Кое-что об искусстве лгать и умении обличать ложь

Однако названные выше (а также и другие, оставшиеся не названными) описательные категории, которые могут быть соотнесены с историческим процессом как таковым в ходе его описания, — не факты истории. Но факты истории с ними соотносятся через принадлежность людей к тем или иным социальным группам или же через действия «исторических личностей» или социальных групп. Описательные категории, если проводить аналогию истории с математикой как наукой точной, задают пространство формальных параметров некоторой размерности, в соотнесении с которым исторический процесс может быть представлен как многокачественный процесс. Иными словами, историческое повествование с точностью до «истори­ческих личностей» и безликой толпы-народа, это — примитивная плоская модель реальной истории; выделение в безликой толпе-народе каких-то партий — даёт как минимум трёхмерную (в зависимости от количества выделенных партий) модель истории и т.д.

Если опираться на высказанные выше представления об объективности исторической науки[58] при рассмотрении схемы исторической эпохи Сталина, представленной Н.С.Хрущёвым на ХХ съезде, то она представляет собой самый примитивную (с точностью до личности, в данном случае И.В.Сталина, и безликой толпы) версию течения политики в ту эпоху. И уже только в силу своей примитивности представленная Н.С.Хрущёвым схема не может быть адекватной реальной истории. Поэтому впадать в благоговение, вспоминая ХХ съезд и Н.С.Хрущёва лично, у умных и честных людей нет причин.

Но это — не искренняя ошибка Н.С.Хрущёва и других соавторов его доклада, а выражение искусства лгать, вводить в заблуждение людей, приводя в обоснование лжи действительно имевшие место факты. Это — особого рода ложь, когда лгут, сообщая правду, но не всю правду.

Поскольку делегаты ХХ съезда «съели» такую галиматью, слепленную из лжи вымыслов и лжи на основе неполной правды, то это говорит:

· об идиотизме тех из них, кто искренне согласился с предложенной Н.С.Хрущёвым версией истории эпохи;

· об антинародном злом умысле, цинизме либо трусости и безволии тех, кто понимал, что Н.С.Хрущёв нагло лжёт в глаза съезду.

Но эти же оценки справедливы и в отношении тех, кто ныне настаивает на благотворном воздействии доклада Н.С.Хрущёва и ХХ съезда как такового на последующую историю СССР и течение глобальной политики в ХХ веке.

А то, что такие наши современники имеют возможность перечитать текст доклада Н.С.Хрущёва и соотнести его с фактами, ставшими публично известными за прошедшие после ХХ съезда 50 лет, только усугубляет правоту этих оценок в отношении них: ОНИ НЕДОСТОЙНЫ УВАЖЕНИЯ.

На этом можно было бы и завершить настоящую записку, если бы было допустимо ограничиться рассмотрением личных качеств «царя» Никиты, поскольку всё остальное, что есть в его докладе ХХ съезду, — мелочи по отношению к приведённой выше его интегральной оценке, хотя таких мелочей в нём много. И хотя это существенно увеличит объём настоящей записки и её возможно будет трудно воспринимать, поскольку нам придётся сообщать сведения и цитировать тексты, казалось бы, не относящиеся к ХХ съезду, необходимо продолжить рассмотрение темы.

Поскольку этот доклад положил начало новой эпохе, то надо выявить её суть,— иначе невозможно строить дальнейшую политику в интересах народов России.

Поэтому теперь, после того, как на вопрос об объективности исторической науки дан вполне определённый ответ, можно перейти к рассмотрению текста самого доклада, обращая внимание прежде всего на то, о чём Н.С.Хрущёв умалчивает.

Культ личности и Сталин

Доклад Н.С.Хрущёва начинает преамбула:

«Товарищи! В Отчётном докладе Центрального Комитета партии XX съезду, в ряде выступлений делегатов съезда, а также и раньше на Пленумах ЦК КПСС, не мало говорилось о культе личности и его вредных последствиях.

После смерти Сталина Центральный Комитет партии стал строго и последовательно проводить курс на разъяснение недопустимости чуждого духу марксизма-ленинизма возвеличивания одной личности, превращения её в какого-то сверхчеловека, обладающего сверхъестественными качествами, наподобие бога. Этот человек будто бы всё знает, всё видит, за всех думает, всё может сделать; он непогрешим в своих поступках.

Такое понятие о человеке, и, говоря конкретно, о Сталине, культивировалось у нас много лет.

В настоящем докладе не ставится задача дать всестороннюю оценку жизни и деятельности Сталина. О заслугах Сталина ещё при его жизни написано вполне достаточное количество книг, брошюр, исследований. Общеизвестна роль Сталина в подготовке и проведении социалистической революции, в гражданской войне, в борьбе за построение социализма в нашей стране. Это всем хорошо известно. Сейчас речь идёт о вопросе, имеющем огромное значение и для настоящего и для будущего партии, — речь идёт о том, как постепенно складывался культ личности Сталина, который превратился на определённом этапе в источник целого ряда крупнейших и весьма тяжелых извращений партийных принципов, партийной демократии, революционной законности.

В связи с тем, что не все ещё представляют себе, к чему на практике приводил культ личности, какой огромный ущерб был причинён нарушением принципа коллективного руководства в партии и сосредоточением необъятной, неограниченной власти в руках одного лица, Центральный Комитет партии считает необходимым доложить XX съезду Коммунистической партии Советского Союза материалы по этому вопросу».

Казалось бы всё правильно, вполне благонамеренно и актуально, по крайней мере, на момент ХХ съезда КПСС.

Есть только один вопрос: А что если И.В.Сталин действительно был одним из немногих управленцев в СССР, кто думал за всех и обо всех, когда большинство остальных управленцев либо думать вовсе не умели и не хотели (как большинство делегатов ХХ съезда), либо думали по одиночке и мафиозно-корпоративно большей частью о своей корысти (как участники заседания Президиума ЦК 1 февраля 1956 г. и многие другие партийные, государственные и хозяйственные чиновники), а за всех и обо всех каждый из них думал только в пределах своих должностных обязанностей и только под давлением требовательности И.В.Сталина к подчинённым?

Простые же люди, занятые трудом не общегосударственно-управленческим и не локально-управленческим, думать обо всех и за всех просто не имели свободного времени и сил, да к тому же и не были информированы достаточно широко и глубоко, прежде всего, по вопросам истории, социологии, экономики, психологии.

Если это так, а это действительно было так во времена И.В.Сталина (и продолжает так быть после его смерти по настоящее время), то это создавало объективную основу в обществе для того, чтобы простые люди уважали И.В.Сталина прежде всего как управленца, успешно решающего задачи общественной в целом значимости, а уж правящая бюрократическая мафия, изображая своё уважение к И.В.Сталину, творила культ личности Сталина и грелась в ауре этого культа. Без уважения множества простых людей к И.В.Сталину культ его личности был бы невозможен, как впоследствие оказались невозможными культы личности самогó Н.С.Хрущёва, Л.И.Брежнева, М.С.Горбачёва, которые творила правящая бюрократия и прочие подхалимы точно так же, как они делали это и в сталинскую эпоху.

Тем не менее, Н.С.Хрущёв в своём докладе объективные[59] общественные предпосылки к возникновению в СССР культа личности главы партии и государства обошёл молчанием и сразу же взялся за “разъяснение” субъективного отношения к культу личности основоположников марксизма: К.Маркса и Ф.Энгельса, — приведя соответствующие цитаты из их произведений, которые вряд ли сам знал, где взять, но референты и кукловоды «подсуетились» и цитаты легли в тему:

«В письме к немецкому политическому деятелю Вильгельму Блосу[60] Маркс заявлял: “...Из неприязни ко всякому культу личности я во время существования Интернационала никогда не допускал до огласки многочисленные обращения, в которых признавались мои заслуги и которыми мне надоедали из разных стран, — я даже никогда не отвечал на них, разве только изредка за них отчитывал.

Первое вступление Энгельса и моё в тайное общество коммунистов произошло под тем условием, что из устава будет выброшено всё, что содействует суеверному преклонению перед авторитетами (Лассаль[61] впоследствии поступал как раз наоборот)” (Соч. К.Маркса и Ф.Энгельса, т. XXVI, изд. 1-е, стр. 487 — 488).

Несколько позже Энгельс писал:

“И Маркс, и я, мы всегда были против всяких публичных демонстраций по отношению к отдельным лицам, за исключением только тех случаев, когда это имело какую-либо значительную цель; а больше всего мы были против таких демонстраций, которые при нашей жизни касались бы лично нас” (Соч. К. Маркса и Ф. Энгельса, т. XXVIII, стр. 385).

Известна величайшая скромность гения революции Владимира Ильича Ленина. Ленин всегда подчёркивал роль народа, как творца истории, руководящую и организующую роль партии, как живого, самодеятельного организма, роль Центрального Комитета.

Марксизм не отрицает роли лидеров рабочего класса в руководстве революционно-осво­бо­дительным движением.

Придавая большое значение роли вожаков и организаторов масс, Ленин, вместе с тем, беспощадно бичевал всякие проявления культа личности, вёл непримиримую борьбу против чуждых марксизму эсеровских взглядов “героя” и “толпы”, против попыток противопоставить “героя” мас­сам, народу».

Прочитав это можно подумать, что И.В.Сталин по вопросу о культе личности не имел определённого мнения либо придерживался каких-то иных взглядов и на их основе целенаправленно насаждал культ своей персоны.

В действительности И.В.Сталин прямо и неоднократно порицал потуги многих чиновников и прочих к обособлению в качестве новой со­циальной “элиты” и явно не хотел быть лидером и олицетворением этой “элиты”. И если знать тексты опубликованных произведений самого И.В.Сталина, то последний приведённый нами абзац из доклада Н.С.Хрущёва, прямо-таки вопиет о том, чтобы его продолжил текст самого И.В.Сталина.

Приведём письмо И.В.Сталина в Детиздат при ЦК ВЛКСМ (16 февраля 1938 г.):

«Я решительно против издания “Рассказов о детстве Сталина”.

Книжка изобилует массой фактически неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, “добро­совестные” брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остаётся фактом.

Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию укоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогреши­мых героев. Это опасно, вредно. Теория “героев” и “толпы” есть небольшевистская, а эсеровская теория (Выделено при цитировании нами). Ге­рои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев, — отвечают эсерам большеви­ки. Книжка льёт воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.

Советую книжку сжечь» (И.В.Сталин, Сочинения, т. 14, март 1934 — 1940, Москва, издательство «Писатель», 1997 г., стр. 249, разрядка шрифта — И.В.Сталина).

Нормальному человеку из этого письма И.В.Сталина должно быть однозначно ясно, что культ личностей делают не кумиры культа, а подхалимы, избирающие себе кумиров или лицемерящие в силу каких-то своих субъективных особенностей перед вышестоящими руководителями. И это утверждение — не научное открытие И.В.Сталина в области психологии и социологии. Об этом известно было издревле во всех культурах[62].

Однако это не было ясно делегатам ХХ съезда в 1956 г.; не стало это ясно и всей антисталинской “общественности” в последующие годы: — это идиотизм высочайшей пробы и почти полное разложение нравственности.

И если бы Н.С.Хрущёв не был бы подлецом, то он мог бы включить в текст доклада и это мнение И.В.Сталина о вредоносности культа личностей “вождей” для дела строительства социализма и коммунизма.

Но в этом случае Н.С.Хрущёву пришлось бы в докладе затронуть другую проблематику: Как мог возникнуть и поддерживаться культ личности, вопреки ясно выраженному желанию самой личности? — но именно эту тему подлецы, выпустив Н.С.Хру­щёва с его докладом на съезд, и желали обойти молчанием.

