Слово на день святого Антония Великого



 

Кто собрал нас ныне сюда, во храм сей?.. Антоний Великий. Вели­кий Антоний?.. Но такого имени нет во Всемирной истории. Зато в ней есть Ироды великие... Так унижают себя иногда самые науки пред исту- канами гордости житейской!..

Но когда и зачем пришел сюда великий пустынник Фиваиды? При­шел не по малому делу, пришел в то время, когда полагалось основание сему святилищу наук; пришел для того, чтобы усвоить себе храм сей, быть духовным стражем и попечителем сего места и живущих на нем. С тех пор, единожды и навсегда, заключен священный союз между здеш­ним святилищем наук и великим подвижником Египетским. Честь и хва­ла тем, кои уразумели непостижимое для мира величие его и не усомни­лись предать в благодатное охранение его судьбу сего святилища наук!.. Наставникам и питомцам его остается не забывать урока, им через сие преподанного, того урока, что истинное величие человека зависит не от внешних обстоятельств, его окружающих, а от силы духа и воли, от без-корыстной любви к Богу и ближнему, от победы над самим собою. По­елику урок сей изображен со всею подробностью в лице святого Анто­ния, то коснемся его жизни и покажем, в чем состояло и как достигалось им это величие.

Если угодно, оно состояло в том же, за что обыкновенно история называет людей великими. Ибо кому усвояется сие титло? Тем, кои про­славились победами и завоеваниями, тем, кои были виновниками вели­ких и общеполезных учреждений, тем, кои сделали какие-либо важные открытия в области наук и познаний. Все сие - в лучшем и возвышенней­шем виде - найдем и в святом пустыннике Фиваидском.

Антоний был великий победитель. Над кем? Во-первых, над самим собою. Некоторым из нас, вероятно, едва известно, что у человека есть внутренняя, непрестанная, опасная брань с самим собою, потому что он сам себе есть первый и последний враг. Увлекшись от юности плотью и кровью, отдавшись без сражения в плен похотей и страстей, заглушив совесть, таковые люди не чувствуют уже внутри себя спасительной противоположности духа с плотью и борьбы добра со злом, живут и дей­ствуют так, как бы в них не было ничего духовного и вечного. Но те, кои не имели несчастья дойти до сего опустения духовного, до сей потери, не говорим уже образа Божия, но и образа человеческого, те знают, что в каждом человеке есть два человека: один - плотской, земной, страстный, нечистый, греховный, богопротивный; другой - духовный, небесный, богоподобный, чистый и святый, и что между сими двумя человеками происходит всегдашняя и жестокая брань на смерть, так что одно из двух -или дух должен быть в силе и господствовать, а плоть и страсти быть яко мертвы; или плоть возьмет верх и подавит собою в человеке все духов­ное и святое. От сего самоугашения и самоуничтожения духа, от сего рабства плоти и крови не защита - ни мудрость, ни могущество, ни счаст­ливая, так называемая, природа. Великие победители народов, законо­датели царств, светила наук и искусств, к сожалению, нередко более про­чих подлежали и подлежат сему несчастью. Вообще, совершенная побе­да над собою и своими страстями есть явление редкое в человечестве.

И в сей-то победе первее всего состоит величие святого Антония. Уже совершенное отдаление его от мира, тогда как он имел средства пользоваться всеми благами его, показало немалую власть его над со­бою. Но борьба с собственным сердцем не оставляет человека, как изве­стно, и в пустыне; удаление от мира сего само по себе не прекращает ее, а только делает тоньше и, можно сказать, опаснее. Антоний знал это, ис­пытал над собою сию внутреннюю брань во всех видах, и во всех видах ее остался победителем. Плоть? Она многолетними подвигами, постом и бдениями ослаблена, укрощена, утонена до того, что Антоний походил, наконец, более на духа безплотного, нежели на существо, обложенное телом. Воображение?.. Оно, посредством богомыслия, размышления о смерти и молитвенного возношения мыслей и желаний горе, очищено до того, что в нем отражались предметы токмо небесные, а из земных толь­ко самые необходимые и святые. Ум? Он совершенно покорен верою, за­ключен в слове Божием, проникнут озарением свыше. Собственная воля? Она отвергнута, попрана, умерщвлена в самых невинных, по видимому, движениях ее, и на место ее водружена в душе воля Божия, благая и все-совершенная. Святой Антоний посему, подобно Павлу, мог сказать о себе: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос! (Гал. 2; 20).

Но и после такой победы над самим собою, оставалась еще одна брань - с духами, как называет их святой Павел, злобы поднебесной.

