ГЛАВА 18 Усиление влияния Безобразова.Моя отставка

 

Об усилении влияния Безобразова в поддержке его со стороны Плеве. О письме князя Мещерского к Государю, по моему настоянию, по поводу Безобразовской авантюры и ответ Государя. Предвидение мною печальной развязки на Дальнем Востоке в виду учреждения наместничества. Посещение меня Безобразовым по поводу поездки Государя на Путиловский завод. О выдаче из Государственного Банка по приказанию Государя ссуды под имение ген.-майopa Мейендорфа и о записке Завойко о необходимости передачи дворянского и крестьянского банков в ведение министерства внутренних дел. Получение от Государя записки о привозе с собой к нему управляющего Государственным банком Плеске. Последний мой доклад Государю по министерству финансов и предложение Его Величеством мне поста председателя комитета министров. Приглашение меня Императрицей Марией Федоровной на завтрак. О разговорах с Великим Князем Александром Михайловичем по поводу провокации агентов департамента полиции среди рабочих. О причинах. послуживших при единстве взглядов к моему уходу с поста министра финансов, и по продолжению гр. Ламсдорфом управления министерством иностранных дел. О вероятных причинах к назначению Плеске управляющим министерством финансов и претензии В. Н. Коковцева на занятие этого поста по моем уходе. Первоначальное согласие Государя в деле политики на Дальнем Востоке с министром иностранных дел и мною и временное удаление от влияния Безобразова. О мероприятиях в мое управление министерством финансов. О моей деятельности по развитию образования.

В 1903 г., после открытия мощей Серафима Саровского, Его Величество вернулся в Петергоф 20 июля, а 30 июля последовало неожиданно для всех министров утверждение наместничества на Дальнем Востоке и назначение на пост наместника Алексеева.

В течение 1902-1903 гг. шла интрига Безобразова и компании, и когда к этой интриге пристал Плеве, как министр внутренних дел, то Его Величество склонился на сторону этих господ, вопреки мнений, как министра иностранных дел, моего, так отчасти и военного министра генерала Куропаткина.

По мере приобретения Безобразовым и компанией все большого и большого влияния - было несколько совещаний; во всех этих совещаниях я всегда являлся самым несговорчивым из членов; всегда в самых резких и решительных выражениях я указывал, что вся эта авантюра приведет Россию и Государя к несчастью.

Его Величеству было благоугодно стараться склонить меня, если не к противоположному, то по крайней мере, к тому, чтобы мои возражения не были столь решительны, а часто и резки, - в последнем - я признаю себя виновным, ибо нахожу, что в присутствии Государя его верноподданные должны уметь себя сдерживать. Но это ласковое внимание Его Величества не могло поколебать меня в моих убеждениях и я продолжал настаивать на своем мнении.

Еще ранее, перед 6-м маем 1903 года, когда я увидел, что Его Величество все более и более склоняется к опасному мнению 215 Безобразова и компании, и так как в то время на Государя имел некоторое влияние князь Мещерский, то я как то раз специально поехал к князю Мещерскому для того, чтобы понудить его написать Государю Императору об опасности принимаемого им курса.

Должен отдать справедливость князю Мещерскому: он всё мои доводы вполне понял и разделил; тогда же он написал Государю Императору, на что получил от Его Величества ответную записку, весьма характерную, по содержанию и обращению, показывающую на крайнюю интимность, которая в то время существовала между князем Мещерским и Его Величеством.

В этой записке Государь высказался против предупреждений князя Мещерского и в конце добавил: "6-го мая увидят, какого мнения по этому предмету я держусь".

Получив эту записку, я помню, князь Мещерский приехал ко мне и все недоумевал: что такое произойдет 6-го мая?

Я ему сказал, что решительно никакого понятия об этом не имею.

6-го мая Безобразов быль сделан статс-секретарем Его Величества, что являлось событием, при положении Безобразова, крайне исключительным и знаменательным.

А сотрудник Безобразова генерал Вогак, опять таки в совершенно исключительном порядке, быль сделан генералом свиты Его Величества.

Об учреждении наместничества на Дальнем Востоке и о назначении Алексеева - я, граф Ламсдорф и министры (за исключением, конечно, Плеве) узнали утром, читая газеты.

Для меня было ясно, из хода всех предыдущих отношений моих и Безобразова к Алексееву, что Алексеев, увидев, что сила на сторон Безобразова, в конце концов склонился перед ним и поступил к нему в услужение, вследствие чего он из начальника Квантунской области и был возведен в наместники.

Со дня утверждения наместничества, я уже считал дело Дальнего Востока проигранным и был уверен, что все это поведет к войне, а потому поставил на этом деле крест.

В начале августа Его Величество ездил на несколько дней в Псков на маневры. Перед отъездом на маневры, ко мне неожиданно 216 зашел Безобразов (в виду моих отношений с Безобразовым, - я за все время виделся с ним раза 2-4, не более). В последний раз он пришел ко мне, - не знаю, по своей ли инициативе, или по инициативе свыше - опять попробовать: не может ли он склонить меня на примирение с новым курсом политики.

Он сказал мне, что Государь Император такого то числа поедет на Путиловский завод, для того, чтобы осмотреть миноноски, которые там делают. Безобразов сказал, что советует мне приехать в такой то час к заводу для того, чтобы встретить Государя.

Нужно сказать, что Путиловский завод находился, в сущности говоря, под управлением Государственного банка; вследствие несостоятельности Путиловского завода Государственный банк должен был взять его в администрацию.

Одним из директоров завода был Альберт, который в последние годы, помимо министра финансов, по представлению той же партии Безобразова, был сделан коммерции советником. Этот Альберт, по происхождению из евреев, поступил также в услужение Безобразова и компании, что, однако, не помешало Альберту, когда он как то раз был у меня, издеваться над сумасбродством Безобразова и его компании. На мое замечание, каким же образом он находится в этой компании, - Альберт мне ответил: "Рыба идет туда, где вода глубже".

Безобразову я ответил, что считаю себя обязанным встречать Его Величество везде, где Его Величеству угодно, но поеду лишь тогда, когда получу официальное уведомление от подлежащих лиц, что Государю Императору угодно посетить Путиловский завод, а сам по себе, по собственной инициативе или по указке его, Безобразова, - не поеду.

Его Величество, как оказалось, в точности согласно с тем, как говорил Безобразов, действительно был на Путиловском заводе, где его, между прочим, встретил Управляющий Государственным банком Плеске.

Другой характерный пример того отношения Его Величества ко мне, которое создалось благодаря разнообразным причинам, в особенности, моей несговорчивости по вопросу о политике на Дальнем Востоке, произошел, приблизительно в то же время. Тогда начальником конвоя свиты Его Величества был генерал-майор Мейендорф, 217 очень милый, хороший человек, но в высшей степени пустой и бессодержательный.

Он женат на княжне Васильчиковой, женщине содержательной, в том смысле, что она понимает свои интересы и материальные расчеты.

В это время в Петербурге появился некий Завойко. Как я узнал впоследствии, Завойко этот, желая получить значительные ссуды из дворянского или крестьянского банка, которые ему не были выданы, подал особую записку по поводу этих банков, которая в результате сводилась к тому, что высшее управление этими банками следует передать из министерства финансов в министерство внутренних дел.

