. А в Кении есть, кроме того, носороги, зебры, гну, слоны и буйволы. Я предлагаю в Сенегале и в Кот-д'Ивуаре сделать «Афродиту», а в Кении оставить «Приключение». Потом, знаете, бывшая английская колония – это плохо вяжется с эротикой, а для «Приключения» подойдет.

– Женщины в Кот-д'Ивуар хорошо пахнут, – мечтательно заметил я.

– Как это?

– Они пахнут сексом.

– А… – и он прикусил свой фломастер. – Тоже тема для рекламы. «Берег Слоновой Кости – берег дивных ароматов» или что-нибудь в этом роде. А изображена потная взлохмаченная девица в набедренной повязке. Запишем.

– «И сонм невольников нагих, омытых в мирре». Бодлер – наше всё.

– Это не пройдет.

– Знаю.

 

С другими африканскими странами сложностей не возникло.

– С африканками всегда все просто, – заметил Жан Ив. – Они готовы трахаться бесплатно и даже беременные. Надо только запастись в гостинице презервативами, а то они их не жалуют, – и он подчеркнул два раза в своем блокноте: «презервативы».

Мы быстренько разобрались с Тенерифе. Результаты тут были не ахти, однако, по словам Жана Ива, остров имел стратегическое значе­ние для англоязычных стран. Тут ничего не стоило наладить сносное «приключение» с восхождением на вулкан Тейде и экскурсию на глис­сере на остров Лансароте. Инфраструктура гостиниц опасений не вы­зывала.

Затем, наконец, мы добрались до двух клубов, которые виделись нам гвоздями всей программы: Бока Чика в Санто-Доминго и Гуардалавака на Кубе.

– Хорошо бы поставить кровати «кинг сайз», – предложила Валери.

– Решено, – не задумываясь ответил Жан Ив.

– И джакузи в номерах, – размечтался я.

– Нет, – отрезал Жан Ив. – Будем придерживаться средней категории.

Все улаживалось само собой, без колебаний и сомнений; мы намети­ли также договориться с руководителями городков об упорядочении тарифов на проституцию.

Потом сделали короткий перерыв на обед. В это самое время менее чем в километре от офиса два подростка из рабочего предместья Куртильер бейсбольными битами размозжили голову шестидесятилетней женщине. На закуску я съел скумбрию в белом вине.

– А в Таиланде вы что-нибудь планируете? – поинтересовался я.

– Разумеется, у нас строится гостиница в Краби. Это сейчас самое модное место после Пхукета. Надо ускорить строительство, чтобы за­ кончить все к первому января и устроить торжественное открытие.

 

Всю вторую половину дня мы обсуждали, какие изменения требуется внести в работу городков. Разумеется, первое и основное – разрешить приводить проституток в номера. Понятно, никаких детских программ; лучше всего было бы запретить проживание в гостиницах детям до ше­стнадцати. Валери придумала хитроумный ход: за основу взять стои­мость одиночного номера, а для пар ввести десятипроцентную скидку, то есть в принципе установить порядок, обратный общепринятому. Не помню кому, кажется мне, пришло в голову провозгласить политику «геи с нами» и пустить слух, что в наших клубах до двадцати процентов гомо­сексуалистов; такого рода информация их обычно привлекает, а они, как никто, умеют внести эротический душок. Дольше всего мы размыш­ляли над слоганом рекламной кампании. Жан Ив придумал простой и доходчивый лозунг: «'Эльдорадор – Афродита': не отказывай себе ни в чем!»; но в конце концов большинство голосов получил мой: «'Эльдора­дор – Афродита': человек имеет право на удовольствие». Со времени на­товской интервенции в Косово понятие права снова стало основопола­гающим, пояснил Жан Ив с легкой иронией в голосе; в действительности он говорил серьезно и только что прочитал по этому поводу статью в журнале «Стратежи». Все кампании последнего време­ни, которые строились на теме права, имели успех, будь то право на но­вовведение или право на совершенство… Право на удовольствие – это ново, заключил он грустно.

