Между гегемонией и контргегемонией – Цезаризм

Приглашение к контргегемонистскому сотворчеству

Несколько слов об Антонио Грамши

Антонио Грамши – это абсолютно гениальный мыслить, пример того, что нельзя делить гениальных людей на правых и левых, своих и чужих. Гениальность нивелирует политические воззрения: не важно, что Грамши левый, а Шмитт правый – гораздо существеннее то, что они – гении. Политическое писание Грамши, его систематизация, формализация и концептуализация политических процессов блестяще объясняет то, что происходило в прошлом столетии, и в значительной мере прекрасно объясняет то, что есть сейчас, и, более того, обладает блестящим потенциалом прогноза будущего, как и идеи Шмитта. Они не утратили свою актуальность. Мы берем Карла Шмитта, применяем его понятие «политического» к любой ситуации, и все прояснятся. Объяснительный потенциал, могущество политологической системы гораздо ценнее идеологических взглядов создателя. Точно такое же отношение и к Грамши. Я считаю, что он является частью Четвертой Политической Теории, его методология уникальна, ее смысл только начал открываться. Грамши – это о будущем. Грамши – это принципиально важный автор.

Что такое «гегемония»?

Для того, чтобы начать разговор о контргегемонии, сначала необходимо определить термин «гегемония».

Гегемония – это не просто государство, не просто власть. Грамши понимает под «гегемонией» феномен очень близкий к тому, что Ленин понимал под «империализмом», или что сегодня называется «глобализацией», «великой перезагрузкой», «новым мировым порядком». То есть, гегемония – это комплексный исторический, идеологический, военный, геополитический, стратегический феномен.

Само понятие «гегемон» не грамшистское, оно древнéе: его использовал еще древнегреческий историк Фукидид. Греческое понятие «гегемон» – это политическая сила, которая обладает превосходством в региональном или более широком контексте. Отсюда у стоиков понятие «гегемоникон» – царствующее начало.

Гегемония Грамши – это совершенно особое использование термина «гегемония», которое не вытекает напрямую из исторического анализа использования этого термина. Для Грамши, гегемония – это сила, которая сочетает историю, идею, цивилизацию, культуру, военный, социально-экономический, промышленный потенциал. Греки никогда не включали в понятие «гегемония» идеологию: сражение Спарты и Афин для них было борьбой двух гегемоний. Даже Рим и Карфаген, при том, что Честертон справедливо пытался в духе геополитического дуализма связать Рим и Карфаген с идеологией, все-таки, сами римляне и карфагеняне воспринимали это как борьбу за политический контроль, а Грамши – иначе.

В отличие от греков и римлян, субъект гегемонии Грамши не государство. Это все меняет: с точки зрения Грамши, гегемонией является некая сила, которая может воплощаться в государстве, блоке государств, в политическом направлении, но эта сила – больше, чем государство. В гегемонии воплощаются некоторые исторические фундаментальные онтологические тенденции. То есть гегемония конституируется временем, определенным его направлением. И поэтому субъектом гегемонии является она сама.

«Грамшистское» понятие гегемонии – это попытка выделения специфического субъекта, объединяющего исторические формы жизни. И эти исторические формы жизни подавляют и подчиняют: экономические системы, культурные паттерны, технологии, военную промышленность. Глобальная гегемония – это специфическая жизненная среда, это субъект, который из себя исторгает, перемалывает, ассимилирует, трансформирует все то, что ему попадается.

Кроме того, гегемония – это еще и особый экономический уклад. Для Грамши гегемония – это капитализм, присущая ему культурная, информационная, экономическая, медийная, военная, политическая, образовательная среда. Гегемония представляет собой некую форму бытия капитализма как специфического субъекта истории.

Гегемония основана на тонком симбиозе составляющих ее элементов. Взлет натовского бомбардировщика, приезд дипломатической миссии смотреть «иранский атом», выступление Леди Гаги, предложение развивающейся африканской стране большого кредита от МВФ, цензура выступления итальянского или русского философа – это все элементы гегемонии. Вам кажется, что речь идет о совершенно разных вопросах? В одном случае – военный, в другом случае – экономический, в третьем – политический, в четвертом – культурный вопрос. А для Грамши они связаны непосредственно.

Гегемония только одна. Как древние считали, что есть только одна империя. Она может менять правящий класс, быть ассирийской, греческой, римской, но оставаться одной империей. Так есть и одна гегемония.