Записка эта была внушена ему и составлена Плеве; передана же она была Его Величеству через генерала Мейендорфа. Мейендорф сделал это для того, чтобы угодить Завойко, который предлагал барону Мейендорфу купить имение в Западном крае за очень дешевую цену, что, - по мнению Завойко, - должно было послужить к значительному обогащению Мейендорфа.

Нужно сказать, что ни барон Мейендорф, ни его супруга, урожденная Васильчикова, личного состояния не имели, а если и имели, то крайне ограниченное. Поэтому супруга Мейендорфа искала каких-нибудь афер для мужа, которые могли бы воссоздать их материальное благосостояние.

Для покупки имения, о котором я только что упоминал, кроме дворянских ссуд, была еще необходима выдача 250 тыс. рублей.

В июле месяце ко мне вдруг явился генерал свиты Его Величества барон Мейендорф и заявил, что он приехал ко мне от Государя Императора с повелением, чтобы ему была выдана ссуда из Государственного банка в 250 тыс. рублей.

Я сказал генералу Мейендорфу, что мне Высочайшее повеление могут передавать или статс-секретарь Его Величества или генерал-адъютант, и так как он ни то и ни другое, а кроме того дело, которое он мне передает, лично и непосредственно его, Мейендорфа, касается, то я, конечно, никакого Высочайшего распоряжения исполнить не могу, доколе не получу от Государя приказа.

Через несколько дней я получил от Его Императорского Величества записку о выдаче ссуды. Хотя выдача этой ссуды совершенно не соответствовала Уставу Государственного банка, тем не менее, в виду резолюции Его Величества, конечно, она была немедленно выдана, но инцидент этот, как мне впоследствии сделалось известно, 218 - послужил к тому, что Государю и Государынь Императрице сказали: что, вот, мол, министр финансов Витте дошел до того, что не желает слушаться Государя Императора.

В начале августа, в четверг перед 16-м числом, вечером, я получил от Государя Императора записку, в которой Его Величеству угодно было мне приказать: когда я приеду завтра, в пятницу, к Государю с всеподданнейшим докладом в Петергоф, то чтобы привез с собою и управляющего Государственным банком Плеске.

Я, признаться, недоумевал: почему именно Государю Императору угодно, чтобы я привез ему Плеске. Но, с другой стороны, у меня было убеждение, что при данном положении вещей я остаться министром финансов не могу, так как в противном случае приму на себя ответственность за все те последствия, которые произойдут в случае японской войны. Я отлично понимал, что если другие министры могли иметь оправдание, что, мол, так Государю Императору было благоугодно, то я этого оправдания в общественном мнении не получу, ибо Россия уже достаточно хорошо знала и мой характер, и мою решительность, и мою твердость, и никто не поверил бы, что я, с своей стороны, сделал все, чтобы не было войны и что, только склонившись перед необходимостью, остался на своем посту. Но тем не менее, мне казалось, что если Его Величеству и угодно будет кого-нибудь назначить, то это будет сделано обыкновенным порядком; что Его Величеству благоугодно будет меня вызвать и об этом мне сказать. И я вполне понимал это желание Государя Императора, ибо, очевидно, если Государь решил вести политику совершенно обратную моим убеждениям, то я, оставаясь на посту влиятельного министра, - министра, который имел такое большое значение в делах Дальнего Востока, - буду всегда служить препятствием к введению нового курса, и какое бы ни было решение, то или другое - но самое худшее из них - это двойственность.

Итак, я все таки не мог понять: для чего Его Величеству угодно было, чтобы я привез к нему Плеске? Мне представлялось, что, если Его Величеству угодно будет назначить вместо меня другого министра - то почему Государь остановился именно на Плеске, которого он совершенно не знал и видел его, вне официальных приемов, только на Путиловском заводе. 219 Я дал знать Плеске, чтобы он утром приехал ко мне на Елагин остров, а оттуда мы отправились на пароходе пограничной стражи, который обыкновенно меня возил в Петергоф.

Плеске спрашивал меня дорогою: для чего он вызван? Я не мог ответить ему определенно, а только высказывал догадки, что, может быть, Государю Императору угодно его назначить на какой-нибудь пост.

Затем, приехав в Петергоф, я вместе с Плеске в карете поехали к Его Величеству. Плеске остался в приемной комнате, а я пошел к Государю в кабинет.

Государь очень милостиво меня встретил. Как всегда, доклад мой продолжался около часа. Во время доклада я сообщал Его Величеству мои различные предположения относительно будущего и просил разрешения Государя, когда он уедет за границу, поехать по обыкновению по России, во все те губернии, где я еще не был и где была открыта питейная монополия.

Его Величество это одобрил, сказав, что я хорошо делаю, что сам лично осматриваю учреждение этого весьма важного дела.

Когда я уже встал, чтобы проститься с Его Величеством, Государь Император, видимо несколько стесненный, сконфуженный, обратился ко мне с вопросом: привез ли я Плеске? Я сказал, что привез. Тогда Государь спросил меня: "Какого вы мнения о Плеске?" Я ответил, что самого прекрасного.

И действительно, я почитал и почитаю Плеске, как человека в высокой степени порядочного, прекрасного, имевшего значительную практику и сведения в некоторых отраслях финансового управления. Он все время был одним из моих ближайших сотрудников. После такой, сделанной мною, рекомендации Плеске, Государь Император сказал мне:

- Сергей Юльевич, я вас прошу принять пост председателя Комитета министров, а на пост министра финансов я хочу назначить Плеске.

Меня это неожиданное решение, - неожиданное, главным образом, по своей форме, - весьма удивило. Его Величество, заметив, вероятно, что я выразил на своем лице удивление, сказал мне: - Что, Сергей Юльевич, разве вы недовольны этим назначением. Ведь место председателя комитета министров это есть самое высшее место, которое только существует в Империи. 220 На это я сказал Государю, что если это назначение не выражает собою признака неблаговоления ко мне Его Величества, то я, конечно, буду очень рад этому назначению, но я не думаю, чтобы на этом месте я мог быть полезным, сколько я мог бы быть полезным на месте более деятельном.

Затем, простившись с Его Величеством, я ушел из кабинета и согласно повелению Государя сказал Плеске, чтобы он пошел к Императору.

Вероятно, Императрица Мария Феодоровна знала о том, что должно было произойти, а потому пригласила меня к себе завтракать.

Из дворца Государя Императора я поехал к Императрице. Императрица была ко мне в высокой степени милостива и любезна.

Мой уход с должности министра финансов с высшим назначением на бездеятельное положение председателя комитета министров, как я говорил, объясняется почти исключительно моим несогласием с той политикой относительно Дальнего Востока, которая привела нас к Японской войне.

Естественно, рождается вопрос: почему же остался на своем посту граф Ламсдорф, который с тех пор, как он, после смерти графа Муравьева, был назначен министром иностранных дел, все время поддерживал одинаковые со мной взгляды.

Произошло это, с одной стороны, от разности характеров - моего и графа Ламсдорфа, - а с другой стороны, от разности внешних приемов действий.

По этому предмету, один из деятелей того времени, стоявший близко ко двору, представил положение дела в форме следующего рассказа.

Он говорил: - Представьте себе отца семейства, который имеет сына и дочь, и представьте себе, что этот отец семейства делает нечто такое, что, по мнению его детей, гибельно для самого отца семейства. Положим, например, что этот отец семейства, уже в пожилых летах, хочет развестись со своей женой и жениться на молодой девушке; дети уговаривают его этого не делать, но способы отговоров сына и дочери совершенно различны.

