Бойня в психушке страшное преступление в психиатрической лечебнице возле Ниццы буйный пациент убил психиатра и двух санитаров 2 страница
Он успел усомниться в своей догадке, когда переворачивал палубу «Pen Duick-I», первого парусника Эрика Табарли.[43] Внутри лежали пачки банкнот по пятьсот евро. Шаплен подавил радостный возглас. Запустив руку в эту манну небесную, он торопливо набил карманы. Все его мысли вытеснило одно слово: наркота…
Возможно, Ноно назначал столько свиданий, чтобы легче сбывать свой товар… Вдруг ему вспомнился почерк убийцы – тот вводил в вены своих жертв чистый героин. Но и это совпадение он отбросил.
Прихватив еще несколько банкнот, он наткнулся на что-то другое. Пластиковая карточка. Он извлек ее в полной уверенности, что нашел «Визу» или «Америкен экспресс» Шаплена, но это оказался медицинский полис с номером социального страхования. Еще он откопал удостоверение личности, водительские права и паспорт. Всё – на имя Арно Шаплена, родившегося 17 июля 1967 года в Ле-Мане, департамент Сарта.
Он опустился на пол. Последние сомнения в его преступном прошлом отпали. Он знался с подонками. Купил себе поддельные документы. В глубине души он даже не удивился. У него на роду написано быть самозванцем, лжецом, отщепенцем.
Он поднялся и решил принять душ. Потом он купит себе мобильный и с помощью специалистов попробует установить на нем свой прежний номер, который узнал из счетов. Он не сомневался, что это поможет выяснить, кто такие его клиенты и в чем состоит его бизнес. Он перезвонит им. Станет торговаться. Поймет, чего им от него нужно. Затем отправится на сегодняшний датинг.
|
|
|
Механизм Ноно снова заработает.
* * *
– Я потерял мобильный.
– Да неужели?
Шаплен положил на прилавок последний счет за телефон, не обращая внимания на сухой тон продавца.
– И я забыл, что нужно сделать, чтобы проверить голосовую почту.
Не отвечая, тот схватил счет, зажав подбородок большим и указательным пальцами. Эксперт во всей своей красе.
– С вашим оператором это проще простого. Вы звоните по своему номеру. Получив сообщение, набираете кодовое слово и нажимаете на «звездочку».
Этого следовало ожидать. Никакого кода он не знал.
– Отлично, – невозмутимо продолжал он. – Я хотел бы купить новый телефон. И заключить новый договор.
Продавец, вместо того чтобы повернуться к витрине, заставленной новыми моделями, застучал по клавишам компьютера, проверяя счет Шаплена.
– Зачем вам новый договор? У вас на счете еще полно денег, и…
Шаплен схватил квитанцию и сунул ее в карман – он оделся в стиле Ноно: 50 процентов Ральфа Лорена, 50 процентов Армани, все упаковано в темно-синий переливчатый плащ.
– Забудьте про мой счет. Я хочу купить новый мобильный. С новым номером.
– Вам это встанет в кругленькую сумму.
|
|
|
– Не важно.
С укоризненным видом продавец разразился речью на непонятном языке, изобилующем словечками типа «моноблок», «четырехдиапазонный», «мегапиксельный», «блютус», «мессенджер»… Испугавшись этой лавины, Шаплен поступил, как любой другой на его месте: выбрал телефон по внешнему виду, ткнув пальцем в самый простой:
– Я возьму вон тот.
– Я бы на вашем месте…
– Вон тот, идет?
Продавец испустил тяжкий вздох, всем своим видом говоря: «Все вы одним миром мазаны».
– Сколько?
– Двести евро. Но если бы вы взяли…
Шаплен положил на прилавок банкноту в пятьсот евро. Продавец неохотно забрал ее и протянул сдачу. Еще добрых десять минут они заполняли абонентский договор. Врать было ни к чему: документ он подписал именем Шаплена, улица Рокетт, 188.