Это фундаментальное понимание Грамши в некоторых аспектах международных отношений глубже, чем методология Карла Шмитта. А вместе они идеальная пара: где Грамши сбивается на вульгарный марксизм, там полезен Карл Шмитт со своим реализмом; там, где Карл Шмитт говорит слишком осторожно или слишком узко, Грамши неожиданно развертывает свои свирепые обобщения. Поэтому их надо читать вместе – правый и левый, идеальная пара. Это настоящая политология, и такой анализ в международных отношениях оптимальный и наиболее полноценный.

Логика гегемонии

Итак, гегемония только одна. Гегемония – это капитализм, современное западное капиталистическое общество. Но в гегемонию капитализм переходит не сразу. Что его приводит к гегемонии? Внутренняя логика гегемонии.

Капитализм входит в стадию гегемонии на определенном этапе, когда то общее, что есть в этой структуре, начинает превалировать над частными национальными вопросами. Гегемония только одна, она универсальна, и она произрастает сквозь все сферы жизни. Став эксплицитной, она начинает отменять и подчинять себе полностью национальные государства.

То, что мы видим в глобализации 90-х годов, до которых Грамши не дожил – однополярный мир, который начал складываться, и есть гегемония. Гегемония стала собой не сразу, она была всегда заключена в капитализме, в его стремлении к универсализации. Но глобалистской стадии капитализм достиг в определенный исторический период, когда доминация капиталистического Запада над всеми остальными альтернативами стала эксплицитной и утвержденной исторически. Именно в этот момент гегемония и стала самой собой.

Поэтому Грамши стал по-настоящему актуален именно после краха Советского Союза, когда все убедились, что концепт гегемонии – самый действенный концепт. Описав гегемонию, он описал нам мир, который стал именно таким в 90-е годы – эпоха гегемонии, однополярный мир, где политическая либеральная демократия, капиталистическая экономика, политическая система, избирательный парламентаризм, техноцентрическая культура, свобода открытия сетей – все это стало проникать в каждое общество.

И что гегемония делает? Она взламывает и вскрывает национальные структуры. Приходит Камала Харрис и уничтожает буйного сторонника суверенитета. Почему? Потому что гегемонии нельзя противостоять изнутри гегемонии. Потому что предшествующая стадия – гегемония, воплощенная в национализме, в суверенности и национальном государстве – часть той же самой гегемонии. Только часть прошлого, а глобальная гегемония – это будущее, куда нас влекут всеми силами.

Гегемония – это хакерская структура, которая атакует противника, ища слабые места в его системе защиты и, проникнув, уже разлагает его изнутри. Соответственно, национальное государство, которое частично принимает гегемонию, становится полностью уязвимым, проницаемым для нее, что со временем приводит к его поглощению.

Гегемония действует изощренно. В государства, которые не имеют ядерного оружия, она вторгается при помощи военной мощи. В государства, имеющие какие-то национальные администрации, она приходит через культуру. В государства, имеющие ядерное оружие, она проникает через сети, финансы. В китайскую цивилизацию оно проникает через либерализм, начиная с береговых зон.

Гегемония – это плесневая присадка, которая распространяется через СМИ, интернет, кредиты в банке, образование, школу, семью, через любые формы контактов; через общепит, просмотр кинофильмов, участие в современном политическом процессе. Все это – формы некоторого гегемонистского действия, которые, строго говоря, человеку в принципе не присущи. Гегемония корректирует структуру человеческого поведения, побуждая его совершать то, что, с его точки зрения, не имеет смысла – но имеет смысл с точки зрения это плесени.

Гегемония – это не произвол, это логика исторического процесса эпохи Модерна. И национальное государство не является альтернативой гегемонии – это временная помеха, если это национальное государство признает конституцию, права человека, капиталистическую форму производства, либеральную демократию, выборы, и культурно посылает своих гонцов на Евровидение. С точки зрения Грамши, вопрос о ликвидации этого образования – лишь вопрос времени.

Между гегемонией и контргегемонией – Цезаризм

Вышеописанное государство – пронизанное гегемонией, но отчасти сопротивляющееся ей – это цезаристское государство. Оно говорит: «Не пойду в завтрашней день, буду в сегодняшнем, пусть мой сегодняшний день будет вечным". Цезаризм – это государство, которое не выступает против гегемонии, а просто застывает; которое становится удерживающим гегемонию от ее следующего шага; просто некая преграда на пути гегемонии.

