И исторические процессы 6 страница
Трудно переоценить воспитательную ценность истории заблуждений и предрассудков, безумств и преступлений, ошибок и иллюзий, невежества, «сна разума, рождающего чудовищ» (Ф. Гойа). Спасителен разумный страх перед всем, что обходит разум или обходится без него — в себе и в других: перед индоктринацией, некритичностью, изобилием эмоций и т.п. Вот почему в образовании так важно изучать логические ошибки, их типологию и примеры и тренировать учащихся в распознавании и предупреждении их. Бесконечно важно учить анатомии страстей, разрушительных, обманывающих и обманывающихся. Надобно включать в общеобразовательный учебный план логику, психологию и философскую антропологию как совершенно непременные его компоненты.
IV
Условием прогресса человечества является развитие личности. Развитие личности в физическом отношении лишь тогда важно, когда она приобрела некоторый минимум гигиенических и материальных удобств, ниже которого вероятность страдания, болезней, постоянных забот далеко превосходит возможность какого-либо развития.
Развитие личности в умственном отношении лишь тогда прочно, когда личность выработала в себе потребность критического взгляда на всё ей представляющееся, уверенность в неизменности законов, управляющих явлениями, и понимание, что справедливость в своих результатах тождественна со стремлением к личной пользе.
Развитие личности в нравственном отношении состоится лишь когда общественная среда позволяет и поощряет в личностях развитие самостоятельного убеждения. Когда личности имеют возможность отстаивать свои убеждения и тем самым вынуждены уважать свободу чужого убеждения. Когда личность осознала, что ее достоинство лежит в ее убеждении и что уважение достоинства чужой личности есть уважение собственного достоинства.
|
|
|
Воплощение в общественных формах истины и справедливости предполагает, прежде всего, для ученого и мыслителя возможность высказать положения, считаемые им за выражение истины и справедливости. Оно также имеет своей предпосылкой наличие в социуме некоторого минимума общего образования, позволяющего большинству понять эти положения и оценить аргументы, приводимые в их пользу.
Имеем ли мы вообще право говорить в настоящее время о прогрессе человечества? Можно ли сказать, что для большинства, из которого состоит современное человечество, начальные условия прогресса уже осуществлены? Даже некоторые из этих условий осуществлены ли? И для какой доли из этого большинства?
Все вместе названные условия прогресса не осуществлены ни для одного человека и ни одно из них не осуществлено для большинства.
|
|
|
Всего более подвинулось человечество относительно условий физического развития личности. Между тем даже и в этом отношении необходимый минимум гигиенических и материальных удобств осуществлен еще меньшинством человечества. Далеко не все люди пользуется достаточной и здоровой пищей, имеют одежду и жилище, удовлетворяющие основным требованиям гигиены, могут обратиться к медику в случае болезни и к социальному страхованию в случае голода или внезапного несчастья.
При этом нельзя не признать, что увеличение материальных удобств жизни бросается в глаза. Бесспорно, количество личностей, имеющих возможность пользоваться удобствами здоровой пищи, здорового жилища, медицинского пособия в случае болезни и вооруженной общественной охраны от случайностей очень увеличилось в последние века. На этой-то части человечества, сохранившейся от самой тяжкой нужды, лежит в наше время вся цивилизация.
Далеко ниже стоит человечество на пути осуществления условий умственного развития. Нечего и говорить о выработке критического взгляда на вещи, о понимании неизменности законов природы и утилитарного значения справедливости для огромного числа тех, которые должны отстаивать свое существование против ежеминутной опасности. Но и меньшинство, более или менее огражденное от этих тяжелых забот, заключает в себе лишь самую незначительную долю личностей, привыкших мыслить критически, усвоивших смысл явлений и правильно понимающих собственную пользу.
|
|
|
Люди, выработавшие в себе привычку критически мыслить вообще, суть замечательные редкости. Несколько более, хотя и то очень мало, людей, привыкших обобщать явления какой-либо одной, более или менее широкой, сферы явлений. Вне этой сферы они столь же подчинены бессмысленному повторению чужих мнений, как и все остальное большинство человечества.
