Реализация «большой чистки» в Донбассе



8 апреля 1933 г. Совет Народных Комиссаров СССР и ЦК ВКП (б) приняли постановление «О работе угольной промышленности Донбасса», сущность которого состояла в усилении административно-командного регулирования в отрасли. Главным было акцентирование усилий на организационно-технических мерах обеспечения выполнения производственных планов. Расширялся институт парторгов ЦК ВКП (б) на крупнейших шахтах. Определенная часть работников трестов, рудоуправлений и шахт была переведена на угольные участки шахт. Значительно усиливалось единоначалие на шахтах и их подземных участках. Предусматривалось фактическое копирование основных позиций этого

постановления в деятельность железорудной, химической, соледобывающей, машиностроительной отраслей[7].

Прошло четыре года, но ситуация в угольной промышленности не улучшалась.

Определенный акцент в своей деятельности руководители угольной промышленности сделали на наказании «недостаточно СПРЫТНЫХ» в организации стахановского движения.

Достаточно отметить, что только по тресту «Чистяковантрацит» в 1935 г. якобы за «саботаж в проведении стахановских методов работы» были заменены 212 начальников шахтных участков (из 104 по тресту), 104 десятника, 11 главных инженеров.

Эта система отталкивала инженерно-технических работников от новаций, вызывала неудовлетворенность и неуверенность в работе.

В результате угольная промышленность Донбасса оказалась в положении рабочего прорыва. Начиная с 1937 г. этот прорыв еще более углубился.

В январе только два треста («Макеевуголь» и «Советскуголь») выполнили план добычи угля. В феврале, марте и апреле ни один из угольных трестов Донбасса производственного плана не выполнил. При этом кривая выполнения производственных программ по Донбассу из месяца в месяц неуклонно падала вниз.

В 1936 г. план добычи угля был выполнен на 94,5%, январе 1937 г. этот показатель уменьшился до 94,1%, в феврале — до 89,3%, в марте — до 85,3%, за 20 дней апреля — до 85%.

Соответствующее последовательное снижение характеризовало также и динамику среднесуточной угледобычи Донбасса.

В абсолютных цифрах добыча I квартала 1937 г. в сравнении с добычей IV квартала 1937 г. снизилась более чем на 700 000 тонн.

Если в IV квартале 1936 г. план подготовительных работ был выполнен, то в I квартале следующего года этих работ было выполнено на 1363 м меньше.

Типичной была картина по авариям на шахтах треста «Дзержинск-уголь». За период с декабря 1936 г. по апрель 1937 г. только одна шахта им. Дзержинского из-за аварий (декабрь — 9, январь — 7, февраль — 5, март — 6) уменьшила добычу на 12 350 тонн.

Но вместо мер по предупреждению аварий руководство комбината «Донбассуголь» и трестов шло путем наименьшего сопротивления — просто закрывали опасные участки.

По нормам того времени, резервная линия забоев должна была составлять около 30%. В реалиях все было иначе: на 1 января 1936 г. этот показатель равнялся только 10% (16 680 м), а на 1 января 1937 г. он составлял 12 767 м).

Если во II квартале 1936 г. от аварий было потеряно 793 377 тонн добычи угля, то в I квартале 1937 г. были потеряно 1 260 082 тонны.

Вот такие данные характеризовали составляющие стахановского движения. Во-первых, количество мастеров угля, в том числе — мастеров первого класса, из месяца в месяц уменьшалось: в декабре 1936 г. было 12 936 мастеров угля (из них 1131 — мастеров первого класса), а в марте первый показатель уменьшился до 12 506 чел., а второй — до 967 чел. Во-вторых, количество длинных уступов, которые определяли стахановские принципы работы, также уменьшалось: в декабре 1936 г. уступов длиной от 20 до 30 м было 478, а уступов длиной более 30 м — 144. В марте 1937 г. количество уступов первого типа уменьшилось до 460, а второго типа — до 110. В-третьих, количество длинных лав (от 150 до 200 и более метров) имело такую динамику: в феврале 1937 г. их было 241, а в марте — 138.

