Ананасовый экспресс: сижу, курю

Автор: Monita (Инна Глагола) Название: Угонщица: откровения любовницы Рейтинг: R Жанр: Роман, POV Статус: закончен. От автора: Все права на персонажей данной истории принадлежат автору. С реальными людьми ничего общего нет, кроме имён (фамилии не указываются). Все совпадения случайны.

Глава 1.

А судьи кто?

Никогда, ни разу в жизни ни у кого не отбивала мужика. Да что там, я даже не знала, как это делается! А главное, даже желания не возникало. Мне что, свободных мало, что ли? Да нет, вроде бы, достаточно…было. Было до тех пор, пока в мою жизнь не ворвался он. Он – тот, кто, будучи «окольцованным» высоким брюнетом с нереально глубокими синими глазами, постоянно делал вид, будто его не интересует ни одна женщина, кроме его благоверной. А меня – будто прорвало. Внутри всё моё существо загорелось диким, необузданным огнём желание отбить, присвоить, угнать. Да, именно «угнать»! Не просто увести, а угнать, с шумом мотора где-то под капотом, с визгом тормозов при заносах, возникающих при попытках оторваться от погони. Бред какой-то несу, да?

 

А началось всё одним ничем не примечательным декабрьским утром. Я, войдя в холл почти пустой школы, направилась по коридорам, искать режиссёра, который позвал меня играть в молодёжном сериале. Если честно, не думала, что из этой затеи что-то путное выйдет. Ан-нет, вышло! Да ещё как вышло, что обратно уже и не запихнёшь… Так, о чём это я? Ах, да. В-общем, пришла я в школу. Предстояло знакомство со съёмочной группой, осмотр съёмочной площадки, первый грим, первый дубль… И всё это как-то стёрлось из памяти почти. Помню, что, идя по коридору, я удивлённо озиралась по сторонам: вроде бы здесь должно быть полным-полно народу, а никого нет. И главное, я абсолютно не знала, куда мне идти. Пошатавшись по коридорам, я, уже отчаявшись найти съёмочную группу, просто присела на корточки возле очередной двери и, опершись о неё спиной, потуже затянула шнурки на кедах, после чего вдруг почувствовала, что дверь позади меня открывается. Чувствовала я это, как в замедленной съёмке, а вот падала на спину уже в полноценном временном режиме. И, чудом не впечатавшись затылком в холодный пол, задержала голову всего в паре сантиметров от него и упёрлась взглядом в удивлённо-насмешливое лицо, глядевшее на меня сверху вниз своими синими глазищами.

- Здрасьте, - недовольным тоном поздоровалась я, принимая руку помощи, протянутую мне незнакомцем.

                           

- День добрый, - усмехнулся снова мужчина, поправляя полы пиджака. Заметив в свете от высоко висящей лампочки яркий блик, присмотрелась – на безымянном пальце красовалось золотое гладкое кольцо. – Девушка, ну что же Вы под дверьми сидите, Вас мама разве в детстве не учила на дверь не опираться? – С явной издёвкой в голосе поинтересовался он у меня. А я, и без того раздражённая неожиданным курьёзным падением, довольно резко бросила ему в ответ, подтянув спадающие джинсы:

- А Вам разве мама в детстве не говорила, что в таких случаях принято приносить извинения?

- Ой, - сделал вид, что он самостоятельно вспомнил сей важный факт и, приложив ладонь к животу, чуть поклонился и немного вызывающе продолжил: - Извиняюсь.

- Здорово. Это типа, получается, сам себя извиняешь? Джентельмен, джентельмен, ничего не скажешь, - терпению моему настал конец, и я, поправив задравшуюся куртку, вышла из кабинета, направляясь, сама не зная, куда.

Он догнал меня метров через десять, и, деловито сложив руки за спиной, зашагал рядом. Я сделала вид, что не замечаю его, что всё – в порядке вещей. Да и времени на него у меня, если честно, совершенно не было. Но этот удод, кажется, языка жестов не понимал. И то, что я всем своим видом его игнорирую, было ему нипочём. Когда пришло время сворачивать направо или налево, он, наконец, заговорил:

- А куда Вы идёте?

- Туда же, куда и Вы, судя по тому, что Вы неотрывно следуете за мной. – Ответила я, даже не взглянув в его сторону.

- Хорошо. – С серьезным видом заключил он. А потом нарочито серьёзным голосом он осведомился: - А куда иду я?

- Туда же, куда и я, судя по всему, - хмыкнула я, меня этот тип уже начинал раздражать своей назойливостью и тупым чувством юмора.

- Да, логи… - Начал было он с ухмылкой.

- Ой, вот только не надо меня тут анекдотами про блондинок и их логику веселить, о’кей? - Настроение моё было не самым лучшим, и мужчина, видимо, это понял, и, ускорив шаг вслед за мной, отозвался:

- А Вы с рождения такая проницательная или…

- Или, - грубовато прервала я ледяным тоном, и, понимая, что иду, сама не зная куда, лишь бы просто куда-то идти, заметила на одной из дверей спасительную букву «Ж». Улыбнувшись собственным мыслям, я резко остановилась и сказала: - Пришли. – И зашагала в направлении женского туалета.

- Вы куда? – то ли наигранно, то ли искренне удивленным голосом мне в спину поинтересовался мужчина, а я, всё-таки повернув к нему лицо, с ухмылкой ответила:

- Как? А мы разве не в одно и то же место шли? Хм, - я перевела взгляд на дверь. Потом снова на него. – Извините, ошибочка вышла, - и, беспечно пожав плечом, заметив краем взгляда улыбку на его лице, будто он ожидал чего-то подобного, скрылась за дверью уборной.

Это было наше первое «знакомство». Если бы я знала, кем является этот человек, я бы вряд ли стала себя так с ним вести. Хотя, нет, вру, стала бы. Плевать я хотела, пусть он – хоть Билл Гейтс, а его приторные шуточки меня бесили.

Так или иначе, режиссёра нашла я довольно быстро после своей прогулки по школе. Ой, кстати, о режиссёре. До того, как впервые увидеть его, я думала, что головного убора хуже маминого оранжевого чепчика для душа быть не может, однако после нашей первой встречи с режиссёром я с ужасом осознала, что может, ещё как может. И не просто может, а существует! Полосатая вязаная шапочка с отвисающими по бокам «ушками» и длинными плетёными шнурками-завязками, в которые переходили эти самые «ушки», заставила меня серьёзно сомневаться в том, что этот человек вообще легально работает в этом проекте. Но, знаете, пообщавшись с ним всего несколько минут, я поняла, что он - ещё больший раздолбай по жизни, чем я! Однако это не мешает ему быть таким весёлым, остроумным и при этом вполне адекватным.

Шапочка, которая была на нём во время кастинга, в итоге оказалась предметом, который был призван смутить молодых актёров, оказывается, это наш добрейшей души режиссёр так развлекается. Ну, что ж, возьмём на заметку и привыкнем.

Так вот, в тот же ничем не примечательный декабрьский день, первый день, с которого начался этот многодневный, мучительный, безумно сладкий и невыносимо жестокий поворот в моей жизни... Что-то я раньше времени несу всякую чушь, непорядок. Начнём сначала.

 

В тот день я всё-таки нашла режиссёра. Сергей тепло меня поприветствовал, хлопнул по-дружески по плечу, что меня даже почти не удивило. Я этот жест приветствия на себе испытывала не одну сотню раз. Дело всё в том, что с самого детства дружба у меня водилась как-то больше с мальчиками. В их компании я всегда была своей братишкой в кедах, а там, сами понимаете, не как у девочек «сюси-пуси», «чмоки-чмоки». Там у нас всё было по-мужски, и я этим почему-то очень гордилась. Так что к подобным знакам приветствия мне не привыкать.

В свои двадцать я уже успела сняться в паре подростковых комедий и даже записать четыре сольных трека, один из которых имеет успешную ротацию на радио, поэтому съемочный процесс и в целом шоу-бизнес для меня не в новинку. На улицах меня узнают, даже автографы берут иногда, но звездой я себя всё же не чувствую. Боюсь, наверное. Боюсь, что если почувствую себя звездулькой, то быстро звезданусь со своего пьедестала куда пониже.

Я вообще понять не могу, что во мне люди находят. На своей страничке в «контакте» я часто получаю сообщеньица типа: «ты - супер», «ты – круче всех! Я тоже хочу так же круто на гитаре играть!» или что-то типа: «Лена, а как называется твоя стрижка?».

Я – обычный человек: я курю, на вечеринках, бывает, выпью… ругаюсь ли матом? Ну… и такое бывает. Но зато я всегда ношу нижнее бельё! Вот так вот. Так что подловить меня можно на чём угодно, кроме щегольства в чём мать родила и, пожалуй, наркотиков. Вот это – то, чем я никогда и ни за что увлекаться не буду и вам не советую.

Блин, ври-ври, Лена, да не завирайся… Нет-нет, наркотики – это, правда, табу. А вот насчёт бельишка-то соврала. Было разок, слишком прозрачной оказалась моя белая борцовка... Но в остальном – я чиста, как младенец.

 

Съёмок в этот день не было назначено, нам всего-навсего раздали сценарий на первые десять эпизодов, я успела познакомиться с парой отличных парней, одного из которых звали Димой, а другого – Никитой: оказывается, нам предстояло играть одноклассников по сюжету сериала. Ни одной стоящей девчонки я не заметила в тот день, все они были какими-то зажатыми, трудно было разглядеть в них, кто есть кто. Поэтому поспешных выводов я делать не стала.

Я стояла напротив высокой камеры, которую, судя по всему, приготовили на завтра, и, глядя в её объектив на своё отражение, собственной пятернёй зачёсывала чёлку с макушки погуще на глаза: люблю, когда глаз не видно. От любования отражением собственного лба, накрытого белокурой чёлкой, меня отвлёк смутно знакомый мужской голос, который принадлежал тому самому брюнету, который давеча пытался подколоть меня по поводу моей недалёкости.

- Крупный план снимаем? Не рановато?

Я оторвала взгляд от своего искажённого отражения и смерила его ледяным взглядом. Он иронично смотрел на меня без тени улыбки, так, будто он – начальник, а я – дурак.

Убедившись, что меня никто из съёмочной группы не слышит, я поджала губы так, будто вижу перед собой валяющийся на полу потемневший огрызок, и ответила:

- Вам и таких не снимать. Морщины видны будут... – Что, съел? Блин, а чего это он не реагирует? Он просто взглянул на меня с какой-то снисходительной улыбкой, сложил руки на груди и, подвигав пальцами так, что золотое колечко повертелось из стороны в сторону, ответил:

- Беспокоиться о морщинах – женское дело, а не мужское. Морщины, как шрамы, мужчину только украшают.

- Ага, особенно большая такая морщина между грудью и пупком, та, что от пива вырастает. Вот уж действительно, украшение ещё то. – Я, довольная собственной колкостью, сложила руки на груди, взглянула в сторону, потом в другую, как бы ища союзников. Но в зале было пусто. Техники куда-то ушли, а Сергей, видимо, пошёл раздавать указания куда-то в другой кабинет.

- Ну, это, может быть, у твоего мужа вырастет, если ты его откармливать будешь, - вполне добродушно отозвался он, и, взглянув на кисти моих рук, добавил: - когда он у тебя будет. – Я хмыкнула в ответ, но уже без прежнего раздражения. – А вот я никогда себе ничего отращивать не буду. Есть три вещи, которые мужчина отращивать ни в коем случае не должен: ногти, волосы и пузо. Отращивание всего остального даже приветствуется, - он усмехнулся. Я закатила глаза. Всё понятно, интеллектуал с замашками love-machine, типичный экземпляр.

- М-м, - сделала вид, что увлечена его теорией об «отращивании» всего необходимого, я, и невзначай так спросила: - И жена твоя, наверняка, счастлива?

- Моя жена – замечательная женщина, и делать её счастливой – моя обязанность, - значительно дёрнул бровями он, постукивая пальцами сложенных на груди рук по плечам.

На это я ничего ему не ответила, так как нас прервала толпа техников, которым срочно что-то понадобилось в зале. И слава Богу, что они пришли так вовремя, чтобы не дать мне ляпнуть какую-нибудь гадость. У меня так иногда бывает: вроде не хочу грубить, а как-то само собой получается, не нарочно. Но этот индюшатина со своей замечательной женой почему-то вызывал во мне чувство, что уж тут-то моё раздражение оправданно.

 

                                                   ***

Я долго не могла понять, почему Серёга позвал именно меня в этот сериал. Я своего энтузиазма не выказывала, даже не звонила по поводу этой роли, а он вот вдруг вызвал меня на кастинг через моего агента. Не знаю, почему он сделал именно такой выбор – он ведь меня совсем не знает и никогда раньше со мной не работал… Ну, да ладно, ни к чему теперь все эти «почему».

Когда я, собираясь домой после столь короткого рабочего дня, надевала куртку, держа папку со сценарием зажатой между колен, меня окликнула одна из девчонок, задействованных в актёрском составе сериала.

Если честно, меня удивил тот факт, что окликнула меня именно эта девчонка – уж кто-кто, а она мне особо выдающейся личностью почему-то не показалась. Ну, первое впечатление, видимо, не всегда верное. Хотя, может быть, у неё просто сигареты кончились, и она решила стрельнуть у меня?

- Ты ведь Лена, да? – сверкнув ярко-карими хитрыми глазищами, спросила она, подходя ко мне плавной, томной походкой.

- Ну, вроде Лена, а что? – вполне себе дружелюбно отозвалась я, попутно дергая молнию куртки вверх.

- Да кеды у нас с тобой одинаковые, - улыбнулась белозубой улыбкой блондиночка, для наглядности подвигав ступнями. Я взглянула вниз – и правда, одинаковые! Удивительно, такая фифа, а кеды покупает в магазине для «эмо». Не, вы не подумайте, я не из этой оперы, просто в этих магазинах иногда такие штуковины офигенные продают! Вообще, конечно, для моего возраста уже поздновато таким стилем увлекаться, но ничего не поделаешь, - кеды с плоскими широкими шнурками, футболки (особенно белые), рваные джинсы, безрукавки с капюшонами – это моё всё, я себя представить без этого не могу. А ещё обожаю цветные жвачки… «Хуба-буба», например. Вредно, капец! Но курить ведь тоже вредно, да? Но ни в том, ни в другом отказать себе не могу, вот такая я слабовольная.

Так вот девчонка эта, стоящая передо мной, была довольно красивой: фигуристая такая, мордашка милая, но в глазах – черти пляшут. Что-то в ней было такое…что-то, что заставило меня ей улыбнуться.

- Меня Лера зовут, - протянула руку с коротко остриженными ногтями она.

- Очень приятно, - пожала я протянутую ладонь. Полосатая рубашка, завязанная на животе, невероятно шла ей, хотя, ей, наверное, всё пойдёт, с её-то фигурой.

Я на свою фигуру тоже пожаловаться не могу, но она у меня всё же далека от идеала. Дело в том, что в своём бурном подростковом возрасте занималась не совсем женским видом спорта: сначала боксом, потом – кикбоксингом. Занималась почти семь лет, поэтому и фигурка у меня сформировалась соответствующая: крепкое тело, но чуть широковатые плечи, слишком тяжёлая рука. Мама говорит, что я себя угробила, что мой спорт сделал меня похожей на мужчину. Одно её радует: она постоянно нахваливает черты моего лица. Хотя, знаете, на тело моё, вообще-то, кроме мамы, ещё никто не жаловался.

Ровным носом я пошла в маму, а пухлыми губами – в папу. Зелёный цвет глаз унаследовала тоже от папы, а вот размером груди, видимо, пошла в бабушку – та всегда гордилась своим третьим размером, который прочила и мне. У меня, конечно, всё же до третьего пока слегка не дотягивает, но я почему-то уверена, что всё ещё впереди.

Мы с Лерой довольно быстро разговорились, пока шли в гардеробную за её курткой, а я, уже одетая, оглядывала школьные коридоры, стараясь запомнить на завтра путь к гримёрке, мимо которой мы только что прошли.

Пока Лера одевалась, я мельком взглянула в зеркало и увидела, что по коридору двигается что-то в длинном чёрном пальто, и, судя по виду, куда-то очень сильно торопится.

Отвернувшись от зеркала, я незаметно пригляделась – это шёл тот самый самодовольный «женатик», который с серьёзным видом сейчас посматривал на наручные часы и быстро шагал, так, что полы пальто подлетали чуть вверх. Прошёл он, даже не взглянув на нас, что вызвало во мне почему-то чувство если не оскорбления, то уж невольной обиды, это точно. Презрительно поджав губы, я проводила его спину холодным взглядом, и почувствовала, как меня трясёт за локоть Леркина рука.

- Э-эй, - услышала я и тут же повернула лицо к ней, сталкиваясь с её смеющимся взглядом.

- Что такое? – беспечно спросила я, приподняв бровь.

- Да ничего, - усмехнулась Лера с таким видом, будто мы с ней знакомы уже сотню лет. – Губа не дура у тебя, Ленка.

- Ты что имеешь в виду? – Тут у меня в груди поднялось такое возмущение, что я едва себя сдерживала, чтобы не нагрубить малознакомому человеку.

- Ты хоть знаешь, на кого только что засмотрелась? – продолжала ухмыляться Лера, застёгивая пуговицы на кожаном пиджачке.

- Да знаю, меня этот тип сегодня доставал, - отмахнулась я, - так бы и прибила его, - я, сложив одну ладонь в кулак, стукнула им по другой, раскрытой, ладони.

- О-о, я бы не стала на твоём месте этого делать, - покачала головой со знающим видом Лерка, поправив полы куртки.

- Это ещё почему? – мне стало интересно, что за птица этот мужик, что Лера распинается с таким внушительным видом.

- Это потому, что если бы не он, ни тебя, ни меня в этом сериальчике не было бы. Да и вообще, никого бы не было, потому что не было бы и сериальчика, - чпокнула губами Лерка, сложив руки на груди и отставив длинную стройную ножку в сторону.

- Опа, какие новости, - присвистнула я. Ну, чего-чего, а этого я реально не ожидала. – Он что, генеральный продюсер?

- Именно. Набор актёров для кастинга проводил он, сценарий утверждает он лично, и, барабанная дробь… - Лерка, как бы прося, пошевелила пальчиками, ожидая «барабанной дроби». Я, хмыкнув, подчинилась:

- Тра-та-та-та…

- …по совместительству исполняет одну из главных мужских ролей в этом сериале.

- Ни фига себе… - Блин, ну и сюрпризы мне преподносит этот денёк.

- Ну, по поводу роли это он не специально, - объяснила Лерка, - просто он еле-еле отобрал актёра на роль преподавателя химии, а тот – возьми, и ногу сломай прямо перед съёмками! Ну, и он понял: «если хочешь, чтобы было сделано хорошо – сделай это сам», да и времени искать нового актёра уже не было, и решил он сам влиться в нашу актёрскую среду. Только он занятой очень, у него с одной стороны – работа, куча подопечных звездулек, а с другой – любимая жена, которая неустанно пилит его за то, что он день и ночь работает. Так что он у нас мужик неприступный, - с улыбочкой покачала головой Лера, наблюдая за моей реакцией. Я была спокойна, как танк, но этот мужчина мне тут же показался тёмной лошадкой – фигаро тут, фигаро там…так уж ли он безгрешен? Прям идеальный мужчина – работает, жену любит, шутки шутит, одевается от «Louis Vuitton»… Да, теперь смысл Леркиного: «губа – не дура» я уяснила в полной мере.

В-общем, этот день для меня закончился несколькими приятными (и не очень) знакомствами, относительной экскурсией по школе и парочкой интересных открытий, которые были лишь началом всего того, что произошло в моей и без того сумасшедшей жизни после того, как я получила одну из главных женских ролей в этом сериале.

 

Глава 2.

Пешке слова не давали

 

Мало того, что утреннего кофе меня лишил МосГаз, устроив профилактику газоснабжения в нашей многоэтажке, так ещё и одеться нормально не дали – тут уж спасибо МосГорСвету. Или как там называется та организация, которая занимается электроснабжением? Неважно, конечно, как она называется, а вот работает она хреново, поверьте мне на слово. Итак, невыспавшаяся, в помятой футболке с перекошенной от отсутствия воздействия утюга мордой Микки-Мауса, я, обиженная на весь мир, тряслась в метро.

Первый день съёмок, а я чувствую себя самым несчастным человеком на земле. Ну, ничего, зато у меня сегодня на десерт пачка смородиновой жвачки. Вспомнив про лежащую в кармане отраву, я почувствовала себя чуть лучше, и, нащупав единственной свободной рукой отдельный брусочек жвачки, достала его, одной же рукой развернула упаковку и всё той же рукой отправила в рот. Сладко-кислая тянучка заставила меня на мгновение скривиться – ничего, это такой побочный эффект, сейчас будет очень вкусно. И, действительно, через какую-то секунду жвачка стала вкуснее, и я, не обращая внимания, что вокруг меня полно людей, спешащих на работу (да, вот такая вот я беспардонная нахалка!), надула небольшой цветной пузырь. Я специально дула не очень сильно, потому как знаю, что если сейчас надую большой пузырище, то он обязательно лопнет мне на нос, и не факт, что у меня получится достать прижатую к боку добрым толстым дяденькой собственную руку, чтобы убрать всё это художество с лица. Чёрт, снова отвлеклась от сути. Хотя, в принципе, что ещё делать в метро?

 

Когда я появилась в школе, на съёмочной площадке все уже были почти готовы. Ну, да, опоздала, опоздала… ну, не надо на меня сразу так смотреть! Я вчера допоздна учила сценарий, ну… или до десяти часов вечера, а потом бросила это неблагодарное дело и залезла в «контакт»… Но ведь этого же никто не знает, верно?

Не смотрела волком на меня, пожалуй, только Лерка, которая, как и я вчера, поправляла сейчас причёску, глядя в объектив неработающей камеры.

- Лена! – Услышала я крик Сергея, - ну, наконец-то! Тебя загримировать должны были ещё десять минут назад, ты где ходишь?

Я обернулась, виновато хлопнула ресницами, лишний раз убеждаясь, что я-то тут – всего лишь пешка, а главные дяденьки имеют полное право указывать мне, когда мне приходить, а когда – уходить. Если честно, именно это меня и напрягало больше всего в съёмочном процессе. Терпеть не могу, когда мне указывают. Когда я песни записываю, мне никто не тыкает и не говорит: «Я сказал так, значит - так!». Там уж я как-то сама регулирую процесс. А тут всё иначе, но я уже почти привыкла за время работы в российском кинематографе, что даже главные герои сериала на съёмочной площадке – лишь пешки в руках башковитого шахматиста под именем Режиссёр. Или Генеральный Продюсер… А вот, кстати, и он.

- Явилась. – Он, хмыкнув, поспешно поправил ремешок наручных часов, подходя ко мне.

- Как видите, - теперь, известно почему, обращение на «ты» не канает… - Я…в пробке была.

- М-м, не знал, что в Московском метро такие глобальные проблемы с движением поездов, - усмехнулся Виталий, упираясь руками в бока, становясь в излюбленную позу хозяина положения.

- А с чего Вы взяли, что я… - Не успела договорить я. Да что это у него за манера перебивать, а?! Вот бы, блин, вдарила ему, да футболку кровью заляпывать не хочется.

- Двадцать лет, две работы в молодежных телепроектах, четыре музыкальных записи, девять выступлений в пяти Московских клубах, семь лет изучения боевых искусств, мечтающая об Audi Q-7 любительница метро и сигарет «Davidoff». Ничего не упустил? – Он, загибая пальцы широких ладоней, немного вызывающе взглянул на меня сверху вниз, что меня, однако не смутило – он думал, что удивит меня настолько «обширными» познаниями относительно моей персоны? Удивил бы непременно, если бы сказал всё это вчера, когда я ещё не знала, что он здесь - самый главный дядя, который и проводил набор актёров для кастинга. Разумеется, он заранее знал обо мне многие вещи, которые вряд ли могут знать рядовые актёры, занятые в этом проекте.

- Лена. – Надменно приподняв уголок губ, отозвалась я, складывая руки на груди, защищаясь от его психологической атаки.

- Что «Лена»? – Свел брови к переносице мужчина, напрягши скулы.

- Не «что» Лена, а «кто» Лена. Лена – это я. – Самодовольно изрекла я, продолжая стоять в чересчур вызывающей позе для «пешки». – Вы забыли именно это, моё имя.

- О, - тут уже усмешка тронула его губы, - я, собственно, не планировал забывать Ваше имя, я просто его не знал.

Вот тут меня уже заполнило возмущение – врёт, и не краснеет!

- Угу, генеральный продюсер, и не знает имени актрисы, о которой только что перечислил всё, что может найти какой-нибудь неискушённый в музыке подросток на её страничке в «контакте». Браво, Виталий. Такой большой человек, а врать так и не научились? – Не знаю, почему у меня вырвались все эти грубости, но это его пренебрежительное «не знал» меня просто-напросто вывело из себя. Мне показалось хамством то, что он нарочно делает вид, что не знает моего имени, как будто это и неважно вовсе. Ведь хамство же, правда?

 

- О, Вы, видимо, на моей страничке в «контакте» прочли чуть меньше, но всё же успели запомнить и моё имя, и род моей деятельности. – Он откровенно смеялся надо мной. Я хотела возразить, что я даже и не пыталась найти его холёную мордашку в социальной сети, а получила столь «конфиденциальную» информацию из уст людей со съёмочной площадки, но он не дал мне этого сделать, видимо, заранее зная, что я хочу сказать. Вот же хам. – Да успокойтесь Вы, нет у меня никакой странички в «контакте» и я знаю, что Вы вряд ли затруднили бы себя поиском моей скромной персоны. – Я притихла. Но это был лишь тактический ход, у меня иначе и не бывает. Если я молчу, значит, так надо. – А по поводу своего имени не обижайтесь. Просто у меня действительно плохая память на имена. Я помню о человеке всё что угодно, кроме его имени. Жена даже иногда обижается. – Он с ухмылкой пожал плечом.

Я еле удержалась, чтобы не уронить челюсть от удивления:

- Вы забываете, как зовут Вашу жену?

- Нет, - засмеялся он, видя моё недоумение, - я забываю, как зовут её собачку Жу…Ми…ну, вот, опять забыл. – Он снова беспечно пожал плечами, улыбаясь мне. Мне почему-то было не до улыбок. Мне кажется, или он надо мной издевается? Мне кажется, или он сравнил меня с собакой своей жены? Ладно, хватит забивать себе голову всякой фигнёй, для этого есть метро. Вот вечером в нём и поразмышляю надо всем этим.

Таким было наше второе знакомство.

После съёмки трёх эпизодов, в которых моя роль была ещё не очень заметна, мы с Леркой, которая сегодня была одета, как сбежавший с рокерской тусовки подросток, в чёрную кожаную жилетку, белую с чёрным рисунком футболку и кайфовые джинсы с цепочкой из чёрного титана, сидели в гримёрке и уминали блинчики, которые купили неподалёку от школы, в ларьке быстрого питания «Вкуснолюбов», гордо именовавшем себя «блинной». Я, накрыв, от греха подальше, свои новые серые джинсы найденным мною, потерянным кем-то и примятым на диванчике комнаты отдыха небольшим платком с коричневым тиснением вдоль каймы, жевала тягучий сыр, перемешанный с грибами, и, попутно бегая пальцами по экранным кнопкам смартфона, который постоянно издавал уже опротивевшее за сегодня «вьюх», извещая о новом пришедшем сообщении в мессенджере, болтала с Леркой о том о сём. Оказывается, она - тоже начинающая певица, правда, поёт кое-что попопсовее, чем я. Ну, мне-то, в принципе, всё равно, что она поёт – главное, что мне с ней болтать обалдеть как интересно.

Нашу с Леркой идиллию нарушил ворчливый хлопок двери. Ассоциация с «ворчливостью» у меня возникла потому, что хлопок был таким холодно-коротким, раздражающим, таким категоричным, сухим, таким, что хотелось отчитать вошедшего «гостя» за его бестактность. И когда это я успела стать такой раздражительной? Наверное, тогда, когда увидела, что именно за «гость» вошёл в нашу «трапезную».

Послав не самый дружелюбный взгляд в сторону нашего многоуважаемого продюсера, я углубилась в своё напряжённое тыкание по экрану телефона, сопряжённое с мерным жеванием. Но даже поесть спокойно, судя по всему, мне было не суждено: раздражённое покашливание, раздавшееся прямо надо мной, сидящей на мягком уютном диване рядом с притихшей Леркой, нарушило мою мирную трапезу.

Я подняла голову, чтобы встретиться с полным сарказма взглядом.

- Даже в «Метрополе» не едят за такими шикарными скатертями, - процедил он таким тоном, что мне стало как-то не по себе. В этот момент у меня почему-то создалось впечатление, что он может просто дать мне по башке – и ему за это ничего не будет, и что он прекрасно об этом знает.

- Чего? – протянула я с беспечным видом, гадая про себя, чем я не угодила ему на этот раз.

- Того, - в презрительной усмешке приподнял уголки губ он и тут же их опустил, - то, чем ты свои коленки сейчас накрыла, стоит, как твой месячный оклад. – Прищурил глаза он, складывая руки на груди, будто ожидая от меня чего-то.

- Так в чём проблема, поднимите мне зарплату, - непринуждённо отозвалась я, понимая, о чём он сейчас ведёт разговор: видимо, этот платочек, найденный мною примятым на диване, принадлежал ему и стоил, как десять пар моих джинсов.

- Ты ещё толком не работала, а уже хочешь прибавки? – в удивленной усмешке подняв брови, осведомился он. - Смело, очень смело. Хотя, отныне работа тебе предстоит нелёгкая, так что я подумаю над твоим предложением, - прищурился он, наклоняясь и опуская руку на моё колено, я чуть не поперхнулась сырно-грибной начинкой от возмущения, и уже хотела было придавить чуток ему запястье своей, как говорил мой тренер, смертельной хваткой, но он, насмешливо улыбнувшись, лишь взял накрывающий мои колени платок, и, разогнувшись обратно, бросил напоследок:

- Кушай-кушай, - он открыл дверь, собираясь выходить, - главное, чтобы без чеснока и лука. Приятного аппетита, - повел он чёрной бровью и закрыл за собой дверь.

Я, всё ещё переваривая это его: «отныне работа тебе предстоит нелёгкая», от досады скомкала жирную салфетку и едва не испачкала стекающим по её кромке растаявшим маслом новенькие джинсы. Блин, вот чего он вечно весь кайф обламывает?! Даже есть перехотелось. Этот его стеклянный, холодный, как снег в морозилке, взгляд, которым он смотрел на меня, не то, чтобы выбил меня из колеи, но просто-напросто ввёл в ступор. Что за неприязнь ко мне такая? Если я такая плохая, зачем надо было меня брать в состав главных актёров? Вот почему он Лерке и слова не сказал, хотя она тоже ведёт себя не самым «этикетным» образом? Хотя, я, кажется, знаю, почему. Лерка– хорошенькая девочка, которая радует глаз и ласкает слух звонким приятным голосом, а я, спортивная, немного по-мальчишечьи одевающаяся девушка с проскальзывающей в голосе хрипотцой, постоянно пахнущая сигаретным дымом вперемешку с фруктовой жвачкой, видимо, раздражаю его, всего такого холёного и крутого. Подумаешь, тоже мне, эстет. Не нравлюсь, как выгляжу – не смотри. Не нравится, как пахну – не принюхивайся. Не нравится, как одеваюсь – представь, что этой одежды на мне нет. Ой, нет, не надо последнего, это я что-то как-то не подумала… Да, в принципе, так и бывает, сначала ляпну – потом думаю, если вообще думаю… Блин, снова не о том.

Весь вечер промаявшись за ноутбуком, я решила всё-таки махнуть в клуб с давно подбивающими меня на поиски приключений на свою тренированную жо…сткими упражнениями пятую точку друзьями.

 

Честно сказать, я уже давно так не отрывалась! Натанцевавшись вдоволь, я уселась на вертящийся стул, заказав себе «Кровавую Мэри». Почувствовав реальное расслабление, я улыбнулась сама себе в отражении зеркальной стенки, что просвечивала между полками бара, на которых стояли всевозможные бутылки и графины.

Ждала свой коктейль, по привычке разглядывая остальных посетителей. Вообще-то, я к людям в совокупности как-то равнодушна. Нет, не то, чтобы мне плевать, просто я не буду коситься на необычно одетую девчонку с дредами или на распевающую мантры бабулю в метро. Просто я не очень придирчива к людям – мне и своих загонов хватает, так что обращать внимание на чужие мне как-то неинтересно. А вот на интересных людей, тех, кто мне понравится по каким-либо неизвестным даже мне самой критериям, я присматриваюсь повнимательнее – а вдруг мне попался такой же ненормальный, как и я сама? Блин, люблю себя, любимую – не на помойке нашла, всё-таки. Вот мне и интересно, могу ли я полюбить кого-нибудь сильнее, чем себя саму. Но то, что мне интересно, не значит, что я этого хочу. Ни разу ещё по-настоящему не любила, так, чтобы собственное имя забыть, так, чтобы жить от встречи до встречи. И, знаете, не особо горю желанием пробовать. Страшновато, знаете ли. Себя потерять страшно, не раз уже замечала: если девушка влюбляется, то всё, пишите письма. Начинаются тут же эти глупые улыбки в экран мобильника, потерянные взгляды куда-то сквозь собеседников, ничем объективным не обоснованный огонь во взгляде, темные пятнышки на шее, нет-нет, да и маячившие из-под предусмотрительно намотанного на горло шарфика…Чёрт, в этом есть свои прелести. Но глупости, конечно, больше.

Дождавшись своего коктейля, я зацепилась-таки взглядом за Машу с Артёмом – те танцевали медленный танец, безо всяких ужимок, просто расслабленно касаясь друг друга чуть разгоряченными после быстрого танца телами, влюбленно глядя друг другу в глаза и иногда мимолётно целуясь, не стирая с губ спокойной улыбки. Маша с Артёмом вместе уже два года – для меня это непостижимый срок. Они знают друг о друге абсолютно всё. Они просыпаются вместе по утрам, они засыпают вместе под утро, и они, чёрт возьми, выглядят такими счастливыми! Не верится, что такое вообще бывает. Неужели человек может просто раствориться в другом человеке? Бред собачий.

В тот вечер я выпила чуть больше, чем надо. И в твёрдой уверенности, что завтра с утра мне будет не очень хорошо, я поплелась к такси, даже не предупредив своих лучших друзей о том, что собираюсь уходить. Телефон мой, разумеется, через полчаса уже трезвонил как ненормальный – это ребята решили узнать, куда я пропала. Какие сердобольные, обалдеть. Нельзя мне пить, нельзя - всё раздражение сразу наружу вылезает. Они-то чем виноваты? Ничем. Просто у Лены сегодня плохое настроение.

 

Глава 3.

Opposition

 

Как и предполагалось, утром следующего дня я чувствовала себя препаршиво. Ехать на съёмки не было никакого желания, но ехать было надо. Выпив чашку кофе и заев её таблеткой аспирина, я натянула на себя не по погоде тонкую белую борцовку, джинсы с висячей до колена мотнёй и с помощью воска убрала назад довольно длинную чёлку. Найдя в глубине шкафа единственную чистую толстовку, я надела её поверх майки и подвела глаза чёрным карандашом. Не знаю, что меня подтолкнуло к такому тщательному утреннему туалету, но, тем не менее, выглядела я довольно сносно с учётом того, насколько противной была пульсация в моих висках.

На съёмки я не опоздала, но, если честно, мне на это было наплевать. Сейчас гораздо важнее мне было добраться до гримёрки, увалиться в кресло и позволить рукам гримёрши, имя которой я ещё выучить не успела, навести мой съёмочный марафет. Всё тело моё подчинила себе апатия. Не хотелось абсолютно ничего: ни работы, ни развлечений, ни даже сигарет. Хотелось одного: чтобы меня все оставили в покое.

Достав из кармана толстовки пачку арбузной ярко-красной жвачки, я отправила себе в рот сразу два брусочка. Пока гримёрша, которая решила не трогать мой самодеятельный «смоки-айс», пудрила мне лицо, я умудрялась, оглядывая в отражении зеркала не обремененную лишней мебелью гримёрку, иногда надувать ярко-красные пузыри.

Когда я вышла из гримёрной, то почувствовала, что вкус жвачки постепенно начинает ослабевать. Недолго думая, я отправила в рот ещё один брусочек.

Я шла по коридору, держа в руках розданный позавчера сценарий, и, когда открыла, надувая очередной огромный пузырь, дверь костюмерной, оказалось, что она уже занята…

- Ой, прошу прощения, - я, немного застанная врасплох увиденным, быстро закрыла за собой дверь с обратной стороны костюмерной. Сердце сделало кульбит, заставив меня задышать чаще. Блин, что такого в том, что передо мной оказался мужчина, обнажённый по пояс с расстёгнутым ремнём на классических джинсах? Странная реакция. Хотя, знаете ли, когда этот полуобнажённый мужчина – ваш шеф, то такой инцидент воспринимается чуть ярче, чем следовало бы. Так или иначе, уже через пару секунд я стремительно шагала по коридору в неизвестном мне направлении и буквально через несколько секунд моего спринтерского забега услышала себе вслед торопливое:

- Лена!

Я прибавила шагу. Блин, чувствовала себя я при этом очень глупо – такое ощущение, что я сделала что-то противозаконное! Но всё же, убедив себя, что ничего сверхъестественного не произошло, я остановилась и обернулась. Виталий шёл в моём направлении, застёгивая на ходу пуговицы на ослепительно белой рубашке.

- М-м, Вы выучили моё имя? – Я придала лицу непроницаемое выражение и скривила губы в усмешке.

- Да я его и не забывал, - улыбнулся он, останавливаясь в нескольких шагах от меня. – Я пошутил вчера, вообще-то. Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Это – моя работа, - он снова одарил меня ослепительной, стоящей, наверняка, не одну тысячу долларов, улыбкой. Я удивлённо посмотрела на него, хотя сама уже и так давно поняла, что он просто-напросто издевался надо мной. – Просто ты была такой доверчивой, что я не смог удержаться. – Он протянул мне широкую смуглую ладонь. – Мир?

Я, поджав губы, почувствовала резкий прилив неприязни к стоящему прямо передо мной человеку, несмотря на то обалденное тело, которое скрывала сейчас тонкая рубашка.

- Собаке своей жены мир предлагай. – Я прищурила глаза. Он усмехнулся.

- Как тебе будет угодно, - он опустил руку. – Я просто хотел, чтобы ты поняла меня правильно.

- Да я давно поняла, что ты не в своём уме, - хотелось нагрубить ему как можно сильнее, хотя я и понимала умом, что от расположения этого человека ко мне зависит моя работа. И, в насмешку, надула следом за своим высказыванием яркий пузырь жвачки.

- Ты можешь острить, сколько тебе хочется, главное, чтобы это не сказалось на качестве твоей работы. И на твоих профессиональных навыках, - он многозначительно кивнул с ухмылкой.

- О, спасибо за разрешение. К следующей нашей встрече придумаю что-нибудь пообиднее, - хмыкнула я, хотя, что странно, вся моя злость внезапно куда-то ушла.

- Удачи, Леночка, - он усмехнулся и, развернувшись, направился обратно к костюмерной.

Если бы я знала, какие именно «навыки» он имел в виду, я ни за что бы не стала ему грубить при этой встрече. Хотя нет, вру, стала бы.

 

После той знаменательной встречи я всё же посетила костюмерную и переоделась к съёмкам в вещи из гардероба моей героини-ученицы одиннадцатого класса.

Придя на съёмочную площадку, я направилась прямиком к ребятам, которые стояли в углу кабинета и о чём-то болтали. Среди общающихся я легко заметила высокую и звонкоголосую Лерку. Но дойти до толпы ребят мне помешал наш всезнающий и чем-то явно озабоченный режиссёр.

- Лен, тут кое-что переиграли…

Я, не понимая, к чему он клонит, спросила:

- В смысле?

- В том смысле, что за эту ночь в сценарий были внесены кое-какие коррективы. – Сергей задумчиво и с заметным недовольством почесал затылок.

- Какие ещё коррективы? – Я была удивлена и абсолютно растеряна. – И с каких это пор сценаристы работают по ночам?

- Они работают тогда, когда их «попросит» продюсер, и они за это деньги получают, - пояснил режиссёр, стуча по ладони козырьком кепки, которую он держал в другой руке.

- Ага. Ясно. – Я нацепила презрительную гримасу. Он уже и сюда влезть успел. Прелестно. – Так что за коррективы?

- Ну, в общем, теперь у твоей героини в сериале будет любовная линия… - Протянул с какой-то осторожностью в голосе Сергей.

- Ну, это я знаю, у меня ж по сценарию там воздыхатель-одноклассник есть, - ответила я, вздохнув с облегчением.

- Нет, Ленок, ты не поняла. – Он снова почесал затылок. – У тебя будет другая любовная линия – с преподавателем. – Он, ожидая моей реакции, с опаской взглянул на меня, словно боясь того, что я устрою ему разбор полётов. Он наверняка наслышан о моём немного взрывном характере, и, очевидно, ждал самого красочного его проявления.

- Поня-я-ятно… - Протянула я, догадываясь, чьих рук это дело. Кто еще мог настолько усложнить мне задачу? В особенности, учитывая его вчерашние угрозы по поводу усложнения моей работы. Вот гад. Ну, ничего. Не было ещё обстоятельств, которые могли бы вынудить меня отказаться от выгодной работы.

- С преподавателем химии. – Видимо, Сергей решил добить меня окончательно. Вот тут-то мне уже стало не по себе. Что это за выходки такие?! Ведь преподавателя химии будет играть…

- Которого будет играть генеральный? – Я, что есть сил, сжала ладони в кулаки. Сергей кивнул. – И когда я смогу получить свой НОВЫЙ сценарий?

- Внутри уже просыпался вулкан, который грозился взорваться в самый неподходящий момент.

- Сценарий будет завтра. Завтра, по ходу же дела, и начнём снимать. Сценарий, насколько я понял, переписан капитально. Поэтому сегодня мы продолжаем снимать сцены, которые не относятся к твоей любовной линии, а завтра начнём снимать её. Дело в том, что Виталик через пять дней улетает на неделю в Вену, и сцены с его участием будут сниматься в срочном порядке. В общем, всё не как у людей, - Сергей вымученно улыбнулся. Внутри у меня всё сжалось – почему-то безумно не хотелось видеть этот «подкорректированный» сценарий. А известие о том, что снимать всю эту муть придётся уже завтра и в довольно плотном графике, просто выбило меня из колеи. Уж чего-чего, а серьёзных любовных сцен я не играла никогда. Злости на продюсера не было, было жгучее желание показать, на что я способна – он ведь именно на это рассчитывает, так?

Спустя пару часов, во время перерыва, где-то около трёх часов дня, я стояла на школьном крыльце. На улице – мороз, в голове – бедлам.

Честно, сил уже нет курить. А никак не получается отлепить от пальцев очередную сигарету. Лерка со съёмок давно свинтила – у неё роль поменьше, чем у меня, а я до сих пор торчу на работе.

И такое ощущение противное на душе… кажется, будто меня кто-то очень серьёзно подставил. А ведь так оно и есть – мне этот новый сценарий ну просто поперёк горла! Ещё ведь выступление завтра в клубе, а я ещё на базе не была – меня Антон, ну, агент мой, наверное, прибьёт. Надо бы песню новую отрепетировать, программу подогнать. А завтра и без этого, оказывается, ожидается проблемный денёк.

Я стояла на школьном крыльце, дышала холодным воздухом, выпускала в этот самый воздух колечки дыма (о, как я была горда, когда научилась выпускать дым колечками, словами не передать), как вдруг услышала позади себя неприятное цоканье.

- Ай-яй-яй, как нехорошо девочке курить, - хотелось развернуться и хорошенько влепить кое-кому между глаз, да вот одна рука была занята сигаретой, а вторую было лень доставать из тёпленького кармана на морозный воздух.

- Слушай…те, шеф, не портьте сотруднику законный перерыв, - раздражённо отозвалась я, стряхивая пепел на ступеньки крыльца. Уши сильно продувало – шапку я не надела, а для того, чтобы надеть капюшон, опять же, надо было вытаскивать руку из кармана. Засада, в общем. Волосы колыхались на ветру, а тонкая майка под курткой напоминала мне о собственной непредусмотрительности – толстовку я оставила в комнате отдыха.

Но он нашёл новый повод, чтобы ко мне придраться. Он обошёл меня, встал рядом и, достав из собственного кармана пачку сигарилл, поучительно произнёс:

- Тебе с чёлкой лучше, - я лишь презрительно хмыкнула. Тоже мне, эстет. Хотя…вкус у него определённо есть: чего стоит только его безупречная рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами, поверх которой накинут сейчас тёмно-коричневый пиджак.

- Вот спасибо, а я-то уж думала, кто мне откроет глаза на полное отсутствие у меня чувства стиля, – я закатила глаза, немного злостно стряхнула пепел, после чего попросту выбросила мимо урны недокуренную сигарету.

- Слушай, чего ты такая агрессивная, а, Елена? – ой, взгляните-ка на него: ну, прямо сама невинность! Он так посмотрел на меня, будто относится ко мне с искренней доброжелательностью, будто я – монстр, а он – сущий ангел.

- Правда? Это я, значит, агрессивная? – Я приподняла брови в удивлении. - Это я, значит, сценарий меняла, я себе сама жизнь усложняла? – Я встала в горячо любимую мной позу: руки скрещены на груди, нога отставлена в сторону.

- Ой, простите за неудобства, - усмехнулся он, прикуривая. Края расстёгнутого пиджака его чуть развевались, продуваемые ветром. Он, не глядя на меня, прищурил ярко-синие глаза, выдувая изо рта густой плотный дым.

- Слушай, а зачем тебе это надо? – не унималась я. Мало того, я безо всякого зазрения совести обратилась к нему на «ты», но его, однако, это, на вид, совершенно не смутило. – Ты ведь и себе жизнь усложняешь. Теперь ведь работы тебе будет в несколько раз больше. – Я поправила низ куртки и прищурилась, взглянув на него. Такое холодное спокойствие было в надменном выражении его лица, что я невольно стушевалась – меня всегда смущали такие люди, по лицу которых нельзя наверняка предугадать, о чём они думают.

- Много ты понимаешь, - усмехнулся он, взглянув сверху вниз на меня. Чёрт, почему я ниже его почти на голову! Чувствую себя маленькой и беззащитной перед ним, особенно когда он такой. Такой неприступный, что ли. – Это не из-за тебя, да и даже не из-за меня, - глядя куда-то прямо перед собой, снова прикурил он, - Просто решил пойти на небольшую провокацию…любовные отношения между учителем и ученицей – это ведь так осуждаемо обществом. Но, ведь, как говорится, запретный плод сладок. – Он бросил на меня быстрый насмешливый взгляд и снова перевёл его куда-то на дорогу.

- Ага, - шумно вдохнула носом воздух я, - на примитивных человеческих инстинктах играем, да? – я усмехнулась. Всё-таки этот человек явно пропитан насквозь сиропом своей среды: природный цинизм вкупе с хладнокровием и лукавой откровенностью в глазах внушали мне чувство глубокого недоверия. Да ещё и постоянные смены его настроения – не могу понять, что ему от меня надо. Постоянные зацепки за мои мелкие недостатки, постоянный оценивающий взгляд в мою сторону – всё это внушало мне чувство крайней неуверенности в себе – аж тошно от этого ощущения.

Чтобы избавиться от жующего ощущения в груди я решила пожевать что-нибудь по-настоящему и достала из кармана пачку жвачки, и положила в рот пару ярко-красных брусочков.

Он бросил на меня искоса насмешливый взгляд и стряхнул пепел с сигариллы.

- И много у тебя вредных привычек? – спросил он, глядя, как я разжёвываю затвердевшие на холоде брусочки жвачки.

- Да навалом, - отозвалась я, засовывая руки в карманы свисающих до колена джинсов и дерзковато усмехнулась: - Курю, пью, ругаюсь матом, веду разгульный образ жизни, регулярно в ночных клубах бываю. Не люблю котят, люблю запах лекарств в аптеке и мечтаю о муже-байкере.

- Правда? – Он приподнял брови, удивлённо взглянул на меня, хотя, чего удивляться-то? Неужели я выгляжу, как пай-девочка?

- Правда, - насмешливо ответила я, глядя на его удивление. – Ну, кроме мужа-байкера, - напоследок добавила я, развернувшись и собираясь уйти с крыльца, чтобы вернуться, наконец, в тепло – нос мой уже порядком замёрз.

На что Виталий в ответ рассмеялся – видимо, именно известие о моей мечте его удивило больше всего, и теперь его удивление сошло на нет.

- А какого мужа ты себе хочешь на самом деле? – напоследок спросил он. Я, не раздумывая, ответила, бросив через плечо:

- Никакого.

- Совсем?

- Совсем, - усмехнулась я и всё-таки направилась в здание.

 

Глава 4.

Смеха ради

 

И снова утро нового дня… достало, блин. Все утра - одинаковые. Хорошо, хоть вечера различаются.

Встала, приняла душ, выпила чашку кофе – это мне было просто необходимо.

Во-первых, вчера допоздна я работала на базе – Антон, когда, наконец, увидел меня на моей первостепенной должности в качестве музыканта, высказал мне всё, что думает о моей, цитирую: «грёбаной Санта-Барбаре».

Во-вторых, полночи я не спала из-за непонятной тревоги, поселившейся где-то внутри, отчего мне казалось, что меня две. Одна часть меня безумно хотела попробовать себя в новом амплуа, в амплуа коварной соблазнительницы обыкновенного школьного учителя, а другая часть меня (и эта часть пока что пересиливала) – хотела просто беспринципно послать всё к чёртовой матери и вернуться, так сказать, «к корням», то бишь записать альбом, отправиться в свой первый, пусть и небольшой, гастрольный тур по Европейской части России… И та неизвестность, что ждала меня сегодня, не давала мне уснуть – этот непонятный мужчина всё не давал мне покоя. Такое ощущение, что он всё-таки чего-то от меня хочет. Только вот чего? Не меня, разумеется. Но чего-то всё-таки ждёт…

Почему я так думаю? Да потому, что он смотрит как-то странно. Постоянно словно оценивает меня, словно раздумывает, правильно ли он сделал, что взял меня в этот сериал. Не очень, если честно, мне нравится его отношение ко мне – не могу понять, что он скажет или сделает в следующую секунду: то он нагло придирается ко мне, то устраивает показную игру в любезность, то попросту игнорит меня по полной.

Так или иначе, я выясню, почему именно я - объект его нездорового внимания, и, может быть, наконец, сумею подобрать верную тактику по дрессировке этого неведомого зверушки – никому не позволю заставить меня чувствовать себя беззащитной, меня, семь лет проведшую на ринге и сломавшую не один аккуратненький носик крутую гитаристку.

 

Моё своевременное появление в школе осталось, к глубочайшему моему сожалению, незамеченным.

Я пришла раньше Леры, раньше других ребят-актёров и, кажется, даже раньше режиссёра. Пока мне наносили грим, я прокручивала в голове строки новой песни, чтобы хотя бы мысленно прорепетировать её перед вечерним выступлением, и, когда меня закончили гримировать, как на каторгу, направилась за сценарием.

 

Когда Сергей отдал мне тоненькую папку, я даже вздохнула с облегчением, ведь, судя по количеству листов в этой папке, объём моей работы на сегодня довольно невелик. А это мне было очень даже на руку, ведь перед выступлением мне не мешало бы хорошенько отдохнуть.

 

                                                            ***

Кажется, я говорила о небольшом объёме работы? Фиг вам! Это самое цензурное, что я могла сказать, прочтя то, что успели накропать господа-сценаристы за ещё одну бессонную ночь.

- Что за?.. – не удержавшись-таки, возмутилась я, и, с раздражением захлопнув папку со сценарием, направилась к Сергею.

- Сергей Владимирович, я, конечно, всё понимаю, но Вам не кажется, что это – перебор? – Я, насколько возможно спокойнее положила папку на край его стола.

Сергей поднял на меня усталые глаза, снял окуляры, протёр стёкла очков и, вздохнув, ответил:

- Лен, это – не ко мне. Я тут, как выясняется, такая же рабочая лошадка, - он сложил руки перед собой и указал ладонью мне на кресло, намекая на то, чтобы я присела. Я послушалась, от бессилия мне казалось, что я вся сделана из ваты. Как же хорошо, что я снова спрятала под чёлкой глаза, чтобы не было заметно, что я вне себя – это всё-таки не в моих правах – осуждать сценаристов. Присев в кресло, я снова услышала голос режиссёра: - Сценарий перекроили, что называется, «от» и «до». И я тоже от этого не в восторге, поверь. – Он с сожалением покачал головой.

- А я-то в каком «невосторге», - пробурчала я, сложив руки на груди. – Ученица одиннадцатого класса зажимается в школьном коридоре с собственным учителем. Ладно бы ещё там всякие высокие чувства, осторожные взгляды, многозначительные фразы – это ещё куда ни шло. А тут, блин, тупое лапание и обжимание! Не то, чтобы я была супер-гипер-моралисткой, - я не смогла сдержать усмешку. Сергей улыбнулся. – Но даже я считаю, что это – слишком. – Кивком головы указала в сторону лежащей на его столе папки со сценарием я.

- Я понимаю, Ленок. – Вздохнул он. – Но ничего не попишешь, я здесь, как выяснилось, права голоса не имею. – Он раздражённо потянулся к пачке сигарет, лежащей возле пепельницы на его столе. – А снимать нам это всё равно придётся, причём сегодня. Вашу пару зритель «раскусит» неожиданно, мы специально запустим этот кадр, не подготавливая их предварительно, не давая им поводов для подозрений. Просто так вот: бац! – и они уже свидетели вашей страшной тайны…Ты – ученица одиннадцатого класса, душа компании, спортсменка, активистка, немного хулиганка, но в целом – просто обаятельнейшее создание, которое умело и успешно своим обаянием пользуется. А он – школьный учитель, немного за тридцать, неженатый, с неустроенной личной жизнью, добрый и отзывчивый, любимец учеников…но никто из них и не догадывается, какой скелет он прячет в своём шкафу – связь с собственной ученицей… Причём не просто невинный флирт, хотя даже он осуждаем обществом, а полноценные, вполне взрослые, страстные отношения с семнадцатилетней девушкой. Шок, а? – Он усмехнулся. Я шумно выдохнула: ну и больная же фантазия у этих сценаристов! И у этого продюсера…

- Мне нечего сказать, - я раздражённо хмыкнула, и, встав с кресла, нервно отлепила папку со сценарием от стола и стремительным, нервным шагом покинула режиссёрскую.

 

                                                                                

 

***

Милый выдался денёк. Партнёр мой по съёмкам катастрофически опаздывал, а я сама, уже в который раз, сидя в зелёном кресле, пробегала глазами тупой сценарий.

 

«Лена идёт по пустому школьному коридору, опаздывая на урок – звонок уже прозвенел. Поправляет сумку на плече. Видит открывающуюся дверь учительской, замечает выходящего из неё преподавателя и быстро прошмыгивает за лестницу. Выглядывает из-за лестницы. Воровато оглядывается».– М-да, прям шпионский роман.

«Александр Александрович выходит из учительской и идёт в направлении своего кабинета, но, проходя мимо лестницы и услышав покашливание, оборачивается и видит улыбающуюся Лену. Та жестом, молча, подзывает его к себе». - Нет, ну, точно, шпионский романчик!

 

«Он оглядывается по сторонам, потом снова направляет взгляд на Лену, прищуривается, после чего направляется к ней.

 

                                                А.А.

Ты чего тут?

(подходит к ней, окидывает ласковым взглядом)

 

ЛЕНА

Вас, Сан Саныч, пасу.

(улыбается, бегло оглядывает его лицо)

 

А.А.

О, не знал, что меня надо пасти!

(деланно удивляется)

Я что - бык, гусь?

(усмехается и перекладывает папку с документами из одной руки в другую)

 

ЛЕНА

 Баран Вы, Сан Саныч.

(широко улыбается, вынимает из его руки папку и откладывает на стоящий под лестницей маленький шкафчик с принадлежностями уборщицы)

 

А.А.

 (с наигранным возмущением, борясь с улыбкой)

Чего? Андреева, ты как с преподавателем разговариваешь?

(упирает руки в бока, насупившись)

 

ЛЕНА

Ну, а как ещё назвать мужчину, который, увидев любимую женщину, вместо того, чтобы поцеловать её, спрашивает: «Ты чего тут»?

(приподнимает брови, тоже упирается руками в бока, не переставая улыбаться)

 

А.А.:

Тише, дурёха.

(опускает голос на полтона ниже)

Ты бы ещё на уроке мне это сказала.

(неодобрительно качает головой)

Мы же в школе.

 

ЛЕНА

И что?

(хмурится)

Как будто в первый раз, честное слово!

(Закатывает глаза, после чего замечает, что он тянет руку в папке, лежащей на шкафчике под лестницей. Опережая его, хватает папку и отступает под лестницу)

 

А.А.

 (обречённо качает головой, усмехается)

Давай сюда папку, мне на урок пора.

 

ЛЕНА

Ага, сейчас!

(Манит его рукой)

Отними!

 

А.А.

 Лена, я знаю, чего ты добиваешься.

(Ухмыляется, прищуривается, идёт под лестницу, приближаясь к ней)

 

Лена:

Так чего же ты ждёшь?

(наклоняет голову вбок и заводит папку за спину, подходит вплотную к стене, так, что теперь из коридора её заметить не представляется возможным)

 

А.А. вплотную подходит к ней, заводит руку ей за спину, то ли обнимая, то ли пытаясь достать у неё из-за спины папку)

 

 

КРУПНЫЙ ПЛАН.

Оба молчат, выжидательно смотрят друг на друга.

 

А.А. заводит вторую руку ей за спину, осторожно обнимает, после чего вплотную прижимает её к стене, чтобы из коридора их было совсем незаметно.

В глазах Лены нетерпение, приоткрывает губы, продолжает выжидательно смотреть ему в лицо.

А.А., медленно наклоняясь к ней, целует, сначала медленно, потом страстно. Прижимает к себе. Папка из её рук падает на пол.

 

ДАЛЬНИЙ ПЛАН.

 

А.А.

Избалованная ты, Андреева.

(Улыбается, отстранившись, и наклоняется, чтобы поднять папку с пола)

 

ЛЕНА

Сам виноват.

(Усмехается, берет со шкафчика свою школьную сумку, подмигивает преподавателю и, провожаемая его влюблённым взглядом, удаляется вдоль по коридору)».

 

Жесть. Во даёт современное телевидение – аморалка ещё та. Мало того, что мужик на четырнадцать лет старше девчонки, так ещё и её учитель. Я бы – да никогда бы! Мало того, что он для неё старикан, так ещё и зажимает её по школьным углам…ужас. Но ещё страшнее мне было думать о том, как сегодня я буду всё это играть. Но даже не это было для меня самым интересным. А самым интересным для меня было то, как всё это будет играть наш уважаемый продюсер, примерный семьянин, который ни шагу налево, судя по Леркиным рассказам. Вот, например, вчера она рассказала мне, ну, как бы между прочим (любит она судачить о нашем съёмочном составе – и, оказывается, много чего знает о многих), что жёнушка нашего продюсера частенько пасётся у него на работе. В офис к нему постоянно наведывается (пирожки приносит, что ли?), правда тут, слава Богу, пока что не появлялась. Хотя, мне то что. Пусть приходит, хоть поглядим на то, как выглядят жёны миллионеров, так, смеха ради.

