Вв) Слово благовестия светло и просветительно (3, 12–18)



 

Прояснив большую преславность Евангельского домостроительства сравнительно с славою устроения ветхозаветного, прознаменованного прославлением лица Моисеева, Апостол долее останавливается вниманием на сем последнем обстоятельстве. Моисей с прославленным лицом, сокрытым под покровом, есть великий символ, выражающий самым точным образом значение Ветхого Завета. Как Моисеево лицо славно было, но скрыто, так что другие уже не видели сей славы, так Ветхий Завет славен, но слава его прикрыта. Слава его есть сокрытый во всех его чинах и постановлениях Христос Господь; но слава сия прикрыта вещественностию, так что, если смотреть на одну внешность, то все ветхозаветное устроение не представляет ничего, кроме стихийного служения жертвами, курениями, омовениями. В существе же это все есть только тень, тело же тени сей Христос Господь. Узреть сие тело и, следовательно, понять, что есть ветхозаветное устроение, может только верующий в Господа. Он сквозь покров внешний проникает внутрь и видит сокрытый там свет. Таковы, говорит Апостол, мы, верующие. Мы прямо видим Господа и славу Его, и сами все больше и больше просвещаемся тою же славою.

Стих 12. Имуще убо таково упование, многим дерзновением действуем.

Упование здесь близко к значению совершенного убеждения; упованием же назвал убеждение ради того, что оно обнимает и настоящее, и будущее. Он говорил о преславности новозаветного домостроительства. Эта преславность уже есть, присуща и проповедающим о сем завете благодати, и вступающим в него,– хотя она невидима для очей телесных, но лишь умно созерцается и сердцем ощущается. Присуща же так, что, начавшись, не престает никогда, а в будущем веке явится во всем блеске и вовне. Это все объемля равным убеждением, он назвал его упованием, имея в намерении, может быть, и то, чтоб взор того, кто «желал бы видеть сию славу собственными очами, обратить для сего к будущему веку» (святой Златоуст). При таком убеждении мы, говорит, многим дерзновением действуем.– Действуем,– χρωμεθα, употребляем дерзновение, пользуемся дерзновением. Мы, Апостолы, проповедники новой благодати, смело предлагаем всем благодать сию, будучи уверены, что предлагаем вещь воистину преславную, славнее которой и в Божеских учреждениях нет, а не только в человеческих. «Знаем великость славы и нимало не сомневаемся, но с дерзновением показываем превосходство благодати (Феодорит). Святой Златоуст говорит: имуще, говорит, таково упование. Таково – какое же? – То, что мы удостоились большего, нежели Моисей, и не только мы, но и все верующие. Многим дерзновением действуем. Пред кем, скажи? Пред Богом или пред учениками? – Пред вами, говорит, которым проповедуем мы, то есть мы везде проповедуем с свободою, ничего не скрывая, без всякого притворства, ничего не опасаясь, но говоря ясно и не боясь того, чтобы не поразить взоры ваши, подобно как Моисей поразил взоры иудеев».

Стих 13. И не якоже Моисей полагаше покрывало на лице своем, за еже не мощи взирати сыном Израилевым на конец престающаго.

Повторим эту историю словами святого Златоуста. «Прежде надобно рассказать самую историю, ибо и сам Апостол не выпускает ее из виду. Что же говорит сия история? Когда Моисей, получивши в другой раз скрижали, сошел с горы, то некоторая слава, исходя от лица его, столько просияла, что иудеям нельзя было приблизиться к нему и говорить с ним, доколе он не наложил покрывала на лицо свое. О сем написано в книге Исхода, 34, 29–34. На сию историю указывая, Апостол говорит: не якоже Моисей полагаше покрывало на лице свое... Слова его имеют такой смысл: нам не нужно покрывать себя подобно Моисею. Ибо вы можете взирать на славу сию, хотя она гораздо более и выше Моисеевой». Феодорит о сем пишет: «Не имеем нужды в покрывале, как Моисей, потому что беседуем с верующими, а верующие пользуются лучом умного света. Говоря сие, Апостол дает видеть, что Божественный Моисей, предвозвещая неверие иудеев, наложил на лицо свое покрывало, научая тем, что не в состоянии они будут увидеть конец закона, потому что конец закона – Христос, в оправдание всякому верующему.– Сие и сказал Апостол: за еже не мощи взирати сыном Израилевым на конец престающаго. Ибо престающим, то есть теряющим свою силу, назван закон, а концом престающего – проповеданного под законом, то есть Христа».

