Пламя скрипело, шуршало: звук был похож на хрустение дождя по гравию или по листьям.
Смыкались и размыкались огненные перепонки.
Лицу было жарко, как будто вслед за огненными языками под кожей двигались и расширялись горячие волны.
Федя почти не спал прошлой ночью (вообще, получалось, что за последние полтора суток он спал два часа), довольно давно не ел — и теперь пребывал в блаженном изнеможении… Тёк огонь — и он тоже тёк вместе с огнём; поднимались, витали искры — и мысли так же витали: «Всё это — про нас… Почему хочется бесконечно смотреть на огонь? Потому что — про нас... мы сгораем... и исчезаем в огне... мы питаем огонь... Мы сгораем, а он остаётся... один и тот же… Мы разные, а он — тот же... во мне... но и в ней... тот же самый... как долго... Мы думали, мы для себя — а на самом деле мы для него... Вот и дерево — для огня... Весь смысл дерева — только в огне... оно в нём проявляется, осуществляется... даже строение дерева — проявляется... только надо внимательно… Что-то было ещё... надо вспомнить... Как удивительны огненные языки: ни одного повторяющегося момента... красиво... Да! важно: красиво... да... очень красиво... Красиво — наверное, чтобы мы повнимательнее смотрели... а мы не смотрим... Но только что-то было ещё, такое простое... простое-простое... Только надо внимательно... что-то ещё...»
Верхняя плаха сломилась, и облако искр полетело в трубу. Головёшки стреляли и хлопали, несколько щепок упали вниз, сквозь решётку колосника, и теперь вся решётка снизу была облита огнём.
|
|
|
Камин зазвучал новым тоном… — может быть, наверху летел самолёт?..
Угли переливались, как будто над ними шли облака; колыхались актинии, точь-в-точь подводный мир…
И в душе у Феди что-то текло, что-то расплывчатое, горячее; что-то растапливалось: растапливался ледяной стержень, намёрзший и смёрзшийся от одиночества — постепенно растапливался, было больно, но больно-приятно, как после мороза отогреваться в тепле... и в то же время покой, как будто впервые за много лет — дома... Огонь позванивал, перезванивал, как ручеёк... лился, тёк... «Удивительно, — текли мысли, — как раньше не замечал, что огонь и вода так похожи... текут... жизнь течёт... утекает... и время течёт... и огонь... Вот: ведь можно смотреть на огонь и на воду — а это одно и то же, оказывается... про нас... Как истории — тоже текут — утекают... горят и сгорают — и надо внимательно... Что-то, да: ведь ещё какая-то мысль... что-то простое... про нас... про меня… чтобы не пропустить... это важно, да, важно: что самое важное!.. Это важно, а всё остальное — экстравагантный прыжок...»
Фёдору почему-то ужасно понравилась мысль про «прыжок». «Это важно, а остальное — всего лишь экстравагантный прыжок». Он подумал, что эту мысль нипочём нельзя упустить, а нужно немедленно зафиксировать. Он напрягся и произнёс:
|
|
|
«Эква-странный п-жок».
«Что?» — переспросил кто-то.
«Пжок. — Убеждённо повторил Федя. — Экостратный... прыжок».«Да ты спи-и-ишь!» — засмеялся кто-то.
Федя посмотрел — и увидел рядом с собой, близко-близко, лицо с чёрными при неустойчивом свете огня глазами. Ещё не очнувшись, ещё не вернувшись в себя, он вдруг ясно — до страшного ясно — почувствовал, что каким-то неведомым образом вся его жизнь — и сам он, весь он — принадлежит этому человеку, зависит от него — от неё — и даже больше того: не только «принадлежит», а каким-то непостижимым образом является с этим другим человеком — единым целым. Они были разделены, между ними было физическое расстояние — и в то же время они были единым целым. Он видел, что этот другой человек рядом с ним — эта почти совершенно ему не известная девушка с чёрными в тенях глазами — в сущности, он сам и есть. Вокруг двигались тени. Он понял, что происходит, о чём он мечтал, не смел даже мечтать. Всё осуществлялось сейчас. Горел огонь, двигались тени. Он много-много раз, много-много раз думал и говорил о «любви», но не знал, что любовь — это так прямо и страшно.
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 416; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!