Могут быть возражения, что приведённое письмо И.В.Сталина в «Детгиз» — запоздалое, поскольку оно появилось, когда культ уже сложился; что оно было неизвестно Н.С.Хрущёву; что упоминание эсеровской теории “героя” и “толпы” в докладе Н.С.Хрущёва и в письме И.В.Сталина — случайное совпадение, а не свидетельство того, что автор доклада знал о письме И.В.Сталина в «Детгиз» и использовал его при подготовке доклада[63].

Действительно, при жизни И.В.Сталина вышло из печати 13 томов его собрания сочинений, которые включают работы по январь 1934 г. включительно, и потому письмо в «Детгиз» не было известно обществу. Последний том собрания сочинений И.В.Сталина был издан в 1951 г., после чего выход из печати остальных томов прекратился. И нет никаких указаний и свидетельств о том, что это было сделано по воле И.В.Сталина, поскольку для него издание собрания сочинений было чуть ли не единственным способом донести до народа напрямую и запечатлеть в истории своё понимание прошедшей эпохи и перспектив. И Сталин знал, что ему не долго осталось жить. Поэтому:

Прекращение издания собрания сочинений И.В.Сталина при его жизни — ещё один довод против состоятельности хрущёвской версии о том, что И.В.Сталин был самовлюблённым полновластным диктатором, который целенаправленно насаждал культ своей личности.

Издание собрания сочинений И.В.Сталина было остановлено при его жизни фактически саботажем внутрипартийной “антисталинской”, а по существу — антибольшевистской — мафией при подготовке томов, следующих за 13‑м.

«В “Предисловии к изданию», открывавшем 1‑й том, издатели обещали включить в том 14‑й “произведения 1934 — 1940 годов, посвящённые борьбе за завершение построения социализма в СССР, созданию новой Конституции Советского Союза, борьбе за мир в обстановке начала второй мировой войны”; 15‑й том должна была составить “История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс”; в 16‑й томе предполагалось поместить работы периода Великой Отечественной войны (См.: Сталин И. Соч. Т. 1. М., 1946. С. VIII)» (Из предисловия Ричарда Косолапова к цитированному выше 14 тому собрания сочинений И.В.Сталина).

И после убийства И.В.Сталина его “сподвижниками” издание собрания сочинений не было возобновлено, вопреки соответствующему решению ЦК КПСС об увековечении памяти И.В.Сталина, принятому в марте 1953 г. Более того, после ХХ съезда изучение работ И.В.Сталина было изъято из системы историко-социологического образования и партийной учёбы, а сами произведения — изъяты из общего доступа библиотек, перемещены в спецхраны, и более в СССР не переиздавались. Но поскольку приказа гражданам сдать имеющиеся в домашних библиотеках произведения “тирана” не последовало, то в некоторых семьях сохранились незавершённые собрания сочинений И.В.Сталина и отдельные издания его работ и публикации их в газетах. Благодаря этому мы сейчас и имеем возможность анализировать суть ХХ съезда.

Контрастом к положению наследия И.В.Сталина в СССР является то обстоятельство, что в середине 1960‑х гг. Гуверовский институт войны, революции и мира (США, Стэндфорд, Калифорния) опубликовал тома XIV, XV, XVI собрания сочинений И.В.Сталина на русском языке. Это означает, что имела место обширнейшая утечка материалов из Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, который в советские времена ведал изданием и переизданием произведений вождей мирового коммунистического движения. Утечка могла быть санкционированной.

Издание сочинений И.В.Сталина на русском языке Гуверовским институтом означает, что заправилы США признали в И.В.Сталине настоящего — ВЫДАЮЩЕГОСЯ — политика-коммуниста. И им были нужны его сочинения для того, чтобы обоснованно строить свою глобальную антикоммунистическую политику; они были нужны им именно на русском языке, а не в переводе на английский потому, что в переводе переводчик невольно срезает тот смысл, который превосходит его собственное понимание и не укладывается в него.

И соответственно этому для упрощения проведения в жизнь глобальной антикоммунистической политики необходимо было, чтобы в СССР сталинское идейное наследие не было доступно никому, кроме тех, кто имел доступ в спецхраны.

Это — снова к тому, что говорить о ХХ съезде и его воздействии на качество будущего всего человечества, вне контекста глобальной политики — интеллектуальная недоразвитость или идиотизм, либо умышленное злодейство.

Сделав этот экскурс в историю отечественного и зарубежного книгопечатания, возвратимся к докладу Н.С.Хрущёва ХХ съезду.

Если соотноситься с хронологией, то:

· доклад Н.С.Хрущёва на ХХ съезде уделяет больше внимания событиям, имевшим место именно с конца 1934 г. — убийство С.М.Кирова, массовые репрессии периода «ежов­щины», политические процессы 1937 — 1938 гг., когда Н.И.Ежова на посту наркома внутренних дел сменил Л.П.Берия, Великая Отечественная война, «ленинградское дело» (Воз­несенский, Кузнецов, Родионов, Попков и др. получили то, чего заслуживали), «дело врачей»;

· и практически полностью молчит о том, что происходило в стране ранее 1934 г. — чем занимался Г.Г.Ягода на посту наркома внутренних дел, чем занимались Л.Д.Троцкий, Н.И.Бухарин, Л.Б.Каменев, Г.Е.Зиновьев и некоторые другие активисты революции, сгинувшие после 1934 г., умалчивает он и о борьбе с космополитизмом в конце 1940‑х гг.

Поэтому обратимся ко временам, когда «культа личности И.В.Сталина» ещё не было.

Был день 8 июня 1926 г. И.В.Сталин всего три года как Генеральный секретарь ЦК ВКП (б). Ещё не прошло и 2,5 лет с того времени, как умер В.И.Ленин. В стране ещё НЭП. Ещё даже не начата разработка первого пятилетнего плана, не начаты ни индустриализация, ни коллективизация. Ещё преодолевается всеобщая неграмотность. По сути дела СССР как государства — государства-суперконцерна — ещё нет.

А культ уже есть.

Культ уже есть. Однако в те годы был не один культ одной какой-то личности, а множество культов многих личностей — «вождей революции и героев гражданской войны»: Ленина, Крупской, Троцкого, Будённого, Ворошилова, Фрунзе, Тухачевского, — общесоюзные; Зиновьева (локальный ленинградский, с претензиями на общесоюзность); а кроме названных — ещё множество других культов «вождей и героев» масштабом поменьше[64]. Некоторые культы перевалили свой апогей и катились к закату (Троцкого, Зиновьева); другие пережили своих кумиров (Ленина, Фрунзе); третьи «имели место быть» (Будённого, Ворошилова, Тухачевского).

Однако культы личностей во множестве возникли не в 1926 г., они начали возникать в ходе успехов революций 1905 — 1907 г. (Троцкий — создатель первого Совета в Петербурге) и 1917 г. и гражданской войны. Сами кумиры относились к культам своих личностей по-разному: В.И.Ленин и Ф.Э.Дзержинский по свидетельствам современников были против культа своих личностей и целиком отдавались делу, которому служили. Троцкий, Зиновьев, хотя и делали что-то и подчас довольно много (вопрос: что?), но при этом, как свидетельствуют современники, любили покрасоваться, культ их личностей был приятен их самодовольству.

*    *    *

Здесь необходимо обратить внимание ещё на одно обстоятельство.

В результате победы революции в 1917 г. в России прекратилось господство идеологии идеалистического атеизма[65] и началось насаждение господства идеологии марксизма — материалистического атеизма. Но при этом люди-то в большинстве своём остались те же самые, их психическая подоплёка (то, что глубже в психике, нежели лексически выраженные идеологии) осталась прежней.

Поэтому все те надежды, которые раньше возлагались на Бога, в результате перехода от идеалистического атеизма к атеизму материалистическому стали неприкаянными. Это создавало автоматически реализуемые предпосылки к тому, чтобы возвести в ранг «сверхчеловека, обладающего сверхъестественными качествами, наподобие бога» (слова доклада Н.С.Хру­щёва) главу государства, если в проводимой им политике будут воплощаться чаяния достаточно широких социальных слоёв.

В политике, проводимой под руководством И.В.Сталина, чаяния достаточно широких слоёв общества (гораздо более широких, чем вечно недовольные группки интеллигенции) неуклонно воплощались в жизнь, хотя имели место и ошибки, и злоупотребления властью со стороны множества партийных, государственных, хозяйственных чиновников.

Культ личности вождя партии в тех условиях был бы невозможен только в том случае, если бы общество было нравственно-психически иным либо, если бы политика обманывала наиболее значимыенадежды и чаяния достаточно широкого круга людей (что имело место в последствии: во времена самого Хрущёва, Брежнева, Горбачёва, Ельцина), вследствие чего в обмане своих надежд они обвиняли бы вождей; ради же воплощения в жизнь наиболее значимого для них — люди способны перетерпеть и без упрёка простить многое, а если этого наиболее значимого нет, то и мелочи не простят.

*               *
*

Став де-юре первым лицом партии после смерти В.И.Ленина, И.В.Сталин попал в процесс культотворчества с большим опозданием — порядка 5 — 7 лет. Но всё же попал. Вследствие успехов политики, проводимой под его руководством и им олицетворяемой в условиях массового культотворчества, начавшегося ещё в годы революции и гражданской войны, культ его личности затмил все прочие культы личностей.

Как он отреагировал на первые попытки культотворчества в отношении него, даёт понять его выступление — “Ответ на приветствие рабочих главных железнодорожных мастерских в Тифлисе” 8 июня 1926 г.:

«Товарищи! Позвольте, прежде всего, принести товарищескую благодарность за приветствия, произнесённые здесь представителями от рабочих.

Должен вам сказать, товарищи, по совести, что я не заслужил доброй половины тех похвал, которые здесь раздавались по моему адресу. Оказывается, я и герой Октября, и руководитель компартии Советского Союза, и руководитель Коминтерна, чудо-богатырь и всё, что угодно. Всё это пустяки, товарищи, и абсолютно ненужное преувеличение. В таком тоне говорят обычно над гробом усопшего революционера. Но я ещё не собираюсь умирать» (И.В.Сталин, Сочинения, т. 8., Москва, «Политиздат», 1948 г., стр. 173).

Ясно же сказано: всё это абсолютно ненужное преувеличение, — почему не последовали ясно выраженному мнению “вождя”? — Потому, что социальная психология была такова, что хотел того И.В.Сталин, либо же нет, но общество — миллионы людей — сами творили культ его личности и мало кто мог устоять и не втянуться в это коллективное сумасшествие.

Кроме того:

Творить культ личности или определённых должностей — системный принцип построения власти, которому на протяжении веков следуют многие закулисные политические силы, в частности, — масонство.

Однако в русле хрущёвского мифа и этот фрагмент ответа на приветствие рабочих сам по себе можно оценить как обычные ритуально-этикетные речи, назначение которых — скрыть за словами скромности неуёмную гордыню, самомнение и самодовольство.

В действительности же И.В.Сталин был не таким, каким его представляет доклад Н.С.Хрущёва и вся последующая литература, проистекающая из этого доклада. Он воспринимал своих современников такими, каковы они были. При этом одних он уважал, а других — нет. С теми, кого он уважал, он старался строить обычные человеческие взаимоотношения, заботился о них по-товарищески. С теми, кого не уважал, был формально вежлив. В отношении же тех, кто смог вызвать с его стороны не просто отсутствие уважения, а презрение, он не всегда удерживался в границах формальной вежливости и ставил их на место, прилюдно, и подчас неоднократно, что оскорбляло их самолюбие. Но удалить таких людей из аппарата И.В.Сталин не всегда находил полезным для дела: дефицит социально ответственных управленческих кадров и высоких профессионалов не-управленцев в сочетании с переизбытком амбициозных дураков, рвущихся к самоутверждению за счёт подавления окружающих, — хроническая болезнь общества России. Тем более не стремился И.В.Сталин к уничтожению тех, с кем у него не сложились личные взаимоотношения.

