Культура и антикультура общения 19 страница



Страх — это не просто боязнь неудовлетворительной отметки, а результат глубокого потрясения. Это состояние начинается рано, с первых дней обуче­ния. И чем раньше оно началось, тем труднее его распознать — труднее отли­чить проявление страха от проявления замедленного умственного развития... Вообразите себе дитя, которое не представляет, что такое крик, да к тому же крик с угрозой (ведь есть хорошие семьи, в которых никогда не бывает крика). От крика такой ребенок буквально цепенеет. Страх настолько парализует его, что он не слышит даже собственного имени; речь учителя теряет для него смысл, он не может понять, о чем тот говорит. Бывает, что целые «куски» урока (15—20 минут) выпадают из сознания ученика.

Вот учитель остановился в изумлении: класс уже давно выводит кружочки, а Витя все еще ставит палочки. Учитель не понимает, в чем дело. И Витя посте­пенно приобретает репутацию невнимательного, несообразительного. Скован­ный, угнетенный страхом ребенок не может нормально мыслить. В его голо­ве - лишь обрывки процесса мышления. Страх сковывает его речь, и учителю ребенок кажется косноязычным. А в другой обстановке этот ребенок — как все ребята. С матерью, с отцом, со старшими товарищами — он не только трудо­любивый, но и умный, сообразительный, живой, веселый, предприимчивый... В большинстве случаев ребенок в конце концов избавляется от страха. Но под влиянием страха он в течение нескольких лет не может нормально развиваться. Самые драгоценные годы оказываются утраченными.

Ожесточенность - крайняя, наиболее глубокая реакция возбужденной нерв­ной системы. Опять-таки реакция на несправедливость... Жестокость направле­на против школы вообще и против учителя в особенности. Как правило, жестокость проявляется чаще всего у подростков. Поступки, в которых выражает­ся жестокость, являются, по существу, преступлениями, последствия которых бывают очень тяжелыми.

Что же надо делать, чтобы в школе не было этого? Самое главное — знать все это. Нельзя дальше мириться с тем, что для иных учителей духовная жизнь ребенка — книга за семью печатями. Вопрос о психических состояниях не дол­жен бы сходить с повестки дня педагогического совета, семинара по пробле­мам теории и практики воспитания.

Педагогическая теория должна быть проникнута психологией и не деляче­ством, а деловитостью. Нельзя быть гуманным, не зная души ребенка. Гуман­ность не создается какими-то специальными приемами. Подлинной гуманно­сти глубоко чужды снисходительность и подделка под детский лепет...Подлин­ная гуманность означает прежде всего справедливость. Но в школьной жизни нет и быть не может какой-то абстрактной справедливости. Справедливость — это чуткость учителя к индивидуальному духовному миру каждого ребенка. Справедливым педагог может быть тогда, если у него есть достаточно духовных сил, чтобы уделить внимание каждому ребенку. Трафарет, шаблон, стрижка всех под одну гребенку — это худшее проявление равнодушия, несправедливости.

Нельзя закрывать глаза на то, что в некоторых школах дети не понимают и не чувствуют человеческой индивидуальности в учителе, им чуждо сочувствие к трудностям в его работе. Уставшему, нередко выбившемуся к концу уроков из сил учителю дети досаждают своими шалостями, проказами; учитель нерв­ничает, кричит... Крик — это самый верный признак отсутствия культуры че­ловеческих отношений. Крик учителя ошеломляет, оглушает ребенка... Навер­ное, вам приходилось замечать, что у учителя, раскричавшегося на детей, совершенно не тот голос, что в спокойной обстановке. Он и сам не узнает своего голоса... Крик учителя заглушает, притупляет голос детской совести...

Вы спросите: а может ли учитель вообще повышать голос, прикрикнуть? Отвечу так:...чувства эмоционально воспитанного человека доходят до дет­ских сердец и без крика. Учитель, обладающий высокоразвитой чуткостью к духовному миру ребенка, никогда не кричит. Тревогу, огорчение, недоуме­ние, изумление, негодование - все эти чувства и десятки оттенков подобных чувств дети «улавливают» в обычных словах своего наставника. Для того чтобы эти чувства были восприняты детьми, подлинному педагогу-гуманисту не надо заниматься какими-то риторическими упражнениями. Если чувства живут в душе, дети «прочитают их между строчек».