– Заряжен? – спросил он, указывая на коробку с телефоном. – Я хочу воспользоваться им немедленно.
Продавец лишь усмехнулся. Ловко вынув аппарат, он снял заднюю панель и вставил внутрь аккумулятор и сим-карту.
– Если вы захотите им фотографировать, – сказал он, протягивая аппарат, – придется докупить микрокарту памяти SD/SD HC. Вы…
– Я хочу просто позвонить, ясно?
– Легко. Только не забудьте подзарядить его сегодня вечером.
|
|
|
Шаплен сунул мобильный в карман.
– В счетах за мобильную связь, – продолжал он, – нет распечатки звонков.
– Ее ни у кого нет. Все это есть в Интернете.
– Что надо делать?
Взгляд из презрительного сделался недоверчивым: менеджер задумался, откуда свалился этот тип.
– Достаточно ввести данные абонента на сайте, и вы сможете просмотреть список своих звонков. И со вторым номером то же самое, но в соответствии с данными из другого договора.
– Вы имеете в виду мой новый договор с оператором?
– Нет. В вашей квитанции указан еще один счет.
На этот раз Шаплен сам вытащил документ и положил его на прилавок:
– Где?
– Вот здесь. – Продавец ткнул в бумагу пальцем.
Он тоже взглянул. И ничего не понял.
– Здесь нет никакого номера.
– Потому что вы выбрали услугу «скрытый номер». Погодите-ка.
Он схватил счет и вернулся к компьютеру. В магазинчике витала тень Старшего брата. Этот простой продавец мог все увидеть, расшифровать, проникнуть в любую жизнь. Но на этот раз и он оплошал.
– Сожалею. Но об этом номере ничего не выяснишь. Вы подключили опции, исключающие получение любой информации или биллинг. – Он поднял глаза и выдал финальную шутку: – Не договор, а Форт-Нокс какой-то!
|
|
|
Шаплен промолчал. Он уже понял, что важен именно этот номер. Тот, что содержит тайны, в которые он должен проникнуть.
– Ну конечно. – Он хлопнул себя по лбу. – Совсем из головы вылетело. Думаете, я смогу проследить его в Интернете? Я хочу сказать, проследить свои прежние звонки?
– Без проблем. – Продавец подмигнул: – Конечно, если вы заплатили по последнему счету!
Шаплен вышел за порог, не обернувшись. Ему не терпелось вернуться в свою студию. Залезть в Интернет. Расшифровать свои собственные тайны.
На площади Леона Блума он остановился перед журнальным киоском. На первых страницах уже не упоминались ни перестрелка на Монталамбер, ни побоище на вилле Корто. Что еще удивительнее, о его побеге из Отель-Дьё тоже не было ни слова. Его лицо не красовалось на каждой обложке. Ни объявления «разыскивается», ни обращения к возможным свидетелям. Чего же добиваются полицейские? Может, это такая скрытая тактика: не хотят поднимать лишнего шума? Боятся, что Париж охватит паника, если люди прознают о побеге опасного психа?
В этой тактике таилась какая-то ловушка, и все же у него словно камень с души свалился. Он купил «Фигаро», «Монд» и «Паризьен». Вдруг понял, что проголодался. Сэндвич подойдет. Поднимаясь по улице Рокетт, он чувствовал, что впереди – сияющие вершины. Благодатная высота. Там, вверху, его ждали новые истины.
* * *
Рождение мира.
Вначале был Хаос. Ни богов, ни мира, ни людей… Из этой магмы возникли первосущности: Ночь (Никта), Мрак (Эреб). Никта породила Небо – Урана и Землю – Гею. От союза этих первых божеств произошло множество детей, среди прочих – двенадцать титанов.
