Историческая психология 22 страница



 

Предварительные попытки отделить утопические построения от прочих разновидностей общественно-политической мысли приводят к выводу, что среди утопий есть политические программы, философско-социологические доктрины будущего, футурологические прогнозы в собственном значении слова и есть документы, просто использующие указанные формы в художественных или иных целях.

 

Проекты первого типа можно назвать утопией по судьбе. Их авторы, как правило, моралисты, воздействующие на современников примерами несуществующего совершенства и обличающие порчу нравов. Их негодование вызывают дурные законы, предрассудки, невежество, угнетение людей, и за их обостренным чувством социальной справедливости угадывается желание преобразовать человека. Тщательные описания механизмов, административных регламентов и уставов жизни - не столько политическое прожектерство и научно-техническая фантастика, сколько обрамление проекта личности". Воспитательная доктрина классической утопии вполне рационалистична: устранение чрезмерных страстей, дисциплинированность, трудолюбие и другие гражданские добродетели. Изюминка утопии в сравнении с религиозным или экономическим

 

 

Психологическая история эпох и психических процессов

 

рационализмом состоит в том, что человеческие качества планируются для эпох и народов. Большая часть человеческой натуры отбрасывается как ненужная для общественного блага.

 

Историческая загадка XX в. состоит в том, как мог появиться мрачный государственный утопизм, принимающий грезы за государственные планы. В официальной коммунистической доктрине сплавились элементы рационализма, революционного авангардизма и национальной традиции. Не следует забывать, что в классической стране государственной утопии - России - плановая индустриализация соединялась со столь же плановым преобразованием письменного сознания.

 

УТОПИЯ, ПИСЬМЕННОСТЬ, ИНДУСТРИАЛИЗМ. Утопическое сознание по истокам литературно. Оно предлагает рационалистическую схему преобразования человека не в какой-то области жизни и деятельности, а в целом. Для того, чтобы утопические рецепты были приняты, нужно особое состояние общественной психологии. Столкновение дописьменной крестьянской цивилизации и письменной городской было главнейшим конфликтом позднего средневековья и начала Нового времени. В Западной Европе грамотность распространялась эволюционно, на протяжении веков, в России - скачкообразно, от почти полной неграмотности в начале XIX в. до практически полной грамотности перед второй мировой войной. Очевидно, что при скачкообразном распространении навыков письменной культуры отношение большей части населения к печатному слову остается дописьменным, архаическим. Это затрудняет профессиональное использование письменности, характерное для умственного труда, способствует ее бюрократическому и сакрально-идеологичес-кому употреблению.

 

Выявление этой культурной коллизии оказывается весьма перспективным при анализе советской общественно-328

 

Ментальность исторических эпох и периодов

 

_______________________________________________________________________________________________________r

 

политической системы, как показывает, например, концепция советской логократии А. Безансона.

 

СССР предстает как тупиковый вариант письменной цивилизации. Отталкиваясь от формулы Н. Бердяева <С")- ветский коммунизм есть идеократия, власть идеи>, французский советолог строит модель общества, погруженного в создание псевдореальности. <Перед приобретением власти партия обрела устойчивость посредством идей. Поэтому, очутившись у власти, она спланировала идеократию. Но по мере того как <реальная> реальность все больше и больше отличалась от воображаемой реальности, идеи становились пустыми и сохраняли только словесную оболочку. Режим эволюционировал в логократию. Логократия предполагает даже еще более явную и гибкую согласованность, чем идеократия. Обходясь без внешних обязательств, она формирует систему действия, поведения, отношения, которая может не тревожиться ни о том, что вне ее (благодаря политике), ни о том, что внутри - из-за отчленен-ности индивидуальной субъективности. За исключением власть предержащих, обязанных говорить языком партя-чейки и дома, каждый индивид, имея собственное нерасщепленное <Я>, отделял свою частную жизнь от системы> [Besan^on, 1978, р. 20-21].