Ничто так не огрубляет юное человеческое сердце, не ожесточает его, как оскорбление. Оскорбление поднимает из тайников человеческого подсознания грубые, иногда звериные инстинкты. Мы не покончим с преступностью среди несовершеннолетних и юношества, пока не исчезнет эта нетерпимая черта педагогического бескультурья — оскорбления. Иногда взрослому уму кажется непостижимым: почему подросток или юноша совершил столь жестокое, бес­человечное преступление; как у него поднялась рука на человека, на его дос­тоинство? Приглядимся внимательнее к такому юноше, и мы увидим его эмо­циональное невежество, порожденное таким «букетом», как насилие, оскорб­ление, недоверие, равнодушие, бессердечность со стороны старших.

Подлинный мастер-воспитатель дает нравственную оценку поступкам, по­ведению учеников не специально подобранным острым, «крутым» словцом, а прежде всего эмоциональным оттенком обычных слов. Возьмем фразу:'«Как нехорошо ты сделал...». Эти слова, сказанные одним учителем, пробуждают у воспитанников огорчение, глубокие угрызения совести, даже смятение, ска­занные же другим, они не пробуждают никаких чувств, воспринимаются рав­нодушно. Первый учитель, скажем мы, отличается эмоциональной культурой. Ей невозможно научиться специально, она самым тесным образом связана с культурой нравственной, с человечностью, с чуткостью души. У второго учи­теля слово обесчеловечено, и его пустоту учитель часто стремится подменить криком. Сколько в школах «воспитателей», которые владеют лишь одной но­той эмоциональной гаммы — возмущением! Они достойны глубокого сожале­ния. Их воспитательное воздействие на учащихся равно нулю.

Чтобы дать ученикам искорку знаний, учителю надо впитать целое море света

Что значит хороший учитель? Это прежде всего человек, который любит детей, находит радость в общении с ними, верит в то, что каждый ребенок может стать хорошим человеком, умеет дружить с детьми, принимает близко к сердцу детские радости и горести, знает душу ребенка, никогда не забывает, что и сам он был ребенком.

Хороший учитель - это, во-вторых, человек, хорошо знающий науку, на основе которой построен преподаваемый им предмет, влюбленный в нее, знаю­щий ее горизонты — новейшие открытия, исследования, достижения. Гордо­стью школы становится учитель, который, в дополнение к сказанному, сам неравнодушен к проблемам, над которыми бьется его наука, обладает способ­ностью к самостоятельному исследованию. Хороший учитель знает во много раз больше, чем предусматривает программа средней школы. Учебный предмет для него лишь азбука науки. Глубокие знания, хороший кругозор, интерес к проблемам науки — все это необходимо учителю для того, чтобы раскрывать перед воспитанниками притягательную силу знаний, предмета, науки, про­цесса учения. Ученик должен видеть в учителе умного, знающего, думающего, влюбленного в знания человека. Чем глубже знания, чем шире кругозор, все­сторонняя научная образованность учителя, тем в большей мере он не только преподаватель, но и воспитатель. Для учителя начальных классов важно не только всестороннее образование, но и особенный интерес к какой-нибудь определенной науке, отрасли знаний.

Хороший учитель — это, в-третьих, человек, знающий психологию и педа­гогику, понимающий и чувствующий, что без знания науки о воспитании работать с детьми невозможно.

Хороший учитель — это, в-четвертых, человек, в совершенстве владеющий умениями в той или иной трудовой деятельности, мастер своего дела...

Где же найти людей с таким всесторонним развитием? Хорошие люди во­круг нас, их надо уметь искать.... Свою важнейшую задачу руководителя школы я вижу в том, чтобы учитель стал вдумчивым, пытливым исследователем. Под­линному педагогическому творчеству свойственны черты научного исследования, научного обобщения своего труда...

...Педагогическая идея - это крылья, на которых парит коллективное твор­чество. Идея воодушевляет коллектив, и начинается самое интересное и самое нужное в школьной жизни — коллективная исследовательская работа. Ведь вос­питание — это наиболее тонкая духовная деятельность. Воздействие воспитате­ля на воспитанника я бы сравнил с воздействием музыки. «Воздействовать на духовную деятельность силой, — писал Л. Н. Толстой, - все равно, что ловить лучи солнца: чем бы ни закрыли их, они всегда будут сверху». Я помню тысячи бесед с учителями, одни из них оставили в моем сердце радость, другие — огорчение. Мне не раз приходилось беседовать с учителем час, два, три по поводу одного его слова, даже улыбки или гневного взгляда.