К числу тех, кто смог вызывать к себе презрение И.В.Сталина, судя по всему, принадлежал и Н.С.Хрущёв. И как уже ясно из анализа прочитанного им доклада на ХХ съезде, Н.С.Хрущёв нёс в себе некую лживость и изворотливость, что вызывало омерзение у многих людей, которые вынуждены были с ним общаться. Поэтому в данном случае пенять И.В.Сталину, что он не уважал Н.С.Хрущёва, как и многих других ему подобных, — не приходится.

Но в 1956 г., каким был И.В.Сталин в жизни, — большинство людей в СССР не знало: в систематическом личном общении с ним по делу были только работники высших уровней партийного и государственного аппарата, а также ведущие профессионалы разных сфер деятельности; воспоминания тех, кто по работе находился в систематическом общении с И.В.Сталиным в разные периоды его жизни ещё не были написаны и опубликованы[66].

Партийные же и государственные чиновники уровня Н.С.Хрущёва, бывшие в систематическом общении с И.В.Сталиным на протяжении многих лет, а то и десятилетий, в условиях непрестанного культотворчества большинством населения, которое культовую личность знало только по газетам, кинохронике и опосредованно — по улучшению от пятилетки и пятилетке качества своей жизни, воспринимались как ближайшие сподвижники И.В.Сталина и его ученики, пользующиеся его полным доверием[67]. Поэтому, когда Н.С.Хрущёв привёл примеры злоупотреблений властью, имевших место в сталинскую эпоху, то многие ему поверили вследствие отсутствия собственного опыта общения с И.В.Сталиным и восприятия членов ЦК и Президиума ЦК в качестве настоящих коммунистов, зарекомендовавших себя в таковом качестве делом в сталинскую эпоху.

В наши дни, если провести тематический поиск по текстам опубликованных воспоминаний участников событий, которые общались с И.В.Сталиным систематически на протяжении многих лет, и кто не вызвал у И.В.Сталина к себе презрения, то предстаёт иная картина, опровергающая хрущёвскую версию происхождения культа личности И.В.Сталина и опровергающая тот нравственно-психологический портрет монстра, который сложился в сознании многих наших современников под воздействием субкультурной традиции либеральной интеллигенции и прочего люмпена, восходящей к докладу Н.С.Хрущёва на ХХ съезде.

В частности авиаконструктор А.С.Яковлев в своих воспоминаниях “Цель жизни” пишет следующее:

«В повседневной работе нередко бывало так, что человек, получив новое назначение и столкнувшись с трудностями, жаловался на отсутствие кадров: “Не с кем работать”, “Не на кого опереться” — и, чтобы “опереться”, тянул за собой так называемый “хвост”, то есть сотрудников с прежней работы. Я слышал от Сталина решительные возражения против подобного “пере­тас­кивания” людей.

— Люди в общем везде одинаковые, — говорил он. — Конечно, хорошо было бы всем дать хороших людей, но хороших мало, всех хорошими не сделаешь. Есть средние работники — их много, больше, чем хороших, а есть и плохие, плохие тоже бывают. Надо работать с теми, кто есть.

Ещё я обратил внимание на такую реплику:

— У каждого есть недостатки и промахи в работе, святых людей нет. Поэтому с маленькими недостатками в работе каждого нужно мириться. Важно, чтобы баланс был положительный. Вы думаете, у вас нет недостатков? — дотронулся он рукой до моего плеча. — И у вас есть. И у меня тоже есть недостатки, хотя я — “великий вождь и учитель”. Это мне из газет известно, — пошутил Сталин» (А.С.Яковлев “Цель жизни” (записки авиаконструктора), Москва, «Политиздат», 1973 г., цитируется по публикации в интернете:

 http://www.airwar.ru/other/bibl/yakovlev.html и далее

 http://www.airwar.ru/other/bibl/yakovlev.zip, файл 36.html).

Из этого можно понять, что И.В.Сталин действительно воспринимал людей такими, каковы они есть, и культ своей личности он воспринимал как объективную данность эпохи, в которую довелось ему жить. Но если люди были им уважаемы, то он не упускал случая подчеркнуть своё ироничное отношение к культу его личности, давая им понять, что культы личностей в обществе нормальных людей неуместны; он поддерживал и поощрял проявление инициативы и ответственности со стороны людей, стремился чтобы взаимоотношения с ними были товарищеские:

«Обычно тот, кто в первый раз бывал у Сталина, долго не решался ответить на заданный вопрос, старался хорошенько обдумать, чтобы не попасть впросак. Так и я первое время, прежде чем ответить, мялся, смотрел в окно, на потолок. А Сталин, смеясь, говорил:

— Вы на потолок зря смотрите, там ничего не написано. Вы уж лучше прямо смотрите и говорите, что думаете. Это единственное, что от вас требуется.

Как-то я затруднился ответить на поставленный вопрос: не знал, как будет воспринят мой ответ, понравится ли то, что скажу, Сталин нахмурился:

— Только, пожалуйста, отвечайте так, как вы сами думаете. Не угодничайте. В разговорах со мной не нужно этого. Мало пользы получится от нашего разговора, если вы будете угадывать мои желания. Не думайте, что, если вы скажете невпопад с моим мнением, будет плохо. Вы специалист. Мы с вами разговариваем для того, чтобы у вас кое-чему поучиться, а не только чтоб вас поучать.

И он тут же рассказал об одном руководящем работнике, освобождённом в своё время от должности:

— Что в нём плохо? Прежде чем ответить на какой-нибудь вопрос, он прямо-таки по глазам старается угадать, как сказать, чтобы не получилось невпопад, чтобы понравилось, чтобы угодить. Так и смотрит в рот, чтобы повторить за начальством какую-нибудь глупость. Такой человек, сам того не желая, может принести большой вред делу. Опасный человек.

И продолжал:

— Если вы твёрдо убеждены, что правы и сумеете доказать свою правоту, никогда не считайтесь с чьими-то мнениями, а действуйте так, как подсказывает разум и ваша совесть.

(…)

Иногда Сталин получал деловые бумаги, авторы которых считали не только уместным, но и позволительным в конце письма добавлять всяческие излияния чувств и уверения в своей преданности. При чтении такого письма вслух, дойдя до концовки, Сталин либо пропускал её, либо говорил:

— Ну, а здесь, как полагается: “Ура! Ура! Да здравствует ВКП (б) и её вождь великий Сталин!” И, лукаво прищурившись, добавлял:

— Думает меня этим подкупить, заручиться поддержкой» (А.С.Яковлев “Цель жизни” (записки авиаконструктора), Москва, «Политиздат», 1973 г., цитируется по публикации в интернете: http://www.airwar.ru/other/bibl/yakovlev.html и далее

 http://www.airwar.ru/other/bibl/yakovlev.zip, файл 36.html).

 И Сталин действительно следовал этим принципам в жизни. В общении с ним по делу, некоторые профессионалы иногда доходили до ругани и вызывали его гнев в отношении себя. Об этом можно узнать из их воспоминаний: они не пали жертвами репрессий.

В качестве примера, обратимся к воспоминаниям артиллерийского конструктора В.Г.Гра­бина “Оружие победы” (М., 1989 г.). Грабин сообщает об обсуждении на заседании Государственного комитета обороны возможностей наращивания выпуска артиллерийских орудий:

«В декабре 1941 года на завод приезжал Ворошилов. Целый день мы с ним ходили по цехам, не успели даже пообедать. Клименту Ефремовичу очень нравилось всё, что он видел.

— Это вы здорово сделали, молодцы! — похваливал он. А 4 января меня вызвали на заседание ГКО. Вот и представился долгожданный случай, когда можно будет доложить И. В. Сталину о пушке ЗИС-3, а возможно, и показать её, подумал я. Нужно разрешение наркома Д.Ф.Устинова. Дмитрий Федорович незадолго до того был на заводе и ознакомился с состоянием производства. Он видел, что завод не только выполнит обещанное на декабрь пятикратное увеличение выпуска пушек, но и перевыполнит. К тому же в сборочном цехе он наблюдал за сборкой ЗИС-3. Завод попросил наркома разрешить доставить пушки в Москву, и он незамедлительно разрешил. Ворошилов на заседании ГКО не присутствовал. Заседание Государственного Комитета Обороны сразу превратилось в резкий диалог между Сталиным и мною. Вся наша работа подверглась очень острой и несправедливой критике, а меня Сталин обвинил в том, что я оставлю страну без пушек (особый вопрос: кто ложно осветил И.В.Сталину положение дел? — наш вопрос при цитировании). Я отстаивал позиции нашего коллектива до последнего.

Атмосферу этого заседания может вполне характеризовать лишь один эпизод. В очередной раз, когда я пытался возразить Сталину и защитить правильность выбранной нами позиции, обычная выдержка и хладнокровие изменили ему. Он схватил за спинку стул и грохнул ножками об пол. В его голосе были раздражение и гнев.

— У вас конструкторский зуд, вы всё хотите менять и менять! — резко бросил он мне.— Работайте, как работали раньше!

Таким Сталина я никогда не видел — ни прежде, ни позже.

ГКО постановил: нашему заводу изготавливать пушки по-старому.

В тяжёлом и совершенно безнадёжном настроении покинул я Кремль. Меня страшила не собственная моя судьба, которая могла обернуться трагически. Возвращение к старым чертежам и к старой технологии неизбежно грозило не только резким снижением выпуска пушек, но и временным прекращением их производства вообще. Вот теперь-то страна действительно останется без пушек!

Ночь я провёл без сна в бомбоубежище Наркомата вооружения.

Выполнить приказ Сталина — беда. Но как не выполнить приказ самого Сталина?!

Выхода не было.

Рано утром 5 января, совсем ещё затемно, ко мне подошёл офицер и предложил подняться наверх, к телефону. Я не пошёл: если хотят арестовать, пусть арестовывают здесь. Тяжёлая апатия охватила меня, мне уже было всё равно. А в том, что меня ждёт, я почти не сомневался: мой спор со Сталиным носил —если не вникать в его суть (выделено нами при цитировании) — характер вызова, а квалифицировать это как саботаж или вредительство — за этим дело не станет.

Через некоторое время офицер появился снова.

— Вас просят к телефону,— повторил он и добавил: — С вами будет говорить товарищ Сталин.

Действительно, звонил Сталин. Он сказал:

— Вы правы…

Меня как жаром обдало.

— То, что вы сделали, сразу не понять и по достоинству не оценить. Больше того, поймут ли вас в ближайшее время? Ведь то, что вы сделали, это революция в технике. ЦК, ГКО и я высоко ценим ваши достижения,— продолжал Сталин.— Спокойно заканчивайте начатое дело.[68]

Что же произошло? Ночью, после грозового заседания ГКО, Сталин, по-видимому, созвонился или встретился с Ворошиловым, и тот рассказал ему о наших делах, обо всём, что видел собственными глазами. Но к этой мысли я пришёл лишь впоследствии, сопоставив события» (приводится по публикации в интернете http://victory.mil.ru/lib/books/memo/grabin/23.html).