 

Следовательно, по несколько упрощенному представлению А. Безансона, устойчивость режима зависит от неслиянности идеологических объяснений мира и бытовых установок индивида, которые составляют сферу его личной жизни. Различия сакрального и профанного, индивидуального и нормативного, реификация (овеществление) идей и слов имеются также в мифе, религии, искусстве, литературе. Но идеологическая <как бы реальность> логок-ратии, во-первых, подкреплена всей мощью государственного принуждения и, во-вторых, исключает какие-либо коррекции со стороны других объяснений. Ни одна из картин мира не обладает столь тотальным господством в сфере объяснения, как победившая утопия. Она исключает поправки на сезонный характер применения (как миф),

 

Психологическая история эпох и психических процессов

 

на представительство только потустороннего бытия (как религия), на игровую природу измышляемой реальности (как искусство, литература).

 

Пустая оболочка официальных слов действует отдельно от жизни и реальной политики. Но она покрывает сферу теоретического объяснения. Частные интересы людей развиваются сами по себе, экономика отчасти подвержена требованиям технического развития. Последнее обстоятельство позволило западным теоретикам (Р. Арон, И. Белл, У. Ростоу, А. Турен) выдвинуть теорию единого индустриального общества и рассматривать СССР как его разновидность. В коммунистических устройствах преобладают задачи форсированной индустриализации, а в марксизме можно видеть одну из идеологий ранней фазы промышленного развития. Однако гипертрофированный индустриализм сочетается здесь с идеократией, и поэтому коммунистическая государственность приобретает налет индустриальной деспотии XX в.

 

ПОСТИНДУСТРИАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО. Перспективу для человечества научно-футурологическая мысль видит в неизбежном конце сверхиндустриализации и переходе цивилизации в постиндустриальную эру. Человеку предстоит симбиоз с новым классом искусственных изделий - с электронными устройствами. Общением с ними преимущественно охвачены процессы психики, до сих пор слабо <технизированные>, - интеллект в фазе решения и воображение.

 

В контуре постиндустриальной цивилизации вырисовываются два ядра: интеллектуальные центры решений и электронная индустрия досуга.

 

В этом обществе теоретическое знание получает превосходство над прикладным, университет и научно-исследовательский институт - над предприятием, труд коллективов ученых - над счастливыми находками <жестяноч-330

 

Ментальность исторических эпох и периодов

 

ников> (изобретателей-самоучек прошлого века, которые изобрели телефон, электрическую лампочку, граммофон, кино почти в полном неведении научной литературы). Капиталисты заменяются правящей высокообразованной элитой, классовые разделения - профессиональными. Строго говоря, общественно-полезный труд здесь не обязателен, оформляются группы полной, частичной занятости и незанятости. Полностью посвящают себя науке и управлению интеллектуалы, составляющие правящий слой. Другие могут работать время от времени, чтобы повысить свой жизненный уровень. Третьи - жить на пособие, которого хватает для скромного существования. Идеологам постиндустриального общества приходится отбиваться от обвинений в том, что они создают технократические утопии с весьма прозрачным разделением людей на касты, но их обобщения имеют основания в изменениях человека и его психики под влиянием информационных устройств, в зарождении своего рода информационной ментальности.

 

МАССОВАЯ КУЛЬТУРА XX В. Исторически новым явлением в XX в. стало распространение так называемой массовой культуры. Она также связана с появлением и усовершенствованием технических средств передачи информации, с массовой коммуникацией. Новейшая техника распространяет принципы организации на те стороны быта и психики, которые считались иррациональными. <Вторая колонизация, уже не горизонтальная, а вертикальная, проникает в великий заповедник человеческой души. Душа - новая Африка, которая начинает разграничиваться кадрами кинематографа. Вторая индустриализация, которая отныне есть индустриализация духа, вторая колонизация, которая касается души, набирает темпы в 20 веке> [Morin, 1962, р. 9].