 

***

Когда явно озабоченный чем-то господин начальник открыл дверь в гримёрную, я недовольно взглянула на часы - он опоздал почти на час. Нормально, значит. Моё время никто не бережёт – типа, у меня его – завались! В семь у меня - выступление, а сейчас – половина первого. Во-первых, его должны еще загримировать. Во-вторых, он должен еще ознакомиться со сценарием…Ещё около сорока минут. Неизвестно, во сколько мы закончим эту тупую сцену снимать… а потом мне ещё за инструментом на базу – и чесать аж в Мещанский из Братеево! Интересно, это кого-нибудь волнует, кроме меня? Вряд ли. Так или иначе, в тот момент меня переполняло чувство праведного гнева.

- Опаздываем, гражданин начальник, - с явным недовольством протянула я. Мало того, что с его подачи весь сценарий изгадили, так он ещё и время моё отнимает.

Он, снимая пальто, повернулся ко мне и, смерив меня удивлённо-надменным взглядом, тактично промолчал.

Но меня уже понесло:

- Ах, да. Какая же я глупая, видимо, весь мозг себе перекисью уже извела – начальство же не опаздывает…Оно ведь задерживается! Как же я могла забыть? – Мой сарказм явно был лишним, но то выражение лица, с которым меня оглядывал продюсер, меня просто вывело из себя: он смотрел на меня так, будто на мне сейчас были клетчатая пижама и тюбетейка. Тем не менее, я, выразительно хлопнув себя по коленям, поднялась с кресла и, взяв с ручки кресла папку, направилась к двери. В спину мне раздался голос в явно наигранном удивлённом тоне:

- Елена, Вы почему так агрессивно настроены? У Вас, наверное, критические дни? – «Заботливо» поинтересовался он, нагло ухмыляясь.

Меня передёрнуло от такой наглости. Кровь в висках вскипела. Но я всё же удержалась от того, чтобы преодолеть расстояние между нами и не врезать ему под дых.

- А Вы тогда чего такой нервный? У жены – критические дни? Понимаю… и хочется, и колется. Сочувствую. – Мне на секунду показалось, что я перегнула палку. Но уже через секунду мне перестало так казаться.

Столкнувшись взглядом с его наглыми ярко-синими глазами, я не заметила ни толики злости или негодования – лишь иронию. Скупая ирония сейчас наполняла его взгляд, а поза была расслабленной и абсолютно уверенной. Странно, неужели эта бесцеремонность сойдёт мне с рук?

- Я ценю Ваше остроумие, Лена, но сомневаюсь, что оно поможет вам на данном рабочем месте, - он снисходительно улыбнулся. Чёрт, как же я ненавижу снисходительные улыбки!

- В отличие от некоторых, у меня хоть какое-то «-умие» есть. Пусть лучше «остро-», чем «слабо-». – Я хмыкнула, сложив руки на груди. Не знаю, дошёл ли до него смысл сказанного мной, но он только усмехнулся мне в ответ.

- И всё же я не понимаю, Елена, что такого я сделал, чем заслужил Ваше неодобрение? Неужели Вы настолько ненавидите непунктуальных людей? – Он деланно удивился. Лицедей – ему в актёры прямая дорога, скажу я вам. Я, отставив ногу в сторону, ладонью припечатала прямо к его светло-бежевому джемперу папку со сценарием. Он с недоумением посмотрел на меня, снова сверкнув синими глазищами, и вытянул папку, зажатую между моей ладонью и его грудью. Вытянул, открыл и пробежал глазами сценарий. Я ждала его реакции и наблюдала за его лицом. К величайшему моему удивлению, ни один мускул на лице его не дрогнул.

Дочитав до конца, он с безмятежным выражением лица вернул мне папку, я лишь обреченно вздохнула.

- Не вижу ничего сверхъестественного, - отвечая мне абсолютно спокойным тоном, он покачал головой из стороны в сторону, после чего торопливо развернулся и направился к гримёрному креслу. Гримёра на месте не было, и я могла бы запросто продолжить нашу перепалку, но по определённым причинам делать этого не стала – переписать сценарий я всё равно его не заставлю. Да и не… Неважно. Просто переписать сценарий не в моих силах. А его, кажется, всё устраивает. Ну, что ж, пусть всё будет так, как предписано – уж я-то со своей ролью справлюсь. Однозначно.

 

                                               ***

В коридоре почему-то было очень холодно. Наверное, решили сэкономить на отоплении. Весело, не хватало мне ещё простудиться – будет совсем кстати. Я ходила из одного конца коридора в другой, в последний раз перед съёмкой прогоняя сценарий и попутно согреваясь. Сергей отдавал указания операторам, камеры были уже настроены, не хватало только героя-любовника. Сама не зная зачем, десяток минут назад я напихала полный рот клубничной Хуба-Бубы, и теперь лишь мерно, с трудом, пережёвывала её, перелистывая озябшими пальцами листы формата А-4.

- Ну, что, все готовы? – услышала я позади себя довольно бодрый, но какой-то торопливый голос – должно быть, спешит куда-то.

- Да, Виталик, тебя только ждали. – Сухо, как-то обиженно даже, я бы сказала, отозвался режиссёр, складывая руки на груди и направляясь к специально ожидающему его креслу.

- Отлично, - беспечно бросил продюсер, пройдя мимо меня и не удостоив меня даже самым скользящим взглядом. Не очень-то и хотелось. – Тогда за дело, у меня вечером дела. – Посмотрел он на часы с важным видом.

- У меня, между прочим, тоже вечером дела, а кое-кому до этого вообще дела нет, - буркнула я себе под нос, не удержавшись. Не знаю, слышал он это или нет, но, так или иначе, на бурчание моё он не обернулся. Я лишь поправила сползающее плечико майки и направилась вслед за ним. Меня снимают первой.

 

Положив папку на стоящий возле режиссёра столик, выплюнув в мусорное ведро всё ещё ярко-алую, пахучую жвачку и, повесив на плечо школьную сумку, я, как полагается, отошла в нужное место, встала посреди коридора и застыла, ожидая команды режиссёра.

- Поехали, - отдал команду Сергей, молодой человек-ассистент в синем джемпере щёлкнул хлопушкой и вышел из кадра. – Мотор!

Я направилась вдоль по коридору, немного расхлябанно, впрочем, как я и привыкла – резиновые подошвы кед тяжело опускались на школьный линолеум. Вспомнив о сценарии, поправила на плече с виду тяжёлую сумку.

Дверь метрах в семи от меня открылась, и я, ни секунды не думая, шмыгнула за лестницу. Выглянула из-за неё на всё ещё открытую дверь, сделала вид, что увидела там что-то интересное и воровато, как и предписано сценарием, оглянулась. Снова прижалась спиной к лестнице, прячась от выходящего из учительской человека.

- Стоп, - услышала я и напряглась. – Снято. – Расслабилась. – Лен, теперь стань возле лестницы, как-нибудь вальяжно так, может быть, сложи руки на груди, скрести ноги, опираясь пятой точкой о лестницу. Через пару минут продолжаем. – Сказал мне Сергей, и я кивнула в ответ.

Я вышла из-за лестницы и, присев, начала потуже затягивать шнурки на кедах. Затягивая шнурки, искоса исподлобья поглядывала на то, как операторы поворачивают камеру, а Виталий, поправляя пиджак, надетый поверх рубашки, пробегает глазами сценарий. Спокойный такой – мне уже даже иногда начинает казаться, что его просто невозможно вывести из себя. Знаете, от этого даже обидно немного. Вот, брови его чуть-чуть дернулись, как будто он заметил что-то интересное, но лишь на долю секунды. Я усмехнулась, и в этот же момент, чёрт его подери, он зачем-то резко оторвал глаза от сценария и метнул взгляд в меня. Я, как последняя идиотка, лишь спешно переместила взгляд на шнурки кед, которые всё никак не хотели завязываться в этот дурацкий бантик. Блин, глупо вышло… Наверное, подумает, что я за ним наблюдала.

Ой, блин, да пусть думает, что хочет! А может быть, я смотрела на него и мысленно представляла, что у него вся морда чем-то испачкана? Он ведь не может знать наверняка, зачем я вообще на него смотрела? Да, кстати, а зачем?..

 

- Лен, продолжаем, - услышала я и, к своему величайшему счастью всё-таки завязав шнурки, встала с корточек, и, выпрямившись, вернулась к лестнице.

Съёмка продолжилась. Вот, камера отъезжает назад, уступая дорогу идущему прямо в объектив «преподавателю», я чувствую, что он уже близко, и, заметив выразительный кивок режиссёра, кашляю. Проходящий мимо Виталий обернулся.

Я через силу улыбнулась – представила, что его лицо действительно чем-то измазано – эта уловка помогла, и я расплылась в довольной улыбке. Поманила его ладонью. Он оглянулся сначала в одну сторону, потом в другую, снова перевёл взгляд на меня, прищурился, и сделал шаг в мою сторону.

- Ты чего тут? – Э-э-э…его взгляд вдруг резко поменялся. Он так бережно, так ласково как-то посмотрел мне в лицо и легонько улыбнулся. От такой резкой перемены настроения я немного оторопела. Нет, я, разумеется, понимаю, что это всё издержки сценария, но я даже представить себе не могла, что он сможет сделать это так, что даже я поверю в искренность его симпатии ко мне. Ну, то бишь, к своей ученице.

Я, уже практически без труда улыбаясь, даже перестав представлять шоколадные разводы вокруг его рта, невольно залюбовалась этим тёплым взглядом – это, по сути, как раз то, что было мне нужно, чтобы сыграть необходимые эмоции.

- Вас, Сан Саныч, пасу…

- О, не знал, что меня надо пасти! – Вот! Вот – теперь узнаю его мимику – теперь, сквозь это деланное удивление просвечиваются его настоящие черты. Я снова почувствовала, что улыбка моя становится натянутой. – Я что - бык, гусь? - Этой фразы оказалось достаточно, чтобы моя улыбка снова приобрела более натуральный вид: я непроизвольно представила серое существо с перьями и лицом нашего уважаемого продюсера и клювом вместо носа, и снова стало гораздо легче улыбаться. Чего только не сделаешь ради карьеры!

- Баран Вы, Сан Саныч, - Боже, как же приятно было говорить то, что на самом деле думаешь! Я, окончательно войдя в роль, задиристо вытянула папку из его рук и переложила её на специально подготовленный столик-шкафчик у лестницы вместе со школьной сумкой.

 

- Че-е-его? Андреева, ты как с преподавателем разговариваешь? – Насупился он, вставая в позу недовольного, уперев руки в бока. Здесь я отметила, что ему совершенно не идёт хмурость, хотя строгость ему, на мой взгляд, очень даже к лицу. Только знаете, строгость такая…игривая, что ли. Всё, не отвлекаемся.

Я приподняла брови в удивлённой усмешке и скопировала его позу, тоже упираясь ладонями в бока:

- Ну, а как ещё назвать мужчину, который, увидев любимую женщину, вместо того, чтобы поцеловать её, спрашивает: «Ты чего тут»? – М-да, моя героиня определённо без башки. Прямо в школьном коридоре, где каждая собака знает о всех обитателях этой общеобразовательной конуры абсолютно всё, она задаёт такие провокационные вопросы собственному учителю. Впрочем, не мне её осуждать, я – лишь покорный исполнитель. Хм.

- Тише, дурёха. – Он понизил голос, воровато оглянулся и снова перевёл бегающий взгляд на меня. - Ты бы ещё на уроке мне это сказала, - покачал головой в знак неодобрения, а сам уже буквально пожирает меня глазами. Чёрт, прямо как по-настоящему… - Мы же в школе.

Я, на секунду оторопев, собралась с мыслями и промямлила:

- И что? – Его взгляд стал чуть жёстче, это помогло мне прийти в себя. Я нахмурилась: - Как будто в первый раз, честное слово!

Он потянулся за папкой, я, перехватив его движение, первой схватила папку и сделала шаг назад, к стене.

Он обречённо усмехнулся, покачал головой, будто разговаривает с ребёнком. Я прищурилась. Он, вперившись в меня выразительным взглядом, сказал:

    - Давай сюда папку, мне на урок пора.

Я, даже с каким-то удовольствием, словно бы это не моя героиня, а я издеваюсь над незадачливым Дон Жуаном, бросила:

- Ага, щас. – И после этого, наблюдая за его уже какой-то непонятной улыбкой, словно он находится в каком-то напряжённом предвкушении, дразнящим жестом поманила его: - Отними!

- Лена, я знаю, чего ты добиваешься. – Прищурился он, ухмыляясь, и направился ко мне. И зачем, спрашивается, героиню назвали моим именем?! После того, как он назвал меня по имени, ощущение реальности происходящего вдруг навалилось на меня со страшной силой…и уверенность в собственных актёрских способностях медленно, но верно, начала покидать меня. И именно поэтому, наверное, моя следующая фраза прозвучала уже не так уверенно, как предыдущая:

-Так чего же ты ждёшь? – Наклонив голову вбок, я завела зажатую в пальцах папку за спину и от напряжения крепко стиснула её. Сделала последний шаг к стене, прижавшись к ней вплотную, – дальше отступать было некуда. Ощущение того, что отныне я нахожусь в тупике, заставило моё сердце, вопреки моему обыкновенному слоновьему спокойствию, прыгнуть чуть резче. Я выдохнула, чтобы прогнать напряжение. Не получилось. Я всем своим существом чувствовала, что мои ресницы стали хлопать чуть чаще, чем это нужно.

Виталий подошёл ко мне вплотную, и ощущение замкнутого пространства усилилось. Когда же он завёл руку мне за спину, старательно пытаясь уместить её в узком пространстве между моей спиной и стеной, сердце снова отчаянно прыгнуло, и, что самое невыносимое, я должна была смотреть ему в глаза и ни в коем случае не отводить взгляд. А это, скажу я вам, было, пожалуй, самым сложным. Именно от соединения наших холодных взглядов и от прохлады его широкой ладони на теплой коже моей поясницы, в районе пупка у меня завязался волнительный комок тепла – а то выражение глаз, с которым он исследовал моё лицо, убеждало меня в том, что либо он – великолепный актёр, либо я – мнительная идиотка. Третьего не дано.

- Сто-о-оп, - мы оба замерли, ожидая следующей команды. – Снято! – Я, тут же отвернувшись, выдохнула. Уже хотела было вылезти из тесноты, создаваемой стеной и крепким продюсерским телом, но возмущённый крик режиссёра меня остановил:

- Лена, ты чего?! Стоять, бояться! Сцена не закончена, мы сейчас вторую камеру к вам подкатим, для крупного плана, а вы стойте и не шевелитесь. – Он погрозил мне пальцем, как маленькой, ей-богу! Я, досадливо сжав губы, неохотно переместила взгляд на всё ещё разглядывающего моё лицо в непосредственной близости от него Виталия. Всё-таки здорово, что чёлку я сегодня со лба не убрала – иначе чувствовала бы себя сейчас голой – так откровенно он оглядывал меня. По поводу поцелуя я практически не волновалась – а чего мне волноваться-то? Это ведь не я – женатый мужик с безупречной репутацией, и не я, в конце концов, писала этот тупой сценарий. Он постарался – вот пускай и отдувается, посмотрим, как он будет целовать того, кто его целовать не хочет – вряд ли его самооценка от этого поднимется. Он, чему-то усмехнувшись, отчего я даже на долю секунды испугалась, что он прочёл мои мысли, отвёл взгляд и направил его на режиссёра, ожидая его команды. А ладонь его, тем временем, пригревшись на моей пояснице, ненавязчиво так задвигалась из стороны в сторону, отчего я чуть не поперхнулась воздухом, который я только что вдохнула.

- Эй, - возмутилась я, чувствуя, что моя рука, зажатая между стеной и мной с папкой в пальцах, начинает затекать. А его ладонь, тем временем, продолжала поглаживать мою поясницу, и от этого мерзкий комок в пупке становился ещё теплее. Скорее бы уже это всё закончилось, а? На моё возмущение его реакции не последовало, он, как будто нарочно, гулял взглядом по коридору, не обращая его на меня и продолжая своё незаметное со стороны лапанье. Я глубоко вздохнула и произнесла про себя спасительное «Ом-м-м», которое так часто мычит моя мама, занимаясь йогой.

Наконец, режиссёр подал команду.

Я снова перевела взгляд на него, он – снова перевёл взгляд на меня. Снова контраст внешних и внутренних ощущений. Он завёл вторую руку мне за спину, крепко, собственнически обнял и буквально навалился всем телом, вжимая меня в холодную, покрытую бежевой краской бетонную стену. Чувство неуверенности становится всё более настойчивым. Я лишь в молчаливом, абсолютно несвойственном мне покорном предвкушении разлепила пересохшие губы. Чёрт, что-то как-то стрёмно мне…

Не успела я опомниться и настроиться на грёбаный романтический лад, как его губы уже находят мои – и всё тело мучительно вздрагивает – неожиданно, очень неожиданно, хоть разумом я и была готова. Всё-таки моя природная впечатлительность берёт верх над моими тщательно выдрессированными в себе холодностью и равнодушием. И от этого становится совсем нехорошо.

Он аккуратно провёл своими губами по моим губам, спасая их от сухости и холода, от этой бережной нежности я почти сумела расслабиться и вспомнить, что это – всего лишь моя работа, и ничего нехорошего в этом нет.

Но так было только сначала. И нежные, осторожные, трепетные движения его губ уже сумели заставить меня ответить – не без определённого моего самовнушения, конечно. Но то, что произошло потом, до сих пор вызывает во мне вихрь противоречивых эмоций.

Едва мои губы раскрылись навстречу его губам, он жадно, с каким-то восторгом от своей маленькой победы, заставил меня разомкнуть губы ещё сильнее, делая поцелуй влажным, глубоким, невыносимым, просто сносящим голову, и я, то ли от шока, то ли от волнения, поддалась: пальцами не занятой папкой руки я впилась в его плечо, запрокидывая голову и ловя ртом каждый глоток воздуха, который мне удавалось ухватить. Тем не менее, я задыхалась. А губы, терзаемые целенаправленно и беспощадно, начинали болеть, и я чувствовала, что ещё чуть-чуть, и показ сериала придётся переносить на более позднее время суток. Неужели он, после стольких лет супружеской жизни, всё ещё помнит, как надо целовать девушку для того, чтобы заставить её хотеть продолжения?.. Неожиданно. И чертовски занятно.

О папке я вспомнила в самый последний момент – и, наконец, её уронила.

Его губы с трудом отлепились от моих, и я не могу сказать, что от этого я почувствовала облегчение – губы невыносимо пульсировали. И сейчас, когда холодный воздух коснулся влажной поверхности губ, я почувствовала это с десятикратной силой. Он снова посмотрел мне в глаза – и, к своему глубочайшему и, кстати сказать, не самому приятному, удивлению, я заметила, что они были абсолютно спокойными. Ни намёка на расширение зрачков, ни туманной поволоки, ни-че-го. Как будто сейчас меня так горячо целовал не он, а лишь бесчувственный робот. Блин, обидно даже.

 

- Избалованная ты, Андреева, - бросил он, словно в насмешку. И я тут же почувствовала себя использованной вещью. Он присел, поднял папку с пола и снова улыбнулся мне. Я с трудом растянула губы в ответной улыбке. Блин, да что же я такая впечатлительная?!

- Сам виноват, - я усмехнулась, стянула за ремешок со шкафчика школьную сумку и, без особого задора подмигнув этому самовлюблённому святоше, направилась вдоль по коридору.

 

- Стоп, снято, - хлопнул в ладоши довольный режиссёр, и я спиной чувствовала, что кто-то исследует меня навязчивым взглядом. Обернулась – оказывается, ошиблась – продюсер смотрел на собственные ботинки. Неприятно вот так вот ошибаться, в этот момент начинаешь разочаровываться в собственной привлекательности.

- На сегодня можете быть свободны, - продолжил Сергей, суетливо листая сценарий. Видимо, сейчас ему предстояла ещё какая-нибудь сложная сцена, да ещё и с начинающими актёрами. – Завтра в одиннадцать жду вас, без опозданий. – Он поднял взгляд на меня, выразительно приподняв брови, глядя на меня сквозь элегантные очки.

- А что сразу я-то? – буркнула я с явным недовольством. Да, сегодня - определённо не мой день. Видимо, по поводу критического дня Виталий оказался прав – критиковать я сегодня была готова всех и вся.

Тем не менее, через полчаса я уже качалась в метро, предвкушая вкусный ужин и быстрые, суетливые сборы на концерт и думая о том, что лучше бы я сегодня вместо клубничной «Хуба-Бубы» схомячила килограмм чеснока.

 

Глава 5.

Звёзды не ездят в метро

 

Не могу сказать точно, какого направления я придерживаюсь в своём творчестве. Есть у меня и лёгкие рок-композиции, но есть и откровенно попсовенькие синглы. Пою я преимущественно под гитару, иногда Антон подыгрывает мне на клавишах. Подумываем с ним, конечно, ещё попробовать с ударными записаться, но это только в перспективе.

Уже находясь в клубе, я апатично пудрила нос в гримёрке. Сил почему-то не было – жутко хотелось спать. Выступление должно было начаться через пятнадцать минут, Антон настраивал в зале гитару, а я мысленно повторяла про себя слова написанной недавно песни. Сегодня я спою пару каверов, а потом, после небольшого перерыва, четыре своих песни.

Вообще-то, я и так целый день чувствовала себя немного не в своей тарелке. Мне всё сильнее казалось, что я какая-то ущербная. Никогда ещё себя так не чувствовала – я привыкла к тому, что противоположный пол обычно балует меня вниманием, пусть и не всегда откровенно целенаправленным, но, всё-таки, заметным. А сегодня меня заставили почувствовать себя просто тряпичной куклой, которую небрежно помяли в руках и положили обратно, на пыльную полку. Этот наглый, подчёркнуто равнодушный взгляд, это откровенное невнимание к моей персоне не то, чтобы оскорбило меня (не тот это был человек, чтобы оскорбляться, тоже мне, великий актёр), но изрядно ущемило моё самолюбие. Устойчивое ощущение полной беззаботности сменилось какой-то неприятной тревогой, и, наверное, именно поэтому мой желудок работал в каком-то странном режиме.

Поправив идеально выпрямленные утюжком волосы, я ещё разок провела тёмно-серым карандашом по линии ресниц и, взглянув на себя в зеркало, устало улыбнулась. Существо по ту сторону зеркала улыбнулось мне в ответ, пугая меня темноватыми кругами под глазами, и я, сняв с себя тёмно-синюю олимпийку и оставшись в белой борцовке, направилась в зал.

 

- Остатки пепла на твоём окне –

Единственная память обо мне,

Но ты не хочешь снова начинать.

И я ушла, и ты, в который раз,

Не хочешь делать первый шаг сейчас,

Но я не жду – о нас с тобой споёт когда-то ветер.

 

Минус пятнадцать за окном,

В бокале же - почти двенадцать,

И дым застелет серые глаза.

Но только не спасёт ни дождь, ни холод,

Нам это всё с тобой давно знакомо,

Слова сметает ветер, глушит тишина…

 

Я оглядела тёмный зал, и не увидела чётко практически ни одного лица: софиты, светящие мне прямо в лицо, не позволяли этого сделать. Играя проигрыш, пользуясь моментом, сдула в лица прилипшую прядь волос и как можно глубже вздохнула – неприятное ощущение в желудке усилилось, и почему-то жутко начало раздражать и пугать то, что я не могу видеть лиц людей, для которых играю сейчас с этой клубной сцены.

Я ещё раз подняла взгляд от гитары и прищурилась – очертания стали четче, но всё же картинка осталась всё такой же неинформативной, как и прежде. Смирившись, я продолжила:

 

- И пуст мой дом, и улицы пусты,

Сожгли нещадно все с тобой мосты,

Но не жалею ни о чём, забудь.

Остатки пепла на твоём окне

Стряхни скорее, в грустной тишине

Продолжишь скоро одинокий путь.

 

Минус пятнадцать за окном,

В бокале же – почти двенадцать,

И дым застелет синие глаза.

Но только не спасёт ни дождь, ни холод,

Нам это всё с тобой давно знакомо,

И нам с тобой, увы, не повернуть назад.

 

И нам с тобой, увы, не повернуть назад...

 

Отыграв последние аккорды, я сняла с колена гитару и, сказав в ответ на аплодисменты прощальное: «Спасибо», с необъяснимым облегчением покинула сцену, взяв предварительно с колонки заботливо оставленное Антоном для меня полотенце.

Заходя в гримёрку, приложила полотенце к влажноватому от клубной духоты и спецэффектов лицу и плюхнулась на диван. Джинсы неприлично сползли, и я почувствовала это только тогда, когда половина моей задней филейной части, обтянутой розовой в клетку хлопковой тканью, коснулась мягкой обивки дивана.

Странное ощущение, знаете ли. Кажется, будто из тебя выжали все соки, а вместо них влили тормозную жидкость. Звучит, наверное, глупо, но, уверяю, ощущение это - не из приятных.

Нащупав на тумбочке, стоявшей возле дивана, мобильник, взглянула на дисплей: девять часов вечера, ни одного пропущенного звонка, ни одной входящей смс. Удручающе. Отложив мобильник в сторону, я подумала о том, что неплохо было бы сейчас зажевать какую-нибудь вкуснятину, что-то типа молочной шоколадки или, например, бутербродика с красной рыбой.

 

- Лен, - услышала я сквозь туман, царящий у меня в голове. Я что, задремала? Кажется, так оно и есть – я открыла глаза и увидела стоящего рядом с диваном улыбающегося Антона. Увидев, что я проснулась, он продолжил: - Ты чего это дрыхнешь? В зал выходить не собираешься? Тебя там ждут, хотят автограф взять, - он потёр руки и присел рядом со мной.

- Ой, - я спохватилась, - а долго я сплю-то? – суетливо поправила майку я и пригладила ладонями волосы.

- Минут пятнадцать, - успокоил меня Антон. – Так ты выйдешь в зал?

- Ну, разумеется, - уверила его я и, поднявшись с дивана, поправила джинсы на попе и провела ладонью по лицу, прогоняя сонливость. – Я пошла.

 

***

В зале продолжалось движение: посетители танцевали уже под микс какого-то хлипенького диджея, пыхтевшего над пластинками за пультом, а я просто направилась за столик возле сцены, чтобы тем, кто хотел бы со мной пообщаться, не составило труда меня найти.

Усевшись поудобнее, я начала по привычке изучать контингент, который обитал на танцполе. Две худосочные брюнеточки вытанцовывали посреди зала, то и дело зачёсывая пятерней назад спадающие на лицо волосы. Обернувшись и положив локоть на спинку стула, направила взгляд на барную стойку: за ней сидел какой-то полный мужчина в сером костюме и вытирал платком взмокший лоб. Я снова повернулась к своему столику и…от неожиданности отпрянула прямо на стуле – передо мной лежал огромный, шикарный букет жёлтых орхидей. Я поспешно подняла глаза на человека, который стоял возле моего столика прямо рядом со мной и который, судя по всему, эти самые цветы и положил.

Мало того, что меня вывела из равновесия неожиданность появления этого самого букета, так ещё и личность дарителя заставила меня и вовсе растерянно заморгать.

- Вы? – Задала я невольно этот глупый вопрос, даже не притронувшись к букету.

- Ну, с утра вроде Я был, надеюсь, что и сейчас собой же остался, - усмехнулся он, по-прежнему стоя рядом со мной, так, что я смотрела на него снизу вверх. Такое положение дел меня не устраивало, и я уже было собралась подорваться с места, чтобы иметь возможность смотреть ему в лицо, а не чувствовать себя подчинённой. Но он не дал мне встать и просто опустился на соседний стул.

- И что Вы здесь забыли, позвольте поинтересоваться? – с заметной долей иронии в голосе поинтересовалась я, глядя на то, как, усмехаясь, чем-то очень довольный продюсер поправляет ворот пиджака.

- Пришёл к Вам на концерт, Елена Владимировна, - как ни в чём ни бывало, улыбнулся он, кладя ладони перед собой на стол.

Издевается? Или действительно пришёл на концерт? Глупо как-то, если честно. Что ему понадобилось на моём концерте?

- С чего это вдруг? – Приподняла в удивлении брови я, вальяжно рассевшись на стуле, всем своим видом показывая незаинтересованность.

- А ты никогда не задавалась вопросом, почему именно тебя позвали на кастинг, и почему ты была на нём единственной претенденткой на роль? – Прищурил глаза он и сложил руки перед собой на груди, ожидая, пока мой мозг совершит пару незатейливых операций.

- Ну, предположим, задавалась, - что-то внутри меня ёкнуло, и я невольно чуть приосанилась, предвкушая ответ на давно терзающий меня вопрос, - так, может быть, Вы просветите меня?

- С удовольствием, - едва заметно улыбнулся он, убирая руки с груди и снова складывая их на столе. – Дело в том, что я уже не в первый раз на твоём выступлении, - он улыбнулся уже заметнее. Внутри меня снова что-то нехорошо сжалось, наверное, это бурлило во мне моё природное недоверие к людям.

- Правда? Интересно, - я сделала вид, что мне абсолютно по барабану его «пламенная» речь. Нарочито усмехнувшись, я поправила сползающую с плеча бретельку майки. – То есть, ты хочешь сказать, что ты, типа, поклонник моего творчества? – Я недоверчиво прищурилась.

- Можно и так сказать, - он улыбнулся, блеснув в полутьме зала синим взглядом. – Букет, наверное, о чём-то говорит? – он указал взглядом на цветы, покоившиеся на столе. Я, всё ещё не расслабляясь, ответила, прочистив горло:

- О, да, он определённо говорит, что в Вашем бумажнике сегодня завалялась пара-тройка лишних тысяч рублей. – Я перевела взгляд с букета на Виталия и улыбнулась, чувствуя, что я, всё-таки, в любом случае, не ударила в грязь лицом.

Виталий засмеялся. Так искренне, что моё чувство недоверия постепенно отступило, уступая место искренней заинтересованности. Он отозвался:

- Лена, я всё больше убеждаюсь, что ты – именно тот человек, которого я хотел бы видеть в той роли, которую я описал в сериале. – Он посмотрел на меня пристально и с улыбкой. - Ты извини за то, что наше с тобой общение до настоящего момента складывалось очень напряжённо, я надеюсь, что мы с тобой всё же найдём общий язык, - он протянул мне руку для рукопожатия.

Честно сказать, я даже удивилась. Теперь для меня всё предстало в совершенно ином свете: оказывается, до того, как позвать меня в сериал, он слушал мою музыку. И это, чёрт возьми, было приятным сюрпризом. Я протянула руку в ответ.

И, вместо того, чтобы пожать мою ладонь, он аккуратно взял её в свою и галантно поцеловал.

Тёплое прикосновение было как глоток креплёного вина в морозную погоду: по телу струйкой растеклось приятное тепло. Теперь я уже окончательно перестала что-либо понимать и просто растерянно посмотрела ему в лицо.

- Ты ведь уже закончила выступать? – отпустив мою ладонь, спросил он непринуждённо, и этим пробудил меня от задумчивости, которая на мгновение окутала мой мозг.

- А? Да, - отозвалась я, кладя руки на колени. Взглянула на сцену, на которую разливался из прожекторов дымчато-зелёный свет.

- Могу я тебя подвезти? – всё так же беззаботно осведомился он, прослеживая за направлением моего взгляда.

Я, посчитав, что данное приглашение – уже немного не в тему, тактично отказалась, при этом не без труда заглушив не совсем понятное мне желание согласиться:

- Нет, спасибо, я на метро, - последние три слова я выдала с каким-то едва уловимым вызовом, после чего мне даже стало как-то неуютно – с чего это я?

- М-м-м, ниточка дней всё не кончается, мы - бусы на ней, бьёмся, как рыбы в стекло… Встретиться с ней не получается… - Начал он нести какую-то околесицу с умным видом и улыбкой, играющей на красиво очерченных губах.

- М-м, это Вы к чему? – с недоумением спросила я, постукивая подушечками пальцев по коленям и снова переводя взгляд на сцену, которая светилась уже синими огнями.

- Это я к тому, что звёзды не ездят в метро, - усмехнулся он, хлопнув себя по коленям ладонями. – Песню группы «Машина времени» не слышала? Она так и называется: «Звёзды не ездят в метро».

- Не слышала, - на этот раз усмехнулась я. Как меняется время – когда-то мужчины цитировали девушкам Шекспира, а теперь они цитируют им Макаревича… Что ж, в этом есть своя прелесть.

- Очень советую послушать, замечательная песня. – Ответил он с улыбкой и, встав со стула, всё-таки подал мне руку: - Давай, я всё-таки тебя подвезу. – Ну и как я могла ему отказать, а?..

 

***

Помешивая в чашке с чаем несуществующий сахар, я, подперев подбородок рукой, смотрела на стоящий в хрустальной вазе жёлтый букет и думала о чём-то неуловимом. О чём именно, я и сама толком разобрать не могла.

 

- И часто ты бываешь в подобных клубах? – поинтересовалась я, когда мы подъезжали к моему дому.

- Сколько у тебя было концертов? – спросил он, усмехнувшись, бросив на меня беглый взгляд, и снова направил его на дорогу.

- Ну, не считая сегодняшнего, девять. – Не понимая, к чему он клонит, ответила я.

- Ну, вот, значит, не считая сегодняшнего, девять раз. – Не поворачиваясь ко мне лицом, отозвался он.

Врёт? Может быть. Впрочем, это и не важно. Я, усмехнувшись, сделала вид, что поверила, и отвернулась к окну.

- Вот здесь, через подъезд останови.

- Хорошо, - по его голосу было слышно, что он улыбается. Я повернулась к нему – улыбки на его губах уже не было. Чёрт, сколько можно обманывать мои ожидания?

- Спасибо, что подвёз. – Я взялась за ручку двери, как только машина остановилась.

- Нет проблем, не за что, - улыбнулся он непринуждённо и заглушил мотор.

Я знаю, знаю, что вопрос мой был неуместен, глуп, неполиткорректен и всякая прочая бурда, но я всё-таки спросила:

- И сколько своих коллег ты вот так по домам развозишь? - Осведомилась я таким тоном, будто интересуюсь качеством проданной мне банки с консервами.

Он едва заметно дёрнул бровями, как бы сдерживая всплывающее удивление, и отозвался:

- Пока вот тебя одну, - он пожал плечами. Я, пожалев о том, что у меня вырвался этот глупый и наивный вопрос, поджала губы и нажала на ручку двери. – Не опаздывай завтра. Будет трудный день. – Добавил он, когда одна моя нога уже стояла на асфальте.

- Насколько трудный? – задержавшись, спросила я, чувствуя, что в районе солнечного сплетения зарождается нехорошее предчувствие.

- Для кого как, - он растянул чётко очерченные губы в лёгкой улыбке, отчего его лицо стало походить на морду довольного кота – именно это меня и насторожило. Я немного нервно сглотнула. Не знаю, можно ли было прочесть напряжение по моему лицу, но я чувствовала его каждым своим мускулом.

- Надеюсь, не наподобие сегодняшнего, - скривилась я с недовольством и вылезла из машины. И, перед тем, как захлопнуть дверь, услышала наигранно-возмущённое:

- Что ты, ничего общего, - и, наклонившись и смерив удивлённо-невинное лицо Виталия недоверчивым взглядом, захлопнула дверь авто и направилась к подъезду.

 

И вот сейчас, болтая ложкой остывший чай и постоянно цепляя при этом керамические стенки чашки, я пыталась отделаться от навязчивого ощущения досады. Будто у меня что-то отняли, причём абсолютно наглым образом. И это самое «что-то» мне безумно захотелось вернуть… только вот что?..

 

Глава 6.

Ананасовый экспресс: сижу, курю

 

Белая футболка приклеилась к телу под довольно тёплой курткой, и я чувствовала, что спина моя взмокла. И что угораздило меня именно сегодня надеть тёплую куртку?! Вот почему именно в этот день температура воздуха на улице стала на шесть градусов выше, чем в прошлый?

Подходя к зданию школы, я расстегнула куртку и насладилась прохладным воздухом, проникшим под неё.

Взбежав по ступенькам, я прошла мимо колонны и невольно задержалась на месте.

Он курил, опершись плечом о колонну и смотрел прямо перед собой. Не знаю, почему я не поздоровалась. Просто решила пройти мимо. Может быть, он сейчас целиком и полностью в своих мыслях, а я вторгнусь в них своим несвоевременным: «Привет».

- Лена, - услышала я себе в спину, когда уже почти дошла до входной двери. Я обернулась.

Он очень красиво курил. Я не могла и представить, что мужчина может настолько красиво курить. И даже скорее не красиво, а завораживающе, что ли. При каждой затяжке он слегка прищуривал глаза, и каждый такой прищуренный взгляд, который он посылал в мою сторону, вводил меня в ступор. Я не знала, куда себя деть – мне казалось, что таким взглядом он будто оценивает меня или обдумывает что-то, связанное со мной, и при этом пытается найти во мне какой-то недостаток. Это и бесило, и будоражило одновременно – непередаваемое ощущение… Что-то со мной было не так – в тот момент я почувствовала это особенно остро. Причём не так не в смысле внешности или характера, а в смысле моего противоречивого отношения к этому человеку – мои инстинкты играли явно против меня, и это очень пугало. Ни разу меня не привлекал женатый мужчина. А теперь это его золотое колечко на крупном, смуглом безымянном пальце и его «запятнанная» штампом в паспорте репутация начали своё губительное действие на мою совесть…

Так вот, я обернулась.

- Да?

- Чего мимо проходишь? Не здороваешься. – Отозвался он, прищуривая глаза во время очередной затяжки. Края его серого классического пиджака, надетого поверх чёрной рубашки, чуть подрагивали от лёгкого ветерка.

- Извини, не заметила, - не моргнув глазом, соврала я. Уж что-что, а врать я умею исправно – спасибо родной школе, в которой мне постоянно приходилось врать, почему я опоздала на урок и почему от меня за километр несёт сигаретным дымом. Неужели я курила в школьном туалете? Нет, конечно нет, как я могу курить, да ещё в школе!.. Поверите? Вот и я не поверила бы. А учителя почему-то верили, ну, или делали вид, что верят.

Но нашему великому продюсеру, видимо, дорога в учителя была отрезана, потому как он, судя по скептическому выражению его лица, не поверил ни единому моему слову. Ни слову «извини», ни словосочетанию «не заметила». Ишь ты, какой прозорливый.

- Да, мне говорили, что этот серый пиджак делает меня совершенно неприметным, хотя мне он очень нравится. Надо было послушать Лару и не надевать его сегодня с утра.

Чего? А. Вот, значит, как зовут его жену. Лара…Лариса, Ларочка. Брр.

- О, что же ты жену не слушаешь? Дело говорит, между прочим. Только вот мне кажется, что тебе бы и брюки не помешало бы сменить – у них такой цвет…стрёмный. Только не обижайся. – Блин, вот знаю же, язык мой – враг мой. Ну что меня дёрнуло снова нахамить? Быдло, блин.

- Хм. А вот брюки как раз выбирала Лара, - усмехнулся он, будто бы не услышал ничего грубого в моей предыдущей реплике. Вот что за олимпийское спокойствие?

- О, так это у вас семейное, значит, - приподняла брови я в лёгкой насмешке, решив всё-таки идти до конца.

Он молчал. Молчал секунд пять, пока медленно и с удовольствием вдыхал очередную порцию никотина из тёмно-коричневой сигариллы, а я, невольно заразившись этим никотиновым вожделением, достала из кармана свою пачку. И, отведя сигариллу ото рта, он ответил:

- Лена, откуда весь этот негатив в мою сторону? Признаюсь, меня это удивляет. – Он снова прикурил и выдохнул сизый дым в по-весеннему теплый воздух, несмотря на то, что на дворе – середина декабря.

Я промолчала. Но промолчала только потому, что рот мой был занят белоснежной сигаретой, к которой я в данный момент подносила огонёк зажигалки.

- Нервная ты.

- Нервная я, - даже не пытаясь спорить, согласилась я. А что? Я, и правда, нервная. – И что?

- А то, что, кажется, я знаю, как тебе помочь, - глубокомысленно заявил он, стряхивая пепел с сигариллы. Шаркнул ногой, размазывая его по светло-бежевой плитке, которой было выложено школьное крыльцо.

На что я, не без удивления, отозвалась:

- Правда? И как же? – Мне действительно стало интересно, кем же возомнил себя этот вершитель человеческих судеб и великий знаток психологии людей. Либо он излишне самоуверен, либо я – просто дура.

Он деловито прищурил глаза, ухмыльнулся, после чего, проведя пятернёй по немного взъерошенным (жена не причесала?) волосам, ответил:

- Тебе надо его выплеснуть. – Просто и ясно изложил он.

- Всё гениальное – просто, - хмыкнула я с издевкой. – И как же я сама об этом не догадалась? Что же я, по-твоему, регулярно делаю, общаясь с тобой? – Я не смогла сдержать непроизвольной улыбки.

Он, видимо, что-то для себя поняв, улыбнулся в ответ.

- Это, Лена, цветочки. Все твои попытки задеть меня за живое – бессмысленны, и не принесут мне реального вреда, а тебе – реального удовлетворения. – Он снисходительно покачал головой. Достал уже своим снисхождением.

- И что же ты предлагаешь? – несколько язвительным тоном осведомилась я, отставив ногу в сторону и сложив руки на груди, по-прежнему держа в пальцах дымящуюся сигарету.

- Увидишь сценарий – поймёшь. Об одном только тебя хочу попросить: не увлекайся сильно, - он усмехнулся, и, оставив меня в немом удивлении и с чувством опаски где-то в груди на школьном крыльце, направился в помещение школы.

 

***

 Господи, мне только синяков не хватало. Или носа расплющенного. Идя на площадку по коридору, я уже была ознакомлена со сценарием четырёх сегодняшних сцен с моим участием, и не могу сказать, что содержание самой объёмной из них мне понравилось. Хотя, знаете ли, в этом было что-то такое…будоражащее. Главное, действительно, - не увлекаться.

Сегодня по сценарию «мой» преподаватель химии будет по «моей» просьбе учить меня приёмам рукопашного боя в спортзале.

Необходимость этих самых «уроков» моя героиня мотивирует тем, что ей страшно одной ходить вечером домой, а провожания учителя уже странно выглядят со стороны.

Господи, какие же дешёвые, всё-таки, у неё приёмчики, а этот любвеобильный учитель либо тупо на них ведётся, либо делает вид, что ведётся – да какая, в принципе, разница – притворяется или нет, суть-то сюжета от этого не меняется.

Сегодня «любовная сцена» у меня одна. И, что странно, никаких особых чувств её наличие у меня не вызвало. Есть – значит сыграем, это, в конце концов, моя работа. Эта сцена напрямую связана со сценой «боя», так как идёт сразу за ней. Остальные две сцены у меня общие, если не сказать массовочные: буду сидеть в классе с остальными «учениками» и разыгрывать бытовые разговоры.

 

Постоянная жажда никотина, начавшаяся с утра, начинала меня раздражать к полудню. Создавалось ощущение, что у моей крови появилось новое тельце, без которого она течь по венам просто-напросто отказывается – никотин.

Отсняв одну массовочную сцену, я поскорее смоталась с площадки и направилась в костюмерную за курткой. Именно на пути туда меня и догнала Лерка.

- Ленка! Ты куда постоянно бегаешь каждые пятнадцать минут? Много кофе выпила с утра? – Улыбнулась она своей яркой, безупречной улыбкой, и пошла вровень со мной.

- Ха, - я усмехнулась, - да нет, курить что-то хочется. Очень. – Я похлопала себя по карманам брюк, убеждаясь в том, что спасительная пачка на месте.

Лера поправила брутальный шипастый пояс на бёдрах и снова взглянула на меня тёмно-карими глазищами:

- С чего бы это? Стресс? – Спросила она с долей иронии в голосе. – Как прошло вчерашнее выступление? – Видимо, заметив, что мой взгляд потяжелел, сменила тему она.

- Неплохо, - коротко ответила я. Не знаю, почему, но интерес Лерки к моим делам сегодня меня как-то напрягал. Хотелось, чтобы меня оставили одну, чесать языком мне сегодня совершенно не хотелось.

- М-да, - Лера, кажется, заметила, что я не настроена на продолжительную беседу, вздохнула, и добавила: - Покурить-то с тобой хоть можно?

- Можно, - с усмешкой ответила я. В груди скреб какой-то монстр, который то ли хотел, чтобы я его накормила, то ли хотел, чтобы я его выпустила погулять.

Решила сначала попробовать его накормить – кто знает, что из этого выйдет?

Взяв куртку в костюмерной, я, на пару с Леркой, вышла на школьное крыльцо и, пройдя к перилам, подпрыгнула и уселась на них, как самый распоследний гопник. Докатилась.

Лера, окинув меня непонимающим взглядом, встала рядом.

Взяв в рот сигарету, я подожгла её кончик. Сделав первую затяжку, отвела сигарету от губ и, повернув её к себе подожжённым концом, посмотрела на то, как пламя проворно поселилось и затерялось в плотно зажатом внутри бумаги тёмно-коричневом табаке.

Каждый день - разные сигареты, несмотря на то, что до ужаса люблю Davidoff. На эксперименты тянет, знаете ли. Всё хочется попробовать, ничего не хочется упустить…разные вкусы, разные ощущения, разные впечатления.

Кто знает, чего мне захочется завтра? Господи, да я даже не знаю, чего мне может захотеться в следующую минуту, не говоря уже о завтрашнем дне! В этом вся я, наверное. Кажется, это называется кризисом первой четверти жизни – когда хочется попробовать всё, когда боишься серости и унылого однообразия, когда хватаешься за всё, что только можно, а порой…и за то, что нельзя. Чёрт, не о том думаю, не то говорю, даже курю – не то. Но зато твёрдо знаю, чего хочу сейчас. Хочу навалять кому-нибудь по полной! И, представьте себе, даже знаю, кому.

 

Глава 7.

Контрольный удар

 

- Лена, партнёр твой неплохо подготовлен по части рукопашного боя, поэтому будь осторожна, - счёл должным предупредить меня Сергей, пока операторы настраивали аппаратуру, а я – разминалась.

- Это кому ещё надо быть осторожным, - услышала я за своей спиной насмешливый голос, и, без труда поняв, кто изрёк сии пророческие слова, даже не стала оборачиваться, поэтому и смогла увидеть, как на лице Сергея застыл вопрос. И всё тот же человек, находящийся за моей спиной, пояснил:

- У этой милой барышни – семь лет профессионального боя, причём не какой-нибудь девчачьей самообороны, а бокса и кикбоксинга, если не ошибаюсь. – Закончил он с вопросительной интонацией.

- Совершенно верно, - отрапортовала я не без гордости, с удовольствием наблюдая, как очки Сергея, в противоположность его бровям, сползают вниз.

- О, тогда мне не за того подопечного следует бояться, - добродушно усмехнулся Сергей, поправив очки, - Виталик, будь осторожен. – Он покачал головой и улыбнулся.

И только тут до меня дошло, что они оба надо мной смеются: ирония была слышна как в голосе уважаемого продюсера, так и в голосе, да в мимике не менее уважаемого режиссёра. Они что, сомневаются в моих способностях?! Во дают, наивные, как дети. Что ж, пусть потом не говорят, что я не предупреждала.

Если честно, я настроила себя достаточно позитивно, готовясь к тому, что наш уважаемый продюсер будет переписывать и перекраивать сценарий, как ему хочется, главное, чтобы у меня была пара часов на подготовку и настраивание себя на полный самоконтроль. Захочет переписать весь сценарий хоть в ночь перед съемками – да пожалуйста, хозяин-барин. Я даже бровью не поведу, не доставлю ему такого удовольствия – наблюдать за тем, как я стушевываюсь или смущаюсь. Поэтому, когда сегодня утром я увидела в сценарии очередную весьма интересную для отношений учителя и ученицы сцену, я почти не испытала негодования. Откуда во мне взялось это смирение? Не знаю, должно быть, взрослею.

Итак, что должно было случиться в первой части моих сегодняшних «амурных сцен»?

Моя героиня и её учитель стоят на матах в пустом спортзале, ключи от которого простодушно доверила ему учительница физкультуры, попросив сдать их на вахту после окончания занятий. Учитель просит, чтобы я схватила его за запястье, подойдя к нему сзади, и моя героиня делает это. После чего он мягко выворачивает мою руку, и я падаю на маты. Он протягивает мне руку, помогая встать. А я, вместо того, чтобы податься вслед за его рукой, напротив, со смехом тяну её на себя, и учитель падает на маты рядом с моей героиней. Они лежат на матах, их лица постепенно сближаются, и моя героиня нежно целует своего учителя.

Миленько. Ну, хоть не обжимания, и на том спасибо.

Странно, но мы даже не репетировали эту сцену, поэтому, когда я услышала крик режиссёра:

- Лена, Виталий, на площадку! – я удивилась, но всё-таки подчинилась. Подойдя к Сергею, я спросила:

- А прогнать сцену нам разве не надо?

- Зная вашу богатую спортивную историю, барышня, не думаю, что вам это необходимо, - усмехнулся Сергей. Я пожала плечами – нет так нет.

Пускай, если что, потом не жалуются.

 

За спиной я услышала деликатное покашливание. Обернувшись, я столкнулась нос к носу с «обожаемым» генеральным. Пронзительный взгляд его синих глаз меня даже как-то немного напугал. Он выглядел серьёзным и немного взволнованным.

- Только не покалечь меня, Андреева, - его взгляд вмиг превратился из взволнованного в смешливый – эта серьёзность была наигранной, чтобы лишний раз посмеяться надо мной, как будто он ужасно меня «боится». Честно говоря, не люблю я таких людей, общаясь с которыми не могу понятью, серьёзны они сейчас или насмехаются. Не люблю находиться в неопределённости – либо да, либо нет. Странно, почему меня задевали его насмешки, ведь я никогда не воспринимаю издёвки всерьёз, понимая, что это всего лишь способ общения с людьми, с которыми ты не готов сближаться.

- Ничего не могу обещать, иногда мне очень сложно себя сдерживать, - в тон ему отозвалась я, - поэтому всё зависит только от Вас.

Его взгляд снова претерпел необъяснимую метаморфозу. Он снова стал дико серьёзным, как будто наш продюсер вспомнил что-то очень важное, о чём в последние пару минут позабыл.

Мы встали друг против друга на матах.

- Камера…мотор! – услышали мы крик Сергея.

- Значит, так, Андреева, - с полуулыбкой произнёс учитель, - сейчас я покажу тебе, как ты должна себя вести, если на тебя нападают сзади. Хотя, «нападают» - это, конечно, громко сказано, начнём с того, что кто-то хватает тебя за руку. – Он протянул руку и взял меня за запястье. Подушечки его пальцев легонько сжали как раз то место, где должен прощупываться пульс. Не знаю, почему, но рука моя внезапно ослабела, и волна слабости постепенно дотекла до груди. Виталий на секунду замер, его речь замедлилась, как будто он забыл текст. Но, стоило мне это подумать, как он продолжил: – Хотя нет, давай лучше наоборот. Ты хватаешь меня за руку… - («Слава Богу», - почему-то подумалось мне), - а я показываю тебе… - осёкся он, оторвав свою руку от моего запястья. На запястье стал чувствоваться холодок, и я поняла, что его ладонь взмокла, пока обхватывала мою руку. Ну надо же, потные ладошки! Какой у нас странный продюсер – интересно, что у него за проблемы, раз он так переживает и волнуется? Видно было, что во время сцены он думал о чём-то своём.

- Стоп! – именно этот крик режиссёра и заставил моего «учителя» осечься и не договорить фразу, а также убрать свою руку с моей руки. – Виталик, что за вид у тебя? Ты защищаться девчонку учишь или мямлить? – кажется, Сергей совсем забыл, с кем он разговаривает, и, опомнившись, добавил: - Не обижайся, но мне кажется, что ты где-то не здесь.

- Извини, - как будто прогнал напряжение продюсер, - я задумался. Контракт важный на носу, сам понимаешь, только об этом и думаю. – И развёл руками. Но выглядел он уже решительнее, как будто действительно крик режиссёра вернул его с небес на землю.

Я подняла брови в удивлении – наш главный дяденька перед кем-то извинился, да ещё, кажется, искренне – во дела! И тут же я поймала на себе его взгляд. Пустой, ничего не говорящий, просто взгляд как будто сквозь меня. Я приподняла подбородок, как бы спрашивая: «в чём дело?», он покачал головой, как бы отвечая: «ничего». Я усмехнулась, пожав плечами. Хотя, не мне его осуждать – не он первый, не он – последний, кто на работе думает не о работе. Я вот тоже вчера со своими мыслями о вчерашнем вечернем концерте не один дубль запорола. Ну да ладно.

Мы снова встали на исходную позицию.

- …мотор! – донеслось до нас.

- Значит, так, Андреева, - с такой же полуулыбкой произнёс учитель, но голос его был уже твёрже, - сейчас я покажу тебе, как ты должна себя вести, если на тебя нападают сзади. Хотя, «нападают» - это, конечно, громко сказано, начнём с того, что кто-то хватает тебя за руку. – Он грубо схватил моё запястье, как бы демонстрируя, что это всё-таки нападение. Стыдно признаться, но это было очень болезненно, я практически поверила в то, что на меня нападают. И я, сама толком не успев оценить, что делаю (наверное, сработал рефлекс, сформировавшийся за семь лет занятий боевыми искусствами либо же пресловутый инстинкт самосохранения), мигом реализовала несложный приёмчик, вывернув ему руку и, в мгновение ока повалив его на маты, победно уселась сверху, удерживая противника на татами. Тьфу, каком, нафиг, татами? Мы же на съёмочной площадке! Это произошло в какие-то пару секунд, мой «учитель», даже не успев толком понять, что я делаю, был распластан на матах, придавленный сверху моими бедрами, между которыми был зажат его торс. Он ошалело смотрел на меня снизу, а я всё ещё сидела на нём сверху, склоняясь над ним, держа его вывернутую руку припечатанной к матам. Мой нательный крестик, висящий на цепочке, болтался у него перед носом туда-сюда, и он, как завороженный, проследил за этим маятником взглядом. Эти секунды показались мне очень длинными, сердце начало отбивать очень неровный ритм. В эти моменты я как будто вновь почувствовала, каково это – побеждать в бою.

- Стоооп! – теперь крик режиссёра отрезвил уже меня. Мой «учитель» внезапно и очень быстро ладонями приподнял мои бёдра, заставив слезть с него, и сам скоро поднялся на ноги. Сергей тем временем продолжил свою тираду: – Что ты творишь, Елена?! Что за самодеятельность? Кто-нибудь когда-нибудь будет придерживаться сценария? Я смирился с тем, что его переписывают чуть ли не каждую ночь, но то, что его переписывают прямо во время съёмок – это уже ни в какие ворота! – казалось, Сергей был зол не столько на меня, сколько на кого-то другого.

- Извините, - буркнула я, понимая, что сглупила. Но, честно говоря, я почувствовала себя немного отмщённой – хорошо надо мной посмеялись, голубки, перед съёмкой? Вот вам и привет. Но чувство собственной отмщённости длилось недолго.

Мой партнёр по съёмкам, ничего не говоря, сделал несколько шагов, спускаясь с матов и оставляя меня на них в одиночестве. Виталий подошёл к Сергею, и, мягко взяв его за плечо, увёл его куда-то вглубь съёмочного павильона.

Я, как идиотка, стояла посреди площадки, не зная, куда себя деть – уйти с неё или дождаться своего партнёра и Сергея. Первые пару минут на меня то и дело поглядывали несколько пар глаз – двух операторов, одной статистки и одного осветителя. Но скоро они потеряли к моей персоне всяческий интерес и занялись каждый своими делами – кто уткнулся в телефон, кто начал общаться с коллегой. Я вздохнула, сошла с матов и от нечего делать поплелась к окну.

Тёмно-серые облака угрожали обрушиться на землю тяжёлым проливным дождём, и, кажется, даже в павильон начинал просачиваться свежий запах озона. Вблизи окна этот запах чувствовался ещё сильнее. Я шумно вдохнула побольше воздуха поглубже в лёгкие и медленно, немного судорожно, выдохнула. Меня снедало любопытство: зачем генеральный так срочно увёл с площадки режиссёра, и одновременно беспокоила смутная необъяснимая тревога. С одной стороны, я вытворяла кое-что и покруче, и выраженьица позволяла себе и покрепче – и даже это мне обычно сходило с рук, ведь казалось, что продюсеру всё равно, а режиссёру и подавно. Неужели я их так сильно довела? Не верится, честно говоря. Особенно, после того, как сдержанно прошёл наш вчерашний вечер. Сейчас бы покурить.

Я поёжилась, чувствуя, что немного замёрзла. Наверное, это потому, что я стою тут в одной майке-алкоголичке и спортивных штанах, в то время как остальные одеты нормально: в водолазках, олимпийках, пиджаках…Холодный нательный крестик только добавил зябкости моим обнажённым ключицам и области декольте. Крестик…я опустила взгляд на него, прикоснулась пальцами к распятию и повертела его в руках. Перед глазами мгновенно возник этот потерянный взгляд, которым мой «учитель» исследовал моё лицо и шею, когда я нависала над ним, потерпевшим поражение в нашей неравной схватке.

 

Что я там говорила о чувстве собственной отмщённости? Так вот, совсем скоро оно сменилось недоумением и даже какой-то тонкой, скользкой обидой. А произошло это в тот миг, когда возле меня вдруг материализовался режиссёр и огорошил неожиданной новостью: генеральным продюсером только что было принято новое кардинальное изменение сценария: любовная линия моей героини с преподавателем химии была аннулирована полностью и без права на восстановление.

 

Глава 8.

Мимо жанра

 

Переодеваясь из спортивной формы в собственную одежду в костюмерной, я всё ещё ощущала ту растерянность, которая охватила меня в тот момент, когда я услышала весть о своей «отставке» от амплуа любовной героини. Натягивая рукав толстовки, я думала. Думала о том, что послужило тому причиной. И, не поверите, но, несмотря на мою выходку в «спортзале», я всё-таки не могла убедить себя, что моя невинная шалость могла настолько разозлить генерального. Или могла? Так или иначе, после того, как он увёл куда-то режиссёра для того, чтобы сообщить об изменениях в сценарии, больше в тот съемочный день его не видела. Он как будто испарился из студии. Может, раны побежал зализывать? Ха! Ну, в любом случае, не так уж и сильно ему от меня досталось. Единственное, что могло пострадать – это его эго. Ответов на этот мой вопрос, как и на многие другие, разумеется, не было, и я почти убедила себя в том, что их, богатеев, просто не поймёшь. Но одна противная, навязчивая мыслишка всё-таки плотно засела в моём подсознании: что, если я просто для него не слишком хороша?.. Знаю, звучит глупо (ну, вы понимаете, я не страдаю заниженной самооценкой), но это многое объяснило бы – и его невпечатлительность в сценах с поцелуем, и его спокойствие во всех наших перепалках, и его относительное равнодушие ко всем моим выходкам. Но каждый раз, когда эта мысль даёт о себе знать, я вспоминаю желтые орхидеи, появление которых на моём столе вчера пробудило меня от полуночной послеконцертной хандры, и его смелое признание в том, что он был практически на всех моих концертах. Это было даже мило, жаль только, что неправда. Ну не могла же я не заметить этого мужчину за девять (!) своих концертов ни разу? Я, конечно, не пытаюсь назвать его привлекательным, но незаметным я его назвать тоже не могу.

 

С другой стороны, весь этот год, что я выступаю и серьёзно занимаюсь музыкой, я как-то вообще потеряла интерес ко всему остальному, в том числе, к противоположному полу (даже Антон пытался клеить меня в самом начале нашего сотрудничества, а я не сразу это осознала. И это при моём-то природном чутье! Слава Богу, он вовремя понял свою ошибку, и мы остались только в профессиональных и приятельских отношениях), а также к своему образованию - сразу после школы поступив в Московскую государственную академию физической культуры, через два года достаточно успешной учёбы, всерьёз увлёкшись музыкой, взяла академический отпуск, который тянется по сей день. Сейчас середина декабря, и уже пора решать, собираюсь ли я вернуться в вуз в следующем семестре, а мне кажется, что решать я ещё не готова. Я вообще ещё очень многое не готова решать. При всём моём решительном и боевом характере, при всей моей трезвости (или циничности?) взгляда на жизнь и на этот мир, мне начинает казаться, что я иду куда-то не туда.