Что касается усвоения понятия о неизменности законов, управляющих явлениями, то его можно искать только в маленькой группе лиц, серьезно занимавшихся наукой. Но и между ними далеко не все, которые его проповедуют на словах, могут считаться усвоившими его в самом деле. Эпидемии новейших магов — магнетизеров, вызывателей духов, спиритистов — дали длинные списки имен лиц, увлеченных этими эпидемиями, и в числе этих имен встречаются, к сожалению, люди науки. Да и вне этих эпидемий, особенно в минуты жизненной опасности, душевных потрясений и т.п., не раз люди науки обращались к амулетам и заклинаниям (конечно, в их общеупотребительной форме), показывая, как некрепко в их умах убеждение в неизменности хода явлений и в невозможности отклонить процессы природы от их неизбежного совершения.
|
|
|
Мудрено ли, что амулеты и заклинания играют свою роль среди блестящей культуры XX века столь же эффектно, как в пустынях Африки у наших современников или за несколько тысячелетий у наших предков. Наука природы отвоевала лишь кое-что у мира чудесного, так что культура нашего времени в мелочах жизни представляет пеструю смесь рациональных и предрассудочных приемов, и вера в чудесное готова пробудиться в большинстве образованного класса при первом удобном к тому поводе.
Что касается понимания утилитарной стороны справедливости, то мы видим беспрестанно людей, действующих справедливо по минутному настроению, по привычке, по внутреннему влечению характера. Зато не менее, если не более, видим и действий несправедливых, иногда совершаемых теми же самыми личностями.
Шаткость в этих случаях происходит несравненно чаще от дурного понимания личной выгоды, чем от злого намерения, и может уменьшиться лишь с пониманием тождества справедливости и эгоистического расчета, взявшего в соображение все обстоятельства.
Но весь этот прогресс еще в будущем, если он когда-либо будет иметь место. В настоящем число единиц, усвоивших себе утилитарное значение справедливости в теории и на практике, совершенно незаметно.
Что сказать об условиях нравственного развития личности? Так как об убеждениях можно говорить только в кругу людей, выработавших в себе способность критически мыслить, то условия нравственного развития существуют для этой маленькой группы. Но едва одна доля ее находится в странах, где закон ограждает личное убеждение, а не карает его. Лишь небольшая доля этой доли живет в общественной среде, которая не смотрит на самостоятельность убеждений как на нравственный порок, не старается искоренить его с детства воспитанием, внушающим покорность общепринятому.
Но если личности, принадлежащие к этой группе человечества, имеющей счастливые условия нравственного развития, вырабатывают убеждения, то только маленькая доля их сохраняет терпимость в отношении чужих убеждений, и еще меньшая к этому присоединяет сознание, что достоинство человека лежит в его убеждении. Судите же по этому, для какой самомалейшей части человечества в каждом поколении возможен нравственный прогресс.
По малочисленности лиц, для которых это усвоение вообще возможно, нет никаких средств определить, существует ли этот прогресс или нет. Можно бы предполагать, что он имеет место вследствие расширения географической территории, где закон ограждает свободу мысли. Зато лучшие средства административного надзора стесняют ее более чем прежде в тех местах, где существует в этом отношении репрессивное законодательство.
Возможность высказать свои научные знания и философские убеждения существует более или менее в довольно заметной части цивилизованного мира, и это действительный прогресс человеческой истории. Но достаточный минимум образованности осуществился лишь для незначительного меньшинства, избавленного от упорной борьбы за существование и привыкшего критически мыслить. Все остальные члены общества или подавлены ежедневными заботами, или привыкли идти за авторитетами.
Всякой цивилизации грозят постоянно две опасности. Если она ограничивается слишком малочисленным и слишком исключительно поставленным меньшинством, то ей грозит опасность исчезнуть. Если она не даст развиться в среде цивилизованного меньшинства критически мыслящим единицам, ее оживляющим, ей грозит застой.