 

С помощью прессы, кино, радио, телевидения удается воспроизводить, тиражировать образы фантазии, эмоции, неосознанные потребности, которые раньше ускользали

 

Психологическая история эпох и психических процессов

 

от массового производства. Но воздействие техники на эту сферу психики двойственно: <индустриализация> бессознательного позволяет манипулировать последним, в то же время аффекты распространяются с размахом, позволяющим говорить о реакции чувственности на сверхрациона-лизацию жизни. XX век знает использование массовой коммуникации в двух социально-политических режимах: коммерческую массовую культуру и тоталитарную массовую культуру.

 

Достаточно обширный рынок художественных изделий существовал уже в крупных городах античности. Но он не мог охватить значительной части населения, жившей натуральным хозяйством, к тому же общество было слишком этнически пестрым и политеистическим для того, чтобы проникнуться едиными культурными нормами. Начало массовой коммуникации положило книгопечатание. Возник обширный рынок так называемой народной литературы - лубочных книжек с картинками. Но до XX в. даже в индустриальных обществах Запада существовало четкое деление: книжная культура образованных слоев и народно-фольклорная культура полуграмотных и неграмотных низов города и деревни. Между этими полюсами была промежуточная зона полуобразованности. Здесь и возникли первые образцы массовой культуры: бульварный роман, театр-гиньоль, балаганное зрелище. С начала XX в. возможности массовой коммуникации резко расширяются: появляется кино, затем радио и телевидение. Население все более урбанизируется, становится грамотным, исчезает замкнутое патриархальное крестьянство. Коммерческое искусство проникает в сферы, ранее для него малодоступные и запретные.

 

Мода - самый наглядный социально-психологический эквивалент рыночной конъюнктуры. Она очень сильно выражена в рыночной экономике (массовой культуре) и очень слабо - в традиционных обществах, где вызывает моральное осуждение. В первом случае социально-престижная оценка человека вполне отделена от его <натурально-Ментальность исторических эпох и периодов

 

го> существования, во втором - совмещена с его телесным бытием, иначе говоря, <дотоварное сознание> не может использовать аксиологические суждения наподобие денег - средств быстрого сведения потребительского разнообразия к универсальной и абстрактной шкале. Социальные отношения для него равноценны совместному проживанию людей, господству над физической фактурой и потенциями тела, а не вальсу престижных обозначений.

 

Противится тиражированию психологического лексикона и книжно-письменная традиция. Слишком <мелко-товарен> и <штучен> ее труд, слишком велико для нее значение оригинальной художественной характеристики. Ни один из литературных жанров не дал такого количества сугубо оценочных и несопоставимых образов, как лирическая поэзия. Здесь слова до конца не отчуждаются от породивших их состояний, а если отчуждаются, то теряют свое суггестивное воздействие. С появлением массовой культуры особое коммерческое оценивание человека становится фактом.

 

<РЫНОЧНАЯ ЛИЧНОСТЬ> - ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ТИП МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Э. Фромм описал так называемую рыночную личность, которая ведет себя подобно товару. Человек-товар предлагает свои достоинства (красоту, молодость, ум, обаяние) в обмен на социальные и психологические блага (общественное положение, престиж, дружбу, любовь). Всякий спрос подвержен конъюнктурным колебаниям, что проявляется в моде на определенный тип внешности или характера. Поэтому рыночная личность способна перестраиваться и приспосабливаться. Но наряду с гибкостью, адаптивностью, общительностью в ней живут постоянная неуверенность в себе и понимание того, что все проходит. Подобная добавка к функционально полезным, рыночным чертам характера, составляющая глубинное ядро мотивации, обусловлена садистски-мазохистскими отношениями в семье. Чередование

 

 

Психологическая история эпох и психических процессов

 

родительской ласки, агрессии и безразличия психологически готовит ребенка к волнам рыночной стихии.

