СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПРИМИТИВЫ И ЛЕКСИЧЕСКИЕ УНИВЕРСАЛИИ



Поиск примитивов

Если универсальное множество человеческих концептов существует, то можно ли узнать, что оно собой представляет? И если у нас будет несколько альтернативных множеств, то сможем ли мы обосновать выбор того из них, который нам кажется ближе к истине?

Исследователи языка и мышления нередко предлагали свои, равно правдоподобные списки кандидатов. Любопытно, что сомнения по поводу того, возможно ли вообще составление такого списка, исходили, как правило, от теоретиков, никогда не занимавшихся эмпирическим поиском универсальных человеческих концептов. Тем же, кто вел такие поиски, хорошо известно, что, во-первых, несколько кандидатов на роль атомарных концептов предложить не так уж трудно - гораздо сложнее обосновать и подтвердить свой выбор, а во-вторых, что опасность существования нескольких списков, по крайней мере на нынешней стадии исследования, является мифом. В настоящей работе элементарность каждого из предлагаемых понятий обосновывается с помощью двух независимых и полученных чисто эмпирическим путем признаков: (1) роли, которую данное понятие играет в определении других понятий, и (2) круга языков, в которых данное понятие лексикализовано. Так, понятие, обозначаемое словом "говорить", используется, помимо всего прочего, для определения сотен глаголов речи, таких, как спрашивать, требовать, извиняться, проклинать, бранить, убеждать и критиковать (Wierzbicka, 1987). Слова типа "гнаться" или "убеждать", напротив, не столь уж часто употребляются при толковании других слов. Далее, известно, что концепт, передаваемый посредством глагола "говорить", имеет точные однословные смысловые эквиваленты в огромном количестве других языков; фактически, мы не знаем ни одного естественного языка, где бы не было слова, обозначающего этот концепт. С другой стороны, слова, подобные гнаться или убеждать, являются в высшей степени лингвоспецифичными, и остается под вопросом, имеют ли они точный эквивалент хотя бы в каком-нибудь одном языке (во всяком случае, крайне сомнительно, чтобы они имели таковые во всех языках мира). Комбинация указанных двух признаков, определяющих разрешающую силу и универсальность языка элементарных понятий, обеспечивает возможность всесторонней проверки на опыте различных теоретических гипотез и придает выдвинутой научной программе в высшей степени эмпирический характер.

Когда великие мыслители XVII в. (прежде всего Р. Декарт) впервые сформулировали гипотезу о существовании множества врожденных человеческих концептов, они предложили два критерия их выделения: (1) эти концепты должны быть интуитивно ясными и самоочевидными, и (2) они не должны быть представимы ни через какие другие концепты. Так, было заявлено, что нельзя дать определение "мышлению" (в частности, понятию cogito "я мыслю") и что всякая попытка это сделать может привести лишь к еще большей неясности и путанице; к тому же нет никакой необходимости определять это понятие, поскольку смысл его нам интуитивно ясен. Требования Декарта, однако, оказались недостаточно операциональными. Во-первых, далеко не всегда очевидно, разложимо ли (без логического круга и не затемняя картину) данное понятие на более простые или не разложимо, а во-вторых, очень непросто установить, является ли оно ясным и не требующим разъяснений в той мере, в какой может только быть человеческое понятие.

К двум критериям Декарта Лейбниц добавил третий, который оказался более полезным на практике. Речь идет о том, что простейшие понятия, составляющие алфавит человеческих мыслей, должны быть не просто самоочевидны и неразложимы, но в качестве строительных кубиков должны также принимать самое активное участие в создании других, более сложных понятий. Именно этот критерий привел Лейбница к масштабным лексикографическим экспериментам: для того чтобы понять, какие концепты способны служить базой для построения других концептов, нужно было испытать их в составе многочисленных пробных словарных дефиниций.

Недавно к этим трем критериям, доставшимся нам в наследство с XVII в., мы добавили еще два: (4) требование, чтобы претенденты на роль врожденных и универсальных человеческих понятий хорошо проявили себя в разворачиваемой широкой практической работе с разнообразными по структуре языками мира, генетически и культурно далеко отстоящими друг от друга, и (5) требование, чтобы понятия, доказавшие свою способность служить исходным материалом для построения семантических определений, подтвердили также свое право называться лексически универсальными, то есть чтобы они имели "собственные имена" во всех языках мира.