Я до безумия люблю музыку, люблю писать песни и делиться ими с окружающими, и известности хочу, конечно. Но чем дольше я занимаюсь музыкой, тем меньше мне нужно что-то ещё, и это пугает. Но страх ощущается не тогда, когда я занята любимым делом, а в перерывах между концертами, записями и написанием песен. Когда отбушевал творческий порыв, когда момент вдохновения выливается в новую песню, когда отзвучали последние аккорды гитары на сцене, остаётся полная опустошённость. Именно поэтому я с таким энтузиазмом начала карьеру актрисы – в съёмочном процессе есть своя магия, да и столько ролей можно примерить на себя – может быть, какая-нибудь и придётся по нраву. А вдруг мне захочется, вдохновившись образом журналистки, которую я играла в прошлом проекте, самой изучить журналистику? Вдруг это моё? Глупая позиция, знаю. Это я так, шучу. Как можно вдохновиться образом ученицы старших классов? А вдруг мне понравится – не делать же это амплуа своим жизненным призванием?

М-да, Лена, наверное, стоит вернуться в спорт.

Во всяком случае, там мои достижения были понятны и измеримы. И никаких тебе полумер: всё чётко, ясно и по делу. И никто тебе не может сказать: «ты - плохой спортсмен», если ты бегаешь быстрее всех или раздаёшь апперкоты направо и налево, отправляя одного за другим соперников в нокаут. А вот сказать тебе, что ты плохая актриса, певица или вообще, плохой человек – может каждый, потому что мерило «хорошего» и «плохого» в таких неизмеримых вещах у каждого – своё…

Так, что это я тут развела философию?

Застегнув «молнию» на толстовке, я накинула сверху куртку и вышла из костюмерной, направляясь к выходу из студии. Когда я была уже практически у двери, то услышала позади себя торопливое:

- Лена, постой-ка! – Я остановилась, обернулась и увидела торопливым шагом спешащего ко мне Сергея.

- Да, Вы что-то хотели? – будничным тоном спросила я, негостеприимно складывая руки на груди. Знаю, Сергей не виноват в том, что сценарий меняется по сто раз на дню, но я невольно проецировала своё неудовольствие от последних изменений и на него тоже.

- Я хотел сказать, что сообщил тебе не обо всех изменениях сценария. Любовной линии у тебя больше не будет, потому что не с кем. Учителя химии в сериале не будет вообще. Но хочу предупредить тебя заранее, что с тебя хорошая песня, потому что по сценарию ты у нас начнёшь заниматься музыкой. Станешь новой школьной «звездой», - легко улыбнулся режиссёр.

Я оторопела. То есть, моя роль в сериале не уменьшается, а увеличивается? Более того, увеличивается так, что мне, как реальному человеку и музыканту, формат моей роли будет только на пользу? Ничего не понимаю. Получается, за мою выходку в «спортзале» меня ещё и наградили?

Стараясь скрыть некоторое волнение от только что поступившей информации, я задала основной интересующий меня вопрос как можно более равнодушно:

- А почему убрали любовную линию? Почему учителя химии в сериале не будет вообще? – убрав скрещение рук, я засунула их в карманы чёрных джинсов.

- Я не могу назвать конкретных причин, потому что конкретизированы они не были. А общая причина такова: Виталию некогда быть и продюсером, и актёром, он просто не успевает переключаться. У него слишком много контрактов и проектов, семейные дела, опять же. А он не привык делать что-либо вполсилы. Но это ведь здорово, верно? Я не мог не заметить, что вы не очень-то ладили. – Сергей сложил руки на груди и наклонил голову вбок. Его большие, немного навыкате, глаза вопросительно посмотрели на меня из-за стекол очков.

Я испытала двоякие ощущения: радость оттого, что моя роль стала такой полезной и близкой моим целям, и опустошение оттого, что я лишилась возможности «не очень-то ладить» с этим напыщенным индюком на съёмочной площадке и дальше.

- Конечно, здорово! Лучше и быть не могло, - почти искренне улыбнулась я и приподняла плечи. – Спасибо! Я могу идти домой?

- Да, конечно, иди. Но песню-то всё-таки принеси как можно скорее, - подмигнул мне Сергей, и, развернувшись, удалился восвояси.

 

Глава 9.

Кое-что

 

Остаток дня и вечер длились очень долго - наверное, виной тому было моё дурацкое неопределённое настроение или то, что это был первый мой абсолютно одинокий вечер за долгое время - в последние несколько недель почти каждый вечер я заваливалась домой очень поздно – частые репетиции перед вчерашним концертом, встречи с друзьями, собственно, сам вчерашний концерт не давали мне опомниться и сосредоточиться на себе, и просто спокойно выпить чашку любимого чая с печенькой. Вернувшись домой со съёмок и не застав там никого, кроме нашего наглого рыжего кота, я решила просто выпить чаю и полазить в интернете – мне было необходимо разгрузить голову и отвлечься. Но, разумеется, первым делом я покормила котейку и переоделась в свои серые домашние штаны.

Налив себе горячего молочного улуна, я с ногами залезла на кровать и открыла ноутбук. Надо врубить какую-нибудь музычку и проверить страничку «вконтакте». Я зашла в свой профиль, открыла свои аудиозаписи, среди которых последними были добавлены обожаемые мной «Apocalyphtica» и «Muse». И только я хотела включить на полную громкость любимую «Not strong enough», как пальцы мои, будто сами по себе, начали набирать в строке поиска название совсем другой песни. О, она есть даже в исполнении «Бумбокс»! Эту версию и послушаем. Пальцы нетерпеливо нажали кнопку проигрывателя. Заиграла бодрая музыка с мощными ударными.

 

Серый рассвет, серый проспект…

Ночью прошла гроза.

Мокрый асфальт,

И город продрог со сна.

В серой толпе, сама по себе,

Полуприкрыв глаза,

Снова в метро идёт она.

Тесный перрон, синий вагон,

Жёлтый подземный свет.

Чёрный тоннель,

Поезд летит во тьму.

В сумке на дне сложен вдвойне

Смятый заветный билет,

Завтра она идёт на концерт к нему.

 

Ниточка дней всё не кончается…

Мы бусы на ней, мы бьёмся как рыбы в стекло…

Встретиться с ней не получается –

Звёзды не ездят в метро.

 

Ночь, тишина, лопнет струна,

Как натянутый нерв.

Он дома один, он которую ночь без сна,

Он всех послал, он так устал

От этих накрашенных стерв.

Он знает, что где-то в метро – она.

 

Ниточка дней всё не кончается…

Мы бусы на ней, мы бьёмся как рыбы в стекло….

Встретиться с ней не получается –

Звёзды не ездят в метро.

Звезды не ездят в метро!

 

В конце второго куплета я поперхнулась чаем, и он потёк через нос – вот зрелище, видел бы кто! Клёво, что я ещё не настолько известна, чтобы за мной следили папарацци, а то кучу денег на такой фотке бы заработали. Хотя, пусть зарабатывают, мне не жалко. Папарацци, вы где? Эх.

Ну так вот, поперхнулась я не просто так, а потому, что внезапно увидела во вчерашнем предложении генерального подвезти меня до дома кое-какой подтекст. Глупо, да? Наверное, такая мысль могла прийти в голову только наивному подростку, и, хотя я таковым уже не являлась, всё равно мне казалось, что этот подтекст был. А если уж совсем начистоту, то мне просто нравилось так думать…

Ну, раз уж на то пошло, и я решила побездельничать весь вечер, то можно почерпнуть немного интересующей меня информации из всемирной паутины. Я вбила пару слов в поисковике, и тут же выскочили адреса информационных ресурсов по моему запросу. О, он даже в Википедии есть! Я кликнула по ссылке на свободную энциклопедию.

Значит, ему почти тридцать семь… Боже, когда он заканчивал школу, я ещё слюни пускала и кормилась грудным молоком. Честно говоря, я думала, что он моложе. По крайней мере, выглядит он лет на пять младше, чем есть на самом деле.

«Окончил Московскую государственную академию физической культуры по специальности «спортивный менеджмент». В настоящее время ведёт элективный курс «Теория и практика спортивного менеджмента» для третьекурсников в той же академии, продюсирует отечественное кино и занимается продвижением спортивных брендов».

Я, пребывая в состоянии лёгкого шока, медленно отвела от губ кружку с чаем, осторожно поставила её на прикроватную тумбу и выпрямилась. Вот это дела!

Он учился в той же академии, где учусь я. Точнее, училась. Мало того, он там ещё и преподаёт! Вот это новости. «Женат», – ну, это мы уже в курсе, - «детей нет». Кстати, что там у нас с женой?

Я кликнула ещё на одну ссылку, которая находилась рядом со словом «женат». От нетерпения у меня засосало под ложечкой. Наконец, страничка подгрузилась.

«Лариса Зинурова, тридцать два года. Актриса театра на Малой Бронной, дочь известного в столичных кругах бизнесмена». Подгрузилось фото. С экрана монитора на меня смотрела красивая брюнетка с темными, почти чёрными глазами и ослепительно белой кожей. Стройная, выглядящая моложе своего возраста, с ухоженным круглым личиком, эта женщина не производила впечатление домоседки и примерной хозяйки. Макияж её был ярким, но стильным, очень ей подходящим. «Три года в браке». Только три года? А я-то, наслушавшись Лерку, напридумывала себе, что наш продюсер женат уже сто лет на какой-нибудь старухе, и у него семеро по лавкам дома сидят и кушать просят.

«Вступлению в брак с известным продюсером предшествовали семь лет отношений, которые, в конце концов, увенчались штампом в паспорте». Ну, тогда ясно. Считай, почти десять лет с одной женщиной – серьёзный срок. Серьёзные отношения, серьёзная работа, такой разносторонний человек – прямо Фигаро тут, Фигаро там. И когда он всё успевает?

Если честно, я его даже как-то зауважала. Нет, не так. Я им залюбовалась. Нет, не внешностью, а его деятельностью. Не знаю, почему, но мне стало очень приятно оттого, что он так тесно связан и заинтересован тем, что близко мне – и спортом, и искусством. А ещё было приятно, что при всём при этом он оценил мою музыку. Интересно, в курсе ли он, что у нас одна и та же «Alma mater»? Точнее, ему это, конечно, альма матер, а вот мне уже как-то и не очень…я ведь бессовестно забила на свою учёбу. Наверное, в новом семестре мне всё-таки стоит вернуться в ряды студентов. А о том, как мне удастся совмещать музыку, игру в сериале и учёбу, как говорила Скарлетт О’Харра, - я подумаю завтра.

И тут я вдруг вспомнила, что не курила с тех самых пор, как запорола сцену с «боем», и сама себе удивилась. Неужели я была настолько растеряна, что даже забыла о любимой вредной привычке? И, стоило мне о ней вспомнить, как курить захотелось с утроенной силой. Пришлось отставить ноутбук на кровать и встать за сигаретами.

Стоя на холодном балконе, я выдыхала серый дым из лёгких и чувствовала себя очень неуютно, как в самом начале своего курения, когда боялась, что родители застукают и настучат мне по голове. Но сейчас я чувствовала себя неуютно совсем не от сигареты, а отчего конкретно – точно понять не могла. Но мне казалось, что я делаю что-то плохое, что-то очень, очень нехорошее. И я почувствовала, что застукала сама себя кое на чём, за что мне может быть очень стыдно даже перед самой собой.

 

Глава 10.

Сама по себе

 

Утро моё не то, чтобы не задалось, но началось как-то сумбурно. Я проспала, не успела сварить себе кофе, а без кофе я с утра – дикий тормоз. Покурить времени тоже не было, и я, впопыхах собравшись, натянув на себя первую попавшуюся майку, накинула сверху вязаный жилет с капюшоном, отделанным мехом, запрыгнула в чёрные джинсы, и, собирая по пути сумку, шапку и куртку, выскочила из квартиры.

Когда я добралась, наконец, на площадку (к слову, я даже не опоздала), то первым делом решила заскочить к Сергею за своим новым сценарием. Ещё не отдышавшись от утренней «пробежки» от метро до школы, я постучала в дверь режиссёрской. Приоткрыв дверь, я заглянула внутрь. Сергей сосредоточенно что-то писал в своём блокноте и буркнул: «Входите», даже не взглянув на меня.

- Доброе утро, - поздоровалась я, входя в комнату. Остановившись здесь же, на входе, я замялась.

- О, Елена, доброе утро, - поднял на меня глаза режиссёр, - чего стоишь, как неродная, заходи. Ты, наверное, за сценарием?

- Ага, - отозвалась я, - сегодня много сцен у меня?

- А вот этого я сказать не могу, потому что твоего сценария в его окончательном варианте у меня сейчас на руках нет, сегодня ночью мне прислали общую линию сюжета, вот-вот должны привезти подробный сценарий. Наши сценаристы уже, наверное, прокляли тот день, когда согласились работать над этим проектом, - усмехнулся он. – В последнюю неделю работают по ночам и в авральном режиме. – Он покачал головой. – Твою героиню они, наверное, уже тоже недолюбливают, - со смешком добавил он. Мне было смешно и досадно одновременно, но досаду свою я старалась не афишировать. – Поэтому иди-ка ты гримируйся, переодевайся, а через полчаса зайди ко мне ещё разок за сценарием.

- Окей, - вздохнула я, - слушаюсь и повинуюсь, - усмехнувшись, я развернулась и вышла из режиссёрской. Закрыв за собой дверь, я развернулась в сторону гримёрной и взглядом уткнулась в грудь нашего продюсера. От неожиданности я отшатнулась от него чуть назад и подняла глаза, чтобы видеть его лицо. Расстояние между нами было по-прежнему излишне близким, и я, поймав себя на небольшом волнении, сделала шаг назад.

- Чего шарахаешься? – глядя на меня своим серьёзным синим взглядом, поинтересовался он.

- И Вам доброе утро, - мне стало неловко. Мне. Стало. Неловко. Вы можете в это поверить? Лично я – не сразу поверила, но странное чувство где-то в районе солнечного сплетения убеждало меня в этом лучше любых слов. – И ничего я не шарахаюсь. Это Вы тут материализовались у меня на пути.

- Кажется, вчера мы были на «ты»? – всё так же серьёзно глядел на меня он. Его голос был почти металлическим, но начальницким его назвать было нельзя. Он достал левую руку из кармана тёмно-синих брюк, и переложил в неё из правой кожаную сумку-папку.

- Кажется, вчера мы были ещё и коллегами по съёмочной площадке, - парировала я, - а сегодня Вы – просто мой начальник, а я – Ваша подчинённая. – Не знаю, насколько заметна была досада в моём голосе.

- Как знаешь, - приподнял один уголок губ он, едва заметно усмехнувшись. – Не обижайся только. Обещаю, больше сценарий я переделывать не буду.

«Это-то меня и беспокоит», - подумалось мне. Но вслух я ответила:

- Да мне по барабану, если честно. Что хотите, то и делайте. Вы тут босс, - пожалуй, слишком резко отозвалась я и покачнулась с пятки на носок, уводя взгляд в сторону.

И тут он сделал шаг и оказался угрожающе близко ко мне. Я хотела было отступить назад, но ноги мои оцепенели и перестали слушаться. Я еле-еле заставила себя вернуть свой взгляд на его лицо, потому что он явно хотел, чтобы я это сделала, а сопротивляться его воле сейчас мне почему-то показалось не самой лучшей идеей.

- Ты понятия не имеешь, чего я хочу. И даже представить себе не можешь, что я могу. – Он понизил голос, отчего всё, что он сказал, казалось каким-то секретным. – Но запомни одно: начиная с завтрашнего дня, ты сама управляешь своей карьерой. – Он, будто сдерживая порыв какой-то сильной эмоции, жадно обвёл взглядом моё лицо. Я нервно сглотнула, сердце пропустило удар.

- Я что, уволена? – выдавила из себя я и не узнала свой голос – таким он был вкрадчивым, в тон его пониженному голосу.

Он удивлённо моргнул, как будто просыпаясь, будто выходя из какого-то транса, и отступил на шаг.

- Нет, что ты, с чего ты взяла? – видно было, что ему не по себе, что он пытается вернуть себе утерянное самообладание. – Просто с завтрашнего дня никаких изменений в твоей сюжетной линии не будет, поэтому только от тебя зависит, выжмешь ты из этой роли всё возможное для себя или нет. Только и всего, - добавил он. – А теперь, может быть, ты пропустишь меня? – он усмехнулся, и это меня тоже как будто «разбудило».

- Пожалуйста, - указала ладонью на дверь режиссёрской я, делая шаг в сторону. Ощутив нервную влажность своих ладоней, я быстрым шагом пошла в сторону гримёрки.

«С завтрашнего дня ты сама управляешь своей карьерой…», - вертелось у меня в голове всё то время, что я читала свой сценарий и ожидала, когда меня позовут на площадку.

Как будто до этого он ею управлял! Все продюсеры такие зазнайки или только некоторые? Меня возмутило и, честно говоря, даже немного напугало то, с каким нажимом он произнёс эту фразу. Тоже мне, вершитель людских судеб.

Я сидела в кресле, болтая ногой и дочитывая сценарий. Честно говоря, не ожидала, что сегодня будет так мало сцен с моим участием. Да и завтра. Да и послезавтра. И вообще в ближайшую неделю у меня съёмок как кот наплакал. В основном общешкольные, массовочные сцены, несколько сцен с тем, как я впервые беру в руки гитару в школьном кабинете музыки, как моя героиня понимает, что очень хотела бы научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, как подумывает о том, чтобы сократить свои спортивные тренировки для того, чтобы выкроить время для музыкальных занятий. Надо же, как с меня писали. Только без школьных уроков музыки. Гитару я впервые взяла в руки в шестнадцать, первые аккорды показал старший брат, и к восемнадцати годам я играла уже вполне сносно, начала подбирать собственные мелодии и даже набрасывать к ним первые стихи. Уж чего-чего, а целеустремлённости и усидчивости в интересующем меня деле мне не занимать.

Ну, что ж, если у меня такой неплотный предвидится график, будет больше времени для репетиций на базе, для подготовки к новой студийной записи. Антон будет безмерно счастлив. А то я уже частенько слышу в его голосе нотки недовольства в связи с тем, что моя голова забита всем подряд. В общем, найти, чем занять освободившееся время мне – раз плюнуть. Кроме того, через десять дней Новый год, нужно успеть написать заявление на восстановление на учёбу… Да и придумать где и с кем я буду отмечать этот праздник. Из водоворота мыслей на свет божий меня извлекла Лерка, которая увалилась на диванчик, стоящий как раз рядом с креслом, в котором я расположилась.

- Привет, Ленок, - улыбнулась она. – Ты чего такая пригруженная?

- Привет, - потянулась в кресле я, - да ну, нормальная. Чего сразу пригруженная? Просто не выспалась, кофе не выпила, надела что попало, не курила с утра…ну да, в общем, пригруженная, - со смешком согласилась я. – А ты чего так рано приехала? У тебя сегодня много съёмок?

- Да не особо, но дома не хочу торчать, с парнем поругались, вот я и сбежала с утра пораньше, - поджала пухлые губы она, - эти мужики достали уже. Каждый считает, что имеет право переделывать меня под себя. – Она недовольно сложила руки на груди, вытянула перед собой длинные стройные ноги в голубых джинсах и посмотрела на свои кеды.

Я кивнула. Я была согласна с ней на все сто процентов – любой товарищ-ухажёр, который попадался на моём пути, всё время стремился меня перевоспитать, переучить, переделать. Первые три-четыре недели всё было прекрасно, но потом начиналась какая-то жесть: не кури, не ругайся, с друзьями не гуляй, на репетицию забей, и вообще, где чулки и туфли на шпильке? Просто мрак какой-то.

- Это да, – пробубнила я. – Так может, вечером тоже домой не пойдём? Поехали, потусим где-нибудь? – не знаю почему, но на меня нахлынул какой-то нездоровый тусовочный энтузиазм. Я уже практически забыла про то, как собиралась позвонить Антону и назначить на сегодня репетицию.

- А поехали! – оживлённо поддержала меня Лерка.

И мы договорились, что встретимся в семь вечера у турникетов на станции метро «Маяковская».

 

Глава 11.

Сама не своя

 

Весь день я была сосредоточена на съёмках, продюсера после той нашей встречи у режиссёрской я больше не видела, что играло мне только на руку – меня ничто не отвлекало, и я почти забыла о нашем странном утреннем разговоре.

Сразу после полудня после очередной отснятой сцены я решила всё-таки выпить кофе и выкурить первую за день сигарету, для чего, накинув куртку, направилась к кофейному автомату, который приготовил мне стаканчик ароматного напитка, и, вместе с ним направилась на школьное крыльцо.

Выйдя на крыльцо, я поставила стаканчик с кофе на перила лестницы и достала сигарету из пачки. Подожгла кончик сигареты и сделала первую затяжку. Глотнув кофе вслед за ней, я почувствовала, как окончательно просыпается моё тело. Смогу ли я когда-нибудь бросить курить? Не уверена. Какая же тогда из меня спортсменка, спросите Вы. А вот не знаю даже, что на это ответить. Вот такие вот противоречивости уживаются во мне каким-то неведомым мне способом.

Я уже почти докурила, когда увидела въезжающий в школьный двор знакомый чёрный внедорожник. Машина припарковалась недалеко от крыльца, и я уже могла смутно видеть водителя за её рулём – это была женщина.

Водительская дверь открылась, и я узнала эту женщину в мгновение ока. Это же та самая актриса, жена нашего многоуважаемого продюсера. Эта женщина была чуть ниже меня ростом, несмотря на элегантные чёрные сапожки на высоком каблуке. Красиво уложенные набок чёрные волосы струились по плечу, а накинутый поверх прямого платья длиной до колен цвета марсала черный меховой жилет лишь подчёркивал её приятное чувство стиля. Я не ценитель таких гардеробов, но выглядела она здорово. Я невольно укуталась в куртку потеплее. Да и ноги в кедах немного замёрзли – на улице декабрь, а я в утренней спешке надела осеннюю обувь. Мне показалось, что женщина заметила меня и направилась в мою сторону. Я поспешно затушила свой окурок, выбросила его в урну и отвернулась, собираясь как можно скорее ретироваться, но не успела, услышав за спиной:

- Девушка, зажигалку не одолжите? – звонкий, звучный женский голос заставил меня обернуться.

Наши взгляды встретились, я достала зажигалку из кармана куртки. Протянула ей.

- Держите.

- Спасибо, Лена. – Моё сердце сделало в груди резкий кульбит. Откуда она знает моё имя? Видимо, моё замешательство было отражено на моём лице, поскольку следующий вопрос она задала уже с небольшой усмешкой в голосе: - Вы не знаете, Виталик скоро освободится? А то он трубку не берёт, а я тут мёрзнуть долго не хочу.

- Понятия не имею, - отозвалась я, засунув руки в карманы штанов, ожидая, пока она достанет из пачки и подожжёт тонкую сигарету. Спрашивать или нет, откуда она знает, как меня зовут? – Я его в последний раз утром у режиссёра видела.

- Хм, - промычала она, сосредоточенно глядя на кончик зажатой в губах сигареты, поджигая его, оберегая колыхавшееся пламя зажжённой зажигалки одной ладонью от ветра. – А я думала, вы больше времени проводите вместе. – Она сделала затяжку, прищурила глаза и протянула мне мою зажигалку.

Я, если честно, немного обалдела от такой фамильярности.

- А Вы, простите, кто? – спросила её я, конечно же, лукавя. Естественно, я знала, кто она. Но ведь ей об этом знать не обязательно. – И не припомню, чтобы я давала кому-нибудь повод так думать, – отчеканила я.

- Прощаю, я его супруга. – С усмешкой отозвалась она, выдыхая из красиво очерченного рта сигаретный дым, – Вы, предположим, и не давали...– Она выглядела уверенной в себе, но какая-то едва уловимая нервозность скользила в её голосе и движениях. Тёмные, почти чёрные глаза, опушенные густыми ресницами, смотрели на меня испытующе.

Её поведение напрягало меня, а её требовательный взгляд и поза, в которой она курила, стоя передо мной: отставленная в сторону нога, сложенные на груди руки, - и вовсе начинали меня раздражать. Странная баба какая-то. Всего за какую-то минуту нашего несуразного общения мне весь этот цирк надоел, и я бросила:

- Всего хорошего, - и быстрым шагом скрылась в помещении школы.

Поднявшись на второй этаж, в костюмерную, я оставила там свою куртку и вышла в коридор. Случайно бросив взгляд в окно, на школьный двор, я увидела, как Виталий открывает переднюю пассажирскую дверь всё того же черного внедорожника, помогая жене сесть в авто, а сам, обойдя машину, садится в кресло водителя. Машина тронулась с места, и я, почувствовав неприятное жевание в районе пупка, проводила её взглядом. Странная парочка, но друг друга они стоят. Он – самоуверенный тип с барскими замашками и она – пассивно-агрессивная неврастеничка себе на уме.

 

***

Успев переодеться и привести себя в порядок после съёмок, в семь вечера я уже дожидалась Лерку на станции «Маяковская». Под вечер поднялся ветер, и погода стала какой-то совсем промозглой. Завидев Лерку на горизонте, я зашагала ей навстречу. Встретившись, мы решили двинуться в бар «TimeOut» и уже через двадцать минут были у его входа.

 

Оказавшись, наконец, внутри, мы выбрали столик в дальнем углу зала, бар был почти пуст, сегодня был только четверг, да и время было ещё детское. Заказав вишнёвый кальян, пару бокалов темного пива и пару бургеров, мы удобно устроились на диванчиках друг напротив друга.

- Какие планы на Новый год? – поинтересовалась Лерка, откинувшись на спинку дивана и поправив слегка растрепавшиеся волнистые волосы.

- Да, если честно, пока никаких. Антон хочет договориться о моём выступлении на какой-то вечеринке, но, честно говоря, я не особо в восторге от этой идеи. – Ответила я равнодушно и пожала плечами. – А у тебя?

- У меня, как ни странно, тоже никаких. Но краем уха я слышала, что на студии планируется корпоративчик, - подмигнула мне она.

- Что, прямо в новогоднюю ночь? – удивлённо спросила я.

- Нет, конечно, - Лерка посмотрела на меня, как на сумасшедшую, - тридцатого числа, вроде как. Это ж вся съёмочная группа, наверное, будет, - мечтательно закатила глаза она.

- А чего это ты так воодушевилась? – усмехнулась я, почувствовав, что Лерка очень ждёт этой вечеринки.

- Да так, ничего, - протянула она. – Просто мне кажется, что будет очень интересненько. Виталик, наверное, с жёнушкой придёт. Давно хотела на неё посмотреть! – улыбнулась она.

- Ну так загугли, - усмехнулась я. А у самой сжался противный комок над желудком. – Баба как баба, – и тут же прикусила язык, поняв, что сболтнула лишнего.

- О, а ты откуда знаешь? – подняла брови Лера, - уже загуглила? – и на её лице заиграла заговорщическая улыбка.

- Да нет, - поспешно соврала я, и продолжила: - я с ней сегодня познакомилась на площадке, - я невольно состроила недовольную гримасу.

Лера заметно оживилась. Вот же сплетница, любит новости по всей деревне собирать.

- Ну даёшь, а чего молчишь?!

- А о чём тут говорить, подумаешь, новость, - лениво протянула я, стараясь никак не выказать всё своё неудовольствие от этого знакомства.

- Конечно, новость! О ней же половина наших мужиков на площадке судачат, всё ждут, когда она появится. – Лерка приподнялась на диванчике и сложила руки на столе.

- И ты, я вижу, с ними вместе ждёшь, - усмехнулась я.

- Ну а то, - она улыбнулась, - я же за тебя, дурочка, переживаю.

Её слова заставили меня тоже подтянуться к столу ей навстречу, я была очень ими удивлена.

- Ты о чём?

- Ой, как будто не видно, что ты на него запала. Только слепой не заметит, - покрутила локон волос в пальцах она.

- Че-его? – мои глаза расширились до размера пятирублёвых монет. – Это ещё что за новости? – Сердце гулко ударилось где-то внизу грудной клетки, ладони мои вспотели.

- Это для тебя это - новости. А для меня - уже устаревшая и несенсационная информация. - Лера пожала плечами и закинула ногу на ногу. – Ты с первого дня глаз с него не сводишь. Но, если я ошиблась, и это неправда, то, наверное, тебе неинтересно будет услышать информацию, которую я недавно узнала, - с хитринкой в глазах взглянула она на меня и выжидающе затихла.

- Ты права, мне неинтересно. – Ответила я и мысленно прокляла себя за лукавство, и одновременно поблагодарила за выдержку.

Лера недоверчиво пожала плечами. Принесли наш заказ.

Когда кальянщик раскурил наш кальян, мне первой представилась возможность его попробовать. Слегка прохладный дымок защекотал моё горло. И спокойствие пришло само собой. Я расслабилась, откинулась на спинку дивана и протянула шланг Лерке.

Я потянулась за бокалом, отпила и, пока моя собеседница наслаждалась кальяном, думала. Если действительно моя нездоровая симпатия к нашему продюсеру так заметна со стороны, наверное, это не укрылось и от его внимания? Ещё эта жена его странная, намекает непонятно на что, ведёт себя вызывающе. Хотя, чья бы корова мычала – я и сама-то не подарок. Но я не привыкла, что с первых мгновений общения на меня направляют хорошо ощутимую волну негатива. Я вдруг осознала характер той эмоции, которую излучала супруга нашего продюсера, когда говорила со мной сегодня. И это была плохо скрываемая ревность. Только сейчас ко мне пришло полное понимание разыгравшейся сегодня днём сцены на школьном крыльце. Я не привыкла, что ко мне кого-то ревнуют. Это странно и как-то не вяжется с моим видением мира – как-то комично я выгляжу в своих глазах в роли роковой женщины, к которой жёны ревнуют своих мужей. А какого чёрта? Почему, собственно, нет?

- Делись своей информацией, - выдохнула я, не глядя Лерке в глаза.

Та, победно ухмыльнувшись, вернула мне шланг кальяна, отпила из своего бокала и, сложив локти на столике, придвинулась ближе ко мне:

- Сегодня мне довелось услышать кусочек телефонного разговора нашего любимого продюсера с его супругой. – Лера замолчала, ожидая моей реакции. Конечно же, мне было интересно, что же такого она могла услышать.

- И? – надеюсь, мой вопрос не выглядел слишком нетерпеливым.

- Он разговаривал с ней с большим неудовольствием, это было слышно. Он сказал ей, что она, если хочет, может сама приехать на площадку, что он не собирается ей ничего доказывать, и что он вообще больше этим сериалом плотно заниматься не планирует. Он сказал, что отдал Сергею сценарий, и теперь на площадке появляться не собирается вплоть до завершения съёмок сезона. – Закончив свой рассказ, Лера откинулась на спинку дивана.

Когда я услышала эту новость, меня пронзило противное чувство разочарования.

- То есть, больше он нам мозолить глаза не будет? – попыталась пошутить я, но моя улыбка, видимо, была неубедительной, потому что Лера спросила:

- Лен, между вами точно ничего нет?

- Точнее некуда, - уверила её я. И я не врала, ведь сложившиеся между нами отношения и отношениями-то можно было назвать с большой натяжкой. – Во-первых, он женат. Во-вторых, он старше меня почти вдвое, в-третьих – я не настолько гламурна, чтобы метить на миллионеров, и в-четвёртых, я не завожу романов на работе.

- Ага, и ни слова о том, что он тебе безразличен. – Усмехнулась Лерка.

- А он мне и не безразличен. Он меня бесит. Иногда привлекает, но чаще, всё-таки, бесит. Он - самодовольный, самоуверенный и изворотливый хам. – Сказала я чистую правду. Правда, не всю. Я умолчала о нашей с ним встрече на моём концерте и о том, что в последнее время меня дико тянет к нему и отталкивает одновременно, что мне хочется довести его до ручки и вскружить ему голову, что мне хочется, чтобы он захотел меня так, чтобы ему крышу снесло. И все эти пронесшиеся в моей голове мысли не на шутку напугали меня. Но, как я и перечисляла в своих «во-первых», «во-вторых», «в-третьих» и «в-четвёртых» – эти мои желания вряд ли воплотятся в жизнь. С глаз долой – из сердца вон, как говорится.

- Впрочем, как и ты, - звонко засмеялась она в ответ.

- Э-эй! – с напускным возмущением засмеялась и я, и, оторвав кусочек салата, упакованного в моём бургере, бросила в Лерку этим «обрывком».

Наше веселье прервал звонок моего мобильника. Звонил Антон. Я вышла из-за столика, отошла к окну, взяла трубку и, поговорив с ним пару минут, получила самую волнительную новость этого дня, которой, едва положив трубку и вернувшись к нашему столику, тут же поделилась с Леркой:

- Антон звонил. Меня приглашают выступить в клубе «ROXY» в Праге через неделю на разогреве у Green Day, – оторопело промямлила я, ещё не отойдя от шока. Я не могла поверить, что это происходит со мной. Мой первый заграничный концерт! Пускай и не сольник, но выступить на разогреве у Green Day – это же обалдеть как мощно! Помимо меня будут выступать ещё две группы, но мне было всё равно. У Леры отвисла челюсть.

- Да ну, ты гонишь, - обалдело протянула она.

- Я то же самое сказала Антону, когда он мне сообщил, - засмеялась я. – Но, блин, это действительно так! Он сказал, что ему пришло официальное приглашение с бронью авиабилетов на самолёт для нас обоих. Самолёт в следующий четверг, мне нужно успеть оформить визу и очень, очень много репетировать. Подготовить качественный кавер на какую-нибудь англоязычную песню, и, конечно, до дыр зарепетировать несколько своих. Поверить не могу, - обессилев от эмоций, переполнявших меня, я плюхнулась на диванчик.

- Ленка, это супер! Я тебе прям завидую, - присвистнула Лерка, - по-белому, конечно. – Добавила она с улыбкой.

Посидев ещё пару часов в баре и бурно обсудив все прелести моего грядущего дебюта на зарубежной сцене, мы разъехались по домам. Как здорово, что у меня так мало съёмок всю эту неделю, ведь теперь мне совершенно не до них. Сколько беготни и работы мне предстоит…

Стоит ли говорить, что после такого насыщенного дня я спала, как убитая?

 

Глава 12.

Криптонит

 

Неделя мне предстояла просто сумасшедшая. Подготовку я начала с экстренного сбора документов для визы и похода в визовый центр, где приняли все мои документы, а затем сняли отпечатки пальцев. Слава Богу, Сергей пошёл мне навстречу и поспособствовал тому, чтобы все необходимые рабочие справки мне были выданы в течение двух дней. Виза должна была быть готова через пять дней после подачи документов, аккурат в день вылета. Я, конечно, волновалась, что может случиться непредвиденное, и в визе мне откажут, но чутьё подсказывало, что всё будет хорошо. В перерывах между съёмками на студии я носилась по инстанциям, а вечерами пропадала на репетиционной базе.

Антон был беспощаден – он выжимал из меня все соки, и, когда я уже почти засыпала со стаканом кофе в руках на диване в комнате отдыха, он тормошил меня и тащил проветриться на свежий воздух. И, о Боги, мы записали плейбэки ударных и бас-гитары специально для этого выступления!

К концу этой недели силы мои были на исходе, зато на мысли времени практически не было. Виталий, как и обещал по телефону своей благоверной, на съёмках за эту неделю так ни разу не появился, а я из-за своей загруженности практически не ощущала того, что чего-то не хватает, но было немного жаль, что этот важный дяденька не в курсе моей маленькой победы, которая, правда, ещё пока не совсем мной реализована… но удача, как любит говорить мой отец, - тоже непростое ремесло.

Надо ли говорить, на каком энтузиазме я работала все эти дни? Я даже успела написать и отрепетировать новую песню! Антон написал к ней классную ударную партию, которую мы тоже на всякий случай записали плейбэком, хотя всё же запланировали сыграть её вживую, и в итоге накануне вылета мы были во всеоружии.

Когда о моей поездке узнали родители, я впервые увидела одобрение моих занятий музыкой в их глазах. Не то, чтобы они были категорически против раньше, но то, что из-за этого я приостановила учёбу в вузе, очень волновало и напрягало их. Я решила усилить эффект прекрасной новости о концерте новостью о том, что собираюсь вернуться в академию с нового семестра, начинающегося в конце января.

Когда настал день отъезда, я мандражировала с самого утра. Поездка в визовый центр увенчалась полученной мной красивенькой чешской шенгенской визой в загранпаспорте, что позволило моей нервозности немного отступить. Чемодан был собран, гитара зачехлена, заботливо приготовленный мамой обед был съеден, Антон заехал за мной на такси, и мы отправились в аэропорт.

 

***

Самолёт медленно снижался, и я могла видеть присыпанные снегом красные черепичные крыши чешской столицы.

Это был первый мой визит в зарубежную Европу, и он совпал с предновогодним снегопадом, который превращал и без того красивый город в сказочную, волшебную страну.

Мы сели в такси, покинули международный аэропорт, минули несколько километров трассы и въехали в район «Старе Место». Именно в нём находился клуб, в котором мне предстояло сегодня выступать через каких-то четыре часа, и именно в нём располагалась наша гостиница.

Пока мы ехали к гостинице, я несколько раз поймала себя на мысли, что этот город такой разный: в нём удивительным образом волшебно сочетались величественные готические постройки с классической и даже современной архитектурой. Ни по одной улочке ехать было не скучно, а падающие на землю пушистые хлопья снега создавали ощущение, что я попала в сказку: перед глазами мельтешили лавочки, пивнушки, высокие уличные фонари, широкие площади и узкие переулки, соборы и башенки, и, конечно, величественная Влтава, разделяющая город на две равных части, с переброшенными через неё многочисленными мостами.

Я завороженно следила за пейзажами из окон такси, и, когда мы подъехали к гостинице, даже расстроилась, что эта импровизированная «экскурсия» закончилась. Но ничего, завтра у меня будет ещё целый день, чтобы погулять по этому прекрасному городу и насладиться его атмосферой сполна.

Разместившись в гостиничном номере и быстро приняв душ, я уложила волосы, идеально выпрямив их утюжком, отчего моя белокурая чёлка практически утопала в ресницах и навязчиво лезла в глаза. Оттенив взгляд чёрным и серым карандашом и припудрив лицо, облачилась в новый крутой прикид, который приобрела специально для сегодняшнего дебюта: чёрные кожаные легинсы, белую длинную широкую рубашку навыпуск и укороченную чёрную курточку с металлическими заклёпками. Довершили мой образ многочисленные кожаные браслеты и тяжёлые кожаные ботинки.

Даже перед первым своим концертом в жизни я так не волновалась. Накинув на себя куртку, я решила, что неплохо бы покурить, и нащупала в кармане заветную пачку сигарет. Но внезапно я поняла, что не знаю, можно ли курить в отеле и где вообще можно курить в Чехии? Спустившись на стойку ресепшн, на английском я поинтересовалась, где могу покурить, и метрдотель ответил мне, что в моём номере на окне я могу найти пепельницу и выйти на балкон. Так я и поступила.

 

Я вышла на балкон, откуда открывался прекрасный вид на площадь. Отель был отличный, и я была очень рада, что клуб заранее позаботился и о моём перелёте, и о размещении. И это притом, что у меня нет никакого райдера, да что там, я ведь и на гастролях даже никогда не была. Я подожгла сигарету и затянулась.

Через час я должна быть в клубе на саунд-чеке, после чего смогу встретиться с легендарной группой-хедлайнером сегодняшнего вечера (во что я всё никак не могла поверить). Я буквально выросла на их песнях, это то качество музыки, на которое я всегда старалась равняться в своём творчестве, и мне было трудно поверить в то, что я сегодня смогу пожать руку самому Билли Джо Армстронгу!

Выступление моё должно начаться в девять часов вечера и продлиться двадцать минут. Вроде бы всего лишь двадцать минут, но казалось, что это так много! При подборе репертуара мы с Антоном остановились на двух моих стареньких, уже известных в России песнях, на новой песне, которая родилась у меня очень стихийно на следующий день после того, как я узнала об этой поездке, и на кавер-версии песни «Kryptonite» группы «3 Doors Down» – она отлично звучала в акустике, и я решила остановиться на ней и не перегружать её плейбэками.

Остановив взгляд на часах, висящих на башенке ближайшей мини-крепости, я невольно мыслями вернулась в Москву. Когда я сообщила Сергею о том, что еду выступать в Прагу, он принял эту новость с большим энтузиазмом и поздравил меня, как родную. Ещё бы, ведь то, что в его сериале теперь будет играть артист, который выступает на разогреве у таких групп, не может не сыграть на руку рейтингам проекта.

Интересно, поделился ли режиссёр этой новостью с продюсером? Ведь ему должно быть это интересно…или нет? Судя по тому, как он технично умыл руки, этот проект уже не представляет для него особого интереса. Наверное, так даже лучше. Пусть решает свои семейные дела и занимается тем, что у него так хорошо получается – продвигает кинопродукт в массы. Пусть каждый занимается своим делом, каждый развивается в своей стезе. У меня больше нет времени на все эти гляделки и препирания, у меня даже на тусовки теперь времени не будет. И отлично. Работа-работа до седьмого пота. Так тому и быть.

Перед моим отъездом Сергей сообщил мне о новогодней корпоративной вечеринке, которая будет проходить в одном из московских клубов тридцатого декабря, и на которую приглашены все участники проекта. Я прилетаю двадцать девятого, и мне от неё не отвертеться, хотя, честно говоря, идти на неё как-то не особо хочется.

Накинув на голову капюшон, подошла к краю балкона и посмотрела вниз – с высоты четвёртого этажа (а потолки в этом здании были ну о-очень высокие) было видно, как снег оставляет всё меньше серых пятен асфальта, закрывая землю белоснежным рыхлым покрывалом.

Докурив, я затушила остатки сигареты в пепельнице и вернулась вместе с ней в номер. Взглянула на часы. Пора.

 

***

За два часа до концерта в клубе уже туда-сюда шнырял народ – осветители, ди-джеи, звукари, административный персонал. Клуб был достаточно большим, и планировка у него была для концертов просто идеальная: просторная сцена, большая танцевальная площадка перед ней и второй уровень в виде протяжённого балкона, плавно перетекающего от левой стены к центральной и от центральной – к правой. Второй уровень по форме напоминал подкову. Там стояли столики и диванчики, где гости могли удобно расположиться за коктейлем и при этом видеть всё происходящее на сцене. На входе в клуб нас встретил молодой человек с папкой в руках и проводил нас с Антоном в гримёрку с табличкой, на которой были написаны наши имена. Мы расположили свои вещи на кожаном диванчике. Антон разместился на нём же. Я сняла зимнюю куртку, оставшись в своём концертном прикиде, и подошла к зеркалу поправить волосы.

- Ленок, - обратился ко мне Антон, сидящий на диване, - круто выглядишь!

- Спасибо, - обернувшись, я одарила своего напарника искренней улыбкой, - ты тоже ничего. – И снова отвернулась к зеркалу.

- Волнуешься? – он расслабленно вытянул ноги перед собой и оперся головой о стену.

- Есть немного, - не соврала я, всё ещё глядя в зеркало и укладывая непослушные пряди чёлки так, чтобы они не топорщились и не выбивались из общей массы волос. – Мне до сих пор не верится, что мы здесь.

- Мне тоже, - усмехнулся Антон. – Я не представляю даже, как они нас нашли. Я не подавал никаких заявок, я вообще не знал, что Green Day будут здесь выступать. Чудо, иначе никак не назвать.

Моя рука, приглаживающая чёлку, замерла.

- То есть как это не подавал? А почему ты мне раньше не сказал, что не имеешь к этому приглашению никакого отношения? – Я почувствовала, как в горле пересохло. – Откуда они тогда узнали обо мне? – Я повернулась к Антону и недоумевающе уставилась на него, застыв.

- Этого я не знаю, но знаю точно, что таким шансом нужно пользоваться. Я прозвонил в этот клуб по телефону, указанному в приглашении, связался с ними по электронной почте – и убедился, что никто ничего не перепутал, – Антон развёл руками.

- Но билеты были забронированы по всем моим и твоим данным – откуда они у них? – Я начинала нервничать. Всё это было крайне странно.

- Ой, да мало ли откуда? Любой владелец клуба, в котором ты выступала, располагает нашими данными – мы перед каждым концертом подписывали договор. Может быть, кто-то из них и порекомендовал тебя. – Антона почему-то вся эта ситуация никак не напрягала, а вот меня – ещё как. Теперь к моему предконцертному волнению прибавилось ещё и волнение по поводу того, как я вообще оказалась в этом сказочном городе. Ну, ничего, после концерта я всё-таки попытаюсь разузнать у администрации клуба все подробности этой таинственной истории.

Саунд-чек был завершён, всё оборудование было подключено и работало отлично. Акустика в этом зале была что надо, звук был шикарен, не в пример российским клубам, в которых я выступала. Даже просто стоя на этой сцене и настраивая гитару, я была уже счастлива. Я чувствовала такой прилив энергии, такой кураж, и всё волнение отступило, как только я поднялась на сцену для саунд-чека.

После проверки звука я спустилась со сцены, Антон всё ещё оставался на ней. В зале уже был чуть приглушен свет, да и коридор был уже освещён довольно слабо. Я решила попробовать найти администратора клуба уже сейчас, раз уж у меня ещё есть время перед выступлением.

Пройдя в конец коридора, я наткнулась на дверь с табличкой «Správa», под которой на английском было ещё одно слово: «Administration». Я постучала.

Дверь мне открыла бойкая девушка ростом на голову ниже меня, слегка полноватая и улыбчивая.

- О, Елена! Здравствуйте! – поприветствовала меня она на английском.

- Привет, - улыбнулась я в ответ. – Я хотела у Вас кое-что узнать, - мой английский был достаточно неплохим, но все-таки с непривычки я немного растягивала слова.

- Постойте, кажется, я знаю, о чём Вы, - она заулыбалась ещё ярче, вышла из комнаты и, взяв меня за руку, потащила куда-то из этого коридора в другой. Я, в удивлении от её напора, подчинилась и последовала за ней. И не пожалела об этом.

Уже через минуту я находилась в окружении музыкантов, о личной встрече с которыми ещё две недели назад не могла и мечтать! Билли Джо, хоть уже и не очень молодой, но всё ещё дико крутой и антуражный, обнял меня и чмокнул в щёку, сказав, что ему приятно со мной познакомиться, и что я крутая! Сначала я даже не знала, что на это ответить - впервые за многие годы я впала в ступор и так зависла - но потом уже вовсю смеялась над его попытками передразнить то, как я смущаюсь. И после этого только я, наконец, обрела дар речи, поблагодарила его за то, что они одобрили мою кандидатуру, и что я счастлива, что могу выступать на одной и той же сцене с такими потрясными музыкантами. Конечно же, за этим последовало самое крутое в моей жизни селфи. Это был мой день. Лучший день в моей музыкальной карьере с самого её начала!

И вот, этот волнительный момент настал - я поднималась на сцену ROXY. Антон шёл прямо за мной, поэтому я первой увидела забитый до отказа танцпол. На меня смотрели несколько сотен пар глаз, и это было потрясающе. Звучали приветственные аплодисменты, и это уже настраивало на зажигательный лад. В груди разлилось колючее тепло, и я почувствовала себя в своей стихии. Я надела гитару, подошла к микрофону, и, выдохнув, начала.

- Dobrý večer, Praha! Jdeme! (чеш. Добрый вечер, Прага! Поехали!) – прокричала я в микрофон, и аплодисменты стали громче, и я взяла первый аккорд.

Уже через несколько секунд я забыла, что я в чужой стране, в чужом городе, перед чужой публикой. Я забыла, что не я - главная звезда этого вечера, я просто растворилась в музыке и в невероятной энергетике этого зала. Мне даже казалось, что сердце моё подстроилось под ритм ударных и билось в унисон с ними.

Отыграв две своих песни, я подтянула к себе стоящий сбоку высокий стул, сменила электрогитару на полуакустическую и поудобнее устроилась на стульчике. Положив гитару на бедро, я окинула взглядом лица в зале, и пальцы начали перебирать струны. Потом перешла к бою и запела на английском знакомую многим песню.

 

I watched the world float to the dark side of the moon

After all I knew it had to be something to do with you

I really don’t mind what happens now and then

As long as you’ll be my friend at the end...

 

Я пела и откровенно разглядывала подпевающие мне лица на танцполе. Не задерживаясь долго ни на одном из них, я заскользила взглядом по второму уровню клуба, и в один момент моё сердце подпрыгнуло, как ошпаренное. На долю секунды мне показалось, что я увидела в бесконечной череде лиц знакомое лицо, и ладони мои мгновенно вспотели. Как ни в чем ни бывало, я продолжила исполнять свой кавер, но одновременно судорожно выискивала глазами того человека, который показался мне очень похожим на кое-кого, кого быть в этом зале просто не могло. Сколько я ни пыталась, зацепиться взглядом за него мне так и не удалось.

 

If I go crazy then will you still call me superman?

If i’m alive and well,

Will you be there holding my hand?

I’ll keep you by my side with my superhuman might...kryptonite.

 

Допев песню, я смирилась с мыслью о том, что, возможно, моя больная фантазия просто разыгралась от разбушевавшегося в моей крови адреналина. Пришло время первого концертного исполнения моей новой песни. Это было волнительно и одновременно дико заводило.

 

Я отставила стульчик подальше и снова надела электрогитару. Антон сел за ударную установку.

Я была полна решимости и задора - эта песня как нельзя лучше выражала все те эмоции, которые переполняли меня в этот момент, сам факт её написания – акт дерзости, который я позволила себе, пребывая в эйфории от грядущей поездки в Прагу, и мне не терпелось, чтобы она скорее увидела свет, а свет увидел, точнее, услышал её.

 

Для яркого огня нужна всего лишь искра,

(я оглядела зал и улыбнулась)

 

И между нами пламя разгорится быстро.

И нет пределов, мир сожжён дотла!

(я на секунду зажмурилась и резко открыла глаза)

 

Твои глаза глядят в меня бесстыдно,

Чего ты хочешь – сразу очевидно,

Тебя в свои я сети увлекла.

(внутри у меня разгорался настоящий огонь, вторящий постепенно

нарастающему ритму барабанов, который вот-вот готовился взорваться в припеве)

 

Давай без боя

Начнём с тобою

Или не будем начинать?

И с каждой строчкой

Дойдём до точки,

Или продолжим воевать?

Глаза-магниты,

И руки – путы,

Я в них растаяла давно.

И я считаю

Наши минуты

И падаю с тобой на дно.

Я закрыла глаза и играла, публика пританцовывала под быстрый ритм ударных, электро- и бас-гитаты, эта песня абсолютно точно попадала под настроение зала, и это только добавляло огня в моё исполнение. Открыв глаза, я снова заскользила взглядом по гостям, и у правой стены уже на нижнем уровне зала, уже гораздо ближе к сцене, в каких-то десяти метрах от меня я наткнулась на взгляд, от которого перехватило дыхание, и губы мгновенно пересохли. Понимая, что вот-вот начнётся второй куплет, и мне нужно настроиться, я облизнула пересохшие губы, и, не в силах оторвать взгляда от синих глаз и смуглого, слегка улыбающегося лица, продолжила:

 

Ну что ты смотришь, ты же знаешь, что нет смысла

Ни упираться, ни противиться огню,

Ведь я залезла в твои скомканные мысли

И никуда теперь отсюда не уйду!

Мы понимаем, что нарушены запреты,

И наши души так бессовестно раздеты…

 

Он был здесь и пристально смотрел на меня, сложив руки на груди и легонько кивая головой в такт музыке. Чтобы как-то сбросить наполнившее меня до краёв напряжение, я зажмурилась и начала припев:

 

Давай без боя

Начнём с тобою

Или не будем начинать?

И с каждой строчкой

Дойдём до точки,

Или продолжим воевать!

Глаза-магниты,

И руки – путы

Я в них растаяла давно

И я считаю

Наши минуты

И падаю с тобой на дно.

 

Я начала играть гитарное соло, и адреналин, зашкаливающий до самых высоких отметок в моей крови, заставил мои руки выразительно и очень технично запиливать гитарные риффы, я чувствовала, что моё выступление удалось на все сто, и чувствовала, что оказалась на самой большой высоте своих ожиданий от этого концерта. Вдохновение и будоражащий кровь, пьянящий вкус победы переполняли меня до краёв. И особое значение для меня имело то, что у моего триумфа был особый свидетель.

 

И я считаю

Наши минуты

И падаю с тобой…

 

Последний аккорд отзвучал, последний удар барабанов отгремел, и я, наслаждаясь бурными аплодисментами, прокричала:

- Díky, Praha! (чеш. Спасибо, Прага!) – и мы, вместе с подошедшим ко мне Антоном, обнявшим меня за плечо, поклонились и, забрав гитару, ушли за кулисы.

 

Как только я оказалась позади сцены, я почувствовала, как трясутся мои руки и колени, будто меня бьёт озноб.

Антон был тоже под впечатлением, и обнял меня крепко-крепко, стоило только нам оказаться за кулисами.

- Мы сделали это! – он отпустил меня и приготовил ладонь, призывая меня «дать пять», и я охотно подчинилась.

Эмоции били через край, и я чувствовала, что мне мало этих объятий, чтобы выплеснуть всё то напряжение, которое завязалось в моём солнечном сплетении, как только я встретилась в зале с таким знакомым и желанным взглядом. Мне нужно с этим разобраться. Я сказала Антону, что он может подождать меня в гримёрке, а сама направилась в зал.

Торопливо шагая по тёмным коридорам клуба, ведущим из закулисья в зал, я пыталась унять дрожь в ладонях и настроить на верный темп сбившееся дыхание.

Я вышла в зрительный зал, где уже на сцене размещалась новая группа для разогрева, и начала искать взглядом знакомую фигуру, но никак не могла найти. Я пробралась через толпу к тому месту, где видела его в последний раз, и, разумеется, никого там уже не нашла. В зале было несколько сотен человек, удивительно, как я вообще умудрилась его заметить целых два раза. Но со сцены это сделать было гораздо проще, чем находясь непосредственно внутри толпы. Пока я высматривала знакомое лицо, я успела и унять дрожь в руках, и настроить дыхание, только сердце всё равно колотилось как сумасшедшее. Ещё пару минут пропетляв между гостями, я разочарованно поплелась к выходу из зала. До выступления Green Day было ещё целых сорок минут, и я решила, что воспользуюсь этим временем, чтобы привести себя в порядок в гримёрке, выпить воды и отдохнуть. Вернувшись в тёмный коридор, я медленно шагала в направлении гримёрки. И вдруг в свете одиноко горящей полоски тусклых светодиодных лампочек я увидела высокую мужскую фигуру, прислонившуюся к стене и присматривающуюся ко мне в темноте коридора. Видимо, поняв, что это всё-таки я, мужчина отошёл от стены и повернулся ко мне, ожидая, пока я подойду ближе. В его руке я увидела очертания букета.

Мой желудок сжался, и я, оказавшись уже в паре метров от него, с трудом поборов дрожь в голосе, нарушила тишину:

- Почему ты здесь?

Виталий, протянув мне букет (я приняла его, хотя не видела, что за цветы были в букете, сейчас меня куда больше интересовало его лицо, ведь разглядеть каждую его чёрточку я не могла в силу очень плохой освещенности помещения, хотя очень хотелось), ответил низким негромким голосом:

- Я думал, ты поняла, что я не пропускаю твоих выступлений, - в его голосе чувствовалась улыбка, и я не удержалась, и легонько улыбнулась в ответ.

- Особенно те, которые сам и организуешь, - как я только увидела его в этом зале со сцены, меня поразила эта догадка, и мне не терпелось её проверить.

Его брови взметнулись вверх, что не укрылось от меня даже в темноте коридора, и он с хорошо ощутимой ноткой удивления в голосе спросил:

- Как ты это поняла?

- Интуиция, - усмехнулась я. – Спасибо тебе, - понизив голос, искренне поблагодарила его я. Ощутив это счастье быть на такой сцене, я испытала чувство огромной благодарности к тому, кто позволил мне насладиться таким незабываемым опытом. И неважно, по каким причинам он сделал это, сейчас мне было не до гордости и рисовщичества. Важно то, что я сейчас здесь. И он тоже. Я подошла к нему ближе, поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к его гладко выбритой щеке. Я постаралась вложить в этот жест благодарности всю свою симпатию, которую сейчас испытывала к этому человеку, даже несмотря на все те неурядицы, сопровождавшие наше общение до сих пор. Я хотела, чтобы он знал, что я оценила его помощь. В тусклом свете ламп я увидела, как сверкнули его глаза. Он застыл, пристально глядя на меня, и, только я хотела сделать шаг назад, мою поясницу обожгло прикосновение его теплых рук. Вся его внутренняя борьба проступала во взгляде, но его руки жили самостоятельной жизнью и уже прижимали меня к его телу бессовестно и безоглядно. Это было очень, очень нехорошо, но я всем своим существом понимала, что ещё секунда, и я потеряю самообладание. Все мои «во-первых, во-вторых, в-третьих и в-четвёртых» куда-то улетучились, и я, уронив букет на пол, ладонями притянула его лицо и нашла его губы своими губами, утонув в преступном, жарком, жадном поцелуе.

 

Глава 13.

Безоружная

 

Он крепко прижимал меня к себе, колени мои дрожали. Странная реакция, он ведь уже целовал меня на площадке, но в тот раз поцелуй был совсем другим. Его губы жадно терзали мои, и я чувствовала его, явно сдерживаемое, нетерпение. Его пальцы проникли под мою рубашку и впивались в кожу на пояснице, казалось, что он боится, что я растворюсь в воздухе, и он пытается этому помешать. Но я и не думала никуда испаряться, мои ладони покоились на его шее, а влажный и глубокий поцелуй кружил мне голову так, что я не могла пошевелиться, и, кажется, могла бы позволить его рукам и губам гораздо большее, чем этот страстный опрометчивый поцелуй. Я слышала, как дрожит его дыхание. И в темноте этого коридора мы были преступниками, которые идут ва-банк. В голове была абсолютная пустота, и я, из инициатора превратившись в ведомую, как тряпичная кукла, подчинялась любому движению его губ и рук. Когда его пальцы заскользили вверх по моей коже, по моему телу прошла волна дрожи, я еле удержалась на ногах от овладевшего мной желания. Я хотела его. Эта страшная мысль поразила меня в самое сердце. Он, видимо, почувствовал мою дрожь, и это его отрезвило: он вдруг отстранился и убрал руки, сделав резкий шаг назад. Он выглядел взъерошенным и потерянным, даже в тёмном коридоре была заметна эта перемена в нём – я впервые видела его таким. Хотя нет, не совсем впервые! Нечто подобное было в нём в тот день, когда он ликвидировал нашу любовную линию в сценарии, в тот момент, когда он был припечатан к матам моим телом и глазел на мой болтающийся на цепочке крестик. Сколько невольных открытий было сделано сегодня моим воспалённым от эмоций разумом, и я поняла, что, возможно, у его жены был реальный повод для ревности… Нет, сейчас-то он уже стопроцентно есть, но, судя по всему, он был и немного раньше…

- Извини, - он провел ладонью по лицу, будто пытаясь очнуться. Его голос был низким и тихим. – Я не знаю, что на меня нашло.

