Предварительные замечания 6 страница

Так что же это может быть?

Это мода, мода в природе!

А что такое «мода»? Что такое мода в человеческом мире? Кто создаёт её, кто ею управляет, каковы её руководящие принципы, в чём тайна её повелительного воздействия? Она содержит в себе элемент декоративности, хотя его часто непра­вильно понимают, охранительный элемент, элемент подчёркива-' ния вторичных признаков, элемент желания не казаться или не быть тем, чем на самом деле являешься, равно как и элемент подражания тому, что более всего действует на вооб­ражение.

Почему случилось так, что в XIX веке, с началом царства машин культурные европейцы в своих цилиндрах, чёрных сюр­туках и брюках превратились в стилизованные дымовые трубы?

Что это было? «Охранительное сходство»?

Мимикрия есть проявление той же самой «моды» в животном мире. Всякое подражание, копирование, всякое сокрытие есть «мода». Зелёные лягушки среди зелени, жёлтые в песке и почти чёрные на чёрной земле — это не просто «охранительная окраска». Мы можем найти здесь элементы того, что «сделано», что является респектабельным, что делает каждый. На песке зелёная лягушка будет привлекать слишком много внимания, окажется чересчур заметной, «неприличной». Вероятно, в силу какой-то причины это не разрешается, считается противоре­чащим хорошему вкусу в природе.

Явления мимикрии устанавливают два принципа понимания работы природы: принцип существования некоего плана во всём, что делает природа, и принцип отсутствия в этом плане утилитаризма.

Это подводит нас к вопросу о методах, к вопросу о том, как всё это достигается. А такой вопрос немедленно ведёт к следующему: «Как сделано не только это, но и вообще всё?»

Научное мышление вынуждено признать возможность стран­ных «прыжков» в формировании новых биологических типов. Спокойная и уравновешенная теория происхождения видов

доброго старого времени давно отброшена, и защищать её нет ныне никакой возможности. «Прыжки» очевидны, и они опрокидывают всю теорию. Согласно биологическим теориям, которые стали «классическими» во второй половине XIX века, приобретённые качества становятся постоянными только после случайных повторений во многих поколениях. Но на самом деле новые качества очень часто передаются сразу и в чрез­вычайно сильной степени. Один этот факт разрушает всю ста­рую систему и обязует нас предположить наличие особого рода сил, управляющих появлением и упрочением новых ка­честв.

С этой точки зрения можно предположить, что так назы­ваемые животное и растительное царства суть результаты сложной работы, проведённой Великой Лабораторией. Глядя на растительный и животный мир, мы можем думать, что в какой-то гигантской и непостижимой лаборатории природы проводится целая серия экспериментов, следующих друг за другом. Результат каждого эксперимента как бы заключён в отдельную стеклянную пробирку, запечатан и снабжён ярлы­ком; в таком виде он попадает в мир. Глядя на него, мы говорим: «муха»; следует ещё эксперимент, ещё одна пробир-ка, — и мы говорим: «пчела», затем: «змея», «слон», «лошадь» и так далее. Всё это — эксперименты Великой Лаборатории. Самым последним был проведён сложнейший и труднейший эксперимент — «человек».

Сначала мы не видим в этих экспериментах никакого по­рядка, никакой цели, и некоторые эксперименты (такие, как вредные насекомые, ядовитые змеи) кажутся нам злой шуткой природы над человеком.

Но постепенно мы начинаем усматривать в работе Великой Лаборатории определённую систему и направление. Мы начи-наем понимать, что Лаборатория экспериментирует только с человеком. Задача Лаборатории состоит в том, чтобы создать «форму», которая эволюционировала бы самостоятельно, т. е. при условии помощи и поддержки, но своими собственными силами. Такая саморазвивающаяся форма и есть человек.

Все другие формы суть либо предварительные опыты по созданию материала для питания более сложных форм, либо опыты по разработке определённых свойств или частей машины, либо неудачные эксперименты, отбросы производства, испорчен­ный материал.

Результатом всей этой сложной работы явилось первое человечество — Адам и Ева.

