Нормативные и дескриптивные аспекты эпистемологии
Переходя теперь к эпистемологии (понимаемой как общая теория познания), надо отметить, что она всегда включала два аспекта, которые можно назвать дескриптивным и нормативным. Нормативный аспект является предварительным, поскольку он состоит, во-первых, в каком-либо определении понятия знания, т.е. достаточном уточнении того, что такое знание, а это, во-вторых, определяет также, каким требованиям должно удовлетворять то, что мы хотели бы квалифицировать как знание.
Дескриптивный аспект состоит в выяснении того, как добывается знание, какими шагами, при каких условиях и согласно каким критериям можно убедиться в его получении, и это применительно к различным предметам, которые мы хотели бы знать. Конечно, эти два аспекта различимы только аналитически, а конкретно они взаимозависимы.
После возможного анализа некоторых различных значений понятий знания и познания, присутствующих в обыденном языке, следует сосредоточиться на традиционно наиболее релевантном из них (тем, которое рассматривается в «теории познания»), которое часто определяют как «пропозициональное знание», т.е. знание, выражаемое в описательных, или дескриптивных, высказываниях. Это знание можно охарактеризовать так: «знать - это значит обладать присутствием реальности такой, какова она есть», а «знание есть мысленное или языковое выражение этого присутствия», т.е. «знание есть представление того, каковы вещи на самом деле».
|
|
|
Любая эпистемология должна предполагать не только это понимание знания (в противном случае она была бы не теорией познания, а теорией чего-то другого), но и предполагать, что знание как таковое вообще возможно. Действительно, если мы хотим знать, как действует и получается наше знание, мы должны признать, что мы можем знать по крайней мере это. Следовательно, мы обнаруживаем здесь схему elenchos: тот, кто утверждает, что мы не можем знать ничего, опровергает сам себя, поскольку предполагает по крайней мере, что знает этот факт. Кстати, Сократ не в этом смысле говорил, что знает, что ничего не знает, поскольку это было только признанием своего незнания многих вещей, но не общее утверждение о невозможности знания (и он старался показать, из чего может состоять возможное здравое знание).
Положительная и отрицательная петли обратной связи
Историю эпистемологии можно рассматривать как непрерывное углубление и расширение ее дескриптивного аспекта, в ходе которых функции, инструменты, критерии, возможности приобретения знания обнаруживались и оценивались с точки зрения их здравости (нормативного аспекта). Этот процесс можно представить как повторное применение петель обратной связи в том смысле, что определенная стадия эпистемологии, характеризуемая, так сказать, данной парадигмой познания, приводила к изменению самой этой парадигмы (тем самым изменяла самое себя) в силу ее собственной внутренней динамики. Самый заметный этап этой эволюции представлен созданием современного естествознания: стоя перед проблемой, каким образом мы можем знать «природные субстанции» (т.е. физические тела), Галилей утверждал, что получение такого знания есть безнадежное предприятие, если мы претендуем на схватывание их «внутренней сущности», но оно возможно, если мы удовлетворимся постижением определенных их «побочных» или «неглавных» свойств (далее он уточнял что такими «реальными неглавными свойствами» являются математически выразимые качества вещей). Как следствие этого ограничения сферы возможного знания (но не понятия знания вообще) Галилей, Ньютон и их последователи разработали целый набор методов, критериев и орудий для приобретения научного знания.
|
|
|
В течение примерно двух столетий этот процесс имел все признаки «положительной» обратной связи (т.е. давал результаты, укреплявшие и расширявшие исходную схему), и это привело к возведению механистической математической физики не только в ранг парадигмы науки, но и модели знания вообще (как это видно из кантовской эпистемологии). Однако к концу XIX в. открытие новых физических явлений (особенно в области термодинамики и электродинамики), к исследованию которых были применены те же самые методологические и концептуальные средства механики, проявило эффект «отрицательной» обратной связи, поскольку вынуждало ученых отказаться не от самой механики, но от предрассудка, будто механикой исчерпывается весь объем естествознания. Более того, поскольку в западной культуре широко распространилось представление о том, что только научное знание достойно называться действительным знанием (позитивизм), ученые, убежденные в том, что в их областях науки достигается надежное знание, стали требовать для них статуса наук. Здесь снова мы видим отрицательную обратную связь: коль скоро мы признаём, что науку надо в общем смысле определить как надежное знание, и к тому же видим в объективности и строгости необходимые признаки научного знания, нам приходится признать, что первоначальное отождествление науки с моделью естественных наук слишком узко и что эту ограниченную модель следует изменить. В этом самая суть спора между естественными и общественными науками, о котором мы уже упоминали, и этим оправдывается то обстоятельство, что социология, коль скоро она признана наукой, вносит собственный вклад в понимание всякой реальности, содержащей социальные аспекты или характеристики.
