Анализ стихотворения «Кузнечик» (1908—1909)

Лекция

Модернисты отстаивали особый дар художника, способного прогнозировать путь новой культуры, делали ставку на предвосхищение грядущего и даже на преображение мира средствами искусства. Особая роль в этом принадлежит футуристам. Уже в самом названии направления заключено стремление к будущему (от дат. futurum — будущее).

Футуризм — авангардистское течение в европейском и русском искусстве начала ХХ века, отрицавшее художественное и нравственное наследие, проповедовавшее разрушение форм и условностей искусства ради слияния его с ускоренным жизненным процессом.

Русский футуризм связан с западноевропейской культурной традицией — философскими идеями А. Бергсона, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, провозглашавшими интуитивизм (познание действительности, основанное на интуиции), нигилизм, критику традиционной культуры, идеал «сверхчеловека», свободного о каких-либо моральных ограничений, от власти объективных законов. Эти взгляды были восприняты в качестве философских предпосылок русского футуризма.

Эстетической его предпосылкой стал символизм. Отталкиваясь от принципов этого литературного направления, футуристы поставили человека в центр мира, воспевали «пользу», а не «тайну», отказывались от недосказанности, туманности, завуалированности, мистицизма, присущих символизму. Футуристы противопоставили всему обществу свои радикальные взгляды, тезису «Искусство для искусства» — лозунг «Искусство для масс», провозгласили антиэстетизм.

Считается, что предшественником русского футуризма был итальянский футуризм. Впервые этот термин был введен литератором Филиппо Маринетти, который в парижской газете «Фигаро» (20 февраля 1909 года) опубликовал «Манифест о футуризме». Это авангардистское европейское художественное течение получило распространение во Франции, Англии, Австрии, Польше, Чехословакии, Германии. Правда, русские футуристы старались отмежеваться от итальянских корней.

Современность футуризма проявлялась в создании иной художественной картины мира, базирующейся на новой системе ценностей урбанистической цивилизации. Для одних представителей футуризма (В. Шершневич, И. Северянин) образ города выступает как выражение сущности жизни, современной культуры ХХ века. Поэзия И. Северянина насыщена образами автомобилей, аэропланов, примет современной цивилизации (например, стихотворение «Пролог», 1911 г.).

Большинство русских футуристов относилось к городу резко отрицательно. Главная причина такого отношения — «адская» сущность города, где человек не просто оглушен бездушной «новой техникой», но и раздавлен темной, бездушной силой (В. Маяковский «Адище города», 1913 г.).

Русские футуристы пытались по-новому осмыслить окружающий мир. Он понимался ими как макрокосм, а человек — как микрокосм. Развитие мира рассматривалось как движение к всеединству. Бытие цивилизованного человечества выступало в единстве со Вселенной, а космизм придавал целостное восприятие. В стихотворении Маяковского «Эй!» (1916) человек выступает субъектом планетарного и космического преобразовательного действия.

Для русских футуристов современный мир — это движение, устремленность в будущее. Они буквально жили им. Идти в будущее означало творить его.

Русские футуристы рассматривали искусство как важнейшее средство отражения тенденций эпохи, преобразования человека и мира, созидания новой реальности. То есть, по мнению футуристов, искусство играет преобразующую и созидающую роль. Однако прошлое, в том числе и искусство прошлого, они рассматривали лишь как «собрание окаменелых ценностей».

Временем рождения русского футуризма считается 1910 год, когда вы шел в свет первый футуристический сборник «Садок Судей», его авторами были Д. Бурлюк, В. Хлебников и В. Каменский. Вместе с В. Маяковским и А. Крученых эти поэты скоро составили наиболее влиятельную в этом течении группу «кубофутуристов», или поэтов Гилеи (Гилея — древнегреческое название территории Таврической губернии, где отец Д. Бурлюка управлял имением и куда в 1911 году приезжали поэты нового объединения). Кроме того, заметными группами были «эгофутуристы» (И. Северянин, И. Игнатьев, В. Гнедов и др.) и объединение «Центрифуга» (Б. Пастернак, Н. Асеев, С. Бобров и др.). Подобно другим модернистским течениям, футуризм был неоднороден, а полемика внутри футуристических группировок была особенно непримирима.