И В.Г.Грабин — не единственный, кто приводит такого рода факты, когда при обсуждении дел люди доходили до крайней степени выражения своих разногласий во мнениях с И.В.Сталиным. Бывало и такое, что некоторые в пылу обсуждения дела, выражая своё несогласие, сами срывались и начинали орать на Сталина чуть ли не матом, а он потом их успокаивал и признавал их правоту во мнениях по тем или иным вопросам конкретно — многословия, не связанного с конкретными проблемами и делами, И.В.Сталин не терпел.

И особо обращаем внимание читателя на то, что И.В.Сталин принёс свои извинения В.Г.Грабину не при очередном обсуждении в Кремле артиллерийских вопросов спустя некоторое время; И.В.Сталин, поняв, что был не прав и проявил несдержанность в отношении В.Г.Грабина, сам искал его для того, чтобы принести извинения и успокоить человека, видя в каком состоянии тот покинул Кремль и сколько вокруг него угодничающих перед вышестоящими руководителями подхалимов и завистников.

А вот, что утверждает Н.С.Хрущёв в своём докладе ХХ съезду:

«Однажды после войны при встрече Сталина с членами Политбюро Анастас Иванович Микоян[69] как-то сказал, что вот, мол, Хрущёв тогда был прав, когда звонил по поводу Харьковской операции, что напрасно его тогда не поддержали. Надо было видеть, как рассердился Сталин! Как это так признать, что он, Сталин, был тогда не прав! Ведь он “гений”, а гений не может быть неправым. Все, кто угодно, могут ошибаться, а Сталин считал, что он никогда не ошибается, что он всегда прав. И он никому и никогда не признавался ни в одной большой или малой своей ошибке, хотя он совершал немало ошибок и в теоретических вопросах, и в своей практической деятельности. После съезда партии нам, видимо, необходимо будет пересмотреть оценку многих военных операций и дать им правильное объяснение».

Со Сталиным можно было обсуждать и тему репрессий и их необоснованности, но обсуждать не вообще с позиций абстрактного гуманизма, а — конкретно и по существу. А.С.Яковлев приводит свой разговор с И.В.Сталиным в июле 1941 г.:

«— Товарищ Сталин, вот уже больше месяца, как арестован наш замнаркома по двигателям Баландин. Мы не знаем, за что он сидит, но не представляем себе, чтобы он был врагом. Он нужен в наркомате, — руководство двигателестроением очень ослаблено. Просим вас рассмотреть это дело.

— Да, сидит уже дней сорок, а никаких показаний не дает. Может быть, за ним и нет ничего… Очень возможно… И так бывает… — ответил Сталин.

На другой день Василий Петрович Баландин, осунувшийся, остриженный наголо, уже занял свой кабинет в наркомате и продолжал работу, как будто с ним ничего и не случилось…

А через несколько дней Сталин спросил:

— Ну, как Баландин?

— Работает, товарищ Сталин, как ни в чём не бывало.

— Да, зря посадили.

По-видимому, Сталин прочёл в моем взгляде недоумение — как же можно сажать в тюрьму невинных людей?! — и без всяких расспросов с моей стороны сказал:

— Да, вот так и бывает. Толковый человек, хорошо работает, ему завидуют, под него подкапываются. А если он к тому же человек смелый, говорит то, что думает, — вызывает недовольство и привлекает к себе внимание подозрительных чекистов, которые сами дела не знают, но охотно пользуются всякими слухами и сплетнями… Ежов мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат — говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли.

После таких слов создавалось впечатление, что беззакония творятся за спиной Сталина. Но в то же время другие факты вызывали противоположные мысли[70]. Мог ли, скажем, Сталин не знать о том, что творил Берия?» (А.С.Яковлев “Цель жизни” (записки авиаконструктора), Москва, «Политиздат», 1973 г., цитируется по публикации в интернете: http://www.airwar.ru/other/bibl/yakovlev.html и далее

 http://www.airwar.ru/other/bibl/yakovlev.zip, файл 20.html).

 Ни одного факта, аналогичного тем, что сообщают В.Г.Грабин и А.С.Яковлев, Н.С.Хрущёв в своём докладе не привёл, хотя не мог не знать, что такого рода факты были, и что они — не единичны. Но они не лезли в оглашаемую через него официальную схему “правдивого” понимания эпохи: «Сталин — маньяк-властолюбец, а мы — все прочие — невинные жертвы его маниакальной подозрительности, неверия людям и деловой некомпетентности».

В приведённом выше фрагменте воспоминаний В.Г.Грабина есть фраза, в которой мы отметили важный для понимания эпохи, личности И.В.Сталина и взаимоотношений с ним аспект: «мой спор со Сталиным носил —если не вникать в его суть (выделено нами при цитировании) — характер вызова, а квалифицировать это как саботаж или вредительство — за этим дело не станет». И на тот же аспект, но в изложении И.В.Сталина, указывает А.С.Яковлев: «Толковый человек, хорошо работает, ему завидуют, под него подкапываются. А если он к тому же человек смелый, говорит то, что думает, — вызывает недовольство и привлекает к себе внимание подозрительных чекистов, которые сами дела не знают, но охотно пользуются всякими слухами и сплетнями(выделено нами при цитировании)…»

Поэтому встаёт вопрос: “Мог ли И.В.Сталин — один — проверить все следственные дела и разделить те из них, в основе которых лежат доносы или вредительское рвение самих «чекистов», и те из них, в которых действительно вскрыто вредительство и иная антигосударственная деятельность? Ответ очевиден: — Не мог… И никто — ни Сталин, ни Христос, ни кто-либо другой — не может подменить своей персоной, сколь бы она ни была одарённой, весь государственный аппарат и всю хозяйственную власть ни в России, ни в какой-либо иной стране.

А дефицит профессионально грамотных кадров и просто порядочных людей был и тогда, как и ныне. Но об этом Н.С.Хрущёв в своём докладе ХХ съезду не сказал ничего. И потому, если не вникать в суть дел, то Н.С.Хрущёв представляется правым: И.В.Сталин — маниакально подозрительный тиран, а все прочие — безвинные жертвы.

Но вот то, что сам Н.С.Хрущёв и последующие “вожди” КПСС и СССР не желали вникать в суть дел, не желали систематически и по существу вопросов лично работать с письмами[71], поступающими на их имя от простых граждан и от профессионалов, болеющих за дело, а доверялись во всём официальным докладам и мнениям иерархии бюрократов, — это факт; и они действительно часто не терпели возражений — это тоже факт.

А если и терпели, то разрешение конфликта мнений передавали на суд как бы подчинённого им аппарата бюрократии, который трансформировал конфликт мнений в конфликт личностей по поводу неприятия подчинёнными или простыми гражданами якобы заведомо мудрых распоряжений вышестоящего начальства, занимая в этом придуманном им же конфликте сторону “начальства”, мнение которого сами же и формировали[72].

В период правления преемников И.В.Сталина из числа профессионалов мало кого арестовывали за вредительство или «политику», но профессионалы, выражавшие своё несогласие с вышестоящими начальниками, тем не менее при правлении Н.С.Хрущёва и его преемников не удерживались ни в партийном и государственном аппарате, ни в профессиях. Это и отличает эпоху, начало которой положил ХХ съезд, от эпохи И.В.Сталина: при И.В.Сталине профессионализм ценился и накапливался в аппарате управления и во всех профессиональных сферах.

Различие темпов научно-технического прогресса, экономического и общекультурного развития СССР в сопоставлении с современными ведущими капиталистическими державами в эпоху И.В.Сталина и в последующие времена — интегральное подтверждение лживости ХХ съезда и всей проистекающей из него политики: рабский труд не эффективен, и режим И.В.Сталина не мог быть исключением из этого общеисторического правила, как не были исключениями из этого правила все послесталинские режимы в СССР и России.

Иными словами:

Если в сталинскую эпоху темпы экономического и общекультурного развития СССР были высочайшими, то это означает, что она, в отличие от последующих времён, не была эпохой тирании, основанной на страхе и рабском труде, хотя и многие в СССР были преисполнены страхов, в том числе и тех, что были вызваны реальными злоупотреблениями властью по мелочному своекорыстию и реальным целенаправленным вредительством антибольшевистских политических сил.

Т.е. природа злоупотреблений властью и ошибок в политике в сталинскую эпоху лежит в большей степени не в личности И.В.Сталина, а в личностях если не миллионов, то сотен тысяч таких типов с холопско-прихлебательской нравственностью, как Н.С.Хрущёв и его кукловоды. Ключ к пониманию эпохи, начало которой положили революции 1917 г. в России, ещё в конце XIX века дал русский историк В.О.Ключевский. Перспективы воплощения в жизнь «прожектов» преобразования общественных отношений в духе социализма, которыми бредили сами и бередили других ультралевые интеллигенты со второй половины XIX века, он охарактеризовал одной фразой: Общество праведного общежития, составленное из негодяев. Соответственно этому ключу, которым Н.С.Хрущёв и прочие критики И.В.Сталина не пожелали воспользоваться:

Обвинения в адрес И.В.Сталина по их существу яв­ляются обвинениями в том, что он, будучи во главе пар­тии и государства, не сдержал ВСЮ чужую личную распу­щенность в их личном злонравии всего населения СССР и, в частности, сотрудников партийного и государ­ственно­го аппарата. Но этого сделать из людей[73] никому не по силам: Государственные указы о всеобщих благон­ра­вии и добродетельности соблюдаются ровно на­столько, на­сколько общество само по себе благонравно и добро­детельно и насколько этим государством напуганызло­деи разного рода, вследствие чего злодеи вынуждены ли­цемерить и изображать из себя благонрав­ных и доброде­тельных людей. И так было, и есть.

Но так не будет — люди должны определиться в том, чего они желают:

· быть обществом праведного общежития, для чего необходимо прежде всего прочего, работать над собой, чтобы стать порядочным совестливым человеком;

· либо быть обществом негодяев, которое в перспективе обречено на неизбежно самоубийство.

5. Доклад Н.С.Хрущёва —
операция прикрытия в фашистской глобальной политике

Однако продолжение приведённого ранее начала сталинского ответа на приветствие рабочих — гораздо интереснее и содержательнее, если рассматривать его текст, впервые опубликованный в газете “Заря Востока” (Тифлис), № 1197, 10 июня 1926 г., не в историческом контексте 1926 г., а в контексте обстоятельств 1948 г., когда 8‑й том сочинений И.В.Сталина вышел из печати, и в контексте последующей истории:

И ключевой вопрос по отношению к этому историческому контексту можно сформулировать так: Почему И.В.Сталин не забыл этот ответ и он, казалось бы при всей незначительности его темы, был включён в состав собрания его сочинений? — мало ли каких речей и по каким поводам он успел произнести за всё время своей политической деятельности? Мало ли каких славословий в свой адрес в изустной и в письменной форме за 25 лет его «генерального секретарства» были обращены к нему? Какой смысл несёт именно этот ответ на славословия, начиная с момента публикации 1948 г.?

Поставив этот вопрос, продолжим чтение ответа И.В.Сталина рабочим тифлисских железнодорожных мастерских:

«Я вынужден поэтому восстановить подлинную картину того, чем я был раньше и кому я обязан нынешним своим положением в нашей партии.

Тов. Аракел[74] сказал здесь, что в прошлом он считал себя одним из моих учителей, а меня своим учеником. Это совершенно правильно, товарищи. Я, действительно, был и остаюсь одним из учеников передовых рабочих железнодорожных мастерских Тифлиса.

Позвольте обратиться к прошлому.

