Толкование на главу 5, ст. 1-20. О бесновании и действиях бесов
О явном бесновании
Рассказ пятой главы Евангелия от Марка об исцелении бесноватого решительно опровергает умствования тех рационалистов, которые не верят в существование нечистых духов и факты беснования пытаются объяснить болезненным состоянием человека — эпилепсией, падучей, нервным расстройством или чем-нибудь в этом роде. Повествование святого Марка и те подробности, которые он приводит: переход бесов в свиней, гибель свиного стада, исцеление после этого бесноватого — все это никак не мирится с подобными объяснениями. Здесь возможно только одно: или отвергнуть евангельский рассказ, признав его неправдоподобным, или же допустить существование злой силы.
Для нас, верующих в Евангелие, конечно, возможно только последнее.
Но, веря несомненно в существование бесов, что подтверждается и словом Божиим, и духовным опытом всех святых подвижников, мы сталкиваемся далее с чрезвычайно интересным и важным для нас вопросом: о проявлениях их деятельности и о способах борьбы с ними.
Нам надо знать того врага, с которым у христианина идет постоянная, непримиримая борьба, знать его уловки, его коварство, его приемы, уметь различить его козни там, где он пытается спрятаться и действовать из-за угла. Борясь ощупью, с завязанными глазами, мы неизбежно будем впадать в многочисленные ошибки и подвергаться опасным искушениям и чувствительным ударам с той стороны, откуда менее всего ожидаем.
|
|
|
Проявления деятельности духа злобы в несчастном одержимом человеке, по описанию святого Марка, были ужасны: он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни (ст. 3-5).
Это наиболее сильная форма беснования, когда человек теряет над собою всякую власть и находится всецело в подчинении у демонов. Его действия обличают потерю не только рассудка, но и самых элементарных инстинктов, даже инстинкта самосохранения. В этом состоянии он может себя убить, изувечить; неизъяснимая тоска и мука терзают его сердце; ночью и днем он кричит и бьется о камни.
В то же время он обладает громадной, неестественно напряженной силой, так что разрывает цепи, разбивает оковы, и никто не в силах укротить его. Злой дух не отпускает свою жертву ни на один момент, и по силе припадков можно действительно видеть, что в несчастном одержимом скрывается не один бес, а целый легион.
Такая форма беснования встречается в настоящее время сравнительно редко. Но кому приходилось бывать в святых местах, особенно при открытии мощей святых угодников, тот, вероятно, мог наблюдать и такие случаи.
|
|
|
При открытии мощей преподобного Серафима Саровского к раке преподобного привезли из Сибири бесноватого, связанного цепями, так как иначе справиться с ним не было никакой возможности. Но в лесу, прилегающем к монастырю, уже почти в конце пути несчастным вдруг овладело сильное беспокойство. Это беспокойство скоро перешло в припадок невероятного бешенства, во время которого он с нечеловеческой силой разорвал свои оковы и убежал.
Значительно чаще встречаются случаи периодической одержимости, припадки которой связываются обыкновенно с известными моментами богослужения или с определенными церковными песнопениями.
Вероятно, всем известны так называемые кликуши, которые во время "Херувимской", "Тебе поем" и поклонения Святым Дарам начинают лаять по-собачьи, мяукать и кричать диким истошным голосом. Эти крики переходят в страшный вопль и звериный вой, если их пытаются силой подвести к Святым Дарам. Это объясняется тем, что "бесы встречаются с благою силою, им ненавистною и сильнейшею их, которая палит, теснит, поражает их праведно, гонит их вон из любимого жилища" (о. Иоанн Кронштадтский).
|
|
|
Я помню одну молодую девушку, вполне нормальную в обыденной жизни, которая не выдерживала двух молитв в богослужении: чтения Евангелия и пения кондака Божией Матери "Не имамы иныя помощи". Как только она чувствовала, что время подходит к Евангелию, она начинала дрожать всеми членами, потом вдруг поворачивалась и стремительно убегала из церкви. Если ее останавливали и держали силой, она падала на пол и вся замирала, почти без сознания. Но кончалось чтение Евангелия — кончался и припадок; она стояла спокойная и усердно молилась.
Зиму 1924 года мне пришлось проводить в одном из северных захолустных городов Зырянской области, и здесь ссыльный епископ рассказал мне необыкновенный случай, происшедший в семье его хозяина.
Семья эта состояла из четырех лиц: самого хозяина, Василия Тимофеевича, или, по зырянскому способу произношения, Тимовася, его жены, дочки Лизы, молодой девушки лет шестнадцати-семнадцати, и мальчика — сына. Признаки одержимости в более или менее сильной степени замечались у всех членов семьи, за исключением хозяина, но наиболее жуткую форму они приняли у дочери.