Кадровая политика в угольной промышленности также имела значительные негативные проявления. В I квартале 1937 г. на шахтах были привлечены к ответственности 322 руководителя отрасли разного уровня (большинство — за нарушение техники безопасности). За тот же период приказами по комбинату «Донбассуголь» были сняты с должностей 303 руководящих работника (в том числе — 164 начальника участков, 63 заведующих шахтами). Для сравнения имеем такие данные: за 1936 г. были привлечены к ответственности 1162 руководителя отрасли, за второе полугодие — 37% начальников участков на шахтах.

Текучесть технического персонала шахт была очень высокой — типичным явлением была работа руководителя на должности 3-6 месяцев.

Приведенные выше данные в определенной мере объективно отражали положение в угольной промышленности.

Наиболее интересным является то, что эти материалы были составной частью докладной записки начальника УНКВД по Донецкой области Д. Со-колинского наркому внутренних дел УССР В. Балицкому «О ходе ликвидации результатов вредительства в угольной промышленности Донбасса» № 110823718/2 от 26 апреля 1937 г.

Масштабы политических репрессий исследуемого периода можно выяснить, используя отчетные статистические данные областных управлений НКВД: в 1937 г. в УССР были арестованы по политическим мотивам 159 573 чел., а в 1938 г. — 106 096 чел.: суммарно за весь период «большой чистки» — 265 669 чел.

Наибольшее количество репрессированных этой категории было в фабрично-заводской промышленности — 714 чел. (11,81% от общего количества репрессированных по отрасли), по железнодорожному транспорту, соответственно, — 525 чел. (19,96%), по угольной промышленности — 391 чел. (%) и по сельскому хозяйству — 234 чел. (3,76%).

Полученные данные по категориям партийной принадлежности были такими: члены ВКП (б) — КП (б) У составляли 13,92% от общего количества репрессированных по железным дорогам, 3,90% — по фабрично-заводской промышленности, 3,30% — по угольной, 1,55% — по сельскому хозяйству;

кандидаты в члены ВКП (б) — КП (б) У — 2,02% по железным дорогам, 0,33% — по угольной промышленности и сельскому хозяйству, 0,07% — по фабрично-заводской промышленности;

бывшие члены ВКП (б) — КП (б) У — 5,3% по фабрично-заводской промышленности, 3,70% — по угольной, 2,97% — по железным дорогам, 1,13% — по сельскому хозяйству;

бывшие кандидаты в члены ВКП (б) — КП (б) У — 0,16% по угольной промышленности и фабрично-заводской, 0,15% — по железным дорогам и 0,14% — по сельскому хозяйству;

комсомольцы — 0,91% — по железным дорогам, 0,65% — по сельскому хозяйству, 0,64% — по фабричной и 0,5% — по угольной промышленности.

Характер обвинений предполагал: повстанческую контрреволюционную деятельность, контрреволюционную агитацию, шпионаж, диверсии, вредительство, террористическую деятельность, измену Родине, бандитизм, служебно-должностные преступления, нелегальный переход границы, контрабанду, разворовывание социалистической собственности, принадлежность к семьям изменников Родины, прочие преступления.

 Все это позволяло манипулировать данными при оценке реальных результатов деятельности карательных органов, и не только по общим количественным показателям, но и в определении социально-профессиональной принадлежность репрессированных. Изучение архивно-следственных дел позволило выявить такую закономерность: в 1937 г., как правило, «оформлялись» дела на так называемых одиночек. В 1938 г. обвинительный вектор был повернут в сторону «коллективных дел», то есть — разного рода антисоветских или контрреволюционных организаций.

В данном исследовании с целью сопоставления реальных масштабов и направленности репрессий на Донетчине периода «большой чистки» автор использовал официальные отчетные данные, содержащиеся в докладной записке начальника Донецкого областного управления НКВД Д. Соколинского № 1562111 от 12 января 1938 г. «О работе по разгрому право-троцкистской шпионско-диверсионным формированиям агентуры иностранных разведок и их контрреволюционной базы в Донбассе» наркому внутренних дел СССР Н. Ежову.

В этом пространном 28 страничном документе приведены сотни цифр, характеризующих прежде всего масштабы репрессий в Донбассе, детально описываются «цели» и «задачи» разного рода диверсионно-повстанческих организаций и так называемых одиночек, названы «выявленные» и уничтоженные органами НКВД их руководители.