Сын приходит к отцу и говорит: "Отец, не делай этого; ведь если ты это сделаешь, ты повредишь себе, повредишь всем твоим родичам и потеряешь престиж". И говорит это в такой 221 резкой форме, что, наконец, отец выходит из себя и, после многих предостережений сыну, чтобы он перестал говорить с ним на эту щекотливую тему, говорить ему: "Уходи вон", - и удаляет сына из дома.

А затем приходить тихая и скромная дочка и говорить тоже самое, но в другом тоне: "Милый папа, я тебе советую этого не делать. Ты знаешь, как я тебя люблю. Ты себе повредишь и потому, ради того, что я тебя так люблю и боюсь, что ты навредишь себе - я умоляю тебя, пожалуйста, не делай этого".

В таком случае отец семейства треплет свою дочку по щечке и говорит: "Ах ты милая, моя душечка, иди погуляй немножко, а вечером я поеду с тобой в театр".

Вот аналогичный отношения были у Его Величества ко мне и графу Ламсдорфу. Точно также и способ разговора моего и графа Ламсдорфа уподобляется разговору неугомонного сына и скромной дочки.

Когда я ушел с поста министра финансов, то товарищ графа Ламсдорфа, князь Валериан Сергеевич Оболенский, и другие его сослуживцы очень ему советовали подать прошение об отставке, но граф Ламсдорф их совету не последовал.

Граф Ламсдорф имел по этому предмету совершенно откровенный разговор со мною; он сказал мне: одно из двух - или наш Государь Самодержавный, или не Самодержавный. Я его считаю Самодержавным, а потому полагаю, что моя обязанность заключается в том, чтобы сказать Государю, что я о каждом предмете думаю, а затем, когда Государь решит - я должен безусловно подчиниться и стараться, чтобы решение Государя было выполнено.

С известной точки зрения нельзя отвергать логичности такого рассуждения, хотя для такого образа действий, нужно иметь крайне эластичное "я", чем, к сожалению, я не отличаюсь.

Почему Государь Император остановился на назначении вместо меня министром финансов Плеске, - я не знаю, но думаю, - вероятно, потому, что он был рекомендован Его Величеству, между прочим, Безобразовым и компанией, а Безобразов и компания полагали, что Плеске, как человек мягкий и не укрепившийся еще на своем посту, будет им очень сподручен; впрочем, кажется, в этом отношении они несколько ошиблись, потому что Плеске был человек весьма 222 принципиальный, весьма нравственно чистый, вследствие чего он не шел на различные компромиссы с Безобразовым и компанией.

В этом отношении Безобразов лучше бы сделал, если бы рекомендовал Государю Владимира Николаевича Коковцева, который, вследствие своей натуры, легче плавает по различным течениям, нежели мог плавать Плеске; хотя, с другой стороны, Коковцев все таки является лицом гораздо более характерным, нежели Плеске.

Во время этого назначения Коковцев был в Париже и, как я потом узнал, был очень огорчен этим назначением, так как он считал, что имеет гораздо больше права на место министра финансов, нежели Плеске, что несомненно верно.

Я обязан по долгу совести сказать, что пока министры в отношении политики, которой необходимо держаться в Корее после захвата Квантунского полуострова, были в единогласии, - Его Императорское Величество, несмотря на влияние и графа Воронцова-Дашкова и Великого Князя Александра Михайловича, и Безобразова, - который, по-видимому, особенно нравился Его Величеству, - все таки в конце-концов, склонялся к поддержанию мнения своих ответственных министров и лишь тогда начал склоняться ко мнению Безобразова и компании, а равно и генерал-адъютанта адмирала Алексеева, когда явился на сцену министр внутренних дел Плеве, который явно встал на сторону сказанной авантюры Безобразова.

Конечно, сделал это Плеве для того, чтобы избавиться от нежелательных для него министров финансов и иностранных дел. И так как министр внутренних дел по своему положению имеет различные средства для влияния на Его Величество, которых другие министры не имеют, то он и передвинул весы на сторону Безобразова.

Таким образом, долгом моей совести считаю отметить, что Его Величество, после некоторых колебаний по различным частным случаям, в конце концов, все таки становился на сторону своих ответственных министров и лишь тогда, когда появился на сцену злополучный во всех отношениях министр Плеве, который стал на сторону авантюристов, - во главе которых был Безобразов, - и поощрял это направление, Его Величество склонился на сторону мнения 223 статс-секретаря Безобразова и министра внутренних дел Вячеслава Константиновича Плеве.

За год до этого времени вопрос о том: какого направления держаться, держаться ли направления, представителем которого был я, или держаться направления Безобразова - был резко поднят.

Как мне впоследствии сделалось известным от дворцового коменданта, генерал-адъютанта Гессе, Его Величество колебался как ему поступить: избавиться ли ему от меня, - так как Государь знал, что я от своих мнений и убеждений не отступлю, а, следовательно, буду делать всякие препятствия тому направлению, которого держался Безобразов, - или же избавиться от Безобразова?

И, несмотря на то, что Безобразов был Государю весьма симпатичен, а я по многим соображениям уже сделался Государю не вполне приятным - Его Величество все таки решил держаться моей политики, так как эту политику поддерживает и министр иностранных дел, - и избавиться от Безобразова.

Вследствие этого Безобразов должен был тогда уехать в Женеву к своей жене.

И только через год, когда я уехал на Дальний Восток, а Государь был в Ялте, Великий Князь Александр Михайлович опять выудил из Женевы Безобразова и только тогда Безобразов вошел опять в силу и, будучи поддержан Плеве, довел дело до катастрофы.

Я это рассказываю в самых общих и не полных чертах. Потомство, которое, может быть, прочтет настоящую мою стенографическую запись, когда меня не будет в живых, найдет по этому предмету в моем архиве самые обстоятельные, фактические, подробные и вполне разработанные данные.

Во время моего министерства финансов наш бюджет окончательно укрепился и не только в течение всего времени моего управления не было дефицита, но напротив того, всегда был значительный излишек доходов над расходами, что дало мне возможность всегда держать свободную наличность государственного казначейства в значительных размерах, доходивших до нескольких сот миллионов рублей.

Должен сказать, что Его Величество в отношении поддержания равновесия бюджета оказывал мне полное доверие и только при таком, 224 со стороны Государя, отношении я мог довести наш бюджет до такой прочности.

Вопрос о том, что я держал значительную свободную наличность, служил предметом постоянной критики; многие, в особенности газеты, находили, что это неправильная система и что лучше эту свободную наличность употреблять на производительные цели; говорили, что нигде такой системы накопления наличности не существует, причем ссылались, обыкновенно, на страны с вполне благоустроенными финансами - на Францию, Англию и даже Германию.

Я эти мнения никогда не разделял и нахожу, конечно, и теперь, что Российская Империя имеет такие особенности, что держать свободную наличность в несколько сот миллионов рублей не только всегда полезно, но часто и необходимо.

Те лица, которые критикуют эту систему, не принимают во внимание следующих обстоятельств, а именно, что, с одной стороны, Россия - страна исключительной иностранной задолженности; ни Англия, ни Франция, ни Германия в этом отношении несравнимы с Россией; это есть одна из слабейших сторон русской государственной жизни. И раз страна имеет столь громадную задолженность за границей - необходимо держать такой резерв, который, при неблагоприятных обстоятельствах, мог бы остановить паническое движение русских фондов, находящихся за границей и в России, а, следовательно, и падение русских фондов.