Первая декларация футуристов «Пощечина общественному вкусу» вышла в 1912 году. Молодые поэты (Бурлюк, Крученых, Маяковский, Хлебников) заявляли: «Только мы — лицо нашего времени... Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее иероглифов... Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч. с Парохода Современности...». Эти эпатирующие публику тезисы, выражение «ненависти к существовавшему до них языку», презрения к «Здравому смыслу» и «Хорошему вкусу» принесло поэтам скандальную славу и известность. В манифесте из сборника «Садок Судей II» (1913) программа футуристов была конкретизирована: отрицание грамматики, синтаксиса, правописания; новые ритмы, рифмы, размеры стиха; новые слова и новые темы; презрение к славе: «нам известны чувства, не жившие до нас. Мы новые люди новой жизни».

По размаху притязаний и по резкости их выражения футуризм не знал себе равных. Маяковский заявлял претензии «стать делателем собственной жизни и законодателем для жизни других». Футуристы претендовали на вселенскую миссию: в качестве художественной программы была выдвинута утопическая мечта о рождении сверхискусства, способного преобразить мир. При этом они стремились рационально обосновать творчество с опорой на фундаментальные науки — физику, математику.

Футуризм выходил за рамки собственно литературы, был тесно связан с авангардными группировками художников 1910-х годов: «Бубновый валет», «Ослиный хвост», «Союз молодежи». Большинство футуристов совмещали занятия литературой и живописью. Художник Татлин всерьез конструировал крылья для человека, К. Малевич разрабатывал проекты городов-спутников, курсирующих по земной орбите, В. Хлебников предлагал новый универсальный язык. Мироздание воспринималось футуристами как аналог грандиозной сценической площадки. Грядущая революция была желанна, потому что понималась как массовое художественное действо, вовлекающее в игру весь мир. Футуристы не только декларировали свои лозунги, они действовали: после Февральской революции 1917 года образовали воображаемое «Правительство Земного Шара». От имени «Председателей Земного Шара» В. Хлебников посылал письма и телеграммы Временному правительству с требованием отставки. Футуристы Гилеи, или будетляне, как они себя называли, действительно были уверены в преобразующей силе своего искусства. Тяга футуристов к эпатажу обывателя проявлялась в массовых театрализованных действах, вызывающем поведении и одежде, культивировался образ поэта-хулигана. Оптимальной читательской реакцией на их творчество было для футуристов не похвала или сочувствие, а неприятие, протест. Такую реакцию они намеренно провоцировали, хотя бы нагнетанием в поэзии шокирующего безобразия: «дохлая луна», «звезды — черви, пьяные туманом» (Бурлюк), «улица провалилась, как нос сифилитика» (Маяковский).

Футуризм делал установку на обновление поэтического языка. Футуристы не только обновили значения многих слов, но активно занимались словотворчеством, использовали в поэзии новые композиционные и даже графические эффекты. Например, Василий Каменский в своих «железобетонных поэмах» расчерчивал страницу на неправильные многоугольники и заполнял их словами или обрывками слов. Стихотворение превращалось в типографскую картинку. Вообще визуальному воздействию текста придавалось большое значение: проводились эксперименты с фигурным расположением слов, использованием разноцветных и разномасштабных шрифтов, расположением строчек «лесенкой» и т.п.

Футуристы не церемонились со словом, оно опредмечивалось, его можно было дробить, переиначивать, создавать новые комбинации из этих раздробленных, разрушенных слов. Отношение к слову как к конструктивному материалу привело к возникновению многих неологизмов в поэзии, хотя дальше поэтического контекста слова эти не пошли: «могатырь», «лгавда», «будрецы», «творяне» (Хлебников); «огрезитъ «ветропросвист», «грезэрка», «стоэкранно» (Северянин). Тот же Северянин мастерски играет словами, прославляя Ф. Сологуба, введшего его в литературу: «Он — чарователь, чаровальщик, / Чарун, он — чарник, чародей...».

Поэзия Хлебникова

Похожий эксперимент проводит В. Хлебников в «Заклятии смехом» (1910):

О, рассмейтесь, смехачи!

О, засмейтесь, смехачи!

Что смеются смехами,

что смеянствуют смеяльно.

О, засмейтесь усмеяльно!

О, рассмешищ надсмеяльных —

Смех усмейных смехачей!

Хлебников обратил внимание на корень слова и при помощи различных приставок и суффиксов стал образовывать новые слова, напоминающие древнеславянские. Этим он пытался «найти, не разрывая круга корней, волшебный камень превращенья всех славянских слов из одного в другое — свободно плавить слова». Языковой эксперимент превращался в эстетический факт.Корни стихотворения Хлебникова «Заклятие смехом»-Стихотворение восходит к фольклорной традиции и напоминает языческий заговор.