Прежде чем учиться, надо иметь учителей. Большинство может развиваться лишь действием на него более развитого меньшинства. Поэтому цивилизованное меньшинство, которое не желает быть цивилизующим в самом обширном смысле этого слова, несет ответственность за все страдания современников и потомства. Оно могло их ослабить, если бы не ограничивалось ролью представителя и хранителя цивилизации, а взяло на себя и роль ее распространителя.
Если мы с этой точки зрения оценим панораму истории до нашего времени, то, вероятно, должны будем признаться, что почти всегда и везде меньшинство, гордившееся своей цивилизацией, крайне мало делало для ее распространения. Немногие личности заботились о расширении области знаний в человечестве; еще меньшее число — об укреплении и розыске справедливейших форм общества.
Многие блестящие цивилизации заплатили своей гибелью за это неумение связать со своим существованием интерес большого числа личностей. Немало было всегда лиц, которые на каждой ступени цивилизации признавали эту ступень пределом общественного развития, возмущались против всякого критического отношения к ней, против всякой попытки распространить благо цивилизации на большее число лиц. Если этим проповедникам застоя крайне редко удавалось положить преграду общественному прогрессу, то им часто удавалось замедлить его.
Следовательно, как ни мал прогресс человечества, но и то, что есть, лежит исключительно на критически мыслящих личностях. Без их стремления распространить его, он крайне непрочен. Так как эти личности полагают обыкновенно себя вправе считаться развитыми и так как за их-то именно развитие и заплачена страшно дорогая цена, то нравственная обязанность расплачиваться за прогресс лежит на них же. Эта уплата есть посильное распространение умственного и нравственного развития на большинство, внесение научного понимания и справедливости в общественные формы.
Если личность, говорящая о своей любви к прогрессу, не хочет критически поразмыслить об условиях его осуществления, то она, в сущности, прогресса никогда не желала, да и не была даже никогда в состоянии искренно желать его. Если личность, сознающая условия прогресса, ждет, сложа руки, чтобы он осуществился сам собой, без всяких усилий с ее стороны, то она есть препятствие на пути к нему. Всем жалобщикам о разврате времени, о ничтожестве людей, о застое и ретроградном движении следует поставить вопрос: а вы сами, зрячие среди слепых, здоровые среди больных, что вы сделали, чтобы содействовать прогрессу?
При этом вопросе большинство их ссылается на слабость сил, недостаток таланта, малый круг действия, враждебные обстоятельства, враждебную среду, враждебных людей и т.д.
Положим, ваша деятельность скромна по масштабам. Но из неизмеримо малых частиц состоят все вещества, из бесконечно малых толчков составляются самые громадные силы. Количество пользы, полученной от вашей деятельности, ни вы и никто другой оценить не в состоянии. Оно зависит от тысячи различных обстоятельств, от многочисленных совпадений, предвидеть которые невозможно. Прекраснейшие намерения приводили к отвратительным результатам, а маловажное, с первого взгляда, действие разрасталось в неисчислимые последствия.
Мы можем с некоторой вероятностью ожидать, что, придавая целому ряду действий одно и то же направление, мы получим лишь немногие результаты, противоположные данному направлению. Зато значительнейшая часть этих действий совпадет с удобными условиями для того, чтобы оказались заметные результаты в этом самом направлении. Если каждый человек, критически мыслящий, будет постоянно активно стремиться к лучшему, то как бы ни был ничтожен круг его деятельности, как бы ни была мелка сфера его жизни, он будет влиятельным двигателем прогресса и оплатит свою долю той огромной цены, которую стоило его развитие.
Ни литература, ни искусство, ни наука не спасают от безнравственного индифферентизма. Они не заключают и не обусловливают сами по себе прогресса. Они доставляют лишь для него орудия. Они накапливают для него силы. Лишь тот литератор, художник или ученый действительно служит прогрессу, который сделал все, что мог, для приложения сил, им приобретенных, к распространению и укреплению цивилизации своего времени.
Если из сотен читателей один,, два найдутся поталантливее, повпечатлительнее и применят в жизни те истины, которые они узнали от писателя, то некоторый прогресс состоится. Если жар учителя зажег хотя бы в небольшом числе учеников жажду поразмыслить, поработать самому, жажду знания и труда, то прогресс опять совершится.