С другой стороны, Poccия, к несчастью, до настоящего времени, представляет собою такую страну, которая в смысл земледельческом живет при самой низкой культуре. Главный фактор - ее урожай - заключается в стихиях, один или два дождя, которые упадут во время, могут дать прекрасные урожаи и несколько недель бездождия во время сильной жары - уничтожают все хлебные посевы и производят полнейший неурожай.

Когда главный источник богатства страны - земледелие, - находится в зависимости от стихии, является необходимым всегда иметь в резерве значительные суммы на случай неурожаев и опять таки в этом отношении нельзя сравнивать Россию с Германией, Англии, Франции и прочими культурными странами.

Наконец, я всегда старался держать значительную свободную наличность и потому, что я все время со вступления на престол Императора Николая II чувствовал, что в ближайшее время должна вообще, в том или другом месте, разыграться кровавая драма. 225 Это происходило от стечения двух обстоятельств: с одной стороны, явились многие лица и преимущественно военные, - среди них первую роль играл Алексей Николаевич Куропаткин, - которые толкали Его Величество на создание таких международных отношений, которые могли получить разрешение посредством войны.

При таком настроении военных советчиков Государя было бы очень удивительно, если бы молодой Император, с темпераментом, если не воинственным, то, во всяком случае, не спокойным и не миролюбивым - не поддался искушению, - особливо, когда лица, которые входили в его доверие, уверяли, что те затеи, которые они проповедывали, не повлекут к войне, ибо, в конце концов, будто бы все должны преклониться перед желаниями русского Императора.

В действительности, вследствие моей системы накопления наличности, когда я ушел, я оставил свободную наличность, приблизительно в 380 милл. рублей, которая и дала возможность Российской Империи, когда началась японская война, жить несколько месяцев без займа; эта наличность дала возможность сделать заем более спокойно и на более выгодных условиях, нежели это имело бы место, если бы видели, что Россия так нуждается в деньгах для ведения войны, что должна во что бы то ни стало экстренно, немедленно, сделать большой заем.

В течение моего управления министерством финансов я совершил громаднейшие конверсии русских займов, т. е. переход с займов с более высокими процентами на займы с меньшими процентами; кроме этих громадных финансовых операций, я совершил и несколько прямых займов, исключительно на нужды строительства железных дорог и увеличения золотого фонда при введении денежной реформы.

В этом отношении я также всегда встречал полнейшую поддержку и полнейшее доверие Его Величества.

(дополнение; ldn-knigi:

http://www.pr.kg/articles/n0135/13-kiss.htm)

Инвестиционный бум в России обычно заканчивается скандалом

Французский поцелуй

"Наше правительство никогда не привлекало иностранцев участвовать в финансировании российской промышленности, оно им лишь дозволяло это делать". С. Витте, 1899 год

Европейские инвесторы впервые поверили в Россию в начале 80-х годов XIX века. До этого времени иностранный капитал попадал в российскую экономику лишь в форме межгосударственных займов, начиная же с 1880 года прямые частные инвестиции потоком устремились в акционерный капитал российских предприятий. Причиной тому послужил не только процесс стабилизации российской экономики, но и некая полулегальная схема влияния на русский минфин, разработанная группой французских финансистов. За 20 лет Россия смогла привлечь в промышленность иностранных инвестиций более чем на 1,5 млрд. руб., в итоге к началу XX века иностранцам принадлежало 55% акционерного капитала российских компаний. В нефтедобывающей промышленности иностранцам принадлежало более 60% капитала, в текстильной - более 40%, а в металлургии - около 70%. Деньги, вложенные в русские акции, приносили невиданные по европейским меркам дивиденды - до 70% годовых, но при этом иностранцам было трудно понять, в какие именно российские компании нужно инвестировать деньги.

Французское эхо Шипки

Поток инвестиций своим происхождением обязан русско-турецкому конфликту 1878 года: Россия бросила войска на помощь братьям-славянам - православным народам Балкан, терроризируемым Османской империей. Поскольку европейские союзники Османской Турции - Пруссия и Великобритания одновременно являлись крупнейшими держателями русских государственных обязательств, "гуманитарная акция" едва не обернулась для России крахом всей национальной экономики. Прусский банковский дом Блейхредеров и британские Ротшильды - главные кредиторы России - напомнили о скорых сроках погашения принадлежащих им железнодорожных займов на сумму более 200 млн. руб.

Эти ценные бумаги выпускались для финансирования программы строительства первых железных дорог в Российской империи, и к концу 1870-х годов они являлись самыми дорогими кредитными обязательствами в мире. Российский минфин вел переговоры с Блейхредерами и Ротшильдами о реструктуризации этих долгов. Соглашение было уже достигнуто, но политический конфликт спутал карты.

Россия оказалась отрезана от традиционных рынков капитала: правительства Пруссии и Великобритании запретили размещение новых русских ценных бумаг на национальных биржах. В Петербурге вспыхнула фондовая паника, похоронившая несколько сотен молодых российских предприятий.

На помощь стране, жившей в ожидании дефолта, пришло правительство Французской республики, также находившейся в конфронтации с Пруссией и Британией по турецкому вопросу. Кредитная канцелярия министерства финансов Франции выразила готовность принять на себя проведение реструктуризации российского внешнего долга, а парижская биржа "голосовала франком" за русские ценные бумаги. Крупнейшие кредитные общества Credit Foncier и Societe Generale, финансовый пул Ноэля Бардака и банковский дом местных Ротшильдов объединились в синдикат, цель которого была сформулирована следующим образом: "перенести весь оборот русских ценных бумаг с лондонской и берлинской бирж во Францию". В 1880-х годах эта группа помогла российскому минфину разместить на парижской бирже займов на сумму более 8 млрд. руб., за счет которых были покрыты обязательства России перед британскими и немецкими кредиторами.

Сотрудничество Франции и России вскоре вышло за пределы финансовой сферы и к середине 1880-х годов приобрело черты политического союзничества. Во франко-русском союзном договоре впервые был провозглашен принцип государственного покровительства для частных инвесторов из дружественного государства. Расстановка сил в союзе не вызывала никаких сомнений: бедная капиталами Российская империя превращалась в получателя частных инвестиций из Франции, где денежное предложение в тот момент сильно превышало спрос.

Правительство Российской империи в качестве ответного жеста открыло перед французами все двери российской экономики. Благожелательное отношение российского правительства к французским капиталам означало на практике упрощение правил регистрации, процедуры покупки недвижимости. Российские государственные оборонные заказы потекли на дружественные французские предприятия. Франция немедленно заняла лидирующие позиции в российской промышленности: уже в первые годы франко-русского союза в создание новых промышленных предприятий было инвестировано почти 200 млн. руб. К 1917 году эта цифра превысила порог 700 млн. Приоритетными отраслями стали горная промышленность, металлургия и машиностроение. Новые предприятия полностью окупались за 2-2,5 года и начинали приносить французским акционерам прибыль порядка 35-40% в год.

[Image001]

Русская угроза

Министр финансов Иван Вышнеградский в 1889 году подписал со своим французским коллегой Жозефом Кайо предварительное соглашение о размещении на парижской бирже нового пакета российских государственных кредитных облигаций на 125 млн. руб. под 2% годовых. Подготовка выпуска заняла около года, в течение которого и во Франции, и в России произошли серьезные перемены.