Другие наши толковники главные термины этого текста: прикрывание лица Моисеем и конец престающего, истолковывают так: Экумений: «Для чего же это, как бы спрашивает кто Апостола, не прикровенно проповедуете вы и не затеняете слова своего подобно покрову какому? Для чего? – Во-первых, по уверенности в чистоте проповеди, а далее и потому, что вы можете видеть красоту, сущую в проповеди. Ибо вы не слепотствуете, подобно иудеям. Сколько выше новозаветное устроение, столько превосходнее и научаемые ему. Те не могли взирать на лицо Моисея, слава которого имела прекратиться. Желая показать кратковременность той славы в сравнении со имеющею всегда пребывать славою Нового Завета, говорит, что они не могли взирать на конец престающаго. Не могли взирать на славу ту израильтяне, и Моисей прикрывал ее, и когда прикрывал, она прекращалась для израильтян, невидима была более ими, чем означалась, что она была престающая. Так она была кратковременна, что лишь начиналась, тотчас и преставала (быв прикрыта)». Феофилакт: «Не имеем нужды в покрове, ибо вы можете видеть славу Евангелия, то есть уразумевать таинства его, таинства Божии; и нам нет нужды прикрывать их примрачностию, как покровом каким. Израильтяне, будучи грубы, не могли видеть, что закон имеет конец, что он должен престать. Прикрытие то означает огрубение ума и сердца».

Сведем все высказанное воедино. Апостол хочет сказать, что время прикрытия миновало; теперь следует говорить открыто. Что закон престанет, это лежало в существе его и назначении его; но сказать этого прямо израильтянам при первом его установлении нельзя было; ибо, не могши понять, почему так быть должно, они не могли бы вынести слова сего без вреда себе и закону. Между тем надобно же было это означить. Оно и означено символически в прикрытии лица Моисеева, означавшего сокровенность некоего дивного света под стихийным служением закона, с указанием и на то, что, когда явится свет тот, престанет и закон. Словом это не сказано, но представлен вразумительный символ, и способные после могли прозирать значение его. Апостол дает разуметь, что теперь свет тот явился и нам нечего прикрывать его. Покровы прежние, стихийное служение, должны быть разорваны, и мы всем открыто указываем истинный свет.

Итак, Моисей употребил такой символ ради того, что сыны Израиля не могли вынесть прямого слова о конце закона, или имеющем быть прекращения силы и обязательности его. Но ограничить мысль Апостола, при слове о конце закона, этим одним, было бы очень недостаточно. Ибо настоящий конец закона есть Христос Господь. Кто говорит о конце закона, не может не иметь в мысли и Христа Господа. Израильтяне не могли вместить прямого слова о конце закона ради того, что не могли уразуметь, что есть Христос Господь, хотя Он был тело для тени закона. Если б это они могли понять, нечего было бы скрывать и конца закона. А этого не могли они понять по грубости и плотяности ума их. Итак, не могли взирать израильтяне на конец престающего ради того, что не могли видеть Христа Господа в законе. Следующие слова: конец престающаго прямо наводят на мысль о Христе Господе, конце закона, как и указывает Феодорит.

Стих 14. Но ослепишася помышления их: даже бо до сего дне тожде покрывало во чтении Ветхаго Завета пребывает не откровено, зане о Христе престает.