Уран, опасаясь, что один из детей лишит его власти, заставил Гею держать их у себя в земных недрах. Крону, младшему из титанов, с помощью матери удалось бежать, и он оскопил отца. Затем, женившись на своей сестре Рее, он породил шесть первых богов-олимпийцев, и среди них – Зевса, который в свою очередь сверг отца…
Анаис отчеркнула абзац в только что сделанном ксероксе. Словарь греческой мифологии она отыскала в тюремной библиотечке, среди любовных романов и юридических справочников. Она сидела в почти пустом читальном зале. Здесь было спокойно и теплее, чем у нее в камере. За окнами даже открывался вид на двор. Облезлая лужайка, по которой разгуливали жирные, лоснящиеся вороны, дравшиеся из-за огрызков, выброшенных из тюремных окошек.
Она перечитала отрывок. Сомневаться не приходится: она нашла мифологическую сцену, вдохновлявшую убийцу Уга Ферне. В эллинской мифологии она отыскала и другие примеры оскопления. Но ритуал, совершенный под Йенским мостом, по всем статьям подходил к убийству Урана. Были точно соблюдены некоторые детали легенды. Крон воспользовался каменным серпом. Убийца с рисунка применил кремневый топор. Бог выбросил детородный орган в море. Убийца швырнул свой зловещий трофей в Сену – парижскую альтернативу морской стихии.
Пока Анаис нащупала лишь одну точку соприкосновения между этими тремя мифами. Каждая из легенд касалась отношений отца с сыном, и в частности с трудным сыном. Минос заключил Минотавра в Лабиринт, потому что тот был чудовищем. Икар погиб по собственной глупости, вознесшись слишком близко к Солнцу. Крон же был отцеубийцей: он изувечил и убил собственного отца, чтобы править вселенной.
Таилось ли здесь зерно истины, относившейся к самому убийце? Был ли убийца с Олимпа дурным сыном? Или наоборот – разгневанным отцом? Она подняла глаза. К пирующим воронам присоединились бродячие кошки. Кабели противовертолетной безопасности и колючая проволока с острыми шипами рассекали небо за окном на квадраты.
Анаис вновь погрузилась в чтение. Боги-основатели открывали для нее новую вселенную, не имевшую ничего общего с миром олимпийцев. Здесь речь шла о предыдущем поколении. Первобытном. Звероподобном. Слепом. Неуправляемые чудовищные божества, олицетворявшие первозданные природные силы. Гиганты. Киклопы. Сторукие…
И тут прослеживалась еще одна связь с теми первоначальными временами. Рост жертвы. Символически Уг Ферне был из мира гигантов, титанов, чудовищ… Анаис и не сомневалась, что убийца выбрал его по этой причине. Жертвоприношению надлежало стать безмерным, выходящим за пределы нормального. Оно принадлежало эпохе изначальных богов. Временам хаоса и смятения. Кроме того, это убийство предшествовало другим, подобно тому как титаны предшествовали олимпийцам.
Она встала и поискала на полках что-нибудь о первобытном искусстве. Книги были потрепанными, зачитанными, замусоленными. Чувствовалось, что они служили подручным средством борьбы со скукой, праздностью, отчаянием.
Анаис откопала антологию этнических масок. Стоя у полки, она пролистала книжку. Судя по фотографиям, личина убийцы походила скорее на африканские или эскимосские маски. Эта деталь также имела значение. Убийца с Олимпа не разыгрывал спектакль. Убивая, он находился в самом сердце хронотопа богов, духов, древних поверий. В его глазах все это было реальным.
Вошла охранница. Время обедать. При мысли о том, чтобы оказаться среди других, у Анаис болезненно сжалось сердце. Со вчерашнего дня она чувствовала нависшую над ней угрозу. В тюремном мире легавый никогда не будет желанным гостем. Но Анаис боялась чего-то другого. Чего-то более определенного и в то же время смутного. Смертельной угрозы.
