Между прошлым и будущим 1 страница
ВСПОМИНАЕТ АНАСТАСИЯ
В ОДНО ПРЕКРАСНОЕ УТРО...
Эпиграфы к главе
Прекрасный юноша Гоги с первого взгляда влюбился в изумительную
красавицу девушку Нателлу и попросил ее стать его женой. Хорошо, сказала
она, я выйду за тебя. Но при одном условии: каждый месяц я буду уходить на
три дня, а ты не спрашивай меня ни о чем! Гоги был так влюблен, что сразу
согласился. Сыграли они веселую свадьбу, живут хорошо, ласково и так прошел
месяц, и Нателла ушла ночью и вернулась только через три дня. И на следующий
месяц так было, и на следующий. И задело это Гоги за живое, решил он узнать,
куда она уходит. Вот ночью она встает и выходит из дому, он - незаметно за
ней. Она быстро идет по дороге. Он за ней. Она подымается в горы. Он за ней.
Она подходит к краю пропасти, упадает грудью о землю, превращается в змею и
начинает шипеть! Так она и шипит трое суток, потом снова бьется грудью о
землю, превращается в красавицу Нателлу и спешит домой. Так выпьем же за тех
женщин, которые шипят только три дня в месяц и то высоко в горах!
Грузинский тост
В этих "историях" (ремесленных, поверхностных изложениях священной
истории. - Ред.) своеобразие и глубина Библии положены на прокрустово ложе
поверхностного школьного богословия, вследствие чего одни существенные
детали текста опускаются, другие представляют в превратном виде, и в
результате повествование лишь скользит по поверхности нашего внимания,
|
|
|
совершенно не задевая нашей мысли.
Богослов С. В. Троицкий. Из трактата "Христианская философия брака"
- Ой, как зуб болит! - А ты йодом прижги. - Прижигал, не помогает.
Ой!.. - А ты положи туда ватку с валерианкой. - Клал, не помогает! Ой!.. -
Худо твое дело. Я в таких случаях ложусь дома с женой, и все проходит. -
Слушай, а твоя жена дома?
Слиясь в одну любовь, Мы цели бесконечной единое звено. И выше
восходить в сиянье правды вечной Нам врозь не суждено.
А.К. Толстой
О, Господи! Вот утром спешно выходит, едва ли не выбегает из своего
подъезда женщина. Ей за тридцать, она волочит за руку свою непроснувшуюся
хнычущую дочку, которую надо успеть сдать в детсадик, другой рукой она
взашей толкает сына, чьи сосредоточенные том-сойеровские глаза
свидетельствуют о явном намерении увильнуть от первого урока с контрольным
опросом за четверть: этого гиганта мысли следует внедрить в здание школы до
звонка на зарядку, назад ему не дадут ходу уже дежурные в дверях. Потом эта
мать двух детей от двух прежних мужей должна бегом- бегом домчаться до
остановки трамвая и втиснуться в переполненный вагон, который, слава Богу и
водителю-ветерану, будет тик-в-тик успевать к месту работы, чтобы дежурный
|
|
|
на вахте не поставил свой крошечный крючок против ее фамилии (что чревато
существенным спадом квартальной премии). Далее - служба с ее полезными, а
часто - бессмысленными делами и обеденным перерывом, который семейной
женщине предоставляется не для отдыха и восстановления сил, а для гонки по
близлежащим магазинам, чтобы навьючиться по мере всех сил и возможностей,
потому что в час пик, после работы, эти походы дадут гораздо меньший КПД на
единицу времени. Потом - с авоськами, а в последнее время - с тяжеленным,
хоть и модерновым рюкзачком за плечами - в детсадик, где доченька сидит в
числе еще неразобранных последних детей с недовольной сим обстоятельством
воспитательницей, и я Александру Яковлевну хорошо понимаю: хоть до конца ее
законной смены остается еще полчаса, но в магазинах-то с этим не считаются.
