Радость пользования без собственности
По содержанию книги Агамбена
Высочайшая бедность. Монашеские правила и форма жизни
В монашестве был рожден ряд реалий и проблем, определяющих историю, современность и будущее Запада: отношения бытия и практики, отношение жизни и права, проблематика жизни вместе, специфическое переплетение – так никем и не развязанное – онтологии-жизни-политики-права-экономики. Всё это родилось в монашеской попытке общей жизни вне права и собственности, желающей стать всеохватывающей литургией. Не присвоение, а пользование – вот цель монашества и непреложная задача Запада. Монашество так переплетает этику-право-политику, что эти вещи не могут быть понятыми в современности без понимания монашества.
Общая жизнь – вот совершенная, райская, радостная, святая, истинная жизнь, как она показана в Книге Деяний и как она практиковалась монахами. Монашество исходило из идеала всеохватывающей коммунитарной жизни (23–25). Совместная жизнь есть идеальный образ жизни, она сама по себе – добродетель (28). «Коммунитарная жизнь», – говорит Агамбен, а мог бы сказать «социалистическая», «коммунистическая», но так бы разговор политизировался бы не в ту сторону.
«Общая жизнь», коммунитаризм, киновия — новация христианского монашества, Античность такого не знала. Аристотель, например, говорил об общности полиса, но не общей жизни. Коммунизм — изобретение монахов.
|
|
|
Монашество началось с анахоретов-одиночек, а пришло к киновии, сообществу монахов. Василий Великий, создатель правил монашества, критиковал анахоретство: дары одиночки пропадают без пользы, а в сообществе дары каждого принадлежат всем, дары одних усиливают дары других. Но интересно, что идеал общей жизни родился из идеала жизни уединенной: как будто бы сначала надо бросить общество, создать независимую личность (монах — единица, инок — одиночка), чтобы потом такие личности создали новое сообщество, уже совсем другое, чем в миру. Сначала новый человек, потом сообщество новых людей.
В античной философии тоже была тема изгнания: философ всегда есть чужестранец. Как часто подчеркивала раннехристианская мысль, то, о чем философия только говорила в кругу немногих, то христианство воплощает в массах.
И в создании сообщества общей жизни всё дело. Святые Отцы много критикуют даже анахоретов, а бродячих монахов за монахов просто не считают. Конфликт киновитов и монахов-бродяг есть политический конфликт проекта нового сообщества и тех, кто не создает его: всё дело в новой политике
Монашество — это не только и, может быть, не столько про аскетику, «духовность», а про новую политику, новую социальность. Спасение души, обретаемое в монашестве, обретается именно что в «общей жизни», в новой политике и социальности. Без них монашество — не монашество.
|
|
|
Не право, а жизнь-правило
«Коммунистическую» тему можно продолжить. Монашество «тоталитарно»: в монахе должны совпадать внутреннее и внешнее, добродетель и одежда, жизнь и правило. Индустриальное время, время расписаний и циферблатов, часов-минут-секунд, казалось бы, такая современная реалия есть изобретение монашества: следствие их попытки подчинить всю жизнь своему идеалу, все расписать, их «тоталитарной» интенции (часословы и пр.). Античность редко планировала всё с такой чёткостью.
Одна из главных тем книги Агамбена — соотношения жизни и правила (монашеского правила, шире — устава, права, закона, нормы). Христиане не рабы под Законом, а свободные под благодатью (такой формулой Августин начинает свои правила, которая сразу выводят их за пределы права): вот главное, что принес Христос. В Новом Завете «обездействуется» Закон
Как может выглядеть сообщество, не по Закону живущее, а по благодати? Вот главный вопрос монашества.
Новая свободная благодатная жизнь желает жить вне права, откуда парадокс монашеских правил, которые есть право не-правовой жизни. Пример: монашеские правила предписывают определенные наказания за определенные проступки — это право; но с другой стороны, эти же правила вменяют жить по любви, наставлять советом и примером — и это уже не право.
|
|
|
Отказаться от правил таким образом, чтобы правила стали неотличимыми от жизни, самой жизнью породить совершенные правила — вот к чему стремится монашество. «Жизнь» и «право» съедут со своих позиций, чтобы создать то, что Агамбен называет «формой жизни».