Символ покрытого светоносного Моисеева лица означал, что под вещественностию стихийного ветхозаветного служения сокрыт умный свет. Но сокрыт не с тем, чтоб он навсегда оставался сокрытым, или для всех был недоступным. Нет; он прикрыт на время, и способные прозревали в него и ясно понимали смысл сокрытого, как видно из святого пророка Исаии и многих других, или и всех пророков и праведников, которые всякий в своей мере познавал сокрытое под сению закона и воспринимал исходящий из-под сени сей свет. Для большинства же покровы закона оставались непроницаемыми, и это не только прежде пришествия Христова, но и тогда, как Он пришел уже и светом Своим осветил значение ветхозаветного устроения. Это и показывает здесь Апостол, возлагая вину не на закон, а на ослепление держащихся его. Ослепились, говорит, помышления их, и не видят они сокрытого в законе света. Для них покров непроницаемый доселе лежит на законе, как лежал на лице Моисея. И не прозреть им внутрь, пока не уверуют во Христа Господа. Как только уверуют, покров снимется, и они ясно увидят все, что было сокрыто в законе. Святой Павел говорит это по своему опыту. Как все стало для него ясно в законе, показывают его толкования сеновных учреждений закона, рассеянные в его посланиях.

Святой Златоуст говорит: «Смотри, к чему он направляет речь свою. Что тогда однажды сделано было Моисеем, то навсегда осталось на законе его. Впрочем, сказанное относится не к обвинению закона, равно как и не к обвинению Моисея, что он тогда покрывал себя, но к обличению грубости иудеев. Почему говорит: ослепишася помышления их. Но какая связь сего ослепления с тогдашним покрывалом, скажет кто-нибудь? – Та, что оно предзнаменовало будущее. Ибо они не только тогда не видели закона, но и ныне не видят его, и они сами причиною сего, ибо ослепление зависит от нечувствительного и грубого их сердца. И только мы теперь видим закон, а от них сокрыты не только благодать, но и самый закон. До сего дне, говорит, покрывало в чтении Ветхаго Завета пребывает не откровено. То есть иудеи не знают, что сие покрывало уничтожилось, потому что не веруют во Христа. Зане о Христе престает. Ибо если оно чрез Христа уничтожено, как и действительно Им уничтожено, о чем и самый закон еще прежде предсказал, то не принявшие Христа, Который отменил закон, откуда могут узнать, что сей закон отменен? А не зная сего, очевидно, не знают и силы самого закона, говорящего о сем. Спросишь: где же сказал закон, что он во Христе имеет конец? – Послушай самого законодателя, который так говорит: Пророка вам воздвигнет Господь Бог ваш от братии вашея, яко мене, Того послушайте по всему, елика аще речет к вам. Будет же всяка душа, яже аще не послушает Пророка онаго, потребится от людей (Втор. 17, 15–18; Деян. 3, 22–23). Видишь ли, каким образом закон показал, что он во Христе имеет конец? Ибо сей Пророк, то есть Христос Господь во плоти, Которого Моисей велел слушать, отменил и субботу, и обрезание, и все ветхозаветные обряды. И Давид, предвозвещая то же самое, сказал о Христе: ты Иерей во век по чину Мелхиседекову (Пс. 109, 4), а не по чину Ааронову. Посему и Павел, толкуя сие место, ясно сказал, что прелагаему священству, по нужди и закону пременение бывает (Евр. 7, 12). Кроме сих, и многие другие свидетельства можно привести из Ветхого Завета, которые показывают, каким образом закон должен получить конец во Христе. Теперь, когда ты оставляешь ветхий закон, тогда хорошо разумеешь закон; если же продолжаешь держаться закона и не веруешь во Христа, то ты не знаешь и самого закона».

Стихи 15 и 16. Но даже до днесь, внегда чтется Моисей, покрывало на сердце их лежит; внегда же обратятся ко Господу, взимается покрывало.