В кратком изложении ситуация выглядела следующим образом (приводим обобщенные автором данной статьи основные моменты документа):

1) возглавляли правотроцкистскую шпионско-диверсионную организацию, бывший первый секретарь обкома партии Саркисов, директор Макеевского металлургического завода Гвахария, председатель облисполкома Иванов и его заместители Вербицкий и Конотоп. Участниками заговора были оба секретаря обкома партии, все члены бюро обкома, все члены президиума облисполкома, все заведующие отделами обкома, большинство заведующих отделами облисполкома, секретари крупнейших городских и районных партийных организаций Донбасса, значительное количество председателей горсоветов и райисполкомов. В состав организации входили все директора металлургических заводов, директора заводов общей химии (за исключением одного), директора коксохимических заводов, руководящий состав комбината «Донбассуголь», большинство управляющих угольными трестами. В числе арестованных участников правотроцкистского заговора были 85 руководящих работников партийного аппарата, 71 руководитель советского аппарата, 391 хозяйственник и руководящий инженерно-технический работник (в угольной отрасли — 199, металлургии — 61, химии и коксохимии — 35, машиностроении и энергетике — 56, других отраслях — 40);

2) практическая деятельность правотроцкистской организации в условиях Донбасса, являющегося крупнейшим промышленным центром страны, выразилась главным образом в проведении активной диверсионно-вредительской работы. Вредительством были охвачены почти все отрасли народного хозяйства, партийного, советского и культурно-бытового строительства, но главным образом промышленность (в первую очередь угольная) и сельское хозяйство. В соответствии с указаниями иностранных разведок правотроцкистская организация ставила перед собой основную задачу — вывести из строя промышленность Донбасса, сделать ее недееспособной на военный период. Особо большую разрушительную работу провела правотроцкистская организация в угольной промышленности Донбасса. Диверсионно-вредительская работа в угольной промышленности проводилась участниками заговора бывшим начальником комбината «Донбассуголь» Бажановым, бывшим главным инженером Калманови-чем, его заместителем Гусевым. Как участники организации выявлены и репрессированы управляющие 12 угольных трестов, значительная часть главных инженеров трестов и шахт. Подрывная работа правотроцкистской организации в угольной промышленности проводилась в первую очередь в решающих трестах, снабжающих промышленность коксующимся углем.

Практическое осуществление диверсионно-вредительской работы в угольной промышленности шло по линии:

а) задержки развития угледобычи проведением так называемой концентрации подземных работ, в результате чего выводились из строя действующие шахты, эксплуатируемые пласты, сокращался фронт подготовительных работ и действующая линия забоя;

б) срыва мобилизационной готовности угольного Донбасса, путем сокращения резервной линии забоя;

в) противодействия механизации очистных, а особенно подготовительных работ;

г) создания аварийной обстановки на механизмах и на шахтах путем срыва планово-предупредительного ремонта механизмов, котлового и подъемного х-ва, нарушения техники безопасности и правил горных работ;

д) срыва нового шахтного строительства, саботажа и дезорганизации стахановского движения, организации прямых диверсий, взрывов, завалов, порчи механизмов;

е) в документе приводятся «данные» о деятельности указанной организации во всех отраслях промышленности и сельского хозяйства, отдельно выделены «сведения» по участию в ней по так называемым национальным линиям немцев, поляков и латышей[8].

Всего было арестовано:

членов резидентур и организаций: немцев — 5439 чел., поляков — 4021 чел., латышей — 34 чел.; одиночек шпионов и диверсантов: немцев — 1345 чел., поляков — 1228 чел., латышей — 279 чел. В промышленных отраслях арестовали: немцев — 2909 чел., поляков — 2989 чел., латышей — 279 чел.

Рассмотрим еще один нюанс изучаемой темы — сам процесс организации репрессий[9].