А я знала. Что могло на него найти, если он устроил мне крутейший концерт за тридевять земель и самолично приехал на него? Он тоже хотел меня. Только между нашими желаниями была огромная пропасть – мне было можно хотеть его, а ему меня - никак нельзя. Внезапная паника завладела мной в ту же секунду, как я осознала эту мысль – я вляпалась по самое «не могу». Он женат. Он женат, и у этого поцелуя не будет продолжения, и у нас нет шансов. Совсем. Тогда к чему всё происходящее, если оно всё равно никуда не может нас привести?

- Нет, это ты прости, это ведь я начала. Ну, почти. Я просто хотела тебя поблагодарить, - я замялась. Глупо всё это как-то прозвучало. Но ничего лучше я придумать сейчас не смогла. – Не надо нам было…мне нужно в гримёрку. Я пойду, - мой голос был сбивчивым, а вид – наверняка не менее потерянным и помятым, чем у него. Виталий молчал. Я просто развернулась и на ватных ногах зашагала в сторону гримёрки, совершенно забыв про лежащий на полу букет.

 

Войдя в гримёрку, Антона я там, к своему огромному облегчению, не обнаружила. Мне нужно было срочно сесть. Я села на диванчик, взяла со стола бутылку с водой и залпом выглушила полбутылки прохладной минералки. Чувствовала я себя неоднозначно: счастье, переполняющее меня до краёв, возбуждение, отдающееся покалыванием в кончиках пальцев, сосуществовали с ощущением безысходности. Этот мужчина заинтересован во мне, и, судя по всему, не первую неделю. А я-то, дура, гадала, как я попала в этот сериал, как мне посчастливилось попасть сюда, в этот клуб, на разогрев к крутой группе. Странно было ощущать себя той самой, которая пробилась куда-то, что называется, «через постель». Хотя, конечно, это я утрирую, но вряд ли он делал это из «отеческой» заботы. Не знаю, почему, но я не винила его за то, что он сделал всё это за спиной у жены… Мне было безумно приятно это его внимание, и я абсолютно чётко видела сегодня на его лице чувство вины. А это значит, что он не засранец, который пойдёт вразнос направо и налево, стоит только жене уйти за хлебом. Его вся эта ситуация тоже как будто застала врасплох. И зачем я только полезла к нему со своей благодарностью! Что мне теперь делать? Что-то подсказывало мне, что и он, и я этот поцелуй забыть вряд ли сможем.

Отдохнув на диване и так и не дождавшись Антона, я решила, что он, судя по всему, решил посмотреть выступления других групп в профессиональных интересах (он ведь мой менеджер, как-никак), и я тоже подумала о том, что пора бы вернуться в зрительный зал, совсем скоро наши хедлайнеры должны были вжарить рок, что есть сил. Открыв дверь гримёрки, я увидела лежащий прямо у моих ног букет, который забыла там, вдалеке, посреди коридора, сбегая с места преступления. Я почувствовала колючее тепло, разлившееся в груди. Присев, я подняла его и рассмотрела поближе эту охапку восхитительных пионов и гортензий, которые пахли свежестью и летом. Я почувствовала, как мои губы расплываются в улыбке, и ничего не смогла с собой поделать.

То ли из-за дикой усталости, которая навалилась на меня, стоило мне только встать с дивана в гримёрке, то ли из-за растерянности и пережитых волнений я плохо воспринимала всё то, что происходит в зале и на сцене, но свою любимую группу я всё-таки дослушала до конца. Антон действительно был в зале, мне не составило труда найти его, когда я там появилась – он стоял почти у самого входа.

Получив огромное удовольствие от этого вечера и собрав инструменты и все свои вещи, мы направились в гостиницу. Стоило мне зайти в номер и снять с себя верхнюю одежду, как я почувствовала, что вот-вот свалюсь с ног. Голова работать отказывалась, и я, наспех раздевшись и поставив цветы в вазу, увалилась на кровать, позволив сну завладеть моим сознанием и дать ему, наконец, заслуженный отдых.

 

Проснулась я за полчаса до полудня – и тут же отругала себя, взглянув на часы. Я ведь теряю драгоценное время, уже ночью, через каких-то шестнадцать часов мне улетать, а я тут дрыхну, не посмотрев этот прекрасный город! Я вылезла из кровати, нацепила тапки, и, попутно прокручивая в голове события вчерашнего вечера, поплелась в душ.

Пока тёплые и быстрые струи воды катились по моей спине, я вспоминала, как совсем недавно её гладили горячие сильные пальцы. От этого воспоминания у меня закружилась голова. Никогда меня ещё так не волновала такая, вроде бы, не самая откровенная близость другого человека, но сколько было в ней сдерживаемой страсти, сколько невысказанного желания… Может быть, я всё это сама себе надумала, но меня очень заводила мысль, что меня желает такой мужчина. То, как он не позволил мне отступить после невинного поцелуя в щёку, до сих пор будоражило моё сознание. Я сделала воду похолоднее, чтобы сбросить напряжение, скопившееся в моём теле, и прохладная вода почти мгновенно отрезвила меня.

Одевшись, я решила зайти в номер к Антону, чтобы спросить его, пойдёт ли он со мной смотреть город, но, стоило мне открыть свою собственную сверь, как я увидела падающую на пол записку. Из записки следовало, что Антон не стал дожидаться, пока я вдоволь надрыхнусь, и уехал в музыкальный магазин, чтобы заценить местные цены и ассортимент. Насколько я понимаю, экскурсионная программа его волновала мало, и я смирилась с тем, что сегодня я гуляю по Праге в гордом одиночестве. С другой стороны, я была рада, что смогу проникнуться магией этого города, не отвлекаясь ни на что постороннее.

Я вприпрыжку спустилась по гостиничной лестнице в холл, отдала метрдотелю ключ от номера, и уже была готова выскользнуть через стеклянную дверь на наверняка морозный предновогодний воздух, как откуда-то сбоку услышала насмешливое:

- Ну и долго же ты дрыхнешь, - я замерла, повернула голову и на секунду оторопела. Виталий сидел в кожаном кресле за журнальным столиком с газетой в руках. – Доброе утро. – Лёгкая улыбка смягчила строгие черты его лица, и он поднялся с кресла.

- Доброе, - я всё так же не двигалась и всё ещё удивлённо таращилась на него. Мне было немного неловко, но я старалась не подавать вида, нацепив на лицо обыденное выражение. Он вёл себя непринуждённо и свободно. Казалось, что его ничто не тревожило. Я даже на какое-то мгновение поймала себя на шальной мысли, что всё, произошедшее вчера вечером, мне приснилось. Оглядевшись по сторонам, я вернула взгляд на него, и спросила: - Что ты тут делаешь?

- Тебя дожидаюсь, горе-турист. – Он подошёл ко мне, сложил руки на груди и усмехнулся. – Ты город-то посмотреть хоть собираешься перед отъездом?

- Собираюсь, конечно. Вот, как раз делаю первые шаги в направлении этой цели, - в тон ему отозвалась я и тоже сложила руки на груди. Так мы и стояли, закрытые друг от друга скрещенными на груди руками, посреди гостиничного холла. Он пристально смотрел на меня с лёгкой полуулыбкой, и я, сдавшись, слегка улыбнулась в ответ. – Давно ты тут?

- Уже четыре часа. – В его голосе слышалось насмешливое осуждение. Я была так удивлена, что аж чуть приоткрыла рот. – Время обедать, а я ещё не завтракал. Поэтому первым пунктом в нашей экскурсионной программе будет всё-таки завтрако-обед. – Тоном, не терпящим возражений, заявил он, и потянулся к стоящей рядом вешалке за полупальто. Я немного оторопела от такой наглости и решительности (ага, а от вчерашних лапаний не оторопела?) и с трудом поборола желание растянуть губы в заигрывающей улыбке.

- То есть, ты моим гидом решил заделаться? – я усмехнулась и отставила ногу в сторону, наблюдая, как он надевает и застёгивает своё чёрное полупальто, поправляет воротник. Он всё так же не отводил от меня взгляда, и, закончив, сказал:

- Можешь называть, как хочешь, но сегодня тебе от меня никуда не деться. – От этой фразы у меня пересохло во рту. Я нервно сглотнула, не увидев на его лице ни тени насмешки.

 

***

Он вёл себя так непринуждённо, что неловкость моя быстро сошла на нет. Удивительно, что он смог так быстро переключиться – может быть, такие приключения, как вчерашнее, для него обычное дело?

Мы вышли из гостиницы, и он, легонько взяв меня за локоть, повернул в нужном направлении, после чего мы зашагали по узкой улочке в направлении широкой площади, кусочек которой я имела удовольствие созерцать, находясь на балконе своего гостиничного номера. На улице было ослепительно ярко из-за снега, плотным одеялом накрывшего землю, козырьки парадных и все выступающие элементы зданий. Деревьев на улицах было мало. На некоторых – и вовсе не было. Это было непривычно после моего-то спального района, в котором я живу в Москве.

Мы шли рядом, засунув руки в карманы. Я – в карманы куртки, он – в карманы пальто. Морозный воздух слегка обжигал ноздри, но совсем скоро организм адаптировался, и стало вполне комфортно. Под ногами чуть похрустывал снег. Я украдкой взглянула на лицо шагающего рядом Виталия – на его смуглой коже совсем не был виден морозный румянец, но глаза блестели, и на губах играла едва заметная улыбка. Я решила первой нарушить повисшую между нами тишину:

- Ты часто тут бываешь? – Подбородком елозя по намотанному поверх куртки шарфу, поинтересовалась я.

- В Праге – в четвертый или, может, пятый раз, – коротко взглянув на меня, отозвался он. – А вообще в Европе я бываю часто, даже слишком часто, - он усмехнулся. – Вот, например, сюда сейчас я приехал из Вены.

Точно! Как же я могла забыть, Сергей ведь предупреждал меня, что наш продюсер уезжает на неделю в Вену, а у меня с моим бешеным предконцертным графиком это совершенно вылетело из головы.

- Вау, - присвистнула я, - и чем ты там занимался? – я искоса взглянула на него из-под чёлки, придавленной шапкой ко лбу.

- Решал рабочие вопросы, вёл переговоры по заключению контракта со звукозаписывающей студией, - не глядя на меня, ответил Виталий.

- А здесь у тебя тоже какие-то дела? – осторожно поинтересовалась я. Мне было жутко интересно знать точную причину его присутствия в этом городе. Я слегка поежилась, не очень приятно было ощущать себя глупой школьницей, которая гадает на ромашке.

- Конечно. У меня нет времени путешествовать просто так, - он усмехнулся и, наконец, послал мне короткий взгляд.

Стало как-то грустно. Не знаю, что я хотела услышать, но точно знаю, что не это.

- Какие, если не секрет? – уже проклиная себя за этот наивняк, который я тут устроила, осведомилась я. Ничего не могу с собой поделать, но я должна чётко знать, что тут происходит, и поменялось ли что-либо в нашем с ним общении. Не зная, можно ли курить прямо посреди улицы (курящих людей по пути я ещё не видела, хотя по узкой улочке, ведущей к площади, мне встретилось уже прохожих двадцать, не меньше), я решила немного посублимировать и достала из кармана пачку жвачки. Быстро распечатав её, достала из нее ярко-красный брусочек, отправила в рот. Кисло-сладкая тянучка заставила меня на секунду скривиться.

- А сама как думаешь? – он снова взглянул на меня, но уже задержал свой взгляд до тех пор, пока я не начала говорить.

Если бы он знал, как бы я предпочла думать, то, наверняка, посмеялся бы надо мной. И, хотя у меня были смутные подозрения о том, что кроме моего концерта у него в Праге не было больше никаких дел, смелых предположений вслух делать я не стала.

- Ну что мы тут в угадайку играем? – насмешливо и немного резко отозвалась я, надув напоследок яркий пузырь жвачки.

- Тогда скажу так: у меня было тут всего одно дело, которое я вчера выполнил. - Он снова посмотрел на меня, и я поймала его взгляд, повернув к нему лицо и требовательно взглянув на него. Он быстро отвёл глаза и с ноткой горечи в голосе добавил: - Даже перевыполнил. Далее программа вольная. – Он снова метнул в меня взгляд, и его губы дрогнули в едва уловимой улыбке. Не могу сказать, что меня удовлетворил его ответ, но было в нём что-то такое, что заставило моё раздёрганное за последние сутки сердце на секунду сжаться в сладком предвкушении. – Ночью улетаешь ты, утром улетаю я, поэтому за сегодня нам нужно успеть выжать из этого города максимум красоты и впечатлений. И начнём мы отсюда. – В ту же секунду мы вышли с узкой улочки на очень длинную площадь, в центре которой стояла красивая новогодняя ёлка. Почти такая же ёлка сейчас стояла в Москве на Красной площади, только по размеру побольше этой, и украшена она была немного по-другому. Более по-российски, что ли. Не знаю, как это объяснить, но разница бросалась в глаза.

- Класс, - улыбнулась я, оглядев площадь, которая была вся заставлена рождественскими украшениями и блистала огоньками, которые днём, конечно, не так контрастировали с окружающей обстановкой. Выйдя к центру площади, мы остановились и совершили синхронный поворот вокруг себя, оглядывая все красоты этой странной по форме, вытянутой площади. Я сразу же отметила длинное, огромное, монументальное строение с венцом в виде стеклянного купола на возвышавшейся посередине строения башенке.

- Это Национальный музей, один из символов Праги, - заметив направление моего взгляда, сообщил мой «гид». - А то место, где мы сейчас находимся - центральная площадь Праги – Вацлавская площадь. – Начал он свою речь. – Она – одна из самых больших городских площадей в мире. Когда-то она была рынком, и, как было заведено во многих европейских средневековых городах, здесь же казнили людей через повешение на глазах у толпы, - деловито произнёс он, осматривая окружающие строения. – Тогда телевизора не было, и публичные казни были сродни реалити-шоу, на которые люди приезжали посмотреть специально даже из соседних деревень и городков. – Он горько усмехнулся.

Жутковато было слушать подобное – неужели люди действительно на это способны? Из школьного курса истории я, конечно, знала о таких вещах, но нахождение прямо в одном из мест, где были казнены тысячи людей, внушало неподдельную тревогу, ведь когда ты об этом читаешь – это всё кажется таким далёким, даже нереальным. А когда ты прикасаешься к этой истории своим взглядом, своими руками, ногами – невольно начинаешь осознавать, что это было на самом деле, что это не страшная сказка и не фантастика.

За это я и люблю путешествия – они помогают почувствовать полноту жизни, осознать то, что осознать издалека просто невозможно.

- Да уж, – процедила я. – Иногда люди бывают такими уродами, - поморщилась я и почти в тот же момент почувствовала дикий голод. Я ведь в последний раз ела в самолёте, а это было целый двадцать один час назад! После вчерашнего концерта мне кусок в горло не лез, а сегодня я непредусмотрительно проспала завтрак в отеле. – Это очень кощунственно прозвучит, если я скажу, что мне сейчас нет дела до архитектуры и истории, потому что мой желудок, кажется, начал переваривать сам себя? – Посмотрела на Виталия извиняющимся взглядом я, повернувшись к нему. Он засмеялся.

- Я думаю, что сейчас мы будем кощунствовать вместе, потому что я тоже голоден, как волк, - он подошёл ко мне ближе, достал руки из карманов и одной рукой слегка прикоснулся к моей талии, чтобы развернуть меня в нужную сторону, после чего другой рукой указал на красный трамвайчик, стоящий в ста-ста пятидесяти метрах от нас. – Мы пообедаем вот здесь. – Но руку с моей талии не убрал.

Я удивлённо повернула лицо к нему, отчего наши лица оказались на расстоянии всего каких-то тридцати сантиметров друг от друга.

– В трамвае? Серьёзно? Возьмём по шаурме и поедИм по пути до следующей достопримечательности? А я думала, ты только в ресторанах питаешься, за шикарными скатертями, - я усмехнулась, вспомнив нашу стычку по поводу его дорогущего платка, которым я давеча имела неосторожность накрыть свои джинсы, чтобы не запачкать их во время обеда, и вдруг почувствовала странную интимность этого момента: он слегка приобнимает меня, не позволяя себе лишнего, но ощущения от этого такие, будто мы - пара старшеклассников или студентов на первом свидании. Стало неловко и одновременно приятно от этого чувства, но на фоне все время маячила мысль: «не участвуй в этом, он – женатый человек, ничем хорошим это ни для тебя, ни для него не закончится», и всё время мешала почувствовать это удовольствие от нахождения здесь и в компании этого мужчины в полной мере. Но высвобождаться из этого невинного объятия не хотелось. Впрочем, мне и не пришлось. Он сам отступил на шаг и убрал руку с моей спины.

- Вот как ты обо мне думаешь, значит? – Смешливо отозвался он, снова засовывая руки в карманы пальто. – Может быть, я ещё и золотыми ложками ем и моюсь в ванне, наполненной «Боржоми»? - Он продолжал насмешливо смотреть на меня, - представь себе, я не вижу в шаурме ничего плохого, да и питаюсь я, как и все нормальные люди, не только в ресторанах, но и дома, и даже в твоём любимом «Вкуснолюбове», если захочется. – Он покачал головой, давая мне понять, что я его разочаровала своим предубеждением. Но заметно было, что разочарование его насмешливо-напускное.

 - Но трамвай этот всё-таки не рейсовый, - он бросил взгляд в его сторону, - это кафе. Пойдём, - жестом пригласил он меня, и мы направились к трамвайчику.

Я снова присмотрелась к этому трамваю – и правда, протяженных трамвайных путей вокруг него не было, и, раскаиваясь в своей невнимательности и грубоватой прямолинейности, ответила:

-Кафе в трамвае? – удивлённо протянула я, - прикольно, никогда ещё такого не видела, - я не смогла сдержать улыбки, - это такая местная фишка?

- Типа того, - в тон мне ответил Виталий, - хотя, на самом деле, у нас в России тоже такие есть, причём даже не в одном городе.

- Да ладно, - присвистнула я, - никогда не думала, что смогу узнать что-то новое о своей стране, находясь в другой.

Мы подошли к трамвайчику и по маленькой лестничке поднялись внутрь. Внутри вагончика было очень тепло и уютно, пахло свежей выпечкой, а у окон стояли столики и стульчики, а в глубине вагона, вдоль заднего окна, полукругом расположился красный кожаный диванчик со столиком и двумя стульями. Мы прошли к этому столику, Виталий галантно помог мне снять куртку, и, сняв заодно и своё пальто, повесил их на крючок у входа. Я села на диванчик, а мой «гид» - на стул. На столе уже лежало меню в виде большого картонного листа.

- И что из этого ты порекомендуешь? – простодушно осведомилась я, понимая, что сама я в чешской кухне полный профан, поэтому, раз уж этот товарищ решил сегодня быть моим гидом, то пускай будет и гастрономическим гидом в том числе.

Виталий взял меню, быстро пробежал его взглядом и, ответил:

- Смотря, что ты любишь. Здесь есть блюда из телятины, свинины, говядины, запеченные, жареные, на гриле.

- Телятина звучит аппетитно. – Заметила я. От одного только перечисления этих вкусных слов у меня ещё сильнее заурчало в животе.

- Тогда мы закажем тебе Svíčková na smetaně – это телячья вырезка под сметанным соусом с брусничным джемом, ломтиком лимона и взбитыми сливками, одно из традиционных чешских блюд, а я закажу себе Pečené vepřové koleno – запечённая с пивом свиная рулька по-чешски. И дам тебе попробовать и его. Если ты не пробовала «вепрево колено», считай, в Чехии ты не была, - заключил он, взглянув на меня поверх меню. – Глинтвейн? – его взгляд из-за меню стал вопросительным.

- Пожалуй, - согласилась я. Учитывая, что нам предстояла ещё достаточно длинная зимняя прогулка, горячее вино со специями и цитрусовыми нотками было как нельзя кстати. Кроме того, что может быть атмосфернее глинтвейна, когда за окном – заснеженные рождественские пейзажи чешской столицы?

Пока нам несли наш заказ, я разглядывала в окно гуляющих мимо трамвайчика людей, огоньки, то загорающиеся, то гаснущие на витринах магазинов и ресторанов, расположившихся вдоль площади. Симпатичная тротуарная плитка на площади уже была почти видна – счищающие снег работники сновали по площади с широкими лопатами туда-сюда. Перестав глазеть в окна, я повернула лицо к своему гиду и, как на острый кинжал, напоролась на его наблюдающий за мной взгляд. Было очень странно и непривычно сидеть с этим человеком за одним столом, как старые друзья, как будто мы - не познакомившиеся пару недель назад неудавшиеся коллеги, как будто мы не пытались довести друг друга до белого каления на съемочной площадке, как будто не нарушали вчера никаких моральных устоев…

- Почему ты решила уйти из спорта и занялась всем чем угодно, кроме него? – он задал этот вопрос с таким видом, будто ответ на него терзал его уже очень давно. Честно говоря, я удивилась этому вопросу. Я ему не рассказывала, что бросила учёбу, видимо, он навёл обо мне справки, и эта графа моей биографии ему по какой-то причине не понравилась, судя по тому, с каким, немного озабоченным, видом он ожидал ответа. И если бы он задал мне этот вопрос буквально неделю назад, я не знала бы наверняка, что на него ответить, потому что сама не до конца осознавала точную причину. А после вчерашнего концерта, после того упоительного чувства, овладевшего мной на сцене, я уже совершенно точно знала ответ.

- Потому что поняла, что спорт – это мой друг, а музыка – моя любовь. Искусство – моя любовь. Сама не ожидала, но так уж вышло. – Я сцепила лежащие на столе руки в замок и тут же разъединила их, подтягивая к себе, глядя Виталию прямо в глаза. Буквально в тот же момент он на секунду изменился в лице. Я готова поклясться, что видела в его глазах внезапно промелькнувший испуг. Чего он испугался? – И я не бросила спорт, а просто взяла паузу, и обязательно продолжу занятия, но уже без цели сделать это делом своей жизни. – Поспешила пояснить я. – Просто есть более подходящее мне дело. – Я попыталась улыбнуться, чтобы эта моя исповедь не выглядела слишком серьёзной.

- Да, я видел. Ты вчера была в своей стихии. – Мой гид уже не выглядел таким потерянным. Чёрт, кажется, мы начинаем вспоминать события вчерашнего вечера. У меня засосало под ложечкой. – И песня крутая. Я её раньше не слышал. – Теперь он сцепил в замок руки и выдвинул их на середину столика, слегка наклонившись. Я прочистила горло, во рту немного пересохло.

- Я её только неделю назад написала, - почему-то тихо, как будто по

секрету, ответила я.

Виталий многозначительно повёл бровями вверх-вниз и откинулся на спинку стула. Принесли наш заказ.

Телятина была великолепна. Нежнейшее мясо в сливках с брусничными нотками шикарно сочеталось с горячим пикантным вином. Наверное, скорость поедания мной своего блюда была не очень приличной, но сейчас мне было не до этикета. Меня даже не смущало то, что у моего жадного поглощения еды был свидетель, настолько я была голодна. Впрочем, Виталий тоже от меня не отставал, а блюдо у него было побольше моего – это была огромная свиная нога, даже не представляю, как он в одиночку с ней справится. А он, судя по всему, в одиночку этого делать и не собирался, потому как, когда я почти доела свою телятину, он отрезал кусочек от «вепрева колена», обмакнул в горчицу и протянул мне его на вилке, предлагая съесть. Это выглядело очень забавно, и я подчинилась. Даже не задумываясь о том, как это выглядит со стороны, я, вместо того, чтобы взять из его рук вилку и ножом переместить кусок на свою тарелку, просто потянулась к середине стола и откусила кусочек прямо с его вилки, и в тот же самый момент поняла, что это, наверное, выглядит как открытый флирт. И, чёрт возьми, я осознала, что так оно и есть. Виталия, кажется, моё поведение даже не удивило, хотя взгляд его был напряжённо-заинтересованным, он молча смотрел, как я, откусив, отклонилась назад и, жуя это восхитительное мясо с пивными нотками, сказала:

- Боже, это просто супер, - я говорила с набитым ртом, но выражение моих эмоций от этого интересного вкуса не терпело промедления. – Я никогда такого вкусного мяса не ела! Даже телятина моя не так крута, - заключила я, почти дожевав. Виталий улыбался одними глазами, пока смотрел на все это, но теперь и на губах его появилась сдержанная улыбка.

- А я что говорил, - победно заключил он. - Ты ешь, не стесняйся, - указал он глазами на свою тарелку, - или с моей вилки интереснее? – его глаза уже откровенно смеялись надо мной.

Меня это слегка смутило. Какой же он всё-таки… А правда, какой? Нахальный, самоуверенный, высокомерный? Да, да и да. Красивый, интересный, таинственный...умный, сильный, сексуальный… Шесть раз «да», не задумываясь. Несвободный. Чёрт. Да что со мной такое?!

- Я уже наелась, спасибо, - я поспешила опустить глаза, чтобы взять салфетку и вытереть губы и руки.

- А как же кофе с десертом? – поднял брови Виталий, как будто удивляясь перемене в моём настроении.

- Десерт оставим на потом, - деловито сообщила я, - нам ведь предстоит ещё экскурсия? Боюсь, если мы будем рассиживаться здесь так долго, то ничего не успеем.

- Ты права, - взглянув на наручные часы, заключил Виталий, - уже почти четыре часа. Нам пора выдвигаться. Он встал со стула и оставил меня в одиночестве за столом, направившись к барной стойке у входа.

Я тяжело вздохнула. Напряжение и недосказанность, висящие между нами весь этот день, да и все предыдущие дни, периодически разряжались короткими разговорами и прикосновениями, но я чувствовала, что мне этого мало. Меня напрягало непонимание того, что он думает о произошедшем вчера, какие у него вообще планы на меня, и зачем он связался с моей скромной персоной, что побуждает его делать меня своей протеже. А то, что я – его протеже, я догнала ещё вчера. И ещё вчера мне казалось, что он хочет меня, но уже сегодня в последние три часа мне перестало так казаться – он снова вёл себя непринуждённо, спокойно, хотя и более тепло, чем обычно, даже бережно. Он явно хотел доставить мне удовольствие этой прогулкой, но пока что я ощущала от этой прогулки только нарастающее внутри меня напряжение. Виталий вернулся со своим пальто и моей курткой.

- Ну что, готова? – спросил он, отложив своё пальто на стул и оставив в руках только мою куртку, предлагая мне встать.

- А как же счёт? – удивленно приподняла брови я.

- Я о нём уже позаботился, - небрежно отозвался он, - идём, а то ничего не успеем.

- Тогда скажи, сколько с меня, я заплачу. – Встала с диванчика я, становясь к нему спиной, позволяя ему помочь мне надеть куртку. Меня всегда напягало, когда за меня платят в ресторане, даже на свидании. Не знаю, почему, но, видимо, у меня европейский склад характера, я не люблю ощущение, что моё общение «покупают». Не все с этой моей позицией согласятся, я понимаю, но так уж я устроена.

- Прошу тебя, позволь мне просто сделать вид, что я этого не слышал, - надевая мне на плечи куртку, вполголоса ответил он, находясь так близко к моему уху, что мои волосы заколыхались от его горячего от глинтвейна дыхания. По спине пробежала колючая горячая мелкая дрожь, сосредоточившаяся в итоге в моём затылке. Он прижал свои ладони к моим плечам, как бы укладывая воротник, и я зажмурилась, пользуясь тем, что он не видит моего лица. Это сладкое, почти физически болезненное, ощущение в районе солнечного сплетения целых несколько секунд не позволяло мне ни шевелиться, ни говорить.

- Ладно, - наконец произнесла я и развернулась к нему, застегивая молнию на куртке. – Но в следующий раз я угощаю тебя. Идёт? – Блин, какой ещё следующий раз? Что я несу?

- Посмотрим на твоё поведение, - усмехнулся Виталий, надевая пальто. - Я знаю, что ты крутая и всё такое, но всё-таки позволь мне иногда чувствовать себя круче тебя, о’кей? А то ты так всю мою самооценку к чертям собачьим уничтожишь. Ты ведь не поступишь так со мной, правда? – он разговаривал со мной, как с ребёнком и как со взрослой женщиной одновременно. И этот контраст действовал на меня, как афродизиак. Такое со мной было впервые. В его взгляде серьёзность перемежалась с насмешкой, и я уже даже не пыталась разобраться, шутит он или говорит всерьёз. Он – хозяин сегодняшнего дня, он здесь как рыба в воде, и я решила, что для разнообразия стоит позволить кому-то стать моим наставником хотя бы на день.

- Ладно, на сегодня я даю тебе полный карт-бланш, - усмехнулась я. – Но не обольщайся, потому что это только на сегодня, - подняла вверх указательный палец я, усиливая эффект сказанного.

 Виталий улыбнулся.

-Пойдём, турист, - он кивнул головой в сторону выхода, и мы покинули этот милый ретро-трамвайчик. 

После того, как мы снова вышли на Вацлавскую площадь, мы направились в неизвестном мне направлении.

- Куда мы идём сейчас? – поинтересовалась я, кутаясь в шарф поудобнее – на улице было всё так же холодно.

- Сейчас мы идём в метро, - взглянув на меня, пояснил Виталий, - и на нём мы доберёмся до Собора Святого Вита. Это одно и самых потрясающих строений Чехии, её архитектурный символ. И лучше нам сделать это, пока не начало темнеть, его нужно увидеть при свете дня.

Пока мы шли к метро и спускались в него, мой гид рассказывал мне о поразительной истории этого самого Собора, в который мы направлялись. Оказывается, его строили почти шесть веков, тридцать поколений! Строительство собора началось в четырнадцатом веке, а закончилось – только в двадцатом! Он перенёс и пожары, и разграбления, и обстрелы, и даже удар молнии.

Метро в Праге было достаточно современное, хотя и немного мрачноватое, если говорить о самой станции. Вагоны же поездов были просторными, удобными и светлыми. Добрались до нужной нам станции мы буквально за двадцать минут, и уже совсем скоро находились в районе «Пражский град».

- Мы почти на месте, - заключил Виталий, стоило нам подняться из метро в город, - посмотри вон туда, - он снова взял меня за талию и повернул на девяносто градусов. Я проследила за направлением его руки, которой он указывал мне место, куда мне нужно направить свой взгляд. Совсем недалеко виднелись острые стремящиеся в небо башенные шпили, которые я уже видела издалека, стоя на балконе своего гостиничного номера. Их ни с чем было не спутать – они были такими грозными и величавыми, что от них веяло многовековой историей.

- Башенные шпили собора Святого Вита видны из любого района Праги, - продолжил мой гид, по-прежнему полуприобнимая меня. Сладкое болезненное ощущение вернулось, и я поймала себя на мысли, что мне все сложнее контролировать свое влечение к этому мужчине с каждым его прикосновением, и мне начинало казаться, что он понимает, как его прикосновения действуют на меня. Как ни в чём ни бывало, он продолжал, держа меня за талию и слегка приблизив меня к себе, обхватив её чуть крепче: - Давай подойдём ближе.

- Тогда, может быть, отпустишь меня? – повернула к нему я своё лицо, оказавшись всего в паре десятков сантиметров от его лица. Он что, думал, он один может пытаться смутить меня, указывая на неуместность моего поведения, как в том случае с вилкой? Нет уж, сами с усами. Я думала, что моё дерзкое замечание выбьет его из колеи, но я ошибалась.

- Если ты действительно этого хочешь, - его глаза как будто издевались надо мной своим спокойствием и непоколебимостью. Только пальцы его лишь сильнее сжали мою талию. У меня перехватило дыхание. Мне казалось, что сердце моё подскочило к горлу и преградило доступ к кислороду. Никогда ещё в меня не вселяла такую неуверенность в себе близость какого-либо мужчины. Мои глаза, видимо, выражали тревогу и лёгкую панику, потому что он, глядя в них, слишком самоуверенно и даже нахально поинтересовался: - Ты меня боишься?

- Да. – Я не знаю, зачем ляпнула это. Я не смогла ему соврать. Я боялась его, боялась себя, меня пугала эта близость и пугало то, что его, кажется, эта близость совсем не пугает.

Он моментально отпустил меня. Он поменялся в лице, как будто его вывели из состояния гипноза.

- Извини. – Он отошёл на шаг. – Нам нужно торопиться, скоро начнёт смеркаться, и оценить великолепие этого места будет очень сложно. Давай ускоряться. – Он кивнул мне в сторону собора, жестом пригласил меня следовать за ним, и я подчинилась, от зябкости уткнувшись носом в намотанный на шею шарф. Жутко хотелось курить. Мы молча торопливо шагали в сторону собора, и его готические башенки прорисовывались всё чётче. Но основное великолепие предстало перед нами, когда мы вывернули из переулка на небольшую площадь перед собором. Я никогда в жизни не видела более монументального и более восхитительного архитектурного объекта. Будоражащая кровь, притягательно-мистическая и абсолютно околдовывающая готика проявлялась в каждом его элементе: резные, кружевные выступы, каменные и бронзовые рельефы и скульптуры, хищные горгульи, величественные башни, стремящиеся в небо, и огромное резное круглое окно в виде розетки между ними. Собор грозно и властно возвышался над нами, как строгий судья, осуждающий грешников на страшные муки. Я поёжилась от тягучей энергетики этого места.

- Потрясающе, - выдохнула я. Виталий стоял рядом, и, кажется, был доволен сногсшибательным эффектом, который произвело на меня это строение.

- Я же говорил, что это обязательно нужно увидеть. – Виталий стоял, так же, как и я, задрав голову вверх, и оглядывал красоты собора. – К сожалению, внутрь зайти уже не получится, он уже закрыт для посещений, но даже снаружи увидеть его дорогого стоит. Он опустил голову и взглянул на меня, после чего полез зачем-то в карман своего пальто. – Давай я тебя сфотографирую здесь? Обидно будет побывать в Праге и не привезти ни одной фотографии? – Он улыбнулся, и я увидела, что он достал из кармана свой телефон.

- Ну, вообще-то, у меня есть фото с Билли Джо, - улыбнулась в ответ я. - Но ты прав, фото с архитектурной достопримечательностью тоже не помешает, - и я пробежалась до центра площади, встав на фоне собора и улыбнувшись в камеру. После того, как Виталий сделал пару снимков и сбросил их мне в мессенджере, мы зашагали обратно в сторону метро. По пути мой гид рассказал мне ещё кое-что из истории собора, и сообщил, что в нашей экскурсии осталась ещё одна очень важная достопримечательность, которую мы посетим, пройдя по пути через другую.

 

Глава 14.

Posedlost

 

Пока мы ехали в метро и шли от станции на Вацлавской площади, на которую мы вернулись после нашего путешествия к собору Святого Вита, в сторону очередной достопримечательности, Виталий рассказывал мне о курьёзных трудностях перевода с чешского языка на русский и наоборот, обусловленных тем, что многие чешские слова, которые звучат очень похоже на русские, переводятся совершенно не так, как звучат, а иногда даже совсем неожиданным образом. Половину пути я смеялась, как сумасшедшая, представляя, как, должно быть, глупо столкнуться с этими трудностями русскому туристу, да и чешскому обывателю при общении с ним. Вы знали, например, что чешское слово Nevěstka [невестка] на русский переводится как…проститутка? Вот это был бы прикол, если бы какая-нибудь русская свекровь решила бы здесь, в Чехии, представить кому-нибудь жену своего сына!

И, когда мы уже подходили к Староместской площади – очередной достопримечательности Праги, Виталий снова решил удивить меня очередным неожиданным фактом:

- А ты в курсе, что чешское слово Úžasný [ужасный] в переводе на русский означает «прекрасный, восхитительный»? – Мы вышли на Староместскую площадь, которая в сгущавшихся сумерках выглядела просто потрясающе: посреди неё тоже стояла огромная ёлка, кажется, даже ещё более красивая, чем ёлка на главной площади Праги. Вся площадь была заставлена ярмарочными палатками-домиками, которые мерцали новогодними огоньками.

- Да ладно! Ну, это ты уже сочиняешь, - усмехнулась я, метнув в шагающего рядом Виталия недоверчивый взгляд из-под чёлки.

- Честное слово, - широко улыбнулся он в ответ и тоже одарил меня хитрым взглядом.

- Хорошо. Докажи, - внезапно остановилась посреди ярмарочных палаток-домиков я, засунув руки в карманы и с вызовом взглянув в его лицо.

- Легко, - быстро согласился он и, буквально выдернув мою руку из моего кармана, обхватил моё запястье и потянул меня к одной из палаток.

На витрине висели мягкие игрушки, магнитики, открытки, шапки, футболки и прочие мелочи. Виталий долго всматривался в представленный ассортимент, и, наконец, сказал, обращаясь к продавцу:

- How much is this charge? (англ. «Сколько стоит этот берет?»)

- Twenty Euro (англ. «Двадцать евро»), - отозвался щуплый паренёк, стоящий за стойкой продавца.

Виталий протянул ему деньги, взял красивый шерстяной белый берет и жестом подозвал меня ближе. Я подошла к нему почти вплотную, и он стянул с моей головы мою чёрную шапку-носок, а вместо неё, пристально глядя мне в глаза, водрузил мне на голову этот мягкий и тёплый берет, уложив его на свой вкус, и, закончив, медленно опустил руки, едва касаясь пальцами моих щёк, отчего в моей груди отчаянно заколотилось сердце, а к щекам прилила горячая кровь, и они вспыхнули, несмотря на, как минимум, пятиградусный мороз. Как хорошо, что внешне я почти никогда не краснею. Его синий взгляд был мягким и слегка рассредоточенным, быстро пробежал по моему лицу, начиная с моего лба, и заканчивая моими губами, и снова вернулся к моим глазам.

- Jsi prostě úžasný (чеш. «Ты просто восхитительна»), - всё так же пристально глядя мне в глаза, мягко сказал он и внезапно повернулся к продавцу, обратившись к нему: - Do you agree? Souhlasíte? (англ., чеш., «Вы согласны?»)

Продавец поспешно закивал, ответив ему, глядя на меня:

- Dívka prostě úžasný v tomto mít (чеш. «Девушка просто восхитительна в этом берете»), - и улыбнулся, выставив вверх большой палец в знак одобрения.

- Он согласен, что ты просто восхитительна, - Виталий победно улыбался, - ты ведь не станешь спорить с тем, что вряд ли человек, который хочет продать тебе этот берет, скажет, что ты в нём ужасна? - видимо, был чрезвычайно доволен своей победой, потому что его взгляд просто ликовал от произведенного эффекта. И да, победа его была эффектной, я растерянно кивнула в ответ. Только дурацкие щёки всё ещё горели огнём, и я зачем-то уткнулась взглядом в землю, разглядывая свои ботинки. Я чувствовала себя глупо, но отчаянно пыталась взять себя в руки, чтобы не выказать своей растерянности. Конечно же я догадывалась, что вряд ли он врёт, рассказывая мне про значение слова «ужасный» на чешском, но тот способ, которым он решил мне доказать свою правоту, застал меня врасплох. Я не узнаю саму себя, моё самообладание в эти два дня куда-то потерялось, а мой вечный цинизм превратился в постоянную неуверенность и эмоциональную нестабильность. Это, наверное, у меня моральная акклиматизация такая. К чёрту её, хочу прежнюю себя! И я впервые с момента прилёта в этот прекрасный город захотела обратно в Москву. Там всё было понятно и привычно. Там есть границы и условности, которые позволяют мне не потерять ориентиры, действовать по плану и самостоятельно контролировать свою жизнь.

 

- Ну, чего ты застыла? – удивлённо вскинул брови Виталий, хлопнув меня по плечу. Я, наконец, проснулась от своих мыслей, и поняла, что щёки почти перестали пылать. – Пойдём, покажу тебе здесь ещё кое-что, и направимся к последнему пункту в нашем сегодняшнем путешествии. Он, не стесняясь, взял мою ладонь в свою, и слегка потянул в сторону, приглашая меня идти за ним. По телу моему разлилось непонятное тепло, его ладонь была такой большой и тёплой, и мне казалось, что моя ладонь сейчас растает от этих прикосновений, таким упоительным было это ощущение. Я что-то говорила о том, что хочу прежнюю себя? Похоже, прежняя Лена для меня была потеряна на неопределённый срок…

 

Уже через пару минут мы созерцали огромные и безумно красивые астрономические часы на Староместской ратуше. Неподалёку играл на волынке уличный музыкант. В Праге вообще мне то тут, то там попадались на глаза, да и на слух, уличные музыканты. Даже зимой, в холодную погоду, они играли на волынках, гитарах, барабанах, саксофонах, скрипках, аккордеонах для прохожих разнообразные мелодии, создавая неповторимую и очаровывающую атмосферу, делающую прогулки по пражским улочкам ещё более запоминающимися. Мой гид рассказал мне, что этим астрономическим часам уже шестьсот лет, а они всё еще исправно функционируют. Эти старинные башенные часы показывают не только время, но и дни, месяцы, время захода и восхода солнца и луны, а также положение знаков зодиака.

Мы постояли под этими часами, понаблюдав за движением их элементов, ещё несколько минут, после чего Виталий сказал:

- Уже половина седьмого, нам пора двигаться дальше, уже почти темно, - Виталий потянул меня за руку в сторону неширокой улицы, ведущей, как я догадалась, к последней достопримечательности в нашей экскурсии. – Сейчас я покажу тебе самое романтичное место Праги. - Не знаю, почему, но в районе солнечного сплетения у меня сжался комок, и я в волнительном предвкушении следовала за своим экскурсоводом вглубь красивой старинной улочки. Пока мы шли, Виталий снова углубился в историю: он рассказал мне, что мы идём к Карлову мосту, который был построен в начале пятнадцатого века. Этот мост сейчас является полностью пешеходным, и никакой транспорт по нему не проходит. Он рассказал, что на мосту стоит тридцать барочных статуй, и, по легенде, прикоснувшись к статуе, можно загадать желание, и оно обязательно сбудется.

Совсем скоро мы вышли на мост. Плотно утоптанный ослепительно белый снег вдоль всего моста придавал этому сооружению какую-то сказочность, а присыпанные снегом огромные статуи, возвышавшиеся на каменных ограждениях моста, успешно довершали этот сказочный ореол. В вечерней полутьме очертания этих статуй выглядели грозно и основательно, и я была рада, что моя ладонь покоится в ладони моего сильного и уверенного гида. Мы зашагали по мосту, и, чем дальше мы заходили, тем прекраснее открывались виды на вечерний город. Стали слышны звуки саксофона. Чем ближе мы были к середине моста, тем громче были звуки, и тем медленнее становились наши шаги. Когда мы дошли до середины, Виталий остановился и отпустил мою ладонь. После её долгого пребывания в его горячей руке я почувствовала, как её обдаёт колючим холодком морозного воздуха.

- Мы на месте. – Сказал Виталий тихо и умиротворённо. Он шумно вдохнул морозный воздух носом и так же шумно выдохнул. Его глаза были слегка влажными от морозного ветерка, который обдавал наши лица на мосту, и он сделал шаг к каменным ограждениям-перилам, и указал мне жестом, чтобы я тоже подошла, пропуская меня вперёд. Я подошла к перилам и, положив на них руки, прислонилась к ним вплотную, опираясь на них и оглядывая прекрасные виды, открывавшиеся отсюда. Большая и незамерзающая Влтава блестела в свете уличных фонарей, и её поверхность была покрыта мелкой рябью от зимнего ветерка. Саксофон играл чувственную мелодию, а ветер, пронзающий со спины, заставил меня поёжиться. Я почувствовала, что меня закрыла от ветра вставшая позади меня фигура. Через секунду по обе стороны от меня на каменные перила моста легли большие мужские ладони. Он сделал ещё один шаг ко мне и приблизился почти вплотную к моей спине. Я прикрыла глаза и шумно выдохнула.

- Красиво здесь, не правда ли? – услышала я. Его голос звучал так близко, что я даже почувствовала, как моё левое ухо обдало тёплым дыханием. По шее пробежала мелкая дрожь. От нахождения в этой крепости, в которую меня заключили его руки, опершиеся о перила, у меня закружилась голова.

- Очень, - не шевелясь, ответила я. Несмотря на холод, мои ладони в мгновение взмокли. – Я бы даже сказала, здесь «ужасно», - попыталась пошутить я, чтобы немного разрядить явно накалившуюся обстановку.

Я услышала, как Виталий усмехнулся, и, кажется, подошёл ещё чуть ближе, потому что я почти чувствовала прикосновение его губ к моим волосам, когда он заговорил:

- Хочешь загадать желание?

Я, всё ещё боясь пошевелиться, старалась унять проступающую в голосе дрожь:

- А к какой статуе мне нужно прикоснуться, чтобы сделать это?

- Есть другой способ. Загадывай. – В этот самый момент моя печень почувствовала что-то неладное, но разум, казалось, отказывался признавать очевидное. И я загадала самое эгоистичное, самое порочное желание в своей жизни.

- Загадала. – Выдохнула я и почувствовала, как его руки ложатся на мою талию, медленно разворачивая меня лицом к нему. В его взгляде сквозило нетерпение, граничащее с тревогой, но его лицо уже приближалось к моему. Он не закрывал глаза, как будто ожидая, что я передумаю и остановлю его, он давал мне последний шанс отступить. Его губы были чуть приоткрыты, легонько выдыхая тонкой струйкой морозный воздух, и я, понимая, что ждала этого целый день, подалась им навстречу.

Прикосновение его губ к моим было равносильно приступу паники – сердце заколотилось с бешеной силой, а в висках запульсировала кровь. Он сделал ещё один маленький шаг навстречу – и я уже была прижата к каменным перилам его большим и крепким телом. Он крепко сжимал меня в своих объятиях, в которых было сладостно тесно, одна его ладонь поднялась по моей спине к шее, а вторая опустилась на поясницу, отчего площадь соприкосновения наших тел существенно увеличилась, и поцелуй стал глубже и требовательнее. Я понимала, что больше не в силах держать себя на «голодном пайке», и мои руки пустились в путешествие по его груди, плечам, шее и остановились на затылке, ещё теснее прижимая его к себе и углубляя поцелуй. Он на долю секунды отстранился на пару сантиметров, сделав шумный вдох, затуманенным и расфокусированным взглядом посмотрел на меня, на мои слегка распухшие от этого требовательного поцелуя губы и легонько прикоснулся губами к моей щеке, после чего прикоснулся ещё раз, и ещё, и я почувствовала, как мелкие, порхающие по коже поцелуи спускаются к моей шее. В моём теле готовилась взорваться атомная бомба, после которой вряд ли можно будет остановить надвигающуюся катастрофу.

И, когда его поцелуи добрались до моего уха, я услышала горячий, невыносимо жадный, отчаянный шёпот: «Я не могу остановиться». Его губы оказались на моей шее, и, кажется, я на секунду отключилась. Но внезапно моё тело пробило разрядом электрического тока, я вдруг, наконец, осознала сказанное им в этом горячем бреду. Он как будто умолял меня остановить его. И я поняла, что должна это сделать немедленно. Еле сумев отговорить себя от жгучего желания поддаваться этим горячим прикосновениям влажных мягких губ к моей коже, я прошептала:

- Не надо, Виталик, не надо. Перестань, пожалуйста, - он, на мгновение крепко прижавшись губами к моей шее, повиновался моим словам. Подняв голову и взглянув на меня, он выпустил меня из своих объятий, отступив на полшага. Его глаза лихорадочно исследовали моё лицо, он на секунду зажмурился и снова открыл глаза. Сильное возбуждение, чувство стыда и преступной надежды смешались во мне, и я не могла больше произнести ни слова.

- Спасибо, – он сделал шаг назад и провёл ладонью по своему лицу. - Я не могу. Я не должен. Я не могу с ней так поступить. Она – мой друг. А ты…

- А я – портянка? – попыталась пошутить я, а в груди стало тяжело, и к горлу подступил противный комок.

И, внимательно посмотрев мне в глаза, он выдохнул:

- А ты – моя слабость.

От этих слов у меня вдоль позвоночника пробежали колючие мурашки. Это звучало настолько же романтично, насколько и жутковато. Он сказал это так, будто это чувство его измучило. Да и лицо его было напряжённым: тревога замерла в морщинках между его бровей, растерянность сквозила в его взгляде, горькая досада тронула уголки его поджатых губ.

Я не понимала, что чувствовала в этот момент. Меня разрывало на части желание убежать отсюда, с этого моста, куда глаза глядят, но, в то же время, мои ноги будто приросли к месту, где я стояла. Я понимала, что нужно что-то сказать, но не знала, что. Я не понимала, что означает всё происходящее, и как правильно будет поступить здесь и сейчас. Он подошёл к ограждению моста, где стояла я, и встал рядом, облокотившись о перила и глядя куда-то в темноту рябящей реки. Я по-прежнему стояла, прислонившись к перилам спиной. Мы смотрели в разные стороны реки и молчали. И, по-прежнему стоя в нескольких сантиметрах справа от него, глядящего куда-то вниз, на реку, я услышала:

- Скажи что-нибудь, - его голос был негромким, но свойственно ему твёрдым.

- Я не знаю, что на это сказать, – честно призналась я, засунув руки в карманы, по-прежнему не глядя на него, и боковым зрением я видела, что он точно так же не смотрит на меня.

- Я тебя напугал? – продолжил он уже громче, но по-прежнему осторожно. Как быстро он приходит в себя. Спортивный у него характер.

Да, он меня напугал. И, хотя я и не из пугливых, было во всей этой ситуации что-то жутковатое. Весь груз моей и его опрометчивости упал мне на плечи и пригвоздил меня к поверхности моста.

Что мы делаем? Что он делает? Кто из нас начал эту авантюру? Умом понимая, что, хотя формально это и не моих рук дело, в глубине души я чувствовала, что способствовала этому и поощряла это, и, конечно же, безусловно, хотела этого. Что я за человек такой?

 

- Я не знаю. – Выдохнула я, глядя на свои ботинки. Мой голос был тихим и даже немного скрипучим. – Немного. - Я услышала, как он грустно усмехнулся, и бросила в его сторону короткий взгляд. Он тут же поймал его, повернув ко мне лицо, но не удержал, я отвела его и снова уткнулась им в свои ботинки. – Это всё странно и неправильно. Чего ты от меня хочешь, и почему именно я? – наконец задала я ему давно мучивший меня вопрос. Все эти две недели меня терзало любопытство, и, раз уж наше с ним общение приняло такой деликатный оборот, я решила выяснить этот момент раз и навсегда.

Он повернул лицо ко мне, а я не могла заставить себя повернуться, и по-прежнему глядела прямо перед собой в ожидании ответа.

- Я не знаю, так уж вышло, - отозвался он, легонько, едва уловимо улыбнувшись. Он снова перевёл взгляд на реку. – Дурацкий вопрос. Ты сама когда-нибудь понимала, почему тебя тянет к какому-либо определённому человеку?

Тянет. Его ко мне тянет. Это прозвучало так интимно, так сладко. Но я не позволила себе насладиться этим вкусным словом и лишь покачала головой из стороны в сторону, как бы отвечая «нет».

- Вот и я не понимаю, чем конкретно ты меня очаровала, потому что это может быть что угодно. Мне нравится в тебе всё. Я не могу объяснить. Я вообще не должен тебе этого говорить, - он тяжело вздохнул и, досадливо хлопнув ладонями по перилам моста, развернулся и встал так же, как и я, лицом к другой стороне реки, опершись поясницей о каменное ограждение прямо рядом со мной. От этого признания в моей груди сжался болезненный комок и подступил к горлу. У меня перехватило дыхание, и я сама не понимала, рада я этому признанию или нет.

- И давно ты это понял? – еле слышно спросила я, уже проклиная себя за этот вопрос. Как будто допрос веду. Как будто не верю, что кто-то может быть во мне так заинтересован. Откуда во мне эта неуверенность и слабость? Сейчас я ощущала себя такой маленькой, такой растерянной. Я ведь совсем не такой человек, я решительная, я смелая, я…полная дура, судя по всему.

- Слишком давно. – Отозвался он негромко, в тон моему вопросу. – И я не знаю, что с этим делать. Особенно теперь. – Он взглянул куда-то наверх и шумно выдохнул, и его теплое дыхание превратилось в морозном воздухе в большое паровое облако.

- Со мной говорила твоя жена, - не знаю, зачем, сказала я, поёжившись от холода. У воды было гораздо холоднее, чем на городских улицах. Виталий слегка вздрогнул, то ли от холода, то ли от сказанного мной, и достаточно спокойно поинтересовался, всё так же глядя перед собой:

- Когда?

- Когда мы виделись с тобой в последний раз перед этой поездкой, в школе, - ответила я уже более твёрдым голосом. То, что мы с ним говорим начистоту, действовало на меня отрезвляюще и даже немного успокаивающе, несмотря на то, что тема разговора была достаточно щекотливой.

- Что она тебе сказала? – повернул ко мне лицо он в ожидании ответа.

- Ничего конкретного, - пожала плечами я, после чего повернула голову и направила в его сторону вопросительный взгляд, встретившись с ним глазами, - но она знала, как меня зовут, сообщила мне о том, что она – твоя жена, и сделала смелое предположение о том, что мы с тобой очень много времени проводим вместе, - я отвернулась и снова смотрела перед собой. – И сейчас, мне кажется, у неё уже есть основания так полагать, - усмехнулась я.

Виталий был серьёзен и просто молчал в ответ. На душе у меня заскребли кошки. Я по-прежнему была огорошена его смелым признанием и не понимала, как отношусь к этому, хотя всего несколько минут назад мне хотелось, чтобы он продолжал эту мучительную пытку своими горячими губами и затягивал меня в эти зыбучие пески сжигающей дотла страсти. Мне надоело стоять на морозе, и мои ноги уже могли шевелиться, и я прервала эту гнетущую тишину:

- Проводи меня, пожалуйста, до гостиницы. Мне пора собирать вещи, через несколько часов у меня самолёт.

- Да, конечно, - он будто очнулся от глубоких раздумий и отлепился от перил. – Пойдём, - жестом пригласил он меня последовать его примеру, и я последовала. И мы в абсолютной тишине медленно зашагали по мосту, а затем и по Карловой улице в направлении моей гостиницы.

Странно было идти с ним в такой тишине после такого насыщенного дня, полного нашего общения и новых впечатлений. Он выглядел погружённым в свои мысли, я же старалась вообще ни о чём не думать. Я не привыкла видеть его таким серьёзным, таким виноватым, таким загруженным. Мне очень хотелось сделать или сказать что-то, что разрядит эту напряжённую обстановку, но все слова, все доводы казались настолько неуместными или, ещё хуже, высокопарными, что я молчала и просто шла, глядя прямо перед собой.

Мы достаточно скоро пришли к гостинице и, подойдя к парадной, остановились у входа.

- Спасибо тебе огромное за эту поездку. – Искренне, от всей души поблагодарила его я, мягко улыбнувшись и покачнувшись с пятки на носок, держа руки в карманах. Серьёзность его лица смягчилась, и он посмотрел на меня и улыбнулся в ответ своей обаятельной улыбкой, отчего в уголках его глаз собрались тонкие лучистые морщинки. – Спасибо за экскурсию, она была незабываемой, - я наклонила голову вбок и опустила глаза, не в силах заставить себя выдержать его взгляд. – По многим причинам, - добавила я, всё-таки послав быстрый взгляд в его глаза, тут же отругав себя за это уточнение. Я что, кокетничаю? Нет, конечно, нет.

Его взгляд тут же стал испытующим, а улыбка стала более сдержанной.

- Рад был стать частичкой твоего триумфа, - достал руку из кармана он и протянул мне свою ладонь для рукопожатия. – Ты действительно его заслужила.

Я тоже сдержанно улыбнулась, достав из кармана свою руку и протянула её для прощания, и легонько пожала его ладонь. В подушечках пальцев как будто заработали маленькие иголочки, заставляя меня почувствовать лёгкую дрожь. Уже даже это невинное прикосновение показалось мне излишне близким. Я посмотрела на наши соединенные руки и перевела взгляд на его лицо, встретившись с его глубоким тёмно-синим взглядом. Он легонько потянул мою ладонь на себя, и я, как завороженная, послушно сделала несколько шагов в заданном мне направлении, и, не в силах оторвать взгляд, оказалась всего в паре десятков сантиметров от его лица. Он приблизился ко мне, слегка наклонился и осторожно чмокнул меня в щёку.

- Увидимся в Москве, Лена, – негромко, но уверенно проговорил он, после чего мгновенно отпустил мою ладонь, и, развернувшись, зашагал прочь, через несколько секунд скрывшись в темноте переулка. Я, придя в себя и почувствовав, как предательски прилила кровь к моему лицу, развернулась и зашла в гостиницу, чтобы привести мысли в порядок и успеть собраться до отбытия из этого волшебного города.

 

Глава 15.

Инсомния

 

Вернувшись в гостиничный номер, я почувствовала, как мелкая дрожь постепенно захватывает моё тело. Находясь в тёплом номере после мороза, я никак не могла согреться. Мысли были в полном беспорядке, дико хотелось курить. С облегчением вспомнив, что здесь это делать можно, я полезла в карманы куртки в поисках сигарет и зажигалки. По пути наткнулась на свой мобильник: там было три совсем недавних пропущенных от Антона и одна смс-ка, в которой он сообщал, что он уже в отеле и интересовался, где я и когда вернусь. Ответив в смс, что я уже на месте и собираю чемодан, я снова накинула куртку и поплелась на балкон.

От обжигающего легкие дыма стало теплее. Спешно вдыхая такой необходимый мне в течение всего этого дня никотин, я нервно выдыхала его в морозный воздух. Издалека, с площади, донёсся бой часов. Они отстукивали девять. Через шесть часов у меня самолёт, а значит, через три часа нам нужно выезжать. Как много я успела за эти два сумасшедших дня: дать свой первый зарубежный концерт, познакомиться с кумирами своей не такой далёкой юности, увидеть Прагу и поцеловать чужого мужа…и быть поцелованной им. Узнать, что я – разрушительница его спокойствия и препятствие его семейному счастью. Неужели я совсем-совсем выросла? Неужели я должна уже сейчас, в своём возрасте, принимать такие взрослые решения? Почему-то со свободными парнями-одногодками, ну, или ненамного меня старше, я чувствовала свою «взрослость», не сомневалась в ней. Мне казалось, что я уже способна самостоятельно решать, с кем мне дружить, а с кем спать, с кем развлекаться, а с кем пытаться построить что-то более или менее серьёзное. И я решала. А сейчас я чувствую себя неготовой ко всему этому, да и, честно говоря, я вообще сомневаюсь, что мне это нужно.

Этот мужчина, с его суровой уверенностью, с его глубокими синими глазищами, с его интеллигентностью, бесподобным образом сочетавшейся с нахальством, с его большими, тёплыми руками, с его морщинками на лбу, когда он удивляется, и вокруг глаз – когда улыбается, с его мягкими, красиво очерченными губами и безумным сексуальным магнетизмом, с его низким, твёрдым и, в то же время, бархатным голосом прочно поселился в моих мыслях, и я понимала, что это наваждение только начинается. Но, как было сказано в одном пошлом фильме, «всё, что происходит в Вегасе, остаётся в Вегасе». Может быть, в этой фразе стоит просто поменять название города, и ситуация станет проще? Это было занимательным приключением, только и всего. Не знаю, хотелось ли мне верить в это, но одно я знала точно: Москва расставит всё на свои места.

 

Предновогодняя российская столица встретила нас ещё бОльшим холодом, чем Европа. Пока мы получили свой багаж, было уже почти восемь утра, и мой город уже проснулся, а вот я – совсем нет. За последние двадцать часов я поспала всего час в самолёте, поэтому соображала я туго и мечтала либо о чашке крепкого кофе, либо о десяти часах крепкого здорового сна. Пока мы с Антоном погружали наши вещи в такси, мои пальцы окоченели, потому что перчатки я сдуру упаковала в багаж. Увидев сегодня ночью меня в берете, Антон крайне удивился, а надеть мне больше было нечего, потому что шапка моя, похоже, так и осталась у моего «гида».