Вышнеградского, перенесшего сердечный приступ, на посту министра финансов сменил Сергей Витте, который тогда был еще убежденным славянофилом и сторонником самостоятельной российской экономики. "Развитие отечественного капитализма с привлечением западных кредитов и по западноевропейскому образцу привела бы к болезненной ломке традиционного уклада жизни",утверждал он в тот период.

Во Франции отношение к русским ценным бумагам также подверглось ревизии, на закрытом заседании французского правительства директор кредитной канцелярии министерства Шарль Делатур сделал доклад, где доказывалось, что введение на французский рынок новых русских облигаций создает угрозу для национальной экономики. Месье Делатур подсчитал, что, "по прогнозам, составленным с учетом намерений русского министерства финансов по выводу на парижскую биржу новых заемных бумаг, к концу столетия сумма русских заимствований во Франции превысит 10 млрд. руб. Постоянный французский государственный долг при этом составляет эквивалент 22 млрд. руб. Французские держатели уже сейчас склоняются к тому, чтобы заменить французскую ренту на более выгодные русские бумаги.

Быстрое высвобождение вкладчиками национальных госзаймов грозит серьезным кризисом и делает совершенно невозможными новые заимствования на внутреннем рынке". Делатур считал возможным удовлетворить требования русского правительства только в том случае, если это было необходимо сделать по "соображениям политическим", и предложил дать послу в Петербурге Франсуа Монтебелло инструкцию "впредь не очень-то соглашаться с проектами русского минфина".

Грехопадение Витте

Витте, разместив на парижской бирже заем, доставшийся ему по наследству от Вышнеградского, с удивлением обнаружил, что облигации не пользуются спросом. Когда цена составила 50% от номинала, он связался с Ноэлем Бардаком и попросил во имя дружбы Франции и России поддержать цену бумаг, однако в ответ получил предложение сыграть за счет русской казны на повышение турецких гособлигаций, которыми в тот момент, не афишируя этого, занимался "синдикат франко-русской дружбы". По результатам операций с турецкими фондами финансист и его партнеры соглашались вложить некоторую сумму в русские займы.

По поручению Витте агент российского министерства финансов в Париже Александр Рафалович съездил в Лондон, чтобы уговорить британских Ротшильдов выкупить русские облигации. В качестве платы англичанам предлагались льготные инвестиционные программы в России, доходность которых обещала превысить 70% годовых. Предположительно речь шла об эксклюзивном праве на разработку бакинских нефтяных месторождений. Однако Ротшильд попросил передать Витте, что "в Англии экономические интересы никогда не возьмут верх над политическими. Мы будем открыты для переговоров лишь в том случае, если Россия даст официальное согласие на разграничение сфер влияния с Великобританией в Китае и Турции".

Попытка привлечь к скупке русских фондов американских инвесторов также закончилась неудачей.

Назревал скандал, который грозил России полной утратой кредитоспособности. Русские агенты носились по всему миру, пытаясь пристроить заём, но в конечном счете минфину пришлось самому выкупать его на бирже. Представитель Credit Foncier предложил Витте следующую схему: кредитное общество может вступить с русскими в мнимую сделку, принять на хранение ценные бумаги, а затем тайно отправить их в Петербург. За это министр финансов посодействует Волжскому пароходству, в котором Credit Foncier имеет интересы, получить ссуду госбанка. Витте пришлось согласиться на эти условия, но очевидно, что Credit Foncier не удержало сделку в тайне. С тех пор практически каждый новый выпуск русских облигаций во Франции предварялся соглашением о финансовой поддержке российским государственным банком того или иного российского предприятия, выплачивающего дивиденды французским пайщикам.

Керченский скандал

Подобные схемы, ставшие нормой в отношениях Витте и парижской биржи, привели к появлению в России "особых" французских предприятий, которые процветали и выплачивали огромные дивиденды благодаря государственному покровительству. Довольно типична для того времени история успешной деятельности Общества Брянского завода, которое было основано в начале 1880-х на средства Societe Generale и группы французских вкладчиков, среди которых, как считалось, присутствовали несколько членов французского кабинета министров.

Брянский завод к началу 1890-х годов являлся лидером российского рельсопроката и металлообработки. Чистая прибыль общества достигала 4 млн. руб. в год, акционеры получали до 38% прибыли на капитал. В 1894 году Общество брянского завода получило от государственного банка кредит в размере 12 млн. руб. под залог облигаций для покупки Керченского железного рудника и постройки металлургического комбината. Керченское предприятие было оформлено как отдельное акционерное общество еще до того, как началось его строительство. Половина акций керченского предприятия была продана мелким французским вкладчикам, а половина перешла в собственность Брянского общества. Довольно скоро обнаружилось, что достроить керченский комбинат невозможно, поскольку практически весь 12-миллионный кредит был истрачен на повышение дивиденда для акционеров Брянского общества.

Деньги ушли во Францию, строительство остановилось, и новый комбинат приступил к выпуску единственной возможной в его положении продукции корпоративных облигаций. Брянское общество, насколько позволяло законодательство, переводило на "мертворожденную дочку" собственные долги, но главной проблемой оставался 12-миллионный долг госбанку, который необходимо было погасить к 1899 году.

В 1888 году Брянский завод обратился в канцелярию государственного банка с предложением принять в счет погашения кредита керченские облигации.

Директор госбанка Борис Малешевский рассмотрел этот проект и поставил окончательную резолюцию: "Отказать. Операция невыгодна и крайне сомнительна с точки зрения законности".

Однако французские инвесторы вовсе не собирались мириться с перспективой лишиться дивидендов на несколько лет вперед. Бомбардировка госбанка запросами из Брянска не прекращалась. Наконец в 1899 году обсуждение "керченского дела" вышло на уровень министров финансов. Посол Франции в Петербурге передал Витте телеграмму от Кайо, в которой положительная резолюция Малешевского на проект обмена облигаций объявлялась важнейшим условием размещения нового займа на парижской бирже. Россия предлагала французским рантье 3% обязательства Дворянского банка на общую сумму в 2 млрд. франков. От успешного размещения бумаг зависела судьба золотого обеспечения рубля, за счет этих средств русский минфин планировал гасить старые и уже просроченные международные обязательства. Отказать Кайо и стоявшему за ним Societe Generale было невозможно.

Тем не менее Витте, взбешенный императивным тоном телеграммы, ответил крайне резко: "Наш Государственный банк, так же как и французский, действует на основании собственного устава. Как французский министр финансов не может давать указания, противоречащие уставу банка, точно так же я не могу давать приказания банку о выдаче ссуд, которые, по мнению совета банка, противны его интересам... Если Керченское общество действительно может представить все необходимые гарантии, то ему нетрудно получить ссуду во Франции, так как общеизвестно, что Брянск и Керчь всегда были финансируемы французами, и ваши акционеры более других заинтересованы в процветании сих предприятий".

"Чтобы доставить удовольствие"

Выпустив пар, Витте приказал созвать экстренное совещание совета госбанка, в ходе которого сделал следующее заявление: "Сильное падение курса акций Брянского общества произведет удручающее впечатление на французском денежном рынке. Оно также подорвет доверие к прочим русским ценным бумагам и поставит в неловкое положение французское правительство, поощрявшее инвесторов покупать русские займы и бумаги русских предприятий". Малешевский ответил, что "банк уже не в первый раз вынужден идти на подобные сделки, грозящие ему крупными потерями, но мнение представителей министерства, безусловно, будет решающим". Витте утвердил решение совета государственного банка и немедленно дал язвительную телеграмму в Париж: "Вы отлично понимаете, Кайо, что подобное решение с моей стороны не сообразуется со здоровыми принципами предпринимательства. Я решился сделать это исключительно ради того, чтобы доставить удовольствие вам, мой дорогой коллега, и всем близким друзьям членов французского правительства".