 

Расставшись с нами, Жан Ив немного взгрустнул; подъехав к своему до­му на авеню де ла Репюблик, он не спешил выходить из машины. Нерв­ное возбуждение, владевшее им весь день, спало; он знал, что Одри нет дома, и скорее был этому рад. Он увидит ее на минутку только утром, пе­ред тем как она уйдет кататься на роликах; после возвращения из отпус­ка они спали отдельно.

Куда спешить? Он откинулся на сиденье, хотел включить радио, пе­редумал. По улице стайками гуляла молодежь, юноши, девушки; навер­ное, им было весело, они громко орали. Некоторые пили на ходу пиво из банок. Он мог бы выйти из машины, присоединиться к ним, или зате­ять драку; да мало ли что он мог бы сделать. Но он, разумеется, просто пойдет домой. Он, безусловно, любил свою дочь – так ему казалось; он ощущал с ней некую органическую кровную связь, что и соответствует определению любви. По отношению к сыну он ничего подобного не чув­ствовал. Возможно даже, тот вовсе и не был его сыном, Жан Ив до сих пор не знал этого точно. К жене он не испытывал ничего, кроме презре­ния и отвращения, отвращения слишком сильного – он бы предпочел безразличие. Наверное, поэтому он и медлил с разводом: ждал, когда жажда мести сменится равнодушием; пока же ему хотелось заставить ее платить. А на самом деле платить все равно мне, подумал он вдруг с го­речью. Дети останутся на ее попечении, а ему назначат порядочные али­менты. Что если затеять тяжбу, попробовать отсудить детей? Пожалуй, нет, решил он, не стоит. Придется расстаться с Анжеликой. Одному ему будет лучше, можно постараться устроить свою жизнь заново, то есть, по­просту говоря, найти другую женщину. Ей, гадине, устроиться будет сложнее с двумя детьми на руках. Тем он и утешился: более скверной ба­бы ему не встретить, в итоге Одри пострадает от развода сильнее, чем он. Она уже не так хороша, как в первые годы их знакомства; она умела держаться, одевалась по моде, но он-то знал, что телом она уже начина­ла стареть. Ее успехи на адвокатском поприще далеко не столь блестя­щи, как она сама рассказывала; когда на нее ляжет забота о детях, на ра­боте наверняка возникнут проблемы. Потомство – это обуза, тяжкое бремя, не дающее человеку вздохнуть свободно, а в конечном итоге и убивающее его. Он отыграется, но позже, когда сможет взглянуть на все хладнокровно. Сидя в машине на опустевшей теперь улице, он попытал­ся обрести хладнокровие прямо сейчас.

Стоило ему переступить порог своей квартиры, заботы обрушились на него снова. Жоанна, приходящая няня, развалившись на диване, смо­трела программу MTV. Он не выносил эту вялую пустую девчонку; при виде ее ему всякий раз хотелось надавать ей пощечин, чтобы согнать са­модовольное выражение с ее противной надутой физиономии. Она бы­ла дочерью подруги Одри.

– Все в порядке? – прокричал он. В ответ она небрежно кивнула. – Ты можешь сделать звук потише?

Она поискала глазами пульт управления. Вне себя от злости он вы­ключил телевизор; она посмотрела на него с обидой.

– Как дети? – он продолжал кричать, хотя в квартире наступила полная тишина.

– Спят, наверное. – Она испуганно поджалась.

Он поднялся на второй этаж, заглянул в комнату сына. Никола поко­сился на него отсутствующим взглядом и продолжал играть в «Tomb raider». Анжелика спала, сжав кулачки. Успокоенный, он спустился вниз.

– Вы ее купали?

– Не-а, забыла.