Однако работа Лаборатории началась задолго до появления человека. Было создано множество форм, каждая из которых

служила для усовершенствования той или-иной черты, того
или иного приспособления. И каждая из этих форм для того,
чтобы жить, включала в себя и выражала какой-то фунда­
ментальный космический закон, выступала в качестве его сим­
вола, иероглифа. Поэтому однажды созданные формы, послу­
жив своей цели, не исчезали, а продолжали жить, пока
длились благоприятные условия или пока их не вытесняли
сходные, но более совершенные формы. «Экспериментальный
материал», так сказать, выходя из лаборатории, начинал само­
стоятельную жизнь. В дальнейшем для этих форм была изо­
бретена теория эволюции; но, конечно, природа не имела в виду
никакой эволюции для этого сбежавшего «экспериментального
материала». Иногда, порождая экспериментальные формы, при­
рода пользовалась материалом, который уже употреблялся при
создании человека, но оказался бесполезным, негодным для
преобразования внутри человека.

На этом пути вся работа Великой Лаборатории имела в виду одну цель — создание Человека. Из таких предварительных экспериментов и отброшенного материала были сформированы животные.

Животные, которые, согласно Дарвину, являются нашими «предками», вовсе не предки, а зачастую такие же «потомки» давно исчезнувших человеческих рас, как и мы. Мы являемся их потомками, но и животные — такие же потомки. В нас воплощены их свойства одного рода, в них — другого. Живот­ные — как бы наши двоюродные братья. Разница между нами и животными состоит в том, что мы более или менее удачно приспосабливаемся к меняющимся обстоятельствам, во всяком случае, обладаем способностью к адаптации. А животные остановились на какой-то одной черте, на одном качестве, которое они выражают, и далее в своём развитии идти не могут. Если условия меняются, животные вымирают; к адапта­ции они не способны. В них воплощены такие качества, ко­торые не в состоянии изменяться. Животные — это выражение тех свойств, которые в человеке стали бесполезными и не­возможными.

Вот почему животные нередко кажутся карикатурой на человека.

Животный мир в целом являет собой карикатуру на чело­веческую жизнь. В людях есть много таких качеств, которые необходимо будет отбросить, когда человек станет настоящим человеком. И люди боятся этого, так как не знают, что им в конце концов останется. Возможно, что-то и останется, но очень немногое. А достанет ли у них храбрости для такого опыта? Возможно, некоторые люди на него отважатся. Но где они?

Свойства, которым рано или поздно суждено стать до­стоянием зоопарка, продолжают управлять нашей жизнью, и люди страшатся отказаться от них даже в мыслях, потому что чувствуют, что с их потерей у них не останется ничего. Хуже всего то, что в большинстве случаев они совершенно правы.

Но вернёмся назад, к тому моменту, когда в Лаборатории был создан первый человек, «Адам и Ева», когда он впервые появился на земле. Первое че-ловечество не могло начать ка­кую-либо культуру. Тогда ещё не было внутреннего круга, который мог бы оказать ему помощь, направить его первые шаги. Человеку приходилось получать помощь от создавших его сил. Эти силы вынужденно играли ту роль, которую впо­следствии исполнял внутренний круг.

Возникла культура; и поскольку первый человек не имел ещё привычки к ошибкам, не знал практики преступления и памяти о варварстве, культура развивалась с необыкновен­ной быстротой. Более того, она развивала только положитель­ные стороны человека, а не отрицательные. Человек жил в полном единении с природой; он видел внутренние свойства всех вещей и существ, понимал эти свойства и давал имена вещам в соответствии с их свойствами. Животные повиновались ему; он пребывал в непрерывном общении с создавшими его высшими силами. Человек поднялся очень высоко — и совершил это восхождение с невероятной быстротой, потому что не делал при этом ошибок. Неспособность к ошибкам и отсутствие прак­тики ошибок, с одной стороны, ускоряли его прогресс, с другой же, подвергали его большим опасностям, ибо означали его неспособность избежать последствий ошибок, которые, тем не менее, оставались возможными.

В конце концов человек действительно совершил ошибку и совершил её тогда, когда поднялся на большую высоту.