|
|
|
|
|
|
Из этого справедливо вытекает, что в результате социологического анализа имеет место определенное уточнение понятия науки, в частности его расширение, состоящее в осознании того, что наука - многоаспектная реальность, в которой действуют многие факторы, влияющие на конкретные занятия ею. Это значит, что ограничивать рассмотрение науки ее когнитивным аспектом - слишком узкая точка зрения и что исследование только этого «чистого» аспекта не достаточно для понимания реальной природы науки, т.е. в определенном смысле системы знания, но в другом смысле - некоторого рода человеческой деятельности. Интерес представляет то, что осознание этого в то же время побудило людей исследовать, каким образом и в какой мере эти прагматические и социальные измерения науки могут посягнуть на ее когнитивный аспект. Это тоже совершенно нормально и позитивно и, как мы видели, имеет предшественников в методологическом сомнении Декарта и в бэконовском учении об идолах. Короче говоря, в той мере, в какой речь идет о когнитивном измерении науки, нужно вывести на свет социальные обусловленности, сопровождающие приобретение научного знания, и единственным ограничением этой процедуры является то, что она не должна приводить к противоречию.
В нашем случае результаты социологии науки могут рассматриваться как достижения в эпистемологии науки, только если они не ведут к отказу от фундаментальных характеристик науки, т.е. объективности и строгости. Если эти требования исчезают, социология также теряет право на серьезное внимание, и вся ее критика «абсолютности» науки становится пустой. Реальный вклад социологии науки состоит в том, чтобы привлекать внимание к довольно-таки деликатным обстоятельствам, окружающим научную деятельность, которые часто и легко могут становиться препятствиями, с которыми ученым приходится бороться, если они хотят оставаться учеными, или, в менее драматических ситуациях, - ограничениями, которые ученый и его сообщество должны учитывать при оценке и использовании научных результатов. Эту мысль можно также выразить, сказав, что у нас есть и нам нужно иметь понятие науки, чтобы говорить о ней, и говорить о ней нечто точное (включая самую радикальную критику). Это понятие, которое мы отождествили с идеей объективного и строгого знания, играет нормативную роль, но представляет собой абстрактный объект, который может быть более или менее удовлетворительно экземплифицирован различными конкретными объектами (т.е. различными человеческими познавательными предприятиями, которые заслуживают звания или претендуют на звание науки).
Социология науки - хороший инструмент для осознания того, что такие экземплификации довольно часто весьма несовершенны (что практически очень важно, так как побуждает людей быть более скромными), но это никогда не может означать, что наука как объективное знание есть пустое понятие или фальшивка. Это все равно что утверждать, будто геометрическое понятие сферы бессодержательно, поскольку никакое конкретное материальное тело не является примером идеального шара; или что понятие твердого тела в механике пусто, поскольку не существует абсолютно твердых тел, которые мы можем конкретно наблюдать. Напротив, такие абстрактные понятия внутренне законны и даже практически полезны, помогая нам понять, какие характеристики следует реализовать, чтобы получить сферическое или твердое тело, а также оценить, в каких пределах мы можем удовлетвориться несовершенной реализацией таких свойств в соответствии с нашими актуальными потребностями в различных ситуациях. В случае науки важность социологии науки состоит в основном в выяснении того, каким условиям надо удовлетворить, чтобы научный дискурс в одно и то же время и вписывался в социальный контекст, и имел внутреннюю ценность.
Примечания
[1] Соответствия разума и [положения] вещей (лат.) - Прим. перев.
[2] Всё воспринимаемое воспринимается согласно способу восприятия воспринимающего (лат.) - Прим. перев.
Перевод с англ. Д.Г. Лахути
Дата добавления: 2021-12-10; просмотров: 24; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!