Отдаю ей один из своих пакетов молока и бегом-бегом домой, а уж там всех
немыслимых хлопот полон рот до самого отбоя. Одним словом, вполне можно было
бы применить ко мне горькую и жесткую в своей ясности формулу, которую столь
памятно для миллионов подобных мне женщин вывела когда-то в журнале
"Работница" Раиса Елагина: "Я - вьючно-сумчато- ломовое существо среднего
|
|
|
рода, по своим технико-эксплуатационным характеристикам предназначенное для
героических трудовых свершений на ниве промышленности, сельского хозяйства,
просвещения, здравоохранения, торговли и бытового обслуживания, а также в
промежутках между всем этим вполне пригодное для производства детей".
Да, все точно! Но почему же от сослуживцев - в том числе и женщин! - я
не устаю принимать комплименты своему распрочудесному внешнему виду? Почему
не один уже мужчина (в том числе и тогда, когда они думают, что находятся
вне зоны дамского прослушивания) говорит, что внутри Анастасии как будто
волшебную лампочку ввернули? Вообще, для наших факультетских и кафедральных
мудрецов, искони убежденных в том, что я все свои якобы иррациональные, с
точки зрения других, поступки совершаю, гениально просчитав их материальные
последствия посредством ЭВМ на десять и более шагов вперед, наступили
тяжелые времена. В самом деле: молодой муж - практически доктор наук - с
великолепными международными перспективами, вальяжный и представительный,
двое детей у тебя - так держись за него руками и ногами! И бросила его ради
|
|
|
безродного старика чуть ли не на двадцать лет старше нее, сухощавого, не
видного собой, чуть ли не ниже ее росточком (это - напраслина!), у которого
всех-то богатств - военный китель со следами споротых после дембеля погон!..
И при этом - тетка явственно вся изнутри светится, чего раньше уж точно не
было, мы же ее со студенческих ногтей помним. Чудеса в решете, "це дило
трэба розжуваты..."
До меня даже дошли напетые мудрецами в курилке скабрезные строчки из
водевиля прошлого века: "Хочу быть под полковником, хочу быть под
полковником, под хочу быть полковником". Жуйте, милые, жуйте, пойте, милые,
пойте, а я вспоминаю: как-то утром все же не успела я из детсадика к своему
штатному трамваю добежать, удалился он на моих глазах. И замахала я руками
пробегающей мимо импортной машине, не глядя на "контингент", ее населяющий,
уж очень не хотелось крючок в списке получить. Дверца отворилась, я
плюхнулась на свободное место сзади, и красавица-машина сразу быстро
двинулась. Прежде я мысленно воскликнула бы: "О, Боже!" - в ней сидело
четверо выходцев из другого мира, из ада, может быть, рэкетиры со своей
разборки или дельцы наркомафии: гладкие, циничные, жестокие, молодые, очень
чем-то похожие друг на друга, хотя разной внешности и роста.
- О, какая девочка досталась нам с утра! - едва заметно, с намеком
улыбнулся водитель и дал газ, не спрашивая, куда мне нужно.
Собаки и злые люди отлично чуют эманацию страха, исходящую от жертвы.
И, думаю я, до чего же внутренне удивились мои "попутчики", когда я спокойно
откинулась на мягкую спинку, затворив глаза, и улыбка непроизвольно
раздвинула мои губы! Своим обостренным чутьем они тотчас уловили, что эта
улыбка никакого отношения ни к ним, ни к данной ситуации не имеет. Уловили -
и смешались, потому что столкнулись с чем-то им непонятным, напрочь
выходящим из круга их действительности. А я вся была в своей любви. В Любви.
Немного расслабившись после гонки за трамваем, я открыла глаза и
сказала:
- Благодаря вам и провидению, теперь без премии не останусь, галочку за
опоздание мне не поставят. Если можно, через квартал поверните направо. - А
если нельзя? - спросил один, но без неодолимой наглости. А другой со
спокойствием несоразмерного превосходства задал мне вопрос, как бы снизойдя
ко мне. - И велика ли твоя... ваша премия? - Сто пятьдесят процентов от
оклада. - А оклад? - Как бы это сказать: скажем, три прожиточных минимума. -
Полчаса работы для меня, - снисходительно сообщил водитель, плавно,
мастерски поворачивая, куда мне было нужно. - Час или месяц, ребята, в этом
ли счастье? - засмеялась я. Видно, давно, со времен еще пионерской или
комсомольской юности никто не называл их "ребята". Видно, давно не слыхали
они доброго смеха. Видно, давно не встречались в своем антимире с
безразличием к деньгам. Видно, было и еще что-то, что сдерживало их,
непонятное им, а меня охраняло.