Анаис положила книги в тележку и последовала за тюремщицей. Она думала о могущественном, невидимом, вездесущем холдинге, служившем правопорядку, нарушая закон. Червь и плод суть одно и то же. Достаточно ли эти люди сильны, чтобы дотянуться до нее в следственном изоляторе? Чтобы устранить ее и тем самым заставить молчать?
Но что, собственно, она знает?
Чем она опасна?
* * *
И снова Интернет.
Он начал со своего официального номера. Не успел набрать цифры из договора, как появилась детализация его звонков. В последние недели ему звонили куда чаще, чем звонил он сам. Он схватил мобильный, включил режим «антиаон» и наудачу набрал несколько номеров. Почти везде – голосовая почта. Когда ему отвечали, он отсоединялся. Каждый раз в трубке раздавался женский голос. Очевидно, это и был телефон Ноно-соблазнителя.
Теперь он перешел на секретный номер. Благодаря цифрам из договора он без труда получил детализацию всех своих переговоров. Этим мобильным Шаплен пользовался нечасто. За четыре месяца он звонил всего по нескольким засекреченным номерам. Зато получил много звонков, которые продолжались и после августа, становясь все реже, до самого декабря.
Он схватил мобильный и набрал чей-то номер.
– Алло?
После двух звонков послышался громкий напористый голос. На этот раз придется поговорить, чтобы разузнать побольше.
– Это Шаплен.
– Кто?
– Ноно.
– Ноно? Говнюк! Ты где, ублюдок? Сукин сын!
Акцент, похоже, славянский. Он отключился, не отвечая. Еще один номер. Голос в трубке исходил ненавистью.
– Алло?
– Это Ноно.
– Ну ты, мать твою, и нахал.
И этот голос звучал угрожающе. Но акцент другой. Скорее всего, выходец из Африки, отморозок с городской окраины.
– Я не успел тебя предупредить, – сочинял он на ходу. – Мне пришлось… уехать.
– С моим баблом? Только не пизди!
– Я… я все тебе верну.
Тот расхохотался:
– И с процентами, братан. Уж будь уверен. Сперва отрежем тебе яйца, и…
Шаплен отсоединился. Выходит, он и вправду наркодилер. Барыга, сваливший с общаком. Дрожа от возбуждения, он сделал еще несколько звонков. Всякий раз ограничивался лишь парой слов. Телефон жег ему руки. Казалось, сам его голос способен выдать его местонахождение… Каких только акцентов он не услышал! Азиатский, магрибский, африканский, славянский… Несколько раз ему просто отвечали на чужом языке. Он не понимал слов, но и без них все было ясно.
Ноно задолжал всем иностранцам в Париже. Мало ему было своих врагов, как объявился легион новых.
Мобильный разрядился. Оставалось позвонить лишь по одному номеру. Он решился воспользоваться стационарным телефоном. И этот номер оказался засекреченным. Он подхватил ноутбук и сел с ним на кровать. Взял трубку и набрал последний номер в списке.
Акцент сербский или что-то в этом роде, но голос звучал спокойно. Шаплен назвался. Мужчина тихо рассмеялся.
– Юсеф так и знал, что ты еще всплывешь.
– Юсеф?
– Я ему передам, что ты объявился. То-то он обрадуется.
Чтобы выведать побольше, Шаплен решился на провокацию:
– Не уверен, что тоже буду рад его видеть.
– Рехнулся, придурок? – хмыкнул славянин. – Ты свалил с нашими бабками, засранец!
Голос звучал почти игриво. Этот насмешливый гнев был хуже любых оскорблений. Шаплен постучался лишь в дверь прихожей. Настоящий ад ждал его на следующем этапе. У Юсефа.
– Давай подваливай сегодня к восьми.
– Куда?
– Не нарывайся, Ноно. Шутки кончены.
Еще одна провокация, лишь бы протянуть время:
– Нет у меня ваших денег.