Ту же мысль сказывает, ссылаясь только на повсюдный опыт. Все, говорит, это испытывают, что, читая Моисея, то есть закон, без веры в Господа, ничего там не видят; покрывало лежит на сердце их, видеть и можно бы, но очи сердца закрыты неверием, оттого видя не видят и читая не разумеют. Коль же скоро уверуют в Господа и обратятся к Нему, взимается покрывало с сердца, открываются очи их духовные верою, и они ясно начинают видеть все, сокрытое в законе. Это чудо духовное сам святой Павел испытал и видел его на всех других иудеях, истинно уверовавших. По вере то же самое иначе видится, иначе читается, иначе разумеется. Парфений Гуслицкий сказывает о себе, как он сто раз читал одно место в книге о вере и оно не давало ему никакой мысли; но когда стал склоняться к вере, то это место вдруг, как молниею, просветило очи его сердечные, и он ясно увидел правоту Церкви и ложь раскола. Так бывало и с иудеями; пока не верили, не видели Христа Господа в законе, а когда начинали веровать, Он ясно ими там узревался во всем. Сердце, сжатое неверием, и ум держало в оцепенении, и не давало ему расширить кругозора своего умного; когда же отходило неверие, кругозор ума расширялся, и все представлялось ясным. Подобное нечто и всеми испытывается при чтении Божественного Писания, хотя не от неверия, а от неприготовленности жизнию к созерцанию большего, нежели что представляет буква Писания.

Святой Златоуст говорит: «Поелику Апостол сказал, что даже доселе покрывало в чтении закона пребывает не откровено, то дабы кто не подумал, что сии слова означают темноту закона, он и прежде, хотя другими словами, старался показать несправедливость сего. Ибо когда сказал: ослепишася помышления их, то сим ясно показал, что виноваты иудеи сами. То же самое показывает и в настоящем месте, говоря: покрывало лежит на сердце их, то есть так бывает по причине грубого и плотского разумения иудеев, потому что они не способны понимать Моисея, видеть славу лица его. Внегда же обратятся ко Господу, взимается покрывало. Показывает и врачевство, или способ исправления. Хотя он не сказал прямо: когда оставят закон, но ясно указал на сие, сказав: внегда обратятся ко Господу. Таким образом, он до конца выдержал историю. Ибо и Моисей, когда говорил с иудеями, покрывал лицо свое; когда же обращался к Господу, снимал с себя покрывало. А сие прообразовало имеющее быть после, то есть когда мы обратимся к Господу, тогда узрим славу закона. Видишь ли, как он сильно влечет иудея к вере? Он показывает, что приходящий к благодати не только может смотреть на Моисея, но и стать на одной степени с сим законодателем, ибо не только, говорит, ты будешь созерцать славу, которой тогда не видал, но и сам приобщишься не той же только славы, но и гораздо лучшей. Каким образом? – Поелику ты, обратившись ко Господу и получив благодать, будешь наслаждаться такою славою, в сравнении с которою слава Моисея так мала, что не есть и слава».

Стих 17. Господь же Дух есть: а идеже Дух Господень, ту свобода.