 

Оказавшись дома к девяти часам утра, я вдруг почувствовала себя дико счастливой: здесь всё было таким родным, таким привычным, и, хотя меня не было всего пару дней, я почувствовала, что очень соскучилась по этим стенам. Мама встретила меня вкусным завтраком и заботливыми объятиями.

- Леночка, дорогая, слава Богу, - заключила она, закончив меня обнимать. – Я так переживала, у нас прошлым вечером был такой снегопад! Слава Богу, он закончился к твоему рейсу. – И, стоило мне снять куртку и стянуть ботинки, она жестом позвала меня за собой на кухню. Я, усталая, но умиротворённая, поплелась за ней. – Завтрак уже готов, ты, наверное, очень устала?

- Да, есть немного, - моя сонная улыбка говорила сама за себя, - но это того стоило! – и, сев на кожаный кухонный диванчик, я, уплетая бутерброды и вкуснейшие мамины сырники, рассказала маме о своём выступлении, о знакомстве с Билли Джо, о бесподобной прогулке по Праге, подкорректировав, конечно, некоторые детали, касающиеся моего «маленького» приключения с моим боссом. Точнее, о самом факте присутствия этого самого босса и какой-либо его причастности к этой поездке я благоразумно предпочла умолчать.

Позавтракав в маминой компании, я приняла душ и, едва добравшись до кровати, провалилась в такой долгожданный целительный сон.

 

Мне всегда казалось, что я – крайне рациональный человек с сильно развитым критическим мышлением. Я никогда ни по кому и ни по чему не фанатела, никогда не влюблялась без памяти, никогда не принимала на веру то, что мне пытаются подсунуть в качестве истины в последней инстанции. Я всегда принимала все решения сама – чем заниматься вне школы, куда поступать после её окончания, как строить свою карьеру, от чего отказываться, а за что – держаться, а мои родители, видя мою самостоятельность, понимали, что манипулировать мной без вариантов, поэтому не пытались навязать мне своё видение моего будущего. Хотя они всегда бережно, но настоятельно направляли меня и поддерживали одновременно. Ни мама, ни папа никогда не говорили мне, что я гублю свою жизнь и «иду по наклонной», но в любом моём судьбоносном решении они всегда помогали мне взвесить все «за» и «против», чтобы я могла осознанно двигаться по своему жизненному пути, за что я бесконечно им благодарна.

И, если честно, хотя я и не привыкла просить ни у кого совета, сейчас я была настолько растеряна, мне очень хотелось поговорить с мамой о ситуации, в которой я оказалась. Но чувство стыда не позволяло мне этого сделать, ведь моя мама – тоже жена. Как она может отреагировать на новости о том, что её дочерью увлечён женатый человек, и, что самое в этой истории страшное, её дочь тоже этим женатым человеком увлечена? Нет, определённо, маму волновать такими глупостями нельзя, я и сама могу разобраться во всей этой ерунде.

Такие мысли закружились в моей голове, стоило мне только разлепить глаза после сна. Я взглянула на часы – после почти что суток без сна я проспала целых четырнадцать часов – был уже час ночи. Из-за переутомлений, перелётов и стресса мой режим явно сбился и я, уже абсолютно выспавшаяся, решила устроить себе «ночной дожор» и тихонечко, чтобы никого не разбудить, отправилась на кухню, к холодильнику.

Подсвечивая себе путь смартфоном, я добралась до электрического чайника, включила его, после чего достала из холодильника пару кружков колбасы, а из хлебницы – хлеба. Усевшись на стул и сообразив себе бутерброд, в ожидании того, когда вода в чайнике нагреется, я перевернула смартфон экраном к себе и увидела висящий значок WhatsApp в уведомлениях, указывающий на то, что мне пришло новое сообщение. Я открыла мессенджер и похвалила себя, что ещё не успела откусить от бутерброда, потому что от такой неожиданности недолго и поперхнуться – сообщение было от Виталия. Сердце гулко и громко ударилось несколько раз, как бы сообщая мне, что это событие вызывало у меня волнение, но я и без его дурацких сигналов это знала. Я в нетерпении нажала на кнопку открытия диалога.

«Не замёрзла без шапки?» - писал он аккурат под последними сообщениями с фотками, которые он прислал мне возле собора Святого Вита. Сообщение пришло почти четыре часа назад, но программа показывала, что отправитель был онлайн не так давно, всего пятнадцать минут как. Бессонница мучает?

«Нет, в этом «ужасном» берете очень тепло», - мои пальцы быстро набрали ответ и нажали кнопку отправления.

«Но шапку верни, она мне всё-таки нравится», - следующим сообщением дописала я. Дурацкая улыбка промелькнула на моём лице. Как школьница, которой написал смс-ку симпатичный мальчик, ей-богу!

Отправитель вернулся в онлайн. И уже через минуту я получила ответ на своё сообщение:

«А я?»

Сердце снова трепыхнулось и заколотилось с удвоенной скоростью. Этот вопрос был как удар под дых. Притворившись, что не поняла вопроса, я решила потянуть время:

«Что «ты»?»

Ответ не заставил себя долго ждать:

«Я тебе нравлюсь?»

Я вчитывалась в буквы на экране и не знала, стоит ли вообще на этот вопрос отвечать. Конечно, он мне нравится. Иногда мне даже кажется, что его присутствие в моей жизни – как наркотик. И, оценивая своё волнение и возбуждённость своего сознания в данный момент всего от пары его смс, я понимала, что так оно и есть. Я понимаю, конечно, что по переписке задавать такие вопросы гораздо проще, но мне не нравилось, что он предпочел выяснить это вот так.

«Слишком смелый вопрос для женатого человека», - подумав пару минут, ответила я. Небольшое негодование от этой его трусости отрезвило меня и позволило мыслить более-менее рационально.

«То есть, по-твоему, между нами ничего нет, не было и быть не может?» - да что с ним такое? Ведёт себя, как глупый школьник. Мало того, что выясняет отношения через смс, так ещё и в такой наивной форме.

Раздался тихий щелчок закипевшего чайника, и я набрала ответ:

«Тебе, наверное, надо поспать. Другого объяснения твоему поведению у меня нет. Ты ведь сам сказал, что не можешь обидеть свою жену, что она - твой друг, и уже через сутки пытаешь меня на предмет того, нравишься ли мне. Ты - садист?». Я нажала на кнопку отправления и была довольна сказанным. Ни к чему церемониться, если тебя не устраивает поведение какого-либо человека. Иначе как он узнает, что делает что-то не так? Тем не менее, я с нетерпением буравила взглядом телефон, ожидая ответа, и, когда в течение трёх минут его не последовало, я решила всё-таки налить себе чаю.

Вернувшись к столу с чашкой чая в руках, я увидела входящее сообщение. Отхлебнув из кружки, я открыла его.

«Скорее, мазохист. Извини, давай забудем об этом разговоре. Спокойной ночи», - отвечал мне мой собеседник, и я, отправив ему скупое:

«И тебе», - вышла из WhatsApp.

Я чувствовала себя неоднозначно, но точно знала, что не выглядела глупо, и это меня успокаивало. Ладони мои были вспотевшими, в груди остался неприятный осадок от этой внезапной ночной беседы.

Безусловно, не только это, но и всё произошедшее за последние два-три дня дало и моему телу, и моей душе беспрецедентную встряску. Такое впечатление, что мое мироощущение претерпело фундаментальные метаморфозы, мне начинает казаться, что теперь я чувствую всё происходящее со мной гораздо острее, отчего впечатления становятся ярче, боль – мучительнее, а желания – навязчивее. Я глубоко вздохнула и откинулась на спинку кухонного диванчика, делая ещё один глоток горячего чая. Совершенно забыв про одинокий бутерброд с колбасой, лежавший на столе, я почувствовала жгучее желание выкурить не одну, а даже пару сигарет. Это желание и заставило меня покинуть кухню, оставив свой план «ночного дожора» нереализованным.

 

Открыв окно и впустив в комнату морозный воздух, я поёжилась на секунду и поднесла к кончику сигареты, зажатой в моих губах, огонёк зажигалки. Жадно затянувшись, я ощутила обжигающее тепло, наполнившее моё тело. Мысли мои были упорядочены, но кожа покрылась мурашками то ли от холода, то ли ещё отчего-то. По телу пробежал озноб. Внезапно достав сигарету изо рта и положив её в пепельницу, я повернулась к прикроватной тумбочке и судорожно начала шарить в верхнем ящике в поисках ручки и какого-нибудь обрывка бумаги, пока стихи новой песни, складывающиеся в моей голове, не успели раствориться в пропахшем сигаретным дымом морозном воздухе.

 

Глава 16.

Заводной «Апельсин»

 

После внезапного всплеска вдохновения, которое сложило в моей голове стихи и напело мелодию, которую я тут же тихонько подобрала на гитаре, чтобы никого не разбудить, я почувствовала, что снова готова упасть в объятия Морфея. И уже совсем скоро я снова крепко заснула.

 

Утром тридцатого декабря (точнее, снова почти в полдень) я проснулась от звонка мобильника. Я разлепила глаза, поняла, что явно перебрала со сном, потому что голова моя гудела. Я подтянула к себе мобильник и взглянула на экран: звонила Лера.

- Алло, - сипло ответила я, взяв трубку и перевернувшись на спину.

- Привет звёздам мировой сцены, - бодро и задорно поприветствовала меня Лерка своим звонким голосом. Было слышно, что она улыбается. – Как съездила? Зажгла там по полной?

- Не то слово, - расплылась в широкой улыбке я, вспоминая своё выступление и знакомство с кумиром своей юности. – Круче быть просто не может!

- Ну, сегодня жду подробный рассказ, - продолжила она, - сегодня в семь в клубе «Апельсин» у нас новогодняя вечеринка, не забыла? – в её голосе было столько предвкушения, будто она идёт не куда-нибудь, а на Венский бал в качестве дебютантки. Я лениво потянулась и всё ещё хрипловатым после сна голосом без особого энтузиазма отозвалась:

- Ой, да может, ну её, вечеринку эту? Не кайф, - я говорила правду и лукавила одновременно. Не знаю, почему, но предчувствие у меня по поводу этой вечеринки было не очень хорошее, хотя, конечно, по вполне понятным причинам появиться на ней мне всё-таки хотелось.

- Ты что, сдурела?! Тебя там ждут, как национального героя! Вся съёмочная группа, весь актёрский состав в курсе твоей поездочки к Грин-Дэям, и ждут-не дождутся твоего подробнейшего рассказа, - безапелляционно заявила Лерка. – Поэтому, дорогуша, чтоб была, как штык!

Природное тщеславие взяло надо мной верх. По крайней мере, я убедила себя, что именно в этом кроется истинная причина того, что сегодня вечером мне нужно присутствовать там.

 

Но до вечеринки у меня было ещё семь часов, и я решила на свежую голову наиграть новую песню, доработать её до более-менее приличного звучания, ну и, конечно, привести себя в порядок, чтобы выглядеть подобающе звезде мировой сцены. Поэтому ближе к вечеру я выпрямила утюжком до идеального состояния каждую прядь своих белокурых волос, уложила длинную чёлку и с помощью мусса и лака для волос придала своей укладке вид лёгкого «художественного беспорядка». Подведя глаза тёмным карандашом и слегка подкрасив и без того длинные ресницы тушью, я надела белоснежную рубашку с небрежно расстёгнутыми верхними пуговицами и чёрные легинсы с прозрачными вставками по бокам вдоль всей штанины, что для повседневного образа выглядело немного вызывающе, но для вечеринки в ночном клубе, на мой взгляд – самое то. Поверх рубашки я накинула длинный чёрный кожаный жилет с отложным воротником, отделанным мелкими серебристыми заклёпками, почти до самого низа прикрывающий мою филейную часть. Довольная своим внешним видом, я припудрила лицо и надела любимые кожаные браслеты, после чего, терзаемая борьбой приятного предвкушения с нехорошим предчувствием, отправилась на предновогоднюю корпоративную вечеринку.

«Апельсин» был площадкой для проведения концертов и ночным клубом по совместительству. Интерьеры его мало подходили для великосветской вечеринки, но для веселой тусовки подходили вполне. Я знала об этом, потому что однажды уже выступала здесь – здесь был мой второй концерт. Когда я подходила к клубу, было уже около половины девятого вечера, вечеринка же началась в семь. Я абсолютно бессовестно опоздала, но совершенно не чувствовала по этому поводу каких-либо угрызений совести. Более того, чем ближе я подходила к клубу, тем меньше я хотела оказаться внутри. Меня терзало странное ощущение, и я не могла объяснить даже самой себе, что оно означало. С одной стороны, я хотела, чтобы моё появление вызвало волну всеобщего интереса и внимания, а с другой – я безумно хотела, чтобы никто даже не заметил моего прихода и не задавал никаких вопросов по поводу моего пражского приключения. А в том, что вопросов будет много, я даже не сомневалась. Но особенный трепет и тревогу во мне вызывало возможное (даже более чем вероятное) присутствие на вечеринке генерального продюсера в сопровождении его благоверной супруги: я не знала, что могу почувствовать в тот момент, когда увижу их, и не представляла, как поведет себя этот мужчина при нашей сегодняшней встрече. Я не переживала о том, как буду выглядеть в его или её глазах (как вы знаете, меня чье-либо мнение о моей скромной персоне вообще мало волнует), я переживала о том, что его поведение расстроит или разочарует меня. Странный страх, знаете ли. С таким страхом я столкнулась впервые. Но встреча с этим страхом была неотвратима: я уже открывала входную дверь ночного клуба.

Когда я оказалась внутри, прошла через охрану и сняла куртку, в клубе уже вовсю гремела музыка. Я предприняла попытку выцепить Лерку из толпы, танцующей у сцены клуба, на которой крутил пластинки совсем молоденький парень-диджей. Сделать это мне не удалось, но небеса, похоже, были на моей стороне, потому что уже через пару минут моего блуждания по клубу, я почувствовала, как кто-то теребит меня за плечо сзади, и, обернувшись, я увидела Лерку, которая широко мне улыбалась, и, пытаясь перекричать гремевшую на весь зал музыку, что-то мне говорила. Белые и красные огни переливались то тут, то там, и мигали, заставляя щуриться, чтобы увидеть лицо собеседника более-менее четко.

- Я не слышу, - прокричала в ответ я, и Лерка, прочитав это моим губам, кивком головы указала мне направление, куда нам идти, и я двинулась вслед за ней.

Мы поднялись по лестнице и оказались на втором уровне клуба – это был длинный широкий балкон в виде буквы «П» от одной стены к другой, с перилами по краю, и практически сразу оказались у столика на восьмерых, окружённого коричневыми кожаными диванчиками. За столиком сидели все ви-ай-пи нашего проекта, кроме одного: среди них были и Сергей, наш режиссёр, с супругой, и Андрей, наш исполнительный продюсер, и Марк Алексеевич, наш оператор-постановщик. Также за столом сидела пара – мужчина и женщина, с которыми я не была знакома, и ещё два места за столом пустовало.

Сергей, завидев меня, подскочил с диванчика и вышел из-за стола навстречу мне с распростёртыми объятиями:

- Елена, звезда ты наша! С возвращением, девочка моя! – широко и добродушно улыбнулся он и крепко обнял меня, я также радушно поздоровалась в ответ, после чего он повернулся к остальным сидящим и развернул к ним меня. – Это наша золотая звездочка, Леночка, - видно было, что он уже слегка «под шафе», но трезвость ума всё же у него была в полной сохранности, - она к нам буквально с корабля на бал, всего пару дней назад она выступала на концерте у Green Day в Праге!

Сергей представил меня своей супруге, а также познакомил с парой, которую я видела впервые – этими мужчиной и женщиной оказались Егор и Наталья – сценаристы проекта.

- Так вот из-за кого весь сыр-бор, - засмеялся уже подвыпивший Егор, худощавый, почти седой мужчина средних лет, - приятно познакомиться, Елена! – Жизненный путь вашей героини стоил нам нескольких бессонных ночей, - добродушно заявил он, широко улыбаясь, симпатичная полноватая брюнетка Наталья тоже выглядела весёлой.

- Да ладно тебе, - хлопнула его по плечу она, - наше дело вообще было маленькое: всего лишь отредактировать написанные Виталиком сцены, преобразовать их в режиссёрскую версию сценария, тебе даже придумывать ничего не надо было! Тоже мне, трудоголик, - насмешливо-осуждающе покачала головой она, поднося к губам бокал.

Я слегка смутилась, но старалась не показывать этого. Я думала, что Виталий всего лишь давал указания сценаристам о сюжетных линиях, а выходит, он собственноручно писал наши с ним совместные сцены... Это и льстило мне, и пугало одновременно. Видно было, что Сергей немного удивлён этими словами Натальи, однако он промолчал, просто бросив в мою сторону короткий взгляд. Я оглянулась в надежде, что Лерка спасёт меня от дальнейшего общения с руководящим составом, но её и след простыл.

- Кстати, когда Виталик-то будет? – спросил Андрей у Сергея, взглянув на часы. – Они ведь с Ларой обещали прийти?

По спине моей пробежал холодок, стоило мне услышать эти имена. Мне срочно нужно было выпить, и лучше, если я сделаю это где-нибудь подальше от этого столика.

- Сереж, а ты не знаешь случайно, где я сижу? А то Лерка куда-то смылась, - обернувшись назад, предприняла ещё одну бесплодную попытку обнаружить блондинистую голову своей приятельницы в толпе внизу, на танцполе, я.

- Знаю, твой столик в другом конце балкона, в той стороне почти все ребята из молодого актерского состава сидят, и Лера вместе с ними, вот который столик её – тот и твой. – Ответил мне Сергей, - но я всё-таки хотел бы, чтобы ты присела к нам и рассказала, как ты съездила, - он улыбнулся мне и жестом предложил сесть.

Мне очень не хотелось задерживаться у этого столика, поскольку я опасалась, что в любой момент меня может застать врасплох появление этой супружеской vip-парочки.

- На самом деле, я дико голодна, - почти не соврала я, втайне надеясь, что стоит мне уйти, и ещё через пару бокалов за этим столиком все позабудут о моём здесь присутствии, - поэтому я бы сначала закинула в себя чего-нибудь гиперкалорийного, - с обаятельнейшей из своих улыбок продолжила я, - не возражаешь, если я сначала перекушу? – кивнула я в сторону предположительного расположения моего столика.

- Ладно уж, иди, троглодит, - хлопнул меня по плечу Сергей, и я, махнув рукой сидящим за столиком, удалилась в сторону, куда указывал мне Сергей.

Мой столик оказался метрах в тридцати от столика руководителей, я поняла, что это он, когда увидела смеющуюся Лерку, с бокалом в руках строящую глазки Никите, который, кажется, был крайне ею заинтересован. Стоило мне подойти к столику, как ребята даже не дали мне опомниться, и, вскочив с диванчиков, накинулись на меня с объятиями и шумными приветствиями.

- Ленка, ну ты даёшь! Умотала, и даже не сказала, куда, - Дима, который играет в сериале втайне вздыхающего по моей героине одноклассника, отпустив меня из своих объятий, хлопнул меня по плечу. – И даже Лерку заставила молчать, партизанка! – сверкнул он своими карими смеющимися глазами и широко улыбнулся мне, отчего на его щеках появились еле заметные ямочки. – Хотя, ей бы я всё равно не поверил, - засмеялся он, получив тут же наигранно-обиженный пинок от Лерки, которая стояла рядом. – Но, когда сам Сергей Владимирович поделился с нами этой зашибенной новостью, я понял, что всё серьёзно. Сглазить боялась, что ли? – хитро прищурился он.

- Считай, что так, - улыбнулась в ответ я, - если б я вам сразу всё рассказала, вы бы с меня живой бы не слезли, - я усмехнулась, попутно оглядывая стол в поисках чего-нибудь горячительного и чего-нибудь съестного.

- Тоже верно, - согласился Никита, - давай, садись, рассказывай о своих приключениях, и в мельчайших подробностях!

- Только если за это мне нальют чего-нибудь покрепче, - усмехнулась в ответ я, подойдя к диванчику.

- Это мы запросто, - Лерка потянула меня за собой, усаживая рядом.

Следующие полчаса я самозабвенно вспоминала события прошедших дней, потягивая «Куба Либре» из бокала и рассказывая о том, каково было выступать на европейской сцене, знакомиться и общаться с Билли Джо Армстронгом, и, конечно же, гулять по Праге, - правда, в версии, доступной для всех желающих любопытствующих, отсутствовал один персонаж, и был заменён на Антона, моего менеджера. Так было гораздо удобнее и звучало правдоподобнее, чем вранье о том, что я гуляла по Праге в гордом одиночестве. Разумеется, все романтические подробности также оказались «за кадром».

Коктейль подействовал на меня расслабляюще, но я понимала, что лучше мне сегодня алкоголем не увлекаться, потому что иначе я могу стать либо раздражительной, либо излишне откровенной. Ни то, ни другое не входило в мои планы, поэтому я растягивала свой коктейль на как можно более долгий срок. Мне нравилось в «Апельсине». Удобные диванчики с высокими спинками прекрасно изолировали от нежеланных взглядов, и мы на какое-то время даже забыли, что пришли на корпоративную вечеринку, а не на дружескую тусовку. Перекусив, мы с ребятами вчетвером решили выйти покурить.

И всё бы ничего, но я не предусмотрела одного: для того, чтобы пройти к выходу из клуба, нам необходимо спуститься по лестнице, которая находится аккурат возле столика, за которым восседает начальство. Нашу компанию нельзя было назвать незаметной, в основном, из-за звонкоголосой, и, что уж там, эффектной Лерки, и, проходя мимо злополучного столика, я старательно не поворачивала головы и надеялась лишь на чудо, что смогу прошмыгнуть незамеченной. Чуда не произошло.

- Ле-еночка, - услышала я позади себя еще более веселый голос Сергея, - как ты вовремя, - мне пришлось приостановиться и развернуться к нему лицом. Повернувшись, я увидела, что два пустовавших за столиком места уже не пустуют. Сердце моё подпрыгнуло, сделав нервный кульбит. Виталий сидел в дальнем от меня конце стола, рядом с Егором, а рядом с Виталием сидела его потрясающе красивая супруга. Лара была увлечена своим смартфоном и лишь метнула в меня один короткий взгляд, кивнула, поздоровавшись, после чего снова погрузилась в свои дела. Эта её реакция показалась мне нарочито безразличной и даже странной, потому что я просто не могла поверить, что после той претензии, которая сквозила в её голосе при нашем с ней первом и единственном разговоре, она не будет практически никак заинтересована в дальнейшем общении со мной. Взглянуть на Виталия я никак не могла себя заставить, и уже через секунду поймала себя на мысли, что слишком надолго задержала свой взгляд на его жене. Поэтому я поспешила его отвести и перевести на Сергея.

- Я покурить собиралась с ребятами… - засунув руки в карманы жилетки, попыталась изобрести очередную отмазку я, понимая, что на этот раз она вряд ли прокатит.

- Потом, всё потом, - Сергей привстал и, взяв меня за локоть, потянул меня за собой и усадил рядом, на диванчик. Я сидела почти напротив Виталия, но старательно смотрела на кого угодно, кроме него. На себе же я чувствовала его испытующий взгляд, и понимала, что долго избегать его не смогу, как бы ни старалась. – Ну, рассказывай! Как это было? Всех там покорила или оставила кого-нибудь на следующий раз? – улыбался Сергей, подвигая мне чистый бокал и наливая туда вина.

Я улыбнулась.

- Это было шикарно, - начала я слегка осипшим от волнения голосом. Прочистив горло, я продолжила уже звонче: - Мы выступали в ROXY. Я играла четыре песни, одну из которых на английском, кавер, и три своих. На самом деле, было очень круто выступать в таком большом клубе и перед совсем новой публикой, приняли меня очень здорово, - продолжала я, немного осмелев от рассказа о своём триумфе, - я даже с Билли Джо познакомилась, - пользуясь тем, что это позволит мне на какое-то время опустить глаза, я начала искать в телефоне фото нашего совместного с солистом Green Day селфи. Найдя его, я протянула телефон Сергею, он взял его, посмотрел, одобрительно закивал головой и пустил по кругу, показывая всем сидящим за этим столом это фото.

Когда мой телефон попал в руки Виталия, и он опустил на него свой взгляд, я воспользовалась случаем и посмотрела на него: серый пиджак, надетый поверх рубашки цвета марсала, расстегнутой на пару верхних пуговиц, невероятно шёл ему, черные, с лёгкой, едва пробивающейся сединой волосы были аккуратно подстрижены, глаза были опущены, направляя взор на экран моего мобильника, а красивые губы слегка дернулись в намечающейся улыбке, когда он рассматривал фото. Видя, что он передаёт телефон жене, я торопливо отвела взгляд, переведя его на неё. Благо, сейчас у меня был законный повод на неё посмотреть.

Лариса не взяла мой телефон у него из рук, а просто посмотрела на фото, а потом – на меня, как будто сравнивая меня ту, что на экране и меня ту, что сидит сейчас напротив неё.

- Мило, - заключила она, задержав на мне свой взгляд. – И долго Вы были в Праге, Лена?

- Всего пару дней, - ответила я, удивившись, что она решила всё-таки вступить со мной в беседу. – Но такое ощущение, что целую неделю, - улыбнулась я, переведя взгляд на Сергея.

- Смотрели город? – задала ещё один вопрос она, поднимая со стола свой бокал и откидываясь на спинку диванчика. Её голос был спокойным, но каким-то требовательным.

- Конечно, - как можно более дружелюбным тоном отозвалась я, хотя я не очень-то умела терпеть, когда кто-либо позволяет себе не к месту использовать требовательный тон. – Глупо было бы не воспользоваться таким шансом, - добавила я, отпивая из своего бокала. И тут меня, кажется, начал догонять эффект выпитой мной «Кубы Либре». Я почувствовала, как на меня накатывает лёгкая волна раздражения, но я, благоразумно сделав глубокий вдох, сосчитала до десяти и взяла себя в руки.

- Действительно, очень глупо, - согласилась она, - нам тоже в Праге очень нравится, да, Виталик? – легонько задела его плечом она, привлекая его внимание.

- Да, - услышала я, наконец, его голос и поняла, как скучала по этому голосу, не слышав его всего какие-то пару дней. В груди защемило, и на меня навалилось осознание всей безвыходности этой ситуации. Я опрокинула бокал, допила его залпом и поставила опустевший сосуд на стол. Лариса, глядя на меня, опустошила свой.

- А Вы брали экскурсию или сами смотрели город? – продолжала пытать меня она, опуская свой пустой бокал на столешницу, направляя мне в лицо испытующий взгляд.

- Смотрела с гидом, - бросив в её сторону вызывающий взгляд, отозвалась я. И, внезапно осмелев, я перевела этот взгляд на её мужа, который абсолютно беззастенчиво смотрел на меня все то время, что я находилась за этим столом. Встретившись с его синими блестящими глазами в этом плохо освещённом зале, я ощутила горячий прилив крови к лицу. Но оторвать взгляд не хватило сил, я впилась в них так неистово, как цепляется за спасательный круг утопающий после кораблекрушения. – И мне очень понравилось, - сказала я, сделав акцент на слове «очень», после чего увидела, как Виталий приподнял подбородок и сцепил руки, лежащие на столе, в замок. На лице его заиграли желваки. После этого я снова перевела взгляд на Ларису, которая насмешливо глядя на меня, ответила:

- Не сомневаюсь. Поразительно, как иногда может поднять настроение хорошая экскурсия, - сделав акцент на слове «хорошая», постучала ноготком по бутылке вина она, как бы прося мужа налить ей ещё. Виталий подчинился, с интересом переводя взгляд с меня на жену, и обратно.

Я не знаю, что на меня нашло, но мне настолько хотелось во всеуслышание заявить о том, кто именно был моим гидом, и что именно за экскурсию он мне устроил, что я еле удерживала себя от этого. Я всё же понимала, что вся эта ситуация, в которой я оказалась, может обернуться очень и очень опасной игрой, по крайней мере, для одной из сторон. И, если за свою репутацию я как-то не особо переживала, что с меня возьмёшь – молодая, ветреная певичка - секс, наркотики и рок-н-ролл, то навредить мужчине, который подарил мне самый чудесный подарок в моей карьере, мне было бы очень стыдно. Поэтому я сдержалась, но это не помешало мне съязвить напоследок:

- Я знала, что Вы меня поймёте, как никто другой, - я поднялась с диванчика, - Сереж, если ты не возражаешь, я пойду, покурю.

- Отпущу тебя при одном условии, - остановил меня за руку Сергей.

- Да? – удивлённо посмотрела я на него сверху.

- Ты споёшь нам сегодня со сцены одну из своих песен. И лучше, если это будет та песня, которую мы включим в сериал. – Улыбнулся он. – У тебя есть что-то подходящее?

Я задумалась. В моём творчестве немного песен, которые могут пройти по ценностно-цензурному критерию в школьный сериал. Но, вспомнив о ночном приливе вдохновения, я ответила:

- Пожалуй, есть.

Глава 17.

История одной болезни

 

Когда я шагала в направлении выхода из клуба, чтобы всё-таки покурить, пускай уже и, наверняка, в гордом одиночестве, в голове моей царил полный кавардак. Внутри меня пульсировало возбуждение, спровоцированное недавней нервной беседой и подкреплённое алкоголем, и я судорожно искала ему выход - сердце колотилось, а голова была тяжёлой, и нужно было сделать что-то, что позволит мне почувствовать себя лучше. Моя маленькая месть Виталию за его ночную трусость, реализованная мною в виде провокационных замечаний при его супруге, казалось, ударила больше всего именно по моей психике. Я была взволнована и даже немного зла на саму себя, на эту самоуверенную актрисульку и на мужчину, который стал причиной нашего с ней столкновения. Боже мой, до чего я докатилась? Участвую в делёжке мужика! Да ещё с кем – с его собственной женой.

 

Накинув на плечи куртку, я вышла из здания клуба и оглянулась по сторонам – ни Леры, ни ребят нигде не было, и я отошла немного вправо, чтобы не мешать выходящим и входящим гостям.

Я курила и переваривала произошедшее. Лариса действительно что-то знает об увлеченности своего мужа, и точно знает, кем именно он увлечён. И Виталий сам, судя по всему, в курсе о том, что его жена не пребывает в неведении: тогда, на мосту, когда он спрашивал меня о нашей встрече с его супругой, он, казалось, совсем не был этим удивлён. То есть, получается, все всё знают, но никто ничего не говорит?

Какая-то странная политика для близких отношений… Хотя, пусть сами разбираются в своей Санта-Барбаре. О том, что я уже тоже стала участником этой мыльной оперы, я предпочитала не задумываться. Мне хотелось сбросить с себя груз ответственности за своё влечение к этому женатому мужчине, но мне не хотелось, чтобы оно прошло, и, вспоминая, что я загадала тогда, на Карловом мосту, я хотела провалиться сквозь землю оттого, что этому желанию вряд ли удастся сбыться. Ну как, как меня угораздило? Почему я всегда выбираю самые трудные пути, самые непротоптанные тропы? И я всегда делаю это с такой решимостью, даже не задумываясь о рисках, о возможных для себя последствиях, я просто реализовываю свои планы, исполняю свои мечты – и получаю от этого несказанное удовольствие! Но в этот раз такой подход не сработает – ведь для того, чтобы претворить свои желания в жизнь, я должна растоптать чужие, и сделать это без сожаления, и не оглядываясь назад. Способна ли я на это? А он способен?

Сигаретный дым щекотал мои ноздри и возвращал меня из моих раздумий в реальность. Я затушила остаток сигареты об урну и, выбросив окурок, поплелась обратно в клуб.

Естественно, когда я возвращалась к своему столику, по пути меня снова задел Сергей, со свойственной ему дотошностью не забывший о данном мной обещании выступить сегодня на сцене. Звёздной четы за столиком не было, и Сергей спросил меня:

- Лена, ты готова? Что тебе нужно для выступления?

- Ну, поскольку песня новая, я её ещё нигде не исполняла, да и я без напарника к тому же, поэтому, думаю, электрогитары будет достаточно. – Заключила я. Ладони мои вспотели, я не привыкла играть свои совсем уж свежие песни вот так вот, с бухты-барахты. Да и песня эта…я не могу объяснить. Не знаю, зачем я согласилась спеть её здесь. Хотя, что я разнылась тут, в самом деле? Нужно просто брать и делать – эта стратегия ни разу меня ещё не подводила.

- О’кей, тогда идём вниз, я договорюсь, а ты пока пройдёшь за кулисы и подождёшь меня там.

 

И мы с Сергеем направились вниз, прошли через танцпол, где я заметила отрывающуюся на всю катушку Лерку в компании Никиты, Димы и ещё нескольких ребят и девчонок из актёрского состава - вот куда она подевалась после перекура. Я прошла дальше, но нигде не увидела ни Виталия, ни его жены и почувствовала небольшое облегчение - так будет гораздо проще. Я ушла за кулисы и ждала там Сергея, как он и просил. Я стояла в полутёмной небольшой и узкой комнатке-тамбуре, от выхода на сцену меня отделял чёрный занавес, а по другую сторону вдоль стены находились несколько пустующих стоек для инструментов, две вешалки и дверь, помещение освещала всего одна тусклая лампочка, висящая на дальней от меня стене, отделяющей тамбур от танцпола.

 

Дверь открылась, и в дверном проёме я увидела заходящую в тамбур тёмную высокую фигуру, явно не являющуюся Сергеем. У фигуры в руках был предмет, по очертаниям очень напоминающий гитару. Когда фигура закрыла за собой дверь и повернулась ко мне, я мгновенно поняла, кто передо мной. Во рту пересохло, и я застыла на месте, ожидая, пока он заговорит.

- Я принёс гитару, - Виталий подошёл ближе и поставил гитару, оперев её о стену неподалёку, и встал в паре метров от меня, глядя на меня с высоты своего выдающегося роста.

- Спасибо, - сухо поблагодарила его я, сложив руки на груди. Бросив короткий взгляд ему в лицо, я перевела взгляд на стоящую у стены гитару. Он стоял молча, смотря на меня, и не очень-то собирался уходить.

– Что-то ещё? – снова требовательно взглянула на него я, уже задержав на его лице свой взгляд. Здесь, из-за свойственной клубному закулисью темноты, это делать было гораздо проще, чем там, наверху.

- Да, - отозвался он, также сложив на груди руки. – На самом деле, много чего. – Он сделал небольшой шаг ко мне: - Я очень рад тебя видеть. – Негромко, но уверенно произнёс он, глядя мне в глаза, и сдержанно улыбнулся.

- Боюсь, твоя супруга не разделяет твоего энтузиазма, - хмыкнула я, снова отвернув лицо, раскрестив руки и засунув их в глубокие карманы моей кожаной жилетки.

- А для тебя так важен её энтузиазм? – Деланно удивился он, изогнув густые темные брови и приподняв их с лёгкой улыбкой.

- Для меня – нет, а для тебя? – с вызовом посмотрела я ему в глаза. Да, алкоголь определенно обостряет все мои эмоции. Хотя в последнее время они и без того обострены. Сейчас мне хотелось поколотить своего невероятно спокойного собеседника и одновременно оказаться в плену его сильных рук. Удивительно, как быстро и технично он приучил меня к себе, к своим прикосновениям, так, что теперь мне хотелось ещё и ещё.

- Не в этом случае, - так же спокойно ответил он, раскрестив свои руки и опустив их вдоль тела, он сделал ещё один шажок в направлении меня. Мне было не по себе от тона, которым он говорил со мной – пониженный голос, легкая хрипотца, уверенность и спокойствие околдовывали меня. Я напряглась, и мне даже показалось, что на лбу у меня выступила испарина. Как здесь жарко. – Не нервничай так, - положил ладони по бокам моих плеч он, не отрывая своего взгляда от моего.

- Я и не нервничаю, - соврала я, облизнув пересохшие губы. Он проследил за этим моим движением взглядом и снова вернул свои глаза к моим. – Просто лёгкое волнение перед выступлением. Мне казалось, это нормально. Просто я привыкла настраиваться в одиночестве, - наклонила голову вбок я, как бы давая понять, что меня ничто не напрягает, а внутри меня уже бурлил вулкан. От этой близости, от этой неполной, недостаточной близости, я ощущала глубокую неудовлетворённость.

- Тогда прогони меня, Лена, - он сделал ещё один шаг ко мне и его руки по бокам моих плеч были уже не вытянутыми, а почти обнимающими. Его глаза были всего в тридцати сантиметрах от моих. Морщинки на его лбу разгладились, он на секунду поджал губы, отчего на его смуглых щеках проступили маленькие ямочки – создавалось ощущение, что он раздумывает над чем-то.

Приступ неизвестно откуда взявшейся паники овладел мной. Где-то там, в зале, совсем близко, находится его жена. А я здесь схожу с ума от близости этого мужчины и не могу сопротивляться этому чувству. Не могу. Я начинала осознавать, как мучительно для меня это ощущение, как оно душит меня и не даёт расслабиться.

- Зачем ты пришёл сюда? Мне Сергей гитару обещал принести, - попыталась съехать с темы я, отведя на секунду взгляд в сторону гитары, и снова посмотрела на него.

- Я отобрал её у него, и сказал, что отнесу сам, - просто и спокойно, как будто так и надо, ответил он, усмехнувшись. Его глаза слегка прищурились от этой усмешки, а его руки заскользили вниз по моим рукам, отчего по ним пробежало приятное тепло. – Ты прекрасно выглядишь, я хотел рассмотреть тебя поближе, и не смог отказать себе в этом удовольствии.

Его слова подняли во мне волну сладкого возбуждения и одновременно легкого негодования. Посмотреть он пришел, ага, и, я смотрю, потрогать он тоже не против. На жену пусть свою идёт смотрит.

Его ладони, скользившие вниз по моим рукам, остановились на моих запястьях, и внезапно сжали их, отчего я вся тоже сжалась.

- А тебе не кажется, что смотрят глазами, а не руками? – с сарказмом в голосе спросила я, опустив взгляд вниз, туда, где находились его и мои руки, и снова подняла его на Виталия, поймав его совершенно бесстыжий взгляд. И он не на шутку напугал меня: в его глазах был голод. Как голодный зверь, он сжимал меня, свою добычу, в своих руках, подошёл почти вплотную ко мне и тут же внезапно разжал свои ладони, отпуская мои запястья, и вдруг я почувствовала, как его пальцы слегка касаются моих бёдер, аккурат в месте прозрачных сетчатых вставок на боках моих легинсов. Все мои внутренности будто прошибло электричеством. Я чувствовала его дыхание, сдобренное едва уловимым запахом красного вина, на своём лице. Мои глаза были на уровне его губ, и я видела на них каждую тоненькую складочку. И его губы зашевелились, произнося ответ:

- Мне кажется, что, если сейчас ты дашь мне хоть малейший повод, твоё выступление придётся задержать. – Меня бросило в жар, а потом в холод от этих слов, я нервно сглотнула, а его горячее дыхание, вкупе с блеском его потрясающе синих глаз убеждало меня в том, что он не шутит.

Моё сердцебиение было поверхностным и быстрым, а дыхание – осторожным, мне казалось, что полный вдох я сделать сейчас не в состоянии. И, готова поклясться, что я почувствовала, как напряглось его тело под этим шикарным костюмом.

И тут мы услышали, как на сцене раздался голос Сергея, сообщающего о том, что я приготовила новогодний подарок для всех присутствующих и сейчас спою для всех свою новую песню, которая впервые исполняется на публике.

- Одевайся теплее, Лена. - Быстро сказал он, тут же отойдя от меня на шаг. – Хорошего тебе выступления, - подмигнул он, и, оставив меня, растерянную и раздёрганную, в тамбуре возле выхода на сцену, вышел, закрыв за собой дверь.

 

Когда под шумные аплодисменты я выходила на сцену, Сергей уже спускался по маленькой лесенке со сцены на танцпол, и буквально через несколько секунд я увидела на танцполе и вышедшего туда через коридор Виталия. Поскольку своим наглым вторжением он не дал мне времени настроиться на выступление, мне пришлось сделать это всего за несколько секунд – и справиться с напряжением мне удалось только тогда, когда я вспомнила, что ещё пару дней назад я выступала на сцене, гораздо больше этой, перед людьми, которые пришли на концерт совсем другой группы, никогда раньше не слышали моей музыки и могли отреагировать на неё совсем непредсказуемо – и я с этим справилась! Я взяла эту высоту – и смогу взять любую другую, и ни один, даже самый синеглазый и самый привлекательный, самоуверенный и наглый тип не сможет помешать мне своим пожирающим взглядом. Пускай любуется.

 

 

Порохом

Стали твои откровения.

 

(Медленный гитарный перебор гулко отражался от стен клуба, толпа в зале смолкла. Я, не стесняясь, взглянула в глаза своему самому постоянному слушателю)

 

Ворохом –

Мысли, мечты, впечатления.

 

(Я опустила взгляд на гитару, после чего прикрыла глаза, подняв лицо к залу)

 

Не сказать…

Лучше молчать и не каяться,

Не страдать.

Нам с тобой с этим не справиться…

 

(Последние несколько аккуратных нот проплыли в тишине зала, и я перешла к гитарному бою, начиная более быстрый по темпу припев):

 

Мы вдвоём с тобой в этой лодке

Только лодка идёт ко дну,

И, застрявшая в этом шторме,

Я тону.

 

(Я зажмурилась, не в силах больше смотреть в эти глаза. А оторвать взгляд и перевести его на кого-то другого у меня просто не получалось)

 

И в бушующем заливе,

Ты, наверное, мой маяк,

Без тебя мне не быть счастливой

 

(Я открыла глаза и всё же позволила себе упиваться этим синеглазым пронзительным взглядом)

 

Никак.

 

Я жила в этой песне, я проживала каждое слово и была уверена в каждой строке. Я не хотела бы исправить в ней ничего, потому что иначе она стала бы уже не моей, это стало бы моей изменой самой себе. Антон всегда любил привносить в мои композиции что-то своё, чтобы сделать их более завершёнными, более доработанными. И это, наверное, правильно, это работа над ошибками, это уважение к слушателю и борьба за качественное звучание. Но с этой песней я не готова была позволить сделать что-либо, и была рада, что сейчас она звучит так, как её вижу я.

Виталий стоял в излюбленной позе, прислонившись плечом к стене, и, не отрывая взгляда, слушал меня. Его лицо было серьёзным, на нём не было ни тени улыбки, но взгляд его был мягким, тёплым и немного тревожным. Я всё-таки смогла перевести взгляд с его лица на лица других присутствующих в зале гостей, пробегая по ним вскользь, и не останавливаясь ни на одном из них надолго. Среди слушателей, покачивающихся в такт музыке, я выцепила взглядом Леру, Диму, Никиту, Сергея, наших сценаристов, и многих других членов съёмочной группы и актёрского состава, чьи имена я даже не знала или просто не помнила, но как-то видела на площадке, и внезапно зацепилась взглядом за стоявшую на балкончике второго уровня Ларису. Она стояла с бокалом вина в руках, облокотившись о перила балкона, и тоже слушала моё выступление.

 

Нам с тобой

Кораблями плыть в разные стороны

И сгорать

В атмосфере любви метеорами,

Лишь сейчас

Хоть на миг стань моим и уйди тотчас,

И для нас

Будет пламя гореть только в этот раз…

 

Готовясь исполнить последний припев, я снова невольно вернула свой взгляд на Виталия. Он уже не смотрел на меня, а смотрел куда-то себе под ноги, сложив руки на груди и слегка покачивая головой в такт музыке.

 

Мы вдвоём с тобой в этой лодке

Только лодка идёт ко дну,

И, застрявшая в этом шторме,

Я тону.

И в бушующем заливе,

Ты, наверное, мой маяк,

Без тебя мне не быть счастливой

Никак.

 

Отзвучали последние аккорды, и в зале раздались шумные аплодисменты. Поблагодарив всех за такой тёплый приём и поздравив с наступающим Новым годом, я удалилась со сцены, почувствовав себя измождённой, выжатой как лимон. Всего одна песня, всего три минуты я была на сцене, а такое чувство, будто отыграла целый концерт. В висках пульсировало, и очень хотелось выпить чего-нибудь хоть немного алкогольного, чтобы сбросить напряжение. Хотя, несколько капель валерьянки тоже подошли бы. Гитару я поставила на одну из стоек в тамбуре, и, схватив с вешалки куртку, которую повесила туда перед выступлением, торопливо направилась к выходу из клуба, чтобы принять дозу единственного доступного мне сейчас успокоительного марки Davidoff.

 

***

Палец попал на кнопку зажигалки только с третьего раза, и появился маленький огонёк, я подожгла им кончик сигареты, которая слегка дрожала в моих пальцах, придерживающих её у губ.

Даже для смелой и отчаянной меня это было слишком. Я явно переоценила свою неуязвимость. Я понимаю, что многие исполнители сами пишут песни, основываясь на своих чувствах и переживаниях, но проблема вот в чём: мало кто решается исполнить их прямо перед теми, кто стал причиной этих самых переживаний, прямо в момент этих самых переживаний. Дерзкая попытка взглянуть в глаза своим страхам и слабостям не прошла – я была выбита из колеи. Я запуталась. И я, как сказал мне не так давно объект моих переживаний, «не знаю, что с этим делать. Особенно теперь».

Я сделала первую затяжку, стоя у самого края здания клуба, подальше от входа, чтобы никто проходящий мимо не нарушал моего уединения. Но уже спустя минуту я увидела, как ко мне приближается персона, присутствие которой в моё понимание «спокойно покурить и расслабиться» ну никак не вписывалось. Я не понимала, зачем она пришла, и сделала вид, что не замечаю её неуместного присутствия.

Она встала рядом со мной и, укутавшись потеплее в накинутую на плечи шубку, спросила:

- Сигаретой не угостите, Лена? – я повернула лицо к ней и, выдохнув в морозный воздух облачко дыма, вопросительно посмотрела на неё. Странно, что курящий человек пришёл в клуб без сигарет. Да и купить их в клубе, в принципе, не проблема. Она, видимо, догадалась, что именно вызвало у меня удивление, и добавила: - Я вроде как не курю обычно. В общем, курю, но нерегулярно. Это как бы мой маленький секрет, - усмехнулась она, глядя куда-то прямо перед собой.

Я молча достала из кармана пачку и протянула ей, не вынимая сигареты изо рта и ничего не говоря в ответ. Она, кивнув в знак благодарности, достала из пачки белоснежную сигарету, после чего я без лишних напоминаний достала из кармана зажигалку и тоже протянула ей.

- Спасибо, - сказала она слегка сипловатым от холодного воздуха голосом, после чего прочистила горло, подожгла сигарету, затянулась и вернула мне мою зажигалку. Я взяла её, даже не повернув лица к своей компаньонке. Лариса, придерживая пальцами одной руки сигарету у губ, другой рукой открыла сумочку и достала оттуда что-то тёмное, протянула свою ношу мне.

- Это, кажется, твоё. Вот, возьми. – Я удивленно посмотрела на неё и, взяв из протянутой руки предмет, с изумлением обнаружила, что это моя шапка, которую я благополучно забыла у Виталия в Праге. Сердце моё заколотилось от осознания того, что эта женщина сейчас напрямую и тет-а-тет признается мне в том, что в курсе нашей совместной с Виталием прогулки по европейской столице.

- Спасибо, - хрипло и растерянно отозвалась я, укладывая шапку в карман куртки. – Где ты её взяла? – решилась я задать ей вопрос.

- У Виталика в чемодане, когда помогала разбирать вещи после его возвращения. – Сухо и по делу ответила она практически безэмоционально. – А потом, увидев фото, которые он пересылал тебе в WhatsApp, я поняла, что она – твоя. – Так же спокойно добавила она. – Хорошо погуляли? – странно негромким голосом поинтересовалась она, стеклянным взглядом глядя прямо перед собой.

Я чувствовала себя не в своей тарелке. Я будто была на допросе, но допрашивал меня не полицейский, а потерпевший. И это сильно ударило по моей совести.

- Что именно ты хочешь узнать? – Я сама не заметила, как мы перешли на «ты». Но чувствовала, что обращение на «Вы» в этой беседе звучало бы как-то…неуместно, что ли.

- Да ничего я не хочу узнать. – Глубоко вздохнув, она опустила взгляд на пепел, осыпающийся на асфальт под её ногами. После чего снова подняла глаза, метнула быстрый взгляд в мою сторону, и снова продолжила смотреть прямо перед собой. – Я предпочла бы вообще ничего никогда о тебе не знать.

Я молчала. Смятение от перемены её тактики общения со мной, от той незащищенности, с которой эта женщина сейчас задавала мне вопросы и давала свои ответы, долго не позволяло мне сформулировать свой вопрос как можно более корректно. Наконец, после очередной затяжки, мне удалось это сделать. Курение всё-таки действительно успокаивает.

- И что же конкретно ты обо мне знаешь? – Честно говоря, я немного боялась услышать ответ из её уст.

Она усмехнулась, снова затянулась, выдохнула дым и посмотрела на меня своими пронзительными карими глазами:

- Достаточно, Лена. Я знаю, что у вас ничего не было, никогда не было.

Под словом «ничего», конечно, я подразумеваю классическую супружескую измену, сама понимаешь, о чём я. Остальными подробностями вашей интрижки, конечно, я не располагаю, но то, что вы не спали – это я знаю точно. Это не в правилах моего мужа, и я знаю, что так он со мной не поступит, по крайней мере, скрывать это от меня он уж точно не будет. Спасибо и тебе - вчера, точнее, сегодня ночью ты только укрепила мою уверенность в этом. – Она снова поднесла к губам сигарету, и, прищурившись, затянулась.

Я опешила. Значит, это не Виталий писал мне этой ночью? Действительно, неспроста ведь это поведение показалось мне несвойственным ему, и моё чутьё меня не обмануло – в этой ночной переписке действительно было «что-то не так», точнее, «кто-то не тот». Мне стало стыдно своё провокационное поведение за сегодняшним праздничным столом, но, в то же время, я испытала огромное облегчение – он не разочаровал меня. Почему я так боюсь в нём разочароваться? Не дожидаясь какой-либо моей словесной реакции, она продолжила:

- Я поражаюсь его выдержке и постоянству, если честно, - она снова взглянула на остолбеневшую меня. - Он как диабетик, которому нельзя сладкого, но который постоянно приходит в кондитерскую и покупает себе килограмм пирожных, чтобы просто на них посмотреть, почувствовать, как желудочный сок начинает вырабатываться от одного взгляда на десертную вишенку на верхушке, а потом оставить их там же, на прилавке, чтобы их съел кто-то другой. Долбанный мазохист. – Она немного агрессивно щелкнула по сигарете, сбивая накопившийся на конце пепел на землю.

Мне стало не по себе от этого разговора. Таким вымученным было это откровение, что мне хотелось запихнуть его обратно ей в рот, чтобы оно вдруг снова стало неозвученным. Полы её длинного тёмно-красного платья слегка подрагивали от холодного ветерка, от которого мне тоже стало как-то промозгло.

Она продолжила:

- Я думала, что у него это быстро пройдёт. Это глупое, такое несуразное увлечение не должно было превратиться в такое долгое издевательство надо мной, над ним самим, над нашими отношениями. – Её взгляд снова стал стеклянным, а нижняя губа истерически дрогнула.

- Насколько долгое? – пересохшими губами осмелилась спросить я и замерла в томительном ожидании ответа.

- Ты три года как уже моя головная боль, Лена. – Яркая вспышка шока ослепила меня на секунду, сердце заколотилось в бешеном темпе, и я повторяла про себя это страшное словосочетание, и никак не могла поверить в услышанное. Я, должно быть, ослышалась. - И, если поначалу я отмахивалась от этого сумасбродства, да и, честно говоря, в первый год я думала, что оно уже совсем прошло, то сейчас я осознаю, какой дурой была, не восприняв эту проблему всерьёз. – Лара смотрела вниз, себе под ноги, и носком бежевой лаковой туфли размазывала пепел по асфальту.

«В первый год» … Нет, значит, мне всё-таки не послышалось. Но мне ведь было…семнадцать?! От шока я совсем позабыла о своей сигарете, и она медленно дотлевала в моих пальцах. Я не знала, что сказать. В моей голове не укладывались все эти странные, пугающие обрывки этой истории, в руках моих была дрожь, в груди – странная вибрация, и я не могла произнести ни слова, потому что понимала, что голос будет предательски дрожать. Нет, это бред какой-то. Эта женщина, наверное, не в себе. Точно, она – сумасшедшая, я даже в книге какой-то об этом читала, когда красавец-психиатр-муж жил со своей сбрендившей женой, пока она не сбежала с его другом. Кажется, так. Классик какой-то написал…

Нет, это, конечно, интересное предположение, но мы всё-таки не в книге. Нормальная она, эта Лариса, нет в ней никакой безуминки, она – известная актриса, которая всегда на виду у прессы, и никогда при этом не подававшая поводов для грязных сплетен, играющая на лучших театральных подмостках нашей страны. Понятное дело, что мне было легче поверить в её сумасшествие, нежели в то, что этот самый мужчина, окруживший меня своим вниманием, и захвативший всё моё внимание, одержим мной. Не увлечен, а именно одержим…иначе это трехлетнее увлечение назвать я не могла. Мне стало жутковато, я поёжилась не от холода, а от пугающей реальности этих слов: «три года». Я была совсем ещё юной девушкой, да что там, я и на девушку-то тогда ещё не очень-то была похожа: пропадала с друзьями на футбольном поле, беспрестанно тренировалась и только-только начинала увлекаться музыкой, даже отношения с парнями меня интересовали не так уж и сильно, хотя первые романтические отношения у меня именно в этом возрасте и случились, скорее потому, что так было надо, было как бы уже «пора», нежели я действительно была в них крайне заинтересована.

Мной завладело чувство, что я одурачена. Я, сама о том не подозревая, долгое время была незримой частью жизни двух взрослых, незнакомых мне людей, я будто была частью чьего-то реалити-шоу, что напомнило мне ещё об одном небезызвестном фильме с Джимом Керри в главной роли. Дурацкий вечер, дурацкий! Мне нужно уехать отсюда, мне нужно убраться отсюда поскорее, и поскорее оказаться дома, там, где всё услышанное мной сейчас окажется выдуманной страшной сказкой. Но прежде нужно было что-то сказать. Лариса смотрела на меня в ожидании, ей, конечно же, хотелось увидеть мою реакцию на свою исповедь.

- Я… я понятия не имела. И, боюсь, мне сложно поверить в эту историю, - озвучила я коротко и как можно более бесстрастно свои ощущения. – Почему Вы вообще решили мне об этом рассказать? – а вот теперь я уже просто не смогла обратиться к ней на «ты». Я всячески старалась сдерживать тревогу, охватившую меня, чтобы она не сквозила в моём взгляде и жестах. Я уже достаточно глупо себя проявила сегодня, надо хотя бы напоследок постараться сохранить остатки достоинства. Не знаю, насколько у меня получилось это сделать.

- Я не очень-то собиралась рассказывать тебе это. Ты - последний человек, с кем бы я хотела этим поделиться. Но, раз уж выяснилось, что тебя так волнует мой муж, - Лара требовательно взглянула на меня, я опустила глаза, глядя на собственные ботинки. – Я хочу, чтобы ты понимала, каким испытаниям подвергаешь этого человека своим постоянным присутствием в его жизни. Он – не очередной мальчик, с которым можно играть по правилам песочницы. И подумай сто раз, прежде чем ломать ему жизнь, если не готова жить по правилам взрослой, осознанной и ответственной жизни. – Лариса выбросила окурок прямо на землю, придавив его кончиком туфли, и, развернувшись, зашагала в сторону входа в клуб.

Я же, находясь в абсолютной прострации от навалившегося на меня информационного груза, скинула Лере смс о том, что уехала домой, натянула на голову вновь обретенную шапку и поплелась в сторону метро.

 

Глава 18.

Другими красками

Вернувшись домой, я всё ещё не успела прийти в себя. Всю дорогу от клуба до дома я пыталась понять, как я могла вляпаться в такую историю, и, что самое интересное, как мне теперь разобраться во всём этом и не сойти с ума.

По пути домой я выкурила целых три сигареты, что, совместно с выкуренными двумя на вечеринке составляло половину моей суточной нормы никотина, но мои руки и плечи всё еще дрожали, а сердце отбивало неровный ритм. Я чувствовала себя раздетой, абсолютно голой перед целой толпой людей. И это не имело ничего общего с ощущением собственной популярности, когда ты знаменита в качестве творческой единицы. Это было как-то дико, страшно и даже отвратительно.

Проворочавшись полночи в кровати, я снова заснула почти под утро. Этот дурацкий сбившийся режим, подкрепленный стрессом, уже порядком надоел мне, но все происходящее со мной в последние дни играло против моего сна.

За ту половину ночи, что я не могла заснуть, я прокручивала в голове все события, произошедшие за последние две недели, и, в первую очередь, наше первое знакомство с мужчиной, от одной мысли о котором у меня теперь по телу пробегали мурашки, и, скажу я вам, не в хорошем смысле этого слова. Всё, всё, начиная с приглашения меня в этот сериал, теперь предстало передо мной совершенно в иных красках: он предложил мне главную роль в этом сериале, чтобы иметь возможность видеться со мной и знать, где он может меня найти хоть каждый день, - видимо, моих концертов ему не хватало…либо это был повод просто узнать меня ближе, пообщаться со мной. Наверное, так.

В первую нашу встречу он провоцировал меня на какую угодно эмоциональную реакцию, испытывал меня, как энергетический вампир, подпитывался мной, только сейчас я понимала весь смысл всего этого действа, которое разворачивалось между нами в самом начале нашего знакомства. Но совсем скоро ему стало этого мало – он захотел быть ещё ближе и создал для нас любовную линию, чтобы совершенно легально прикасаться ко мне, целовать меня, гладить и, я не знаю, что еще он там планировал со мной делать, пока не отменил весь этот разврат. Он как будто нашёл обходной путь для своей женатой совести... Может быть, он думал, что этого ему будет достаточно для того, чтобы избавиться от своего наваждения? Чёрт его знает, отдавал ли он вообще себе отчёт в своих поступках, может, он вообще сумасшедший, помешанный маньяк? Или как там его, сталкер?

Нет, хоть наше общение с ним и складывалось весьма нестандартным образом, всё-таки в адекватность этого человека я верила, и очень боялась, что глубоко ошибусь в этой своей вере.

Он сделал для меня столько хорошего: дал толчок моей актёрской карьере, предложив главную роль, устроил мне незабываемый музыкальный опыт в виде зарубежного концерта на разогреве у группы с мировой популярностью, приехал, чтобы поддержать меня, и потратил целый день, развлекая меня в чужой стране, когда даже мой партнер бросил меня и даже не соизволил за целый день позвонить и поинтересоваться, где я, опомнившись только вечером. Впрочем, я тоже не соизволила…ну да ладно, сейчас не об этом.

Но делал ли он это просто для того, чтобы сделать мне приятно, или преследовал определённую цель? Конечно же, он её преследовал. Глупо сомневаться в этом. Я и сама эту цель преследовала, хотя знала, что он женат, и достаточно часто осознанно или бессознательно провоцировала его своим поведением. Стоит только вспомнить моё сидение на нём тогда, в спортзале, когда он, как испуганный зверь, сбежал и отменил нашу с ним сериальную «любовь» … Видимо, тогда к нему и пришло осознание всей провокационности этой нашей близости. А я, дура, полагала, что ему всё равно. А он всё это время боролся с этим своим помешательством, с огромным искушением. С другой стороны – сам виноват, нефиг было вообще со мной связываться, можно подумать, я хотела стать чьей-то «слабостью» и чьим-то яблоком раздора!