С 1900 по 1902 год Брянское общество восемь раз обращалось в государственный банк с просьбами о предоставлении кредитов и каждый раз получало поддержку. В 1902 году Societe Generale выкупило у госбанка обязательства Брянского общества номинальной стоимостью 10,8 млн. руб. за 3,6 млн. руб.

Попустительство подобным схемам вызывало резкую критику деятельности Витте на посту министра финансов, а затем премьер-министра. С 1898 года регулярно собиралась особая комиссия во главе с императором Николаем II, на которой обсуждались возможности ограничения свободы частной инициативы иностранных инвесторов России.

Трудно сказать, для какой из сторон франко-русского союза схемы кредитного и инвестиционного сотрудничества оказались более губительными. В начале ХХ века во Франции разразился кризис государственного долга: русские займы не встречали на своем пути никаких препятствий благодаря личной заинтересованности Жозефа Кайо в процветании отдельных российских предприятий. В результате новый президент Франции Клемансо начал свое правление с того, что освободил министра финансов от должности, а также лишил его всех почетных званий и орденов.

Павел Жаворонков)

В мое управление министерством финансов в значительной степени развилась наша железнодорожная сеть. После восточной войны с Турцией, в конце 70-х годов, сооружение железных дорог было временно приостановлено и только в мое министерство я опять начал быстро строить и развивать сеть железных дорог.

В то время и эта мера подвергалась критике; уверяли, что я иду очень быстро. Ну, а теперь этих нареканий не слышно, так как все 226 поняли, что эти вновь сооруженные железные дороги принесли и приносят государству значительную пользу, так что в последние годы начали опять довольно энергично строить еще новые дороги.

(дополнение; ldn-knigi: http://www.stolica-s.com/rezepov/02-05-08.htm

Взятка для "министра Вити"

В двадцать пятом выпуске: открытие публичной библиотеки; события вокруг железной дороги; взятки для "министра Вити"; игра в карты на 7 километров;

первые лампочки в Саранске освещают склады с мылом.

Перед исторической ошибкой

Тот факт, что магистральная железная дорога прошла не через Саранск, отбросил наш город на сто лет назад. Саранск хоть и числился вторым по величине городом Пензенской губернии, но рос медленно, строительство путей затянулось, а крупных промышленных предприятий не было. Расположение города на плодородных землях, ежегодные крупные ярмарки создавали нынешней столице Мордовии предпосылки стать экономическим и культурным центром северной части Пензенской и близлежащих районов Симбирской и Новгородской губерний.

Появись тогда у нас железная дорога - глядишь, центром Поволжья был бы сегодня не Нижний Новгород, а Саранск.

Тем не менее регулярное железнодорожное сообщение в районе Саранска появилось позже, чем во всем Поволжье, да и предшествовали этому драматические события.

Все на борьбу с огненным дьяволом!

По первоначальному плану рельсы в мордовском крае должны были пройти по территории плодородных земель ромодановских помещиков. Те, естественно, возражали. Население Саранска было в ужасе, узнав, что через их город пройдет железная дорога. Отношение к ней в то время было неоднозначным. Ее презрительно обзывали "чугункой", а простых строителей железной дороги "чугунками". Среди них было много бродяг, воров, хулиганов и других темных личностей. Представители "чугунки" обладали большой физической силою, их присутствие в городе сопровождалось пьянкой и драками. Подрядчики их обманывали, и тогда этот сброд нападал на местное население.

Железная дорога влекла за собой и множество неприятных факторов для тихого городка - грохот, крушения, увеличение численности рабочего класса, создание ремонтной базы, угольная копоть, развитие железнодорожного сервиса и связанные с этим порок и разврат. Патриархальная часть саранского населения считала паровоз и рельсы дьявольским изобретением.

Первая взятка для "Вити"

В этой ситуации саранское купечество сделало очень хитрый ход. Были собраны деньги для дачи взятки Витте, директору департамента железных дорог министерства финансов Российской империи. Он много лет работал в железнодорожных обществах, имел дело с акциями, брал взятки.

Его фамилию в стране коверкали и говорили так: "Надо поднести нашему Вите". Деньги для "Вити" были собраны немалые.

Тот нисколько не удивился нежеланию саранских властей иметь рядом современное сообщение - подобное настороженное отношение к строительству "чугунки" встречалось в стране часто. Железнодорожную магистраль решили пустить через неприметное село Рузаевка. Благодаря этому оно превратилось в станцию, можно сказать, общероссийского значения, и в 1891 году через нее пошли практически все поезда в столицу великой империи. Денежные реки потекли рекою. Это был шок. Рузаевка росла как на дрожжах.

В Саранске кусали локти, но было поздно. Город навсегда оказался в стороне от важных торговых путей. Горожане сами себя загнали в исторический тупик и заплатили за это деньги. Устаревшие взгляды лишили город будущего. Когда о "чугунке" в Саранске заговорили вновь, то горожане стали хвататься за нее руками и ногами в прямом смысле слова.

Последний шанс

Сам проект соединения железнодорожным путем Москвы с Казанью через Рязань появился в начале 1891 года. Экономические расчеты свидетельствовали, что гораздо целесообразнее вести новую дорогу от Рязани через Шацк, Саранск и Алатырь. Однако вскоре возник еще один вариант дороги с более короткой протяженностью от Коломны через Касимов, Елатьму и Алатырь. Таким образом, второй вариант снова оставлял Саранск в стороне. Такое положение вещей никоим образом не устраивало местные власти, тем более что их поддержала хитрая казанская городская дума. В Петербург срочно была отправлена саранская делегация, которая встретилась с министром внутренних дел и изложила ему свою просьбу.

Вторая взятка для Витте

Позднее к этому подключили и пензенского губернатора. Он связался с Витте, который уже стал министром путей сообщения. Тот, в свою очередь, отвечал, что "комитет министров постановил избрать для казанской линии направление от Рязани по правому берегу Оки, оставляя к югу Шацк, через Саранск и Алатырь на Казань". Некоторые историки утверждают, что представителям Саранска пришлось давать Витте взятку второй раз, чтобы хоть как-то исправить сделанную ошибку. Саранские купцы так и говорили: "Ох, опять надо тряхнуть мошной для Вити!"

Как выбрали место для станции Саранск

Так или иначе, вопрос о строительстве железнодорожной линии был решен в пользу Саранска. Сначала станцию намечалось построить на правом берегу реки Инсара, чтобы избежать сноса значительной части городских строений. Но с этим не согласилась городская управа: считалось, что вокзал должен находиться в черте города. Поэтому решено было перенести строения. Эти расходы взял на себя город. Поздней осенью 1893 года строительные работы были завершены и в декабре началось регулярное движение поездов через станцию Саранск.

Позднее, в 1898 году, министру финансов России графу Витте присвоили звание почетного гражданина Саранска в знак искренней признательности местного общества за сочувственное отношение Витте к городу.; ldn-knigi))

В мое время значительно возросла русская промышленность. Благодаря систематичному проведению протекционной системы и защите с моей стороны, и приливу к нам иностранных капиталов, промышленность у нас быстро начала развиваться и в мое управление министерством, можно сказать, прочно установилась национальная русская промышленность.