О сей брани еще менее имеют понятие люди плотские; она для них не существует, потому что они нисколько не живут духом; а не живя духом и раболепствуя плоти и страстям, они, по тому самому, без брани и борь­бы находятся во власти врага Божия, который владеет и движет ими по всей его темной воле, хотя они и не примечают того. Но кто, освободив­шись от рабства плоти, возвысился до жизни в духе, кто, выйдя из обла­сти греха и проклятия, вступил в светлую область истины, правды, мира и освящения благодатного, тот не может не подлежать вражде и нападе­ниям от духов злобы, кои, чтобы не потерять в нем клеврета и раба свое­го, употребляют все средства низринуть его с высоты и возвратить в плен греха и страстей.

Подлежал сей брани и Антоний Великий, подлежал тем более, чем ближе, по духовному возрасту своему, был к области духов. Невозможно без удивления читать в рассказах о святой жизни его, какие козни упот­реблял для запятая его на пути к небу враг Бога и человеков. Но смире­ние и молитва превозмогли все. Каждое нападение служило токмо к но­вой победе; и подвижник Христов, облеченный силою свыше, достиг наконец такого всемогущества, что гордый Денница трепетал, можно сказать, одного его слова и взгляда. Не должно ли убо назвать Великим того, кто одержал столь великую победу над плотью токмо и кровью, а и над духами злобы поднебесной? (Еф. 6; 12).

После побед на поле брани, земное величие снискивается наиболее посредством великих учреждений и подвигов общественных, имеющих великое и благотворное влияние на целые века и народы. Кто отличил себя подобными учреждениями и подвигами, того по справедливости называют великим.

Святому Антонию принадлежит и этот вид величия во всей полноте и силе. Чтобы убедиться в сем, перенесемся, братие мои, мыслью в пу­стыню Фиваидскую. Видите ли эти обширные, бесплодные и неудобопроходимые степи, оставленные человеком на обитание зверям и птицам? Что, если бы кто населил сию пустыню, и притом такими людьми, кои могли бы составлять своими нравами и своею жизнью пример для всего человечества? Не назвали ли бы вы сего человека мудрым и великим? Но сие-то самое и сделал из пустынь Фиваидских святой Антоний; и как сделал?.. Не так, как делают завоеватели, переселяя из страны в страну целые народы и племена; не так, как делают люди богатые и сильные, привлекая в пустыни толпы гладных и нищих звуком золота и обещанием выгод; нет, у Антония не было ни одного из земных средств; он при­шел в пустыню с одною ризою и с одним жезлом; наполнил ее своими молитвами, благодатью Божиею; и бесплодная пустыня процвела яко крин! Под конец его жизни, необитаемые дотоле места спорили уже в много­людстве с обширнейшими градами Египта. Но число пустынножителей в сем случае - было делом последним; всего важнее то, что это были общества людей, украшенных всеми добродетелями Евангельскими, воз­несшихся превыше всех слабостей природы человеческой. Послушайте, как описывает их святитель Златоуст: "И ты ныне, пришед в пустыню Египетскую, рая всякого лучшую, узриши пустыню сию, и многочисленныя лики Ангельския в человеческих образех, и народы мучеников, и собрания дев, и все диавольское мучительство разрушено, Христово же Царство сияющее... Не такое есть светло небо испещренным звезд ли­ком, якоже пустыня Египетская, кущи отвсюду нам иноческия показующая... Уведевше бо вещми самеми, яко истинная премудрость и небес достойная есть сия, яже от рыбарей сим возвещена бысть; сего убо ради с прилежнейшим учений хранением многу и житием своим показуют добродетель; всех бо имений совлекшеся, и всему миру распеншеся, да­лее происходят, телесный труд свой в пищу требующим истощевающе. Ниже бо, егда постятся и бдят, праздни во дни быти хощут: но нощи в священных песнях и всенощных молитвах, дни же в молитвах купно и рукоделии провождают, Апостола подражающе ревности... И аще кто бе во стране оной, весть яже глаголю. Аще же никогда же кто к кущам онех взыде, той да воспомянет до ныне во устех всем сущаго, его же по апостолех Египет изнесе, блаженнаго и великаго Антония, и да помыслит, яко и сей во оной стране бысть, в ней же и Фараон: но обаче ничтоже от страны той поврежден бысть, но и божественнаго зрения сподобися, и таково показа житие, какова Христовы взыскуют законы".

Кто произвел столь великое преобразование, был виновником столь святаго, благотворного и божественного учреждения, каково древнее пу­стынножительство Египетское, тот не должен ли, как это делает сам свя­титель Златоуст, быть почтен от нас именем великого?

Наконец, святой Антоний представится Великим, если мы обратим внимание на великие открытия и чрезвычайные опыты, им произведен­ные; ибо и за сие история обыкла называть некоторых людей великими.