– Забей на бабки. Верни нам хотя бы наше добро, а там поглядим…
Шаплен бросил трубку и рухнул на кровать. Он уставился на сверкающую арматуру, поддерживающую стеклянную крышу. Так и есть: он наркодилер. Добро. Наркота или что-то еще… Потолочная вязь представлялась ему воплощением собственной безысходной участи. Ему не выбраться. Лабиринт личностей его доконает.
* * *
– Хотите поговорить об этом?
– Нет.
– Почему?
– Слюны уже не хватает распространяться на эту тему.
Психиатр из ОКАМО – Отделения консультаций и амбулаторного медицинского обслуживания – молча рассматривала подживающие раны на руках Анаис. Несмотря на молодость, докторша наверняка всякого навидалась. Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять: в тюрьме тело – последняя возможность самовыражения.
– Будете продолжать в том же духе, не хватит и крови.
– Спасибо, доктор. Вообще-то я обратилась к вам за поддержкой.
Та не снизошла до улыбки.
– Садитесь.
Анаис села и взглянула на собеседницу. Чуть постарше ее самой. Улыбчивая блондинка с мягкими чертами, неожиданными в этом замкнутом мирке, где лицо каждой женщины хранит отпечаток сурового прошлого. Золотистые глаза, высокие скулы, тонкий прямой носик. Густые брови придавали ей выражение силы и нежности. Маленький рот, при виде которого любого мужика кидает в дрожь.
Анаис кольнула дурацкая мысль – подлая мыслишка мачо. Что забыла такая красотка в этой сраной тюряге? Могла бы стать моделью или актрисой. С некоторым опозданием она осознала всю глупость своих размышлений.
– Вы сами напросились на консультацию. О чем вы хотели поговорить?
Она не ответила. Они сидели в небольшом отсеке, левая застекленная стена которого выходила в приемную ОКАМО. За стеклом шумно толпились зечки в трениках, легинсах и толстых свитерах. Вопя, стеная, кряхтя, они держались за животы, головы, руки, ноги. Настоящая распродажа боли с торгов.
– Слушаю вас, – настаивала психиатр. – Что вас тревожит?
После обеда Анаис хотела было вернуться в библиотеку, но ей не позволили. Все, чего она добилась, – это разрешение сделать один звонок. Позвонила Солина, но попала на голосовую почту. По возвращении в камеру у нее даже не нашлось сил заглянуть в книги Альбертины Сарразен, взятые в библиотеке. Вот тогда-то ее и осенила отчаянная мысль: попроситься к психиатру. Ее не стали слушать. Она показала свои руки, и ее немедленно направили на консультацию.
– Я из полиции, – заговорила Анаис. – Вам, должно быть, сообщили.
– Я прочла ваше дело.
– Я замешана в одном расследовании, по меньшей мере запутанном… Без ведома моего руководства. Не говоря уже о том, что это место – не самое подходящее для офицера судебной полиции, я испытываю…
– Беспокойство?
Анаис едва не расхохоталась, потом в порыве откровенности призналась:
– Я боюсь.
– Чего?
– Не знаю. Я ощущаю страх… смутный, необъяснимый.
– Здесь это в порядке вещей.
Она помотала головой, но не нашла подходящих слов. Теперь у нее стеснилось дыхание. Говоря о своих тревогах, она словно делала их более реальными…
– Как вы спите? – продолжала врач.
– Кажется, я вообще еще не спала.
– Я дам вам успокоительное.
Женщина встала и повернулась к ней спиной. Внезапно Анаис осознала, что ничем не стеснена и что рядом нет тюремщицы – на этом настояла сама врач. Можно что-нибудь предпринять – пришло ей в голову. Но что? Она бредит.
Психиатр обернулась, держа в руках таблетку и стаканчик с водой. Ее молодость и хрупкость располагали к доверию. Союзница. О чем бы ее попросить, подумала Аиаис. Что-нибудь пронести в тюрьму? Мобильный? Симку? Оружие? Она бредит.
– Спасибо.