Ошибка его заключалась в том, что он счёл себя су­ществом более высоким, чем был на самом деле. Он решил, что уже знает, что такое добро и что такое зло. Он возомнил себя способным самостоятельно, без помощи извне направлять и устраивать свою жизнь.

Эта ошибка, вероятно, могла бы оказаться и не слишком большой, её последствия можно было бы исправить или изме­нить, если бы человек знал, как с ними поступить. Но, не обладая опытом ошибок, он не знал, как преодолеть её послед­ствий. Ошибка начала расти и постепенно обрела гигантские размеры, пока не стала проявляться во всех аспектах чело­веческой жизни. Так началось падение человека; волна пошла вниз. Человек быстро опустился до того уровня, с которого он начал, но уже с совершённым грехом. 66

После более или менее продолжительного периода устой­чивости вновь начался трудный подъём с помощью высших сил. Главное его отличие состояло в том, что на этот раз человек обладал способностью к ошибке, имел грех. Вот почему вторая волна культуры началась с братоубийства, с преступления Каина, которое легло в основу новой культуры.

Но, не считая «кармы» греха, человек приобрёл определён­ный опыт благодаря своим прошлым ошибкам. Поэтому, когда повторился момент фатальной ошибки, её совершило уже не всё человечество — появились люди, которые не совершили преступления Каина, которые никоим образом не были с ним связаны и никак им не воспользовались.

С этого момента пути человечества разошлись. Совершив­шие ошибку начали падение, пока вновь не достигли самого низкого уровня. Но в тот момент, когда им понадобилась по­мощь, её могли оказать им те, кто не совершил падения, не допустил ошибки.

Такова краткая схема самых ранних культур. Миф об Адаме и Еве излагает историю первой культуры. Жизнь в саду Эдема есть форма цивилизации, достигнутая первой культурой. Паде­ние человека — результат его попытки освободиться от высших сил, которые руководили его эволюцией, начать самостоятель­ную жизнь, полагаясь лишь на себя. Каждая культура по-своему повторяет эту фундаментальную ошибку. Каждая новая культура развивает новые черты, приходит к новым резуль­татам, а затем их утрачивает. Но всё то, что оказывается по-настоящему ценным, сохраняется людьми, не совершившими ошибок; эти ценности служат материалом для начала последую­щей культуры.

В первой культуре человек не имел опыта ошибок; его подъём был очень быстрым, но недостаточно полным и разносторонним; человек не раскрыл все имевшиеся в нём воз­можности, ибо многие вещи давались ему слишком легко. Но после серии падений, со всем грузом ошибок и преступлений, человеку пришлось развивать другие присущие ему качества, чтобы уравновесить таким образом последствия ошибок. Далее будет показано, что развитие всех возможностей, скрытых в каждой точке творения, есть цель прогресса вселенной, и жизнь человечества должна изучаться прежде всего в связи с этой целью.

В последующей жизни человеческой расы, в последующих её культурах развитие таких принципиальных возможностей совершается с помощью внутреннего круга. С этой точки зрения, вся возможная для человечества эволюция ограничивается эволюцией небольшого числа индивидов, продолжающейся,

 

вероятно, длительное время. Человечество же в целом не эволюционирует; оно лишь слегка изменяется, приспосабли­ваясь к изменению окружающей среды. Подобно организму, че-ловечество эволюционирует благодаря эволюции входящих b его состав небольшого числа клеток. Эволюционирующие клетки как бы переходят в высшие ткани организма; и те, поглощая развивающиеся клетки, получают питание.

Идея высших тканей есть идея внутреннего круга.

Как я уже упоминал, идея внутреннего круга противоречит всем признанным социальным теориям, касающимся устройства человеческого общества; однако эта идея приводит нас к другим теориям, которые теперь забыты и не получили в своё время должного внимания.