 

Качества рыночной личности распадаются на положительные и отрицательные [Фромм, 1992, с. 114]:

 

_______Положительна> сторона целеустремленная______________ готовая к обмену_______________

 

_______Отрицательная сторон пользующаяся случаем________

 

ребячливая____________________________ не считающаяся с будущим или прошлым без принципов и ценностей_____________ неспособная к уединению________________ бесцельная____________________________ релятивистская________________________ сверхактивная_________________________ бестактная

 

устремленная вперед свободомыслящая общительная

 

экспериментирующая

 

любознател ьная

 

умничающая неразборчивая безразличная глуповатая_____ расточительная

 

терпимая остроумная щедрая

 

И хотя рыночная личность - это не живой человек, а социально типизированная модель поведения, наличие последней говорит, что всеобщая шкала оценивания сформировалась. В массовой культуре нет сакральных островков, исключенных из престижного оборота; президенты набирают баллы популярности как эстрадные певцы, кинозвезды, спортсмены или королевы красоты. Перед конъюнктурой коммерческой популярности все равны, и все заняты созданием имиджа.

 

Наука активно участвует в формировании культурной конъюнктуры. Тестирование, рейтинг, экспертные оценки, опросы, ранжирование популярностей и прочие измерительные процедуры внедряются в управление, просвещение, быт, политику. Психология позволяет оценивать все: восприятие, интеллект, волю, общительность, самосознание; она представляет конъюнктуры человеческих качеств, профессий, политических деятелей наподобие курса валют; она, наконец, учит оценивать самого себя

 

Ментальность исторических эпох и периодов

 

и пускать свою личность в оборот вроде товара. Массовая культура проникает в самый подвижный, конъюнктурный слой социальной мобильности. Она вводит расчет в игровое и сиюминутное. Личность массовой культуры находится между игрой и рынком. Она одержима двумя стремлениями: учитывать, обменивать, получать, т. е. извлекать пользу из имеющихся в ее распоряжении природных и социальных даров (рыночный, рациональный полюс) и представляться, получать удовольствие и одобрение от представления (гедонистически-игровой полюс). Но полюса смыкаются: что такое театр, как не обмен сплетнями, злобой дня, парад популярностей, курс престижей? И что такое рынок, как не игра цен, взлет и падение лидеров, борьба за престиж и популярность, спектакль, даваемый с помощью предметов?

 

МАССОВАЯ КУЛЬТУРА И ДОЛГАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ. Но поток рыночных и театральных аналогий придется прервать. Массовая культура способна размыть и пустить в оборот только относительно узкий слой <быстрой ментальности>. Ее иногда отождествляют с индустрией развлечений, рассчитанной преимущественно на молодежь. Массовая культура смогла создать нечто вроде планетарного содружества, и не только подростков. Она всеядна, питается художественным наследием всех народов и эпох, очень упрощая его применительно к восприятию среднего планетарного потребителя масс-медиа.

 

Это воплощение конъюнктуры в человеке и обществе не может существовать без базисной, <медленной> ментальности, без производящей стороны цивилизации. Массовая культура концентрируется в сфере досуга и потребления, она слабо влияет на традиционные верования, этику профессионального самоопределения и призвания, национальное сознание, рационалистическую дисциплину труда.

 

Ценности дома, семьи, профессии, нации слишком сильны в самой эмансипированной стране, чтобы отпустить личность в свободный полет. Освобождение от тяготения социальной среды происходит по большей части в воображении. Массовая культура выполняет две главные функции: обеспе-335

 

Психологическая история эпох и психических процессов

 

чивает круг юношеской идентификации и восполняет скудость жизненных впечатлений. Если отсечь эту личность от среды, в которой она живет, против которой бунтует или на которой паразитирует, то останется фантом, образ, мерцающий на экране телевизора.