В 1957 г., в ходе начавшейся реабилитации жертв незаконных репрессий 1937-1938 гг., Прокуратура СССР и ее структурные подразделения начали пересмотр архивно-следственных дел, включая проведение допросов тех должностных лиц, которые работали в органах НКВД и имели отношение к организации арестов и ведению следствия. Помощником прокурора Киевского военного округа полковником Васильевым был допрошен С.С. Прицкер, работавший в 1936-1938 гг. в УНКВД Донецкой (Сталинской) области помощником начальника отделения по металлургии, затем — начальником отделений по химической промышленности который написал собственноручное объяснение (его оригинал хранится в материалах проверки по делу обвиняемого и осужденного к расстрелу Н.Н. Благовещенского): «Начиная с 1937 года следствие в УНКВД по Донецкой области приняло массовый характер, причем началось оно по линии СПО, а затем уже по линии ЭКО»; «Были ли в УНКВД какие-либо агентурные разработки по "вскрытому" затем подполью тройкистской организации в Донбассе по линии СПО, я не знаю, но по линии ЭКО, по-моему, не было»; «Были по той отрасли промышленности, которую я обслуживал, дела-формуляры по подозрению в комвредительстве главным образом на лиц, ранее работавших вместе с иностранцами»; «На допросах следователь обычно обещал снисхождение на суде. Экспертиза по основным делам проводилась, но к ней я не был причастен»; «Руководил всей этой работой начальник отдела ОРЛОВ, начальник отделения по углю ШЕЙНИС и оперуполномоченный КРИЧЕВСКИЙ»; «Почему писались заявления самими арестованными. Такова была установка. Без заявления арестованного, написанного собственноручно, дело считалось не законченным»; «Арестованных к судебным процессам, как правило, "готовили" с тем, чтобы убедиться, подтверждает ли он свои показания, хотя перед направлением дела в суд с ним беседовал обязательно прокурор»; «...большинство дел в ЭКО на работников промышленности, главным образом угольной, заводилось на основании следственных материалов, а как это установлено сейчас, большинство показаний были фиктивными, то ясно, что дело в целом было фиктивным или фальсифицированным»; «Обстановка того периода была такова, что ты мог только подумать обо всем про себя, рассуждать вслух нельзя было»; «Следствие по этим делам проводилось только на основании следственных материалов, без тщательной проверки, в чем я сейчас убеждаюсь, когда совершенно другая обстановка, читая следственные дела, хотя и не являюсь специалистом-следователем»; «При массовых арестах в обстановке того времени арестованные могли оговаривать себя и других, что видно из целого ряда дел, по которым эти обвиняемые реабилитированы, что для меня стало очевидным после решения 20-го съезда КПСС».

В ноябре 1956 г., освобожденный из ГУЛАГа бывший начальник участка шахта № 9 «Капитальная» И.М. Шишков (был осужден к 25 годам лишения свободы с поражением в правах на 5 лет), допрошенный следователем Сталинского облуправления КГБ в ходе пересмотра дела, написал: «Я на первых нескольких допросах показывал правду, что никогда никаких преступлений не совершал. То, что говорил, в протоколах не записывалось. Мне все время угрожали, и потом... под диктовку следователя я написал краткое заявление, что признаю себя виновным. На следствии и в камере тюрьмы были созданы какие-то угнетающие условия. Арестованных в процессе допроса подвергали избиениям, вследствие чего арестованные давали ложные показания, брали на себя вину, чего никогда не повершали».

Бывший начальник 1-го спецотдела УНКВД Донецкой (Сталинской) области Я.В. Соломонович, арестованный 14 ноября 1938 г. в связи с контрреволюционной деятельностью, вредительством и халатным отношением к служебным обязанностям, на допросе 29 января 1939 г. сообщил следователю: «...руководство УНКВД требовало перепроверки цифр "рабочих" и "служащих", указывая на то, что цифры эти неправильно увеличены... Фиктивные данные о социальной прослойке я поместил в стат. отчеты за IV квартал 1936 г., за 1937 г. и первую половину 1938 г.». На заседании военного трибунала войск НКВД Харьковского округа, рассматривавшего это дело, инспектор 1-го спецотдела Шумков на вопрос трибунала ответил: «В отношении сведений о прослойке, то Соломонович говорил, что руководство всегда требовало, чтобы больше указывать кулаков, а рабочих — меньше...».