Всякий человек, критически мыслящий и решающийся воплотить свою мысль в жизнь, может быть деятелем прогресса.
Задача образования в том, чтобы научить человека способам приобретения гигиенических и материальных предпосылок и условий духовного и душевного развития. Для закаливания личности необходимо не предоставлять ей материальные удобства в готовом виде, а обучить ее саму создавать их за счет полезной не только для себя, но и для других деятельности. Трудно не согласиться с тем, что вне и без духовного развития масс рост материального благосостояния связан с увеличением духовной нищеты. Это не значит, что развитие личности в физическом отношении не желательно, а значит, что его недостаточно для спасения человека и мира.
Поскольку умственное развитие личности заключено в критичности и самокритичности ее мышления, в понимании законов мира, в правильно осознаваемом личном интересе, зависящем от интересов более широкого круга людей, постольку образование для прогресса нацелено на усвоение законосообразности мира в целом и личного интереса — в частности. Это великое благо — помочь растущему человеку критически проверять свои и чужие действия на оселке законов, по которым живут природа, общество и отдельный человек. Надобно вызывать к жизни и поддерживать интерес личности к этим законам, равно как и спасительный страх нарушить их, обойти, обхитрить — себе и другим на погибель. Чтобы поставить закон мира себе на службу, необходимо подчиниться ему, и этому надо учить. Свободомыслие и критичность — вот что важно и нужно, но в соединении с осторожностью и основательностью суждений, в соединении с самокритичностью и здоровой долей недоверия к себе (страха самоуверенности).
Воспитание терпимости к взглядам и убеждениям других людей, воспитание не столько верности принципам и убеждениям, сколько желания верности принципов и убеждений, а также желания достойной жизни себе и уважение такого же желания в других — все это ценнейшие расшифровки содержания развития личности. Но оно возможно только при наличии хорошего общего образования, позволяющего понять истины, добытые разумом, и по достоинству оценить аргументы в их пользу.
Если вся цивилизация лежит на плечах образованного меньшинства человечества, если весь прогресс зависит от немногих, кому посчастливилось получить условия для развития в физическом, умственном и нравственном отношениях, то в равной мере спасению и прогрессу цивилизации служат и воспитание интеллектуальной элиты, и самое широкое распространение образования среди народных масс, пополняющих к тому же и воспроизводящих духовную элиту.
Займемся анализом современной цивилизации с обозначенных позиций.
Массы людей таким ускоренным темпом вливались на сцену истории, что у них не было времени, чтобы в достаточной мере приобщиться к глубокой культуре.
В действительности духовная структура современного среднего европейца гораздо здоровее и сильнее, чем у человека былых столетий. Она только гораздо проще, и потому такой средний европеец иногда производит впечатление примитивного человека, внезапно очутившегося среди старой цивилизации. Школы, которыми прошлое столетие так гордилось, успевали преподать массам лишь внешние формы, технику современной жизни; дать им подлинное воспитание школы эти не могли. Их наспех научили пользоваться современными аппаратами и инструментами, но не дали им понятия о великих исторических задачах и обязанностях; их приучили гордиться мощью современной техники, но им ничего не говорили о духе. Поэтому о духе массы не имеют и понятия. Новые поколения берут в свои руки господство над миром так, как если бы мир был первобытным раем без следов прошлого, без унаследованных сложных традиционных проблем.
Неверно, будто будущее культуры нельзя предвидеть. Бессчетное число раз оно было предсказано. Если бы будущее не открывалось пророкам, его не могли бы понять ни в момент его осуществления, ни позже, когда оно уже стало прошлым. Конечно, можно предвосхитить только общую схему будущего, но ведь, по существу, мы не больше того воспринимаем и в настоящем, и в прошлом. Чтобы видеть целую эпоху, надо смотреть издалека.