Плохой вы директор и никуда не годный педагог, если в уроке, который вы увидели, все вам ясно... Умейте увидеть неясное, непонятное, вместе с Учителем задумайтесь над непонятным — это как раз и будет первый толчок к научному поиску, научному исследованию.

По самой своей логике, по философской основе, по творческому характе­ру педагогический труд невозможен без научного исследования. Если вы хоти­те, чтобы педагогический труд давал учителю радость, чтобы ежедневные уро­ки не стали скучной, однообразной повинностью, процедурой, ведите каждо­го учителя на дорогу научно-педагогического исследования.

Близость педагогического труда к научному исследованию заключается прежде всего в анализе фактов и в необходимости предвидеть. Учитель, не умеющий или не желающий проникать мысленно в глубину фактов, в при­чинно-следственные связи между ними, превращается в ремесленника, а его труд при отсутствии умения предвидеть становится мучением: учитель мучает детей и мучается сам.

Учитель готовится к хорошему уроку всю жизнь... Такова духовная и фило­софская основа нашей профессии и технология нашего труда: чтобы дать уче­никам искорку знаний, учителю надо впитать целое море света. Знающий, думающий, опытный педагог не засиживается долго, готовясь к завтрашнему уроку. Он не пишет длинных поурочных планов, тем более не записывает в план содержание фактического материала по данному уроку. Он действительно готовится к хорошему уроку всю жизнь.

Без предвидения и плана работа немыслима, но контуры хорошего урока рождаются в представлении учителя лишь вчерне, в общих чертах, - хороший же урок, как подлинное творчество учителя, создается уже на самом уроке. Хороший учитель, — если говорить так, как оно есть, — не знает, как будет развиваться урок во всех его тонкостях и деталях; не знает не потому, что он работает вслепую, а потому, что он очень хорошо знает, что такое хороший урок.

Когда кругозор учителя неизмеримо шире школьной программы, когда знание программы сосредоточено в его мозгу где-то не в Центре, а в стороне от самых активных участков коры, — лишь тогда он подлинный мастер, худож­ник, поэт педагогического процесса... Мастер педагогического дела настолько хорошо знает азбуку своей науки, что на уроке, в ходе изучения материала, в центре его внимания не само содержание того, что изучается, а ученики, их умственный труд, их мышление, трудности их умственного труда.

Но как же добиться, чтобы каждый учитель знал не только азы обучения, но и глубокие истоки предмета? Чтение, чтение и еще раз чтение. Чтение не под нажимом или контролем директора, а чтение как первейшая духовная потребность, как пища для голодного. Вкус к чтению, желание покопаться в книгах, умение посидеть над книгой, поразмыслить. Как добиться, чтобы чте­ние стало потребностью каждого учителя? Здесь каких-то специальных прие­мов «воспитательной работы» нет и быть не может. Потребность в чтении вос­питывается всей духовной жизнью педагогического коллектива. Источником интеллектуального богатства коллектива является прежде всего индивидуаль­ное чтение учителя. Настоящий педагог — книголюб.

Атмосфера любви к книге, уважения к книге, благоговение перед кни­гой — в этом заключается сущность школы и педагогического труда. В школе может быть ВСЕ, но если нет книг, нужных для всестороннего развития чело­века, для его богатой духовной жизни, или если книгу не любят и равнодуш­ны к ней, это еще не школа; в школе может многого не хватать, во многом мы можем быть бедны и скромны, но, если у нас есть книги, нужные для того, чтобы перед нами всегда было широко открыто окно в мир, это уже школа.

Часто можно услышать: «учитель должен...» Должен хорошо готовиться к урокам, должен за порогом класса оставлять все свои личные и домашние горести и невзгоды. Должен уметь находить дорожку к каждому сердцу. И часто упускается из виду, что и мы должны давать что-то учителю. Мы — это руково­дители школы, все школьные организации, общественность. Создать обста­новку богатой духовной жизни, создать условия, когда силы и драгоценное время учителя не тратятся впустую, — это наша первейшая обязанность по отношению к учителю...