В Архиве временного хранения документов УСБУ в Донецкой области все дела на указанных выше «руководителей» правотроцкистской шпионско-диверсионной организации даже внешне были оформлены одинаково. Так, титульные листы выполнены машинописным способом и имеют один регистрационный порядковый номер (№ 123). Сегодня можно с большой долей уверенности заявлять, что готовился большой показательный процесс, по образцу «Шахтинского дела» (1928 г.) или дела «Промпартии» (1930 г.). В пользу этой версии говорит и то, что упомянутая выше докладная записка начальника УНКВД по Донецкой области наркому Н. Ежову в фондах 16 и 32 ГОА СБУ (отчетность по репрессиям в областном и республиканском разрезе) является единственным такого рода объемным, структурированным и проработанным документом[10].

Эти планы не были реализованы, возможно, потому, что «большая чистка» продолжалась еще более 11 месяцев и была завершена принятием 17 ноября 1938 г. постановления СНК СССР и ЦК ВКП (б) «Об арестах, проку-рорскрм надзоре и ведении следствия», приказа НКВД от 26 ноября 1938 г. «О порядке осуществления постановления СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 17 ноября 1938 г.» и соответствующей директивы НКВД СССР и Прокуратуры Союза СССР от 26 декабря 1938 г.33 Предполагаем, что в условиях беспримерных масштабов репрессий у областного руководства НКВД не хватало сил, времени и квалификации для организации подобного масштабного показательного процесса.

Но все же в Донецкой области 2-5 ноября 1937 г. был проведен открытый судебный процесс над инженерно-техническими руководителями треста «Буденновуголь», стенографические отчеты о котором регулярно публиковались на страницах областной газеты «Социалистический Донбасс». К ответственности были привлечены управляющий угледобываюшего треста С.П. Володарский, главный инженер В.И. Мирясов, главный инженер крупнейшей шахты № 9 «Капитальная» Н.А. Проциков, главный механик шахты С.П. Толстиков, и.о.главного инженера шахты Д.И. Ярославцев, помощник главного инженера треста И.Л. Штеренсон. По делу в процессе предварительного следствия были допрошены бывший секретарь обкома партии К.Ф. Коваль, бывший секретарь Буденновского райкома партии Г.И. Геталло, помощник главного инженера треста «Сталинуголь» А.А. Богомолов, главный инженер комбината «Донбассуголь» А.И. Гусев, руководители Главугля СССР В.М. Бажанов и А.В. Годзевич (последние два — как «члены вредительской организации» в Наркомтяжпроме). Все обвиняемые по «Буденновскому делу» (кроме И.М. Шишкова) были приговорены к расстрелу.

Процесс получил широкую огласку. К следственному делу приложены протокол общешахтного рабочего собрания шахты № 9 «Капитальная», резолюция митинга студентов Сталинского индустриального института и других предприятий и учреждений. Обвинителем на процессе был прокурор Донецкой области Р.А. Руденко, который впоследствии был назначен прокурором УССР, а в послевоенный период был Генеральным прокурором СССР. На судебное заседание, проходившее на клубной сцене, после отработанной смены приводили в качестве «зрителей» бригады шахтеров.

Отметим также, что все репрессированные, данные о которых были использованы нами при проведении соответствующих расчетов, были реабилитированы в последующий период; сведения о них занесены в девять томов указанного выше издания. Таким образом, речь идет о незаконно репрессированных[11].

Можно сделать следующие выводы.

1. Массовые репрессии 1937-1938 гг. не имели реального смысла, если их рассматривать с позиций обеспечения безопасности государства, поскольку их жертвами, о чем свидетельствуют приведенные количественные данные, были преимущественно рабочие и колхозники. В принятой 5 декабря 1936 г. Конституции СССР статья 1 провозглашала: «Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое государство рабочих и крестьян». Таким образом, проводя массовые репрессии против этих социальных групп (классов), карательные органы наносили существенный урон социальной основе рабоче-крестьянской власти. То есть речь идет о своеобразном проявлении «политической шизофрении» на государственном уровне — правящая и единственная политическая партия, государство, органы безопасности, ими созданные, уничтожали свой фундамент.