Я вспоминаю 1898 год, когда я впервые получил кружок из рабочих железнодорожных мастерских. Это было лет 28 тому назад. Я вспоминаю, как я на квартире у т. Стуруа в присутствии Джибладзе (он был тогда тоже одним из моих учителей), Чадришвили, Чхеидзе, Бочоришвили, Нинуа и др. передовых рабочих Тифлиса получил первые уроки практической работы. В сравнении с этими товарищами я был тогда молодым человеком. Может быть, я был тогда немного больше начитан, чем многие из этих товарищей. Но, как практический работник, я был тогда, безусловно, начинающим. Здесь в кругу этих товарищей, я стал тогда учеником от революции. Как видите, моими первыми учителями были тифлисские рабочие.

Позвольте принести им мою искреннюю, товарищескую благодарность. (Аплодисменты.)

Я вспоминаю, далее 1907 — 1909 годы, когда я по воле партии был переброшен на работу в Баку. Три года революционной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня, как практического[75] борца и одного из практических местных руководителей. В общении с такими передовыми рабочими Баку, как Ваце, Саратовец, Фиолетов и др., с одной стороны, и в буре глубочайших конфликтов между рабочими и нефтепромышленниками — с другой стороны, я впервые узнал, что значит руководить большими массами рабочих. Там, в Баку, я получил, таким образом, второе своё боевое революционное крещение. Там я стал подмастерьем от революции.

Позвольте мне принести мою искреннюю, товарищескую благодарность моим бакинским учителям. (Аплодисменты.)

Наконец, я вспоминаю 1917 год, когда я волей партии, после скитаний по тюрьмам и ссылкам, был переброшен в Ленинград. Там, в кругу русских рабочих, при непосредственной близости с великим учителем пролетариев всех стран — тов. Лениным, в буре великих схваток пролетариев и буржуазии, в обстановке империалистической войны, я впервые научился понимать, что значит быть одним из руководителей великой партии рабочего класса. Там в кругу русских рабочих — освободителей угнетённых народов и застрельщиков пролетарской борьбы всех стран и народов, я получил своё третье боевое крещение. Там, в России, под руководством Ленина, я стал одним из мастеров от революции.

Позвольте принести свою искреннюю, товарищескую благодарность моим русским учителям и склонить голову перед памятью моего великого учителя — Ленина. (Аплодисменты.)

От звания ученика (Тифлис), через звание подмастерья (Баку), к званию одного из мастеров нашей революции (Ленинград) — вот такова, товарищи, школа моего революционного ученичества.

Такова, товарищи, подлинная картина того, чем я был и чем я стал, если говорить без преувеличения, по совести (Аплодисменты, переходящие в бурную овацию.)» (И.В.Сталин, Сочинения, т. 8., Москва, «Политиздат», 1948 г. стр. 173 — 175).

Членораздельная речь человека обладает той особенностью, что её можно понимать исключительно в прямом значении. Но некоторые изустные речи и тексты наряду с прямым значением, подчас пустяковым, несут в себе какой-то ещё другой смысл, который может дополнять прямой; но может быть и так, что смысл, переданный иносказательно, может быть куда более значимым, нежели смысл, переданный прямо. Понимаемый в прямом значении ответ И.В.Ста­лина на приветствие рабочих железнодорожных мастерских действительно может быть понят и оценён в том смысле, что это обычные ритуально-этикетные речи в стиле «от нашего стола — вашему столу» и не более того.

Однако объективной данностью является тот факт, что употребляемые И.В.Сталиным термины «ученик», «подмастерье», «мастер», соответствуют последовательности прохождения степеней посвящения в масонских ложах, которые в ряде случаев, именуются не ложами, а «ма­стерскими».

Соответственно в переводе с масонского жаргона на русский язык весь приведённый выше ответ И.В.Сталина на приветствие рабочих, которые в те времена действительно не имели адекватных представлений о том, как делается политика, и в особенности, политика глобальная, означает:

Вы, товарищи, из лучших чувств ко мне наговорили много вздора, но вы ничего не понимаете в том, что происходит на самом деле. И я вынужден поэтому восстановить подлинную картину того, что происходит. Однако я не имею возможности говорить об этом прямо, но могу сказать иносказательно: Как вождь ВКП (б) и Советского народа я создан масонством. Я прошёл путь посвящений от ученика до мастера от революции. Также обращаю ваше внимание на то, что крещение нормально принимается однократно, а троекратное крещение — знак того, что всё это противостоит истинному Христианству как идеологии и практике строительства на Земле Царствия Божиего[76]. Такова, товарищи, подлинная картина нашей жизни, если говорить без преувеличения, по совести. Даже если вы, мои современники, не поймёте этого иносказания, то его поймут потомки и продолжат наше большевистское дело воцарения на Земле праведности.

Включение “Ответа рабочим главных железнодорожных мастерских в Тифлисе” в 1948 г. в собрание сочинений И.В.Сталиным — при длительном не оглашаемом публично конфликте большевизма и масонства во всех его ветвях — было разоблачением скрываемой исторической правды об эпохе марксистских революций начала ХХ века.

И это не домыслы об эпохе и не вариации фантазий политиканствующих маньяков в русле антимасонских страшилок последних двух десятилетий. Факты, известные И.В.Сталину и историкам коммунистического движения второй половины XIX — первой половины ХХ веков, состоят в том, что в 1920 году и в 1922 году II и IV конгрессы Коминтерна[77] рассматривали вопрос о проникновении масонской агентуры в коммунистической движение, отделившееся от II‑го — социал-демократического — Интернационала.

«Впервые вопрос о масонстве именно в связи с руководством французской секции Коминтерна встал ещё на 2-м Конгрессе в 1920 г. Тайные члены сразу нескольких масонских орденов Зиновьев, Троцкий, Радек[78] и другие, игравшие в то время большую роль в Коминтерне, прилагали все усилия, чтобы, с одной стороны, заполнить вновь возникшее международное коммунистическое движе­ние кадрами масонов, рядящихся в коммунистические тоги, а с другой — пресечь в самом зародыше любые антимасонские выступления в Коминтерне. Ещё до начала 2-го Конгресса председатель Коминтерна Зиновьев (Радомысльский), член Бнай Брита, Лиги по борьбе с диффамацией и Великого востока Франции, сделал всё, чтобы представить дело так, что для Советской России вопрос о масонстве якобы не имеет никакого значения, и поэтому он не интересует якобы российских коммунистов. И подобное извращение действительности имело место всего через три года после свержения большевиками сплошь масонского временного правительства во главе с масоном 33-степени А.Ф.Керенским! Однако, несмотря на эти судорожные усилия бнайбритовцев и членов Великого востока, пробравшихся в руководство Коминтерном, во время заседаний 2-го Конгресса многие западные коммунисты указывали на масонскую опасность. Так в одном из выступлений говорилось:

«Этот вопрос не интересует русских, но имеет громадную важность в латинских странах (т.е. в латиноязычных странах Европы — В.Е.), в Англии и Америке, франк-масонство пользуется довольно большим влиянием в этих странах. Оно пользуется[79] политической организацией, стремящейся к завоеванию и удержанию власти;оно группирует промышленников, учёных, дельцов… Вдобавок эта организация тайная, и так как во многих странах мы ещё не имеем нелегальных организаций, то, по отношению к франк-масонству, находимся в худшем положении. Товарищи, примыкающие к франк-масонству, могут нас контролировать, в то время как мы не имеем возможности в свою очередь контролировать их организации. Одной из главных причин того кризиса, который переживает в настоящий момент французская партия, являет­ся присутствие в её рядах многих франк-масонов».

Поскольку члены французской партии принадлежали в основном всё к тому же Великому востоку, что и Зиновьев и др., то последние на этом Конгрессе Коминтерна (1920 год), несмотря на довольно оживлённую дискуссию по вопросу о масонстве, сами о нём не заикнулись ни словом. Тем не менее, единогласно при одном воздержавшемся (Зиновьеве) пленарное заседание 2-го Конгресса Коминтерна приняло предложение итальянской партии о том, что член компартии не может одновременно быть членом масонской ложи.

Сразу же после окончания работы 2-го Конгресса Коминтерна Зиновьев развернул через агентуру Лиги по борьбе с диффамацией, внедрённую им во многие партии, входившие в Коминтерн, бурную деятельность по дискредитации всех тех итальянских и некоторых французских товарищей, которые выступали на 2-м Конгрессе с осуждением масонства. В течение почти года на этих товарищей оказывался беспрецедентный нажим со стороны всей своры масонов, тайно внедрённых в Коминтерн. В результате на 3-м Конгрессе Коминтерна в 1921 году было зачитано заявление Итальянской социалистической партии этому Конгрессу, в котором со ссылкой на решения Ливорнского съезда ИСП, в частности, говорилось: «Переходя к взаимоотношениям ИСП и Коммунис­тического интернационала, съезд подтверждает своё первоначальное, добро­вольно принятое решение о присоединении к Интернационалу и тем самым обязывается подчиниться постановлениям последнего Московского Конгресса (т.е. 2-го Конгресса Коминтерна, на котором было принято итальянское предложение о масонстве — В.Е.). В связи с этим съезд заявляет, что ИСП включает в свою программу все 21 условие; от оговорки, касающейся франк-масонов, она отказывается».(Подчёркнуто нами — В.Е.).

Таким образом, Зиновьеву удалось принудить итальянских товарищей отказаться от собственной принципиально правильной позиции, а также в обход единогласного решения 2-го Конгресса не включить пункт о несовместимости коммунизма с масонством в 21 условие приёма в Коминтерн. Из-за этой позиции Зиновьева на 3-м Конгрессе Коминтерна никто больше и словом не обмолвился о масонстве.

А спустя ещё один год, в 1922 году на IV Конгрессе Коминтерна в связи с продолжающейся фракционной деятельностью внутри французском партии Коминтерну вновь пришлось возвращаться к французскому вопросу, для чего была образована большая комиссия, в которую входили: В.И.Ленин, Клара Цеткин, Коларов (Болгария), Грепп (Норвегия), Валецкий и Костшева (Польша), Катаяма (Япония), Бела Кун (Венгрия) и др., которые, несмотря на присутствие в комиссии Зиновьева и Троцкого, всячески старавшихся затуше­вать вопрос о масонстве, подготовили текст резолюции по французскому вопросу, который был единогласно принят на пленарном 32-м заключительном заседании IV Конгресса Коминтерна 5 декабря 1922 года. В этой резолюции имеется целый раздел, посвящённый франкмасонству, который мы приводим здесь полностью:

«Несовместимость франк-масонства с социализмом считалась общепринятой в большинстве партий 2-го Интернационала. Итальянская социалистическая партия исключила из своей среды франк-масонов в 1914 году, и эта мера была, несомненно, одной из причин, позволивших партии во время войны проводить оппозиционную политику, так как итальянские франк-масоны в качестве орудия Антанты действовали в пользу интервенции.

II Конгресс Коммунистического интернационала не присоединил к условиям вступления в Интернационал особого пункта о несовместимости коммунизма с франк-масонством только потому, что считал это само собой разумеющимся и, как явствует из протоколов, не допускал мысли о возможности одновременной принадлежности к партии пролетарской диктатуры и к чисто буржуазном организации, прикрывающей избирательно-карьеристские происки формулами мистического братства. Неожиданно обнаружившийся для IV Конгресса Ком­мунистического интернационала факт принадлежности значительного числа французских коммунистов к масонским ложам является в глазах Интерна­ционала самым ярким свидетельством того, что наша французская партия не только сохранила психологическое наследие французского реформизма и парла­ментаризма, но и чисто материальные, крайне компрометирующие верхи партии связи с секретными учреждениями радикальной буржуазии. И в то время как Коммунистический авангард собирает силы пролетариата для непрерывной борьбы против всех группировок и организаций буржуазного общества во имя пролетарской диктатуры, целый ряд ответственных работников партии: депута­тов, журналистов, вплоть до членов Центрального комитета, сохраняет тесные связи с секретными организациями врага. Особенно печальным является тот факт, что вся партия, во всех её течениях не подняла после Тура (т.е. съезда в г. Тур — В.Е.) этого вопроса, несмотря на его полнейшую ясность в между­народном масштабе, и что только в процессе фракционной борьбы внутри партии факт этот обнаружился перед Интернационалом во всём своём угрожаю­щем значении.