Из кандидатов, которые рассматривал еще Лейбниц, одни (например, "я" и "этот") удовлетворяют данному критерию, другие (например, "понимать") - нет. Следует отметить, что критерий "универсальности слова" (или морфемы) абсолютно независим от возможности быть универсальным "элементарным концептом", и можно думать, что лишь очень немногие концепты удовлетворяют обоим критериям: по всей вероятности, таких слов не более четырех десятков. Я говорю здесь "слов" лишь для простоты; в действительности я имею в виду лексические эквиваленты любого рода, как большие, так и меньшие, чем слово. В японском, например, говоря не вполне строго, есть две единицы, соответствующие английскому слову want "хотеть", - прилагательное hoshii и связанная морфема tai, - и в настоящее время не вполне ясно, какую из единиц следует рассматривать как смысловой эквивалент want. Аналогично в языке чичева эквивалентом английского слова good "хороший" тоже является часть слова, точнее, связанная морфема, однако это обстоятельство никоим образом не дискредитирует смысл "хороший" как кандидата в возможные лексические универсалии (Hill, 1987, p.99). В языке мангап мбула на территории Новой Гвинеи (по данным Р. Бугенхагена) один и тот же глагол so обозначает и "говорение" и "желание". Этот языковой факт мог бы служить опровержением того, что и "говорить" и "хотеть" являются лексическими универсалиями, если бы в этом языке не было других способов выразить данные понятия. Между тем по крайней мере один такой способ есть: можно считать, что слово so означает на самом деле "говорить" (а не: "говорить/хотеть"), тогда как другое слово, lele-pa, означает только "хотеть". Последнее состоит из двух отдельных, легко распознаваемых слов, но может рассматриваться как одна лексическая единица, выражающая семантический примитив "хотеть". Наличие гипотетических семантических примитивов, реализующихся в языке посредством лексических единиц, больших, чем слово, можно проиллюстрировать примерами из английского языка. Так, элементы, которые мы ранее обозначили как part "часть" и place "место", на самом деле по-английски более полно передаются сочетаниями слов (X) is a part of (Y) "(Х) есть часть (Y)" и (X) is in place (P) "(X) находится в месте (P)". (Смыслы "находиться где-либо" и "быть частью чего-либо" при анализе не членятся на, соответственно, "находиться" и "где-либо" и "быть", "часть" и "что-либо").

Проблема многозначности

В отличие от поиска смысловых атомов, поиск лексических универсалий может показаться чисто эмпирической задачей, причем хотя и трудоемкой, но, в общем-то, бесхитростной. В действительности, однако, факт наличия или отсутствия слова, выражающего данное понятие, не может быть установлен простым просмотром или еще каким-то механическим путем. Хотя поиск лексических универсалий ведется эмпирически, он с необходимостью включает в себя теоретико-аналитический компонент.

Прежде всего это касается проблемы полисемии, или многозначности. В качестве универсальных семантических примитивов я предложила элементы you "ты, вы" и I "я", но под you я имела в виду скорее you ед. числа, т.е. "ты", а не you мн. числа, "вы". И не нужно идти дальше современного английского языка, чтобы понять, что перед нами именно тот язык, в котором, по-видимому, нет слова, обозначающего thou, то есть you ед. числа. Чтобы утверждать, что элемент thou является лексически универсальным, нам бы пришлось постулировать полисемию слова you: (1) you ед. числа и (2) you мн. числа. На первый взгляд такое решение выглядит малопривлекательным, однако, как мне представляется, существует ряд убедительных доводов в его пользу.

Полисемия - это факт жизни, и не случайно она свойственна основным, повседневным, словам. Многозначным, например, является слово "сказать", и значения его распределены между абстрактным значением, не учитывающим физический способ выражения речи (как во фразах "Что он сказал в своем письме?" или "И сказал глупец в сердце своем: Бога нет"), и более конкретным значением, относящимся лишь к устной форме речи. Слово "знать" тоже многозначное и имеет два значения, различающиеся во французском языке как savoir и connaitre, а в немецком - как wissen и kennen (ср. "Я знаю, что это неправда" и "Я знаю этого человека").

Разумеется, полисемию не следует каждый раз постулировать с поспешной легкостью: введение ее всегда должно подкрепляться определенными <внутри>языковыми соображениями. Но насколько необдуманным было бы необоснованное введение в словарь полисемии, настолько же неразумным было бы догматически и априорно отвергать ее. Что же касается английского you, то я полагаю, что его многозначность можно обосновать наличием языковых форм yourself "тебя, ед. число" и yourselves "вас, мн. число". Выбор между этими формами обусловлен выбором между you, ед. число и you, мн. число (ср. You must defend yourself - "Ты должен защищать себя" и You must defend yourselves - "Вы должны защищать себя").


Дата добавления: 2021-12-10; просмотров: 66; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!