Учителя надо всячески избавлять и оберегать от всевозможной писанины и «мероприятий». Пора понять, что чем меньше у учителя свободного времени. Чем больше загружен он всевозможными планами, отчетами, заседаниями, чем больше опустошается его духовный мир, тем скорее наступит та фаза его жизни, когда учителю уже нечего будет отдавать воспитанникам....Время — еще и еще раз повторяю — это большое духовное богатство учителя.

Без высокой потребности человека в человеке нет преданности идее

Чем больше человек узнает об окружающем мире, тем больше он должен знать о человеке. Пренебрежение к этому очень важному правилу нарушает гармонию между знаниями и нравственностью. Это явление я бы назвал мо­ральным невежеством. Оно состоит в том, что человек, владея значительными знаниями об окружающем мире, не знает сути человеческого ни в историче­ском, ни в общественно-политическом, ни в духовно-психологическом, ни в эстетическом аспектах. Без знания, без мысли о том, что возвышает человека над миром живого, не развивается эмоциональная сфера, это ведет к прими­тивности чувств.

Как добиться, чтобы маленький человек делал что-то хорошее не в расчете на похвалу и награду, а из чувства потребности в добре? В чем она заключает­ся — потребность в добре, с чего она начинается? Конечно, в воспитании отзывчивости большое значение имеет и коллективный духовный порыв. Но все же сопереживание должно захватывать глубоко личные сферы духовной жизни каждого ребенка.

Я стремился к тому, чтобы все мои воспитанники делали благородные поступки — помогали товарищам или вообще другим людям — из внутренних побуждений и переживали глубокое чувство удовлетворения. Это одна из наи­более трудных вещей в нравственном воспитании: учить человека делать добро и вместе с тем избегать прямолинейных советов: сделай вот так. Как же посту­пать в практике работы? По-видимому, самое главное — развивать в ребенке внутренние силы, благодаря которым человек не может не делать добра, т. е. учить сопереживать. Но как это делать? Как добиваться того, чтобы дети, уви­дев горе другого человека, мысленно ставили себя на его место, чтобы яркая мысль пробуждала яркое чувство? Чтобы личность маленького ребенка как бы сливалась с личностью человека, в жизни которого — страдания, чтобы в че­ловеке, переживающем горе, ребенок видел и чувствовал сам себя?

Я вспоминал сотни ответов мальчишек на вопрос: «Каким человеком тебе хочется стать?» Сильным, храбрым, мужественным, умным, находчивым, бес­страшным... И никто не сказал: добрым. Почему доброта не ставится в один ряд с такими доблестями, как мужество и храбрость? Почему мальчишки даже стесняются своей доброты? Ведь без доброты — подлинной теплоты сердца, которую один человек отдает другому, — невозможна душевная красота. Я за­думывался также над тем, почему у мальчишек меньше доброты, чем у дево­чек? Может быть, это лишь кажется? Нет, это действительно так. Девочка более добра, отзывчива, ласкова, наверное, потому, что с малых лет в ней живет еще не осознанный инстинкт материнства. Чувство заботы о жизни ут­верждается в ее сердце задолго до того, как она становится творцом новой жизни. Корень, источник доброты — в созидании, в творчестве, в утверждении жизни и красоты. Доброе неразрывно связано с красотой.

...Добрые чувства должны уходить своими корнями в детство, а человеч­ность, доброта, ласка, доброжелательность рождаются в труде, заботах, вол­нениях о красоте окружающего мира.

Добрые чувства, эмоциональная культура — это средоточие человечности. Если добрые чувства не воспитаны в детстве, их никогда не воспитаешь, пото­му что это подлинно человеческое утверждается в душе одновременно с по­знанием первых и важнейших истин, одновременно с переживанием и чувствованием тончайших оттенков родного слова. В детстве человек должен пройти эмоциональную школу - школу воспитания добрых чувств.

Истоки детского эгоизма — в невоспитанности чувств. Ребенок чувствует себя бессильным перед злом, которое кажется ему непреодолимым. А где есть чувство бессилия, там появляется и мысль об одиночестве. Если же маленький человек отдает страсть своей души другим людям, он не задумывается над тем, что в единоборство со злом он вступает один.