Была попытка создать особый, «заумный» язык: «Живописцы будетляне любят пользоваться частями тел, разрезами, а будетляне речетворцы разрубленными словами и их причудливыми хитрыми сочетаниями» (декларация футуристов «Слово как таковое»). Особая роль в этом языке отводилась фонетике: каждый звук речи, по мнению «речетворцев», обладает определенной семантикой (смыслом). Знаменито «заумное» стихотворение В. Хлебникова:

Бобэоби пелись губы,

Вээоми пелись взоры…

 (Язык стихотворения напоминает язык птиц. Хлебников часто использовал живой символ — птиц. (Отец Хлебникова был орнитологом.) Этот символ, считал поэт, должен передать движение времени. Единый, «всеземлянский», похожий на птичий, язык символизировал связь между на родами и континентами. «Заумный» язык для Хлебникова — язык будущего, способный служить объединению людей.)

О В. Хлебникове

Велимир (Виктор Владимирович) Хлебников (1885—1922) был в среде своих соратников безусловным авторитетом.

Современники вспоминали, что поэт жил в каком-то своем, особом мире. Он часто писал свои стихи в самых неожиданных, неподходящих для этого занятия местах: в магазине — на оберточной бумаге, в книжной лавке — на обложке любой книги, в постели — на краешке подушки, — везде, где находился клочок бумаги. Хлебников не заботился о том, чтобы сохранить свои творения. Как они легко писались у него, так легко и исчезали. Он мог подарить, потерять стихи, мог пустить их на растопку костра, мог набить ими наволочку и использовать вместо подушки.

Хлебникова многие считали юродивым, чудаком. Н. Асеев писал о нем: «Был он похож больше всего на длинноногую задумчивую птицу, с его привычкой стоять на одной ноге, и его внимательным глазом, с его внезапными отлетами и улетами во времена будущего». Свое назначение он видел в том, чтобы нести миру новое «самовитое» слово. Не случайно он выбрал себе имя Велимир (повелевающий миром).

Хлебников видел мир с неожиданной стороны, взгляд этот, с одной стороны, по-детски свеж и наивен, с другой — аналитичен. Есть у него стихотворения, совершенно не похожие на «заумь», простые и глубокие:

Мне мало надо!

Краюшку хлеба

И каплю молока.

Да это небо,

Да эти облака!

1912

Хлебников стремился к созданию искусства будущего, способного восстановить утраченную миром гармонию. Главной для него была проблема времени: сопоставляя даты исторических событий, поэт стремился понять законы развития человечества, математически точно прочертить путь в будущее. Отношение к мирозданию у Хлебникова порой тютчевское:

Годы, люди и народы

Убегают навсегда,

Как текучая вода.

В гибком зеркале природы

Звезды — невод, рыбы — мы,

Боги — призраки у тьмы.

1915

Хлебников оказал огромное влияние на развитие русской поэзии ХХ века, что признавалось поэтами, занимающими совершенно разные эстетические позиции. Вот что писал сам Хлебников «О стихах» (1920—1921): «Чары слова, даже непонятного, остаются чарами и не утрачивают своего могущества. Стихи могут быть понятными, могут быть непонятными, но должны быть хороши, должны быть истовенными... Речь высшего разума, даже непонятная, какими-то семенами падает в чернозем духа и позднее загадочными путями дает свои всходы. Разве понимает земля письмена зерен, которые бросает в нее пахарь? Нет. Но осенняя нива все же вырастает ответом на эти зерна. Впрочем, я совсем не хочу сказать, что каждое непонятное творчество прекрасно. Я намерен сказать, что не следует отвергать творчество, если оно непонятно данному слою читателей».

Попробуем последовать совету Велимира Хлебникова и приглядеться к футуристическим стихам, вслушаться в них.

Реализация домашнего задания

Пример анализа стихотворения.

Мне видны — Рак, Овен,

И мир лишь раковина,

В которой жемчужиной

То, чем недужен я.

В шорохов свисте шествует стук вроде «Ч».

И тогда мне казались волны и думы — родичи.

Млечными путями здесь и там возникают женщины.

Милой обыденщиной

Напоена мгла.

В эту ночь любить и могила могла...

И вечернее вино

И вечерние женщины

Сплетаются в единый венок,

Которого брат меньший я.

1908

Стихотворение, впервые опубликованное в «Изборнике стихов» 1914 г., было написано шестью годами раньше, когда Хлебников, прежде учившийся в Казанском университете, перебрался в Пете и поступил в столичный университет (сначала на естественное отделение, а потом на историко-филологический факультет). Главное, что влекло начинающего поэта в столицу, — литературные интересы: здесь он обращает на себя внимание маститых поэтов Вяч. Иванова и М. Кузмина, сближается с писателями, входившими в «Кружок молодых» (С. Городецким, А. Толстым, Н. Гумилевым). Для делающего первые шаги в серьезную литературу новичка было бы естественно примкнуть к той или иной влиятельной стилевой традиции, в данном случае символистской. Некоторые отголоски символистской образности в анализируемом стихотворении можно различить: в мифо-поэтическом собирательном образе «женщин», принадлежащих небу, можно увидеть отражение культа «Прекрасных Дам» русского символизма; «вечерне-ночной» колорит хлебниковского космического пейзажа вполне соответствует символистским устремлениям.