Он прошел на кухню, налил себе воды. Руки у него дрожали. На ра­бочем столе он увидел молоток. Пожалуй, пощечинами Жоанну не проймешь, лучше бы размозжить ей череп. Эта мысль занимала его еще некоторое время, потом сменилась другими, беспорядочно роившими­ся в голове. Уже в прихожей он с ужасом заметил, что все еще держит в руке молоток. Он положил его на маленький столик, достал бумажник, дал девчонке денег на такси. Она взяла их, пробурчав что-то похожее на благодарность. Сам того не ожидая, он захлопнул за ней дверь с такой яростью, что грохот раскатился по всей квартире. Да, жизнь его реши­тельно не клеилась. Бар в гостиной оказался пуст; Одри и за этим не в состоянии была присмотреть. При воспоминании о жене его передерну­ло; он сам удивился силе своей ненависти. На кухне он нашел початую бутылку рома: хоть что-то. Закрывшись у себя в комнате, он набрал по­очередно номера трех девиц, с которыми познакомился по Интернету, и все три раза наткнулся на автоответчик. Ушли, небось, все три тра­хаться для собственного удовольствия. Девицы, конечно же, были со­блазнительные, симпатичные, современные, но стоили две тысячи франков за вечер; в конце концов, это становилось унизительным. Как он дошел до такой жизни? Надо бы завести друзей, бывать в обществе, работать поменьше. Он вспомнил про клубы «Афродита», и впервые ему пришло в голову, что начальство может и не одобрить идею; обществен­ное мнение во Франции порицало сексуальный туризм. Можно было, конечно, представить Легану проект в смягченном виде; но Эспиталье не проведешь, он обладал пугающей проницательностью. А какой дру­гой выход? Ориентируясь на среднего клиента, они не выдерживали конкуренции с «Club Med», и Жан Ив готов был это доказать. Порыв­шись в ящиках письменного стола, он нашел свод корпоративных прин­ципов «Авроры», составленный десять лет назад ее основателями и вы­вешенный во всех гостиницах. «Дух 'Авроры' – это искусство сочетать традицию и современность, достижения гуманизма и полет фантазии в неустанном поиске совершенства. Работники 'Авроры', мужчины и жен­щины, – носители уникального культурного достояния: умения прини­мать гостей. Они знают национальные обычаи и обряды, благодаря ко­торым жизнь превращается в искусство жить, а самые обычные услуги – в волшебные мгновения. Это их профессия, искусство, талант. Творя прекрасное и делясь им, восстанавливая связь с самым главным, созда­вая пространство наслаждения, 'Аврора' несет по миру аромат Фран­ции». Он отчетливо увидел, что вся эта тошнотворная дребедень как нельзя лучше подходит для сети хорошо организованных борделей; тут можно попытаться сыграть на пару с немецкими туроператорами. Мно­гие немцы без всяких на то оснований продолжали считать Францию страной галантности и искусства любви. Если крупный немецкий туропе­ратор согласится внести клуб «Афродита» в свой каталог, это поднимет их на новую ступень; такого еще ни одной французской фирме не удава­лось. Он поддерживал контакт с Неккерманом, которому собирался продать клубы в странах Магриба; кроме того, существовала компания ТТЛ, отклонившая их предыдущее предложение, поскольку занимала прочные позиции в нижней части ценовой шкалы; возможно, их заинте­ресует более специализированный проект.

 

 

Он попробовал связаться с ними прямо в понедельник утром, и удача ему улыбнулась: Готфрид Рембке, председатель совета директоров ТТЛ, собирался в начале следующего месяца во Францию; в один из дней сво­его пребывания в Париже он готов был с ними пообедать. Если бы в ос­тавшееся до встречи время они изложили свой проект письменно, он бы его с удовольствием изучил. Жан Ив пошел сообщить эту новость Ва­лери: она только рот раскрыла. Годовой оборот ТТЛ составлял двадцать пять миллиардов франков, в три раза больше, чем у Неккермана, в шесть раз больше, чем в «Нувель фронтьер»; это был крупнейший в ми­ре туроператор.