Место это трудновато, особенно в словах: Господь же Дух есть. Дух здесь очевидно есть Дух Святой; ибо значение его здесь должно быть то же, что и в следующих словах: идеже Дух Господень, ту свобода, а тут явно говорится о Духе Святом. Слову Господь надо бы означать Господа Спасителя, Сына Божия воплотившегося: ибо пред сим указано, что покрывало вземлется, когда обратятся ко Господу, а выше немного говорилось, что оно престает о Христе. Стало быть, по течению речи Господь есть Христос Спаситель. Но когда поставим сии термины в положение: Господь же Дух есть, то получим выражение несообразное, именно: Господь Спаситель, Сын Божий воплотившийся есть Дух Святой. Говорить так противно догмату о Пресвятой Троице: ни об одном лице Пресвятой Троицы нельзя говорить, что оно есть другое лице; например, Сын есть Дух, Дух есть Сын, Отец есть Сын или Дух, и обратно. Хотя они равночестны, единосущны и сопрестольны, но каждое лице есть то самое лице, какое есть, а не другое. Потому настоит необходимость или слово Господь принять в значении вообще Божества или слово Дух в значении вообще духовности. То есть признать, что здесь говорится или о Господе, что Он есть Дух, то есть естеством Дух, или о Духе Святом, что Он есть Господь, то есть Бог. И по контексту, и по грамматике, то и другое можно. Что же принять? – Принять лучше то, что ближе подходит к течению мыслей. Пред сим сказал Апостол, что покрывало с сердец снимается, когда обращаются к Господу. Естествен вопрос после этого, как же это совершается? А ответ на это прямой – какой? – Благодатию Святого Духа. Потому, если положим, что в 17-м стихе говорится о Святом Духе, то положим то, что совершенно сообразно с течением мыслей. Апостол указывает здесь на способ, как отверзаются очи сердечные и снимается с них покрывало. Следовательно, если примем, что в словах: Господь же Дух есть говорится о Духе Святом, что Он есть Господь, то примем мысль, совершенно согласную с течением мыслей Апостола. При этом, может быть, нам и не удастся хорошо сладить речь, но это не на укор принимаемой мысли.

Наши толковники все так понимают сие выражение, что в нем говорится о Божестве Духа Святого. Святой Златоуст говорит: «Некоторые говорят, что в каком смысле говорится в Писании – Дух есть Бог, в таком же смысле сказано и здесь,– Господь Дух есть. Но это несправедливо. Апостол не то выражает, что Господь есть Дух, а то, что Дух есть Господь. А между сим и оным соединением слов большое различие. О ком Апостол говорил все, что говорил выше, например, когда говорил: писмя убивает, а Дух животворит, и опять: написано не чернилом, но Духом Бога жива,– о Сыне ли говорил сие или о Духе? – Очевидно, что о Духе; ибо к Нему от письмени возводит он иудеев. Но дабы кто,– услышав о Духе и рассуждая сам с собою, что Моисей беседовал с Господом, а сей с Духом,– не подумал отсюда, что Апостол (новозаветное домостроительство) ниже Моисея (ветхозаветного устроения), то он, предупреждая таковую мысль, говорит: Господь же Дух есть, то есть и Дух есть Господь. А дабы ты знал, что он говорит об Утешителе, присовокупил: а идеже Дух Господень, ту свобода; так что тебе нельзя уже сказать, что слова его значат то же, что – идеже Господь Господень».

То же выражает и блаженный Феодорит: «В словах: Господь же Дух есть Апостол показал равночестие Бога и Духа; ибо Моисей обращал взор к Богу, а мы обращаем его к Духу. Но он не упомянул бы о Духе, намереваясь показать превосходство нового пред ветхим, если бы знал, что Дух Святой есть тварь; ибо если Он тварь, по учению Ария и Евномия, и мы приступаем к Духу, а Моисей к Богу и Отцу, то значит, что наше гораздо ниже ветхого. Если же не ниже, а выше, и гораздо выше, то следует, что Дух Святой не тварь, а равномощен и равночестен Отцу. Но, водясь бесстыдством, говорят еретики, что здесь Господь назван Духом, а не Сам Дух Господом. Неразумия и бесстыдства исполнено это, ибо божественный Апостол произвел полное сравнение письмени и Духа; говорит: написано не чернилом. но Духом Бога жива; и еще: не писмене, но Духу; и потом: писмя убивает, а Дух животворит: и еще: како не паче служение Духа будет в славе? Посему явно, что божественный Апостол Всесвятого Духа нарек Господом. О сем свидетельствует и последующее; ибо говорит Апостол: а идеже Дух Господень, ту свобода. Если бы Господа назвал Духом, то сказал бы: а идеже Господь (Господь Господень). Но сказано не так; напротив того, Апостол наименовал здесь Самого Духа Господня, потому что Им преподается благодать Господня. И чтобы не почел кто Духа служебным, по необходимости прибавил, что Дух есть Господь».