Однако уже на уровне первичного восприятия текста у читателя, знакомого с символистской поэзией, формируется ощущение принципиально новой по сравнению с художественным миром символизма поэтики.

— Каково основное отличие этого стихотворения от символистской поэтики?

(Главное отличие от символистских текстов — мажорный, жизнеутверждающий тон стихотворения, отсутствие типичного для предшественников Хлебникова конфликта мечты и действительности, стирание границы между лирическим «я» и мирозданием. Земля и небо, человек и космос не противопоставлены, но образуют единое поэтическое пространство, в котором лирический герой с его чувствами (высоким «недугом») — венец и сердцевина («жемчужина») творения. Ему внятны движения светил и шорохи космических пространств, но он не сторонится и «милой обыденщины» земных ощущений. Более того, признание в любви адресуется одновременно земле и небу, само это чувство обретает в сознании лирического героя характер универсальной космогонической силы, способной устранить власть времени, стереть границу между «здесь и там жизнью и смертью (даже «могила» способна «любить»).

— Какими же изобразительно-выразительными средствами передана идея «стирания граней», устранения одиночества, идея «братства» человека и мира?

(Ритмика стихотворения укладывается в общую тенденцию в стихосложении начала ХХ века: переход от «классической» силлабо-тоники к акцентному стиху. Характерной для поэзии Хлебникова чертой, проявившейся и в данном тексте, является микрополиметрия, т. е. очень частая (едва ли не в каждой строчке) перемена ритмического рисунка. От этого движение стихотворения становится непредсказуемым, каждая следующая строчка заставляет оглядываться на предыдущую.

Постоянные ритмические метаморфозы стиха повышают значимость рифмы, становящейся важнейшим фактором композиции. Хлебников явно неравнодушен к составным рифмам: почти всякий раз он соотносит в рифмуемой паре слово со словосочетанием. Ритмически выделенные в первой строке слова Рак, Овен (отсутствие союза между ними заставляет делать значительную паузу при чтении вслух) рифмуются со словом раковина. Это неожиданное фонетическое сближение обнаруживает между словами и смысловую связь (Рак и Овен — созвездия, а небесная сфера, на которой они размещены, уподобляется раковине), а главное — заставляет воспринимать как единицы смысла не только целые слова, но и их части — слоги и даже отдельные звуки. Действительно, в слове раковина» проступают не только слова Рак и Овен, но и иные семантизированные комбинации. Например, Ра — бог солнца у древних египтян, а также, что менее известно, второе название Волги, что для волжанина Хлебникова очень значимо. За вычетом слога «ра» — в сочетании Рак — Овен остается комбинация ковен, прочитываемая как анаграмма слова венок.

Венок (или его ассоциативный «двойник» — звездное ожерелье) — и важнейший образ-символ стихотворения, и его композиционная формула: текст сплетен из «звездной пыли» отдельных звуков и слогов. В то время как женщины плетут венки из цветов, поэт воспринимает небо как цветочное поле, а звезды — как живые растения. Вообще говоря, идея взаимопроникновения всего и вся в мироздании, идея братства людей, зверей, растений и звезд — самая главная «сердечная» идея Хлебникова.)

Продолжим семантико-фонетический анализ текста. Венок зарифмован в стихотворении с вином, это еще одна смысловая и звуковая «ниточка»; протянутая сквозь текст. Звуковой комплекс вин присутствовал уже в словах раковина и Овен (здесь гласный «и» редуцирован); еще чаще повторяется в тексте сочетание инжемчужине и в соответствующей рифме недужен я; в дважды использованном слове женщины, а также в словах обыденщина и единый). Звук «и» повторяется в стихотворении 27 раз. Повторы этого высокотонального, «пронзительного» звука сродни световым лучам, испускаемым звездами. В этой связи уместно вспомнить, что сам поэт, размышляя о волшебной силе заговоров и заклинаний, сопоставлял подобные «звуковые очереди» с «рядом проносящихся перед сумерками нашей души истин». Отношение к звукам как к «летучим истинам» сопрягало в сознании Хлебникова с понятием «звездного языка» — чистого, глубинного смысла, выражаемого звуками.