Интернационал считает необходимым раз и навсегда положить конец этим компрометирующим и деморализующим связям верхов Коммунистической пар­тии с политическими организациями буржуазии. Делом чести революционного пролетариата является очищение всех его классовых организаций от элементов, которые хотят одновременно принадлежать к двум борющимся лагерям.

Конгресс поручает Центральному Комитету французской коммунистической партии не позже как до 1 января 1923 года ликвидировать все связи партии, в лице её членов или групп, с франк-масонством. Всякий коммунист, принадлежа­щий к масонам, который до 1 января не заявит открыто своей организации о своём полном разрыве с масонством, исключается тем самым автоматически из коммунистической партии без права примкнуть к ней когда бы то ни было. Утайка кем-либо своей принадлежности к масонству будет рассматриваться как проникновение в ряды партии вражеского агента и наложит на соответственное лицо пятно бесчестия перед лицом всего пролетариата.

Принимая во внимание, что самый факт принадлежности к масонству, независимо от того, преследовались ли при этом данном случае те или другие материальные, карьеристские и другие порочащие цели, свидетельствует о крайней неразвитости коммунистического сознания и классового достоинства. IV Конгресс признаёт необходимым, чтобы товарищи, которые принадлежали до сих пор к масонству, и которые ныне порвали с ним, не могли в течение двух лет занимать ответственные посты в партии.Только напряжённая работа в пользу революции в качестве рядовых членов Коммунистической партии может принести этим товарищам полноту доверия и восстановить их права на занятие в партии соответствующих постов», — говорится в резолюции IV Конгресса Коминтерна» (В.Н.Емельянов[80]. “Десионизация”, приводится по файлу, найденному в интернете).

В.Н.Емельянов — по образованию арабист, некоторое время был советником Н.С.Хрущёва по Ближнему Востоку, в бытность того первым секретарём ЦК КПСС. Т.е. приведённый выше фрагмент взят из книги, написанной человеком, который, будучи помощником первого лица партии и государства, имел по крайней мере неофициальный доступ к очень многим не оглашаемым публично материалам.

На следующий день после того, как 5 декабря 1922 г. IV конгресс Коминтерна по инициативе В.И.Ленина принял антимасонскую резолюцию, В.И.Ленин оказался в Горках, где спустя год с небольшим и завершилась его жизнь. Было ли это прямым результатом успеха врачей в их деле в 1922 г., либо масоны-опекуны были непричастны, а В.И.Ленин сам, пребывая во власти материалистически-атеистических убеждений, оказался не готов к тому, чтобы выдержать удар масонского эгрегора, — вопрос открытый.

Т.е. в соотнесении с этим историческим прошлым публикацию в собрании сочинений И.В.Сталина “Ответа рабочим главных железнодорожных мастерских в Тифлисе” действительно следует рассматривать именно в контексте взаимоотношений разноликого масонства и большевизма[81].

Причём внимание чистоплюев и скептиков, привыкших жить в культуре, где учебники истории, средства массовой информации предпочитают умалчивать о масонстве и не связывают политику и масонство, и где говорить о наличии такого рода взаимосвязей почитается «дурным тоном», следует обратить внимание, что на II и IV конгрессах Коминтерна вопрос о проникновении масонской агентуры в коммунистическое движение обсуждали не «кухонные» политики, не «пикейные жилеты», аналогичные тем, о которых речь идёт в “Золотом телёнке”, а практические политики, многие из которых успели стать масонами прежде, чем стали приверженцами идеалов коммунизма и поняли что с масонством им не по пути.

И это приводит к вопросам, на которые нет ответа у приверженцев идеалов ХХ съезда: А почему «царь» Никита о роли масонства в политике ничего не сказал в своём докладе?  почему такие участники ХХ съезда, как В.М.Молотов и А.И.Микоян[82], которые историю партии и Коминтерна знали не по книгам, а по личному жизненному опыту, отмолчались и не возразили Н.С.Хрущёву?

Вопросы действительно интересные, поскольку, если уж партийной верхушке и отмываться от «преступлений сталинской эпохи», то, казалось бы, чего уж проще — прочитал резолюцию IV конгресса Коминтерна, объявил Берию и Сталина и неугодных их сподвижников масонской агентурой, об опасности которой предупреждал великий вождь и учитель мирового пролетариата товарищ Ленин ещё в 1922 г., на следующий день опубликовал это всё вместе с «одобрям!» съезда в “Правде”[83] и в “Известиях”[84] и всё — знамёна КПСС снова в первозданной чистоте; а хотят отмываться масоны от “сталинских” преступлений либо нет — это уже их дело, а не проблема мирового коммунистического движения.

И при этом никакого идиотизма про то, как Сталин командовал «по глобусу», городить бы не пришлось, выставляя самого себя заведомым лжецом и идиотом.

Однако нет: о масонстве в докладе Н.С.Хрущёва ни слова. Зато читаем в нём следующее:

«В дни, предшествовавшие Октябрьской революции, два члена ЦК партии большевиков — Каменев и Зиновьев выступили против ленинского плана вооружённого восстания. Более того, 18 октября[85] в меньшевистской газете “Новая жизнь” они опубликовали своё заявление о подготовке большевиками восстания и о том, что они считают восстание авантюрой. Каменев и Зиновьев раскрыли тем самым перед врагами решение ЦК о восстании, об организации этого восстания в ближайшее время. Это было изменой делу партии, делу революции. В.И.Ленин в связи с этим писал: “Каменев и Зиновьев выдали Родзянке и Керенскому решение ЦК своей партии о вооружённом восстании...” (Соч., т. 26, стр. 194)[86]. Он поставил перед ЦК вопрос об исключении Зиновьева и Каменева из партии[87]. Но после свершения Великой Октябрьской социалистической революции, как известно, Зиновьев и Каменев были выдвинуты на руководящие посты[88]. Ленин привлекал их к выполнению ответственнейших поручений партии, к активной работе в руководящих партийных и советских органах. Известно, что Зиновьев и Каменев при жизни В.И.Ленина совершили не мало других крупных ошибок. В своём “завещании” Ленин предупреждал, что “октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не являлся случайностью”[89]. Но Ленин не ставил вопроса об их аресте и, тем более, о их расстреле. Или возьмём, к примеру, троцкистов. Сейчас, когда прошёл достаточный исторический срок, мы можем говорить о борьбе с троцкистами вполне спокойно и довольно объективно разобраться в этом деле[90]. Ведь вокруг Троцкого были люди, которые отнюдь не являлись выходцами из среды буржуазии. Часть из них была партийной интеллигенцией, а некоторая часть — из рабочих. Можно было бы назвать целый ряд людей, которые в своё время примыкали к троцкистам, но они же принимали и активное участие в рабочем движении до революции и в ходе самой Октябрьской социалистической революции, и в укреплении завоеваний этой величайшей революции. Многие из них порвали с троцкизмом и перешли на ленинские позиции. (выделено нами при цитировании[91]). Разве была необходимость физического уничтожения таких людей?[92] Мы глубоко уверены, что если бы жив был Ленин, то такой крайней меры в отношении многих из них не было бы принято. Таковы лишь некоторые факты истории. А разве можно сказать, что Ленин не решался применять к врагам революции, когда это действительно требовалось, самые жестокие меры? Нет, этого никто сказать не может. Владимир Ильич требовал жестокой расправы с врагами революции и рабочего класса и, когда возникала необходимость, пользовался этими мерами со всей беспощадностью. Вспомните хотя бы борьбу В.И.Ленина против эсеровских организаторов антисоветских восстаний, против контрреволюционного кулачества в 1918 году и других, когда Ленин, без колебания, принимал самые решительные меры по отношению к врагам. Но Ленин пользовался такими мерами против действительно классовых врагов, а не против тех, которые ошибаются, которые заблуждаются, которых можно путем идейного воздействия на них повести за собой и даже сохранить в руководстве[93]. Ленин применял суровые меры в самых необходимых случаях, когда в наличии были эксплуататорские классы, бешено сопротивлявшиеся революции, когда борьба по принципу “кто — кого” неизбежно принимала самые острые формы, вплоть до гражданской войны. Сталин же применял самые крайние меры, массовые репрессии уже тогда, когда революция победила, когда укрепилось Советское государство, когда эксплуататорские классы были уже ликвидированы и социалистические отношения утвердились во всех сферах народного хозяйства, когда наша партия политически окрепла и закалилась как количественно, так и идейно. Ясное дело, что здесь были проявлены со стороны Сталина в целом ряде случаев нетерпимость, грубость, злоупотребление властью. Вместо доказательств своей политической правоты и мобилизации масс, он нередко шёл по линии репрессий и физического уничтожения не только действительных врагов, но и людей, которые не совершали преступлений против партии и Советской власти. В этом никакой мудрости нет, кроме проявления грубой силы, что так беспокоило В.И.Ленина. Центральный Комитет партии за последнее время, особенно после разоблачения банды Берия[94], рассмотрел ряд дел, сфабрикованных этой бандой[95]. При этом обнаружилась весьма неприглядная картина грубого произвола, связанного с неправильными действиями Сталина. Как показывают факты, Сталин, воспользовавшись неограниченной властью, допускал немало злоупотреблений, действуя от имени ЦК, не спрашивая мнения членов ЦК и даже членов Политбюро ЦК, зачастую не ставя их в известность о единолично принимаемых Сталиным решениях по очень важным партийным и государственным вопросам (выделено нами при цитировании: потом эти же обвинения были предъявлены при снятии Н.С.Хрущёву).

Но есть ряд фактов, связанных с «октябрьским эпизодом» Каменева и Зиновьева, о которых Н.С.Хрущёв умолчал. Они показывают, что событие это куда более значимое и знаковое, нежели его представляет Н.С.Хрущёв, опровергающее оглашённую через него схему понимания эпохи Сталина. Как сообщает Л.Д.“Троцкий”[96], “Каменев”[97] по соглаше­нию с “Зиновьевым”[98] сдал в газету Горького (“Новая жизнь”) письмо, направленное против принятого накануне — 10 (23) октября 1917 г.— решения о восстании. “Троцкий” приводит следую­щие строки из письма “Каменева”:

«Не только я и Зиновьев, но и ряд товарищей практиков находят, что взять на себя инициативу вооружённого восстания в настоящий момент, при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов, было бы недопусти­мым, гибельным для пролетариата и революции шагом… Ставить всё … на карту выступления в ближайшие дни значило бы совершить шаг отчаяния, а наша партия слишком сильна, перед ней слишком большая будущность, чтобы совершать подобные шаги» (Л.Д.Троцкий, “История русской революции” — 1933 г., приводится по сборнику под ред. д.и.н. Н.А.Васецкого: Л.Д.Троцкий “К истории русской революции” Москва, «Политиздат», 1990 г., стр. 364).

