А как же тогда заниматься медициной, если она настолько зависит от политических решений, которые вынуждают тебя врать?
Самому врать на работе поменьше и делать свое дело как можно честнее.
Какие основные ошибки были допущены в ситуации с коронавирусом?
Речь идет не об ошибках, а полном провале, потому что человечество, все мировое сообщество, его научный потенциал, несмотря на современные достижения во многих областях, не в состоянии справиться с пандемией, которая длится уже практически два года. Все это свидетельствует прежде всего о недостаточном исследовании окружающей нас природы, ее вероятно патогенных для здоровья человека факторов, о невозможности определять угрозы на перспективу — нам даже погоду не всегда удается точно предсказать на несколько дней вперед, что уж… Конечно, с сегодняшних позиций можно говорить об отдельных ошибках в начале пандемии, которые мы при следующих, возможно, не допустим. К примеру, изначально представлялись избыточными на начальном этапе обработка улиц дезинфектантами, обязательное ношение перчаток всеми пассажирами транспорта, неправильное использование масок, но не сразу от этого отказались. Любые ошибки в такой ситуации оправданы, ведь последняя похожая пандемия наблюдалась больше ста лет назад. К счастью, у инфекций есть закономерность — рано или поздно человек приобретает к ним иммунитет, и они какое-то время его не беспокоят. Большим достижением явилась возможность управлять иммунитетом при помощи вакцин. Хочу заявить, что я сам и взрослые члены моей семьи вакцинировались, и я призываю к этому все сообщество. Однако и здесь политика мешает коллективным усилиям в борьбе с пандемией на мировом уровне: непризнание вакцин, ненужные запреты, поиск виновных, санкции и другое. Пассивную роль играет ВОЗ, практически не влияющая на усиление взаимодействия стран для решения проблемы на глобальном уровне. По моему мнению, помимо вакцинации важно разработать лекарственный препарат для массовой экстренной профилактики в очагах инфекции и противовирусной терапии в амбулаторных условиях на ранних этапах заболевания.
|
|
|
Не страшно ли вам без Покровского?
Нет, я же официально ни за что не отвечаю, у меня есть только желание не опозорить институт, своих учеников и память о Валентине Ивановиче. Хотя ситуация, конечно, своеобразная: у нас в РАМН только два академика по специальности «инфекционные болезни»; один, Николай Дмитриевич Ющук, президент университета — он мало занимается клиникой: возраст, болеет; а я-то хоть еще востребован больными, занимаюсь научными исследованиями, занят рецензированием публикаций, работаю в диссертационном совете. У него большая кафедра, люди. А у меня ничего нет. Спасибо, что мне дали должность советника и не выгоняют из кабинета. Я шучу: если мои советы слушают, то я советник — если нет, то антисоветчик. Но хорошую зарплату мне сохранили. Это нужно не столько мне, сколько моим внукам, женщинам семьи моего сына. У меня, что удивительно, одна жена. Обычно у академиков бывает по несколько. Даже есть такой анекдот: если умирает жена академика, то, когда выбирается следующая, надо от ста отнять возраст профессора — получатся годы его пассии. Великие люди позволяют себе такие вещи. Я отсталый академик-ретроград. 55 лет с женой отметили.
|
|
|
Зато у меня есть ученики: не столько в Москве, сколько по всей России — Сахалин, Смоленск, Ставрополь, даже в Ижевске у меня пять учеников. Стараюсь. Чем я не удовлетворен: у меня очень много перспективных нереализованных идей — если они воплотятся в жизнь, можно будет помочь многим больным. К примеру, у меня была простая идея: когда-то мне было трудно определять содержание кислорода в крови, не было приборов — нужно было брать много крови в возгонку, добавлять реактивы в стеклянные реторты — только так. Потом появились датские приборы, микроэлектроника: берешь кровь из пальца, вставляешь в прибор, и у тебя есть результат. Я обрадовался, когда нам купили этот аппарат, начал им пользоваться. Но там можно определять только напряжение кислорода в крови. Я подумал, что стоит проверить спинномозговую жидкость, венозную кровь, артериальную, капиллярную… Потом мне ударила в голову, как говорится, моча — я решил посмотреть кислород именно там, хотя прибор был не приспособлен.
|
|
|
Когда почка перестает работать, в крови накапливаются мочевина и креатинин — по ним судят об острой почечной недостаточности. Но моча может пропасть и из-за аденомы или камней, плюс креатинин и мочевина повышаются не сразу — они первоначально нейтрализуются в обменных процессах, после белковые продукты, которые должны выводиться из крови, не выводятся, и лишь тогда повышаются нужные нам показатели. А кислород, оказывается, пропадает сразу! Никто раньше такой аспект не исследовал. Я не думал этим заниматься, поскольку это не совсем имеет отношение к инфекциям, но случайно обратил внимание.
Даже к моменту выздоровления в крови очень долго зашкаливают креатинин и мочевина, поэтому врачи хотят перевести больного на искусственную почку. Но если я вижу, что кислород появился в моче, то я уверен — его можно переводить, все восстановится. Это определяется тут же. Понял я это — ну ладно. Что мне, авторское свидетельство делать? Решил, что еще успею. Я вообще сначала думал не писать кандидатскую диссертацию, а научиться играть на гитаре. Выбирал. Но пристала жена — это она во всем виновата, как всегда.
|
|
|
Так вот, думаю, оставлю это урологическое открытие, не буду делать ничего. Но потом появились ученики в Ижевске в Удмуртии, а там есть две отличающие местность вещи: первое — делают автомат Калашникова, второе — самое большое количество геморрагической лихорадки (ГЛПС). Геморрагичка и автоматы — характеристика этой республики. При геморрагической лихорадке с почечным синдромом развивается острая почечная недостаточность — говорю: «Ребята, проверьте мою идею, посмотрите, что там». Они посмотрели: «Да, Виктор Васильевич, все хорошо, все получается, и практические результаты хорошие». Я им предложил, раз мне некогда, оформить у себя через институт авторское свидетельство. Они оформили, поставили в него меня. Все хорошо, получается. Думаю, слава богу, что хоть какую-то мою идею реализовали, ведь могли и отказаться. Дальше мне звонят трансплантологи и говорят, какой я молодец, какую вещь придумал: «Мы пересаживаем почку, и, чтобы понять, прижилась она или нет, нам нередко приходится ее пунктировать; а так — капелька мочи, и мы знаем, что почка жива — через нее идет кислород. Представляете, что вы сделали?» Я совершенно не думал об этом — так случилось. Успокоился, что опять кому-то помог. Недавно читаю в медновостях, что в Австралии нашли новый метод определения функции почек — по кислороду в моче. Ничего не понимаю, иду к своему патентоведу. Объясняю, что это мой метод, даже авторское свидетельство есть — что это за австралийцы-самозванцы?! И мне ответили: у вас свидетельство не международное, а только наше — ижевского института. Ничего не получится, говорят, как и с названием регидрон. Да и черт с ним! Обидно, досадно, но ладно. Вся жизнь такая.
Я буду рад, если мои идеи даже без меня будут озвучивать другие — я не против. Хорошо, если людям от них будет польза.
Фото: Александр Лепешкин
Дата добавления: 2022-06-11; просмотров: 13; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!