Она проглотила таблетку, даже не пытаясь мухлевать. Сил для борьбы не осталось. Снова взглянула на левую стену. За ней по-прежнему толпились увечные – бесформенные фигуры, мешки грязного белья с человеческими гримасами. Ее передернуло при мысли об их больных внутренностях, испорченных, едва работающих, вонючих организмах.
Анаис подумала о будущем, которого у этих существ уже не осталось. Будущем, понемногу превращавшемся в нереализованное прошлое. Такова тюрьма. Условное наклонение, которое никогда не переходит в изъявительное. Его заменяет злое похмелье, горечь, хронические поносы.
За столом психиатр заполняла какой-то формуляр.
– Что это?
– Запрос о вашем переводе.
– Меня… меня отправят к психам?
Та усмехнулась:
– До этого еще не дошло.
– Тогда о чем речь?
– Я прошу начальника поместить вас под усиленный надзор.
– И это вы называете поблажкой?
– Пока это единственный способ вас защитить.
Она знала, что такое усиленный надзор. Переводы из одной камеры в другую, бесконечные обыски, постоянное наблюдение… Она будет защищена от других, но сама лишится всякой свободы действий.
Анаис вернулась в свои четыре стены.
Она добилась одного: удвоенного заключения.
* * *
– Гедонис – откуда такое имя?
– От гедонизма. Это моя философия. Carpe diem.[44] Надо пользоваться каждым днем, каждым мгновением.
Шаплен взглянул на миниатюрную брюнетку с острым личиком. Легкие кудрявые, почти курчавые волосы высоко взбиты. Темные глаза навыкате. Под ними залегли тени, похожие на синяки. Толстые сиреневые губы напоминают моллюсков. Да уж, красавицей ее не назовешь.
Это была его пятая встреча. Название «Питкэрн» вполне себя оправдало. Бар походил на притон моряков в забытом богом порту. Приглушенный свет, каменные своды, столики отгорожены льняными занавесями, образующими кабинки, в которых повторялись все те же сцены, те же надежды, та же болтовня. Шаплену это напомнило исповедальню. Или кабинку для голосования. Вообще-то годились оба определения.
– Согласен, – снова заговорил он, стараясь не отвлекаться. – Но пользоваться каждым днем значит также рассчитывать, что их будет много. Я за долгосрочные отношения.
Гедонис приподняла брови. Ее глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Она уткнулась носом в коктейль. Мясистые губы жадно присосались к соломинке, словно надеясь вытянуть оттуда новые темы для разговора.
Шаплен, изображавший солидного мужчину, ищущего продолжительных отношений, настаивал:
– Мне сорок шесть лет. Я уже не в том возрасте, чтобы завязывать короткие интрижки.
– Вау… – усмехнулась она. – Я-то думала, таких больше не делают.
Приличия ради они посмеялись.
– А откуда ваше имя – Ноно?
– Меня зовут Арно. Поняли, в чем прикол?
– Ш-ш-ш. – Она приложила палец к губам. – Никаких настоящих имен!
Они снова засмеялись, уже не так принужденно. Шаплен был удивлен. В его представлении датинг скорее походил на отделение скорой помощи или кризисный штаб. Последняя остановка перед самоубийством. В действительности это мало чем отличалось от коктейльной вечеринки в любом другом баре. Музыка, выпивка, шум голосов. Единственная изюминка – тибетский колокол. Идея устроительницы, Саша, – чтобы напоминать, что семь минут, выделенные каждой паре, истекли.
Гедонис сменила тональность. Оставив попытки казаться оригинальной, взбалмошной, решительной, она заговорила о себе. Тридцать семь лет. Аудитор. В Савиньи-сюр-Орж у нее трехкомнатная квартира, купленная в рассрочку. Детей нет. Ее единственной большой любовью был женатый мужчина, который так и не расстался с женой. Ничто не ново под луной. Уже четыре года она одна и с тоской думает о приближении рокового сорокалетнего рубежа.