Это было опубликовано в газете, издателем которой был «пролетарский писатель» А.М.Горький. Л.Замойский сообщает[99], что Горький, его первая жена Ек. П. Пешкова и крестник писателя — Зиновий Пешков[100] интересовались в своё время масонством, а в 1916 г. “морской план”[101] дворцового переворота обсуждался на квартире Горь­кого. Нет никаких оснований пола­гать, что “братская опёка” писателя когда-либо была снята, даже, если он сам и не был “каменщиком” — масоном.

Если это знать, то «октябрьский эпизод» “Каменева” и “Зиновьева” — действительно не случайность, как и небольшевизм “Троцкого”, но в докладе ХХ съезду Н.С.Хрущёв подаёт его именно как случайную, а не системную ошибку Розенфельда и Апфельбаума.

Теперь обратимся к вопросу о том, почему и для чего именно И.В.Сталин был поставлен во главе партии и государства. И в этом случае, тоже есть множество фактов, которые, если их поместить в схему, предложенную Н.С.Хрущёвым на ХХ съезде, её разрушат.[102]

*     *     *

Но прежде, чем о них говорить, необходимо пояснить, что кроме публичной    политики, есть ещё и закулисная, в том числе и глобальная закулисная политика. Так называемая «мировая закулиса» существует издавна, со времён ранее исхода евреев из Египта и осуществляет свою власть способами, отличными от тех, которыми пользуются правительства государств, и которые воспринимаются обывателями из толпы в качестве средств осуществления власти в жизни общества. Если правительства издают законы, касающиеся всех граждан (подданных), и директивы, адресованные руководителям определённых государственных структур персонально, то «мировая закулиса» соучаствует через свою периферию в обществе в деятельности государственного аппарата и общественных институтов, поддерживая их самостоятельные действиялибо саботируя их, но поддерживая в то же самое время другие действия, действия других структур как в самом обществе, так и в других странах.Периферия «мировой закулисы» — регулярное масонство и индивиды, чьи нравственность, мировоззрение и миропонимание, определяющие их целеустремлённость и деятельность, стыкуются с законспирированными и относительно малочисленными по отношению к численности общества масонскими структурами.

Такая власть осуществляется на основе упреждающего события формирования миропонимания тех или иных социальных групп толпо-“элитарного” общества. На основе сформированного таким путём миропонимания целые социальные группы, общественные классы действуют как бы по своей инициативе, но необходимым для «мировой закулисы» образом. И это позволяет ограничиться минимальным количеством большей частью недокументируемых директивных указаний (это — издревле властвующее своего рода «дотелефонное» право), выдаваемых в каждой стране адресно очень узкому кругу посвящённых координаторов деятельности периферии «мировой закулисы»[103].

Соответственно этой обычной практике после победы марксистской революции в России буржуазным режимам Европы и Америки, при соучастии Японии, «мировой закулисой» было позволено начать интервенцию в Советскую Россию с целью её расчленения и колонизации страны при поддержке местной контрреволюции.

Но, как показывают исследования глобальной истории гражданской войны и интервенции, контрреволюция терпела военные поражения вслед­ствие того, что её «кидали» зарубежные союзники: под давлением своих внутренних движений под лозунгами «Руки прочь от Советской России!» прекращались поставки военной техники и оказание военной и финансовой поддержки накануне решающих сражений[104]. А адмирала А.В.Кол­чака (в случае победы контрреволюции — возможного главу многонационального “элитарного” имперского нацизма) интервенты по прямому указанию высшего масонского руководства просто предали и сдали в руки революционной власти, которая его ликвидировала без лишних проволочек, не предпринимая никаких попыток к его переубеждению, хотя это был выдающийся учёный и выдающийся профессионал военно-морского дела.

Последним фронтом гражданской войны в России по существу был крымский фронт против барона П.Н.Врангеля. Под слово М.В.Фрунзе, гарантировавшее жизнь сдающимся в плен, после бегства П.Н.Врангеля за границу крымская группировка прекратила сопротивление и организовано сложила оружие. Сразу же за этим М.В.Фрунзе высшим командованием был направлен к новому месту службы. И в его отсутствие интернацисты (организа­торы этого военного преступления — именно интернацисты: Склянский, Залкинд (Землячка), Белла Кун) уничтожили в Крыму до 50 000 пленных белых офицеров, нарушив данные сдавшимся в плен гарантии сохранения жизни, лишив тем самым большевиков национально ориентированных кадров управленцев[105] и заодно, дискредитировав М.В.Фрунзе лично[106] и ещё раз — коммунистическое движение в целом.

Этот случай — не что-то из ряда вон выходящее. Он — один из последних в череде такого рода событий гражданской войны. В её ходе массовое, в ряде местностей близкое к поголовному, уничтожение представителей прежней правящей “элиты” с семьями (включая детей) было обычным явлением, не мотивированным какой-либо реальной антисоветской деятельности жертв. При этом в персональном составе руководителей аппарата ВЧК в центре и на местах (особенно на Украине) евреев было настолько много, что ВЧК тех лет можно рассматривать как прототип гитлеровского гестапо, но в еврейском исполнении.

Крымская бойня была организована тогда, когда гражданская война уже была выиграна красными: в ней не было никакой военной необходимости. Многие белогвардейцы были деморализованы поражением и тем, что народ их не поддержал. Это было хорошей психологической предпосылкой к тому, чтобы многие из них, переосмыслив своё участие в гражданской войне, стали бы с течением времени строителями новой России, поскольку в большинстве своём они были — патриоты.

Но как можно понять из доклада Н.С.Хрущёва, крымскую бойню он оправдывает, хотя именно в результате неё Советская власть лишилась множества кадров потенциально полезных для неё управленцев и просто наиболее образованных людей, многих из которых реальное улучшение жизни простого народа при советской власти могло превратить в её приверженцев и защитников.

Однако это не было политической ошибкой Склянского, Залкинд и Бела Куна. Целенаправленное уничтожение представителей прежней правящей “элиты” и наиболее образованных слоёв общества России под видом «классовых врагов» в ходе революции и гражданской войны революционерами-интер­на­цис­тами, по её завершении привело к засилью евреев в органах партийного аппарата и государственной власти, в средствах массовой информации. Это стало как следствием прямой кадровой политики интернацизма (чужих уничтожать физически и морально под любыми предлогами[107] и продвигать своих на ключевые посты), так и вынужденным для Советской власти следствием того, что в Российской империи к концу XIX века именно евреи были наиболее образованной частью разноплеменного населения, опережая все прочие этнические группы по статистическим показателям образованности[108], а работа в органах власти требовала некоторого минимального образовательного уровня, которым остальное население страны, не принадлежавшее к «классовым врагам» — “враждебным” пролетариату и крестьянству классам, — не обладало.

Иными словами, если отойти от норм «политкорректности», то:

Великая октябрьская социалистическая революция только по лозунгам была общенародной — социалистической, а по своей сути была еврейско-масонской — фашистской[109] и её назначение было — сменить капиталистическую форму эксплуатации большинства меньшинством, основанную на власти денег, на более «продвинутую» форму, основанную на власти правдоподобного, но заведомо лживого социологического знания, заменив при этом “элитарное” национальное правящее меньшинство, ещё более “элитарным” космополитичным, международным меньшинством во главе с представителями еврейства и его древними оккультными хозяевами.

Но в первые же годы мирной жизни «мировая закулиса» и её периферия в РСФСР-СССР стол­кну­лась с тем, что рабочие и крестьяне в большинстве своём были лояльны Советской власти и многие, особенно молодёжь, активно её поддерживали по своей инициативе[110]. Однако наряду с этим в широких слоях общества начался рост того, что фашисты-интернацисты называют «антисеми­тиз­мом»[111]. В сложившихся общественных условиях, такие персоны как Л.Д.Брон­штейн (Троцкий), Л.Б.Розен­фельд (Каменев), Г.Е.Ап­фельбаум (Зиновьев) и другие их соплеменники — в то время культовые вожди революции и «трудового народа», победившего в гражданской войне, — не могли быть олицетворением государственной власти в период ещё только предстоявшего тогда длительного периода построения нового общественного строя[112].

Также следует понимать, что если революция свершается в ходе империалистической войны (от бедствий которой все, кроме наживающейся на войне “элиты” устали), как это было в России в 1917 г., — в обществе — одно отношение и к революции, и к возникающей в её результате новой власти — какой ни на есть, а всё же спасительницы от бедствий. Но к такой же по политическим целям революции в обществе — неизбежно совершенно иное отношение, если новая власть возникает в результате победы агрессора, начавшего «револю­ци­онную войну за освобождение братьев-трудя­щих­ся другой страны от гнёта капитала», в то время как сами трудящиеся ещё не прониклись мыслью о том, что им совершенно необходима революция и новая власть[113]; или, если новая власть возникает в результате организации государственного переворота в стране, живущей мирной жизнью[114]. Эти весьма значимые в политике[115] обстоятельства психтроцкистами-марксистами в СССР не воспринимались в качестве политической реальности.[116]

Кроме того, пока шла гражданская война в России, революционная ситуация в странах Европы изошла на нет, что делало мировую марксистскую революцию невозможной в ближайшее время.

Эти обстоятельства привели к тому, что «мировая закулиса» вынуждена была согласиться с точкой зрения В.И.Ленина: сначала социализм в одной отдельно взятой стране, а потом переход к социализму всех других стран, которую В.И.Ленин высказал ещё в 1915 г. Среди руководства ВКП (б) этой же точки зрения придерживался и И.В.Сталин.

Как замечали некоторые исследователи биографии И.В.Ста­ли­на, он в дореволюционные и первые послереволюционные годы в числе последних присоединялся к успевшему сложиться большинству и таким путём продвигался в делании партийной карьеры. Произведения его были написаны простонародным языком (см. его собрание сочинений), что с одной стороны обеспечивало доходчивость их смысла до сознания простого малограмотного и плохо образованного рабочего люда, а с другой стороны — убеждало правящую в партии интеллигенцию в невежестве самого И.В.Ста­лина, который якобы просто не может освоить “высоко научный” жаргон, на котором говорила и писала партийная интеллигенция, но которого не понимал простой люд (имманентный, перманентная, фидеизм, гносеология и т.п. слова из литературы марксистской интеллигенции, которые практически не встречаются в произведениях И.В.Ста­лина). Поэтому с точки зрения вождей партии, подобных Троцкому, — Сталин не был ни выдающимся партийным философом, экономистом, писателем-публи­цис­том[117], ни выдающимся оратором, способным изустным словом увлечь массы на революционные подвиги. Вожди-интеллигенты и их сподвижники и прихлебатели считали его плохо воспитанным (без хороших манер), грубым, малообразованным (недоучившийся семинарист), ленивым (ниче­го не написал в последней ссылке) и соответственно, — не способным думать самостоятельно.

Это порождало иллюзию, что И.В.Сталин может быть управляемым со стороны более умных и широко образованных “вождей”, даже если станет номинально первым лицом в партии. Поэтому продвижение И.В.Сталина к вершинам внутрипартийной власти возражений и сопротивления «мировой закулисы» и её периферии не вызвало.

К тому же И.В.Сталин — «нацмен», как и большинство вождей революции, — грузин по происхождению, что представлялось автоматической гарантией подавления им ростков угрозы великорусского национализма и нацизма.

Всё это способствовало тому, что дело олицетворения своей персоной успехов социалистического строительства в одной отдельно взятой стране «мировая закулиса» сочла возможным доверить И.В.Сталину.

Большевики, со своей стороны, по мере того, как В.И.Ленин, теряя здоровье вследствие ранения[118], утрачивал способность к руководству партией и государством, также задумывались о том, кто будет руководить продолжением их дела.