Вся неделя ушла на то, чтобы подготовить технико-экономическое обоснование проекта. Значительных капиталовложений он не требовал: обновить кое-что из мебели, отделку помещений изменить, разуме­ется, полностью, сделать интерьер более «эротичным» – в документах они единодушно решили употреблять термин «галантный туризм». Но главное, они ожидали существенного сокращения расходов: не нужно организовывать спортивные мероприятия и развлечения для детей; не нужно выплачивать зарплаты дипломированным патронажным сест­рам, инструкторам по серфингу, специалистам по икебане, эмали или росписи по шелку. Жан Ив прикинул бюджет и с удивлением обнаружил, что с учетом амортизации и всего такого годовая себестоимость клубов снижалась на 25 процентов. Он пересчитал трижды, но результат полу­чался один и тот же. Между тем, он намеревался повысить тарифы на 25 процентов по сравнению с нормой по данной категории, то есть, грубо говоря, приблизиться к стандартам «Club Med». Таким образом, при­быль одним махом возрастала на 50 процентов. «Твой приятель – ге­ний», – сказал он Валери, когда она заглянула к нему в кабинет.

 

На следующую пятницу была назначена встреча с Готфридом Рембке. Накануне вечером Валери сделала себе расслабляющую маску и легла спать очень рано. В восемь часов, когда я проснулся, она была уже гото­ва. Выглядела умопомрачительно. На ней был черный костюм с очень короткой юбкой, туго обтягивающей ягодицы; под пиджак она надела кружевную сиреневую блузку, облегающую и кое-где просвечивающую, а под блузку – ярко-красный бюстгальтер, оставляющий наполовину от­крытой высоко поднятую грудь. Когда она села возле кровати, я обнару­жил на ней черные чулки и пояс. Губы она накрасила темно-красной по­мадой с фиолетовым оттенком, волосы забрала в пучок.

– Впечатляет? – спросила она с сарказмом.

– Еще как! Ох уж эти женщины… – вздохнул я. – Умеют себя подать.

– Это у меня официальный наряд соблазнительницы. Но я надела его еще и для тебя; я знала, тебе понравится.

– Вернуть эротику на предприятия и в учреждения… – пробурчал я. Она подала мне чашку кофе.

До самого ее ухода я только и делал, что смотрел, как она движется, садится, встает. Такой пустяк, но «впечатляло» – слов нет. Когда она кла­ла ногу на ногу, в верхней части ляжки появлялась темная полоса, отте­нявшая тонкость нейлонового чулка. Если она скрещивала ноги еще сильней, показывалась полоска черного кружева, а дальше – застежка пояса и белая плоть ляжки и основания ягодиц. Она меняла положение ног – и все исчезало. Наклонялась над столом – и я чувствовал, как тре­пещет ее грудь. Я мог бы любоваться ею часами. Такая простая, невин­ная, бесконечно блаженная радость; обещание счастья в чистом виде.

 

Встреча была назначена на час в ресторане «Ле Дивеллек» на улице Юниверсите; Жан Ив и Валери приехали на пять минут раньше.

– С чего начнем разговор? – волновалась Валери, вылезая из такси.

– Скажешь, хотим, дескать, открыть бордели для бошей, – Жан Ив устало улыбнулся. – Да не волнуйся, он сам задаст все вопросы.

Готфрид Рембке появился ровно в час. Они узнали его в ту минуту, как он вошел в ресторан и протянул пальто швейцару. Плотная, солид­ная фигура, лоснящийся череп, открытый взгляд, крепкое рукопожатие: в нем чувствовалась раскованность и энергия, он как нельзя лучше соот­ветствовал образу крупного предпринимателя, в особенности немецкого. Так и виделось: целый день на ногах, утром встает с постели одним прыжком и полчаса занимается на велотренажере, а потом в новехонь­ком «мерседесе» катит на службу, слушая по дороге новости экономики.