В этом отношении я также встречал поддержку Его Величества, но уже в меньшей степени. Я был и остаюсь сторонником не стеснения иностранных капиталов, идущих в Россию на пользу ее развития. Некоторые же, из-за узко-национальной точки зрения, были не особенно склонны к притоку иностранных капиталов в Россию, и только тогда оказывали этому содействие, когда лично, в той или другой форме, были заинтересованы в создании этого или другого завода, или в той или другой эксплоатации наших натуральных богатств.

Эта заинтересованность большею частью выражалась в том, что эти господа получали места в правлениях частных обществ или получали выгоду в других формах.

Как один из тысячи подобных примеров, я вспоминаю следующий случай:

У нас на Камчатке и в других местах Азиатской России есть золото и многие иностранные или русские же фирмы при иностранных капиталах желали бы получить концессию на обработку этого золота. Против этого возражали все и именно с точки зрения национальной:

"Нужно, мол, чтобы русские богатства разрабатывались русскими людьми и на русские деньги" (которых, между прочим, было, да и теперь - сравнительно мало). Под этим флагом некий отставной полковник Вонлярлярский, как истинно русский человек, который должен разрабатывать национальные богатства руками русских людей и посредством русских капиталов, получил, в конце концов, по желанно Его Величества, концессию на разработку золотых приисков на Чукотском полуострове. Через несколько месяцев после того, как эта концессия была дана Вонлярлярскому, он ее продал иностранцам, получив, таким образом, в свой карман совершенно незаслуженную прибыль. (дополнение; ldn-knigi:

http://www.scgis.ru/russian/cp1251/h_dgggms/4-99/gold-chuk.htm

В конце XIX - начале ХХ вв. слухи о "золотой лихорадке" в северной Канаде и на Аляске завладели умами промышленников, двигающихся с Азиатского континента. В 1900 году Министерство Госимущества России вынуждено было высказать пожелание снарядить правительственную. экспедицию на Чукотку, хотя в казне не было денег. Однако у гв. полковника в отставке Владимира Михайловича Вонлярлярского деньги были и он 12 января 1900 года подал заявление с предложением организовать экспедицию за свой счет. А в марте того же года Фридрих Бекер, представитель английской финансовой группы, обратился к министру с предложением отправить свою экспедицию в эти же края. К этому времени В.М. Вонлярлярский уже договорился об откомандировании в его распоряжение горного инженера К.И. Богдановича, впоследствии известного российского геолога. 10-го апреля 1900 года Вонлярлярский получил "исключительное право разведки и попутных разработок золота и прочих полезных ископаемых на Чукотском полуострове в течение 5 лет". И уже 13 сентября К.И. Богданович сообщает в Горный департамент: "...Золото было найдено, но не богатое". Экспедиция провела исследования в устье Колючинской губы, мыс Дежнева, бухт Св. Лаврентия и Провидения. В этом же году на средства В.М. Вонлярлярского были опубликованы К.И. Богдановичем труды экспедиции " Очерк Нома" и "Чукотский полуостров".

В 1901 году неугомонный В.М. Вонлярлярский отправляет на Чукотку геологоразведочную экспедицию под руководством геолога Иванова, ранее работавшего в Приморье Дальнего Востока. Иванов отправился на Чукотку через США и Канаду и попутно выяснил, что американские промышленники не рискуют проводить работы на русской территории. Результаты не очень успешной экспедиции Иванов изложил в очерке "Забытая окраина", который В.М.Вонлярлярский направил в Горный департамент. В конце 1901 года Ф. Бекер, так и не преуспевший в деле изучения Чукотки, передал все свои права и обязанности Джону Розину-американскому гражданину, но по договору с В.М. Вонлярлярским. Последний совместно с кандидатом права Федором Михайловичем фон-Кузе учредил Русское акционерное общество. Однако за три года (1900-1902) деятельности Общества промышленных месторождений золота на Чукотке не было обнаружено.)

Я бы мог привести тысячи таких примеров. 227 Его Величество всегда был более склонен поддерживать тех, которые препятствовали мне в создании обществ для разработки наших национальных богатств при помощи иностранных капиталов и иностранцев.

Собственно говоря, никто не препятствовал тому, чтобы иностранные деньги на различные предприятия к нам шли, но наивно желали, чтобы иностранные деньги шли, но чтобы распоряжались этими деньгами россияне, и распоряжались не имея в деле никакого интереса со свойственным русским дельцам новейшей формации денежным распутством.

С одной стороны тенденция эта шла от крупных русских промышленников, которые вообще не желали иметь в России в различных промышленных производствах - конкурентов.

С другой стороны, эту мысль - препятствовать водворению в России иностранных капиталов постолько, посколько они связаны с иностранцами, поддерживали все лица, входящие в торговлю и промышленность после того, когда они профершпилились. (нем. "проигрались"; ldn-knigi)

Этот контингент людей - в большинстве случаев - составляет наше дворянство.

Я несколько раз принципиально ставил вопрос о том, что необходимо признать, что водворение в России иностранных капиталов для развития торговли и промышленности есть вещь желательная, которую нужно поощрять. По этому предмету были разные совещания в Зимнем дворце под председательством Императора Николая II.

Mне прямо не говорили: "нет" и главным образом потому что не могли представить надлежащих доводов. Все доводы, которые мне представляли, всегда были мною разбиваемы. Но Государь Император, - под чьим влиянием не знаю, всегда как будто бы не сочувствовал этой идее. Мне представляется, что это несочувствие происходило прямо от того, что Государь Император - близко не знакомый ни с финансовой историей, ни с финансовой наукой - боялся того, чтобы посредством этого пути не внести в Россию значительного влияния иностранцев.

Вообще я никогда не слышал серьезных доводов против иностранных капиталов; но это было всегда и теперь остается для многих чем то вроде Островского "жупела".

Конечно, большинство членов финансового комитета и членов комитета министров вполне сознавали всю неправильность воззрений о вредности иностранных капиталов. Но чувствуя, что иностранные 228 капиталы не в особенном фаворе на верху, боялись категорически по этому предмету высказаться.

Вследствие этого, хотя я во все время моего министерства и не покидал мысли об иностранных капиталах для русской промышленности и в значительной степени вводил их, но это происходило исключительно благодаря моему личному влиянию, причем я большею частью всегда встречал те или другие препоны в комитете министров.

Затем, в области чистого управления министерством финансов, которое в мое время было и министерством торговли, я тоже не встречал поддержки Его Величества во всем, что касалось организации и функций фабричной инспекции.

Фабричная инспекция была основана при министре финансов Бунге и всегда находилась в подозрении, как такое учреждение, которое, будто бы, склонно поддерживать интересы рабочих и против интересов капиталистов; хотя это была, да и в настоящее время есть совершенная неправда.

Фабричная инспекция как прежде, так и в настоящее время относилась и относится к интересам рабочих и фабрикантов вполне объективно, и только в надлежащих случаях поддерживает рабочих от несправедливой эксплоатации их труда некоторыми фабрикантами и капиталистами. А так как многие из фабрикантов и капиталистов принадлежат к дворянским семьям и имеют гораздо больший доступ в высшие сферы, нежели рабочие, то они распространяли и распространяют легенду о том, что будто бы фабричная инспекция - есть институт крайне либеральный, имеющий в виду лишь поддержку рабочих и их либеральных стремлений.