Однажды она заболела, и во время болезни с ней случился тяжелый нервный припадок. Лиза билась и металась, так что принуждены были снять ее с палатей и положить на пол, чтобы в конвульсиях она не упала и не разбилась. Мало-помалу она стала затихать и, по-видимому, успокоилась... И вдруг на чистом русском языке, обращаясь к матери, она произнесла: "Ты мне не нужна!.. Пошли за Василием Тимофеичем!" Надо заметить, что отца она никогда так не называла и русского языка совершенно не знала, всегда говоря лишь по-зырянски.
|
|
|
Послали за отцом, которого скоро нашли у соседей. Когда Тимовась вошел в избу, между ним и дочерью завязался разговор, продолжавшийся более трех часов, причем говорила преимущественно Лиза и говорила правильным языком.
— Здравствуй, Василий Тимофеевич!.. Что ты стал, Василий Тимофеевич? Подойди сюда...
Лиза лежала неподвижно: губы ее не шевелились, и ни один мускул лица не двигался. Голос шел откуда-то изнутри.
— Ну, здравствуй, Василий Тимофеевич! Мы приехали к тебе издалека... Нас трое: доктор, фельдшер и лакей... Мы приехали тебе сказать, что ты плохо живешь, Василий Тимофеевич!.. У тебя жена хорошая, Лиза хорошая и сын Николай... А ты... ты плохо живешь: куришь... да и другие грехи есть... Если бросишь курить, проживешь еще долго... А если не бросишь, то скоро умрешь... Сын Иван у тебя тоже плох: обманывает он тебя и курит... Ты слишком доверчив, Василий Тимофеевич! Вот ты любишь очень брата своего, Григория, а он скверный: пользуется твоей доверчивостью и обманывает тебя... Берегись также Марьи Васильевны: она дурная... Ты больше знайся с Марьей Егоровной...
Так звали свояченицу Тимовася.
— Ты мне, кажется, не веришь, Василий Тимофеевич! Так вот слушай: Марья Егоровна сейчас ставит шаньги (зырянские лепешки. — Е.В.) в печь... Пошли к ней мальчика... Пусть он мне принесет... Я поем...
— Помилуй, — возразил робко Тимовась, — какая теперь печь!.. Шесть часов вечера!..
— Нет, ты все-таки пошли! Они завтра собираются уезжать и затопили печь... Пошли!
Мальчика послали. Он вернулся минут через сорок и принес с собой миску теплых шанег. Все сказанное оказалось верным. Муж Марьи Егоровны собирался рано утром уезжать, и, чтобы напечь ему подорожников, пришлось затопить печь.
Далее начались хозяйственные разговоры: о посеве, о полевых работах, о домашнем скоте. Предсказано было, какие коровы падут, сколько их останется, сколько будет телят и т. д. Впоследствии все это оправдалось.
Потом вдруг тот же голос заявил:
— Ты знаешь, мне дана власть над твоей Лизой... Стоит мне только нажать на сердце, и она умрет...
Бедный Тимовась взмолился:
— Пожалей, если имеешь такую власть... Пожалей девушку... Она одна у меня дочь!
— Хорошо, подумаю!.. — был ответ. — Мы посоветуемся!..
Раздались еще какие-то новые, незнакомые голоса, как будто разом говорило несколько человек. Потом они стали постепенно затихать, как будто удаляясь, и наконец все замолкло.
Лиза заснула.
На другой день она не помнила ровно ничего и не знала ни одного русского слова. Единственное, что она могла рассказать, — это о том, что случилось с ней за минуту до припадка: пришел кто-то в черном, сел ей на грудь и сильно сжал. У нее захватило дыхание, и она потеряла сознание. Дальше она ничего не чувствовала.
Несколько похожий случай я помню из своей пастырской практики. Однажды меня пригласили причастить умирающую девочку. Когда я пришел, больная, девочка-подросток лет 12-13, находилась, по-видимому, уже в состоянии последней агонии. Трупные тени легли на лицо, в горле слышался слабый клекот, известный в народе под названием "колоколец", как это бывает у умирающих в последние минуты. Но вместе с ним в ней происходило что-то необыкновенное: из полуоткрытых губ то и дело вырывались ужасные бранные слова. Она ругала свою мать, находившуюся в комнате, ругала самой скверной, солдатской, площадной бранью.
Это была жуткая картина. Девочка, почти ребенок, на пороге смерти — и эта отвратительная брань... Голос звучал резко, точно стукали по деревянной доске, слова вылетали с небольшими паузами, но методически, с какой-то злой настойчивостью. И в то же время по глазам было видно, что бедная девочка вряд ли понимала, что с ней делается... Было впечатление, как будто кто-то изнутри дергал пружинку, и слова выскакивали автоматически...
Причастить больную оказалось невозможным: у нее уже не было глотательных рефлексов.
Пришлось лишь окропить ее святой водой и прочитать заклинательные молитвы святителя Василия Великого и отходную. Понемногу она стала стихать.
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!