Так, иногда в социологии поднимался вопрос, можно ли рассматривать человечество как организм, а человеческие со­общества — как меньшие организмы, т. е. допустим ли биоло­гический подход к социальным явлениям. Современная социо-логическая мысль относится к этой идее отрицательно; взгляд на человеческое общество как на организм долгое время счи­тался ненаучным. Однако ошибка заключается в том, как сформулирована сама проблема. Понятие «организм» берётся; в чересчур узком смысле; в него вкладывается лишь одно заранее установленное содержание. А именно: если челове­ческое сообщество, нация, народ, раса принимаются за орга­низм, такой организм уподобляют либо человеческому, либо ещё более высокому организму. На самом же деле эта идея верна лишь по отношению ко всему человечеству в целом. Отдельные человеческие группы, -какими бы обшир ными они ни казались, нельзя уподоблять человеку и тсм более полагать их выше его. Биология знает о существовании организмов самых разнообразных порядков, и этот факт давно установлен. Если, рассматривая явления общественной жизни, мы будем помнить о различиях между организмами, стоящими на разных уровнях биологической лестницы, биологический взгляд на социальные явления вполне допустим, — впрочем, при условии, что мы уясним себе следующий факт: такие человеческие сообщества, как раса, народ, племя суть организ­мы более низкие, чем индивидуальный человек.

Раса или нация как организм не имеют ничего общего с высокоразвитым и сложным организмом отдельного человека, который для каждой функции имеет особые органы и обладает большой способностью к адаптации, свободой передвижения и т. д. По сравнению с человеческим индивидом раса или нация как организм стоят на очень низком уровне — на уровне «жи­вотного-растения». Такие организмы представляют собой

аморфные, большей частью неподвижные массы, не имеющие специальных органов ни для одной из своих функций, не обладающие способностями свободного передвижения, а, нао­борот, привязанные к определённому месту. Они выпускают в разных направлениях нечто вроде щупалец, при помощи кото­рых захватывают подобных себе существ и поглощают их. Вся жизнь таких организмов заключается во взаимопожирании. Существуют организмы, которые способны поглощать большое количество мелких организмов и на время становиться очень крупными и сильными. Затем два таких организма встречаются друг с другом, и между ними начинается борьба, в которой один или оба противника оказываются уничтоженными или ослабленными. Вся внешняя история человечества, история борьбы между народами и расами, — ни что иное, как процесс, в котором «животные-растения» пожирают друг друга.

Но внутри этого процесса, как бы под ним, протекает жизнь и деятельность индивидуального человека, т. е. отдель­ных клеток, формирующих такие организмы. Деятельность чело­веческих индивидов создаёт то, что мы называем культурой, или цивилизацией. Деятельность масс всегда враждебна куль­туре, разрушает её. Народы ничего не создают, они только разрушают. Создают индивиды. Все изобретения, открытия, усо­вершенствования, прогресс науки, техники, искусства, архитек­туры и инженерного дела, философские системы, религиозные учения — всё это результат деятельности индивидов. А вот разрушение, искажение, уничтожение, стирание с лица земли — это уже деятельность народных масс.

Это, конечно, не значит, что человеческие индивиды не слу­жат разрушению. Напротив, инициатива разрушения в широком масштабе всегда принадлежит индивидам, а массы оказывают­ся лишь исполнителями. Но массы никогда не в состоянии что-либо создать, хотя способны проявить инициативу в раз­рушении.

Если мы поймём, что массы человечества, народы и расы, представляют собой низшие существа по сравнению с инди­видуальным человеком, нам станет ясно, что народы и расы не в состоянии эволюционировать в такой же степени, в какой эволюционирует индивидуальный человек.

Мы даже не имеем идеи эволюции для народа или расы, хотя часто говорим о такой эволюции. Фактически же все народы и нации в пределах, доступных историческому наблю­дению, следуют одним курсом: они растут, развиваются, до­стигают известного уровня развития и величия, а затем начи­нают делиться, приходят в упадок и гибнут. В конце концов они полностью исчезают и превращаются в составные элементы

других существ, похожих на них. Расы и нации умирают точно так же, как и отдельный человек. Но индивиды, кроме смерти, имеют ещё и иные возможности, а гигантские орга­низмы человеческих рас этих возможностей лишены, ибо их души столь же аморфны, сколь и их тела.