Воспитание чуткости, отзывчивости к горю и страданиям других людей -важная задача школы. Человек может стать другом, товарищем и братом дру­гого человека лишь при условии, когда горе другого человека становится его личным горем. Чтобы ребенок чувствовал сердцем другого человека — так можно сформулировать важную воспитательную задачу, которую я поставил перед собой.

Очень важно не превращать добрые чувства и добрые дела в показные «ме­роприятия». Как можно меньше разговоров о сделанном, никакой похвалы за доброту — таких требований надо придерживаться в воспитательной работе. Са­мое опасное то, что человечные поступки ребенок мысленно ставит себе в заслу­гу, считает чуть ли не доблестью. Повинна в этом чаще всего бывает школа.

Азбука моральной культуры входит в сознание и душу лишь тогда, когда в школьном коллективе есть элементарная моральная культура человеческих взаи­моотношений. Это — очень простое и одновременно очень сложное дело. Про­сто оно тем, что отношения эти укладываются в единую формулу: каждый должен относиться к каждому как к человеку. Сложно тем, что человеческие отношения должны охватывать все сферы духовной жизни и всех членов кол­лектива — и воспитателей и воспитанников.

Школьник делает плохое не всегда потому, что его учат делать плохое, а чаще всего потому, что его не учат делать хорошее.

...Мы выработали программу моральных привычек. В нее были включены такие привычки: доводить начатое дело до конца; выполнять работу не как-ни­будь, а только хорошо; никогда не перекладывать свою работу на других и не пользоваться плодами труда других людей; помогать старым, слабым, одиноким независимо от того, близкие это люди или «чужие»; согласовывать свои желания с моральным правом на удовлетворение желаний; никогда не допускать, чтобы, удовлетворяя мои желания, родители в чем-то ограничивали себя или создавали для себя трудности; согласовывать свои радости, удовольствия, развлечения с потребностями других людей, не допускать, чтобы мои радости доставляли кому-то заботы или боль; не скрывать своих предосудительных поступков, иметь муже­ство откровенно сказать о них тому, кому считаете необходимым.

Воспитание моральных привычек не требует каких-то специальных мето­дов или приемов. Важнейшим в этой области морального воспитания будет то, чтобы главным побуждением к хорошим поступкам была совесть и воля самих подростков. Воспитание не должно сводиться к приказу и бездумному подчи­нению. Подросток всегда должен чувствовать, что без его воли хороший посту­пок был бы невозможен.

Если в классе много разговоров и словесных поучений о хороших поступ­ках, а хороших поступков нет, силы педагогического коллектива будут ухо­дить на борьбу с проступками... Разум и воля учителей будут поглощены разби­рательством, кто что сделал, кто виновник... Там, где мораль не живет в благо­родных поступках, появляется обилие пострадавших и с трудом находятся виновники.

Покажем, как на основе поступков формируются моральные убеждения, требующие уважения интересов людей. Мы учим детей:

Говори о человеке, поступке, явлении, событии то, что ты думаешь. Ни­когда не стремись угадать, каких слов от тебя кто-то ожидает. Это стремление может сделать из тебя лицемера, подхалима и в конечном счете — подлеца.

Ты увидел, что на твоих глазах совершается несправедливость, обман, уни­жение человеческого достоинства и т. д. В твоем сердце загорелось возмущение, тебе хочется вмешаться, доказать или восстановить правду... А рассудок под­сказывает тебе: не вмешивайся, это не твое дело. Знай, что это голос трусости. Делай так, как подсказывает первое побуждение — чувство, голос совести, оно обычно бывает самым благородным. Холодное, рассудочное отношение к злу, несправедливости, бесчестию может сделать из тебя равнодушного, бес­сердечного человека.

Не выступай с критикой недостатков товарища перед коллективом, если перед этим ты не сказал товарищу о его недостатках наедине, не постарался убедить его, что он не прав. Если тебе удалось его убедить, критика уже не нужна, она превратится в болтовню.

Если ты услышал какие-нибудь слова о человеке, поступке, событии, не повторяй этих слов, как попугай, подумай о том, что ты услышал. Обо всем имей свое мнение, на все — свой взгляд. Но если ты убедился, что другие говорят правильно, поддерживай их мысль, отстаивай ее.