2. Используя подмену понятий (вместо «социальной принадлежности» репрессированных в отчетности указывалось «социальное происхождение»), органы НКВД манипулировали количественными показателями. В результате не только «подтверждали» эффективность своей деятельности, но и добивались «разворота» массовых политических репрессий.

3. Массовые аресты квалифицированных рабочих, инженерно-технических работников в промышленности наносили существенный материальный вред функционированию и развитию крупнейшего промышленного региона страны в целом и его ведущих отраслей: угольной, металлургической, машиностроительной, химической, железнодорожного транспорта, связи и строительства. Подсчитать нанесенный ущерб не представляется возможным.

Дважды репрессированный писатель В.Т. Шаламов писал в своем рассказе «Последний бой майора Пугачева»: «Аресты тридцатых годов были арестами случайных людей. Это были жертвы ложной и страшной теории о разгорающейся классовой борьбе по мере укрепления социализма. У профессоров, партработников, военных, инженеров, крестьян, рабочих, наполнивших тюрьмы того времени до предела, не было ничего положительного, кроме, может бать, личной порядочности, наивности, что ли, — словом, таких качеств, которые скорее облегчали, чем затрудняли карающую работу тогдашнего "правосудия". Отсутствие единой объединяющей идеи ослабляло моральную стойкость арестантов чрезвычайно. Они не были ни врагами власти, ни государственными преступниками, и, умирая, они и не поняли, почему им надо было умирать. Их самолюбию, их злобе не на что было опереться»[12].

В заключение отметим, что президент Российской Федерации В.В. Путин, выступая 30 октября 2017 г. на открытии в центре Москвы памятника жертвам политических репрессий в СССР, сказал: «Для всех нас, для будущих поколений, что очень важно, нужно знать и помнить об этом трагическом периоде нашей истории, когда жестоким преследованиям подвергались целые сословия, целые народы: рабочие и крестьяне, инженеры и военачальники, священники, государственные служащие, ученые и деятели культуры... Нам и нашим потомкам надо помнить о трагедии репрессий, о тех причинах, которые их породили, но это не значит призывать к сведению счетов, нельзя снова подталкивать общество к опасной черте противостояния.

 


[1] Бондаренко Е.Ю. История государственного управления России: Учебное пособие. - Владивосток: ТИДОТ ДВГУ, 2001. - 117 с.

[2] Бондаренко Е.Ю. История государственного управления России: Учебное пособие. - Владивосток: ТИДОТ ДВГУ, 2001. - 117 с.

[3] Там же.

[4] Бондаренко Е.Ю. История государственного управления России: Учебное пособие. - Владивосток: ТИДОТ ДВГУ, 2001. - 117 с.

[5] Голдман Венди З. Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий / Венди З. Голдман; пер с англ. Л. Е. Сидиковой. — М.: Российская политическая энциклопедия, 2010. — 336 с.

[6] Голдман Венди З. Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий / Венди З. Голдман; пер с англ. Л. Е. Сидиковой. — М.: Российская политическая энциклопедия, 2010. — 336 с.

[7] Никольский В.Н. Политические репрессии 1937–1938 гг. на Донетчине в количественных измерениях / В.Н. Никольский // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. – 2018. – № 4. – С. 48.

[8] Никольский В.Н. Политические репрессии 1937–1938 гг. на Донетчине в количественных измерениях / В.Н. Никольский // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. – 2018. – № 4. – С. 52

[9] Никольский В.Н. Политические репрессии 1937–1938 гг. на Донетчине в количественных измерениях / В.Н. Никольский // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. – 2018. – № 4. – С. 58.

[10] Никольский В.Н. Политические репрессии 1937–1938 гг. на Донетчине в количественных измерениях / В.Н. Никольский // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. – 2018. – № 4. – С. 78.

[11] Никольский В.Н. Политические репрессии 1937–1938 гг. на Донетчине в количественных измерениях / В.Н. Никольский // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. – 2018. – № 4. – С. 80.

[12] Никольский В.Н. Политические репрессии 1937–1938 гг. на Донетчине в количественных измерениях / В.Н. Никольский // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. – 2018. – № 4. – С. 81.


Дата добавления: 2021-12-10; просмотров: 30; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!