«Слово особенно звучит, — писал Хлебников в «Досках Судьбы»,— когда через него просвечивает иной «второй смысл», когда оно стекло для смутной, закрываемой им тайны, спрятанной за ним, когда через слюду обыденного смысла светится второй, темной избой в окне слова... Это речь дважды разумная, двоякоумная = двуумная. Обыденный смысл лишь одежда для тайного».

«Кружеток» — этот хлебниковский неологизм (из стихотворения «Ах, если бы! если бы это!») лучше всего передает характер движения звуков в его стихотворении: свивая слоги и сплетая звуки, поэт выстраивает композиционную спираль, в которой образы наделяются вторичными смыслами. Эти новые (или, как их называют, окказиональные) значения связывают воедино «раковину мира» с «жемчужиной» человека, соотносят небесную сферу с космосом сознания: волны мирового эфира оказываются «родичами» человеческих дум. Кстати, это метафорическое уравнение («волны я думы — родичи») есть выражение излюбленной хлебниковской мысли о «волнообразном состоянии истины».

— Как вы себе представляете «шествие стука вроде «Ч»? Что хотел сказать автор?

(То, что происходит в «чаше человеческого черепа» становится в восприятии Хлебникова зеркальным отражением общепланетарных процессов. Вот почему так значим акустический образ «стука вроде «Ч» — прямое указание на «звездный язык»: впервые прозвучав в слове «жемчужина», а потом явившись как самостоятельная смысловая единица, этот звук проникает далее в слова «млечный» и «вечерние» укреплял тем самым связь между личным, интимным чувством человека и общим состоянием космоса. В свою очередь, сонорные звуки «м» и «л», соседствующие с «ч» в слове «млечный», также связывают карту звездного неба с миром человеческих эмоций, заставляя почувствовать семантическое родство таких разнородных (вне контекста этого стихотворения) слов, как «милый», «мгла», «могила». Единство человека и космоса, эта главная «идея» стихотворения, представлена в тексте не как риторическая формулировка, но как веер фонетических и образных соответствий», порождающих целую галактику мерцающих смыслов.

Конечно, это стихотворение может быть воспринято иначе: хлебниковский текст нацеливает на поиск все новых и новых семантических ассоциаций. Понять творчество Хлебникова — значит понять, целое мироздание, заключенное в его слове.)

Анализ стихотворения «Кузнечик» (1908—1909)

Крылышкуя золотописьмом

Тончайших жил,

Кузнечик в кузов пуза уложил

Прибрежных много трав и вер.

«Пинь, пинь, пинь!» — тарарахнул зинзивер.

О, лебедиво!

О, озари!

— Определите, как созданы неологизмы?

(«Крылышкуя» образовано от существительного «крылышко» и имеет признаки деепричастия — сравним: «рисуя», «воркуя»; «золотописьмо» — сложное слово, образованное слиянием слов золото» и «лебедиво» сочетает в себе слова «лебедь», «лебединый» и «диво». Неясным по происхождению остается слово «зинзивер», но это явно существительное, судя по контексту и форме слова, кроме того, значение его выступает из звукового, фонетического образа.)

— Что еще можно сказать о звуковых образах этого стихотворения?

(В стихотворении ясно слышны ассонансы — пять раз встречается звук «у», одиннадцать раз — «и» (обратим внимание, что в словах «тончайших», «жил» буква «и» обозначает звук «ы»!); аллитерации на взрывные глухие «к», «т», «п», придающие легкость, воздушность образу; звонкие «з», «ж» и глухие «ш», которые передают жужжание насекомых и шорох травы; сонорные «л», «р», дополняющие звуковой образ светлой природы.)

Надо сказать, что Хлебников впервые в русской поэзии применил консонансы — созвучия, в которых при совпадении согласных в ударных слогах рифмующихся слов не совпадают ударные гласные: жребий — рыбий; копоть — капать; ввел разноударные рифмы: из мешка — усмешка, истины — истины.

Эстетическое бунтарство футуристов было реакцией на разомкнутый, стремительно меняющийся, теряющий опоры мир. В сознании читающей публики закреплялись разрушительные импульсы футуризма, но в перспективе футуризм послужил и созидательным художественным целям: он раздвинул границы поэзии, поставил вопрос о новых функциях искусства, сделал искусство сферой не потребления, а сотворчества читателя, смелые эксперименты со словом получили развитие в литературе.

Задание:

1. Проанализировать одно стихотворение В Хлебникова

 


Дата добавления: 2021-12-10; просмотров: 139; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:




Мы поможем в написании ваших работ!