Не забывай о том, что тебе надо сделать сегодня... Никогда не откладывай на завтра то, что надо сделать сегодня. Завтра — это мать лени, разболтанности. Чтобы совесть твоя была спокойна, сделай сегодня хоть маленькую частичку того, что надо сделать завтра. Пусть это станет правилом твоей жизни.

Знания добывай своими силами. Пользоваться результатами труда товари­ща бесчестно. Несамостоятельное выполнение учебных заданий — первый шаг к тунеядству.

Окончился день, подумай: что я сделал для того, чтобы принести радость и счастье людям, чтобы самому стать умнее, — это тоже радость для людей. Если мысль твоя ни на чем не остановилась, значит, день прожит напрасно и завтра тебе надо напрягать усилия вдвойне, чтобы возместить утраченное.

В рабочей комнате или в мастерской ты видишь образец того, что тебе надо 'сделать, — деталь, модель, инструмент и т. д. Как бы совершенен и красив ни был образец, постарайся сделать лучше. Знай, что пределов мастерства и со­вершенства в труде нет.

Если твой друг отстает в учении или в труде, научи его, как преодолеть отставание. Если тебя не беспокоит отставание товарища, значит, ты равно­душный человек. Чем больше отдаешь ты своему другу душевной теплоты, доброты, заботы, тревоги, беспокойства, ласки, тем больше радости прихо­дит в твою жизнь.

Не перекладывай своего труда на отца и мать. Уважай их труд и отдых делом, поступками. Твое хорошее учение, хороший труд — это радость твоих родителей. Приноси им эту радость. Не огорчай их ничем. Не допускай, чтобы все лучшее они отдавали тебе.

Жить в обществе - это значит уметь поступиться своими радостями во имя благополучия, покоя других людей. Наверное, каждому из нас приходилось встречаться с таким явлением: перед ребенком горе, несчастье, слезы, а он наслаждается своими радостями. А бывает и так, что мать пытается отвлечь внимание ребенка от всего мрачного, грустного, заботясь о том, чтобы сын не пролил ни одной капли из полной чаши радости. Это ничем не прикрытая школа эгоизма. Не уводите ребенка от мрачных сторон человеческой жизни. Пусть дети знают, что в нашей жизни есть не только радости, но и горе. Пусть горе других людей входит в сердце ребенка.

Чтобы стать гармоническим человеком, малыш, потом отрок, подросток, юноша должен перестрадать страданиями человеческими. Только при этом ус­ловии он будет правильно, чутко видеть другого человека и — будет бесстраш­ным... Настоящее воспитание — это воспитание в духе бесстрашия. Подлинная Доброта, готовность защитить слабого и беззащитного — это прежде всего му­жество, бесстрашие души! Вот святая святых той работы, которая должна со­вершаться в каждой человеческой индивидуальности, — духовная безбоязнен­ность! Скорее голову дать на отсечение, чем слово криво сказать, чем неправ­ду покрывать, чем глаза закрыть на несправедливость, на унижение не только одного человека, но и всего рода человеческого. Духовная несгибаемость — вот что представляется мне главным среди воспитания человеческих качеств, ко­торые надо лепить, ваять уже в маленьком человеке.

Если вам удалось утвердить в душе своего питомца нравственную стойкость и несгибаемость, питомец ваш становится не только вашим соратником и единомышленником, но и вашим воспитателем — не опасайтесь этого! Под­линное воспитание как раз в том и заключается, что не только я воспитываю человека, который смотрит на меня как на образец, но и он воспитывает меня. В свое творение я вкладываю силы своей души, и эти силы как бы вновь возвращаются ко мне. Уроки несгибаемости, уроки моральной стойкости и верности убеждениям — вот тропинки, идя по которым юный гражданин при­ближается к вершине нравственной зрелости.

...Способность гневаться и возмущаться, презирать и ненавидеть, быть не­терпимым и непримиримым к злу — я вижу в этих благородных духовных ценностях идейную сердцевину несгибаемости, моральной стойкости и непо­колебимости. Как важно, чтобы юное сердце не было равнодушным! Я не пред­ставлял себе полноценного нравственного воспитания без того, чтобы сердце ребенка, подростка не затрепетало от боли и гнева, когда он увидит равноду­шие, беззаботность, попрание высших интересов народа, унижение достоин­ства любого нашего соотечественника; не представляю себе, чтобы благород­ное возмущение злом не вдохновило на честный поступок.