– Выглядит потрясающе, – пробурчал Жан Ив и, расплывшись в улыбке, поднялся ему навстречу.

Первые десять минут repp Рембке говорил только о еде. Оказалось, он прекрасно знает Францию, французскую культуру, рестораны, имеет собственный дом в Провансе. «Безупречен», – повторял про себя Жан Ив, уставившись в свое консоме из лангустин с кюрасо. «Пободаемся», – подумал он еще, опуская ложку в тарелку. Валери держалась превосход­но: слушала внимательно, глаза ее восторженно блестели. Поинтересо­валась, где именно в Провансе находится дом, часто ли ему удается там отдыхать и т. д. Сама она заказала сальми из крабов с лесными ягодами.

– Итак, – продолжила она тем же тоном, – вас заинтересовал наш проект?

– Видите ли, – начал он основательно и неторопливо, – нам известно, что «галантный туризм», – произнося эти два слова, он как бы слегка запнулся, – составляет одну из основных мотиваций поездок наших отпускников за границу, и их можно понять: лучшего отдыха не придумаешь. Примечательно между тем, что ни одна компания до сих пор всерьез не занималась этим вопросом, если не считать нескольких мелких проектов для гомосексуалистов. Но в целом, как ни удивительно, перед нами совершенно девственный участок.

– Проблема вызывает споры, я думаю, общественное мнение еще не доросло… – вмешался Жан Ив, сам понимая, что говорит ерунду, – ни на том, ни на другом берегу Рейна, – закончил он и стушевался.

Рембке метнул на него холодный взгляд, словно бы заподозрив его в насмешке; Жан Ив снова уставился в свою тарелку и дал себе слово мол­чать до конца обеда. Валери и без него справлялась великолепно.

– Не стоит переносить французские проблемы на Германию, – вставила она, невиннейшим движением кладя ногу на ногу, и Рембке переключил внимание на нее.

– Наши соотечественники, – сказал он, – поневоле предоставлен­ные сами себе, нередко становятся добычей сомнительных посредни­ков. Все, что тут делается, – непрофессионально, и это огромный про­бел в нашей работе, который еще предстоит заполнять.

Валери с готовностью согласилась. Официант подал морского окуня с зеленым инжиром. Мельком взглянув на блюдо, Рембке продолжал:

– Ваш проект заинтересовал нас еще и потому, что он полностью оп­рокидывает традиционное представление о клубах отдыха. То, что было хорошо в семидесятые годы, не отвечает запросам современного потре­бителя. Взаимоотношения между людьми на Западе затруднены – о чем мы, разумеется, сожалеем, – добавил он и снова взглянул на Валери, а та опустила ногу на пол и улыбнулась.

 

Когда в четверть седьмого я вернулся с работы, она была уже дома. Я за­мер от удивления: такое случилось, по-моему, впервые за все время на­шей совместной жизни. Не сняв костюма, она сидела на диване, чуть расставив ноги, устремив взгляд в пространство, и, казалось, думала о чем-то очень приятном. Я тогда не понял, что присутствую при своего рода профессиональном оргазме. – Ну как, удачно? – спросил я.

– Более чем. После обеда я отправилась домой, не заезжая на рабо­ту; полагаю, на этой неделе мы и так превзошли себя. Он не просто за­интересовался проектом, но намерен сделать его гвоздем своей про­граммы уже этой зимой. Он готов финансировать издание каталога и специальную рекламную кампанию для немецкой публики. Уверен, что сможет через свои агентства заполнить все ныне существующие клубы; спросил даже, не разрабатываем ли мы еще какие-нибудь проекты. Един­ственное, что он желает получить взамен, – эксклюзивность на своем рынке: Германия, Австрия, Швейцария, Бенилюкс; он знает, что мы в контакте с Неккерманом. На выходные я заказала номер в центре талас­сотерапии в Динаре, – добавила она. – Думаю, мне это необходимо. И к моим родителям сможем заглянуть.