- А в чем же счастье-то? - Спасибо, мне здесь выходить. В чем? В
солнышке, в том, что есть добрые люди, вроде вас, готовые помочь другим. В
здоровье. В чистой совести.
Роскошная машина мягко затормозила у подъезда института как раз тогда,
когда в него вливалась густая толпа преподавателей и студентов. Разумеется,
это явление было всеми замечено. Еще более было отмечено, как сидевший
справа спереди ослепительно-современной двухметровый красавец весь в
многотысячном прикиде вышел, чтобы открыть мне дверцу и поддержать выходящую
под руку.
Я сделала им веселый книксен, крикнула: "Спасибо, мальчики!" и побежала
по ступеням. У дверей оглянулась, помахала рукой: они недвижно смотрели мне
вслед. Провожатый согнулся, сел на свое место и машина неведомой мне
иномарки ракетой рванулась вперед, как я думаю, туда, где нет ни добрых
людей, ни солнца, ни совести, однако что-то человеческое все же теплится и
там на дне души у каждого...
Раиса Елагина абсолютно правильно закончила свое пронзительное
изложение о вьючно-сумчато-ломовом существе: это обыкновенная женщина,
которую собственный муж не любит. А меня мой собственный муж любит. И я его,
не помня себя, люблю. Вот почему я была не вьючно-сумчато-ломовым существом,
а счастливой женщиной, хотя таскала вьюки и сумки и вламывала за троих. Вот
почему разгоралась во мне все ярче волшебная лампочка, вот почему возникла
вокруг меня светлая неодолимая сфера радости и безопасности, которую не
смогли непонятно для себя самих разрушить даже те, кто живет корыстью и
бессердечием. Любовь - вот что принес мне Егор, сильно немолодой уже, как
они считали, худощавый, без брюшка, а потому непредставительный мужчина в
кителе защитного цвета. А планки орденские на груди - он сохранил, но мало
кто понимал, что этот человек боевые ордена получил в мирные годы.
О Боже, сколько стенаний рассыпано во всех популярных и специальных
изданиях о грустной судьбе женщины, которая, бедняжка, должна проводить
бездну времени у плиты, чтобы наготовить хлебова для своего прожорливого
семейства! Даже горькая шутка возникла: вот моя яркая и жаркая духовная
жизнь! (с жестом в направлении духовки). А я была счастлива, когда мне
доводилось добраться до плиты. Я в это время уподоблялась самому Творцу
Небесному, который из мешанины и хаоса разнородных элементов создал
прекрасный в своей гармонии мир. Подобно Творцу я вносила дух любви
животворной в свои создания, и возникала воистину божественная пища - нектар
и амброзия из самой немудреной на первый взгляд картошки, сметаны и
зеленушки. Даже простая еда, которую женщина во время изготовления насыщает
своей любовью, своей благожелательностью и нежностью к ближним, становится
чудом бытия, а уж если я в выходной, что называется, расходилась и
сотворяла, к примеру, украинский борщ из тридцати восьми компонентов, то,
думаю, у жильцов во всем подъезде текли слюнки от благоуханного аромата, ну,
а семейство мое просто выло от блаженства, и Егор своей непосредственной
радостью не только отличался от детей, но, напротив, первый заводил их на
восторги и даже учинял бурные "аплодисменты" (как он говорил, "переходящие в
овацию") в честь маминой готовки, когда я появлялась в гостиной с новым
блюдом (по будням же мы, конечно, питались в кухне).