Так и святой Дамаскин, и Экумений с Феофилактом. На этой мысли и установимся. Доселе довел Апостол до раскрытия сокровенного в законе. Когда, говорит, обратятся ко Господу, взимается покрывало с сердца и узревается сокрытое, то есть все домостроительство спасения в Господе Иисусе Христе. Здесь говорит, как это совершается. Верующие в Господа получают благодать Святого Духа, которая разрывает все покровы и все узы их духа и сердца. Прямо это говорится в словах: идеже Дух Господень, ту свобода. Но и слова: Господь же Дух есть,– уже применительно к этому надобно понимать. В них как будто кроется мысль: Господь, к Коему обращаются верою, Духа Святого подает, яко единосущный с Ним и сопрестольный,– и Дух Господень уже разрешает все узы. Или: Господь едино есть по существу с Духом, единосущен с Ним и неразделен; так что где Господь, там и Дух, или что Господь творит, то творит и Дух, по единодействованию лиц Пресвятой Троицы. Или лучше сознаемся, что не умеем сладить сей речи.

Идеже Дух Господень, ту свобода,– свобода полная, всесторонняя. Ум вяжет слепота, покрывало лежит на очах его; приходит Дух Святой, коллурием Своим помазывает очи ума, и он начинает ясно видеть (Апок. 3, 18) Бога, и себя, и то, как пребыть в живом с Ним союзе, и то, что есть все созданное, и как к Нему относиться. Сердце вяжут пристрастия к сластям и утехам земным; приходит Дух Святой, отрешает его (обрезывает), и оно начинает вышних только искать и только к горнему стремиться. Деятельные силы наши связаны срастями; приходит Дух Святой, расторгает эти узы, влагает совершенно противоположные начала для желаний, начинаний и дел, и немощный человек, яко лев мощный, начинает ходить новыми путями жизни, разломав все формы жизни, какие держали его прежде как в цепях. Дух Божий вводит дух верующего в область духовную, где не вяжет уже его никакой устав, никакое писмя. Там он единым Духом Божиим водится, как сын и свободь. Все это совершается, когда кто верою прилепляется к Господу и приемлет благодать Святого Духа чрез таинства.

Святой Апостол говорит будто о свободе только в отношении к Ветхому Завету, то есть «в противоположность прежнему рабству» (святой Златоуст), или игу подзаконному (Экумений). Но в самом деле его мысль обнимает все стороны свободы; ибо пред этим только сказал о покрывале на духовных очах, что есть связа; выше же говорил о безжизненности служения письменам, по причине остающейся и при том мертвенности греха и страстей. Потому надо полагать, что, возвещая о свободе чрез Духа, он имел в мысли обрадовать всех полною свободою, хотя мысль его главным образом прикреплялась к свободе от закона. Феофилакт пишет: «В Законе было иго и рабство; в законе же Духа Евангелия – свобода; так что сподобившиеся сего свободно и беспрепятственно взирают на славу Господню».

Стих 18. Мы же вси откровеным лицем славу Господню взирающе, в тойже образ преобразуемся от славы в славу, якоже от Господня Духа.