В этой связи необходимо обратиться к документу, известному как “Письмо к съезду”, которое, как сообщает историческая традиция КПСС, было записано в несколько приёмов со слов перенёсшего инсульт В.И.Ле­ни­на его разными секретарями в конце декабря 1922 — начале января 1923 гг. Н.С.Хрущёв в своём докладе на ХХ съезде не стал приводить его полностью, а только привёл несколько фраз из него, что позволило ему исказить значение этого документа в целом в истории партии и политике 1920‑х гг.

В письме речь идёт о том, как в дальнейшем избежать очередного раскола партии и обеспечить устойчивость ЦК формальными средствами, а не достижением единства взглядов по всем вопросам деятельности партии на основе освоения её членами методологической культуры познания и миропонимания[119]:

«Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Ста­лин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение числа членов ЦК до 50, до 100 человек[120].

Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, су­меет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью[121]. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопро­сом о НКПС[122], отличается не только выдающимися спо­собностями[123]. Лично он, пожалуй, самый способный че­ловек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто ад­министративной стороной дела.

Эти два качества двух выдающихся вождей совре­менного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожи­данно.

Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным качествам. Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не являлся случайностью[124], но что он также мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троц­кому» (В.И.Ленин, ПСС, изд. 5, т. 45, продолжение записей от 24 декабря 1922 г. продиктовано В.И.Лениным 25 декабря 1922 г.).

Как сообщает Н.С.Хрущёв в докладе, текст этого письма был роздан делегатам ХХ съезда.

Характеристике И.В.Сталина также посвящено добавление к записям от 25 декабря 1922 г., как сообщается записанное 4 января 1923 г. уже другим секретарём В.И.Ленина — Л.А.Фотиевой (1881 — 1975)[125]:

«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, комму­нистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ пе­ремещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отно­шениях отличается от тов. Сталина только одним пере­весом, именно, более терпим, более лоялен, более веж­лив и более внимателен к товарищам, меньше каприз­ности и т.д.[126] Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написан­ного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».

Кроме этого, Н.С.Хрущёв огласил ещё два не публиковавшихся ранее документа:

· Письмо Н.К.Крупской председательствовавшему в то время в Политбюро Л.Б.Розенфельду (Каменеву), с жалобой на И.В.Сталина, который был груб с нею в телефонном разговоре, отчитав её за то, что она довела до сведения В.И.Ленина некие политические сведения вопреки запрету врачей волновать Ленина политикой до тех пор, пока он не поправится после инсульта, происшедшего с ним в декабре 1922 г.

· И личное письмо В.И.Ленина И.В.Сталину с требованием извиниться перед его женой — Н.К.Крупской за грубость, проявленную в том же телефонном разговоре.

Поскольку о многолетнем романе В.И.Ленина с Иннесой Арманд делегаты ХХ съезда, в отличие от сподвижников В.И.Ленина, ничего не знали, то это произвело на них соответствующее впечатление: что И.В.Сталин оказался во главе партии, чуть ли не вопреки воле Ленина, который якобы пытался предостеречь партию от избрания И.В.Сталина её вождём. И с того времени публицисты — приверженцы схемы понимания истории, предложенной ХХ съезду Н.С.Хрущёвым, — многократно комментировали “Письмо к съезду” В.И.Ленина, особенно смакуя добавление к письму от 4 января 1923 г.: дескать, ещё В.И.Ленин предупреждал, да не вняли… Но чуть ли не единственное, что ускользнуло от их понимания, — так это именно то, от чего в действительности предостерегал В.И.Ленин большевиков, а также и то обстоятельство, что В.И.Ленин этим письмом фактически рекомендовал партии большевиков И.В.Сталина в качестве своего преемника.

Чтобы понять, от чего в действительности предостерегал В.И.Ленин партию в “Письме к съезду”, давайте спокойно, без буйства эмоций, рассмотрим характеристики, данные В.И.Ле­ни­ным членам ЦК ВКП (б). Все претенденты на должность лидера партии, как бы она ни именовалась, кроме И.В.Сталина, характеризуются В.И.Лениным прямо как небольшевики (Троцкий), как субъекты, на которых нельзя полагаться в деле (Каменев, Зиновьев, Троцкий, которого в одной из своих работ В.И.Ленин назвал «иудушкой»), как бюрократы, способные оторваться от живого дела, увлекшись административным формализмом (Троцкий, Бухарин[127], Пятаков[128]).

Остаётся один И.В.Сталин, который уже сосредоточил в своих руках необъятную власть на посту генерального секретаря[129], что говорит о его деловых организаторских качествах, об умении поддерживать определённое соответствие формы (административной стороны) и содержания (т.е. самого дела) и способностях к руководству; однако наряду с этим, он бывает груб, нетерпим к другим, капризен.

При таких характеристиках всех “вождей” добавление к “Пись­му” от 4 января 1923 г. — пустая риторика для слушателей: «На­до бы избрать не Сталина, а кого-то другого: такого, как Сталин по деловым качествам, но который не был бы груб и обладал бы большей терпимостью. Вы не знаете такого? — а то я не знаю».

И в то же время это — намёк Сталину: «Учитесь сдержанности, дорогой товарищ, а то при всех Ваших хороших деловых качествах не сносить Вам головы: повторите мою судьбу — уберут раньше, чем успеете сделать дело. Сами видите, большевистских-то кадров, способных к руководству, среди “вождей” партии нет… а дело большевизма продолжать надо, нето масоны и увлекаемые ими пустобрёхи-интеллигенты совсем на голову народу сядут».

Именно в этой связи с масонством следует ещё раз прокомментировать слова В.И.Ленина о том, что «октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не являлся случайностью, но что он также мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троц­кому».

Эта характеристика В.И.Лениным Л.Б.Розенфельда (Камене­ва), Г.Е.Апфельбаума (Зино­вье­ва), Л.Д.Бронштейна (Троцко­го) обязывает соотнести её с правовым положением невольников в рабовладельческом обществе:

Раб ни за что перед обществом свободных людей не отвечает. За весь ущерб, нанесённый рабом, перед обществом отвечает его хозяин. И только хозяин вправе наказать раба так, как того пожелает. И в этом никто из членов общества свободных ему препятствовать не вправе[130].

Но это же характеризует и масонов, связанных дисциплиной взаимного проникновения разных лож друг в дуга.

И соответственно этому, характеристика, данная В.И.Лениным Бронштейну, Розенфельду, Апфельбауму, — определение правового положения раба в рабовладельческом обществе, однако высказанная не прямо, как в нашем тексте, а опосредовано — в других словах. Соотносясь с этим и с тем, что мы знаем теперь о той эпохе, включая и тематику II и IV конгрессов Коминтерна, приведённую характеристику В.И.Лениным этой «троицы», можно понимать единственно в качестве намёка на то, что названные им “вожди” партии в действительности — марионетки, невольники хозяев масонства, исполнительная периферия «миро­вой закулисы».

И не надо думать, что этот вывод притянут задним числом, а В.И.Ленин в действительности имел в виду что-то другое[131]: В.И.Ленин по образованию был юрист, историю права с древних времён знал, а выступая на IV конгрессе Коминтерна в декабре 1922 г., потребовал выхода членов коммунистических партий из масонских лож.

Если же постараться оценить восприятие разными людьми, не знающими закулисной подоплёки, данных В.И.Лениным в “Письме к съезду” характеристик членов ЦК, то для одних в нём значимо одно, а для других — совершенно другое.

То, что И.В.Сталин бывает груб, позволяет себе не придерживаться «хороших великосветских манер», было значимо (и значимо ныне) для представителей беззаботно говорливой интеллигенции в рядах партии и для “вождей”, которые также вышли из интеллигенции либо приобщились к ней в ходе профессиональной революци­он­ной деятельности. Для них в качестве лидера партии пред­по­чти­тельнее интеллигенты-говоруны, такие же, как и они сами.

Но в среде простонародья, занятого реальным делом, от успеха которого зависит жизнь (т.е. в партийной массе), в те времена грубость не считалась серьёзным пороком, как то было в кругах рафинированных интеллигентов. В простонародье на грубость человека не обращали и не обращают доныне особого внимания, если человек обладает деловыми качествами, полезными обществу, или если за внешней грубостью скрывается доброта. В среде простонародья обычно нетерпимы не к грубости, а к тому, если кто-то куражится над другими, злоупотребляя своим социальным статусом или способностями, что может протекать и в изысканно вежливых формах.

Если бы И.В.Ленин написал, что И.В.Сталин глумлив и куражится над товарищами по партии, — то к такого рода предупреждению отнеслись бы иначе. Но В.И.Ленин этого не написал, поскольку к такой характеристике И.В.Сталина у него не был оснований

Для партийцев-большевиков из простонародья значимо было то, что И.В.Сталин сосредоточил в своих руках власть, т.е. не боится взять на себя заботу об общем деле, что он обладает качествами руководителя и организатора в живом деле. А брань, грубость, — это далеко не всегда выражение злобы, и даже если грубость случится, то на вороту не виснет… Кроме того, чтобы занятый реальными делами человек сорвался в грубость, — его до этого ещё и довести чем-то надо, а это уж “заслуги” окружающих[132].

И не надо забывать, что если об общении с И.В.Сталиным мы можем знать по свидетельствам современников, многие из которых писали с чужих слов, и которые отфильтрованы антисталинистами в последующие времена, то в те годы реальный опыт общения с И.В.Сталиным был не только у В.И.Ленина, Н.К.Круп­ской и других “вождей” партии. Поэтому о «политесе» И.В.Сталина могли быть и иные мнения, не совпадающие с высказанным В.И.Ле­ни­ным в “Письме к съезду”, и потому не ставшие культовыми в эпоху после ХХ съезда.

В годы перестройки, когда снова активизировалась «борьба со сталинщиной», по телевидению как-то показали документальный фильм, снятый в месте последней ссылки Сталина в Туруханском крае. Под бетонным каркасом «аквариума», в котором некогда стоял защищённым от непогоды дом-музей, — пусто. На стенах надписи: как проклятия в адрес Сталина, так и просьбы о прощении за то, что после его ухода в мир иной не уберегли СССР — первое большевистское государство.

Потом показали старушку — жительницу той деревни, которая помнила Сталина по жизни в ссылке. Ей задали вопрос: “А что Вы помните?” Когда прозвучал этот вопрос, из её глаз просияла юность, и она ответила: “Добрый был. Людей травами лечил…”

Так что с разными людьми И.В.Сталин, судя по всему, вёл себя по-разному — в зависимости от того, какие это были люди, что они несли в себе, что давали обществу и что в них видел сам И.В.Сталин…

В итоге на основе таких характеристик, данных “вождям” В.И.Лениным, и личного опыта общения и работы со всеми вождями, — большевики в ВКП (б) поддержали именно И.В.Сталина в качестве лидера партии.

Так и «мировая закулиса», и большевики в самой России сошлись на том, что товарищу Сталину, Иосифу Виссарионовичу Джугашвили, можно доверить дело руководства построением социализма в одной отдельно взятой стране, хотя под социализмом «мировая закулиса» и большевики понимали совершенно разные, взаимно исключающие друг друга типы общественного устройства жизни людей и человеческих взаимоотношений. В результате такого рода взаимовложенности общественно-политических процессов И.В.Сталин стал олицетворением государственности большевизма в ХХ веке.

И это всё приводит к вопросам о сути масонства, марксизма, большевизма, их взаимопроникновении и переплетении в истории СССР и партии — РСДРП — ВКП (б) — КПСС.

---

Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 473; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

---

Мы поможем в написании ваших работ!