Никогда еще за всю историю простой человек не жил в условиях, которые хотя бы отдаленно походили на нынешние условия его жизни. Мы действительно стоим перед радикальным изменением человеческой судьбы, произведенным XIX веком. Создан совершенно новый фон, новое поприще для современного человека — и физически, и социально. Три фактора сделали возможным создание этот нового мира: либеральная демократия, экспериментальная наука и индустриализация. Второй и третий можно объединить под именем «техники». Ни один из этих факторов не был созданием века, они появились на два столетия раньше. XIX век провел их в жизнь. Это всеми признано. Но признать факт недостаточно, нужно учесть его неизбежные последствия.
XIX век был по существу революционным, не потому, что он строил баррикады, — это деталь, а потому, что он поставил заурядного человека, т.е. огромные социальные массы, в совершенно новые жизненные условия, радикально противоположные прежним.
Для «простых людей» всех прежних веков «жизнь» означала прежде всего ограничения, обязанности, зависимость, одним словом — гнет. Можно сказать и «угнетение», понимая под этим не только правовое и социальное, но и «космическое». Его всегда хватало до последнего века, когда начался безграничный расцвет «научной техники» как в физике, так и в управлении. По сравнению с сегодняшним днем старый мир даже богатым и сильным предлагал лишь скудость, затруднения и опасности. Как бы ни был богат и силен отдельный человек в сравнении с окружающими, мир был беден и убог, богатство и сила мало использовались. В наши дни средний обыватель живет богаче и привольнее, чем жили владыки прошлых веков. Что за беда, если он не богаче других. Мир стал богаче и дает ему все: великолепные дороги, поезда, телеграф, отели, личную безопасность и аспирин.
Сегодня (несмотря на некоторые трещины в оптимизме) почти никто не сомневается, что через пять лет автомобили будут еще лучше и дешевле. В это верят, как в то, что завтра снова взойдет солнце. Заурядный человек, видя вокруг себя технически и социально совершенный мир, верит, что его произвела таким сама природа. Ему никогда не приходит в голову, что все это создано личными усилиями гениальных людей. Еще меньше он подозревает о том, что без дальнейших усилий этих людей великолепное здание рассыплется в самое короткое время.
Духовная и интеллектуальная косность человека проявляется в том, что он довольствуется запасом готовых идей. Он решает, что с умом у него все в порядке.
Мы стоим здесь перед тем самым различием, которое испокон веку отделяет глупцов от мудрецов. Умный знает, как легко сделать глупость, он всегда настороже, и в этом его ум. Глупый не сомневается в себе; он считает себя хитрейшим из людей, отсюда завидное спокойствие, с каким он пребывает в глупости. Глупца нельзя освободить от глупости, вывести хоть на минуту из ослепления, сделать так, чтобы он сравнил свои убогие шаблоны со взглядами других людей. Вот почему Анатоль Франс сказал, что глупец гораздо хуже мерзавца. Мерзавец иногда отдыхает, глупец — никогда.
Человек массы совсем неглуп. Наоборот, сегодня он гораздо умнее, гораздо способнее, чем все его предки. Но эти способности ему не впрок: сознавая, что он обладает ими, он еще больше замкнулся в себе и не пользуется ими. Он раз и навсегда усвоил набор общих мест, предрассудков, обрывков мыслей и пустых слов, случайно нагроможденных в памяти, и с развязностью, которую можно оправдать только наивностью, пользуется этим мусором всегда и везде. Не в том беда, что заурядный человек считает себя незаурядным и даже выше других, а в том, что он провозглашает и утверждает право на заурядность и самое заурядность возводит в право.
«Но, — скажут нам, — что тут плохого? Разве это не свидетельствует об огромном прогрессе? Ведь это значит, что массы стали культурными?»
Ничего подобного! Идеи заурядного человека — не настоящие идеи, они не свидетельствуют о культуре. Кто хочет иметь идеи, должен, прежде всего, стремиться к истине и усвоить правила игры, ею предписываемые. Не может быть речи об идеях и мнениях там, где нет общепризнанной высшей инстанции, которая бы ими ведала, нет системы норм, к которым можно было бы в споре апеллировать. Эти нормы — основа культуры.