Но к концу своих размышлений я вернулась к самому шокирующему моменту нашей с Ларисой беседы… это длится уже три года. Три! Когда? Как? Почему? Мне было крайне сложно представить, при каких обстоятельствах это произошло, и как именно он осознал, что он…ну, вы понимаете. И ещё одним назойливым вопросом, нависающим надо мной, был вопрос о том, откуда его жена знает об этом всём, тем более, судя по всему, знает с самого начала. Эти мысли вертелись в моей голове, как смерч, не давая моим векам спокойно опуститься и позволить моему воспалённому разуму отдохнуть ото всей этой сумятицы.

Этот мужчина думает обо мне три года…Господи, мне даже представить страшно, сколько он передумал всего и перечувствовал за такой срок. Всего за какие-то две недели я влюби…увлеклась этим человеком так, что каждый мой взгляд на него отзывался в моём теле сладкой мукой, а он жил с этим три года - вот это выдержка!

Хотя о какой выдержке может идти речь, когда всего за какие-то две недели общения мы стали почти любовниками? Да, «классической супружеской измены», как сказала Лариса, конечно же, не было. Но то, что произошло между нами, было куда интимнее секса, куда запретнее. Как по мне, так мечтать о другом человеке, живя при этом с супругом, - куда бОльшая измена, нежели случайная интрижка на одну ночь, сводящаяся к безэмоциональным плотским утехам. Нет, безусловно, и то, и другое – плохо, неправильно и убийственно для отношений, но лично меня оскорбило бы больше всего именно первое…

Это была последняя мысль в моей голове перед тем, как я провалилась в сон.

 

Тридцать первое декабря подкралось совершенно неожиданно, и, проснувшись утром, я вдруг осознала, что меня настолько закружила суета и заботы, связанные с поездкой, что я так и не спланировала то, где и с кем встречу этот Новый год. Отец с самого утра (ну, вы понимаете, ближе к обеду) уже собирал вещи, а мама целый день стояла у плиты, готовя всяческие вкусности для новогоднего стола, чтобы ближе к вечеру уехать в наш загородный дом в Подмосковье, куда должны были подтянуться мой брат со своей супругой и моим любимым племяшом и мамина сестра с мужем. В прошлом году я праздновала этот праздник в кругу друзей, а в этом была настолько занята, что умудрилась даже не дать ответа на приглашение, которое мне поступило от Маши с Артёмом. Впрочем, Новый год – семейный праздник, и сейчас мне как никогда было нужно находиться в кругу любящих меня людей, и людей, которых сильнее всего на свете люблю я, поэтому я решила, что отпраздновать этот праздник вместе с семьёй – это очень даже хорошая идея.

Поэтому, проснувшись ближе к полудню, я решила помочь маме на кухне, и уже вовсю нарезала салатики, когда раздался звонок мобильного из моей комнаты. Вытерев руки полотенцем, я подошла к телефону и увидела, что звонит Лера. Не очень хотелось брать трубку, так как я уже примерно представляла, какие последуют вопросы, после моего-то внезапного вчерашнего ухода, но я прекрасно понимала, что завтра, когда буду поздравлять её с Новым годом, этих вопросов всё равно не избежать.

- Алло, - ответила я.

- Ну, привет, Золушка, - как обычно, своим звонким и хорошо узнаваемым голосом поприветствовала меня Лерка. – Куда вчера ускакала, даже не дождавшись полуночи?

- Ну, я же тебе написала, что уехала домой, - спокойным и даже немного равнодушным тоном отозвалась я. Любые воспоминания о вчерашнем вечере я хотела бы засунуть куда-нибудь на антресоли и как можно дольше не доставать. А тут она со своим допросом.

- Да это-то я как раз поняла. – Немного обиженным тоном ответила мне она, - я имела в виду, почему так быстро?

- По семейным обстоятельствам, - усмехнулась я. А что, почти не соврала. Просто не стала уточнять, что по обстоятельствам, связанным не с моей семьёй.

- Я даже не успела похвалить твою песню, - отчитала меня Лерка нарочито строгим голосом. После чего я услышала в её голосе улыбку: - Крутая песня! К своему стыду, я впервые слышала твоё творчество. Но теперь будь уверена, что я буду частым гостем на твоих концертах! – безапелляционно заявила она. – Какие планы на сегодняшнюю ночь?

- В семь вечера уезжаю в Звенигород с роднёй Новый год встречать, а что? – поинтересовалась я.

- Да просто хотела предложить тебе забуриться на Новый год с нами в «Тайм аут», если у тебя нет никаких других планов, - ответила она, - у ребят, оказывается, там столик забронирован, и они нас с тобой туда приглашают.

Я на секунду задумалась. Действительно ли мне нужно проводить эту ночь в компании людей, которых я знаю всего-то две недели? Нет уж, хватит с меня пока что всех этих авантюр. Спокойный и размеренный вечер – вот то, что мне нужно сейчас и конкретно сегодня. Мне хочется быть подальше от этого города, от всего, что напоминает мне о вчерашнем вечере, об этом сериале, об этом мужчине и о его супруге.

- Спасибо, Лер, за приглашение, но у нас с семьёй другие планы. Можем встретиться после, давай завтра созвонимся ближе к вечеру? – без грамма сожаления отказалась от приглашения я.

- О’кей, как скажешь, тусовщица, - насмешливо отозвалась Лерка. – С наступающим!

- И тебя с наступающим, - улыбнулась я и положила трубку.

Весь оставшийся день я была погружена в предпраздничную суету, помогая родителям готовиться к вечернему торжеству. За окном было белым-бело, отчего ко мне потихоньку начало приходить праздничное настроение. Дома ёлку мы не наряжали, зато на даче нас ждала зелёная красавица, которую папа установил там, пока я была в Праге. И мне уже хотелось скорее отправиться в путь, и проникнуться этой тёплой домашней новогодней атмосферой. Совсем скоро нам нужно было выезжать, и я начала сборы. Натянув черные тёплые штаны, я надела обожаемую мной белоснежную футболку, поверх неё я натянула тёплую бежевую кофту с красными оленями в упряжке, бегущими от одного плеча к другому и продолжающими свой забег по моей спине. Застегнув молнию на кофте, собрав в дорожную сумку подарки, которые я приготовила для родных, и кое-какие личные вещи, я почувствовала, что хочу курить. Но, посчитав, что весьма некрасиво будет делать это дома, при родителях (хотя они давно знают, что я курю, но всё равно я по-прежнему чувствую себя преступницей, когда мне хочется курить, пока они дома), я решила отложить это до момента нашего приезда на дачу. Зачехлив гитару, я вынесла все свои собранные вещи в коридор, чтобы ничего не забыть. Я выглянула в окно – на улице начинал усиливаться снегопад, и, кажется, совсем скоро могла начаться метель. Мама вспоминала, не забыла ли она чего, а папа уже потихоньку выносил сумки, чтобы загрузить их в машину, и я решила ему помочь.

Я взяла свою сумку и гитару, и спустилась вниз, на площадку перед подъездом. Выйдя на улицу, я подняла глаза, чтобы найти папину машину, и, найдя вместо неё лицо, до боли мне знакомое, застыла на месте, чуть не уронив чехол с гитарой на землю.

- Привет, - негромко поприветствовал меня Виталий, встав с холодной лавочки, и не сделал ни шагу в мою сторону. Я, по-прежнему не двигаясь с места, отозвалась:

- Привет.

- Как ты? – в его глазах сквозила тревога, а голос был обеспокоенным.

Он держал руки в карманах пальто, в его волосах и на его плечах был снег.

- Не знаю, - осторожно произнесла я, мои губы еле двигались. Я не знала, как теперь мне этому человеку смотреть в глаза и как с ним разговаривать. Сердце моё сжалось и затихло. Я даже не сразу заметила, как поджала плечи, напрягшись от этой встречи.

- Давай поговорим, Лен. – Сделал всё-таки шаг ко мне он. Я инстинктивно отступила на шаг назад, всё по-прежнему растерянно глядя на него. – Не бойся. Пожалуйста, только не бойся меня. – Умоляюще посмотрел он на меня, после чего замялся, достал руки из карманов и стряхнул с волос снег, а затем снова засунул руки в карманы пальто.

- Мне кажется, сейчас не лучшее время, - я посмотрела по сторонам, после чего взглянула на небо: снегопад усиливался. – Я уезжаю.

Виталий протянул руку к моей сумке и взял её из моих рук. Я от неожиданности не стала ему мешать.

- Давай, я подвезу тебя, и мы поговорим. – Не очень смело предложил он. Странно, кажется, он тоже растерян. С чего бы это? Обычно такой уверенный в себе, такой спокойный, даже нахальный, сейчас он выглядел, как провинившийся щенок, который растерзал хозяйский тапок и не сумел замести следы.

- Нет, спасибо, - поспешно отказалась я, предприняв попытку забрать у него свою сумку. Он не позволил мне этого сделать, более того, в этот самый момент, что я наклонилась за сумкой, он умудрился стащить с моего плеча чехол с гитарой, после чего водрузил его на своё плечо.

- Пожалуйста. – Он снова просительно посмотрел на меня.

- Я еду вместе с родителями, - объяснила я, обернувшись на вход в подъезд, разыскивая взглядом папу. Его появление было бы очень кстати – не станет же этот назойливый товарищ приставать ко мне при моём отце? С другой стороны, я боялась папиного появления, потому что за этим последуют его неминуемые вопросы о личности этого высокого солидного человека, который встречает их дочь у подъезда. Вернув свой взгляд на собеседника, точнее, на его руки, в которых он держал мои вещи, я услышала:

- Мы поедем прямо за ними. – Продолжал уговаривать меня он. Я не смогла удержаться и взглянула в его синие блестящие глаза. Он с легким прищуром смотрел на меня, капельки воды, образовавшиеся на его лице от растаявших снежинок, придавали его лицу особую напряженность.

- И как я им это объясню? – вздохнула я, складывая руки на груди и понимая, что отделаться от него вряд ли удастся. Но попытаться всё-таки стоило.

- Позволь мне сделать это самому, - улыбнулся он, наклонив голову чуть вбок, выглядывая куда-то за меня. – А вот и, кажется, твой отец. - Я обернулась. – Здравствуйте, - абсолютно без стеснения, как всегда уверенно, поприветствовал он моего папу, который подошёл к нам с сумками в руках.

Отец непонимающе посмотрел на меня, потом на Виталия и поставил сумки на заснеженную землю.

- Вечер добрый. С кем имею честь? – протянул он ладонь моему боссу для рукопожатия.

- Виталий, - пожал папе руку он. – Руководитель проекта, в котором работает Ваша дочь, и, по совместительству, большой поклонник, - улыбнулся он.

- Моего творчества, – поспешно добавила я, метнув в Виталия уничтожающий взгляд.

- Владимир, - снова пробежался по нам обоим взглядом мой отец, - отец Лены. Она никогда раньше не знакомила нас с поклонниками своего творчества, - усмехнулся он. – Вы по делу или…?

- По делу, - не дала закончить отцу предложение я. – Но мы уже закончили. – Я снова посмотрела на Виталия, взглядом давая ему понять, что он тут явно лишний. Но его это, кажется, совсем не смутило.

- Ну, на самом деле, не совсем. Нам нужно обсудить кое-какие вопросы, и я прошу Вашего разрешения самому подвезти Вашу дочь, чтобы по пути решить эти вопросы. Мы будем ехать прямо за вами и ничуть вас не задержим. – Добродушно предложил Виталий, поправив на плече ремень чехла моей гитары.

- А вы знаете, куда хоть подвозить её собрались? Путь ведь неблизкий, - прищурился мой отец, также добродушно посмотрев на Виталия. Видно было, что мой «большой поклонник» произвёл на него довольно благоприятное впечатление.

- В Звенигород, кажется? - своим ответом Виталий снова вогнал меня в шок. Я округлившимися глазами взглянула на него и покачала головой. Нет, ну, точно, сталкер. Откуда он знает?

- Всё верно. Ну, если вас это не смущает, то почему бы и нет. Главное, чтобы домой к новогоднему столу успели после этого, - отозвался отец, пожав плечами.

- Никаких проблем, - заверил его Виталий, посмотрев, наконец, на меня и заметив недовольство на моём лице. Но, кажется, эта беседа его воодушевила. От его забитости не осталось и следа.

Отец пошёл к машине загружать сумки, а Виталий улыбнулся и посмотрел на меня уверенным взглядом околдовывающих синих глаз. Он кивком головы указал мне направление, в котором нам следует идти, и я поплелась за ним к его машине, попутно проклиная себя за слабость, которая не позволила мне стойко выдержать это наступление до победного конца.

 

Глава 19.

В одной лодке

 

Пока Виталий погружал мою гитару и сумку в багажник, я села на пассажирское сидение, пристегнулась и сделала глубокий вдох. Я пыталась настроиться и успокоиться, потому что моё шараханье от него, наверное, выглядит очень глупо, даже в свете выяснившихся обстоятельств, он ведь всегда вёл себя адекватно и никогда не давал повода считать себя неуравновешенным. Меня разрывало два противоречивых чувства: чувство дикого любопытства и чувство страха неизвестности того, что я могу услышать. Бросив взгляд в окно, я увидела маму, которая уже садилась в папину машину.

Когда Виталий открыл водительскую дверь и сел в автомобиль, я инстинктивно вжалась в удобное кожаное кресло, и отвернулась к окну. Папина машина тронулась с места.

- Ну что, поехали? – взглянул на меня Виталий, слегка улыбнувшись, и завёл авто. Мы тронулись и направились вслед за машиной родителей.

Я молчала и разглядывала сквозь вечернюю темноту зимние пейзажи Москвы. Виталий молчал тоже, и я была рада этому и раздосадована этим одновременно. Во всяком случае, я имела полное право не смотреть на него, которым благополучно пользовалась первые пятнадцать минут нашей поездки. Но, видимо, Виталий уже придумал, что именно он хочет мне сказать, поэтому он всё-таки заговорил:

- Почему ты вчера так быстро ушла сразу после выступления? – будничным тоном поинтересовался он. Я, не глядя на него, отозвалась бесстрастным голосом:

- Плохо себя почувствовала.

- Что случилось? – боковым зрением я увидела, что он задаёт этот вопрос, глядя на меня, после чего снова перевёл взгляд на дорогу.

- Тошно было. – Неприветливо ответила я, скрестив руки на груди.

Он усмехнулся.

- Много выпила?

- Не больше, чем твоя жена. – Съязвила я в ответ. А в груди неприятно защекотало.

Он замолчал на пару минут, после чего продолжил:

- Что тебе вчера сказала Лара? – осторожно спросил он, сосредоточенно глядя на дорогу.

Я почему-то не удивилась, что он в курсе, что у нас с его супругой состоялась беседа тет-а-тет.

- А она сама разве с тобой не поделилась? – удивленно приподняла брови я, всё-таки мимолётно взглянув на него. – Странно. Она ведь твой «друг», - не удержалась я и презрительно хмыкнула. Что это – ревность? Злость? Или способ самозащиты? Точно я понять этого не могла, но точно знала, что имею полное право вести себя так, как веду сейчас.

Виталий ухмыльнулся и метнул в меня быстрый взгляд, после чего снова перевёл его на дорогу.

- Даже у друзей есть какие-то секреты друг от друга, - поделился своей мудростью он, что меня только раззадорило. Внутри меня уже начинал закипать вулкан – неприятно было ощущать себя объектом чьих-либо взаимоотношений. Всё-таки я предпочитаю быть их субъектом. Я молчала, а Виталий продолжал: - Что бы она тебе ни говорила, я предпочёл бы, чтобы ты всё-таки спрашивала напрямую у меня о том, что тебя волнует и интересует. – Он посерьёзнел.

Я почувствовала себя увереннее от этого карт-бланша, который он мне предоставил.

- Хорошо, - с вызовом отозвалась я. – Ты сам это предложил. – Я раскрестила руки и положила ногу на ногу, обхватив колено ладонями и сцепив их в замок. – Тогда расскажи мне всё с самого начала. Как получилось так, что я стала третьим углом вашего треугольника? – Задала я вопрос, намеренно выкинув из него пафосное определение «любовного». Кроме того, мне до сих пор было непонятно, какие именно чувства испытывает ко мне этот мужчина. То, что он увлечен мной – это ясно. Но какова природа этого увлечения? Он влюблён в меня, он хочет меня, я – его экспериментальный продюсерский проект, или он просто уже привык быть незримой частью моей жизни? Слишком много вопросов - и ни одного ответа. Виталий сосредоточенно сдвинул брови, наблюдая за дорогой в процессе управления большим и мощным автомобилем, на секунду поджал губы, будто сомневаясь, стоит ли открываться передо мной, и всё же заговорил:

- Ты никогда и не была его третьим углом. – От его мягкого голоса у меня перехватило дыхание, и ещё оттого, что мне был не совсем понятен смысл сказанного. А строить догадки было просто невыносимо.

- Что ты имеешь в виду? – пожалуй, слишком нетерпеливо осведомилась я.

Он по-прежнему не глядел на меня, и, глубоко вздохнув и крепче сжав руки на руле, сказал:

- Нам с Ларой вообще не стоило жениться. – Я замерла. Интересное кино. Я почувствовала, как к ладоням моим притекло колючее тепло. Я вся обратилась в слух и потихоньку искоса посматривала на него, а он продолжил: - Мы познакомились с ней, когда она только закончила театральный, на одной из вечеринок, на которую меня пригласил друг, который играл с ней в одном спектакле. Она заинтересовала меня – мы оба были молоды, образованны, у каждого из нас всё в жизни только-только начиналось, и мы очень подходили друг другу, - он немного грустно усмехнулся, - по крайней мере, нам так казалось. И в первые три года наших с ней отношений мы наслаждались нашей молодостью, страстью, путешествовали, потихоньку строили карьеру, но затем мы всё чаще находили себя в совершенно разных сферах интересов, часто отличных от интересов друг друга, отдавали себя карьере без остатка, так, что друг на друга ни сил, ни эмоций у нас уже не оставалось, а затем мы стали всё чаще проводить досуг порознь. Мы были не женаты, но жили вместе, однако виделись редко и редко по-настоящему были друг с другом. И к концу шестого года наших отношений мы вдруг поняли, что больше нас ничего не объединяет. Мы, как приятели, раз в неделю-две делились друг с другом своими впечатлениями и проблемами, но мы больше не были одним целым. И, если подумать, мы никогда одним целым не были. Мы никогда не могли наступить на горло своим амбициям ради того, чтобы больше внимания и сил отдать своему спутнику жизни. Ей нравится внимание мужчин, и у неё его в избытке, и ей никогда не было интересно то, что интересно мне: спорт, музыка, история, да и много ещё чего. Хотя я честно предпринял попытку влиться в сферу её интересов – и сделал на этом неплохую продюсерскую карьеру. До того, как начать продюсировать кино, я занимался в основном продвижением спортивных брендов и спортивных команд. Я и сейчас этим занимаюсь, но уже параллельно с кино и музыкой. – Взглянул на меня он, ожидая увидеть мою реакцию на рассказанное. Он положил левый локоть на подоконник двери авто, и продолжал вести одной правой.

Я чувствовала, что интерес к его жизни и вообще к его персоне разгорается во мне всё сильнее, и я спросила, повернувшись к нему:

- А какие бренды ты продюсируешь?

- Я занимался рекламными кампаниями брендов Puma, Demix, Adidas. Сейчас ведутся переговоры о моём участии в продвижении бренда Converse. – Будничным тоном ответил он, не отрывая взгляда от дороги.

- Круто, - присвистнув, не удержалась от одобрительной оценки я, тут же себя одёрнув за то, что дала слабину в своей твёрдости и решительности.

- Это всё, что ты хотела узнать? – смешливо поинтересовался он, метнув на секунду в меня свой синий мягкий взгляд.

- Нет, просто ты уклонился от темы в крайне занимательную для меня сторону, - легонько улыбнулась в ответ я. – Продолжай.

И он, улыбнувшись чему-то, не глядя на меня, продолжил:

- Как я уже сказал, через несколько лет отношений мы поняли, что мы слишком разные для того, чтобы быть семьёй, но достаточно похожи, чтобы быть хорошими друзьями. И, спустя шесть с половиной лет с момента нашей первой встречи, мы с Ларисой расстались, решив оставаться друзьями. Это были трудные полгода моей жизни, да и её тоже, ведь непросто снова привыкнуть возвращаться в пустую квартиру, в которую к тебе никто ниоткуда не вернётся даже через неделю, с гастролей или из командировки. И я включился в работу ещё сильнее – помимо спортивной и кино-продюсерской деятельности я нашёл для себя ещё одно приятное и интересное занятие – преподавание.

 Мы остановились на светофоре. Он снова взглянул на меня, но его взгляд на этот раз был не коротким и мимолётным, а глубоким и пронзительным. Я вся сжалась от этого взгляда и отвела глаза. Сделала это я ещё и оттого, что понимала, о каком преподавании он заговорил – совсем недавно, читая о нём в Википедии, я уже узнала эту интересную подробность его карьеры. Но вида не подала.

- Да ты прямо Гай Юлий Цезарь, - усмехнулась я, сделав вид, что впервые слышу о его преподавательском хобби.

Светофор снова показал нам зелёный свет, и мы тронулись с места. Виталий, улыбнувшись, продолжил:

- Это занятие просто вдохнуло в меня новую жизнь. Но причиной этому было вовсе не то, что мне очень понравилось быть преподавателем. – Он снова послал мне долгий и серьёзный взгляд.

Мне стало не по себе от этих его многозначительных пауз. И я, кажется, начинала догадываться, почему. Во рту пересохло, и я не стала задавать вопрос вслух, а всего лишь послала ему вопросительный взгляд. Он на мгновение опустил глаза куда-то вниз, затем снова поднял их на дорогу, и, стеклянным взглядом вперившись в темноту ночной трассы, сказал:

- В один из первых дней своей работы в академии я увидел тебя.

 

Внутри моего тела растеклась волнительная дрожь. И я, сглотнув, облизнула пересохшие губы, но так и не нашла, что на это сказать. Я всего лишь убрала ногу с ноги, поставив их параллельно друг другу, и уставилась взглядом в свои ботинки. Он взглянул на меня и, увидев моё смущение, и, видимо, слегка удивившись тому, что я не удивлена тем фактом, что он взволнован мной так давно, продолжил, понизив голос:

- Я увидел тебя в актовом зале, когда ты поднималась на сцену во время вручения вам студенческих билетов и зачётных книжек. Ты так заразительно улыбалась, что я поймал себя на том, что тоже искренне улыбаюсь, впервые за долгое время. И совсем скоро я отметил про себя, что с тех пор каждый раз, когда я появлялся в академии, чтобы прочитать свои лекции и провести семинары, я выискивал взглядом в толпе студентов твою светлую макушку и твою ослепительную улыбку, - ему, кажется, было тоже немного не по себе оттого, что приходится рассказывать всё это мне, хотя я не могла не отметить, что по мере того, как он открывается передо мной, потихоньку на его лице проступает облегчение. Он продолжил:

- Разумеется, совсем скоро я узнал, на какой специальности ты учишься, а на каком курсе – я и так знал, ведь присутствовал на вручении вам зачеток, и имя твоё запомнил там же. Общаясь с коллегами, я слушал их отзывы о вашей академической группе и постепенно начал позволять себе задавать им вопросы о том, какие успехи конкретно у тебя. Ты стала новой постоянной в моей жизни, моим маяком. – Он замолчал, поворачивая руль вправо, и мы выехали на тёмную часть трассы, где заснеженные макушки деревьев заслоняли почти все уличные фонари. Я воспользовалась темнотой, чтобы присмотреться к его лицу. Он выглядел спокойным, но я чувствовала, что между нами повисла неловкость. Я не ощущала никакой антипатии к нему сейчас, единственное чувство, которое в данный момент владело мной – любопытство. Я как будто пыталась абстрагироваться от этой ситуации, будто бы он говорил не обо мне, а о ком-то другом, это была просто интересная история, которую я слушала, как аудиокнигу. Но долго абстрагироваться не получилось, особенно, когда он приступил к продолжению своей исповеди:

- Но уже через несколько месяцев я вдруг осознал, что думаю о тебе всё чаще, что хочу узнать тебя поближе, что мне всё сложнее сдерживать свой интерес к тебе в рамках академии, и эта мысль меня насторожила. Но в тот момент, когда я осознал, что вдвое старше тебя – я и вовсе ужаснулся. Ты была ещё даже несовершеннолетней! – От этой фразы меня почти передёрнуло. Это признание прозвучало так, будто он сознаётся в каком-то преступлении. Кажется, он сам не мог поверить тому, что говорит, в его голосе проскользнула нотка удивления. Похоже, то ощущение до сих пор отголоском отдаётся сквозь годы в его настоящее, в его сегодняшний день. Он по-прежнему не смотрел на меня, и мы продолжали движение по тёмному участку дороги.

- И после этого ты стала не маяком, а наваждением. Наваждением, потому что я осознавал, что это влечение – ненормально, я чувствовал себя почти преступником, хотя ничего криминального в нём, конечно, не было, ведь тебе было больше шестнадцати. Но была и ещё одна причина моего возмущения собственным увлечением: я только недавно разорвал отношения с человеком, с которым мы были слишком разными, и увлекся человеком, который потенциально ещё более отличается от меня: между нами целая пропасть лет – что может быть между нами общего? – Стыдно признаваться, но это его умозаключение в тот же самый момент подняло во мне бурю возмущения. Я не хотела, чтобы он так думал.

– И через какое-то время мне позвонила Лара, предложив встретиться, как друзья, сказав, что она соскучилась и хочет узнать, как я живу. Мне тоже было интересно, как у неё дела, да и это могло стать хорошим способом отвлечься от мыслей о тебе. Забавно, правда? – улыбнулся он, посмотрев на меня и сверкнув в темноте блеском глаз. Я тоже натянуто улыбнулась. Это было ни капли не забавно. И странная вибрация в груди только убедила меня в этом мнении. – Ты помогла мне забыть о моём расставании с Ларисой, а потом я пытался забыть о тебе, снова начав общение с ней. Ирония судьбы. – Он снова перевёл взгляд на дорогу, крепче сжав руки на руле. Впереди маячил багажник папиной машины, и это придавало мне уверенности и помогало сохранять спокойствие, как маячок, который сигнализирует, что где-то рядом есть люди, которые любят меня безусловно и никогда не усомнятся в своей любви ко мне. Хорошо, что он не требовал от меня какой-либо словесной реакции, я не уверена, что могла бы сейчас сказать что-то умное и взрослое.

- Она заметила, что я похудел и осунулся, и, конечно же, спросила, не случилось ли у меня что-нибудь. И, будучи на тот момент крайне раздёрганным и нервным, я выложил ей всё, что тревожило меня все те месяцы, что мы с ней не виделись. И так она стала моим личным неформальным психотерапевтом, - усмехнулся Виталий, глядя на дорогу, - хотя у неё были и свои проблемы. Мы стали чаще встречаться, общаться, и на этой почве снова сблизились. Понимая, что ничего путного из моего увлечения тобой выйти не может, я решил, что нужно дать шанс старой привязанности. Я подумал, что, возможно, у нас с ней всё разладилось просто потому, что мы вовремя не поженились. Шесть с половиной лет встречаний и сожительства так и не приобрели логичного преобразования в законную семью, и я предположил, что именно это нас и отдалило друг от друга. Удивительно, как быстро я забыл об истинной причине нашего разрыва: отсутствии общих интересов и взглядов на нашу совместную жизнь, и подменил её новой, удобной мне в тот момент причиной. А может быть, со мной сыграла злую шутку иллюзия того, что у нас появились общие интересы: я пытался справиться со своим неуместным помешательством на юной девочке, а она помогала мне с этим как могла – какое-то время у неё получалось, мы стали чаще проводить досуг вместе. Правда, я соглашался на всё, что она мне предлагала – и проводили мы этот досуг на её вкус, лишь бы меньше времени оставалось на мысли о спортивной белобрысой первокурснице с хрипловатым смехом и потрясающей белозубой улыбкой. – Он позволил себе взглянуть на меня. Надо ли говорить, что за эмоции я испытывала, слушая это описание себя? Я чувствовала себя глупой дурочкой, у которой покрывается испариной спина под майкой, и пылают огнём щёки, которая бесцельно царапает коротко остриженными ногтями ремень безопасности, расположившийся поперёк её тела, и готова сбежать от этого разговора куда глаза глядят и в то же время ощущает едва уловимое блаженство от этих признаний. Он, понаблюдав за мной несколько мгновений, перестал ожидать моего ответного взгляда и вернул свой взгляд в сторону трассы, и продолжил:

- И только спустя полтора года после того, как мы с ней поженились, я осознал, что этот общий интерес был фикцией, потому что после того, как моё увлечение тобой, казалось, немного сбавило обороты, нам больше не требовалось так много общества друг друга. Мы снова начали отдаляться. – Заключил он, поворачивая руль, чтобы преодолеть изгиб дороги, уводящий нас на более освещённый промежуток пути.

Пока он молчал, я сидела и переваривала сказанное им. Как странно было слушать эти откровения сейчас, когда я меньше всего к этому была готова, более того, когда я вообще хотела отдалиться от всего этого безумия. Странно это было потому, что я совсем не чувствовала, что они не к месту. Сейчас мне казалось, что эти откровения как раз вовремя. Наверное, мне нужно услышать всю эту историю до конца, чтобы не пороть горячку, основываясь только на показаниях его жены. А ещё очень хотелось перестать испытывать этот лёгкий ужас, сопровождавший меня со вчерашнего вечера и сковывающий мой разум и тело. Но, учитывая, что покурить мне захотелось ещё дома, неожиданное появление моего нынешнего собеседника и захватывающая история его увлечения мной только усилили это моё желание.

- Мы можем остановиться где-нибудь, чтобы покурить? – подала голос я после долгого молчания. Он повернулся ко мне, удивленно приподняв брови, я увидела это краем глаза, но поворачиваться к нему по-прежнему не стала. Он спросил:

- Прямо сейчас? Снег же валит вовсю, - сделал он попытку переубедить меня, - да и от родителей отстанем, не забеспокоятся? – он слегка улыбнулся, это было слышно по его голосу.

- Не забеспокоятся, - отозвалась я, слегка улыбнувшись, - думаю, ты внушил отцу доверие, - достав из кармана куртки перчатки с прорезями для пальцев, я натянула их на ладони.

- Ну, тогда хорошо, - усмехнулся он, приближаясь к обочине. – Признаюсь, я и сам бы сейчас полпачки выкурил. – Посерьёзнев, добавил он.

Когда машина остановилась, Виталий вышел, и, торопливо обогнув машину спереди, пока я отстёгивала ремень безопасности, открыл мне мою дверь, протянув руку, чтобы помочь выйти. Я замешкалась, посмотрев на протянутую мне ладонь, и, услышав негромкое:

- Ну чего ты, я же не кусаюсь, - я подняла глаза и, встретившись с его теплым спокойным взглядом, всё-таки приняла его помощь, вложив в его ладонь свою, и спрыгнула с подножки автомобиля на снег. Тут же как можно более мягко отняв у него свою руку, я отошла на пару шагов от него и достала свои сигареты, Виталий достал свои. Мы закурили. Было не очень морозно, но снег валил исправно и совсем не таял, образуя на обочине пушистое белое покрывало. Было темно, вокруг не было ни души, и даже ближайший фонарь был где-то далеко, сложно даже сказать, в скольких метрах отсюда. Я с удовольствием затянулась и с судорожным облегчением выдохнула дым из лёгких. Виталий сделал то же самое, не глядя на меня, а глядя куда-то за меня, на дорогу, рассредоточенным стеклянным взглядом.

Мне не хотелось лишать его удовольствия спокойно покурить и собраться с мыслями, но я не смогла сдержать своего любопытства, кроме того, никотин придал мне смелости:

- Вы начали отдаляться только потому, что вам больше некому было кости перемывать? – Чёрт, ну почему я не могу нормально формулировать свои вопросы, зачем отпускать эти грубости и колкости?

Но Виталия, кажется, это ничуть не смутило и не обидело.

- Отчего же. Напротив, поводов стало больше, ведь ты подлила масла в огонь моего безумия, - он усмехнулся, выдыхая струйку бело-серого дыма, сверкнув глазами в свете далёкого фонаря, и посмотрел прямо на меня: - Но я уже не мог с ней об этом говорить, просто не хотел. – Он снова перевёл взгляд куда-то мне за спину. Он явно провоцировал меня на то, чтобы я задавала вопросы, он желал, чтобы я включилась в эту беседу, видимо, ему надоело читать мне свой монолог, и захотелось какой-то отдачи. И его провокация сработала.

- В каком смысле я «подлила масла»? – слегка прищурилась я, затягиваясь, чтобы он не увидел нетерпение, которое наверняка сквозило в моём взгляде. Одной рукой держа сигарету, другую я держала в кармане брюк и слегка поджала плечи от ветра, который успел подняться и уже гулял вдоль дороги, разметая падающий снег в хаотичном порядке по окружающей местности.

Виталий помолчал полминуты, после чего ответил, внимательно посмотрев на меня:

- Ты тогда училась на третьем курсе, закончилась зимняя сессия, начался второй семестр, но ты в академии так и не появилась. И я понял, что ты там и не появишься в ближайший год, когда на первую мою лекцию пришла почти вся твоя группа, и в списке студентов возле твоей фамилии я увидел идиотскую букву «А», от которой мне внезапно захотелось бросить всю эту преподавательскую хрень. – В его голосе звучала досада и лёгкая горечь, но едва-едва заметная. Он только что как будто заново пережил то чувство, но оно уже не было таким ярким, ведь сейчас, несмотря на то, что произошло тогда, он всё равно стоял и курил бок о бок с той самой неуловимой третьекурсницей.

 

Я опустила глаза, не в силах посмотреть на него. Внутри меня всё сжалось. Он ждал два с половиной года, чтобы я пришла на его занятия, чтобы абсолютно легально узнать меня и пообщаться со мной, ведь его курс преподаётся только третьекурсникам – вспомнилось мне из той информации, что я прочла о нём в Википедии. А я так и не пришла.

- Я тогда в академ ушла, - хрипловато отозвалась я, глядя на свои ботинки и неглубоко затягиваясь скуренной наполовину сигаретой.

- Я догадался, - насмешливо ответил он, что позволило мне всё-таки взглянуть на него. Он смотрел на меня мягко и слегка рассеянно. – В первые пару недель я просто не находил себе места, я был подавлен, замкнут, Лара это заметила не сразу, но всё-таки заметила. На все её вопросы у меня был один ответ, который звучал как «проблемы на работе», и какое-то время он её устраивал. Но потом я всё-таки набрался наглости поинтересоваться у твоего куратора, почему ты взяла академический отпуск – тогда я и узнал о том, что у тебя есть ещё кое-какой талант, помимо шикарных спортивных данных.

Я улыбнулась, просто не могла не улыбнуться. Его мягкий рассеянный взгляд позволил мне расслабиться, и я почувствовала, как мои плечи перестали быть поджатыми, да и тепло, разлившееся внутри меня, во сто крат нейтрализовывало холод от бушующего вокруг машины ветра, который начинал буквально хлестать в лицо, отчего я часто-часто заморгала.

- Давай-ка в машину, - выбросив недокуренную сигариллу, взглянул на меня Виталий, прикоснувшись к моему плечу своей большой ладонью, а другой рукой при этом открывая мне дверь.

Я молча подчинилась, выбросив по пути сигарету, и уже через несколько секунд пристёгивалась ремнем безопасности, пока Виталий огибал машину спереди, чтобы сесть за руль. Стянув шапку с головы, я увидела, как на мои штаны с неё кусками обваливается снег. Я осторожно стряхнула его на резиновый коврик под моими ногами, чтобы штаны не промокли, и положила шапку в выемку в двери.

Когда мой спутник сел в водительское кресло и слегка расправил ворот пальто, чтобы немного ослабить его, и взялся за ключ зажигания, взглянув на меня, я, сама до конца не отдавая себе отчёта в своих действиях, потянулась рукой к его волосам и стряхнула с них снег, осевший на них рыхлым слоем.

Виталий замер, задержав на мне удивлённо-сосредоточенный взгляд, а его пальцы так и не завели двигатель. Я, переместив свой взгляд с его волос на лицо, встретившись с его ошалелым взглядом и вдруг осознав, что я себе позволяю, в ту же секунду отдёрнула руку и села, как примерная ученица, идеально прямо, глядя перед собой на дорогу.

Виталий растерянно моргнул и, повернувшись к рулю, завёл машину.

Мы двинулись дальше, от места назначения нас отделяло всего пятнадцать-двадцать минут пути. Мы ехали молча, в абсолютной тишине, а плотная звукоизоляция этой шикарной огромной машины полностью блокировала завывания разгулявшейся метели. В такой тишине мы ехали до самого Звенигорода. Я чувствовала себя потерянной. Я не понимала, что со мной происходит. Мне всегда было что сказать, я никогда не чувствовала себя неловко ни в чьей компании, да и сегодня, всего пару часов назад, собираясь в путь, я чувствовала себя уверенно в своей антипатии ко всей этой ситуации. Я точно знала, как отношусь к этому безумию – я хотела сбежать от него и держаться от него подальше. А сейчас…сейчас я уже ничего не понимала, даже в самой себе.

Ноги мои затекли от двадцатиминутного неподвижного сидения, а пошевелиться я как-то остерегалась, боялась нарушить эту тишину.

- Адрес-то какой? – негромко, но уверенно первым нарушил тишину Виталий, коротко взглянув на меня, когда мы уже проехали половину главной улицы Звенигорода.

- Будто ты не знаешь, - негромко отозвалась я, слегка усмехнувшись.

- Не знаю, - немного удивлённо ответил Виталий без тени улыбки. – С чего бы мне знать?

Я чуть не поперхнулась глотком воздуха, который только что вдохнула. С чего бы ему знать! Человек, от которого, кажется, не укрылась ни одна значимая деталь моей жизни, который преследует меня вот уже, оказывается, три с половиной года, так удивляется моему вопросу!

- Ну, например, с того, что ты - сталкер, - буркнула я, сложив руки на груди. И, не выдержав, улыбнулась. Виталий, заметив мою улыбку, не смог сдержать своей.

- Виновен, - уже в открытую широко улыбнулся он, - но не до такой степени. Я действительно не знаю, где находится место нашего назначения. Я и о Звенигороде узнал совершенно случайно, сегодня, когда позвонил Лере, чтобы спросить, не в курсе ли она, куда ты вчера делась с вечеринки. – Негромко добавил он.

- А почему не напрямую у меня решил это узнать? – удивилась я, озадаченно взглянув на него. Виталий никогда не стеснялся контактировать со мной. Более того, он создавал этот контакт при любой удобной возможности.

- Не знаю. Просто решил прощупать почву. – Усмехнулся он, сбрасывая скорость. Он действительно не знал, куда ехать. Я назвала ему адрес, и мы свернули на ближайшем перекрёстке.

Наш дом находился недалеко от центра, почти на берегу Москвы-реки. Мы достаточно быстро доехали до дома, где у ворот нас ждала обеспокоенная мама, обдаваемая снежным ветром. Я инстинктивно похлопала себя по карманам куртки, ища мобильник. Стопроцентно она мне звонила, а я не слышала. Точно – на телефоне красовались пять пропущенных.

- Лена! – с осуждением в голосе окликнула меня мама, стоило моим ногам коснуться земли. Виталий, тоже выйдя из машины, сразу же пошёл к багажнику и достал оттуда мои вещи, после чего, с гитарой на плече и сумкой в руках подошёл к нам, когда мама уже заканчивала отчитывать меня за то, что я вечно ловлю ворон и не замечаю ничего вокруг себя, а она волнуется, почему я трубку не беру.

- Добрый вечер, с наступающим, - улыбнулся Виталий моей маме, встав рядом со мной.

- И Вас с наступающим, - оценивающе оглядела его мама, после чего перевела вопросительный взгляд на меня, и вернула его на незнакомца.

- Виталий, - протянул ладонь маме он, и мама, сменив тон с требовательного на радушный, протянула ему руку в ответ и ответила:

- Антонина.

Виталий галантно поцеловал мамину руку, отчего я, не сдержавшись, закатила глаза. Вот же рисовщик.

Я повернулась к моему начальнику-водителю-носильщику и, стянув с его плеча свою гитару, отобрала у него её и повесила на своё плечо.

- Спасибо, что подвёз. – Подняв голову и поправив шапку, чтобы видеть его лицо, поблагодарила его я, легонько улыбнувшись. Он выглядел таким спокойным и таким…одиноким, что ли.

- Всегда пожалуйста, - улыбнулся мне мой спутник. И, когда настал тот неловкий момент, когда нужно распрощаться и разойтись в разные стороны, моя мама напомнила нам о своём присутствии фразой:

- Ну, чего мы тут стоим-то на ветру? Пойдёмте в дом, Новый год ждать не будет, пока мы тут лясы точим, - радушно улыбнулась мама, тронув за плечо Виталия и кивнув в сторону дома. – Виталий, если у вас нет наполеоновских планов на эту новогоднюю ночь, я бы не советовала Вам выдвигаться в путь в ночь в такую метель. Позвоните родным, объясните ситуацию, и оставайтесь с нами.

Я напряглась.

Виталий оглянулся на машину, после чего перевёл взгляд на меня, как бы оценивая целесообразность этого предложения, я почувствовала, как моё сердце заколотилось с удвоенной скоростью, и ладони вспотели, даже несмотря на мороз. Его глаза смотрели на меня испытующе, а я даже не знала, как сама отношусь к этой маминой идее, и не позволяла моей внутренней борьбе как-либо отразиться на моём лице.

- Пожалуй, я прислушаюсь к Вашему совету, - сдержанно улыбнулся Виталий, переведя взгляд на маму. – Благодарю Вас за приглашение. – Он взглянул на меня, в одно мгновение отобрал у меня гитару, и, дерзко мне подмигнув, отчего моё сердце гулко ударилось о грудную клетку, повернулся в сторону ворот, и мы все втроём направились к дому.

 

Глава 20.

Пока часы двенадцать бьют

 

Стоило нам войти в дом, как тут же к нам из комнаты выбежал мой пятилетний племяш Андрюшка.

- Ле-е-ена! – захватил в кольцо мои колени он, крепко обняв меня. Я не сдержала улыбки, и, даже не успев снять куртку, присела и обняла его, что есть сил. Рождение Андрюшки было одним из самых ярких событий в нашей семье с тех пор, сколько я себя помнила. Он был очень похож на моего брата, а поскольку мы с братом тоже были очень похожи, мой племяш был маленькой копией и меня тоже: белобрысый, сероглазый, с высоким лбом и очень солнечной улыбкой. Он рос смышлёным и очень любопытным и уже в свои пять разбирал и собирал всё, что могло быть разобранным и собранным.

Пока мы разувались и снимали верхнюю одежду, из комнаты вышли мой брат Костя с женой Оксаной и поприветствовали нас. Я обняла их, Виталий представился, они познакомились, и мы вошли в гостиную. Скоро должны были приехать мои тётя с дядей, и я, оставив Виталия в обществе брата и всем своим видом демонстрируя своей семье, что мы с ним действительно не более чем коллеги, я направилась на кухню, помогать маме разбирать привезенные продукты и накладывать угощения. Сервировкой стола в гостиной занималась Оксана.

Мама, поставив запеченное мясо в микроволновку для подогрева, вот уже пару минут просто стояла напротив меня и наблюдала, как я перекладываю салаты из пластиковых контейнеров в хрустальные салатницы. Я, чувствуя на себе этот её пристальный взгляд, подняла глаза и, не выдержав, спросила:

- Что?

Мама тут же рассеянно моргнула и, опустив глаза, открыла крышку очередного контейнера, чтобы начать перекладывать картофельное пюре.

- Да ладно тебе, спрашивай, что хотела. – Усмехнувшись, сжалилась над ней я. Терпеть не могу, когда мама мучается в неведении и строит молчаливые догадки, изводя меня своим изучающим взглядом. За двадцать с половиной лет своей жизни я изучила этот взгляд вдоль и поперёк, и знаю, что лучше мне самой удовлетворить её тревожное материнское любопытство, нежели потом расхлёбывать последствия её нервяков. Мама заметно расслабилась от этой моей открытости, и, уже почти закончив перекладывать пюре в большую глубокую тарелку, спросила:

- У тебя сейчас есть молодой человек?

Я на секунду замешкалась. Она не задавала мне этого вопроса уже очень давно.

Я, открывая новый контейнер, подняла на неё глаза и ответила:

- Мам, ну какой молодой человек, у меня работы выше крыши, - я мягко улыбнулась, пытаясь показать, что говорю чистую правду. Раньше эта отмазка всегда срабатывала – а что? У меня никогда толком-то ничего серьёзного и не было: так, развлекалась, гуляла, получала удовольствие, но не связывала себя никакими длительными обязательствами, и, тем более, с родителями ни одного из своих парней не знакомила. Как говорят в Париже – секс не повод для знакомства. Шучу, конечно. Мои связи не были настолько случайными, всё-таки попытки поддерживать какие-то стойкие отношения были, но мне кажется, что ни один парень, с которым я встречалась, не мог быть со мной так долго на одной волне, да и я не хотела жертвовать своей «волной», потому и разбегались. Стоит ли воодушевлять родню знакомством с моим ухажёром, если я и сама-то не уверена, долго ли он продержится? Я просто никогда в них не влюблялась настолько, чтобы решиться на этот шаг. Мама кивнула, как обычно, но на этот раз этим дело не ограничилось.

 Слегка прищурившись, она, помедлив секунду, спросила:

- А не очень молодой?

И тут уж я не смогла так безупречно и мягко отреагировать. Это слишком смелое предположение вывело меня из равновесия. Пальцы, в которых я держала деревянную ложку, сжались на её рукоятке ещё сильнее, и я, сделав вид, что крайне увлечена перекладыванием угощений, пользуясь тем, что длинная чёлка нависает над глазами, скрывая от мамы мой стыдливый взгляд (откуда это чувство стыда? Я ведь не совершила ничего, за что мне могло быть стыдно! Почти ничего…), отозвалась:

- На что это ты, мама, намекаешь? – а сама продолжала интенсивно выгребать из контейнера оливье.

- Не глупи, Лен. – Я услышала в мамином голосе усмешку. – Ты прекрасно поняла, о чём я. Просто так в канун Нового года о работе поболтать не приезжают, и уж тем более не соглашаются на предложение отметить этот праздник с людьми, которых видят в первый раз в жизни. – Заключила мама, уверенная в своей правоте. И она действительно была права.

- А кто говорит, что просто так? – согласилась я, понимая, что возразить тут нечего. – Но ведь «не просто так» ещё не означает, что он – мой немолодой человек, - усмехнулась я, наконец, подняв глаза на мать.

Мама улыбнулась мне в ответ, поняв, что ничего от меня не добьётся. Каково же будет её удивление, когда она узнает о том, что тот, кого она мне только что приписывала в кавалеры, женат. Больше мы о нашем внезапном госте не говорили.

Когда мы уже почти закончили с раскладыванием еды, была почти половина одиннадцатого. Поскольку мы прерывались на приветствие прибывших тёти и дяди, это заняло у нас чуть больше времени, чем планировалось.

Праздничный стол в гостиной, стоявший недалеко от зажжённого камина, уже был сервирован Оксаной, и оставалось только принести туда блюда и расставить так, чтобы всё поместилось. В дальнем углу гостиной красовалась огромная пушистая ёлка, украшенная блестящими игрушками и сверкающими огоньками, а в креслах возле неё сидели Костя и Виталий и о чём-то оживлённо беседовали. Папа ушёл переодеваться в спальню на второй этаж, и тут я вспомнила, что мои сумка и гитара по-прежнему стоят в прихожей, я так и не успела отнести их в свою комнату.

Я поставила принесённую тарелку с пюре на праздничный стол, бросив короткий взгляд на нашего гостя, я поймала его взгляд, такой же короткий, как и тот, что послала ему я, и, отвернувшись, вышла из комнаты с намерением отнести, наконец, свои вещи в комнату. Вернувшись в прихожую, я тут же увидела стоящие в углу сумку и чехол с гитарой, и, подойдя к ним, водрузила гитару на своё плечо и взяла сумку в руки. Развернувшись, я сделала шаг и внезапно врезалась в чью-то широкую грудь, облачённую в тёмно-синий джемпер. От неожиданности отшатнувшись, я подняла глаза и встретилась взглядом со стоявшим передо мной Виталием. Я впервые видела его, одетого не в деловом стиле: чёрные джинсы в сочетании с тёмно-синим джемпером делали его совершенно непохожим на того надменного начальника, которого я встретила в первый день своей работы в сериале.

- Куда бежим? – улыбнулся он, даже не думая отходить, чтобы освободить мне путь. Мы с ним не говорили ещё ни разу с тех пор, как он принял мамино приглашение отметить Новый год в нашем доме. Он выглядел вполне довольным и ничуть не стеснённым.

- Вещи в комнату отнести хочу, - стараясь не смотреть ему в глаза, кивнула в сторону лестницы я. Виталий обернулся в направлении моего взгляда, после чего снова повернулся ко мне, и, ничего не говоря, уже привычным движением снял с моего плеча гитару, забрал из моих рук сумку, и, пожав плечами и приподняв брови, скомандовал:

- Показывай дорогу.

Я закатила глаза, всем своим видом демонстрируя, как он мне надоел, и, чувствуя при этом необъяснимое тепло где-то в глубине грудной клетки, пошла впереди него вверх по темно-коричневой деревянной лестнице, которая привела нас на второй этаж, где перед нами предстали четыре тёмно-коричневые дубовые двери. За самой первой из них справа от нас и была моя спальня, в неё мы и вошли.

Обстановка здесь была довольно минималистичная: полутораспальная кровать у левой стены, небольшой шкаф в ближнем правом углу и письменный столик с креслом в дальнем правом углу, у окна. Сама комната была не очень большой, почти такой же, как моя спальня в родительской квартире в Москве. Здесь, ещё учась в старших классах, я проводила пару недель каждое лето, отвлекаясь от городской суеты. Тёмно-зелёные вельветовые шторы были собраны подхватами бронзового цвета, и в летнюю жару эти шторы почти не пропускали свет, поступающий через огромное окно.

Я нащупала выключатель и врубила свет. Виталий прошёл к письменному столу, поставил на кресло мою сумку, а рядом с ним – гитару.

- Так вот ты какая, спальня рок-звезды, - насмешливо протянул он, окидывая комнату взглядом и упершись руками в бока. – Миленько.

Я усмехнулась, стоя напротив него, и сложила руки на груди.

- Ну, во-первых, это моё крайне редкое пристанище, - я оглядела комнату, не обремененную никакими признаками серьёзной обжитости, - а во-вторых, ты что, ожидал, что здесь всё будет обтянуто чёрной кожей в заклёпках? – я посмотрела на него вопросительно, приподняв брови и легонько улыбнувшись.

- Да нет, я вообще не ожидал, что когда-нибудь в ней окажусь, - признался он без тени насмешки, лишь с легкой сдержанной улыбкой, игравшей на его губах. Честно говоря, я сама не ожидала. Более того, еще три часа назад я и представить не могла, что буду вот так вот просто общаться с этим мужчиной. Страх мой почти улетучился, остались только небольшая неловкость и любопытство, и, конечно же, непреходящее чувство стыда и запретности всего происходящего. Стыдно мне было перед собой за то, что я позволяла себе крепко держаться за влечение к этому мужчине, перед родителями за то, что привела в дом женатого человека, чьё увлечение собой я осознанно и неосознанно поощряю, стыдно перед Ларисой…и, хотя после того, как я узнала, что Виталий увлекся мной ещё до их воссоединения, я всё равно ощущала свою вину за это. Дурацкое чувство вины. Интересно, а он его ощущает?

- Ты ведь знал, что не вернёшься сегодня домой, верно? – сама не знаю, зачем, спросила я, требовательно взглянув на него. Этот вопрос как-то сам слетел с моего языка. Задав его, я замерла в ожидании ответа.

На его лице заиграли желваки, он убрал руки с боков и сложил их на груди.

- Знал. – Он опустил взгляд на свои сложенные на груди руки, и я повторила путь его взгляда. На безымянном пальце его правой руки больше не было обручального кольца.

Моё сердце подскочило куда-то к горлу и снова рухнуло вниз. Я судорожно вдохнула и никак не могла отвести взгляд от его пальцев, застыв.

Виталий, судя по всему, заметил это и теперь в упор смотрел на меня, ожидая, пока я приду в себя. Я молчала и боялась задавать вопрос. И не просто боялась, я даже не могла его задать – в горле у меня пересохло, мне срочно нужно было что-нибудь выпить. Он, очевидно, ждал, чтобы я на него посмотрела, и я всё-таки сумела перевести свой взгляд от его рук к его лицу.

- Мы с Ларой расстались. – Вполголоса сообщил мне он, впиваясь своими синими глазами в мои, на его лбу собрались морщинки, а губы его были нетерпеливо поджаты. Он посмотрел на меня ещё с полминуты, после чего добавил: - Сегодня мы подали заявление на развод.

- П-поздравляю, - слегка запнувшись, отозвалась я. Господи, я и правда разрушила семью. Я не знала, что ещё сказать. – Не знала, что ЗАГСы работают тридцать первого декабря. – Да уж, ну и сказанула.

Виталия это, кажется, немного развеселило – он усмехнулся, раскрестил руки и снова засунул их в карманы, глядя на меня.

- Спасибо, - и сдержанно улыбнулся, глядя прямо на меня, пока я не знала, куда деть себя от этих новостей. Видимо, он прочёл на моём лице что-то, что заставило его продолжить:

– Я хочу, чтобы ты понимала, что это не твоя вина. Я влюбился в тебя после нашего первого расставания и до нашей с Ларой женитьбы. И с каждым твоим концертом я всё яснее осознавал, что просто обязан узнать тебя, даже если это приведёт к нашему с ней второму расставанию, уже окончательному. Этот брак не должен был состояться в принципе.

 Он сделал шаг навстречу ко мне, а я всё стояла и прокручивала в своей голове всего одно слово: «влюбился». Он никогда не называл этим словом свои чувства ко мне. «Очарован», «наваждение», «одержим», «безумие», «тянет» …но о влюблённости он не говорил ни разу. Меня как обухом по голове шандарахнуло. Я осознала весь масштаб этой катастрофы, всю серьёзность произносимых им слов. Он разводится с женой, он влюблён в меня, он очень давно в меня влюблён. Я вернула свой взгляд на его лицо. Он стоял всего в метре от меня, достав руки из карманов и ждал моей реакции. Я не верила в то, что всё это происходит сейчас со мной. Мужчина, который так волновал меня, был почти что свободен, а я не ощущала от этого никакого облегчения. Никакого, понимаете? Более того, отголоски страха, владевшего мной вчера и до недавнего времени сегодня, снова начали напоминать о себе.

 – Лена, - он подошёл ещё ближе, так, что наши тела разделяли всего пара десятков сантиметров. Мой взгляд упирался в его подбородок, а руки по-прежнему были скрещены на груди. Своими горячими ладонями он прикоснулся к моим плечам. - Ты нужна мне. Я хочу видеть тебя каждый день, хочу каждый день слышать твой голос. Ты останешься частью моей жизни, даже если не захочешь, чтобы я стал частью твоей, этого тебе у меня не отнять, - в его голосе прозвучала легкая усмешка. – Как хорошо, что ты актриса и певица, у меня всегда будет возможность любоваться тобой.

Эти слова звучали как будто откуда-то издалека, в моей голове стоял непроглядный туман. Из него меня вырвал крик папы, из-за приоткрытой двери:

- Лена, ты здесь? – Виталий убрал свои руки с моих плеч и отошел на шаг. Отец заглянул в комнату. – О, вы тут оба. Идёмте вниз, стол уже почти готов, - он кивнул в сторону лестницы, и мы, подчинившись, и даже не взглянув друг на друга, вышли из комнаты вслед за ним и направились в праздничную гостиную.

Оказавшись в гостиной, мы прошли к уже практически накрытому столу. Мама усадила Виталия рядом с Костей, а меня – прямо напротив них, а они с папой сели во главах стола с обоих концов, правда, мама всё ещё носилась с последними штрихами сервировки.

Дядя с отцом оживлённо беседовали о подлёдной рыбалке, а Андрюшка, сидевший между Костей и Оксаной, что-то мастерил из салфеток. Мама ставила на стол оставшиеся угощения, и от этой уютной домашней картины на моей душе стало теплее и спокойней. А мне очень было это нужно, потому что душа моя была раздёргана совсем недавними событиями, произошедшими буквально с десяток минут назад. Я старалась не встречаться взглядом с Виталием, но я не знала, насколько долго мне удастся это делать, так как сидели мы прямо друг напротив друга. Каждое сказанное им слово там, в комнате наверху, было как удар колокола в моей голове. Напряжённым набатом его слова впечатались в мои мысли. Он разводится, и он здесь, встречает Новый год в кругу моей семьи. Он признался мне в своих чувствах, так безапелляционно заявил о них, будто не ожидая никаких чувств взамен. И это всё выглядело так, будто ему достаточно просто быть здесь. Но я всё-таки понимала всю обманчивость этих моих ощущений: разумеется, ему этого недостаточно, и ещё вчера, во время нашего с ним короткого разговора тет-а-тет перед выступлением, я телом чувствовала, что ему недостаточно просто находиться в моём обществе. От этого короткого воспоминания я ощутила, как под моей кожей пробежала колючая волна тепла. Я послала в его сторону мимолётный взгляд, такой быстрый, чтобы он не успел его поймать. Он смотрел в сторону, наблюдая, как моя мама ставит на стол последнюю салатницу с оливье.

Усевшись, наконец, за стол, мама скомандовала:

- Вова, давай-ка, открывай вино, проводим старый год, - папа охотно подчинился, и наши бокалы уже совсем скоро были наполнены.

Мы «проводили» старый год звоном бокалов и тостом, который произнесла мама, озвучившая нашу общую благодарность прошедшим двенадцати месяцам.

- …и Леночка наша за этот год успела стать настоящей звездой, - закончила мама свой тост, отчего я по привычке легонько закатила глаза и сдержанно улыбнулась. Мама, как обычно, нахваливает мои достижения за праздничным столом. Помню, как когда-то, когда я ещё училась в школе и на первых курсах академии, она перечисляла все победы, которые я одерживала на соревнованиях, и благодарила за них уходящий год. Но сейчас было дико приятно, что она увидела достижения и в моих занятиях музыкой, и, наконец, признала их в качестве достижений – ведь моя музыкальная и актёрская карьера поначалу вызывала в родителях в основном скептическое отношение, хотя они и старались меня поддерживать, как могли. Просто, видимо, переключиться с восприятия дочери как спортсменки на восприятие дочери как певицы и актрисы им понадобилось какое-то время. А может быть, моя поездка в Прагу помогла им поверить в меня ещё сильнее. Сделав глоток из бокала, мама перевела взгляд на Виталия. – Виталий, а Вы знаете, что Лена выступала на разогреве у одной зарубежной группы в Праге? – с нескрываемым удовольствием спросила мама у моего «большого поклонника», отчего я чуть не поперхнулась выпитым вином.

Эх, мама-мама…нужно было ей рассказать, наверное, всё. Иначе, чувствую, краснеть мне весь этот вечер, не переставая.

Виталий, метнув в меня многозначительный взгляд, тоже отпил из своего бокала, и отозвался:

- О, да, мы всей съёмочной группой ею гордимся, - улыбнулся он, посмотрев на маму.

- Вот и правильно, - улыбнулась она, - ой! – спохватилась она и вскочила из-за стола, и покинула гостиную, через пару минут вернувшись с огромным блюдом больших и аппетитных свиных ножек, остро напомнивших мне о моей поездке в Прагу. Оксана помогла маме раздвинуть блюда так, чтобы поместилось новоприбывшее угощение. – Лена рассказала мне о потрясающе вкусном мясе, которое она попробовала в Чехии, и мне показалось, что оно очень подойдёт к праздничному столу, и я решила попробовать его приготовить. Это свиная рулька, запеченная в пиве, - с гордостью сообщила мама, с удовольствием наблюдая, как облизнулись некоторые из гостей.