Трагедия индивидуального человека заключается в том, что он живёт как бы внутри густой массы низшего существа, и вся его деятельность направлена на служение чисто веге­тативным функциям слепого, студнеобразного организма. В то же время сознательная индивидуальная деятельность человека, его усилия в области мышления и творческого труда на­правлены против этих крупных организмов, вопреки им и невзирая на них. Разумеется, неверно утверждать, что всякая индивидуальная деятельность человека состоит в сознательной борьбе против таких гигантских организмов. Человек побеждён и превращён в раба. И часто случается так, что он думает, будто обязан служить этим гигантским существам. Но высшие проявления человеческого духа, высшие виды деятельности человека этим организмам совершенно не нужны. Более того, нередко они им неприятны, враждебны, даже опасны, ибо отвлекают на индивидуальный труд те силы, которые в против­ном случае были бы поглощены водоворотом жизни гигантского организма. Бессознательно, чисто физиологически, гигантский организм стремится присвоить все силы индивидуальных клеток, из которых он состоит, использовать их в своих интересах, главным образом, для борьбы с другими организмами. Но если мы вспомним, что эти индивидуальные клетки, люди, представляют собой гораздо более организованные существа, чем гигантские организмы, что деятельность первых далеко выходит за пределы деятельности последних, то мы осознаем вечный конфликт между Человеком и человеческими агрегатами, поймём, что так называемый прогресс, или эволюция, — это то, что остаётся от индивидуальной деятельности в результате борьбы между ней и аморфными массами. Слепой организм массы борется против' проявлений эволюционного духа, старается подавить его, уничтожить, разрушить то, что было им создано. Но даже здесь он не в состоянии уничтожить всё полностью. Что-то остаётся, и это «что-то» и есть то, что мы называем прогрессом, или цивилизацией.

Идея эволюции в жизни индивида и человеческого об­щества, идея эзотеризма, рождения и роста культур и цивили­заций, возможности отдельного человека в периоды подъёма и упадка — всё это и многое другое выражено в трёх мифах Библии.

Эти три библейских мифа не связаны друг с другом и стоят

порознь; но фактически они выражают одну и ту же мысль и взаимно дополняют друг друга.

Первый из них — рассказ о Всемирном Потопе и Ноевом ковчеге; второй — рассказ о Вавилонской башне, её разрушении и смешении языков; третий повествует о гибели Содома и Гоморры, о видении Авраама и о десяти праведниках, ради которых Бог соглашался пощадить Содом и Гоморру, но кото­рых там так и не нашлось.

Всемирный Потоп — аллегорическая картина гибели циви­лизации, разрушения культуры. Такая гибель должна сопро­вождаться уничтожением большей части человеческой расы; это следствие геологических катаклизмов, войн, переселения людских масс, эпидемий, революций и тому подобных причин. Очень часто все эти причины действуют одновременно. Идея данной аллегории заключается в том, что в момент кажуще­гося всеобщего разрушения всё действительно ценное оказы­вается спасено в соответствии с заранее подготовленным и продуманным планом. Небольшая группа людей ускользает от действия всеобщего закона и спасает важнейшие идеи и дости­жения своей культуры.

Легенда о Ноевом ковчеге — миф, относящийся к эзотериз-му. Постройка «ковчега» знаменует «школу», подготовку людей к посвящению для перехода к новой жизни, к новому рож­дению. «Ноев ковчег», спасшийся от потопа, — это внутренний круг человечества.

Эта аллегория имеет и второе значение, относящееся к индивидуальному человеку. Потоп — это неизбежная и неумо­лимая смерть. Но человек может построить внутри себя «ков­чег» и собрать там образцы всего ценного, что есть в нём самом. В такой оболочке образцы не погибнут; они переживут смерть и родятся снова. Точно так же, как человечество может спастись благодаря своей связи со внутренним кругом, так и индивидуальный человек способен достичь личного спа­сения благодаря наличию в нём связи с внутренним кругом, т. е. с высшими формами сознания. Но без посторонней помощи, без помощи «внутреннего круга» спасение невозможно. Второй миф — о Вавилонской башне — является вариантом первого; но если первый говорит о спасении, о тех, кто спасён, то второй сообщает о разрушении, о тех, кто погибнет, ибо Вавилонская башня изображает культуру. Человек мечтает о том, чтобы построить каменную башню «высотою до небес», о том, чтобы создать на земле идеальную жизнь. Люди верят в интеллектуальные методы, в технические средства, в формаль­ные учреждения. Долгое время башня всё выше и выше под­нимается над землёй. Но неизбежно наступает момент, когда