Как замечательно, не стыдясь детей, а вдохновляя их на общее действие,
он изображал музыку "туш" при явлениях каши с маслом на столе, как невинно
("нельзя, чтобы пропадало") начинал слизывать масло или крем с моих пальцев
и быстро-быстро как бы невзначай добирался до самого плеча, и дети с визгом,
наперебой тоже принимались соревноваться в облизывании другой моей руки, и
возникла такой гомон и ералаш, что я, обессиленная от смеха, их криков и
своего сопротивления, падала на стул, и это было ослепительное счастье!.. Да
могло ли когда-нибудь прийти в голову чинному Ипполиту или вечно
самоутверждающемуся Олегу, что дурачиться, уподобляться детям - это и есть
полное утверждение своей силы и самодостаточности? Ведь Егору и близко в
голову не вступало, что кто-либо: я, дети или мои родители, когда они
приходили в гости, спутают дурашливую форму веселого поведения на отдыхе со
значительностью его мужских дел или твердостью характера. Так миллионер в
Америке может себе позволить явиться в аэропорт в старенькой уютной
курточке, чтобы дальше лететь за океан на собственном сверхмощном лайнере, а
клерк средней руки явится в тот же аэропорт всенепременно в костюме высшего
класса, застегнутом на все крючки. И душа клерка настороженная: кто и как
оценит его представительность - тоже будет застегнута на все крючки.
Душевная открытость - удел сильных.
Я вспомнила о своих бывших мужьях - куда же деваться? - это часть, и
немалая, моей бывшей жизни, и невольно подумала: что бы сказали они, вечно
воевавшие с моей холодностью, прямо заявлявшие о моей фригидности, если бы
каким-либо сказочным способом довелось им подсмотреть хотя бы прошлое мое
воскресное утро!.. Я вспомнила об этом утре, и пунцовая краска огнем обожгла
мне грудь, шею, щеки! О Боже, я покраснела, живот мгновенно налился
тяжестью, и тотчас стеной во всем теле снова поднялось жгучее, просто
невыносимое желание близости. Близости, полной слиянности с ним, страсти,
наслаждения - до полной потери сознания! И это у меня - холодной и мудрой
Артемиды?!. Да как же я жила с ними? Отбывала жизнь черно-белую, как
картинку на старом телевизоре, без цвета, без запаха, без вкуса, холодную,
чуждую...
Вечером в субботу он пришел физически изнуренный без меры, просто-
напросто от усталости едва ноги волочил. Чтобы так "достать" его, очень даже
тренированного спортсмена, марафонца, мастера рукопашного боя, надо было
претерпеть нечто, из рук вон выходящее. Он поведал, что пришлось подряд в
течение четырех часов круто отпарить шестерых соучредителей-
производственников его будущей фирмы. А было это в модерной закрытого типа
новомодной бане, построенной не профессионалами, а рвачами: о кафеле и
пальмах в холле они позаботились, а печка в парилке - слабенькая, пар сырой,
быстро садится и, главное, бассейн - не с холодной, а с теплой водой,
никакого освежения после жаркого разогрева, падаешь в него, как в бульон,
сердце практически не восстанавливается. Да и водки хоть в таких случаях
Егор категорически избегает, но Здесь отведать все же пришлось. Вот и
приволокся он едва-едва, хотя обычно из парилки прилетает орлом-соколом и
чувствует себя вновь на свет нарожденным.
Сел он на кровать, голову склонил, очи смежил, весь согнулся. Я его
разула, помогла раздеться, брюки и все остальное стянула, носки сняла,
уложила его под одеяло, укрыла поудобней: спи, отдыхай, набирайся сил! Он
прихватил меня за шею, начал что-то бормотать, вот де, когда я лягу, он мне
покажет, где раки зимуют и т.д.
- Да-да, покажешь, все докажешь, дурачок мой родненький! - Настенька,
ложись быстрее, мне тебя надо рядом ощущать... Всю ощущать... - Да-да,
сейчас посуду уберу и лягу.
Я нырнула под одеяло минут через двадцать. Мы с ним всегда спали нагие,
чтобы не было никакой разницы между той порой, когда встречались как
любовники и когда стали законными супругами. Он был уже в глубоком сонном
забытье, но поймал мою руку, поцеловал и улегся головой на мое плечо. Я в
полутьме глядела на него, и, боже ж ты мой, какая огромная нежность, и
жалость, и любовь, и чувство материнской ответственности за этого зрелого
мужа, азартного, как мальчишка, обволакивала всю мою душу, вбирало в себя,
как огромное теплое облако и растворяло в себе без остатка! Мужчины думают,
что мы любим их за силу - сексуальную, физическую, интеллектуальную,
духовную - да, это так, но не менее того мы любим их, как любят матери своих
совсем еще маленьких беззащитных детей, которых готовы они от всего мира и
его напастей защитить своей грудью, как оберегают птицы своих птенцов.