- Вепрево колено, - в один голос внезапно поправили её мы с Виталием и от неожиданности уставились друг на друга всего на пару секунд, после чего я, моргнув, отвела взгляд.

- Да, именно так, - отозвалась мама, послав мне долгий взгляд, после чего обратилась ко всем присутствующим: – Так что налетайте и делитесь впечатлениями.

Вепрево колено у мамы действительно получилось очень вкусным и очень напоминало то, что мы с Виталием ели в трамвайчике на Вацлавской площади.

- Потрясающе, - похвалил Виталий, с аппетитом уплетая мамину стряпню, - действительно, почти как в Чехии. - Мама благодарно улыбнулась. – да, Лен? – спросил он у меня с таким видом, будто все тут в курсе о нашем с ним пражском приключении. Я послала ему уничтожающий взгляд и, нащупав своей ступнёй его ногу, что есть сил, наступила на неё. Виталий еле удержался, чтобы не скривиться, но всё-таки выдержал и в ответ лишь едва заметно усмехнулся.

- Да, - буркнула я, не глядя на маму, сконцентрировавшись на содержимом своей тарелки.

Уже спустя пару десятков минут за столом шли шумные разговоры и обсуждения событий уходящего года, планов на длинные новогодние каникулы, успехов Андрюши в тхэквондо. Виталий рассказывал Косте о лучших школах восточных единоборств Москвы и предложил свою помощь в том, чтобы устроить Андрея в любую из этих школ, если Костя с Оксаной захотят отдать моего племянника в большой спорт. Я наблюдала за их разговором и невольно любовалась тем, как хорош Виталий в своей профессии. Он так увлеченно говорит о спорте, так профессионально рассуждает о перспективах в том или ином спортивном направлении, с таким энтузиазмом предлагает различные варианты развития. И при этом он ненавязчив, даёт свои рекомендации, но не осуждает чужой выбор, не высмеивает чужие взгляды, хотя достаточно твёрд в своих. Через пару минут моих наблюдений я поймала себя на том, что улыбаюсь всякий раз, когда на его губах появляется тень улыбки, и, одернув себя, заставила саму себя отвести взгляд от его лица.

Мама болтала о чём-то с тётей, и я пользовалась тем, что меня никто не трогает, и думала о своём.

Что будет дальше? Чего мне ждать от этого человека и как с ним дальше общаться, после всего, что произошло, после всех его откровений?

Как мне вести себя с ним и как вместе работать? Вернётся ли он на съёмочную площадку или, как и обещал, больше не появится на ней до конца съёмок? Что принесёт в мою жизнь этот новый год? Столько вопросов складывалось в моей голове за считанные минуты, и ни одного ответа я не могла на них дать. Мой разум изменял мне с моим подсознанием, подкидывая и подкидывая дров в огонёк, зажёгшийся в моей душе с того самого момента, как…а с какого, собственно, момента? Я не могла вспомнить, в какой именно момент я почувствовала первую искру, которая проскочила между мной и этим мужчиной, искру, которая заставила меня понять, как сильнО моё влечение к нему.

Кажется, я чувствовала это напряжение между нами с самого первого момента нашей первой встречи, но первое осознанное ощущение моей заинтересованности, не на шутку напугавшее меня, я, наверное, испытала в момент, когда впервые прочитала о нём в Википедии. И с тех пор этот мужчина прочно поселился в моих мыслях, и почти каждое воспоминание о нём отзывается выбросом неизвестных мне гормонов, которые заставляют мои ладони потеть, лицо - вспыхивать, а тело – желать прикосновений его горячих сильных рук к моей коже. И даже когда он пугает меня, он не перестаёт быть притягательным, как и сейчас. Я боюсь его. Боюсь, потому что, находясь рядом с ним, я слишком остро чувствую себя настоящую, а я настоящая слишком открыта и слишком прямолинейна для этого мира, диктующего другие правила существования: лицемерие, предприимчивость, отчуждённость от всего, что не может быть тебе полезным в достижении твоей цели. Этот мужчина кажется таким простым и сложным одновременно: он прямолинеен и искренен, и, в то же время, загадочен и скрытен; его взгляд может быть таким холодным и обжигающим одновременно; он спокоен и уверен в себе, и одновременно выдаёт такие вымученные откровения и признания; он так неистово пытается быть ближе и, в то же время, отчаянно силится соблюдать границы.

Близилась полночь, и я старалась не думать о том, что рано или поздно нам придётся вернуться к тому разговору, который завязался там, наверху. Сейчас я хотела просто пережить этот вечер без всевозможных провокаций.

 

Когда начинали бить куранты, а мы все стояли у стола с бокалами шампанского в руках и вслух вели обратный отсчёт, я невольно перевела взгляд на лицо своего гостя и встретилась с его тёмно-синими глазами. Он задумчиво смотрел на меня, приподняв подбородок, на губах его не было улыбки – она была в его глазах, он улыбался одними глазами. И в этот момент я ощутила, что от этого взгляда мне стало тепло и уютно, и мне совсем не хотелось, чтобы этот обволакивающий взгляд, окутавший меня с головы до ног, был отдан кому-то другому. Я приподняла уголки губ в адресованной только ему одному улыбке.

- Три…два…один… С Новым годом! – раздался дружный крик вокруг меня, и звон бокалов наполнил гостиную. Мы выпили, снова присели за стол, отец сделал погромче музыку, раздававшуюся из телевизора, и я будто вернулась в детство. Запах хвои, мандаринов и еле слышный треск дров в камине, голоса родителей и брата... Я давно не праздновала Новый год с родными – наверное, уже лет пять. Со старшей школы в Новый год я пропадала в компаниях друзей на чьих-то квартирах, на каких-то шумных вечеринках. И вдруг сейчас поняла, как мне не хватало этих уютных семейных посиделок.

- Ленчик, а давай-ка ты нам споёшь? – спустя какое-то время, предложил Костя, уплетающий оливье, нарезанный мной.

- Хлеба и зрелищ народу? – усмехнулась я, кладя вилку на стол и беря в руки бокал. – А давай лучше ты нам сыграешь? – начала дразниться я. Хотя мы с Костяном уже совсем большие детки, но стоило нам встретиться и провести больше часа в одной комнате, мы непременно начинали друг друга подкалывать. Костя скривился, после чего с вызовом насмешливо поинтересовался: - Что, забесплатно нынче звёзды уже не выступают?

- Баш на баш, - засмеялась я. Мама обреченно покачала головой, папа усмехнулся, Оксана закатила глаза. Наши регулярные препирания с её супругом явно выглядели по-детски, и она не уставала ему об этом напоминать.

- Костя, ну что ты как маленький, отстань от сестры, - протянула она, поглаживая по голове клюющего носом Андрюшку.

- А что сразу я? Ты одному мне, что ли, петь будешь? – возмутился он. – Пусть кто-нибудь другой с тобой расплачивается. А то слушать будут все, а отдуваться мне одному!

- Я расплачусь, - внезапно подал голос Виталий, - нужно же мне как-то отблагодарить вашу прекрасную компанию за приглашение и такой радушный приём, - он хлопнул себя по коленям ладонями и открыто улыбнулся. Мама заметно оживилась, я же, напротив, напряглась.

- Виталий, Вы нам споёте? – удивлённо-обрадованно приподняла брови мама. – Вот это сюрприз! - Она перевела взгляд на меня. – Ленок, а ну-ка, неси сюда гитару, - поспешно добавила она, будто опасаясь, что наш внезапный гость передумает. Я, наградив Виталия пытливым взглядом, встала из-за стола, и, сходив наверх, вернулась с расчехлённой гитарой уже через пару минут. Мне было жутко любопытно услышать, как он поёт, я вообще не знала, что он умеет играть на гитаре, но мне было слегка не по себе оттого, что Виталий слишком свободно чувствует себя в компании моих близких, и, кажется, совсем не стесняется. Я не знаю, чего именно я боялась, но мне почему-то не хотелось, чтобы они слишком уж прониклись к нему симпатией, да ещё так скоро, но, кажется, было уже поздно – по крайней мере, мама и Костя были уже под впечатлением, и я совсем не знала, как на это реагировать.

Принеся гитару в гостиную, я протянула её Виталию, сидевшему на диване, а сама вернулась на своё место напротив него.

Костя подвинулся, чтобы предоставить больше места для Виталия с гитарой.

Мой гость положил гитару на колено, слегка откашлялся, провёл пальцами по струнам, проверяя настрой, и немного повертел колки, чтобы довести звучание до идеального. Его пальцы приковали мой взгляд к себе. У него был отличный музыкальный слух, и он, даже ещё не начав играть, уже приятно поразил меня своим уверенным общением с моим любимым музыкальным инструментом.

Я вся превратилась в слух и уже с нетерпением ждала, когда услышу его исполнение, и не могла оторвать взгляд от его пальцев. Он взял первый аккорд, и пальцы его правой руки виртуозно пробежали по струнам, начиная наигрывать незнакомую мне мелодию.

 

«Падает снег,

Замело пути-дороги…»

 

Его певческий голос был низким и бархатистым, как я и ожидала. Он мягко лёг на мой слух и начал раскачивать меня на мелодичных волнах.

 

«Долгая ночь

Тихо дремлет у порога.

Огонёк свечи дрожит,

Тени на стене качая,

Без тебя я по тебе скучаю…»

 

В моей груди замерло и перевернулось сердце, и мне жутко захотелось перевести взгляд на его лицо, но я была заворожена бегающими по струнам пальцами, а его голос не давал мне пошевелиться.

«Я свечою догораю

И свечою таю –

Без тебя скучаю по тебе».

 

Где-то в районе гортани я почувствовала странное щекотание, и к горлу подкатила горячая тяжёлая волна.

 

«Где ты сейчас,

Кто тебя теперь так любит,

Долгая ночь

Нас по совести рассудит.

Если в чём-то был не прав –

Я раскаянья не скрою

И приду с повинной головою...»

 

Его мягкий, завораживающий и такой уверенный голос проникал прямо в меня и резал тупым ножом моё замершее сердце. Я почувствовала покалывание в подушечках пальцев, будто они онемели, будто кровь отлила от них, а теперь пытается вернуться обратно.

 

«По заснеженной дороге,

До костей продрогнув,

Я приду с повинной головой».

 

Я старалась дышать очень тихо, чтобы никто не заметил моих судорожных вдохов. Я не понимала, что со мной происходит, но его голос, его пальцы, из-под которых рождается мелодия, каждое слово, которое произносят его губы, буквально околдовывали меня.

 

«Плачет свеча,

Мне в ладонь роняя слезы,

А по стеклу

Вьются ледяные розы.

Знает истину давно

Голубых метелей стужа,

Ты нужна мне - я тебе не нужен».

 

Я, сама того не ожидая, вдруг смогла оторвать взгляд от его пальцев и посмотреть, наконец, на его лицо. Я чувствовала в этом острую необходимость, как будто мне нужно было в чём-то его убедить. И, разумеется, я наткнулась на его взгляд. Я даже не сомневалась, что всё это время он смотрел на меня, может быть, изредка отвлекаясь на то, чтобы контролировать музыкальный инструмент, я почти наверняка знала это. Он покачал головой из стороны в сторону, легонько улыбнувшись, и продолжил:

 

«Ворожат всю ночь метели,

Только я не верю,

Что совсем не нужен я тебе…»

 

Я опустила глаза, только сейчас заметив, что почти в клочья замусолила несчастную бумажную салфетку в своих нервных пальцах, находящихся на коленях.

 

«Ворожат всю ночь метели,

Только я не верю,

Что совсем не нужен я тебе».

 

Последние аккорды отзвучали, и за ними последовали бурные аплодисменты, мама восхитилась талантом нашего гостя, а остальные её поддержали.

И я бы поддержала тоже, да вот только меня пригвоздило осознание того, что Виталий, кажется, в курсе того, что я чувствую к нему. В бесконечной череде этих безумных событий, которые закружили меня и замкнули на собственных эмоциях, я совершенно упустила из виду тот факт, что всё это время обнажала перед ним свою душу кусочек за кусочком, с каждым разом пуская его всё глубже в свой до недавнего времени самодостаточный мир, и сама не заметила, как он стал неотъемлемой его частью. У этого самоуверенного типа появилось ещё больше причин для самоуверенности – он перешёл в прямое наступление, и ему придаёт сил и решительности то, что он понимает, что я, чёрт возьми, хочу быть побеждённой.

Пока вокруг выступления моего талантливого босса ещё не утих ажиотаж, пользуясь тем, что этот маньяк не сможет последовать за мной, находясь в центре всеобщего внимания, я выскользнула из-за стола и, наспех обувшись и накинув куртку, выскочила на крыльцо, аккуратно прикрыв за собой входную дверь, попутно понимая, что, несмотря на мою конспирацию, мама поймёт, куда я ходила, уловив от меня запах табака, старательно маскируемый фруктовой жвачкой.

Я достала из пачки последнюю сигарету, мысленно похвалив себя за предусмотрительность: в сумке, которую я с собой привезла из Москвы, покоилась ещё одна, заботливо припасённая мной, пачка Davidoff. Я подожгла сигарету и осторожно, с удовольствием затянулась. По спине пробежал колючий холодок, и вслед за ним по телу прошла волна озноба – мороз стал крепче, зато метель почти прекратилась. Ночной двор сверкал в свете луны переливами кристалликов снега, плотным и хрустящим покрытием окутавшим всё вокруг: деревья, маленький декоративный прудик, дорожку, ведущую к воротам, и деревянную беседку с пластмассовым гномом у входа.

Интересно, как сейчас празднует Новый год Лариса? Она одна или с кем-то? Насколько она несчастна сейчас? Или, может быть, она чувствует облегчение?

Чёрт, ну что за идиотские мысли? Вокруг меня праздник, веселье, а мне не даёт покоя чужая личная драма. С каких пор меня волнуют чужие душевные муки настолько, что я не могу расслабиться и окунуться в эту обволакивающую пучину чувств, которые так бессовестно пробудило во мне выступление этого настойчивого, уже почти свободного мужчины?

Докурив, я вернулась в дом. Закинув в рот брусочек жвачки, я снова вошла в комнату, где не стихали оживлённые разговоры, и только Оксана сидела в стороне, покачивая сидящего у неё на коленях сопящего во сне Андрюшку.

- Пожалуй, мы с Андрейкой пойдём укладываться, - сообщила она сидящим за столом, и Костя встал, чтобы отнести спящего сына в одну из спален на втором этаже.

Я засела за написание поздравительных смс-ок друзьям, и, когда я с ними закончила, была уже половина второго.

Тётя с дядей тоже изъявили желание отправиться на боковую, отец разделил их энтузиазм по этому поводу. И мама, решив, что раз уж все разбредаются по спальням, рассказала тёте с дядей, где они могут разместиться, а затем сообщила, что Виталию она сейчас постелит в моей комнате, я могу спать в их с отцом спальне, а они сами лягут здесь, в гостиной на диване. Я, конечно же, была против того, чтобы родители терпели неудобства из-за того, что я приволокла сюда неожиданного гостя, и предложила им мне самой лечь здесь, на диване, а их спальню всё-таки оставить её законным владельцам. Маму долго уговаривать не пришлось, так как она знала, что спорить со мной бесполезно. На том и порешили.

Мама отвела Виталия наверх, в мою спальню, а мне принесла пижаму и постельное бельё, чтобы я как можно удобнее разместилась на диване в гостиной.

Когда все разошлись, я постелила себе на диване, быстренько переоделась из своих тёплых брюк, футболки и кофты в дачную бело-серую пижаму, представлявшую из себя трикотажный костюмчик, составленный из тонких светло-серых штанов и белой майки на бретельках. В ней было немного прохладно, но тёплое одеялко обещало исправить это досадное недоразумение, и я поспешила залезть в постель.

Странный получился праздник. Я отказалась от всевозможных тусовок с друзьями, чтобы побыть с семьёй, чтобы забыть обо всех своих проблемах, делах, обо всём, что связано с моей взрослой самостоятельной жизнью, и снова, хоть на денёк, побыть той маленькой девочкой, от которой никто не требует решать взрослые проблемы и которую никто не ставит перед взрослым выбором.

Но мой взрослый выбор настиг меня и здесь. Бесцеремонно вторгнувшись в мой семейный праздник, он умудрился стать его удивительно гармоничной частью. Мне начинало казаться, что от меня в моей жизни не зависит больше ровным счётом ничего. За меня как будто бы сделали выбор во всём, что мне было интересно, во всём, что волновало меня: в моей карьере, в моей учёбе, в моей личной жизни… Странное, очень странное ощущение: я чувствовала заботу о себе, от которой становилось очень тепло на душе, и одновременно ощущала необъяснимую безысходность, от которой становилось некомфортно, неспокойно, тесно.

Я ворочалась уже полтора часа, треск камина убаюкивал, но уснуть мне не удавалось.

Впрочем, меня это и не удивляло – я уже привыкла быть полуночницей. И неудивительно, что скоро мне захотелось покурить. Я нехотя выбралась из-под тёплого одеяла, отчего по моим обнажённым плечам, на которых были лишь тонкие бретельки маечки, тут же пробежал холодок. Надев тапки, я поплелась в прихожую. Без труда отыскав свою куртку, я накинула её на плечи и пошарила в кармане в поисках пачки сигарет. Нащупав её, я извлекла её из кармана и обнаружила, что она совершенно пуста. Точно, пару часов назад я выкурила последнюю сигарету отсюда. Но еще большую досаду у меня вызвал тот факт, что запасная пачка была в моей дорожной сумке, которую мне хватило ума отнести в свою спальню, где сейчас мирно спал мой незапланированный гость. Я чертыхнулась, и, повесив куртку обратно, вернулась на диван. Теперь я тем более не могла заснуть: я лежала на спине, упершись взглядом в потолок. Ну что я за человек такой? Зная о недоступности сигарет, я ещё сильнее почувствовала желание курить. Стоило мне об этом подумать, как я услышала шаги, раздававшиеся в районе лестницы. Шуршание тапочек, звук цепочки от снятия верхней одежды с крючка, и осторожный щелчок дверного замка. Из всех людей, которые находились в этом доме, кроме меня, курящих было только двое – Виталий и мой дядя. Что-то мне подсказывало, что именно мой внезапный гость решил перебиться ночной дозой никотина, и я решила проверить это и воспользоваться его нетерпением в своих целях. Я быстро вылезла из-под одеяла и, прихватив с собой мобильник, включила на нём фонарик и тихонько зашагала к окну, выходившему на крыльцо. Так и есть: у входа в дом курила высокая фигура в тёмном пальто.

Я, не теряя времени даром, быстренько направилась к лестнице, и, как можно тише поднявшись по ней, увидела приоткрытую дверь своей спальни и тихонечко прошмыгнула в комнату. Подсвечивая себе фонариком, я нашла свою сумку, которая находилась на стуле. Подойдя к ней и наклонившись, чтобы расстегнуть молнию, я почувствовала тонкий аромат мужского парфюма, от которого защекотало где-то в груди: на спинке этого же самого стула висел джемпер, сами понимаете, чей. Моё тело напряглось от этого жаркого ощущения, которое разлилось внутри меня, и я, взяв себя в руки, всё же расстегнула замок и начала шарить внутри сумки в поисках заветной пачки. Найдя её, я с облегчением вздохнула, застегнула замок и выпрямилась, чтобы успеть ускользнуть незамеченной. Но уже через пару секунд я поняла, что поздно – в дверях находился высокий молчаливый мужской силуэт, и я с ужасом осознала, что оказалась в ловушке, которую сама себе устроила своей нетерпеливостью и гедонизмом. Я застыла на том же месте, на котором и стояла, когда увидела Виталия, входящего в комнату – возле кресла, на котором находилась моя сумка.

- Ты пришла пожелать мне спокойной ночи? – услышала я насмешливый голос Виталия. Он сделал шаг навстречу, а я всё стояла, не двигаясь.

- За сигаретами я пришла, - хрипловатым от долгого молчания голосом отозвалась я, и, как бы в подтверждение своих слов, приподняла руку с зажатой в ней пачкой. В кармане серых штанов у меня был телефон с включенным фонариком, который слегка развеивал темноту комнаты.

Он сделал ещё один шаг. Я увидела его отчётливо: белая обтягивающая майка с совсем коротким рукавом, обнажающая его сильные плечи и не скрывающая изгибы мышц его смуглых рук, черные брюки и босые ступни создавали бессовестно привлекательную картину.

- Долго ждала, пока враг покинет боевые позиции? – снова с усмешкой поинтересовался он, складывая руки на груди. Я напряглась. Ну что за манера разговаривать со мной насмешками? Хотя, чья бы корова мычала.

- Что за бред, ну какой ты мне враг, - отозвалась я, усмехнувшись в ответ. Но за этой усмешкой крылась нарастающая паника, потому что в его глазах я уже успела заметить какой-то нездоровый блеск, и мне казалось, что пару метров воздушного пространства, разделяющего нас, можно резать ножом: таким вязким было напряжение, повисшее между нами.

Виталий сделал ещё один шаг ко мне, и нас разделяло всего несколько десятков сантиметров.

- И кто же я тебе? – вполголоса спросил у меня он, протягивая свою руку к моей руке и забирая у меня пачку, и бросил её на письменный стол, стоявший позади меня. Я в оцепенении следила за этими его движениями, ощущая дрожь от неотвратимости прикосновений, которые мне обещал его нетерпеливый взгляд. Я не знала, что ответить, да и, кажется, он сам уже не очень-то следил за нитью нашего разговора, делая ещё один, последний шаг ко мне. Я нервно сглотнула и тут же ощутила его горячие ладони на своей талии. Сделав судорожный вдох ртом, я подняла лицо навстречу ему и, на мгновение почувствовав едва уловимый страх оттого, как собственнически он прижал меня к своему крепкому телу, выдохнула прямо ему в губы, не в силах сопротивляться завладевшему мной желанию, и его губы тут же ответили на мой призыв нетерпеливым, но бережным прикосновением к моим губам. Но уже через секунду от этой бережности не осталось и следа: его руки переместились с моей талии на мою спину, крепче прижимая меня к крепкому тренированному торсу, а поцелуй стал влажным и глубоким.

Мои же руки сами оказались на его плечах, а пальцы, будто живя собственной жизнью, впились в них, после чего переместились на его шею. Абсолютный туман заполнил мой разум, и я даже не пыталась к нему воззвать, находясь во власти захватившего моё тело желания.

Он, сделав небольшой шажок, телом подтолкнул меня к письменному столу, отчего я уперлась в столешницу и уже полусидела на нём. Мужские ладони переместились с моей спины на мою шею, прижимая моё лицо ближе к его лицу и помогали нашему поцелую стать ещё глубже, ещё безжалостней и бесконтрольней, ещё более бесстыдным и безумным. Я задыхалась, пытаясь ухватить ртом маленькие порции воздуха, когда почувствовала, как его ладони спускаются на мои плечи, а его пальцы сдвигают с них тонкие бретельки топа. Сладкая дрожь пробежала по моим ключицам, когда я почувствовала, как после этого его ладони проводят от основания шеи по поим обнажённым плечам и легонько сжимают их, борясь с захватившим его желанием. Я ничего не могла с собой поделать, и мои ладони оказались на его пояснице, горячими пальцами проникая под его ослепительно белую майку, оттягивая её полы от его спины и пускаясь в жаркое путешествие вверх по её изгибам. Низом живота я чувствовала, как он возбуждён, и эта моя шалость распалила его ещё сильнее. От этого стало страшно и сладко одновременно. Он опустил руки на мои бёдра, и даже ткань светло-серых штанов не могла скрыть того, как горячи были его ладони. Виталий слегка приподнял меня и подтолкнул, отчего я уже практически сидела на письменном столе, и его губы оторвались от моих, позволяя мне сделать полноценный вдох, и тут же оказались на моей шее, делая этот вдох судорожным и прерывистым. Я чувствовала себя утопающей. Я тонула в его прикосновениях, в его влажных и горячих поцелуях, в его жадных объятиях и жарких словах.

- Ты такая красивая, - слышала я его шёпот в промежутках между тем, как его губы касались моей шеи. Голова кружилась, и ноги были ватными. Его ладони начали перемещаться с моих бёдер по талии вверх, большими пальцами задевая живот, и уже приближались к моей обтянутой тонкой тканью маечки груди. Напряжение где-то внизу моего живота росло, и я почувствовала, как дрожат руки ласкающего моё тело мужчины.

– Ещё немного, и я не смогу сдержаться, - слова, которые он произнёс своим жарким шёпотом, подтвердили его не менее жаркие ладони, которые уже начали поглаживать мою грудь, отчего я почувствовала, что ещё немного, и я сама не смогу сдержаться. Он, уже почти потеряв над собой контроль, резко прижался своими бёдрами к моему животу, и меня это на долю секунды отрезвило. Этого времени хватило на то, чтобы понять несвоевременность всего происходящего. Это не только несвоевременно, но и неуместно - в соседних комнатах спят мои родные, которым этот человек представлен как коллега, а не как… А как он должен быть представлен? Действительно, кто он мне?

- Виталик, пожалуйста, - я убрала руки из-под его майки и, переместив их на его грудь, слегка надавила, чтобы ему не казалось, что я грубо его отталкиваю. – Давай перестанем. – Мой голос был сбивчивым, сердце колотилось, как сумасшедшее, внизу живота ныл комок напряжения, но я понимала, что должна была остановить это безумие. По крайней мере, сейчас. Он подчинился, оторвав губы от моего тела, и на пару секунд уткнулся в моё плечо горячим лбом, переводя дыхание.

- Такой потрясающей новогодней ночи я себе даже представить не мог, - услышала я его низкий, хрипловатый от возбуждения голос, от которого мурашки пробежали по моему и без того разгоряченному телу. Он поднял голову от моего плеча и взглянул на меня. Его расширенные от темноты или отчего-то ещё зрачки были под ещё не сошедшей туманной поволокой. Этот взгляд завораживал меня. Я хотела смотреть в эти глаза ещё и ещё. Но ответа на вопрос в моей голове так до сих пор и не возникло: кто он мне? Кем я хочу, чтобы он был? Я молода и амбициозна, как его жена в своё время. Готова ли я стать для него новой постоянной в его жизни? Не стану ли я очередной переменной? Как сказала Лара, «он - не очередной мальчик, с которым можно играть по правилам песочницы» … А готова ли я из неё, из песочницы этой, выбраться?

- Я не знаю, кто ты мне. – Выдохнула я, нащупывая позади себя пачку «Davidoff», от которой Виталий заблаговременно освободил мои ладони. – Мне нужно разобраться во всём. Извини, - я слезла со стола и, вынырнув из-за Виталия, направилась к выходу из комнаты. На выходе я обернулась на секунду и увидела, что он тоже развернулся и стоит, опершись пятой точкой о столешницу, сложив руки на груди, и провожает меня взглядом.

- Спокойной ночи, - пробормотала я напоследок.

Он кивнул в ответ, и я закрыла за собой дверь.

 

Глава 21.

Круги на воде

 

В эту новогоднюю ночь мне удалось уснуть только к четырём часам утра, после двух выкуренных сигарет и часовых попыток остудить сгоравшее изнутри тело.

Я не могла успокоить бешеное сердцебиение, и даже сигареты не очень-то помогали мне в этом нелегком деле. Если бы мы были совершенно одни, где-нибудь в Праге, вдалеке ото всей этой московской реальности, я бы, наверное, не смогла остановить себя и отдалась ему прямо на том письменном столе. Во-первых, я уже давненько ни с кем не встречалась, и, конечно, моя чисто женская потребность в мужском внимании давала о себе знать, а во-вторых, каждая наша с ним встреча наедине накаляется до всё бОльших температур, и я чувствовала, что точка кипения, которая может стать точкой невозврата, уже совсем близко.

Но ещё суток не прошло с того момента, как Виталий с Ларисой подали заявление на развод, и падать в омут с головой ещё очень рано – и ему, и мне нужно осознать всё происходящее, осознать, как сильно меняются наши жизни. Его жизнь – из семейной в холостую, а моя – из независимой в зависимую. То, что я попадаю в мучительно-сладкую зависимость, я поняла, елозя своей пятой точкой по крышке письменного стола и переплетаясь языками в сводящем с ума поцелуе с этим нахальным, напористым собственником. Но я не могу так просто попрощаться со своей самостоятельностью, автономией воли, свободой жить так, как мне вздумается в конкретный момент времени, не оглядываясь на кого-либо ещё.

А он – он везде! Он без приглашения врывается во все сферы моей жизни. Странный одержимый мужик. И, стоило мне об этом подумать, как в моих мыслях всплыли сказанные им давеча слова о том, что я всегда буду частью его жизни, хочу я того или нет, и что он готов при этом даже не быть частью моей жизни, если я не пожелаю, чтобы он ею был. Но ведь он всячески стремится быть этой частью, даже не спрашивая моего разрешения! Противоречит сам себе. Маньяк. Точно, маньяк.

Я не представляла, как будет выглядеть наше новогоднее утро за семейным завтраком. Но об этом я решила подумать завтра. После долгих раздумий моё истощённое сознание, наконец, погрузилось в спасительный сон.

 

Проснулась я в одиннадцать утра и тут же услышала, как на кухне кто-то шумно и беспорядочно болтает ложкой в кружке, а несколько голосов что-то бурно обсуждают, смеются и прихлёбывают обжигающе горячий чай. Я сладко потянулась и улыбнулась от этих уютных домашних звуков. Было хорошо и спокойно, но всего несколько минут, пока я не вспомнила, что мне нужно как-то смотреть в глаза Виталию и при этом не вызывать никаких подозрений у родни. Но нужно было вставать, потому что я дрыхну в общей комнате, и из-за меня гости вынуждены ютиться на кухне. Не переодеваясь из пижамы, я просто накинула на маечку свою кофту, собрала постельное бельё в стопочку и отнесла его в кладовку по пути в ванную. Умывшись и расчесавшись, я, наконец, вошла в кухню, где сидели мама с тётей и Костя с Андрюшкой, и, всё ещё немного сонно им улыбнувшись, поздоровалась.

Выяснилось, что Оксана ещё спит, отец с дядей уже давно на речке, подорвались ни свет ни заря в новогоднее утро, чтобы опробовать в деле какие-то новые снасти, которые дядя подарил отцу на Новый год.

 

- Ленок, а что же Виталий так рано уехал? Не позавтракал, не попрощался, - с досадой в голосе осведомилась мама, пока я наливала себе чай в большую керамическую кружку. Моя рука, в которой я держала заварочный чайничек, застыла от неожиданности. Я обернулась к сидящим за столом:

- То есть, как это уехал? Когда? – Тут же себя одёрнув, я попыталась придать лицу более равнодушное выражение, чтобы не выглядеть взволнованной.

- Не знаю, когда именно, но, когда я встала в начале девятого, его уже не было: дверь в спальню была открыта, кровать застелена. Машины его тоже за воротами уже нет. Я думала, ты его провожала… - протянула мама, отправляя в рот чайную ложку с мёдом.

- С чего бы мне его провожать, - буркнула я себе под нос. А у самой засосало под ложечкой.

Почему он так внезапно решил уехать? Тоже не хотел сталкиваться со мной поутру, смущаться или смущать меня? Или я его обидела? Вихрь всевозможных причин его побега мигом пронёсся у меня в голове. Что случилось? Может быть, он разочаровался? Может быть, он поехал к Ларисе?

Господи, да причин может быть миллион! Особенно у этого непредсказуемого человека. Что ж, уехал и уехал. Облегчение в моей душе граничило с необъяснимой тревогой. Я никак не могла определиться, каким в идеале должно было быть это утро. Возможно, уехав, он реализовал наилучший вариант развития событий. Но сколько я себя ни уговаривала, всё равно до самого обеда, который случился аж к трём часам дня, когда отец с дядей вернулись с зимней рыбалки, я каждые несколько минут ловила себя на мысли о внезапном отъезде виновника моего ночного приключения. Но возвращение папы внесло свои коррективы в мои шальные мысли.

 

- Лен, - подозвал меня отец, когда привёл себя в порядок и уже сидел в гостиной в ожидании приглашения к обеду. Я подошла к нему и села в соседнее кресло – мы сидели в тех же креслах возле ёлки, в которых вчера оживлённо беседовали мой брат и мой…коллега.

 

- Твой гость сегодня уехал ни свет ни заря, мы столкнулись с ним, когда он выходил из спальни, и, когда мы спустились в прихожую, он достал из своего пальто кое-что и попросил передать тебе, когда ты проснёшься. – Отец достал из глубокого кармана кофты красную картонную коробочку десять на пятнадцать, перевязанную белой упаковочной лентой, и протянул мне. В горле у меня пересохло и я, от неожиданности не зная, что сказать, взяла коробочку из папиных рук.

- Спасибо. – Я повертела её в руках, рассматривая со всех сторон. Всё что угодно, лишь бы не смотреть папе в глаза.

- Он ведь старше нашего Кости? – услышала я. Папа говорил спокойно, но достаточно твёрдо. Меня немного удивило то, что я слышу этот вопрос от отца, а не от мамы, или, например, самого Кости. Так уж вышло, что папа моими знакомствами, друзьями и личной жизнью обычно интересовался куда меньше, чем вышеназванные члены семьи.

- А почему тебя это так интересует? – подняла в легком недоумении брови я, все же взглянув на него. Мой голос тоже звучал уверенно, и я всем своим видом пыталась показать, что за этим подарком не кроется никакой особенной предыстории.

Папа усмехнулся, и, откинувшись на спинку кресла, закинул ногу на ногу и ответил:

- Хочу понять, на какую публику ты ориентируешься в своём творчестве. Мне казалось, поклонники твоего творчества должны быть как-то немного помоложе. – Он испытующе посмотрел на меня.

- Музыке все возрасты покорны, пап, - в тон ему отозвалась я, тоже усмехнувшись. Всё ж маме доложит, шпион, блин. – Да, он старше Кости. Намного. Ему почти тридцать семь. – Даже немного с вызовом закончила я.

Не знаю, почему, но мне уже начинал не нравиться этот допрос, и я чувствовала, что пора сворачивать разговор, именно поэтому в моей речи звучал такой апломб. К тому же, я изо всех сил боролась с нетерпением, которое подмывало меня скорее развязать эту перламутровую ленточку и заглянуть в таинственную коробочку.

Отец молча покачал головой, искоса взглянул на меня, опершись ладонями о подлокотники кресел, встал и, обронив напоследок:

- Что ж, удачи тебе в творчестве. Смотри не натвори чего, - направился на кухню.

Поздно, пап. Уже натворила, и уже давно, сама о том не подозревая. Я подзависла на этой мысли на пару секунд, провожая отца взглядом, и, вдруг вспомнив, что у меня в руках есть кое-что интересное и волнующее, очнулась, буквально за секунду развязала ленту и подняла крышку коробочки.

В коробке лежал лист бумаги, вырванный из школьной тетради в клетку, сложенный вдвое, а под ним – какая-то бежевая картонка, но для начала я решила разобраться с первым, потому что это явно была записка – снаружи проступали контуры букв, написанных внутри. Я в удивлении подняла его и развернула. Внутри крупным разборчивым почерком была исписана вся тетрадная страничка через строчку. Я забегала по записке взглядом.

 

«Большое видится на расстоянии. Именно так я разглядел свои чувства к тебе. Я не мог быть ближе, и это сводило меня с ума. Теперь я понимаю, что подошёл слишком близко, и мешаю тебе разобраться в себе. Знай, что я готов всегда дать тебе необходимое пространство. И время. Подарок в коробке ни к чему тебя не обязывает, можешь передарить его любому знакомому музыканту, но договор с представителями лондонской студии в Вене я заключал в надежде, что ты всё же с удовольствием примешь его. С Новым годом, Лена. Подумай обо всём, что между нами будет. Виталий».

 

Сердце моё прыгало вверх-вниз и вперёд-назад, растягивая грудную клетку, будто пытающаяся вырваться на свободу птица. Мой взгляд то и дело цеплялся всего за одно слово в этом мини-письме. И оно меня не то, что напугало, оно пробудило во мне какой-то небольшой праведный гнев.

Я посмотрела на глянцевую картонку, которая лежала под запиской, и достала её из коробки, перевернула лицевой стороной к себе. Это был безлимитный сертификат на запись целого музыкального альбома в одной из лучших звукозаписывающих компаний мира – Abbey Road, которая находилась в Лондоне. Ошалелым взглядом я всматривалась и всматривалась в эту карточку, не веря своим глазам. Ну как, как от такого подарка можно отказаться, находясь в здравом уме?! Я испытывала тихий восторг и одновременно тихий ужас. Боюсь, даже если бы я сотню раз отдалась ему на моем школьном письменном столе прошлой ночью, мне не удалось бы расплатиться с этим человеком за все те благодеяния, что он для меня совершил за всё прошедшее время. Какой же он манипулятор, чёрт его подери! Сам говорит, что даёт мне время подумать, и одновременно делает подарок, который напрочь лишает меня возможности думать! В этой самой студии записывались Битлы, Флойды, Ю-ту! И свой первый альбом там буду писать я… Или не буду? Нет, конечно же, буду! Нет, я не могу сейчас об этом думать. Я вообще сейчас думать ни о чём не хочу.

И этот, и другой волнующий меня вопрос я обдумывать сейчас абсолютно не намерена и не готова. Сейчас я хочу провести приятный день с семьёй и, наконец, отдохнуть от той путаницы, что ожидает меня по возвращении в новогоднюю Москву.

Первое января выдалось для меня не менее напряжённым, чем тридцать первое декабря. Слишком много информации и событий за три дня.

Я уже молчу о событиях, произошедших в Праге. Из всех ощущений, наполнявших меня, абсолютно определённым было всего одно: я не хотела ни видеть Виталия, ни говорить с ним ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Я знала, что если он попадётся мне на глаза, то за свою реакцию я не отвечаю: мне хотелось настучать ему по черепушке за то, что парализовал мою способность думать о чём-либо и ком-либо другом, кроме его нескромной персоны (по многим причинам), связал мою волю по рукам и ногам, и одновременно хотелось, чтобы он продолжил свой напор и сломил моё сопротивление окончательно и бесповоротно. Но чувство непонятной обиды и беспросветности было сильно во мне, как никогда. Я не могла понять, чем именно он меня обидел, но я остро ощущала это колющее чувство в груди.

Проведя весь день с семьёй, к вечеру я засобиралась в Москву. Созвонившись с Лерой, мы назначили время встречи в том самом баре, в котором встречались не так давно, на девять вечера, и в начале десятого я уже потягивала «Текилу-Санрайз», развалившись на диванчике с высокой спинкой, в ожидании своей компаньонки. Лерка появилась с опозданием в двадцать минут, и, увалившись на диван напротив, задорно улыбаясь, поприветствовала меня:

- С Новым годом, звезда, - она сложила полушубок и сумку в угол диванчика и потянулась к меню.

- И тебя с Новым годом, - хрипловато отозвалась я, усмехнувшись.

Лерка, как всегда, похожа на вечный двигатель: вся такая шустрая, говорливая и, кажется, ничуть не страдающая от похмелья после ночной новогодней тусы. – Как оно?

- О, вечеринка была что надо, - отозвалась, улыбаясь, она, - правда, с Никитосом мы позволили себе немного лишнего, - она хитро прищурила глаза, - не надо было, нам ведь ещё работать вместе… - не очень-то я слышала в её голосе сожаление, как мне показалось, но сделать вид, что жалеет о своём легкомыслии она, как «порядочная» девушка, была просто обязана. И я понимала её, что греха таить. Я сама не раз сталкивалась с отношениями, как я их называю, «налегке» - когда на вас обоих не лежит груз глубоких чувств и обязательств, и, естественно, каждый раз я осознавала, что это не совсем то, что одобрило бы моё окружение, мысленно ставила «галочку» возле слова «сожалею», чтобы не казаться себе совсем уж легкомысленной, а потом повторяла всё это снова. И, честно говоря, совсем недавно мне начало казаться, что я сознательно выбирала бесперспективные связи, чтобы потом разрывать их с лёгким сердцем, без драмы, без обоюдных терзаний. Но сейчас со мной происходило что-то не то. С появлением в моей жизни этого сериала я стала как-то осмотрительнее, осторожнее…ограниченнее. Я не позволила себе дать слабину, когда так хотелось это сделать. И ведь этого хотели мы оба, это же совершенно очевидно…Но что-то не позволяло мне переступить через эту черту, и я отчаянно пыталась понять, что.

-...и тут я опомнилась, видимо, текила всё-таки оттекла от моих мозгов вовремя, - смешливо закончила Лерка, и я вдруг поняла, что совершенно не слышала середину истории, думая о своём. Чёртов засранец, откуда он взялся со своим подарком?! «Подумай обо всём, что между нами будет…» Будет! Понимаете? Не «было», не «происходит», а «будет»! Он даже не сомневается, что между нами что-то всё-таки будет! Самоуверенный павлин. Распушил свой роскошный хвост и машет им у меня перед носом.

- Ле-е-ен, - я внезапно заметила, как Лерка требовательно щёлкает пальцами прямо перед моими глазами. Я растерянно заморгала и выпустила из губ коктейльную соломинку, краем глаза заметив её беспощадно изжёванный кончик. – Очнись, друг. – Она удивлённо смотрела на меня, подняв брови. – О чём ты так глубоко задумалась? Что может быть интереснее откровений о том, как двое твоих полупьяных коллег чуть не сделали «это» в кабинке мужского туалета в клубе в новогоднюю ночь? – засмеялась она легко и звонко.

Я понимала, что выгляжу глупо, веду себя глупо и, наверное, весьма глупа на самом деле.

- Ты права. Интереснее этого было бы, только если бы я сама чуть не переспала со своим коллегой в новогоднюю ночь, - отозвалась я, устало улыбнувшись. – Я просто устала и не выспалась, извини. – И, как бы в подтверждение своих слов, весьма кстати зевнула. – Так вы с Никитой зажигали?

- О, да, - закивала Лера, довольная тем, что ей снова представляется возможность рассказать о своих приключениях.

Мы проболтали еще около часа, и, когда я допивала второй свой коктейль, Лера спросила:

- Тебе шеф наш не звонил под новый год? – я вся сжалась от этого вопроса.

- Нет, не звонил, - не соврала я. А что? Он, и правда, не звонил. А о том, приезжал ли он, и не произошло ли чего между нами этой ночью – меня никто и не спрашивал. Так что технически я не солгала.

- Хм, странно, - потягивая через трубочку свою «Маргариту», протянула она. – Он звонил мне и спрашивал, почему ты с корпоратива сбежала внезапно. Чего сам-то тебе не перезвонил да не узнал?

- А чёрт его знает, странный мужик, - хмыкнула я. – Фиг его разберёшь.

- Так с кем, ты говоришь, праздновала Новый год? – я застыла. Странный, очень странный вопрос, я ведь только что рассказывала ей о том, как пообщалась с родными.

- Ты чего, я ведь только что тебе рассказывала, что была с роднёй и весь день сегодня возилась с племянником и слушала рассказы дяди и отца о том, как они ловили окуней, - непонимающе посмотрела на Лерку я.

- И кто же из твоей родни поставил тебе засос? – И тут я чуть не подавилась остатками своего коктейля. Текила уже изрядно расслабила мой мозг, и уж чего-чего, а этого вопроса я ну никак не ожидала.

- Какой ещё засос, ты о чём? – я действительно не понимала, о каком засосе она говорит, но всё равно машинально поправила волосы, закрывая ими шею. Этого ещё не хватало. Если он там действительно есть, то как я могла его не заметить днём? А всё этот индюк, из-за него я весь день сама не своя, мало того, что думать ни о чём не могу, так ещё и не замечаю ничего вокруг.

Лера достала из сумочки пудреницу, открыла её, повернув зеркалом ко мне и протянула мне.

- Смотри сама, врунишка. – Я взяла из её рук пудреницу и взглянула на своё отражение. На моей шее, почти у самого её основания, красовалось небольшое темное пятнышко, не слишком заметное, чтобы на меня показывали пальцами, но на моей светлой тонкой коже оно не могло укрыться от бдительного и внимательного взгляда моей приятельницы.

- Чёрт, - пробормотала я от досады. Вот же засранец. Даже тут умудрился мне о себе напоминание оставить. Тут же вспомнилось то, как его губы скользили по моей шее, временами прижимаясь к коже и пуская по моему телу будоражащую волну. Я слегка вздрогнула от легкого озноба, пробежавшего по моей спине, отгоняя эти воспоминания. Нужно было как-то объяснить это досадное недоразумение Лерке.

- Это я, наверное, ударилась обо что-то, - Предприняла жалкую попытку отвертеться я.

- Ага, о чьи-то губы, - хмыкнула она, обиженно поджав губы. – Ладно, не хочешь - не рассказывай, кто тебе его оставил. Только вот выдумывать-то зачем про Новый год с родственниками. Так бы и сказала, что с парнем будешь, что я, не поняла бы, что ли? – она откинулась на спинку дивана, снова отпивая из своего бокала.

- Да нет никакого парня, - Попыталась оправдаться я, говоря, по сути, правду. Лера наигранно равнодушно смотрела на меня. – Я действительно провела новый год с роднёй. Просто с нами был один мой…знакомый, с которым у нас произошло очень неожиданное ночное общение. – Постаралась быть как можно более неконкретной я, старательно подбирая слова.

- Во-о-от, так бы сразу, - хихикнула Лера, с интересом придвигаясь вперед к столу. – Как зовут, сколько лет? Симпатичный?

- Симпатичный. – Ответила я на последний вопрос, понадеявшись, что на первые два отвечать всё-таки не придётся. – Даже очень.

- Так чего ты тогда такая недовольная-то? – удивлённо вскинула брови Лерка.

- Мы с ним друг другу не подходим. Совсем. Полнейший мезальянс. – Пробормотала я, с разочарованием отмечая, что бокал мой опустел.

- Дурость всё это, - отмахнулась Лера, откидываясь на спинку диванчика. – Подходим-не подходим…Не попробуешь – не узнаешь. – Она потянула ещё «Маргариты» через соломинку и продолжила: - Вы давно с ним знакомы?

- Я с ним - не очень, - грустно усмехнулась я. – А вот он со мной уже, кажется, давно. – Я задумчиво покрутила стакан кончиками пальцев по столу.

Я услышала Леркин смешок:

- Это как это?

- Не бери в голову, - отмахнулась я, понимая, что зря не свернула этот разговор в самом его начале.

- Нет уж, сказала «а», говори и «б», - поджала губы Лера, прищурившись.

Я вздохнула, понимая, что и так уже всё зашло слишком далеко, и продолжать ломаться глупо.

- Он старше меня, гораздо старше.

Лера, понимающе кивнув, снова отлепила спину от дивана, придвинулась к столу, и, понизив голос, как будто опасаясь, что нас услышат, спросила:

- И сильно ты его хочешь?

Этот вопрос застал меня врасплох. Как-то не очень я ожидала его услышать здесь и сейчас. Я вообще в последнее время стала какой-то уж слишком впечатлительной: всё было для меня в новинку, почти каждый мой день погружал меня в неизведанные ранее ощущения и эмоции. И я, решив быть честной и с Лерой, и с самой собой, ответила:

- Сильно. Но ещё сильнее я хочу его стукнуть по башке. – Улыбнулась я напоследок.

Лерка хмыкнула.

- За что это?

- За то, что он вечно лезет в мою жизнь и застаёт меня врасплох, - я сложила руки на груди.

- А жене его не хочешь настучать по башке? – наклонила голову чуть вбок Лерка, накручивая на палец прядь волнистых белокурых волос.

- А с чего ты взяла, что он женат? – округлила глаза я, а у самой на сердце заскребли кошки. Неужели Лера догадывается, о ком я с ней откровенничаю?

- Да ладно, если мужик гораздо старше тебя и при этом очень настойчив, то он либо уже женат, либо уже был женат, - закатила глаза Лера, делая вид, что объясняет мне очевидное. – Это же элементарно, - заключила она, снова потянувшись губами к соломинке в бокале.

Я подозрительно посмотрела на неё, после чего ответила:

- Ну, вообще-то, он как раз разводится.

Лера тут же округлила глаза и выпустила изо рта только что взятую соломинку:

- Виталик разводится?!

И тут я почувствовала, как по спине моей пробежал холодок. Она всё-таки действительно всё правильно поняла.

- С ч-чего ты взяла, что это Виталий? – слегка запнувшись, осведомилась я неестественным даже для меня низким голосом, подтянувшись на диване и сгруппировавшись от неловкости.

- Ну а кто ещё, звезда моя? – закатила глаза моя приятельница. – То, что ты по нему тащишься – видно было с самого первого дня. А то, что он тащится по тебе – если не с первого, то уж со второго – точно. Заметив это, я и про жену его тебе рассказала, чтобы ты понимала, что нужно быть осторожной, но тебя, похоже, всё-таки «унесло». Но, судя по тому, что он разводится, его «унесло» ещё сильнее. – Присвистнула она.

Мне было и приятно это слушать, и неловко одновременно. Блин, зачем я начала откровенничать? Ну засос - и засос, подумаешь, причина для откровений…Ах, да, это ведь уже второй бокал текилы. Понятно. Эх, я.

В тот вечер подробностей нашей с Виталием «Санта-Барбары» Лера так от меня и не добилась. Я сказала ей, что не готова об этом говорить, что ни до чего серьёзного с ним у нас так и не дошло, и не факт, что дойдёт, и вообще не факт, что в итоге он действительно разведётся. Как говорится, «обещать – не значит жениться», только тут наоборот. Ну, в общем, вы меня поняли. Взяв с меня твёрдое обещание забить ей пару входных билетов на следующий мой концерт, который состоится под старый новый год в клубе «Б2», она напомнила мне о скором начале съёмок, и немного за полночь мы разошлись по домам.

 

Следующим утром, которое, уже по сложившейся за последнюю неделю привычке, началось ближе к полудню, я отправилась прямиком на репетицию: долго раскачиваться времени не было, ведь Антон, пребывая на огромном энтузиазме после пражского выступления, организовал мне концерт в одном из любимых мной московских клубов. Тем более, через пять дней, сразу после Рождества, должны были продолжиться съёмки сериала, и мне нужно было по максимуму использовать это время, чтобы отработать концертный материал. Особенно, если учитывать, что на этой репетиции я планировала показать Антону новую песню, написанную мной накануне новогодней корпоративной вечеринки, и к концерту нам необходимо было её откатать. Честно говоря, я не очень-то горела желанием отдавать на суд Антона эту песню – мне очень не хотелось, чтобы он её редактировал, как он обычно это делает. И делает он это очень хорошо! Но эта песня полностью моя – и точка.

Удивительно, но Антон не стал делать с ней абсолютно ничего. Он как будто чувствовал, как ревностно я отношусь к своему детищу, или просто заметил мою нервозность и решил не спорить со мной в принципе. И тот, и тот вариант меня абсолютно устраивал.

Я не стала рассказывать своему партнёру и о щедром подарке от нашего с ним «тайного» покровителя – я так и не определилась, приму ли я его, и, более того, я совершенно не знала, как объяснить Антону, откуда взялся этот наш «добрый фей».

 

Пять дней до съёмок прошли очень быстро, целыми днями я пропадала на репетициях, и у меня даже почти получалось не думать ни о чём и ни о ком, кроме того, что совсем скоро мне предстоит зажечь вечерок в клубе «Б2». Я припасла для Леры два билета и, как только мы встретились с ней в первый съемочный день нового года - восьмого января на съёмочной площадке, вручила ей их.

- О, Ленок, ты не забыла! – с удовольствием расплылась в улыбке она. – Спасибо! – она подмигнула мне, и я, улыбнувшись в ответ, ушла в гримёрку – проштудировать сценарий и позволить гримёру поколдовать надо мной несколько десятков минут.

Сидя в кресле гримёрки, пока мне укладывали волосы, я предприняла честную попытку прочесть сценарий на несколько сцен вперед, но после того, как я прочла первую, которую мне предстояло играть через час, я поняла, что никак не могу настроиться на дальнейшее изучение сценария. И помешали мне это сделать так невовремя закружившиеся в голове мысли.

Уже целая неделя прошла с момента, как я виделась с нашим продюсером в последний раз. И всё это время я пребывала в странном состоянии вакуума. Я ничего не чувствовала, ни о чём не беспокоилась, я как будто отложила все свои проблемы в долгий ящик: в общем, прокрастинировала, как могла. Было приятно снова вернуть себе трезвость мышления и душевное равновесие. Сертификат от Abbey Road мирно покоился в верхнем ящике моей прикроватной тумбочки, в которую я всё это время старательно избегала заглядывать. И, о чудо, я действительно почувствовала себя той самой прежней мной!

Но сейчас, проведя взглядом по строкам сценария и найдя там только своё имя и имена своих «одноклассников», я ощутила странную пустоту внутри, которая наполняла меня, как наполняет воздух полость резинового воздушного шарика.

И вдруг я поняла, что сейчас, сама по себе, я чувствую себя тем самым шариком, который наполнен всего лишь воздухом и не способен улететь высоко-высоко в небо, а навечно приговорён быть привязанным к какому-нибудь столбу или валяться на земле, иногда расшевеливаемый ветром. Мне нужен был гелий. Такой окрылённой и вдохновлённой, улетающей в самую высь своих надежд и желаний, как наполненный гелием шарик, я чувствовала себя только тогда, когда в моей жизни присутствовал тот, о ком я изо всех сил старалась не вспоминать всю прошедшую неделю. Эта мысль настигла меня, как шальная пуля. Отогнав мысль о том, что делаю глупость, я достала из кармана смартфон и открыла WhatsApp. Взгляд мой сразу же выловил в списке последних бесед необходимое имя, и пальцы сами нажали на вход в беседу. Однако стоило мне увидеть прямо под его именем пометку о том, что в последний раз он был в сети первого января в пять утра, как сердце моё ухнуло куда-то вниз. Ему не с кем было общаться в «Вотсаппе» целую неделю, что он туда даже не заходил? Серьёзно? Именитому и успешному продюсеру не с кем было общаться в мессенджере целую неделю? Сама не веря, что делаю это, я набрала его номер и нажала кнопку вызова.

«Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети», - услышала я в трубке холодный женский голос. Я обречённо нажала на «отбой». И эта самая секунда дала мне ответы на несколько главных вопросов, на которые совсем недавно я ума не могла приложить, как ответить.

Съёмки шли своим чередом, подготовка к скорому концерту – тоже. Только вот теперь я была совсем не спокойна. Куда пропал Виталий, и как вышло так, что меня этот факт так заботит – эти вопросы представали передо мной по нескольку раз на дню. С каждой такой мыслью руки мои сами тянулись к мобильнику и открывали злополучную беседу в «WhatsApp» в надежде, что мои глаза смогут увидеть, что Виталий в сети или был в ней совсем недавно. Повторно звонить ему я, конечно, не стала – что я, маньячка какая-нибудь, что ли?

Но в сети мессенджера он по-прежнему не появлялся, и тревога в совокупности с непонятным раздражением начали набирать во мне обороты. Лера несколько раз, пока мы курили на школьном крыльце, интересовалась у меня, не случилось ли чего, на что я отвечала, что ей это просто показалось, а сама украдкой посматривала на экран телефона в надежде увидеть хоть какие-то изменения в статусе абонента моего пропавшего невесть куда знакомого. Изменений не было.

Обуздать свою тревогу и раздражение мне помогало только то, что я твёрдо помнила один факт: Виталий сам не раз признавался мне, что не пропускает моих концертов. Ну, что ж, если это действительно так, совсем скоро моё навязчивое состояние должно мирно разрешиться, а раздёрганная неопределённостью душа – успокоиться. До концерта оставалась всего пара дней, в которые мне как-то нужно было не сойти с ума.

 

Глава 22.

One more light

 

Уже сегодня мне предстояло вжарить рок в клубе «Б2», и я особенно тщательно готовилась к этому вечеру. Материал давно был отшлифован, и поэтому в этот день я занималась исключительно собой: в салоне мне покрасили волосы в идеальный блонд оттенка «розовое шампанское», сделали укладку в стиле «только что из постели». Обычно я выпрямляю волосы до идеально ровного и приглаженного состояния, но сегодня почему-то я решила, что «растрёпанный» вид мне как-то ближе. Дымчатый мейк-ап мне тоже делали в салоне. Я впервые так тщательно готовилась к концерту в плане собственной внешности. А как иначе – после успеха в Праге я просто обязана была соответствовать. Соответствовать…когда меня вообще это тревожило? Я ведь никогда не стремилась ничему и никому соответствовать!

Более того, я изо всех сил бунтовала и делала всё наоборот, как и подобает сначала непостоянному и эмоциональному подростку, а затем – порядочной рок-звезде. То ли я старею, то ли просто так вымоталась, что мне уже просто лень бунтовать и гораздо легче просто плыть по течению.

Вечерняя зимняя Москва сверкала отблесками света фонарей, отражавшегося от снега, укрывавшего землю. Эта зима выдалась образцово белоснежной и морозной. Подходя к клубу, я чувствовала, как начинает вибрировать в груди от волнения, и, уже перед самым входом, я, достав из кармана свободной рукой мобильник (вторая была занята сигаретой), уже на автомате проверила статус абонента в «WhatsApp». В нём стояла всё та же последняя дата посещения – первое января. Переборов волну тревожного ожидания, подкатившую к горлу, я выбросила недокуренную сигарету и переступила порог клуба.

Поднявшись на четвёртый этаж, где находился мой концертный зал, я обошла его сбоку, чтобы по коридору сразу попасть в гримёрку, где меня уже должен был ждать Антон. До выступления оставалось полтора часа, и нам необходимо было провести саунд-чек.

Когда мы проверяли инструменты, я чувствовала, как потеют мои холодные ладони. Нет, так не пойдёт. Дурацкое волнение вкупе со снедающей душу тревогой захлестнули меня с головой. Надо было выпить чего-нибудь успокаивающего. Поэтому, как только мы закончили саунд-чек, я наведалась в бар и взяла себе бокальчик алкогольного «Мохито», такая небольшая доза алкоголя не должна была отразиться негативно на моей координации и адекватности, зато нервишки мои угомонить вполне была в силах.

Забрав с собой свой напиток в гримёрку, я допила его там, и, почувствовав после этого, как возвращается тепло к кончикам моих пальцев, я немного успокоилась. Совсем скоро я выйду на сцену и увижу свою публику - своих знакомых и незнакомых поклонников, и отыграю свой концерт на самой идеальной ноте!

Концерт начался. Выйдя на сцену, я увидела, что зал полон до отказа. Это стало для меня огромным сюрпризом: я понимала, что количество слушателей наверняка будет больше, чем раньше, но что на танцполе яблоку негде будет упасть – этого я предположить ну никак не могла. Такое количество людей на моём концерте хоть и обрадовало меня, однако и раздосадовало одновременно: в такой толпе очень трудно рассмотреть кого-либо и найти знакомое лицо.

- Добрый вечер, народ! – с улыбкой, как можно задорнее, произнесла я. Зал зааплодировал. – Ну что, готовы зажечь? – Уже громче проговорила я, и под шум несмолкающих аплодисментов и ритмичного звучания барабанов вступила:

 

«Для яркого огня нужна всего лишь искра,

И между нами пламя разгорится быстро…

И нет пределов – мир сожжён дотла!

Твои глаза глядят в меня бесстыдно,

Чего ты хочешь – сразу очевидно,

Тебя в свои я сети увлекла!»

 

Эту песню нигде, кроме Праги, я ещё не играла, и зал принял её с большим энтузиазмом. Народ танцевал и на втором припеве уже начал подпевать, и я, улыбаясь в микрофон, глазами бегала по лицам в зале. Заметив пританцовывающую у левой стены Лерку в компании какого-то неизвестного мне парня, я подмигнула ей, и она заметила это, широко улыбнувшись мне в ответ. Но того лица, которое так старательно выискивала, я так и не могла найти.