Вероятно, ни один из вас, братие мои, удивится, услышав об от­крытиях и опытах святого пустынника, и сочтет, может быть, язык и выражения наши не такими естественными. Да, если угодно ограничи­вать область опытов и открытий только внешнею природою, как это бывает в школах, то есть над камнями, растениями и животными, или и над человеком, но только в отношении к его телу, и притом большею частью в его болезненном состоянии, то мы охотно признаемся, что свя­той пустынник Фиваидский был чужд подобных занятий. Но, братие мои, ужели область познаний человеческих должна ограничиваться толь­ко тем, что не есть сам человек? Ужели уму размышляющему никогда не заглянуть в ту бездну тайн и чудес, которая сокрыта внутри души человеческой! Какое великое и священное поле для опыта - одно при­ложение истин христианства к душе человеческой! Кто не пожелает знать, что может выйти из человека, если он осуществит на себе все то, что заповедуется Евангелием?

И здесь-то святой Антоний является величайшим, если угодно так назвать, испытателем, с одной стороны, веры христианской и ее Свя­тых Таинств, с другой - природы человеческой и ее восприемлемости, таким испытателем, подобного коему напрасно мы стали бы искать между всеми мудрецами и естествоиспытателями, коих выставляет нам наука. Это видно уже из способа, который употреблен им для своей цели. Ибо в чем состоял сей способ? В том*, на что мудрость обыкно­венная не любит решаться, - в приложении к своей душе и жизни пра­вил Евангелия в самой высшей их чистоте и строгости, в осуществле­нии на деле со всею точностью требуемого христианством от того, "иже хочет совершен быти" (2 Тим. 3; 17).

Не любопытно ли, не поучительно ли знать, что вышло из сего опы­та Антониева, продолжавшегося не недели и месяцы, даже не годы, а более полувека? Вышло то самое, что обещает Евангелие, и что, по ред­кости, кажется многим вещью несбыточною. Вместе с восстановлением в душе святого подвижника образа Божия, сами собою являлись во всем существе и действиях его дивные последствия сего богоподобия. И во-первых, как у людей чувственных самый дух принимает грубую и вместе немощную дебелость плоти, так у Антония самая плоть одухотворилась, исполнилась силы и света, и сделалась превыше влияния стихий, кои на нас действуют так неотразимо. Во-вторых, в чистой душе его от преиз­бытка благодати открылся дар такого ведения, пред коим наши обыкно­венные познания - как слабые сведения отрока пред опытною мудростью мужа. Антоний ведал тайны сердцем; зрел самое отдаленное как близ сущее; провидел будущее как настоящее. В-третьих, в воле его, от преиз­бытка той же благодати, явилась такая таинственная мощь, пред коею силы природы, как пред всемогуществом Божиим, преклонялись мгно­венно. На все сие мы могли бы привести множество примеров из его не­обыкновенной жизни; но чтобы не утомить продолжительностью слова внимания вашего, а вместе с тем чтобы поощрить кого-либо к собствен­ному исследованию сего важного и душеспасительного предмета, пре­провождаем желающих к самой сей жизни. Там увидят они, правильно ли мы говорим, когда усвояем святому Антонию чрезвычайные опыты и открытия в природе человеческой, опыты, совершенные не в видах ка­кой-либо науки, а по любви к Богу и для спасения души своей, коим тем паче должна дорожить истинная наука.

Что касается лично до нас, братие мои, то мы откровенно признаем­ся пред вами, что если научились знать сколько-нибудь природу челове­ческую в чистом ее виде и не увлекаться разными поверхностными суж­дениями о ней, коих, как известно, такое множество и в школе, и вне ее, то сим обязаны мы не столько ученым книгам и рассуждениям, сколько святым опытам и необыкновенным деяниям таких святых мужей, каков был Антоний Великий!

Достойно убо и праведно великий подвижник сей избран основате­лями заведения сего в небесного покровителя здешнему храму, а вместе с ним и целому святилищу наук, для коего храм сей служит средоточием и как бы сердцем. Достойно и праведно, ибо он был велик воистину, ве­лик духом и верою, велик добродетелью и самоотвержением, велик бли­зостью к небу и чудесами. Имея выну пред очами образ сего праведника, в коем природа человеческая сияет всеми лучами богоподобия, не будем, подобно малым детям, увлекаться суетными видами величия мирского, большею частью нечистого и греховного; устремимся, по следам его, к приобретению не одних мертвых познаний, кои подают нам науки, но и того живого ведения, которое достойным преподает Сам Дух Святый; а для сего смирим свой гордый по природе ум и подчиним его водитель­ству святыя веры. Ибо не напрасно сказано, что тайны Царствия Божия утаены от премудрых и разумных, то есть от тех, кои сами мнят себя видеть таковыми, и открываются младенцем (Мф. 11; 25).

Лучшего совета не можем преподать вам, братие, во благознаменитый день праздника вашего! Аминь.

 


Дата добавления: 2015-12-16; просмотров: 16; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!