В такой душевной тишине, в такой безмерной нежности я и уснула, будто
растаяла в небытии.
Сколько часов прошло в этом состоянии полного исчезновения, не знаю, но
что-то извне принялось беспокоить меня, домогаться моего внимания. Свет из
незашторенного восточного окна? Я начала поворачиваться от него к Егору и
почувствовала, что помеха связана с ним: нечто твердое, как полено, что до
этого давило мне в бедро, столь резко после моего движения уперлось в низ
живота, что я даже ойкнула - от неожиданности и боли. Я открыла глаза, еще
ничего не осознавая, ничего не понимая со сна, и протянула руку к источнику
давления. Егор спал, его дыхания не было слышно, а член его, вытаращившись,
напружившись, раздувшись до непомерных размеров, каменно торчал, готовый
пропороть мое тело!
Переводя дыхание от этого "открытия", я легла на спину и принялась
тихонько и нежно играть рукой с этим "явлением природы", воплощением
мужского естества. Он был и твердым, как дерево, и мягким, как нежный шелк,
и горячим, как кровь, и прохладным, как тень у ручья. Он был живым! В ответ
на мои движения, он стал расти в длину, набухать в толщину, Хотя, казалось
бы, куда уж дальше! Мелькнула на краю сознания мысль: неужели это
"нефритовое копье", как пишут китайцы, да какое там копье, этот нефритовый
столб - толщиной и длиной мало что не с детскую ногу, мое лоно сможет
вместить? Мелькнула и исчезла, потому что все мысли ушли, все вспыхнули
разом и сгорели: хочу! Хочу! И ничего другого. Огненное желание скрутило
меня и бросило вверх, как сухой лепесток в огне пожара. Да что же это
происходит? Что делается? Уже два года живем, почти ни одного дня не
пропускаем без близости, а безумная страсть все больше воспаляет меня - всю
целиком, и тело, и разум, и душу, и кости, и жилы - всю, всю! Это я -
холодная Артемида, это я - бесстрастная наложница всех предшествующих
мужчин, которые обладали моим телом? Да неужели сейчас здесь, в этой постели
одалиска, готовая безумствовать в своей страсти, - это та же женщина, что и
в прошлые годы?.. О, Егор, что же ты сделал со мной, на какие клавиши нажал,
какие клеммы подпаял, что я стала. счастливой, что я познала могущество
любовного пожара? О, спасибо тебе, люблю, люблю, люблю тебя!..
Он проснулся, судя по дыханию, и лежал молча, потом обнял меня без слов
и крепко прижал. Я уже не могла ждать!
- Скажи мне: сейчас я буду тебя е..! - Сейчас я буду тебя е..! - как
эхо шепотом повторил он...
Я ринулась на него - и уже ничего, даже смерть не смогла бы меня
остановить! О, как глубоко вошел этот нефритовый столб в мои ложесна - и что
было потом! Буря, ураган, крик, плач, царапание, слова, которые нельзя даже
представить себе! Сколько времени это продолжалось? Не знаю! Я была сверху,
потом снизу, потом я была спереди, потом была сзади, он крутил меня
по-всякому, я изгибалась сама, и наконец - страшное его рычание и могучие
толчки, как жгучие выбросы из шланга, который раз за разом заливал под
невероятным давлением мое нутро...
И хоть я почти ничего в этом огненном смерче не помню, все же нечто я
поняла: это свое совершенно измененное сознание, которое перенесло всю меня
в другое измерение, в мир совсем иных возможностей. О чем я говорю? Мне
приходилось читать и даже видеть по телевидению углеходцев, и наших, и
западноукраинских, и индийских: после костра остается большая груда пылающих
углей, и люди один за другим спокойно идут по ним, а потом показывают свои
розовые, необожженые ступни. Необожженные при температуре 800¦ C! А при
100¦, как известно, кожа горит, как бумага. Углеходцы говорят, что все дело
в измененном состоянии сознания - в настрое, который в реальности позволяет
совершать то, что зовется чудом.