 

 

Однажды вечером по дороге с работы я встретил Лионеля; мы не виде­лись почти год, с той самой поездки в Таиланд. Как ни удивительно, я его сразу узнал. Чудно даже, что он мне так хорошо запомнился, ведь я тогда с ним и тремя фразами не перемолвился.

Он сказал, что у него все в порядке. Кружок плотной черной материи закрывал его правый глаз. Производственная травма, что-то там взорва­лось; но все сложилось удачно, его вовремя стали лечить, 50 процентов зрения он сохранит. Я пригласил его выпить стаканчик в кафе возле Пале-Рояля. Интересно, узнал бы я сразу Робера, Жозиану и других тогдаш­них попутчиков? Вполне возможно. Эта мысль меня удручила; получа­лось, что моя память постоянно заполняется совершенно ненужной информацией. Я человек и потому, естественно, более всего приспособ­лен к опознанию и запоминанию себе подобных. Человеку всего полезнее че­ловек. Я не очень ясно понимал, зачем пригласил Лионеля в кафе, не знал, о чем с ним говорить. Для поддержания беседы спросил, не ездил ли он больше в Таиланд. Он не ездил, и не потому, что не хотел, а потому, что не по карману. Видел ли кого-нибудь из группы? Нет, никого. Тогда я рас­сказал ему, что встретился с Валери, которую он, может быть, помнит, и что мы теперь живем вместе. Он очень за меня порадовался, мы оба тог­да ему приглянулись. Сам он мало куда ездит, тот отпуск в Таиланде – од­но из лучших воспоминаний в его жизни. Его простота и наивное стрем­ление к счастью меня растрогали. В эту минуту я испытал душевное побуждение, которое и сегодня еще склонен называть добротой. Вообще-то я не добр, это качество мне не свойственно. Человечество в целом мне противно, участь других людей, как правило, безразлична, не припомню даже, чтобы я когда-нибудь испытывал чувство солидарности. А в тот вечер я сказал Лионелю, что Валери работает в туристической компании, что они собираются открыть новый комплекс в Краби и я могу без труда до­стать ему путевку на неделю с пятидесятипроцентной скидкой. Я приду­мал это на ходу, потому что решил сам за него доплатить. Возможно, в ка­кой-то мере меня тянуло порисоваться; но, по-моему, мне искренне захотелось, чтобы он еще раз в жизни, хоть в течение недели, испытал наслаждение в руках опытных тайских проституток.

Когда я рассказал Валери о встрече с ним, она посмотрела на меня с недоумением; она не помнила, кто такой Лионель. В том-то и заклю­чалась его беда: неплохой парень, но никакой индивидуальности, слишком сдержан, неприметен, о нем нечего вспомнить. «Хорошо, сделаем, если тебе так хочется, – решила Валери. – Ему не придется платить даже 50 процентов; я как раз собиралась тебе сказать: у меня будут бесплатные приглашения на неделю по случаю открытия клуба, оно приурочено к первому января». На другой день я позвонил Лионе­лю и сообщил, что ему предоставляется бесплатная путевка; это было уже слишком, он никак не мог поверить, я с трудом уговорил его согла­ситься.