Ее откровенность удивила Шаплена. По идее, здесь все стараются пустить пыль в глаза… Гедонис предпочла исповедальню. К черту кабинку для голосования. Прозвонил колокол. Он встал и доброжелательно улыбнулся собеседнице, получив в ответ гримасу. До нее вдруг дошло, в чем ее ошибка. Она пришла сюда, чтобы обольщать. А вместо этого вывернула перед ним свою душу.
Следующая. Саша выбрала классический вариант. Дамы оставались на месте, кавалеры меняли места, переходя за столик справа. Он уселся перед полной брюнеткой, не пожалевшей сил, чтобы предстать во всем блеске. Густо напудренное лицо резко выделялось на фоне взбитых и покрытых лаком волос. Под просторной темной блузой, явно из атласа, тонули все выпуклости и округлости. Пухлые ручки, тоже очень белые, порхали как голубки, вылетающие из волшебного плаща.
– Меня зовут Ноно, – начал он с места в карьер.
– По-моему, эти их ники – дурацкая выдумка.
Шаплен улыбнулся. Еще одна оригиналка.
– А ваш ник? – спокойно поинтересовался он.
– Вахинэ.[45] – Она прыснула. – Говорю вам, эти ники – такая глупость.
Завязался разговор со всеми его обязательными поворотами. От заигрываний они перешли к стадии обольщения. Вахинэ постаралась выставить себя в лучшем свете – как в прямом, так и в переносном смысле. В отблесках свечей она принимала заученные позы и отпускала пошлые афоризмы, напуская на себя таинственность.
Ноно терпеливо ждал продолжения. Он знал, что очень скоро она скатится к печальному эпилогу. К выдержанной ноте, на которой будет спрашивать себя, как и почему она дошла до этой гонки со временем: несколько минут, чтобы соблазнить незнакомца. Больше всего Шаплена поражало глубокое сходство между этими женщинами. Тот же социальный статус. Та же профессиональная состоятельность. Тот же провал в личной жизни. Да и держатся они почти одинаково…
Он задавал себе только один вопрос: зачем Ноно приходил сюда несколько месяцев назад? Какая может быть связь между этим вполне заурядным клубом знакомств и расследованием преступлений незаурядного убийцы, одержимого греческой мифологией?
– А вы?
– Простите?
Он потерял нить разговора.
– Вы любите фантазию?
– Фантазию? В чем?
– В жизни вообще.
Шаплен представил, как он стоит в душевой ночлежки, глядя на гангренозного бродягу. Как отплясывает вокруг повозки с психами или изучает собственные автопортреты, держа на мушке женщину-рентгенолога.
– Да. Скажем так: в некотором смысле я за фантазию.
– Какое совпадение, – сказала женщина. – Я тоже. Как войду в раж, поберегись!
Шаплен вымученно улыбнулся. Старания Вахинэ показаться забавной и оригинальной нагоняли на него тоску. На самом деле здесь ему нравилась лишь одна женщина. Саша собственной персоной, мускулистая метиска с пышной грудью и странными зелеными глазами. Он то и дело на нее поглядывал, но она никак не реагировала.
Зазвонил колокол.
Шаплен встал. Похоже, Вахинэ захватили врасплох, не дав перейти к душещипательной части. Все претендентки обожали говорить о себе, и это его вполне устраивало: не надо было импровизировать на тему Ноно.
Он пересел за следующий столик и тут же понял, что уже встречался с сидевшей перед ним женщиной. Он ее не узнавал, но в ее взгляде вспыхнул огонек. Всего лишь на миг, словно искра, которая тут же погасла. Как задутая свеча.
Шаплен не стал ходить вокруг да около.
– Добрый вечер. Мы ведь знакомы?
Женщина опустила глаза на свой бокал. Он был пуст. Взмахом руки она подозвала официанта, который тут же принес ей новый коктейль. Все это заняло несколько секунд.