К чему это я? К тому, что во время экстаза я схватила его руки и
притянула к своим соскам: крепче, крепче! - кричала я. Он боялся причинить
мне боль, но я с такой силой сжала его ручищи, лежащие на моей груди, что
ему ничего другого не оставалось, как сдавить соски, будто они не живые.
Волна неземного восторга унесла меня ввысь - и раз, и другой, и третий!
- Еще! Еще! Еще! - оргазм следовал за оргазмом, один невероятнее
другого, а я вкладывала свои соски в его руки и требовала: Сильнее! Сильнее!
Дави!.. Но когда все это самадхическое - другого слова не нахожу - упоенье
завершилось, и мы, тихо прильнув друг к другу, отдыхали, он не смог
удержаться: с явной опаской осмотрел мою грудь - на ней не было ни-че-го,
никаких следов! Да и я чувствовала себя легко, опустошенно, сладко - ни
признака какой-либо боли, хотя стальные пальцы его таковы, что способны в
боевой схватке легко переломить предплечье или на спор согнуть кочергу.
Ни-че-го! Ни сле-да! Вот где - в ином мире, в ином состоянии была я в момент
своего безумства. А вернее - наивысшего взлета своей страсти.
Да, не думаю, чтобы хоть кто-либо мог увидеть даже отдаленно схожий
портрет той буйной одалиски, необузданной жрицы любви в озабоченной бытовыми
заботами домохозяйке или в вежливо-приветливой институтской "ученой
дамочке"!
Конечно, страсть и ее протуберанцы были максимально сильными
проявлениями моего нового замужнего состояния. Прежние загсовские
свидетельства как раз ни о чем глубоком не свидетельствовали, потому что я
душою своей в основном жила отдельно от бывших супругов: у них была своя
жизнь, свои интересы, у меня - своя. А теперь я была за-мужем, и его дела и
заботы стали моими собственными, потому что жгучий интерес вызывало у меня
буквально все, что имело отношение к этому человеку, который мощно втянул
меня в свою орбиту, как притягивает Земля Луну, или как Солнце держит на
вечной привязи и заставляет вращаться вокруг себя Землю.
Он уже не был офицером, а я никогда до того не была в роли офицерской
жены, но, кажется мне, я с готовностью и искренней радостью стала для него
именно такой женщиной, какой может быть офицерская жена в ее пределе, в
идеале этого слова. Когда он приходил усталый и озабоченный, я не
выворачивала на его голову зловонный горшок мелких и крупных неприятностей,
не вываливала на стол жалобы (а сколько бы их набралось!) на эти сдуревшие
цены, на непослушание детей, на коварство сослуживцев, нет! Я всегда помнила
старую русскую присказку: "Ты меня напои, накорми, в баньке помой, а потом и
выпытывай". И когда он оттаивал и приходил в себя, я с жадностью
расспрашивала его о новых поворотах его петлистого пути к концерну, так или
иначе оценивала его возможных попутчиков. "Слушай, Егорушка, - сказала я ему
однажды, - а давай-ка затеем настоящий званый обед для твоих новых друзей.
Надо же нам и себя показать, и людей посмотреть, какие они в домашней
обстановке!"
- И ты возьмешь всю эту возню на себя? - прищурился он. А я уловила его
мгновенную мысль: "А деньги?" - Не беспокойся, мое светло-коричневое платье,
ну то что в полоску, тебе не очень нравится, значит, принесем его на
заклание во имя дела.
Он не стал ничего говорить, только надолго припал губами к моей руке -
ведь он знал, сколько требовалось денег по новым ценам на одежду, которая на
детях, особенно на сыночке, буквально горела, а почти все его доходы (и
долги немалые) шли пока в счет будущих благ.