Где нет норм, там нет и культуры. Нет культуры там, где нет начал гражданской законности и не к кому апеллировать. Нет культуры там, где в решении споров игнорируются основные принципы разума. Кто в споре не старается держаться истины, не стремится быть правдивым, тот умственный варвар. Именно таков человек массы, когда ему приходится вести дискуссию, устную или письменную. Нет культуры там, где экономические отношения не подчинены регулирующему аппарату, к которому можно обратиться. Нет культуры там, где в эстетических диспутах всякое оправдание для произведения искусства объявляется излишним.
Когда все эти нормы, принципы и инстанции исчезают, исчезает и сама культура и настает варварство в точном значении этого слова. Не будем себя обманывать — новое варварство появляется сейчас в мире. Путешественник, прибывающий в варварскую страну, знает, что там уже не действуют правила и принципы, на которые он привык полагаться дома. У варвара нет норм в культурном смысле.
Как на конкретный пример укажем на такие политические движения, как синдикализм и фашизм. Под маркой синдикализма и фашизма впервые появляется тип человека, который не считает нужным оправдывать свои претензии и поступки ни перед другими, ни даже перед самим собой. Он просто показывает, что решил любой ценой добиться цели. Вот это и есть то новое, небывалое: право действовать безо всяких на то прав.
Причина же в том, что массы решили захватить руководство обществом в свои руки, хотя руководить им они и неспособны. В
этом политическом поведении масс раскрылась грубо и откровенно вся структура их новой души. Ключ ко всему этому в духовной ограниченности. Человек массы не имеет даже понятия о легком, чистом воздухе мира идей. Он желает иметь собственные «мнения», но не желает принять условия и предпосылки, необходимые для этого. Поэтому все его «идеи» — не что иное как вожделения, облеченные в словесную форму.
Чтобы иметь или создать идею, надо, прежде всего, верить, что есть основания или условия ее существования, т.е. верить в мир отвлеченных истин. Имея идеи, составляя мнения, люди обращаются к высшей инстанции, подчиняются ей, признают ее кодекс, и ее решения Они верят в то, что наивысшая форма общения — диалог, в котором обсуждаются основы наших идей.
Но для недостаточно образованного человека принять дискуссию значит идти на верный провал, и он инстинктивно отказывается признавать эту высшую объективную инстанцию. Отсюда лозунг: «Хватит дискуссий!» — и отказ от всяких форм духовного общения, предполагающих признание объективных норм, начиная с простого разговора и кончая парламентом и научными обществами. Это равносильно отказу от культурной общественной жизни, построенной на системе норм, и возврату к варварскому образу жизни. Это означает ликвидацию всех естественных жизненных процессов и переход к принудительному введению новых намеченных «порядков».
Все наши материальные достижения могут исчезнуть, ибо надвигается грозная проблема, от решения которой зависит судьба мира. Нынешний «хозяин мира» — примитив, первобытный человек, внезапно объявившийся в цивилизованном мире. Цивилизован мир, но не его обитатель. Он даже не замечает цивилизации, хотя и пользуется ее плодами, как и дарами природы.
Новый человек хочет иметь автомобиль и пользуется им, но так, словно он сам собой вырос на райском древе. В глубине души он не подозревает об искусственном, почти невероятном характере цивилизации. Он восхищен аппаратами, машинами и абсолютно безразличен к принципам и законам, на которых они основаны.
Сейчас постоянно говорят о фантастическом прогрессе техники, но не слышно — даже среди избранных, — чтобы касались ее достаточно печального будущего.
Техника и наука — одной природы. Наука угасает, когда люди перестают интересоваться ею бескорыстно, ради нее самой, ради основных принципов культуры. Когда этот интерес отмирает, — что, по-видимому, происходит сейчас, — техника может протянуть еще короткое время, по инерции, пока не выдохнется импульс, сообщенный ей чистой наукой. Жизнь идет с помощью техники, но не от техники. Техника сама по себе не может ни питаться, ни дышать, она — лишь полезный практический осадок бесполезных и непрактичных занятий наукой.