люди перестают понимать друг друга, вернее, чувствуют, что никогда друг друга и не понимали. Каждый из них представ-ляет идеальную жизнь на земле по-своему, каждому хочется провести в жизнь свои идеи, осуществить свой идеал. Это и есть тот момент, когда начинается смешение языков: люди перестают понимать друг друга даже в простейших вещах, а отсутствие понимания вызывает разлад, враждебность, борьбу. Люди, строившие башню, начинают убивать друг друга и разрушать построенное. Башня превращается в развалины. Именно это и происходит в жизни всего человечества, в жизни народов и наций, а также в жизни отдельного человека. Каждый человек воздвигает Вавилонскую башню: его стремле­ния, жизненные цели, достижения — всё это Вавилонская) башня. Но неизбежен момент, когда башня рушится. Неболь-шой толчок, несчастный случай, болезнь, крохотная ошибка в расчёте, — и от башни ничего не остаётся. Человек видит всё это, но исправить или изменить дело уже слишком поздно.

Или же в строительстве башни может наступить такой момент, когда разнообразные «я», составляющие человеческую личность, теряют доверие друг к другу, видят всю противо­речивость своих устремлений и желаний, обнаруживают, что у них нет общей цели, и перестают понимать друг друга, точнее, перестают думать, что между ними есть понимание. Тогда башня должна упасть, иллюзорные цели исчезают, и человек с необходимостью сознаёт, что всё сделанное им не принесло плодов, ни к чему не привело, да и не могло привести, что перед ним остался лишь один реальный факт — факт смерти.

Вся жизнь человека, накопление богатств, приобретение власти или знаний — всё это постройка Вавилонской башни, ибо должно закончиться катастрофой, смертью. Смерть суждена всему тому, что не может перейти на новый план бытия.

Третий миф — о разрушении Содома и Гоморры — ещё яснее, чем первые, два, показывает момент вмешательства высших сил и причины такого вмешательства. Господь готов был пощадить Содом и Гоморру ради пятидесяти праведников, ради сорока пяти, ради тридцати, ради двадцати, наконец, ради десяти. Но найти даже десять праведников не удалось; и оба города были разрушены. Возможность эволюции утрачена; Великая Лаборатория положила конец неудач­ному эксперименту. Но Лот и его семья были спасены. Идея — та же, что и в первых двух мифах, но здесь особо подчёркнута готовность направляющей воли сделать всё воз­можное, пойти на уступки, пока имеется хоть какая-то надежда на осуществление поставленной для людей цели. Когда же всякая надежда исчезает, неизбежно вмешательство руководя-

щей воли; она спасает то, что заслуживает спасения, и уничтожает всё остальное.

Изгнание Адама и Евы из Эдемского сада, разрушение Вавилонской башни, Всемирный Потоп, разрушение Содома и Гоморры — всё это легенды и иносказания, относящиеся к истории человечества, к его эволюции. Кроме этих легенд и множества других, сходных с ними, почти у всех рас есть легенды и мифы о странных нечеловеческих существах, шедших по тому же пути, что и человек, ещё до его появления. Падение ангелов, титанов, богов, пытавшихся выйти из повино­вения другим, более высоким и могущественным божествам, падение Люцифера, демона, Сатаны — все эти случаи пред­шествовали падению человека. Несомненно, смысл этих мифов глубоко скрыт от нас. Совершенно ясно, что обычные бого­словские и теософские толкования ничего не объясняют, потому что предполагают существование невидимых рас, духов, кото­рые по своему отношению к высшим силам похожи на людей. Неадекватность такого объяснения «посредством введения пяти новых неизвестных для определения одного» очевидна. Было бы, однако, неверным оставить все эти мифы без каких-либо объяс­нений, ибо сама их устойчивость и повторяемость среди разных народов и рас привлекают наше внимание к явлениям, которых мы не знаем, но которые должны знать.