В тот день одна юная художница приходила показывать мне свои ра­боты. Ее звали Сандра Эксжтовойан или что-то в этом роде, такую фами­лию все равно не упомнить; будь я ее агентом, я бы посоветовал ей назваться Сандрой Холлидей. Совсем еще юное создание, в брюках и футболке, внешность самая обычная, лицо, пожалуй, чуть широковато, вьющиеся коротко остриженные волосы; выпускница школы изящных искусств в Кане. Она пояснила мне, что работает исключительно на сво­ем теле, и полезла в портфель; я наблюдал за ней не без опаски, надеясь, что она не станет показывать мне фотографии пластической операции на пальцах ног или на чем-нибудь еще, – я такого уже вдоволь навидал­ся. Но нет, она протянула мне всего-навсего открытки с отпечатками своей розочки, обмокнутой в краски разных цветов. Я выбрал бирюзо­вую и сиреневую; пожалел, что не припас фотографий своего удальца, – могли бы обменяться. Миленькие карточки, но, насколько я помнил, Ив Кляйн уже делал подобное более сорока лет назад, а потому мне трудно будет что-либо сказать в защиту ее проекта. Да, да, согласилась она, это так – упражнения в стиле. Затем извлекла из картонной папки более сложную композицию, состоящую из двух колесиков различного диаме­тра, соединенных узкой резиновой лентой; приспособление приводи­лось в движение маленькой ручкой. На ленте виднелись небольшие вы­ступы, я бы сказал, пирамидальной формы. Я повернул ручку, провел пальцем по двигающейся ленте и ощутил легкое и вполне приятное ще­котание. «Это муляжи моего клитора», – объяснила, художница; я отдер­нул палец. «Я фотографировала его в минуты эрекции с помощью эндо­скопа, затем перенесла все в компьютер. Потом в программе 3D восстановила объем, смоделировала и отправила данные на завод». У ме­ня создалось впечатление, что она не в меру увлекается технической стороной. Я снова крутанул ручку – это получилось машинально. «Так и хочется потрогать, правда? – обрадовалась она. – Я предполагала еще подсоединить батарейку, чтобы там лампочка загоралась. Как вы думае­те?» Я не одобрил: это нарушало простоту замысла. Для современной ху­дожницы девушка оказалась вполне симпатичной; я даже подумал, не пригласить ли ее как-нибудь поразвлечься втроем, не сомневаюсь, она бы поладила с Валери. Однако я вовремя спохватился: подобное предло­жение с моей стороны можно расценить как сексуальное домогательст­во; я с тоской поглядел на ее изделие. «Видите ли, – сказал я в итоге, – я занимаюсь в основном финансовой стороной проектов. Что касается эс­тетики, вам лучше обратиться к мадмуазель Дюрри», – и записал ей на визитной карточке имя и телефон Мари Жанны: должна же она, навер­ное, разбираться в клиторах. Девушка выглядела немного обескуражен­ной, но все-таки протянула мне пакетик с резиновыми пирамидками. «Я вам их дарю, – сказала она, – мне на заводе много наделали». Я поблаго­дарил ее и проводил к выходу. Перед тем как попрощаться, еще спросил, сделаны ли муляжи в натуральную величину. «Разумеется, – отвечала она, – это входит в концепцию».

 

В тот же вечер я внимательно изучил клитор Валери. Прежде я его спе­циально не рассматривал; когда я ее ласкал, лизал, я мыслил более общи­ми категориями; мне запомнились позы, ритмы движений; теперь же я долго вглядывался в малюсенький орган, трепыхавшийся у меня перед глазами. «Что ты там делаешь?» – удивилась она, пролежав минут пять с раздвинутыми ногами. «Создаю эстетическую концепцию», – отвечал я и лизнул ее для успокоения. Муляжам не хватало, понятно, запаха и вку­са; а в остальном я нашел безусловное сходство. Закончив осмотр, я вы­свободил двумя руками объект наблюдения и стал водить по нему язы­ком. То ли ожидание обострило ее желание, то ли мои движения сделались более точными и целенаправленными – так или иначе, она кончила почти сразу. Если разобраться, подумал я, эта Сандра неплохая художница: ее творчество заставляет по-новому взглянуть на мир.