Мы же вси,– не Апостолы только, но и все верующие,– откровеным лицем,– не тела, а духа, с которого сняты омрачавшие его покровы, вязавшие его узы, тяготившее его долу иго,– который, получив оправдание и восприяв новую жизнь с готовностию на все жертвы, дерзновение возымел возноситься к Господу и прямо взирать на Него,– славу Господню взирающе,– или славу Божества, или славу Господа Спасителя, преславного и в воплощении, и крестной смерти, а не только в воскресении и вознесении, славу, яко Единородного от Отца, положившего прочные основы царства благодатного, ныне невидимо славного, но имеющего воссиять предивною славою и явно, по втором пришествии Господа и возустроении всяческих,– в тойже образ преобразуемся,– в тот же образ, который созерцаем, в образ Господа, по коему и воссозданы, в сем воссоздании получив как бы чертеж, по которому должно до конца идти начавшееся воссоздание,– так что оно не что иное есть, как преобразование наше, преложение нас из одного образа в другой,– преобразуемся,– одно отлагаем, другое принимаем, и естество наше, и все силы естества остаются все те же и с теми же неотложными законами, им естественными, но все принимает другое направление, другой дух, другой образ, не по образу ветхого, но по образу нового Адама,– преобразуемся от славы в славу,– ибо образец, по коему преобразуемся, беспределен; потому преобразование по нему конца иметь не может, но должно идти все дальше и дальше, восходя от одной степени к другой, от славы в славу, вследствие чего и начаток славен, и каждая новая степень славна, а что впереди – еще славнее, так что неизбежно задняя забывать, яко помрачаемое предним, и в предняя простираться,– якоже от Господня Духа, – все же сие совершается в нас, как благоволит Дух Господень; жизнь сия преславная Им зарождается, под Его влиянием и мановениями спеется, и все, что ни есть в ней, от Него есть.

Славу Господню взирающе,– κατοπτριζομενοι,– что означает – «и ясно видяще», как в увеличительное стекло, составленное по законам катоптрики, «и ясно отражая в себе», сию славу и тут ее видя. Последняя мысль видна у всех наших толковников. Феодорит пишет: «Сие свойственно приобретшим чистое сердце. Ибо как прозрачная вода отпечатлевает в себе лица смотрящихся, и круг самого солнца, и свод небес, так чистое сердце делается как бы некоторым отпечатлением и зеркалом Божией славы. Так и Господь сказал: блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8).

От славы в славу,– Экумений разумеет так: «В ту же, говорит, светозарность прелагаемся, по той причине, что преобразование идет от славы Духа в нашу славу; то есть мы такой достигаем славы, какой свойственно достигнуть осияваемому Духом Утешителем и образ славы Его на себе отражающему». Феофилакт дополняет: «Преобразуемся от славы Духа в славу нашу, и притом такую, какую свойственно иметь осияваемым от Духа Господа, никому не подчиненного. Будучи Господом, Владычные имеет Он и осияния. Ибо все верующие исполняются Духа Святого чрез крещение, и блистает светом душа их».

Святой Златоуст говорит: «Что значат слова: славу Господню взирающе, в тойже образ преобразуемся? – Это было яснее для верующих времен апостольских, когда действовали дарования чудес; впрочем, кто имеет очи веры, тому и ныне нетрудно уразуметь сие. Как скоро мы крещаемся, то душа наша, очищенная Духом, делается светлее солнца; и мы не только бываем способны смотреть на славу Божию, но еще и сами получаем от нее некоторое осияние. Как чистое серебро, лежащее против солнечных лучей, и само испускает лучи, не только от собственного естества, но и от блеска солнечного, так и душа, очищенная Духом Божиим и соделавшаяся блистательнее серебра, и в себя принимает луч от славы Духа, и от себя отражает луч той же славы. Посему и говорит Апостол: взирающе славу Господню, в тойже образ преобразуемся от славы Духа в славу нашу, которой удостоиваемся,– в славу такую, в какую надлежит от Господня Духа. Как тела, имеющие способность принимать и отражать свет, освещаясь телами самосветящими, и сами отражающиеся в них, свет разливают на другие ближайшие к ним тела; то же бывает и с верными. И когда они достигают сего, оставляют уже все земное и живут одним небесным. А мы что? – Нам остается только стенать, ибо удостоенные толиких благодеяний Божиих, мы не понимаем даже того, что говорят нам о них. А это от того, что мы скоро погубляем в себе все духовное и привязываемся к одному чувственному. Сия неизреченная и страшная слава остается в нас не более, как на один или на два дня, а потом мы опять погашаем оную, обуреваясь житейскими делами и густотою страстных облаков застеняя ее сияние. Ибо житейские дела суть бури, и еще жесточае самых бурь».

 


Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 485; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!