Странные отношения жизни и правил привели к тому, что учреждение монашества стало первым примером конституции: добровольный союз, созданный с нуля, с оговоренными правами и обязанностями участников. Индивиды сошлись и договорились, как им жить вместе: такое впервые в реальности было у монахов
Сами создатели монашеских правил понимали их не как право, а как искусство-технику-работу-ремесло спасения душ. Таким образом, монастырь — первое место, где жизнь была отождествлена с искусством: жизнь-практика, жизнь-художество
Не правило, а жизнь согласно правилу (так что формально его можно даже нарушить) — вот суть монашества. Форма жизни и форма правила неразличимы в монашестве: жить в целомудрии и без собственности — это образ жизни, но это и правило. Монах не слушается правила, но живет послушанием, не норма определяет жизнь, но жизнь формирует норму. Киновия предлагает себя как совершенное сообщество, при этом несводимое ни к праву, ни к морали, ни к предписанию, ни к совету, ни к добродетели, ни к науке, ни к искусству, ни к труду, ни к созерцанию. Не вера из правила, а правило веры из живой веры: не верим по Символу веры, но Символ веры есть концентрат веры христиан; опыт христианской жизни обобщается-символизируется в правиле. Таким же образом правила толкования Писания берутся не извне, а изнутри, из самого Писания В обоих случаях — первенство жизни, а не нормы. Не мне что-то установили, поэтому я так верю, а я опыт святой жизни перевожу в правило. Это — «правило» не в юридическом, а в грамматическом смысле: никто не предписывает языку правил, но «сам» язык их «свободно» из себя «создает».
|
|
|
Киновия как совершенное общество: общество всеохватывающей литургизации. Как сливаются правило и жизнь, так сливаются литургия и жизнь. Литургия этимологически — политическое, общественное, народное дело — монашество есть политическая общность, чья жизнь становиться литургией, чтобы литургия стала жизнью.
Радость пользования без собственности
Монашеские общества занимались не теологическими вопросами, а проблемой нового рода жизни — совершенной христианской жизни, «апостольской жизни», «евангельской жизни». Бедность — ее характерная черта, причем бедность понимается не как аскетическое средство, а основная черта святой, радостной, совершенной жизни. Бедность — черта не покаянной, а «апостольской», или «ангельской» жизни.
Суть монашеского вопроса о бедности — жизнь вне права, без права: пользоваться благами без прав на эти блага.
Исток идеи жизни без права и собственности — святоотеческое учение об изначальной общности благ: до грехопадения не было собственности, всё было общим. Бедность — не имя определенного имущественно-денежного положения, а имя формы жизни — не-правового, не-собственнического пользования какими угодно благами.
Очевидно, что для сохранения жизни необходимо пользование, а не собственность: чтобы не умереть от голода, нужна еда, не важно «чья». От собственности можно отказаться, от пользования нельзя.
Совершенство состоит в отречении от обладания, а не в скудости. Собственно, это еще одна старая святоотеческая мысль: Златоуст, например, говорил, что многие праведники (Авраам, Иов) вполне себе наслаждались материальными благами, изобилием. Суть не в нищете, а в характере пользования, в не-грешности пользования. В изначальной логике Творца все замышлялось общим, собственность вторична, случайна, не нужна
«И пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего», — формулирует апостол Павел принцип христианской жизни в ожидании Христа. Это есть эсхатологическая форма жизни — победа жизни Христа, распространения формы жизни Христа на всё, Конец истории, аннигиляция всех правовых, политических, экономических и пр. понятий. Высочайшая бедность — последнее, совершенное, окончательное: конец собственности, конец права, торжество христианства.
Утопическое сообщество без права и собственности — что можно сказать об этой попытке монахов и теме размышлений Агамбена? Собственность есть отношение внутри классового общества. Право есть фиксация этого отношения. Власть есть аппарат насилия для поддержания этого отношения. Идеология есть ложное сознание, призванное «освятить» всё это. Ликвидируя классовое общество, вы уничтожаете собственность, право, власть, идеологию — и наслаждаетесь «личной собственностью» лично и «общей собственностью» сообща. Наслаждаетесь свободой и расцветом человечности, ибо только при ликвидации классового общества человечность к людям вернется из отчуждения. Вот несколько классических марксистских формулировок, которые, как вы понимаете, полностью совпадают с монашеским предприятием. Марксизм есть «светская» версия монашества, программа монахов, переведенная на язык политэкономии.
Монашеские обеты послушания, бедности и целомудрия суть коммунистические идеи отказа от права, собственности и семьи. Агамбен мало упоминает целомудрие, но самоочевидно, что семья как элементарная ячейка накопления капитала и имущества несовместима с отказом от права и собственности, с общей жизнью. Поэтому и монашество, и коммунистические движения чаще всего совершенство видели в отказе от семьи.
Отказ от права, собственности и семьи, проект утопии свободы-равенства-братства, общности-любви вместе с непременным парадоксом перепада в тоталитаризм — вот что родилось в Новом Завете, обкатывалось в монашестве и определяет судьбу Запада, христианского человечества.
Показать нам это, показать политическую, социальную, экономическую актуальность христианского монашества, показать, как христианство в важнейших фундаментальных вещах определило современность — разве это не прекрасный подарок нам всем: и христианам, и не христианам, от понимания которых все это ускользает?
Источник https://blog.predanie.ru/article/monashestvo-zhizn-vne-prava-i-sobstvennosti-vysochajshaya-bednost-agambena/
Дата добавления: 2022-06-11; просмотров: 12; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!