Этот Обед - почитай, царский по нынешним временам, со сменой блюд в
старом столовом сервизе, с суповником и хрустальными графинчиками, я знаю,
сподвижникам его очень даже запомнился. Не буду скрывать: сама себя я так
подготовила у парикмахерши и косметички, что каждый из прибывших мужчин не
сразу, кажется, понимал, куда и к кому он попал. Егор был на высоте, он
блистал в отличной сирийской рубахе и светлых брюках, и время от времени я
ловила на себе его веселый, восхищенный взгляд. Сначала высокое собрание
двигалось несколько замедленно, чувствовалась скованность: роскошный стол,
какая-то явно нездешнего происхождения хозяйка, но исподволь содержимое
хрустальных графинчиков развязало языки, а луковый суп - по последней
парижской моде - вызвал всеобщее одобрение, и пошло- поехало! Тост
воздвигался за тостом, и каждый второй был за фею, за богиню- хранительницу
этого дома, за невероятное везение Егора, которому судьба послала такую
необыкновенную красавицу и т.д., и т.п. Я позволила себе тоже поднять тост -
за счастье встречи с такими удивительными людьми, которые локоть-в-локоть,
плечо-в-плечо вместе с моим ненаглядным мужем двинулись на штурм незыблемой
твердыни, и теперь я вижу, что вражеская крепость доживает последние дни
перед неминуемой капитуляцией. Зазвенели бокалы, раздалось громкое "Ура!" -
и тут совсем не по сценарию в комнату ввалились раздираемые неумолимым
любопытством дети!
- Оля! Максим! А ну-ка назад, к бабуле! - вскричала я (специально
попросила маму прийти мне помочь в этот день). - Ничего мать, ничего, все в
порядке, - возразил Егор, и оба юных героя, почуяв слабину в нашей обороне,
шмыгнули к нему и тотчас водрузились у него на коленях, вызвав смех и
одобрение гостей. А я не могла не подумать в этот миг: уж очень хорошо они
все смотрелись у единой семейной тарелки! Насколько жизнь с ее экспромтами
талантливее, как драматург, чем мы...
Короче говоря, вечер этот удался на славу, хотя иные из гостей явно
перебрали горячительного к его концу. Уходя, каждый из них не только
целовался с Егором, но норовил облобызать ручки и щечки у меня, и я думаю,
нет, я знаю, что авторитет Егора как человека и руководителя в их глазах
обрел новые и очень важные для всех них аспекты. Не суровый бобыль, но
счастливый семьянин, хозяин удивительной красавицы, преданной i ему всецело,
как было принято в старину в русских -семьях! Это совсем, значит, иная
сердцевина у человека, это состояние человека счастливого, даже в чем-то
непонятного на фоне многочисленных несуразиц вокруг, да, это - лидер
несомненный, - так или примерно так складывалось у них в подкорке. А Егору
изнутри да и мне со стороны многое открылось в этих людях, мы поняли, на
кого можно полагаться без оглядки, а с кем надо ухо востро держать, и это
мое парадное платье полосатое, отнесенное в комиссионку, которого стоил тот
званый обед, помогло Егору впоследствии не раз и це два миновать серьезные
поломки на всевозможных ухабах жизненного пути.
Вечером, проводив гостей, мы с ним стали разбирать стол, носить в кухню
посуду, расставлять стулья. Он на мгновение остановил меня, посмотрел в
глаза и сказал: "Спасибо, тебе, Настеха" - и шутливо пободался лоб в лоб. И
больше ничего. Да нужны ли тут были слова? Вот ведь супружеская пара волков,
которую описал как-то Ф. Моэт, и вовсе ничего не говорила, отношений не
выясняла, а сколь счастливо они жили! Да, я хотела быть прекрасной
офицерской женой и это у меня получалось. Главное, что у него возникло и
окрепло чувство своего дома, той крепости, где он среди своих, безраздельно
преданных ему людей. Где у человека исчезает чувство одиночества, где он
может общаться с теми, с кем общаться легко и радостно. Где он защищен тем,
что его любят.
Мало ли литературы издается в помощь тем, кто хочет построить удачную
семью? Очень много, но я не уверена, что советами этих умных книг пользуются
многие. Я - пользовалась. "Знать, где упасть, соломки бы подстелить" -
Дата добавления: 2015-12-19; просмотров: 57; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!