Смирение — великая сила, сила побеждающая
Самое обычное возражение против христианского смирения и самоотверженного служения другим с общежитейской точки зрения состоит в том, что смирение есть слабость, услужливостью могут злоупотреблять. "Подставь только шею, каждый на ней поедет". "Кто уступает, тот и воду хлебает". Смиренник всегда останется в хвосте жизни, забитый, загнанный. Если его не заездят окончательно, то все-таки мало радости даст ему жизнь. Нет, человек должен быть сильным, смелым. "Кто смел, тот два съел". "Кто палку взял, тот и капрал". Человек своей рукой должен вырвать у жизни то, что она не хочет ему дать. Такова философия большинства и основанная на ней обывательская мораль.
Основная ошибка этой теории заключается в том, что смирение в жизни вовсе не есть слабость. Это — великая сила, сила побеждающая.
Психология влияния одного человека на душу другого ясно доказывает, что человек добровольно силе не подчиняется. Если приказания деспотической силы и исполняются, то всегда с раздражением и неизменно вызывают бунт в душе, который рано или поздно в благоприятную минуту проявится открыто. Рабы всегда бунтовщики. Только тогда, когда внешняя сила находит для себя моральное основание и оправдание, она получает право на признание подвластных и закрепляется прочнее. Человек добровольно подчиняется любви и смирению. Что охотнее вы исполните: приказ властолюбивого деспота или совет смиренного, любящего старца? Вряд ли могут быть здесь два ответа. Причина этого добровольного подчинения заключается в том, что деспотический приказ возмущает ваше самолюбие и гордость, которые становятся на дыбы. Совет же любящего, смиренного человека вас не возмущает потому, что вы ясно видите и чувствуете, что он дается не из своекорыстных побуждений, не для того, чтобы оседлать и подчинить вас, ибо смиренный сам стремится подчиниться всем, но дается исключительно для вашей пользы. Самолюбие не только не страдает, но, наоборот, чувствует себя польщенным и легко соглашается с советом, может быть, даже несколько и непредвиденным. Вот почему люди смиренные имеют гораздо более влияния на других, чем взбалмошные самодуры и деспотические эгоисты. В конце концов, слова Господа глубоко справедливы даже применительно к здешней жизни, не говоря уже о загробном будущем, и люди, сделавшие себя добровольными рабами и слугами других, становятся первыми и большими по своему влиянию. Кто является у нас, в России, настоящими руководителями и вождями народной жизни? Не ученые, не богатые, не знатные, не сильные, но смиренные старцы. К ним идут за советом с далеких окраин, за тысячи верст, и кто хоть однажды видел ту несметную толпу людей всех званий и состояний, которая собиралась у порога кельи преподобного Серафима или отца Амвросия Оптинского, тот понял, что здесь именно бьется сердце народа и редактируются и издаются те неписаные законы, которыми управляется действительная жизнь.
|
|
|
|
|
|
Человек же грубой, эгоистической силы, человек ницшеанского типа, несмотря на всю силу своего характера и таланта, может лишь на короткий момент оставаться на скале счастья, ибо рано или поздно найдется более сильный кулак другого эгоиста, который смахнет его оттуда, как на картине Рошгросса.
Есть старая детская сказка, хорошо изображающая сравнительную силу мягкой ласки и грубого налета.
Однажды солнце и ветер заспорили между собою, кто из них сильнее.
— Видишь путника, — сказал ветер, — который идет по дороге, завернувшись в плащ? Кто снимет с него этот плащ, тот и сильнее!
— Хорошо! — согласилось солнце. Налетел ветер на путника и с маху хотел сорвать с него плащ. Тот придержал его руками.
Завыл ветер и еще сильнее стал трепать плащ, силясь вырвать его из рук. Путник застегнул у горла крючки.
Тогда со всем бешенством злобы заревел ветер настоящим ураганом и бросился на путника. Тот надел плащ в рукава, и, сколько ни силился ветер, должен был признать себя побежденным.
|
|
|
Теперь наступила очередь солнца. Оно ласково выглянуло из-за разметанных туч и улыбнулось измученному путнику. Оно высушило, согрело, обласкало его своими лучами.
Путник сам снял плащ и благословил солнце.
Не забудьте этой милой детской сказки. В ней мудрое правило жизни.
В житиях святых, равно как и в современной жизни, мы находим массу примеров побеждающей силы любовного смирения. Нет более неодолимой силы. В своей вечной борьбе со злом христианство всегда и с неизменным успехом пользуется именно этой силой.
"Пред иною мыслью станешь в недоумении, — говорит старец Зосима в романе Достоевского, — особенно видя грех людей, и спросишь себя: "Взять ли силой, али смиренною любовью?" Всегда решай: "Возьму смиренною любовью"... Смирение любовное — страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего".
В Прологе рассказывается такой случай.
Поссорились два епископа. Вражда их с течением времени разгоралась и принимала все более соблазнительные формы. Наконец, один из них, более благоразумный и более проникнутый духом Христова учения, собрал свой клир и сказал:
|
|
|
— Что это мы делаем? Враждуя, нарушаем заповедь Божию и подаем повод для соблазна духовных чад наших... Пойдемте все вместе к сопернику нашему, попросим прощения и примиримся.
Они пошли. Едва только увидел их другой епископ, как распалился сердцем и уже готов был встретить их грозной обличительной речью. Но пришедший со всем клиром своим пал к его ногам и смиренно просил прощения. И дрогнуло сердце непримиримого епископа. Поклонился и он в землю своему бывшему противнику и сказал:
— Прости меня, брат мой во Христе! Я согрешил пред тобою! Ты лучше и достойнее меня! Ты победил меня!