Когда говорят о технике, легко забывают, что ее животворный источник — чистая наука, и продление техники зависит, в конце концов, от тех же условий, что и существование чистой науки. Кто думает сейчас о тех нематериальных, но живых ценностях, таящихся в сердцах и умах людей науки и необходимых миру для продления их работы? Может быть, сейчас серьезно верят, что развитие науки можно обеспечить одними долларами? Эта иллюзия, которая многих успокаивает, — еще одно доказательство недостаточной культуры наших времен.
Вспомним бесчисленное множество элементов, самых различных по своей природе, из которых сложным путем составляются физико-химические науки. Даже при самом поверхностном знакомстве с этой темой нам бросается в глаза, что на всем протяжении пространства и времени изучение физики и химии было сосредоточено на небольшом четырехугольнике: Лондон—Берлин—Вена—Париж, а во времени — только в XIX веке. Это доказывает, что экспериментальная наука — одно из самых невероятных чудес истории. Пастухов, воинов, жрецов и колдунов было достаточно всегда и везде. Но экспериментальные науки требуют, по-видимому, совершенно исключительной конъюнктуры. Уже один этот простой факт должен был бы навести нас на мысль о непрочности, летучести научного вдохновения.
Стоило бы рассмотреть этот вопрос подробнее и уточнить в деталях исторические предпосылки, необходимые для развития экспериментальной науки и техники. Но человеку массы это не поможет — он не слушает доводов разума и учится только на собственном опыте.
Разве не симптоматично, что в наше время простой, заурядный человек не преклоняется сам, без внушений со стороны, перед физикой, химией, биологией?
Посмотрите на положение науки: в то время, как прочие отрасли культуры — политика, искусство, социальные нормы, даже мораль — явно стали сомнительными, одна область все больше, все убедительней для массы проявляет изумительную, бесспорную силу — науки эмпирические. Каждый день они дают что-то новое, и рядовой человек может этим пользоваться. Каждый день появляются медикаменты, прививки, приборы и т.д. Каждому ясно, что если научная энергия и вдохновение не ослабеют, если число фабрик и лабораторий увеличится, то и жизнь автоматически улучшится, богатство, удобства, благополучие удвоятся или утроятся.
Можно ли представить себе более могучую и убедительную пропаганду науки? Почему же массы не выказывают никакого интереса и симпатии, не хотят давать деньги на поощрение и развитие наук?
Наоборот, наше время поставило ученого в положение парии — не философов, а именно физиков, химиков, биологов. Философия не нуждается в покровительстве, внимании и симпатиях масс. Но экспериментальные науки нуждаются в массе так же, как и масса нуждается в них, — иначе грозит гибель. Наша планета уже не может прокормить сегодняшнее население без помощи физики и химии.
Какими доводами можно убедить людей, если их не убеждает автомобиль, в котором они разъезжают, или инъекции, которые утишают их боль? Тут огромное несоответствие между очевидными благами, которые наука каждый день дарит массам, и полным отсутствием внимания, какое массы проявляют к науке.
Больше нельзя обманывать себя надеждами: от тех, кто так себя ведет, можно ожидать лишь одного — варварства. В особенности, если — как мы увидим далее — невнимание к науке как таковой проявляется ярче всего среди самих практиков науки — врачей, инженеров и т.д., которые большей частью относятся к своей профессии как к автомобилю или аспирину, не ощущая никакой внутренней связи с судьбой науки и цивилизации.
Есть и другие симптомы надвигающегося варварства — уже активные, действенные, а не только пассивные — очень явные и весьма тяжелые. Несоответствие между благами, которые рядовой человек получает от науки, и невниманием, которым он ей отвечает, есть грозный симптом. В Центральной Африке тоже ездят в автомобилях и глотают аспирин. В то время как все остальные стороны жизни — политика, закон, искусство, мораль, религия — переживают кризисы, временные банкротства, одна лишь наука не стала банкротом. Наоборот, она каждый день дает нам больше, чем мы от нее ожидали. В этом у нее нет конкурентов. Для среднего человека непростительно этого не замечать.
Дата добавления: 2015-12-21; просмотров: 15; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!