Когда в последние годы прошлого столетия и в первые годы этого столетия брожение между рабочими значительно увеличилось и в среду русских рабочих начали постепенно проникать идеи социалистические, которые так сильно завладели умами всех рабочих за границей, что это вынудило заграничные страны пойти на целый ряд капитальнейших мер для большего обеспечения рабочих, мер, которые были проведены все в законодательном порядке, как законы: о страховании рабочих, о рабочем дне, о рабочих ассоциациях, об обязанностях фабрикантов по отношению лечения рабочих и помощи им в случае происшедших с ними несчастий, - когда все эти законы и меры начали проводиться в иностранных государствах 229 и такими несомненными консерваторами, как, например, князь Бисмарк, то и в России явилось движение не только между рабочими, но и другими классами - между интеллигентами и либералами, которые видели необходимость проведения более или менее аналогичных мер и в России.

Но все подобные меры встречали в реакционных кругах решительный отпор. Так, например, мне с большим трудом удалось провести в Государственном Совете закон о вознаграждении рабочих в случае увечий и несчастных случаев. Но закон этот был весьма урезан сравнительно с подобными же законами, существующими за границей.

Подобное положение вещей служило значительным поводом к обострению отношений рабочих и фабрикантов у нас в России и к развитию и распространению между рабочими крайних воззрений с социалистическим, а иногда и революционным оттенком.

В мое управление я значительно расширил в департаменте торговли отдел образования коммерческого и во главе этого дела поставил бывшего члена совета министра просвещения Анопуло.

Я провел через Государственный Совет положение о коммерческом образовании, благодаря которому последовало значительное расширение сети коммерческих училищ.

По этому положению я возбудил инициативу между самими промышленниками и коммерческим людом, дав им значительную инициативу, как в учреждении коммерческих школ, так и в их управлении. Вследствие этого они охотно начали давать средства на устройство и поддержание своих коммерческих училищ.

Анопуло по образованию был технолог. Я познакомился с ним, как только я сделался министром финансов, потому что он в это время был директором ремесленного училища Цесаревича Николая, а когда я после смерти Вышнеградского был назначен министром финансов, то я в то же время занял должность председателя дома призрения и ремесленного образования бедных детей в С. Петербурге, находившегося под особым покровительством Императора Александра III, так как по уставу этого дома почетным председателем его считается Государь Император. 230 Таким образом, я занимался этим домом, в котором было 2 училища: ремесленное училище Цесаревича Николая и женская школа Императрицы Марии Александровны.

Вот этими двумя училищами я занимался весьма ретиво и с большим удовольствием и так как в это время директором ремесленного училища был г. Анопуло, то я тогда с ним и познакомился.

Развив сеть коммерческого образования в Россия y меня явилась мысль устроить высшие заведения коммерческие и технические университеты в России, в форме политехнических институтов, которые содержали бы в ceбе различные отделения человеческих знаний, но имели бы организацию не технических школ, а университетов, т. е. такую организацию, которая наиболее способна была бы развивать молодых людей, давать им общечеловеческие знания, вследствие соприкосновения с товарищами, занимающимися всевозможными специальностями.

Мною был создан при помощи моих сотрудников устав С. Петербургского Политехнического Института, который ныне составляет одно из главных высших учебных заведений Петербурга. Этот устав был проведен не без затруднений через Государственный Совет.

В этом политехническом институте в Петербурге имеются отделения: экономическое и техническое. Это техническое отделение длится на различные отделы: на механически, отдел кораблестроения и химический.

Я относился к этому делу с полным увлечением; вследствие этого мне удалось устроить политехнический институт в смысл помещения - прекрасно. Будучи министром финансов, мне было конечно, легче, чем другим министрам иметь средства на устройство этого Института.

Должен сказать, что устройство этого Института было мною осуществлено не без различных затруднений и только благодаря моему влиянию, которым я в это время пользовался, как у Его Величества, так и в Государственном Совете, мне удалось провести это великолепное учреждение.

Явился вопрос: кого назначить директором этого Института. Нужно было назначить человека, который не возбуждал бы в высших сферах каких-нибудь сомнений, ибо, как я уже сказал, я 231 встречал затруднения в организации и устройстве этого Института не только в смысле денежных затрат, ибо мне указывали, когда я задумаю что-нибудь такое сделать, то нахожу деньги, а когда другие просят у меня деньги на свои потребности, - я скуплюсь; но кроме того я встречал затруднения и политические: мне указывали, что я устраиваю такое заведение, которое впоследствии может внести смуту; говорили: разве мало у нас университетов и с университетскими студентами мы не можем справляться, постоянные беспорядки, а тут Витте под носом желает устроить еще новый громаднейший университет, который будет новым источником всяких беспорядков.

При таких условиях мне приходилось выбирать директора Института, относительно которого не встречалось бы сомнений. Я остановился на князе Гагарине.

Князь Гагарин - артиллерийский офицер, кончивший курс в артиллерийской академии. Он был склонен и до сих пор остался весьма склонным по своей натуре к ученым техническим исследованиям; он считался по артиллерийской части одним из лучших специалистов. Князь Гагарин человек идеальной чистоты. Мать его была статс-дамой при Императрице Марии Александровне и пользовалась самым большим почетом при дворе. Женат он на княжне Оболенской. Жена князя Гагарина - сестра членов Государственного Совета Александра Дмитриевича и Алексея Дмитриевича Оболенских и генерала свиты Его Величества Николая Дмитриевича Оболенского, состоящего ныне при Императрице Mapии Феодоровне.

На князя Гагарина, как на человека, имеющего, так сказать ценз знаний, мне указал генерал Петров (ныне член Государственного Совета и почетный академик).

Казалось бы все эти данные безусловно не могли бы возбуждать никаких сомнений.

Перед самым назначением Гагарина, вечером был у меня Сипягин. Я сказал ему, что имею в виду просить Государя о назначении директором Политехнического Института кн. Гагарина и спросил Сипягина, какого он мнения о князе Гагарине.

Сипягин сказал мне, что Гагарина он знает близко, знает его с самого детства и про него ничего, кроме самого прекрасного, сказать не может. Одно только - это, что по натуре князь Гагарин собственно "блаженный" и поэтому, - сказал мне Сипягин, - он боится, чтобы это качество князя не повредило ему. 232 Князь Гагарин был утвержден Его Величеством в должности директора Политехнического Института с полной охотой. Он действительно был прекрасным директором Политехнического Института и пользовался всеобщим уважением, как среди профессоров, несмотря на то, что эти профессора имеют всевозможные ученые цензы и гораздо старше князя Гагарина, - так и среди студентов.

Вообще князь Гагарин такой человек, который не может не пользоваться уважением. Но тем не менее, даже такого человека все таки убиенный председатель совета министров Столыпин почел нужным сделать революционером. В конце концов, его судил Сенат и он был уволен от службы без прощения. Конечно, такое решение было заранее подсказано.

Жена князя Гагарина, близкая родственница Столыпина, весьма почтенная женщина. Как она мне говорила, она знала Петю Столыпина с детства и когда это случилось - она мне сказала: "Вот никогда бы не думала, чтобы Петя, в конце концов, сделался таким подлецом".

Семейство кн. Гагарина, когда Столыпин выказался во всем его полицейском блеске, конечно, прервало с ним всякие сношения.

Кроме С. Петербургского Политехнического Института, в то время, когда я был министром финансов, приблизительно по тому же принципу мне удалось основать еще два политехнических института: один в Варшаве, а другой в Киеве.

 

---

Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!