 

Каждый может вспомнить такой кадр: герой, машущий нам и самому себе с экрана или с фотографии, живой и в то же время ушедший в прошлое, глядящий сам на себя со стороны, открытый для себя и всего света в этом раздвоении, в смотрении на себя со стороны своими и чужими глазами. Это - символ массовой культуры. В нем запечатлена тяга ее носителя к публичности своих проявлений, потребности жить через других. При постоянстве социального оце-нивания в человеке не должно остаться ничего непрояснен-ного, непроэкспертированного, от внешности до сексуального влечения. Такой идеал рентгеновской просвеченности личности и представлен на экране. Пройден огромный путь от человеческой непроясненности и полупроясненности темных и смутных веков до выведения <всей личности> на экран культуры. Наука сделала все, чтобы изучить и вычислить человека, мораль - все, чтобы избавить его от стыда перед эксгибиционизмом, техника - все, чтобы размножить его изображения во множестве ракурсов. Следовательно, появилась личность, открытая всем влияниям и взорам, не таящая в себе ни грана?

 

Разумеется, это не так. Ведь перед нами символ не единства, а раздвоения. Что созерцаем мы на экране и на кого смотрит экранный человек? Искусственное изображение олицетворяет культурную избранность и всеобщность (может быть, даже бессмертие) попавшего в кадр. Зритель - человеческую единичность со своими заботами, оставшимися за кадром. Жизнь и телефания^ рассечены. Видя себя запечатленным, со стороны, человек испытывает наивысшее торжество и предельное падение. Его культурная отмеченность не имеет отношения к его настоящей жизни. Добытый престиж тоже подвергается оценке. Эфемерность социального аукциона акцентирована стол-кадром. В изображении нет ничего, кроме изображения: перед лицом настоящей и не-проясненной жизни оно - кусочек целлулоида. Массовая культура фиксирует и предъявляет видимость существования.

 

ГЛАВА II. РАЗВИТИЕ ПСИХИКИ В ИСТОРИИ

 

Предварительные замечания

 

ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ ПСИХИКИ. Ментальность, как она понимается историками, - это человеческое измерение больших культурных и социальных образований. С этой точки зрения, невозможно рассматривать ментальность вне материальных и духовных творений человека, его общественных отношений. Исследователь такой ориентации видит прошлое в слитности человеческих устремлений и свидетельств о них, суммированная активность многих индивидов полупросвечивает через поверхность исторической массы и дает о себе знать векторностью ее хода.

 

Чтобы перейти от рисунков на поверхности исторических монолитов к человеческому двигателю истории, необходимо понимание психического устройства последнего. А психика возникла до человека и, следовательно, объединяет культуру и биологию. Весьма обособившееся от природы, человеческое общежитие должно тем не менее жить с ней в равновесии, так как у природы остается в залоге биологическое тело человека. Психика имеет экологическую функцию.

 

Человеческая история питается тем, что предоставила ей эволюция. Это значит, что фундаментальные устремления человека и его психофизиологический склад не изменились за последние 30-40 тыс. лет. Для природы - небольшой срок. До этого было 2-2,5 миллиона лет ускоряющегося движения от ископаемых приматов к человеку. Движение продолжается. От чего к чему? От биологического равновесия одной части природы с другой к возмож-337

 

Психологическая история эпох и психических процессов

 

ной катастрофической, с нашей точки зрения, замене натуральных основ нашего существования искусственными, квазиприродными?

 

Человек - ловушка для эволюции. Он составляет вид, который избавлен от необходимости анатомо-физиологической адаптации к изменениям среды, т. е., строго говоря, не эволюционирует. Последствия этого для планеты неисчислимы. Уничтожена масса видов и созданы новые, меняется климат, расползаются индустриальные территории и промышленные пустоши. Иначе говоря, из оборота живой природы изымаются целые сферы и регионы. Равновесие между жизнью и быстро разрастающейся искусственной средой Земли поддерживается через человека, но уже не только и не столько через его биологическое существо, сколько через его психику и сознание.