– Так мы знакомы или нет? – повторил он.
– Вот отстой, что здесь нельзя курить, – пробормотала она.
Он перегнулся через освещенный свечами столик. Все тонуло в полумраке, мерцающем и подвижном, словно морская качка. Он ждал ее ответа. Наконец она стрельнула в него глазами:
– Не думаю.
Ее враждебность свидетельствовала об обратном, но он не стал настаивать. Надо соблюдать правила игры, как с другими женщинами. Проходить и одновременно вести это сентиментальное собеседование.
– Как вас зовут?
– Лулу-семьдесят восемь.
Он едва не рассмеялся. Она кивнула:
– Правда, забавно?
– А что это значит?
– Семьдесят восемь – год моего рождения. – Она снова отпила. Ее щеки порозовели. – Можно сказать, я играю в открытую, не так ли?
– А Лулу?
– Лулу – это моя тайна. Как бы там ни было, зовут меня не Люсьеной.
Она нервно рассмеялась, на японский манер прикрыв рот ладонью. Крошечная женщина с детскими плечиками. Рыжие волосы спадали вдоль ее висков, словно золоченый оклад иконы. Узкое лицо освещали радужки, тоже казавшиеся рыжими. Глаза, подчеркнутые линией бровей, были хороши, но не вязались со всем остальным. Длинноватый нос, слишком тонкие губы придавали ее облику суровость, сухость, исключавшие саму мысль о красоте. На ней не было никаких украшений. Судя по одежде, она и не подумала принарядиться. Каждая мелочь свидетельствовала о том, что она пришла сюда скрепя сердце.
– Это мой ник в Интернете, – добавила она, словно извиняясь. – Я столько им пользовалась… Он почти стал моим настоящим именем.
Она говорила как охотник, утомленный джунглями и сидением в засаде. Он отметил, что его ник она не спросила. Потому что знала его и так.
Он зашел издалека:
– Чего вы ждете от таких вот свиданий?
Миниатюрная женщина бросила на него короткий взгляд исподтишка, словно говоря «а то ты сам не знаешь», затем назидательно проговорила:
– Шанса. Счастливой случайности. Везения, в котором отказывает мне жизнь.
Чтобы скрыть смущение, она пустилась в общие рассуждения. Ее видение любви, взаимности, совместной жизни. Шаплен покорно поддакивал. Они уже начали обсуждать эту тему как нечто абстрактное, не имеющее к ним никакого отношения.
Лулу-78 расслабилась. Она крутила бокал в руках, следя за кругами на поверхности коктейля. Первое впечатление – что они уже когда-то встречались – рассеялось. И все же время от времени случайный взгляд или интонация возрождали ощущение дежавю. Тогда он замечал мелькавшие в ее глазах гнев и, как ни странно, страх.
Их время почти истекло, но разговор уже не интересовал Шаплена. Он задумал выйти за этой женщиной на улицу и расспросить ее об их общем прошлом.
– В наши дни, – заключила она, – быть не замужем – это болезнь.
– Так было всегда, разве нет?
– В любом случае, здесь от этого не излечишься.
– Спасибо за поддержку.
– Кончай придуриваться… – Она тут же пожалела, что обратилась к нему на «ты». – Вы так не думаете. Никто так не думает.
– Можем перейти на «ты», если хотите.
Она все еще крутила бокал в руках, не сводя с него глаз, словно оракул.
– Пожалуй, не стоит… Какой же отстой, что здесь не курят…
– Вы много курите?
– А тебе-то что?
Эти слова прозвучали как пощечина. Она открыла рот. Созрела, чтобы все выложить. И тут зазвонил колокол. Задвигались стулья, послышался смех, шелест ткани. Сорвалось. Узкое лицо тут же стало невозмутимым, как лик Мадонны.
Шаплен бросил взгляд налево.
Какой-то мужчина уже ждал своей очереди.
Дата добавления: 2015-12-21; просмотров: 85; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!