 

 

Уже к началу декабря у нас не осталось сомнений, что клубы «Афродита» станут событием, возможно даже историческим. В туриндустрии ноябрь традиционно самый трудный месяц. В октябре запоздалые туристы еще пытаются захватить остатки курортного сезона; декабрь принимает эста­фету благодаря рождественским праздникам; но мало, очень мало кто едет отдыхать в ноябре, разве что пенсионеры, да и то самые осмотри­тельные и непритязательные. А тут вдруг изо всех клубов стали посту­пать поразительные данные: новый проект пользовался бешеным успе­хом, прямо-таки повальное увлечение. Я ужинал с Валери и Жаном Ивом в тот день, когда они узнали первые цифры; они поглядывали на меня как-то странно: результаты превзошли все ожидания: в среднем за месяц гостиницы на их курортах в различных странах оказались заполненны­ми более чем на 95 процентов. «Н-да, секс… – протянул я нерешитель­но. – Людям необходим секс, только и всего, но они не осмеливаются в этом признаться». Было над чем призадуматься; официант подал закуски. «Вокруг открытия комплекса в Краби творится что-то невероятное… – продолжил Жан Ив. – Рембке звонил, говорит, все забронировано еще три недели назад. И что интересно, в средствах массовой информации ни звука, ни строчки. Успех тайный; массовый, но конфиденциальный; именно то, к чему мы стремились».

Жан Ив наконец решился уйти от жены и снять квартиру; ключи ему предстояло получить только 1 января, но он уже повеселел и заметно расслабился. Он был достаточно молод, красив и богат; все это, оказы­вается, не помогает жить, констатировал я с изумлением, зато, по край­ней мере, привлекает внимание. К чему он стремится, зачем так усерд­но печется о карьере – этого я по-прежнему не понимал. Не думаю, чтобы ради денег: все равно большую их часть съедали налоги, а кроме того, он не любил роскошь. И не из преданности делу или каких-нибудь других альтруистических побуждений: развитие мирового туризма вряд ли можно счесть благородной миссией. Им руководило честолюбие как таковое, оно было его внутренней потребностью, которую я уподоблю скорее потребности созидать, нежели жажде власти или духу соперни­чества – о его однокашниках из Высшей коммерческой школы я никог­да ничего не слышал и не думаю, чтобы он ими интересовался. Одним словом, мотивация вполне достойная, не она ли на протяжении всей ис­тории вела человечество по пути развития цивилизации? Общество воздавало ему должное высокой зарплатой; при других социальных режи­мах награда выражалась бы в титулах или же в привилегиях, вроде тех, какими обладала номенклатура; не думаю, чтобы это повлияло на его де­ятельность. На самом деле Жан Ив работал из любви к работе; это так загадочно и так просто.

 

15 декабря, за две недели до открытия нового комплекса, поступил тре­вожный сигнал из компании TUI: в Хат Яй, на самом юге Таиланда, по­хищен немецкий турист вместе с сопровождавшей его юной тайкой. Ме­стная полиция получила невнятное послание на плохом английском: похитители не выдвигали никаких требований, но сообщали, что моло­дые люди будут казнены за поведение, не соответствующее законам ис­лама. В приграничных с Малайзией районах в последние месяцы дейст­вительно активизировались исламисты, поддерживаемые Сирией; однако прежде они не похищали людей.

18 декабря прямо на центральной площади города злоумышленники выбросили на ходу из грузовика обнаженные изуродованные трупы нем­ца и таиландки. Девушку забили камнями с неслыханной жестокостью; тело ее распухло до неузнаваемости, кожа полопалась. Немцу перереза­ли горло и, оскопив его, запихнули половые органы в рот. Информация попала в немецкую прессу, отголоски докатились и до Франции. Газеты не стали печатать фотографии жертв, но они сразу же появились на сай­тах в Интернете. Жан Ив ежедневно звонил в ТUI, новости скорее об­надеживали: очень мало кто отказался от путевок, основная масса отпу­скников планов не поменяла. Премьер-министр Таиланда успокаивал как мог: речь идет, дескать, о случайном эпизоде. Все известные терро­ристические движения и группировки дружно осудили похищение и убийство.


Дата добавления: 2015-12-21; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!