Провести каждого через борьбу за торжество правды, добра, красоты — это стало моей первой заботой. Я стремился к тому, чтобы маленький мой человек не был безличным и безропотным, бессловесным и безответным; если этого мне удастся избежать, каждый мой питомец будет великим, настоящим человеком. Величие личности — в гражданской озабоченности, непримиримо­сти и ответственности. Торжество правды для всех должно стать уже в детстве сердцевиной личного счастья и благополучия.

В голы отрочества перед человеком открывается мир идей Отрочество знаменательно тем, что человек не только открывает человека (это характерно и для детства), но и ищет человека.

Подростки ощущают потребность поделиться друг с другом не только впе­чатлениями о виденном, что характерно и для младшего возраста, но уже и мыслями, родившимися на материале некоторых обобщений и умозаключе­ний. Если в младшем школьном возрасте дети общаются главным образом в процессе игр и труда, а рассказывают друг другу преимущественно сказки и яркие сюжетные перипетии прочитанных книг, то в общении между подрост­ками начинает занимать определенное место обмен мыслями, заключающими в себе обобщающие понятия, характеристики.

У многих учащихся в эти годы замечается привычка спорить во всех случа­ях, где только они видят возможность приложить силу своего ума. В этом нет ничего плохого; задача воспитания речи подростка в том и состоит, чтобы направлять своеобразную мыслительную работу подростка в правильное рус­ло, развивать из незрелой, несовершенной речи подростка правильно постро­енную внешнюю речь.

Школу нельзя представлять в искусственно созданной обстановке идеоло­гической стерильности. Вокруг подростков кипит сложная и противоречивая жизнь: часто они оказываются на перекрестке идейных влияний. Нужно не укрывать от чужих идейных влияний, а сталкивать с ними, понуждать пытли­вую мысль к самостоятельному анализу жизненных явлений и ситуаций. Чтобы «перевести» знания в убеждения, нужно, образно говоря, подвести подростка к бурной реке, научить его плавать и вместе с ним плыть через быстрину. Ступив на твердый берег, юный гражданин почувствует себя настоящим борцом.

Я часто стремился к тому, чтобы держать класс в состоянии спора... Со­стояние спора создается благодаря тому, что подростки, мысленно обдумы­вая, анализируя факты, словно бы отдаляются от фактов и видят проблему... Подросток с интересом исследует противоречия и определяет свою точку зре­ния. Он не беспристрастный «усваивающий знания», а борец, Я видел свою воспитательную задачу в том, чтобы повернуть факты острейшей их сторо­ной - в этом суть проблемной ситуации. Проблемность эмоционально обога­щает мышление: подростку не безразлична глубинная связь фактов... Давно минувшие события воспринимаются и переживаются им как современность; литературный персонаж становится для него единомышленником или же идей­ным противником.

Способность «мерить на свой аршин» все, что видит подросток вокруг себя, особенно же способность мерить человека — это ступенька развития, которая в большой степени определяет новые мысли, переживания, тревоги, заботы подростка, кажущиеся учителю и родителям неожиданными. Подросток чита­ет роман, ему встретились размышления о жизни и смерти, и вот его сознание молниеносно пронзает мысль: «Я тоже умру». Эта мысль вызывает смятение, во многих случаях — страдание. Я знал мальчика, который, открыв эту истину, пережил тяжелое нервное потрясение. Он несколько дней сидел на уроках равнодушный ко всему. Ему казалось странным, непонятным: как это люди забыли, что все они умрут, как они могут спокойно работать, веселиться, близко к сердцу принимать мелкие житейские дела.

...У подростков усиливается интерес к тем местам из художественных про­изведений, в которых отражаются чувства духовной общности между людьми, верности, преданности. Появляются записные книжки, альбомы, тетради, где подростки записывают наиболее полюбившиеся им выражения, изречения, характеристики. Показателем роли мыслительной и эмоциональной активно­сти является ведение дневников. Свои мысли, взгляды, убеждения воспитан­ники записывают не на память, не для будущего, а для того, чтобы утвердить­ся в правильности, истинности своих мыслей.


Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 26; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!