Цезаризм – это попытка взаимодействовать с гегемонией и противодействовать гегемонии одновременно. Стремление таким образом взаимодействовать с гегемонией, чтобы частично ее в себя пускать, а частично от нее уклоняться. Например, современная Российская Федерация – типичный цезаризм по Грамши.

Формально цезаристское государство может кричать: «Мы за суверенитет!». Но если гегемония внутри него, как плесень: идеологическая, технологическая, экономическая, то уже не важно – в полной мере это государство интегрировано в гегемонию или нет. Не важно, с какого бока заходит гегемония: взял в руки айфон – все, ты уже включен в гегемонию, потому что по твоему профилю уже ползают разные программы, изучают тебя. Ты включен в её сеть. Гегемония – это сеть, ризома.

Линия между гегемонией и цезаризмом с одной стороны и между контргегемонией и цезаризмом с другой стороны – это фундаментальные аспекты политологии Грамши.

Контргегемония

Важнейший концепт Грамши – это контргегемония. С точки зрения Грамши, если есть гегемония – плесень – то может быть и лекарство от плесени; если есть капитал, то может быть и не-капитал; если есть один исторический вектор, может быть и другой исторический вектор. В этом и заключается глубочайшее свободолюбие грамшизма. Грамши говорит: «Даже если эта гегемония проникает во все открывающиеся возможности; если гегемония фатальна и тотальна – это не значит, что ей нельзя свернуть шею».

Итак, мы понимаем гегемонию как историческое могущество некоторой совокупности симбиотических форм жизни; как некий глобальный субъект, который нельзя ликвидировать, даже если мы уничтожим государство. Гегемония для Грамши – это абсолютное зло. Но фатальность и тотальность гегемонии для Грамши не означает непобедимости и механической неизбежности ее триумфа.

Гегемонию можно победить, но для этого должен быть другой субъект. И вот этот субъект должен быть не менее фундаментален, нежели субъект гегемонии; он тоже должен иметь исторические основания; он должен иметь идеологическое измерение; он должен иметь метафизическое измерение; он должен быть социальным, экономическим, культурным; субъект контргегемонии должен иметь все те регистры, на которых действует гегемония.

Контргегемония – это полноспектральный симметричный ответ. Вот вышел Элтон Джон – вышел наш контргегемонистский исполнитель; вышел профессор от гегемонии – вышел профессор контргегемонии; вышла гегемонистская экономическая модель – вышла контргегемонистская экономическая модель. Итак, создание контргегемонистского субъекта – это фундаментальная цель.

Для самого Грамши такой контргегемонией был марксизм. И это исторически подтверждается: пока марксизм стоял, гегемония в виде капитализма поглатила лишь половину человечества, а когда марксизм и Советский Союз упал, она распространилась на все человечество.

Контргегемония сегодня

До какого-то момента марксисты, по крайней мере советские, китайские, кубинские, корейские (последние – до сих пор) были настоящим оплотом против гегемонии. Однако сегодня леволиберальный марксизм является элементом гегемонии. Мы не можем продолжать серьезно опираться на марксизм в качестве контргегемонии.

Национализм также не может выступать в качестве контргегемонии – мы видим, как легко либералами взламывается система национализма: правых либо нет, либо они пляшут под дудку гегемонии.

Любые формы цезаризма не являются альтернативой гегемонии: ни путинский, ни трамповский, ни европейский популизм, ни Орбан, никакой из консерватизмов, ни Китай – все они не являются контргегемонией в полном смысле слова. Это цезаризм различной степени, подстройка элементов гегемонии под локальные нужды. Это временная модель.

Грамши сумел точнее всех описать современный мир со всеми его противоречиями. В ситуации в Европе, Латинской Америке, России, Китае, исламском мире грамшизм и неограмшизм подходит как нельзя лучше. Поэтому имеет смысл посвящать проблематике гегемонии и контргегемонии максимальное количество времени. Это действительно важно, изучение этого направления – приоритетно.

Есть ли у контргегемонии будущее? Огромный вопросительный знак. Приглашаю вас к сотворчеству, чтобы глубже изучить современную гегемонию, и на этом фундаменте построить теорию и практику контргегемонии.

Дата добавления: 2022-11-11; просмотров: 25; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

Мы поможем в написании ваших работ!