Великий подвижник пустыни, авва Пимен, поселился однажды в местности, где уже жил другой старец, пользовавшийся большим уважением среди народа. Но когда поселился недалеко от него преподобный Пимен, народ весь устремился к последнему, и старец остался без учеников и без посетителей. Не стерпело его оскорбленное самолюбие и разгорелось сердце ненавистью к преподобному. Узнал об этом святой авва.
— Что нам делать с этим непонимающим народом? — сказал он своим ученикам. — Оставили они великий светильник и обратились ко мне, недостойному. Но пойдем и успокоим его!
Когда они постучались у дверей кельи, старец выглянул в оконце, но, узнав преподобного Пимена, не отпер дверей.
— Отец Haш! — смиренно сказал преподобный. — Мы не уйдем отсюда, пока ты не отопрешь нам и не примешь нас.
Они сели у дверей и стали ждать. День был нестерпимо жаркий, южное солнце палило немилосердно. Но святой Пимен и его ученики сидели у кельи и терпеливо ждали. Несколько раз выглядывал старец в оконце, но, видя, что они не уходят, был тронут этим смирением и терпением и отворил дверь.
Пимен и ученики поклонились ему земно.
— Прости нас, святой отец, — сказал Пимен, — что утруждаем мы тебя, и прости тех неразумных людей, которые не могут оценить тебя...
— Нет, — возразил старец, — ты меня прости... Я вижу, что правду говорили о тебе: ты — солнце пустыни, и я не удивляюсь более, что к тебе идут!
С тех пор он не иначе говорил о преподобном Пимене, как с великим уважением и посылал к нему всех, кого знал.
Ненависть была побеждена смирением.
Авва Сергий рассказывал ученикам о некоем святом старце: "Однажды мы заблудились, попали на вспаханное поле и потоптали его немного. Крестьянин, владелец поля, заметил это и стал браниться: "Боитесь ли вы Бога? Если бы был у вас страх Божий, не сделали бы так!" Святой старец, который был с нами, сказал: "Ради Бога, братия, никто не отвечайте ему!" И, обратившись к крестьянину, кротко заметил: "Справедливо говоришь, брат мой: если б имели страх Божий, не сделали бы так!" Крестьянин продолжал с новой яростью браниться и поносить нас. "Ради Господа, прости нас, — умолял смиренно старец, — мы согрешили!" И ни одного слова не отвечал он с досадою, но с любовию и смирением. И так тронул он наконец этим сердце крестьянина, что тот перестал браниться, замолк... А потом вдруг пал к ногам святого и стал сам просить прощения за гнев свой и раздражение".
А вот случай из обыденной жизни, рассказанный старушкой поистине святой жизни, теперь уже умершей.
"Вы знаете, — рассказывала она, — что мне приходилось иногда заниматься делами благотворительности, и, признаться, много досадного встречаешь при этом со стороны тех, кому искренне желаешь добра. Попадаются очень капризные натуры. Но всегда есть возможность смягчить их и успокоить.
Однажды я ходила за бедной больной вдовой, оставшейся после смерти мужа с двумя малолетками. У нее был какой-то тяжелый хронический недуг, определить который точно даже врачи не могли: что-то на почве недоедания и малокровия... Раздражительна она была необычайно, но, знаете, это всегда извиняешь... надо знать жизнь бедняков, чтобы понять, что и крепкие нервы могут растрепаться. Но, однако, раз я почти не выдержала.
Я захворала инфлюэнцией и два дня пролежала в постели. На третий день с большим трудом, но все-таки поднялась и пошла навестить мою больную. Я нашла ее в страшно раздраженном состоянии: за эти два дня никто у нее не побывал, и ей действительно пришлось трудно. Но все-таки того потока брани, которым она меня встретила, я не ожидала. Я уж не помню точно, что она говорила... "Кровопийцы... акробаты благотворительности. Только вид делаете, что жалеете, ухаживаете... У любой паршивой шавки больше сердца!.." Да не стоит и повторять... Мне стало так обидно и больно. Я молча повернулась и ушла. Дома муж заметил мой расстроенный вид, и на его расспросы я должна была рассказать всю историю.
— Вот что, — сказал мой Петр Васильевич, — если точно ты ее жалеешь и принимаешь в ней участие, не порть доброго дела, не бросай ее... Поди, извинись перед ней...
Признаться, это меня озадачило сначала. Меня оскорбили, меня выругали как нельзя хуже, и мне просить прощения! Но, подумав немного, я решила пойти. Мне все-таки было ее жаль...
Взяла я Нюру, свою воспитанницу, и мы отправились. Была почти буря с проливным дождем... Мы едва добрались, и, когда вошли на крыльцо, с нас текли потоки. Я оставила Нюру в сенях и вошла. Больная лежала по-прежнему на спине в своей постели и казалась погруженной в раздумье.
— Простите, — сказала я ей, наклонившись и как могла ласковее. — Я погорячилась давеча... Извините меня, Бога ради, что я не могла навестить вас эти дни...
Я не успела кончить, как с больной произошло нечто невообразимое: она упала с постели на пол к моим ногам й вся задрожала, забилась от рыданий...
— Господи! Что же это?! Я... вы... Я вас оскорбила, обидела... За всю вашу доброту облаяла... И вы же просите прощения... Родная, милая... Ангел!..
Она плакала и целовала мне руки, платье. Я едва могла ее успокоить...
— Да, — прибавила, помолчав, старушка, — нет окончательно злых людей... Надо только уметь добраться до того, что есть доброго у них в душе..."
И это может, прибавим мы от себя, сделать только та сила, о которой говорит Господь в прочитанном нами отрывке Евангелия: любовь, кротость, смирение.
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 13; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!