Легенды и эпические произведения всех народов содержат немало материала, относящегося к нечеловеческим существам, которые предшествовали человеку или даже существовали одновременно с ним, но многим от него отличались. Этот материал столь обилен и значителен, что не пытаться объяс­нить такие мифы значило бы намеренно закрывать глаза на то, что нам следовало бы понять. Таковы, например, легенды о гигантах и так называемых «циклопических» постройках, которые невольно с ними связываются.

Если мы не желаем игнорировать многие факты или верить в трёхмерных «духов», способных строить каменные здания, необходимо предположить, что дочеловеческие расы были таки­ми же физическими существами, как и человек, что они, подобно ему, пришли из Великой Лаборатории природы, что природа делала попытки создать самоэволюционирующие су­щества ещё до человека. Далее, нам следует допустить, что эти существа были выпущены из Великой Лаборатории в жизнь; однако в своём дальнейшем развитии им не удалось удовлетворить природу, и вместо того, чтобы выполнить замысел природы, они обратились против неё. Тогда природа прервала эксперимент с ними и начала новый.

Строго говоря, у нас нет оснований считать человека первым

 

или единственным экспериментом по созданию саморазвиваю­щегося существа. Напротив, упомянутые мифы позволяют пред-положить, что такие существа появлялись и до человека.

Если это так, если у нас есть основание признать наличие физических рас дочеловеческих существ, где же тогда ис­кать потомков этих рас, и в какой мере оправдано пред­положение о существовании таких потомков?

Нам нужно начать с идеи, что целью своей деятельности природа имеет создание самостоятельно развивающегося су­щества.

Но можно ли считать, что всё животное царство является побочным продуктом лишь одной линии работы — создания человека?

Это допустимо по отношению к млекопитающим. Мы мо­жем, далее, включить сюда всех позвоночных, счесть многие низшие формы подготовительными и т. п. Но какое место в этой системе отвести насекомым, которые образуют само­довлеющий мир, не менее полный, чем мир позвоночных?

Нельзя ли предположить, что насекомые представляют собой другую линию в работе природы, не связанную с созданием человека, но, возможно, предшествовавшую ей? Переходя к фактам, мы вынуждены признать, что насекомые никоим обра­зом не являются подготовительной стадией в формировании человека. Нельзя их считать и побочным продуктом человечес­кой эволюции. Наоборот, в строении организма, отдельных его частей и органов насекомые обнаруживают более совершенные по сравнению с млекопитающими или человеком формы. Нельзя не видеть, что в некоторых формах жизни насекомых об­наруживаются такие явления, которые невозможно объяснить без очень сложных гипотез; эти гипотезы заставляют признать за насекомыми очень богатое прошлое, так что нынешние их формы приходится считать вырождающимися.

Последнее соображение относится, главным образом, к орга­низованным сообществам муравьев и пчёл. Ознакомившись с их жизнью, невозможно не поддаться сильнейшему удивлению и замешательству. Муравьи и пчёлы в равной степени вызы­вают наше восхищение поразительной полнотой своей организа­ции; вместе с тем они отталкивают и пугают нас, порождают чувство безотчётного отвращения своим неизменно холодным рассудком, господствующим в их жизни, абсолютной невозмож­ностью для индивида освободиться от круговорота жизни муравейника или улья. Нас ужасает мысль, что и мы можем походить на них!

Действительно, какое место занимают сообщества муравьев и пчёл в общем порядке вещей на нашей земле? Как могли

они появиться такими, какими они нам известны? Все наблю­дения над их жизнью и организацией неизбежно приводят к одному заключению. Первоначальная организация «улья» и «муравейника» в далёком прошлом, несомненно, требовала рассудка и мощного логического разума, хотя для дальнейшего их существования не требовалось ни разума, ни рассудка. Как это могло случиться?

---

Дата добавления: 2016-01-04; просмотров: 13; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!