 

Свое промежуточное состояние в мире человек остро чувствует, даже когда упивается положением властителя Вселенной. Он в сомнении: сможет ли и дальше переделывать мир по своим меркам или мир стряхнет его как нарост на эволюции и возвратится к дочеловеческому порядку? Сомнения касаются культуры - искусственной оболочки для обезьяньего тела Homo sapiens, высшего примата по зоологической классификации: до какой степени она (культура) может распространяться вне и внутри человека, не выходит ли из-под контроля? Эти опасения превосходят групповые, национальные, государственные заботы: человек боится перестать быть человеком, утратить свою видовую определенность - ту, которая установилась в позднем палеолите.

 

В чем она состоит? Homo sapiens - природно-искусственное существо. Как вид он обязан существованием равновесию между двумя своими частями, между биологией и культурой. Здесь - сапиентный диапазон эволюции, который, по мнению некоторых философов и фантастов, сменится историей искусственных потомков человека.

 

Наука, отнюдь не чуждая тревогам за будущее, не может,- однако, безоговорочно стать на сторону экологичес-338

 

Развитие психики в истории

 

кои апокалиптики, так же как и технологического оптимизма. Она отправляется от фундаментальной раздвоенности человека и его стремления к единству, которое существует много тысячелетий. Для нее ясно, что внутри сапи-ентного диапазона, где все люди подобны по видовым признакам и потому могут понимать друг друга, поместилось много специальных способов поддержания видового гомеостаза. Эти способы исторически разнесены по эпохам. Эпоха - коллективный опыт общения биологии с культурой. Отложился этот опыт и в человеческом строении психики - главного посредника между предметным и органическим. Мир психики, отвечая на взрывы как первой, так и второй природы, обретает самостоятельность, что может стать гарантом человеческой свободы.

 

ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ВИДОВ И МЕЗОМИР ЧЕЛОВЕКА. Жизнь эволюционирует посредством дифференциации. От простейших происходят сложные существа с разделением органов и функций. От полипных колоний клеток отпочковываются самостоятельные организмы. Биологический покров Земли разбит на царства и полцарства. Животные делятся на типы, классы, отряды, семейства, роды. Роды состоят из видов, виды - из особей. Именно в отдельном живом существе, имеющем внутри-и вне-видовые связи, природа нашла прогрессивную единицу эволюции, активно самоорганизующуюся в адаптации к внешней среде, открытую и закрытую, устойчивую и подвижную. Особь соединена с миром разнообразными медиаторами (посредниками): физическими, химическими, психическими.

 

Единица человеческого общества - индивидуальность. Различия между отдельными людьми столь же велики, как и между биологическими видами. Один человек способен сделать такие открытия, внести такие изменения в жизнь себе подобных, которые у животных по силам только биологическим коллективам".

 

 

Психологическая история эпох и психических процессов

 

У человека появляются искусственные подспорья для физической и психической медиации - артефакты. Они делятся на предметы и знаки (репрезентаты). Различия между двумя классами артефактов существенны. Предметы - медиаторы физического действия, из них состоит материальная среда человека, среди предметов выделяются орудия - своего рода искусственные органы человека (экзоорганы). Искусственная среда человека гигантски расширяется, она теснит живую природу и самого человека, потому что может существовать самостоятельно.

 

Другое дело репрезентаты. Это - инструменты психики. Их существование вне человека бессмысленно. Они посредничают между миром и сознанием, а также между частями индивидуальности. Появление репрезентатов взрывает биологическую адаптацию и создает отдельного человека как целый вид. Репрезентаты лишают человека непосредственности биологического существа и разделяют в пространстве и времени. Они же позволяют личности собирать себя из кусков памяти и знаний, доставшихся от разных возрастов, людей и эпох.

 

Человек обучен находить свою суть и свое единство сам, тогда как за животное это делает природа. Человеческое единство и человеческие усилия его отыскать обозначаются словами <индивидуальность>, <личность>, <сознание>, <самость>. Я употреблю еще слово <мезомир>. Так можно обозначить среду, промежуточную между макромиром тел, предметов и микромиром молекул и атомов. Человек вхож и в макро-и в микромир. Его тело, его искусственное и природное окружение подчиняются законам ньютоновской физики; так же осуществляется тяготение социальных образований. В глубинах органики и психики правят иные законы. То, что называется <сам>, находится не в макромире. Для самости он - обрамление.

 

Философы потратили громадные усилия, чтобы описать инаковость, <вне-находимость>, <ничто> психического существования человека по отношению к любой из

 

 

Развитие психики в истории

 

физик. Для психологии мезомир размечен рядом ментальных фиксаций, от робких проблесков сознания до мощной рефлексии, но заключительный аккорд персонализа-ции не поддается переложению в правильные слова науки; ставшее единство уникально, оно - человек-вид. От него доходят свидетельства, застывшие в артефактах, которые подвержены предметной унификации.

 

Поправка к привычной формуле <человек - микро-косм> желательна, чтобы избежать обычного приравнивания человека к отпечатку чего-то: общества, внешней сферы, межличностных отношений. Подобные редукции облегчают жизнь исследователям, и в некоторых отношениях они полезны, но душа человека отсутствует в этих простых схемах. Есть еще термины <ноосфера>, <психосфера>, которые означают, что высшая психика превращается в силу, правящую на Земле. Пока, похоже, не правит, пока именно посредствует между органической средой, потребностями, общими у человека и животных (у человека со-циализированными, но при нарушении социального порядка и общественной морали - вполне зооподобными), и мало подвластными отдельному или коллективному уму порождениями Homo polificus (Человека политического) и Homo artifex (Человека искусного). Но человек надеется, что сила и свобода его сознания постоянно возрастают, что они достаточны для того, чтобы спасти человечность нашего обитания, т. е. живое равновесие культуры и природы на Земле.

 

ЧЕЛОВЕК: СУБСТАНЦИЯ ИЛИ ПУЧОК ОНТОЛОГИИ? Нетрудно заметить, что мезомир, подобно сапиен-тному диапазону, - это ниша человека в бытии, среди уровней структурной сложности, описываемых наукой. В одном случае она рассматривается во времени, а в другом - на <онтологической вертикали>, между макро-и микроявлениями. Пара <биология - культура> здесь отчасти заменена контрастом двух логик - конечных предметов и исчезающе малых частиц. Человек <подтягивает> один мир к другому. Он живет

 

Психологическая история эпох и психических процессов

 

на схождении всех составляющих бытия, в предельно насыщенном диапазоне сближения предметности, телесности, со-циальности, духа. Эффектом этого сближения является человеческая психика, прежде всего сознание.

 

Здесь мы подошли к философской дискуссии, в которую втянута и психология. Суть ее сводится к следующей дилемме. Является ли человек субстанцией, иначе говоря, обладает ли сущностью, несводимой к первоосновам его бытия (биологическим, социальным, культурным) или его можно разложить на составляющие элементы? С утвердительным ответом на первый вопрос связан персонализм, философско-психологическое течение XX в. Своеобразие человека персонализм усматривает в психическом синтезе, создающем целостное образование личности. Истоки этой позиции глубоки. Целостный человек - исходный пункт гуманитарного познания. Тем самым последнему указаны реальность, из которой развернуты все его построения, и одновременно - круг культурного общения, в котором находится автор вместе со своими персонажами, героями, собеседниками и оппонентами. Культурная ойкумена, охватывающая все народы и эпохи Homo sapiens, узнаваема: <Много есть чудес на свете - всех чудесней человек>. Построена она антропоцентрично: <...как ни изменились наши астрономические воззрения со времен Коперника, но в мире нравственном сохраняет силу геометрическая, точнее, антропоцентрическая система Птолемея>, - писал в начале века русский мыслитель С.Булга-ков [1906, с. 458]. Не отрицая глубокой архаичности птолеме-евского <Альмагеста>, следует признать актуальность его конфигураций, правда не для астрономии, а для гуманитарности.


Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 13; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!