 

«И я считаю

Наши минуты

И падаю с тобой…»

 

Последние аккорды песни прозвучали, и после бурных аплодисментов я, поблагодарив своих слушателей, приступила к следующей.

Но ни на следующей, ни на последующей песне, ни на какой вообще из песен, что играла, я, судорожно ищущая в зале долгожданный синий взгляд, так его не обнаружила. В груди моей засаднило. Это болезненное ощущение подступило к моему горлу, и уже к концу своего выступления я чувствовала, что теряю весь свой энтузиазм. Что есть сил поддерживая его в себе, я всё-таки на позитивной ноте отыграла свой концерт до конца, и, поблагодарив свою весёлую и радушную публику, сняв с себя гитару, покинула сцену. Он не пришёл.

 

Выпив целую пол-литровую бутылку минералки в гримёрке после выступления, я решила, что пора, наверное, всё-таки поприветствовать хотя бы Лерку и её кавалера, и, предупредив Антона о том, чтобы он не ждал меня и спокойно ехал домой, нехотя поплелась в зал. По пути из гримёрки в зал я ещё раз, как последняя идиотка, проверила статус абонента в «WhatsApp». Господи, ну на что я надеюсь, если он даже на концерт мой не удосужился прийти?! Так и есть, статус без изменений.

 

- Ленка! – окликнула меня Лера, когда я пыталась высмотреть её среди танцующей под ди-джея толпы. Я обернулась и увидела её, пританцовывающую у бара. Она поманила меня пальцем, и я подчинилась, последовав к ней.

- Привет, - хрипловато поздоровалась я. – А где твой кавалер? – я огляделась вокруг, не находя и следов того самого парня, с которым Лерка зажигала на танцполе во время моего выступления.

- Какой кавалер? – непонимающе взглянула на меня Лера, - а, ты о Максе? Это так, один знакомый, и он уже свалил, - отмахнулась она. – Ничего серьёзного, просто не с кем было идти на концерт, и я его позвала. Кстати, выступление супер! Я даже не предполагала, что ты так крута! – прищурилась она, рукой подзывая к нам молоденького бармена. Мы забрались на высокие стульчики, стоящие у бара.

- Ну, спасибо, - усмехнулась я. Искренне радоваться комплиментам у меня как-то в данный момент не хватало сил.

- Я серьёзно! – продолжала щебетать Лерка, - ты видела? Полный зал ведь был! И материал у тебя клёвый, и ударник так ничего, - хитро прищурилась она, находясь, судя по всему, в весьма игривом расположении духа. – Эй, а чего ты такая кислая-то? – Легонько потрепала меня по плечу она, и её улыбка слегка угасла.

- Да нет, всё нормально, забей, - отмахнулась я, а у самой на душе было просто невыносимо тоскливо. - Устала просто нереально. – Добавила я, зажмурившись на секунду, чтобы выглядеть убедительно. Лера пристально вгляделась в моё лицо всего на секунду, после чего, подмигнув мне, отозвалась:

- Тогда давай расслабляться!

 

Я не помню, сколько я выпила коктейлей. То ли их было пять, то ли шесть… но точно помню, что после них была бутылка шампанского, которую мы с моей гостьей заказали, чтобы отметить «аншлаг» на моём концерте «как полагается». Помню, что открывали мы эту бутылку уже на улице, когда вышли покурить, предварительно слегка встряхнув. Пенный фонтан брызнул из горлышка, как только оттуда со звучным хлопком выстрелила пробка. Помню, что пили мы это шампанское прямо из горлышка бутылки там же, у выхода из клуба, и громко, громко смеялись. Помню, что посадила Лерку в такси, а сама, будучи уже в не особенно трезвом уме, побрела от клуба к метро. Была почти половина первого ночи, и я плелась на ватных ногах, раскачивая взад-вперед почти опустевшую бутылку шампанского, которую я держала за горлышко в расслабленно болтающейся вдоль туловища правой руке. Было плохо. Мало того, что ощущение безнадёжной тоски заполнило всю мою душу до краёв, так ещё и тело напоминало о том, что я очень даже зря влила в него столько алкоголя: меня слегка подташнивало, и взгляд отказывался концентрироваться и давать чёткую картинку окружающей меня действительности.

 

Не помню, как долго я вот так вот плелась в невнятном направлении под сыплющимся мне на голову, плечи и голые ладони снегом, но точно помню, что вздрогнула, когда услышала откуда-то справа от себя требовательный сигнальный автомобильный гудок. Бросив гневный взгляд в сторону напугавшего меня водилы, я оторопела, увидев рядом с собой знакомый чёрный внедорожник, стекло водительского окна которого было опущено. И я, испуганно и жадно вцепившись взглядом в синие глаза, глядящие на меня со снисхождением, застыла на месте на секунду, после чего, сама не понимая, зачем, отвернулась и добавила шагу, торопливо удаляясь от медленно едущего за мной автомобиля. Остервенело и твёрдо, насколько это было возможно, ступая по рыхлому снегу, я сжала зубы и обиженно втянула голову в плечи. Меня охватил какой-то необъяснимый праведный гнев.

- Лена, - услышала я позади себя мягкий низкий голос, и тут же почувствовала на своих плечах понятно чьи ладони. Виталий развернул меня к себе, и я, предприняв тщетную попытку вырваться, всё же подчинилась, продолжая, насупившись, глядеть себе под ноги. Явился – не запылился, вонючий засранец! – Лена, посмотри на меня.

Я, раздраженно усмехнувшись, отозвалась, подняв на него не самый трезвый взгляд:

- О, шеф, это Вы? Простите, не признала, - начала шаркать ногой по снегу я. Он стоял передо мной, весь такой высокий, статный, в сером пальто, на плечах и волосах у него начинал скапливаться снег. Он был серьёзен и даже, кажется, немного разгневан. Его осуждающий взгляд бесил меня, и мне хотелось стукнуть его чем-нибудь тяжёлым.

Виталий приподнял брови всего на долю секунды, а затем ответил:

- Неудивительно, учитывая, сколько в тебе спиртного, - он кивнул головой в сторону бутылки, что висела в моей руке. Он смотрел на меня вопрошающим взглядом, а я всё никак не могла понять, о чём именно он хочет меня спросить. Его глаза сверкали в свете ночных фонарей, а желваки играли, будто он вот-вот стукнет меня по затылку, как нерадивую школьницу.

Я, проследив направление его взгляда в сторону бутылки, издевательски приподняла её и поднесла к своим губам, сделав мелкий глоток, и с хмельной усмешкой протянула бутылку ему:

- Да не злись ты так, я и тебя угостить могу.

Он прищурился, изучая моё лицо, и взял бутылку из моих рук, после чего, практически не глядя, швырнул её в стоявшую в двух метрах от нас урну. И попал! Бутылка со звоном погрузилась в мусорный контейнер, и Виталий сделал один уверенный шаг ко мне. Я сглотнула и напряглась. Мысли мои отказывались собираться в кучу, а взгляд – концентрироваться. Мне жутко хотелось спать, но злость, никак не отпускающая меня, и странно уживающаяся с ней радость оттого, что он снова здесь, так близко ко мне, рвали мою душу на части. Я снова почувствовала на своих плечах его ладони и посмотрела ему прямо в глаза.

- Лена, что с тобой? Не припомню, чтобы ты так напивалась на своих концертах. – Он озабоченно смотрел на меня, а его пальцы буквально впивались в мои плечи через куртку.

Меня снова захватило чувство праведного гнева:

- Ой, поглядите-ка, какой заботливый! – закатила глаза я, передергивая плечами в попытке сбросить с себя его руки. Он лишь крепче сжал мои плечи пальцами, продолжая требовательно смотреть на меня. – А где же ты был, когда я напивалась? – С вызовом бросила я ему в лицо. – С жёнушкой, наверное, мирился? – Стоило мне это сказать, как от этой мысли меня саму передёрнуло. Как я не хочу, чтобы он отпускал сейчас мои плечи.

- Вот дура! – Расцепил он свои пальцы, тут же отойдя от меня на пару шагов, рывком сел на лавочку, стоявшую возле той самой урны, зажмурился, провёл по лицу ладонями, и снова открыл глаза, посмотрев на меня снизу вверх вымученным взглядом. – Ты даже не представляешь, каких усилий мне стоило держаться от тебя подальше эти две недели. 

В моей груди будто что-то упало, рухнуло вниз с большой высоты. Дыхание перехватило и, с трудом соображая, где я, и что происходит вокруг меня, слегка покачнулась на месте, пытаясь удержать равновесие. Тело плохо слушалось меня, да и с разумом я была как-то тоже не очень в ладах. Голова кружилась. Он посмотрел прямо перед собой и снова перевёл взгляд на меня. Видимо, заметив, что мне не очень хорошо, этот индюк встал с лавочки, подошёл ко мне, и, взяв меня под локоть, потащил к машине. Я едва не задохнулась от возмущения:

- Эй! Ты что, офигел?! – воскликнула я сипловатым от мороза голосом, пытаясь вырвать свой локоть из его рук, но он вцепился в меня мёртвой хваткой. – Пусти, идиот! – я продолжала дёргаться и начала свободной рукой колотить его по плечу, но хмельная слабость в моём теле не позволяла мне бороться в полную силу, и ему удалось всего одной рукой придерживая меня за локоть, открыть дверь другой рукой и даже немного грубовато запихнуть меня на заднее сидение. Вот же жесть! И никто, ведь совсем никто не мог мне помочь! А если бы это был маньяк-извращенец?! Стойте, а ведь он и есть маньяк! Оказавшись на заднем сидении авто, я не успела опомниться, как увидела, что он уже сел в водительское кресло и, заблокировав все двери, завёл авто.

- Я, может быть, и идиот, но на моём месте сейчас мог быть совсем не я, а какой-нибудь урод, которому ты своими хлипкими пьяными ручонками даже по морде бы нормально заехать не смогла. И я скорее проведу эту ночь в машине прямо здесь, пока ты отсыпаешься, чем выпущу тебя, пьяную и шальную девицу, гулять по ночным улицам. – Твёрдым и не терпящим возражений тоном отчеканил он, даже не поворачиваясь ко мне. И почему-то от этой его твёрдости и непреклонности мне стало абсолютно спокойно. Я притихла и расслабилась в кресле. Машина начала движение, и, кажется, уже через несколько мгновений я полностью отключилась.

 

***

Адская сухость во рту заставила меня разлепить плотно сомкнутые веки, и я часто заморгала, чтобы поскорее согнать сон. Вокруг было темно, и голова моя небольшим гудением отозвалась на попытку оторвать затылок от подушки. Стоп, а где это я? Осознание того, что я нахожусь явно не в своей спальне, помогло мне проснуться окончательно и даже почти свело на нет лёгкое похмелье. Я приподнялась на локтях и осмотрелась, насколько позволяла тьма, царившая в комнате: вокруг меня была мебель темного цвета, вокруг окна висели тяжёлые объемные шторы, а сама я лежала на большой кровати с приятной твёрдости матрасом, накрытая мягким пледом. На мне были белая футболка и черные легинсы с прозрачными вставками, которые в прошлый раз так «понравились» моему «большому поклоннику», но как я снимала с себя куртку, жилетку и ботинки с носками, я совершенно не помнила. Видимо, вчера, то есть, сегодня, то есть непонятно, когда – сколько сейчас времени, я не знала, - я влила в себя немало алкоголя. Я пошарила вблизи себя в поисках мобильника и так и не смогла его найти – видимо, он остался в куртке. Жутко хотелось пить, и я, понимая, что, скорее всего, нахожусь кое у кого в гостях, встала настолько тихо, насколько это было возможно, и так же тихонечко посеменила к двери, стараясь не зацепить ничего по пути в темноте.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, я увидела перед собой просторный коридор и на цыпочках пошла по нему, разыскивая кухню или хотя бы ванную. Так странно было находиться в квартире человека, о котором я, как сумасшедшая, думала практически ежеминутно, пускай и не всегда очевидно, всю последнюю неделю, если не две. Сердце моё билось неровно, и, кажется, своим нервным стуком могло разбудить любого в радиусе двадцати метров. Крадучись в темноте ещё секунд десять, я поняла, что не смогу найти здесь ни одной комнаты, пока не буду владеть хоть каким-нибудь источником света. Нужно было найти куртку и взять телефон. Слава Богу, прихожую в этой огромной квартире долго искать не было нужно: я без труда обнаружила вешалку для верхней одежды и висевшие на ней всего два предмета одежды: мою куртку и серое элегантное пальто Виталия. Всё верно, я абсолютно точно у него дома. Я как можно тише пошарила в карманах своей куртки, но моего смартфона там не было. Чёрт! И что теперь? Так и буду таскаться в темноте в поисках стакана воды и заглядывать в каждую дверь?

- Это ищешь? – услышала я откуда-то позади себя и вздрогнула от неожиданности. Я обернулась. В дверном проёме я увидела высокий полуобнажённый мужской силуэт. В поднятой руке у силуэта был, судя по всему, мой телефон.

- Да, - глухим от сухости во рту голосом отозвалась я. Я сделала усилие, чтобы рассмотреть фигуру поближе. Обнажённый мужской торс провоцировал моё зрение работать на полную мощность, и я ничего не могла с этим поделать. Я так скучала по нему. Виталий вышел из дверного проёма и подошёл ближе ко мне, и, ничуть не нарушая моего личного пространства, протянул мне телефон:

- Я взял его, чтобы написать твоей маме смс, что ты переночуешь у подруги, чтобы она не волновалась. – Объяснил свой поступок он спокойным, бесстрастным голосом, который, несмотря на то, что был достаточно мягким, всё же не выражал никаких эмоций.

Я кивнула, взяв протянутый мне телефон.

- Спасибо, а где я могу… - начала было я, но Виталий, не дав мне договорить, перебил меня таким же сухим тоном:

- Ванная – вторая дверь от тебя слева.

- Спасибо, - не знаю, почему, но каким-то виноватым тоном отозвалась я. – И я бы ещё хотела…

- Кухня – первая дверь справа от меня, почти напротив ванной. – Снова перебил меня он. – Судя по твоему голосу, стакан воды ты на тумбочке у кровати не заметила, - я услышала в его голосе едва уловимую усмешку, отчего мне стало как-то легче на душе. Я легонько улыбнулась:

- Ты прав, не заметила. Ещё раз спасибо. – Мне было неловко, очень неловко, в голове то и дело всплывали обрывки нашей с ним недавней беседы перед тем, как я вырубилась, будучи в стельку.

- Да что ты заладила: спасибо да спасибо? Протрезвела - и то хорошо, - сейчас передо мной был тот самый непробиваемый и даже высокомерный мужчина, с которым я встретилась в первый день своей работы в сериале, в который я благодаря ему и попала. Неужели за эти две недели ему действительно удалось справиться со своим влечением ко мне? С глаз долой – из сердца вон? Виталий уперся руками в бока, и, я, жалея, что из-за темноты мне недоступно созерцание всех рельефов его потрясающей фигуры, облизнула пересохшие губы, и услышала:

- Давай-ка, наверное, иди освежись после бурного вечера, а я приготовлю тебе ранний завтрак. Или очень поздний ужин – как тебе больше нравится. Полотенце найдёшь в шкафу ванной на третьей снизу полке, халат – там же, но на второй. – Распорядился он таким тоном, что мне даже в голову не могло прийти сопротивляться его указаниям. Или мне просто не хотелось этого делать…

Я развернулась и ушла в ванную – мне действительно нужно было освежиться и привести в порядок и мысли, и тело.

Я нащупала выключатель, щёлкнула его и болезненно сощурилась: яркий свет вызвал отголоски похмельной головной боли. Как только мои глаза привыкли к освещенному помещению, я осмотрелась: наконец-то я увидела хоть какую-то часть этой квартиры при свете. Ванная комната была просторной и светлой. Светло-бежевая плитка на стенах и темно-коричневая на полу выглядела не холодной, а очень уютной. В углу комнаты находилась большая ванна с какими-то железяками в нескольких местах - судя по всему, джакузи.

В другом углу стояла душевая кабинка, в которую мне и было нужно, но прежде я подошла к раковине и взглянула на себя в висевшее над ней зеркало: растрёпанные во все стороны волосы, размазанный под глазами «смоки-айс», помятая одежда, пересохшие губы… да уж, картина маслом. Женщина мечты.

Я приподняла ручку крана, и, набрав в ладони прохладной воды, жадно прихлебнула. Стало легче и как-то даже приятнее на себя смотреть. Я закрыла кран, разделась и всё-таки направилась в душ.

Оказавшись на пороге кухни, с мокрыми волосами, в халате, но зато посвежевшая и без размазанной по всему лицу косметики, я наткнулась на безумно привлекательную картину: в тусклом свете горевшей на стене бра полуобнажённый мужчина в серых пижамных штанах делал бутерброды под шум закипающего электрического чайника. Мышцы его спины напрягались и расслаблялись, вторя движениям рук, нарезающих что-то на кухонной конторке. Мне начинало казаться, что я схожу с ума. Нет, я УЖЕ сошла с ума. Я по шею увязла в зыбучем песке своего влечения к этому человеку. Осознание этого стало таким ясным, таким завершенным, что я больше просто не могла с этим бороться. Не могла, да и не хотела.

- Долго пялиться будешь? – услышала я насмешливый голос всё так же стоявшего ко мне спиной Виталия, и отлепила плечо от дверного косяка, очнувшись от мыслей. Вот же хам!

- На такую красивую кухню грех не попялиться, - нашлась я, отозвавшись таким же язвительным тоном. Я прошла в кухню и присела за стол, на кожаный угловой диванчик, посмотрела на часы: было пять утра - до зимнего рассвета было ещё далеко. На столе уже стояли две большие чашки с блюдцами, сахарница и большая розетка с печеньем.

- Ну, спасибо, моей кухне очень приятен твой комплимент, - развернулся ко мне он, и я с удовольствием, но как можно более незаметно, попыталась рассмотреть его при свете: взъерошенные, как будто слегка вьющиеся темные волосы, обнажённые плечи, руки, грудь и живот - тренированные и крепкие, светло-серые штаны на широкой резинке, начинающейся значительно ниже пупка, и расположившиеся над этой резинкой выраженные косые мышцы живота заставили моё дыхание участиться, а сердце забиться короткими, но частыми ударами. Он поставил тарелку с бутербродами на стол, и, налив воды в кружки, и опустив туда маленькие ситечки с листовым чаем, сел на диванчик, наискосок от меня.

Мы сидели в тишине где-то полминуты. Он тарабанил пальцами по ручке своей чашки, как бы подгоняя заваривающийся в ней чай, и украдкой посматривал на меня, думая, видимо, что я этого не замечаю. Наконец, он заговорил:

- Так почему ты вчера так напилась-то, а? – задал он, судя по всему, крайне интересующий его вопрос. Я опустила глаза в свою кружку, после чего подняла на него взгляд и задала встречный вопрос:

- А почему ты вчера не пришёл на концерт? А говорил, что не пропускаешь. – Чёрт, в моём голосе всё же проскользнула старательно сдерживаемая мной какая-то немного детская обида.

Виталий удивлённо поднял брови и тут же нахмурился.

- Я был на твоём концерте, - вполголоса сказал он, теперь настала его очередь опускать взгляд в свою чашку. Догадавшись, видимо, что за этим последует мой вопрос, он не стал его дожидаться, и тут же добавил: - я был за кулисами, чтобы не мозолить тебе глаза. Я смотрел твоё выступление из-за кулис. Я не знал, хочешь ли ты меня видеть, - пояснил он, подняв глаза и встретившись со мной своим рассеянным взглядом. От этого взгляда мне стало тепло и уютно. И, разумеется, от слов, которые он сказал. Он был там. Ничего не в прошлом, я всё ещё там, в его голове. Я выдохнула.

- Я хотела, - честно призналась я. О том, что я измучила свой телефон, с завидной регулярностью проверяя «WhatsApp», я предпочла умолчать. Он воодушевился. – У меня было к тебе дело. Точнее, два. – Он слегка прищурился и вопросительно посмотрел на меня. Я встала со стула, и, по-быстрому прошлёпав босиком в прихожую и пошарив во внутренних карманах куртки, вернулась к кухонному столу и, не присаживаясь, положила на стол подаренный им мне сертификат от Abbey Road.

- Я не могу его принять, правда. – Извиняющимся тоном сопроводила свой жест я. Это решение далось мне очень нелегко. – Мне приятно, честное слово, я чуть с ума не сошла от восторга, но я не могу. – Я старалась говорить твёрдо, чтобы дать ему понять, что моё решение не подлежит обсуждению. Он посмотрел на меня снизу вверх и, вздохнув, отвёл взгляд, пробормотав:

- Хорошо. Как хочешь, я не настаиваю. –Слышно было, что он угнетён. Но я не хотела, чтобы этот вопрос оставался открытым в свете того, на что я была готова и безо всяких дорогущих подарков. – А какое второе дело у тебя ко мне было? – спросил у меня он натужно равнодушным тоном, по-прежнему не глядя на меня, отпивая из чашки уже заварившийся чай.

Я подошла к нему, сидящему за столом, прикоснулась ладонями к его щекам, повернула его лицо и, наклонившись, притянула к себе, прикоснувшись к его горячим от чая губам своими холодными губами. От этого прикосновения у меня по спине пробежала целая стая мурашек. Я целовала его. Сама. Он, кажется, опешил от такого поворота событий, практически не отвечая на поцелуй, но, стоило мне отстраниться, как я почувствовала, как он разворачивается ко мне и, взяв меня своими большими ладонями за талию, облаченную в белый махровый халат, притягивает меня, усаживая к себе на колени. Стоило мне оказаться на его коленях, как я почувствовала нетерпеливое, жадное прикосновение его мягких губ к своим губам.

Голова моя закружилась в ту же секунду, как это произошло: этот поцелуй был необходим мне, как воздух. Одна его ладонь всё так же покоилась на моей талии, а другая гладила мою спину, требовательно впиваясь пальцами в мою кожу через ткань халата. Он углубил поцелуй, переместив свою ладонь, исследовавшую мою спину, мне на затылок, и прижал моё лицо к своему ещё сильнее, отчего мои губы запылали болезненным огнём. Но этого ему было уже недостаточно. Я, чувствуя, как быстрее и быстрее кружится моя голова, ощутила, как он переместил другую свою ладонь с моей талии на бедро, поглаживая ткань халата, прижимая её к моей ноге. Путешествие его руки от колена и выше опьянило меня, и я, наконец, позволила себе провести ладонью по его красивым и сильным плечам, переходя к груди и, в меру рельефному, животу. Дойдя до пупка, я остановилась, почувствовав, как он дёрнулся подо мной, как от разряда электрического тока. Мне стало не по себе, но в хорошем смысле этого слова: мне нравилось то, как его тело отзывается на мои прикосновения. Но ещё больше мне нравилось, как моё тело отзывается на движения его рук, губ, языка, и жаждет новых и новых ощущений. И стоило мне только мысленно пожелать большего, как я почувствовала, как его губы оказались на моей шее, а подушечки пальцев гладили мою ногу уже под халатом, поднимаясь всё выше и выше.

По моему телу пробежал электрический разряд, я перестала чувствовать кончики всех своих пальцев, и вся энергия моего тела сконцентрировалась только в тех местах, где соприкасались наши тела.

 Мне казалось, что дальше сходить с ума больше некуда, но, когда я почувствовала, какие метаморфозы претерпело его тело прямо под этими потрясными серыми брюками, я развернулась к нему лицом, не вставая с его колен, и он оказался прямо между моих бёдер, уже практически не прикрываемых бессовестно распахнувшимся снизу халатом, а колени мои оказались на этом самом милом кухонном кожаном диване.

Он, будучи вынужденным оторвать губы от моей шеи в связи с моим перемещением на его коленях, стоило нам только оказаться лицом к лицу, впился своими глазами в мои, одновременно потянувшись руками к поясу на моём халате. Как бы спрашивая взглядом моего разрешения, и не получая никаких намёков на отказ, он медленно и взволнованно развязывал и без того не очень-то крепкий узел, глядя прямо мне в глаза. Я хотела этого, он хотел этого. Я чувствовала, чувствовала прямо под собой, как сильно он хотел этого. И, когда мой халат был распахнут, а его губы оказались на моей груди, его ладони неистово и требовательно прижимали мои бёдра к его бёдрам, я поняла, что назад дороги не будет. И это будоражило моё сознание как ничто и никогда раньше его не будоражило. Его возбуждение уже нельзя было сдерживать и вообще как-то контролировать, как и моё.

Я не помню, как и когда именно ему удалось прямо подо мной стянуть с себя эти самые серые брюки, но то, что последовало за этим, мне ни за что не забыть. Никогда, никогда ещё я не чувствовала такого желания по отношению к себе, такого восхищения мужчины моим телом, он двигался подо мной, прижимая мои бёдра к своим сильными тренированными руками, и жадно рассматривал меня, периодически заменяя свой взгляд на прикосновения влажных губ и языка, сводя меня с ума каждым своим движением. Мне было жарко и холодно одновременно, мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание от переизбытка ощущений на квадратный сантиметр своего тела. Я двигалась на нём, прижимаясь всё сильнее, и позволяя ему исследовать каждый миллиметр своего тела взглядом, руками и губами, так, как только ему захочется. Напряжение, всё нарастающее и нарастающее внутри меня, готово было взорваться на миллион осколков, и, кажется, он тоже уже едва сдерживался. И, как только дрожь самого пика удовольствия пронзила моё тело, я услышала его нетерпеливый шёпот:

- Я на пределе.

- Всё под контролем, не думай ни о чём, - успокоила его я, продолжая двигаться в унисон с ним. Боже, храни фармацевтику!

Я услышала его протяжный, несдерживаемый стон и, постепенно остановившись, уткнулась лбом в его плечо, медленно, но верно начиная осознавать, в какую авантюру ввязалась.

 

Глава 23.

О2

 

Ещё минуту мы сидели, не двигаясь, пытаясь успокоить частое дыхание и бешеное сердцебиение. В голове моей будто только что прогремел ядерный взрыв. Все принципы и условности, которыми я жила последние годы, были снесены этим взрывом напрочь. Он ведь ещё даже не разведён, а я не смогла сдержать свои порочные желания и уступила им со счетом один-ноль, где «один» - на самом деле уже тысяча. Тысяча грязных мыслей о том, чтобы обладать тем, что мне не принадлежит. И не просто не принадлежит мне, а принадлежит кому-то другому. После этой мысли я почувствовала сильную дрожь от прикосновения горячей влажной ладони к моей обнаженной спине, оттого, как эта ладонь провела от моей поясницы к шее, оставляя колючую дрожь вдоль моего позвоночника.

Отлепив свой лоб от его плеча, я осторожно приподнялась и, наконец, встала с его колен.

Он продолжал сидеть на диване и молча задумчиво наблюдал за тем, как я подбираю с пола халат и надеваю его на обнажённое тело, снова завязывая на талии не слишком крепкий узел.

Я сделала это. Я окунулась в этот омут с головой, и теперь совсем не знаю, как мне вынырнуть, пока не захлебнулась. Предпочтя ничего не говорить, а просто быстренько ретироваться с «места преступления», я торопливо посеменила в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Пока я приводила в порядок своё тело и внешний вид, я медленно осознавала, как далеко зашла в этих играх с собственной совестью. Он ещё не разведён, он старше меня почти на семнадцать лет. Я разрушила его брак, хоть он и говорит, что это не так, и всё такое, а, тем не менее, на развод он подал именно сейчас, после того, как съездил со мной в умопомрачительную поездку в Прагу. Да и, как знать, может быть, после случившегося сегодня на кухне он вообще отменит свой развод? Об этом ли он мечтал? Не обманула ли я его ожиданий? Господи, за свои тридцать семь лет он, наверняка, столько женщин перевидал, а я тут самонадеянно решила, что исполняю его самую большую в жизни мечту.

Я вгляделась в своё отражение: расширенные зрачки ещё не до конца пришли в норму, и губы были почти синими от требовательных поцелуев. У меня был больной и счастливый вид. Я была похожа на наркоманку, только что принявшую долгожданную дозу. И, чёрт возьми, я была прекрасна в этот момент - давно я не видела себя такой.

Интересно, о чём сейчас думает на кухне мой…кто? Любовник? Жуть. Некрасивое какое-то слово, неподходящее ему. Но самое страшное – я совершенно не понимала, кем хочу для него быть я. Серьезные отношения и я – вещи, на мой взгляд, совершенно несовместимые. Обязательства? - Не, не слышала. Семья? - Серьёзно, мы сейчас точно обо мне говорим? Быть просто любовниками? - Фу, как пОшло. Хотя и заманчиво…

Через пару десятков минут я вернулась на кухню, уже одетая и причёсанная, с высушенными волосами, но с растрёпанной и неопрятной душой. Виталий был уже в штанах и сидел на том же самом месте, где мы только что…в общем, там же. Сцепленные в замок руки покоились на его коленях, а голова затылком упиралась в стену. Как только я вошла в комнату, он тут же отлепил затылок от стены, подскочил с дивана и тут же застыл, глядя на меня.

- Чай остыл. – Негромко сказал он, приглаживая на затылке волосы. Мне показалось, что взгляд его был немного виноватым. В неярком свете бра он выглядел взъерошенным и сонным, от его дерзкой самоуверенности не осталось и следа.

Глядя на него, я не знала, что сказать, не знала, как себя вести. Боже, что я натворила. Наверное, мой взгляд был таким же потерянным, как и его, потому что Виталий всё не решался сделать ни шагу в моём направлении и как бы оценивал мою готовность к дальнейшему общению издалека.

- Спасибо, я, пожалуй, пойду. – Неуверенно и хрипло пробормотала я, сцепив руки в замок перед собой и тут же расцепив их.

Тогда он, наконец, сделал несколько шагов в моём направлении и застыл всего в полуметре от меня, а я смотрела в пол, неспособная поднять взгляд и встретиться с его глазами, которые совсем недавно ещё были подернуты туманной поволокой, и в которых не читалось ничего, кроме безумного, неконтролируемого желания. Он протянул руки ко мне и прикоснулся к моим плечам. Я приподняла взгляд и уперлась им в его обнаженную грудь. Он подошёл ещё ближе, и я вынуждена была всё-таки встретиться своим взглядом с его. Синие глаза впивались в меня, а красиво очерченные губы выдыхали горячий воздух, и я чувствовала его дыхание на своем лице.

- Ты можешь идти, если хочешь, - с хрипотцой в голосе негромко сказал он. – Но только если пообещаешь вернуться. – Он смотрел на меня сверху вниз серьёзным и не терпящим возражений взглядом.

Я нервно сглотнула. Он так властно держал меня за плечи и говорил со мной, что мне стало не по себе.

- Я не могу этого пообещать, - проговорила я так же негромко. Губы мои пересохли. Внизу живота сжался комок напряжения.

- Можешь. – Он крепче сжал мои плечи, после чего переместил свои ладони на мою талию и прижал меня к своему телу. Внутри меня пробежала волна дрожи, вызванная коктейлем из возбуждения и испуга. Я не могла произнести не звука, так парализовали меня его властные прикосновения. – Только не говори мне, что ничего не чувствуешь. Я слышал твои песни, я чувствовал, что тебя тянет ко мне. Но я боялся в это верить. Но ты ведь не собираешься сейчас сказать мне, после того, как была моей на этом самом диване, - он кивнул в сторону кухонного уголка, который был у него за спиной, - что ничего не чувствуешь ко мне? – Его глаза исследовали моё лицо, и я изо всех сил старалась не показать всю ту гамму эмоций, которую испытывала в тот момент. Я боялась, что он не поймёт. И в ответ на моё молчание он продолжил, всё так же крепко обнимая меня за талию: - Это повторится, Лена. Обязательно повторится. Теперь ты никуда от меня не денешься, как бы ни старалась.

Меня как током шандарахнуло. Я достаточно резко высвободилась из его тесных объятий, и, взглянув в его наглые глаза, бросила:

- Да ты с ума сошёл, - и сделала несколько шагов назад, пятясь к выходу из кухни.

Он сложил руки на груди и ухмыльнулся. Он выглядел спокойным и расслабленным.

- Чья бы корова мычала, - с полуулыбкой ответил он. – Ты – уже моя, но ты можешь попробовать сбежать, если тебе это нужно.

- Да ты чокнутый, - отвернулась от него я, быстрым шагом направляясь к вешалке, где висела моя куртка, и стояли мои ботинки с вложенными в них носками, сердце колотилось как сумасшедшее. Я торопливо одевалась, как будто сбегаю от похитителя, пока он не заметил, но мой «похититель» не предпринимал ни единой попытки остановить меня. Однако его спокойная уверенность помешанного пугала меня и подгоняла скорее отсюда свалить. Он смотрел на меня сверху вниз, опершись плечом о дверной косяк выхода из кухни. - Господи, да ты совсем свихнулся, долбанный ты маньяк! – Продолжала осыпать его «ласковыми» эпитетами я, больше не находя слов для нашего прощания. Руки мои тряслись – я не знала, почему. Я не понимала, что со мной происходит, я чувствовала панику, острую, колющую в самое сердце.

- Я люблю тебя. – Услышала я, как только моя рука легла на ручку двери. Я прикрыла глаза и опустила голову, переваривая услышанное. Мне никто и никогда ещё не говорил этих слов. – Там холодно и темно. Я отвезу тебя, подожди минутку, пока я оденусь, пожалуйста. – Его голос был серьёзным и уже не насмешливым. И от этого мне стало еще больше не по себе. Разумеется, как только его фигура скрылась за дверью гостиной, я воспользовалась случаем и сбежала, как мелкий воришка из придорожного минимаркета.

Буквально выскочив из подъезда, я пробежалась до ближайшего угла дома и завернула за него, чтобы мой преследователь не знал, куда за мной идти. Увидев ещё один двор за углом уже соседнего дома, я нырнула в него и только после этого остановилась. На улице действительно было темно и холодно. Более того, я совершенно не знала, где нахожусь, в каком районе, на какой станции метро. Вокруг меня было море высоких кирпичных домов, выглядящих довольно презентабельно, не то, что моя панельная девятиэтажка в не самом фешенебельном районе. Хотя, справедливости ради всё-таки хочется отметить, что наша квартира была хоть и не такой огромной, как у моего недавнего визави, но всё-таки очень комфортной и уютной.

Я решила воспользоваться достижениями технического прогресса и открыла в сматрфоне навигатор, который без труда определил, где я находилась. До станции «Строгино» было всего ничего, и я, доверившись навигатору, быстрым шагом направилась к метро.

Чуть больше, чем через час я, крадучись, отпирала входную дверь родительского дома. По пути домой мне довелось проигнорировать телефонный звонок от Виталия, который прозвучал уже через пять минут после моего бегства. Разумеется, я не планировала сейчас с ним разговаривать – если бы планировала, позволила бы ему себя подвезти. Стоило мне достать из кармана мобильник после того, как я сняла с себя куртку, я увидела короткое сообщение в WhatsApp: «Напиши, когда доберёшься домой». Ну вот, докатились. Сначала отчитываешься перед мамой с папой, а теперь ещё перед кем-то отчитывайся… Ох, как мне это не по душе. Но всё-таки ответила: «Дома», после чего вообще выключила телефон, совершенно не желая с кем-либо разговаривать сегодня.

 

***

На следующий день я, подходя к зданию школы, где мне предстояли весьма и весьма плотные по загруженности съемки в грядущие две недели, докуривала сигарету и подумала, что, наверное, надо бы включить всё-таки мобильник, но решила отложить это дело хотя бы до вечера. Мне нужно было отвлечься, переключиться, ведь весь вчерашний день мой был посвящен осознанию того факта, что я реально связалась с женатым взрослым мужиком и, кажется, увязла в этом по самые уши, а также того, насколько это усложняет мою и без того насыщенную жизнь. О том словосочетании из трёх слов, что он выдал мне напоследок, я вообще старалась не думать, но не могла о них забыть, как ни старалась.

Войдя в здание, я обрадовалась теплу, которое обдало мои заледеневшие ладони и лицо. Был уже почти полдень, и мои сцены должны были начать сниматься через час, но на площадке уже вовсю кипела работа: снимались сцены готовящегося школьного концерта, на котором моя героиня должна была выступать, презентуя свою собственную песню. Когда я, уже загримированная, вошла в актовый зал, то достаточно скоро нашла взглядом среди толпы «школьников», рассаженных на стульях, Леркину кудрявую голову и кивнула ей, здороваясь с приветливой улыбкой. Лерка же почти не улыбнулась, послав мне немного встревоженный взгляд.

Я удивилась, но, решив, что допрошу её по этому поводу позже, начала искать глазами Сергея. Однако вместо этого я то и дело натыкалась на взбудораженных и оживлённо что-то обсуждающих «одноклассников». Подойдя поближе к сидящим неподалеку двум девчонкам, я спросила:

- Ребят, вы Серёжу не видели?

- О, а вот и разлучница явилась наша, - ухмыльнулась одна из девчонок, которую, кажется, звали Олей. Я не очень хорошо запомнила своих экранных «одношкольников», кроме тех, с которыми мне доводилось общаться вне площадки, но то, что я услышала в своей адрес из её уст, заставило меня надолго запомнить её наглую физиономию.

- Не поняла, - немного угрожающе протянула я, изо всех сил стараясь сделать вид, что даже предположить не могу, о чём она. Я действительно не понимала, что она имеет в виду, потому что уж она-то об этом моём «амплуа» вообще никоим образом не может и не должна быть в курсе.

- А ты не слышала? – удивлённо протянула эта противная девчонка, - продюсер-то наш разводится! Прикинь, с такой-то красоткой – и вдруг разводится, - Сердце моё упало куда-то вниз, а в груди неприятно завибрировало.

- Ну о’кей, а причём тут я? – я изо всех сил старалась сдержать раздражение, тревогу и, вообще, сохранить самообладание.

- Ну, это же ты, наверное, его своими поцелуями под лестницей совратила, - проглотила смешок она, а её подружка хихикнула почти в унисон с ней. – До этого был примерный семьянин!

- Очень весело, - неприветливо буркнула в ответ я, не оценив шутку, и, отойдя к выходу из актового зала, оперлась спиной о стену, чтобы написать Лере смс. Вот же трепло!

«Какого лешего ты растрепала народу про то, что он В. разводится?» - бегло набрали гневно-недоуменное сообщение мои уже оттаявшие пальцы.

- Она никому ничего не говорила. Это я рассказал. – Услышала я откуда-то справа от себя до дрожи в ладонях знакомый голос, отчего непроизвольно вздрогнула и торопливо повернула лицо к говорящему. Как вы уже догадались, это был тот самый герой сегодняшних сплетен.

 Он стоял так же, как и я, опершись спиной и пятой точкой о стену, со сложенными на груди руками, и смотрел прямо перед собой. Я смутилась. Он прочёл моё сообщение Лере и понял, что я говорила с ней о нём. Ну и, конечно, стоять здесь рядом, среди кучи наших общих знакомых после того, что произошло между нами вчера, особенно учитывая тот факт, что мы так и не определились с тем, что это значило для нашего с ним общения, было диковато и неуютно. Метнув в него быстрый взгляд, я снова вернула его к экрану телефона, и негромко спросила:

- И зачем было всем рассказывать об этом? – Честно говоря, хоть я и не понимала, зачем он это сделал, это не помешало мне испытать необъяснимое облегчение где-то в самой глубине моей души. Он не смотрел на меня, а глядел куда-то вглубь актового зала, я видела это боковым зрением. Сложив руки на груди, он ответил:

- Сергей спросил у меня, как дела у Лары, и я честно ответил, что не знаю, что давно её не видел. И, когда он удивился этому и поинтересовался, почему, я сказал, как есть, что мы подали заявление на развод, и уже через пару недель будем разведены. По «счастливой» случайности это было прямо посреди съёмочной площадки, - с лёгкой полуулыбкой закончил он. Я сдержала рвущуюся на волю глупую улыбку. Он всё-таки не передумал разводиться.

Хотя уже через секунду я снова почувствовала себя не в своей тарелке, будто его развод чем-то обязывает меня. А я никому не принадлежу, я, как кот Матроскин, своя собственная!

- Понятно, - как можно менее заинтересованно отозвалась я, клацая по клавишам на экране смартфона, бездумно «проверяя» инстаграм и страничку «вконтакте».

- Рад, что тебе хотя бы это понятно, - с легкой горечью в голосе усмехнулся он.

- А что ещё мне должно быть понятно? – в груди у меня начинала зарождаться волна праведного гнева. Я задала этот вопрос даже с каким-то едва уловимым «наездом». Он, судя по всему, почувствовал это, и тут же нацепил примирительное выражение лица: приподнял брови, улыбнулся одними глазами и отозвался:

- Ну, например, то, что ты жутко хочешь провести сегодняшний вечер со мной, но стесняешься сама предложить, что странно, учитывая, что вчера ты не была такой стеснительной, - меня бросило в жар от его слов. Кровь прилила к моим щекам и, казалось, даже воздух, который я выдыхала, стал каким-то горячим. Тот самонадеянный тон, которым он говорил всё это, тот вызов, который он бросал мне, просто выбивали почву у меня из-под ног. Самоуверенный засранец! К тому же, его голос был таким негромким и интимным, что мне казалось, что я уже сейчас совершенно перед ним обнажена. Стена за моей спиной резко стала какой-то холодной. Я отлепилась от неё и заставила-таки себя повернуть к нему своё пылающее лицо. Вообще, на самом деле, мне очень повезло - я не краснею, даже когда кажется, что у меня лицо горит огнём, поэтому я не особо боялась, что он заметит моё смущение.

- Что ты несёшь? – попыталась нацепить маску равнодушия я, сама не понимая, зачем. Ну не признаваться же ему, что от произнесённых его низким мягким голосом слов у меня ноги стали ватными?

- Я несу в твою жизнь разумное, доброе, вечное, - очень благодушно ответил он, тоже отлепляя спину от стены и засовывая ладони в карманы брюк, слегка приподняв ими полы элегантного пиджака. – Пора тебе уже с этим смириться и расслабиться. – Он снова сдержанно улыбнулся, однако держался на расстоянии и не подходил ко мне ни на шаг. Очень благоразумно, учитывая, что нас окружала сотня пар любопытных глаз, так и стреляющих в нашу сторону из разных концов большого актового зала.

Меня же его слова нисколько не расслабляли, а, напротив, только накаляли и без того заряженную обстановку. Я положила телефон в карман, и, отставив ногу в сторону, с вызовом посмотрела на него, сложив руки на груди:

-Слушай, не начинай, а? Почему ты не можешь просто взять и оставить меня в покое? – негромко, но раздражённо поинтересовалась у него я. Только раздражение было каким-то странным, граничащим со страхом услышать ответ на мой вопрос.

- Я тебе уже всё сказал вчера. – Спокойно отозвался он. Синие глаза смотрели на меня выжидательно и заинтересованно. Он ждал. Он очень хотел услышать мой ответ на своё вчерашнее признание, и эта жажда сквозила в его взгляде. Только сейчас я заметила под его глазами тёмные круги – следы бессонной ночи. Да и вообще он был каким-то немного осунувшимся, как будто несколько суток не спал. И сейчас я осознала, что впервые за долгое время увидела его при дневном свете. И эта его измотанность бросалась сейчас мне в глаза, как немое признание. Я снова стушевалась. Только теперь я не могла скрыть этого и опустила взгляд на свои спортивные кожаные ботинки.

- Мне было очень хорошо вчера, - сама того от себя не ожидав, негромко, чтобы никто, кроме нас с ним, не мог этого услышать, обронила я. Мне жутко хотелось дать ему понять, что, конечно же, произошедшее вчера что-то для меня значило. Я внезапно почувствовала, что он должен об этом знать, и не смогла удержать в себе это откровение. Я решилась-таки поднять на него глаза и увидела, как его взгляд прояснился. Виталий достал руки из карманов и ответил мне с легкой полуулыбкой:

- Мне тоже. – Я уловила едва заметное со стороны движение его руки, порывающейся прикоснуться, но вовремя отдернутой. Но готова поклясться, что почти физически почувствовала на своей талии его горячую ладонь. Я не знаю, как передать это словами, но это несвершившееся прикосновение буквально пронзило меня легким электрическим разрядом. Мурашки пробежали по моему телу, и я едва сдержалась, чтобы не подойти вплотную к этому притягательному мужчине и позволить ему касаться меня, где и как ему только захочется. Господи, что же со мной такое делается? – Давай уйдём отсюда, а? – его голос действовал на меня гипнотически, а взгляд его примагничивал мой, и я чувствовала, как мои ноги уже готовы сделать шаг ему навстречу. И, если бы во мне была хоть капля спиртного, клянусь, я бы ни секунды не раздумывала над этим предложением. Но, благодаря абсолютной трезвости ума, я всё-таки сумела очнуться от этого наваждения:

- Мне нужно работать, - буркнула я, разрывая визуальный контакт, пока еще не стало слишком поздно, и отводя взгляд в сторону.

- Я даю тебе отгул, - с усмешкой отозвался он, всё ещё протирая во мне дыру своим требовательным взглядом. – Я хочу провести с тобой целый день.

- А я не могу. Извини. Я буду очень благодарна тебе, если ты сейчас уйдёшь. – Негромко, но довольно требовательно «попросила» его я. Мне оставалось только надеяться на его благоразумие и адекватность.

- Ты прогоняешь меня с моего же проекта? – Широко улыбнулся он, удивлённо приподняв брови, и едва не засмеялся в голос. Кажется, моя просьба совсем его не разозлила и не расстроила. - Дерзко и смело, прямо как вчера ночью. Мне нравится. – Негромко добавил он, и едва заметно подмигнул мне, отчего я на секунду даже лишилась дара речи. Он выдал эту пошлость с таким явным удовольствием, что мне стало не по себе, будто я стою голая перед целой толпой народа. – Ладно, не буду тебя смущать, командирша. Скоро увидимся, - бросил он напоследок, и, развернувшись, удалился из актового зала восвояси.

 

***

- Лен, у тебя всё нормально? – услышала я позади себя и почувствовала руку на своём озябшем плече. Я стояла на школьном крыльце, докуривая вторую сигарету в одной толстовке, когда на дворе середина января.

Я обернулась и увидела обеспокоенный Леркин взгляд. Отвернулась обратно. Говорить вообще не хотелось. Отснятая только что сцена с моим исполнением со сцены не так давно написанной мной песни почему-то как-то раздёргала меня.

Лера обошла меня и встала передо мной, чтобы я не смогла продолжать игнорировать её.

- Лен, что с тобой происходит? Я тебя не узнаю, - продолжила она, доставая из кармана пачку сигарет и прикуривая тоже. Я молчала. Я никак не могла прервать вихрь кружившихся в моей голове мыслей. Они уже вымотали меня, просто измучили. С самой предновогодней вечеринки я прогоняю их в голове день за днём и чувствую, что начинаю сходить с ума.

- Я звонила тебе вчера утром, и весь день, стоило мне только проснуться. Я вспомнила, что вчера ты осталась совсем одна, пьяная, на ночной улице, отправив меня на такси домой, переживала, добралась ли ты живой и невредимой. Почему у тебя телефон был выключен? – Лера не раздражалась в ответ на мой игнор, а методично продолжала выпытывать из меня подробности моего молчаливого поведения.

- Я не добралась той ночью домой, - ответила, наконец, хрипловатым голосом я.

Лерка округлила глаза, лицо её вытянулось:

- То есть как это? Что стряслось? Ленка, что случилось? – она, кажется, предположила что-то страшное и протянула руку к моему плечу, прикоснулась к нему и слегка погладила.

- Я с ним спала. – Выдохнула я. Я не планировала ни с кем ничем делиться, но Лера окучивала меня, как могла, а я слишком долго была наедине со своими разрушительными для психики мыслями.

- С кем спала? – лицо Леры вытянулось ещё сильнее.

- С принцем Уэльским, - со смесью усмешки и раздражения бросила я. - С Виталиком. Я провела ту ночь в его квартире.

Лера, явно повергнутая в шок, отпустила моё плечо и чуть не выронила из губ дымящуюся сигарету.

- Вот это новости! – присвистнула она, достав изо рта тонкую сигарету своими длинными тонкими пальцами. – Наконец-то ваш флирт дошёл до логического разрешения, - легонько улыбнувшись, добавила она. – А я-то думаю, чего это он такой умиротворённый сегодня заявился. Правда, вымотанный какой-то. Совсем мужика извела, да? – по-дружески легонько толкнув меня плечом, усмехнулась она.

- Ага, - буркнула я в ответ. Кто кого еще извел.

- Так, значит, ты у нас теперь блатная? - со смешком добавила Лерка, - свой человек в руководстве?

- Не блатнее тебя, - отозвалась я, вымученно улыбнувшись.

- Да ладно тебе, - не поверила Лера, состроив скептическое выражение лица. – Состоять в отношениях с генеральным продюсером – это сильно!

- Да ни в каких мы не состоим отношениях, - поспешно отозвалась я. – У меня с этой пачкой сигарет более крепкие и стабильные отношения, чем с ним, - кивнула я в сторону зажатой в свободной ладони пачки сигарет, которую почему-то забыла убрать в карман.

Моя собеседница нахмурилась.

- То есть как это? Влюблённость есть, причём явно обоюдная, секс есть, оба почти уже свободны, а отношений нет?

Всё моё нутро запротестовало.

- А как ты себе представляешь эти отношения? – слегка раздражённо ответила вопросом на вопрос я. – Мы будем ходить на свидания, держаться за ручки, целоваться на последнем ряду в кинотеатре и дарить друг другу мягкие игрушки на первый, второй, третий, двадцать третий месяц наших «отношений»? Ты можешь себе это представить между мной и этим взрослым мужиком?

- То есть, ты ТАК себе представляешь серьёзные отношения? – засмеялась Лера, чуть не подавившись не выдохнутым вовремя сигаретным дымом. Ну да, это я, пожалуй, чуть загнула. Но всё равно… - Не думала я, что услышу от тебя что-то подобное. – Она прищурила свои хитрющие глаза, делая новую затяжку.

- Нет, ну есть другой вариант развития событий. – Уже более сдержанно отозвалась я. – Несколько свиданий, предложение съехаться, предложение руки и сердца, и вот я уже стираю ему носки и рожаю сопливое потомство. – Я не удержалась от немного раздраженной усмешки.

Лера покачала головой.

- Да уж, не хотела бы я жить в твоём мире, уж больно он гипертрофированный. – Она искоса посмотрела на меня, туша сигарету о перила крыльца. – А ты с ним вообще это обсуждала? То, как ты видишь своё будущее?

- Нет, мы как-то другими делами больше занимались, - легонько улыбнулась я, на секунду поймав промелькнувшие воспоминания о нашей волшебной ночи. Но затем, посерьёзнев, продолжила: - Просто он заполняет собой всю мою жизнь, он суёт свой нос везде: в мою карьеру, в мой досуг, в мою семью…

- Да, влюблённому мужчине это, конечно, несвойственно… - язвительно отозвалась Лера, поджав губы в саркастической улыбке.

- Да пофиг мне, что кому свойственно, - отмахнулась я, умом понимая, что Лера права в том, что ничего предосудительного в желании влюблённого человека в том, что он хочет быть частью моей жизни, нет. Но вот сама эта его влюблённость была ой как не ко времени сейчас. Мне всего двадцать, точнее, почти двадцать один. А он…он такой взрослый. Он настолько взрослый, что не просто уже женился, он уже даже разводится. И у меня складывалось дурацкое ощущение, что если уж я с ним свяжусь, то непременно вынуждена буду занять пустующее место его «миссис». А это в мои планы не то, что не входило, а более того, полностью им противоречило.

- Он звал тебя замуж? – наклонила голову вбок Лера, продолжая свой допрос.

- Нет.

- Он говорил, что хочет от тебя детей? – продолжала она, и я начинала понимать, к чему она ведёт.

- Нет…

- Так с чего ты, блин, нарисовала себе в голове все эти картинки? – покачала она головой, и её волнистые блондинистые волосы слегка заколыхались от внезапно поднявшегося промозглого ветерка. Я поёжилась и немного сжалась под тонкой олимпийкой. Я не знаю, с чего я их себе нарисовала. Просто он не производит впечатления несерьёзного человека, который готов довольствоваться тем, что я готова ему предложить. Он получает всё, чего он хочет. Он уже получил меня. Я думаю о нём постоянно – это ли не свидетельство его полной и безоговорочной власти надо мной? Тургеневская барышня, не иначе. Самой противно.

 

Спустя несколько часов я качалась в метро под музыку, раздававшуюся из наушников стоящего рядом высокого симпатичного коротко стриженого паренька со спортивным рюкзаком на плече. Я не представляла, чем займусь сегодня вечером, потому что планов не было вообще, впервые за долгое время. Отыгранный позавчера концерт давал мне законную передышку в репетициях на целую неделю, видеться ни с кем из знакомых особенно не хотелось, оставалось только изучать сценарий на ближайшие несколько съёмочных дней, хотя, честно говоря, у меня было ещё одно дело, которому необходимо было уделить внимание. И, таким образом, расписание моих дел на ближайшую неделю было предопределено. Не знаю, почему, но паренёк, стоявший рядом со мной, вдруг широко улыбнулся, снял с уха наушник и протянул мне. Я, в недоумении глядя на него, приподняла брови, бросив взгляд на наушник в его руках.

- Я вдруг заметил, что ты двигаешь губами, вторя словам песни, которая сейчас играет в моём айподе, - продолжал улыбаться он. – Присоединяйся, - он всё ещё протягивал мне наушник. Я не смогла не улыбнуться в ответ – чёрт, я даже сама не заметила, что беззвучно подпевала под его музыку. Ну а как я могла не подпевать, когда из его наушников раздавалась целая череда композиций наикрутейших «Imagine Dragons»? Я, всё ещё улыбаясь, взяла наушник и прицепила его себе за пластиковую удобную дужку.

Так мы и ехали до самого Марьино, пока не пришло время мне выходить, и я, сняв наушник, вернула его своему щедрому попутчику:

- Спасибо, - улыбнулась я.

- Не за что, Лена, - отозвался он с ответной улыбкой, и, заметив моё искреннее удивление, добавил: - Крутой позавчера был концерт, - он поднял вверх большой палец. – Я могу угостить одну крутейших исполнительниц Москвы чашечкой кофе? – уже немного серьёзнее поинтересовался он. Я, честно говоря, такого предложения не ожидала и даже не нашла, что на это сказать, кроме:

- Эмм…когда?

- Да хоть сейчас. Я свою станцию всё равно уже давно проехал, - он снова приятно улыбнулся, отчего его темно-карие глаза блеснули в свете тусклых ламп вагона метро.

- Мило, - хрипловато усмехнулась я. Было приятно от этой его непосредственности и той лёгкости, с которой он завязал со мной разговор: никаких ужимок, никакого притворства, никакой показной холодности. – Ну, пойдём тогда на выход, что ли, а то сейчас и я свою проеду. – И мы направились к выходу из вагона метро.

Прихлебывая из большой кружки мягкий горячий капучино в «Кофе хаус», мы болтали обо всём: о музыке, о спорте, о кино. Он спрашивал меня о том, как я пишу песни, о том, каково это – быть на сцене.

- На самом деле, это просто невероятное ощущение, когда столько глаз смотрит на тебя, столько людей слушает тебя, и ты понимаешь, что они пришли сюда именно за этим, специально, чтобы послушать именно тебя. В такие моменты чувствуешь, что живёшь. – Отвечала ему я, отогревая озябшие на морозе пальцы о горячую керамическую кружку. За окном кофейни уже спустились сумерки, и на улице начали зажигаться фонари.

- Здорово, - улыбнулся Миша, так звали моего случайного попутчика и собеседника. – А я вот музыку привык только слушать. Исполнять у меня её как-то не очень получается, - продолжал он. – Так что я предпочитаю доверить это дело профессионалам вроде тебя, - Миша приподнял кружку с кофе, как бы поднимая за меня тост, и, снова улыбнувшись, сделал глоток. Его карие глаза были очень живыми и молодыми. В них не было спрятанной глубоко-глубоко тоски, а вокруг них не собирались морщинки, когда он улыбался.

Лежащий на столике возле моего блюдца смартфон издал писклявый сигнал. Я нажала на кнопку, чтобы проверить, и увидела входящее сообщение в WhatsApp.

«Занята чем-нибудь?» - прочла я на экране короткий вопрос.

Отвечать не хотелось. Я вздохнула, отложила телефон и отхлебнула кофе из большой кружки.

- Не ответишь? – приподнял брови мой собеседник.

- Нет. Не сейчас. – Коротко ответила я, глядя в окно. Мелкой крупой на землю сыпал снежок.

- Родители? – усмехнулся он. – Строгий папа? Или тревожная мама? – видно было, что он пытается поднять мне настроение, видимо, заметив, что я притихла.

- Типа того, - с немного грустной усмешкой отозвалась я.

- Ревнивый молодой человек? – продолжал «гадать» он, было занятно наблюдать за тем, как он пытался выяснить ответ на интересующий его вопрос о том, свободна я или нет.

- Нет, - с легкой улыбкой ответила я, впрочем, не соврав: человек-то уже и не очень-то молодой…из университетского курса социологии мне прочно засел в голову тот самый рубеж, с которого человек уже вроде как не относится к молодёжи – тридцать пять… Боже, он же на шестнадцать лет меня старше. Поняв, что немного отвлеклась на несвоевременные мысли, я продолжила: - А ты чем занимаешься? Чему-то учишься или где-то работаешь?

Выяснилось, что он старше меня на год, учится на юриста по международному праву и мечтает построить карьеру в дипломатической сфере. Что ж, звучит интересно. После этого он рассказал мне о сложном деле, которому учится, и, честно говоря, заинтересовать им меня на самом деле ему как-то не особо удалось.

Когда было уже почти совсем темно, мы попросили счёт, и разумеется, он попытался за меня заплатить. Но сколько он ни уговаривал меня, я не позволила ему это сделать, даже несмотря на то, что в самом начале вроде как согласилась на его предложение «угостить» меня. Лишь однажды я позволила мужчине заплатить за себя в ресторане - и что из этого вышло? Правильно, непонятно что. И пока я с этим не разберусь, «угощаться» чужим кофе, как минимум, нечестно.

- Я могу проводить тебя? – спросил у меня мой визави, немного раздосадованный моим отказом от халявного кофе. Зачем спрашивает? Откуда мне знать, может он или нет? Впрочем, он и кофе мог бы угостить, не прислушиваясь к моим финтам со счётом, если бы действительно хотел. И провожать он мог бы предложить, а не спрашивать разрешения. Может быть, он ещё и на первый поцелуй будет разрешения спрашивать? Да уж.

Я невольно бросила взгляд на экран мобильника, который держала в руке. Новых сообщений не было. Видимо, Виталий смирился с моим молчанием.

- Провожай, коль не шутишь, - усмехнулась я, кивая в сторону, в которую нам предстоит направиться.

- Завтра на экзамене будет чем козырнуть перед одногруппниками, - улыбнулся Миша, шагая со мной в направлении моего дома. – Мне никто и не поверит, наверное, что я с тобой кофе пил и до дома тебя провожал. Боюсь, мне нужен твой номер телефона в качестве доказательства.

Я, не сдержавшись, засмеялась в ответ. Не знаю, что спровоцировало такую мою реакцию, но эта его реплика почему-то так странно подействовала на меня.

- Ну ты даёшь, ухажёр, - я покачала головой, улыбаясь, - извини, но подкат не засчитан. – Мы уже входили в мой двор. Двор был уже весь усыпан снегом, и белое покрывало блистало в свете уличных фонарей. Лёгкий морозный ветерок потеребил пряди волос у моего лица. – Приходи как-нибудь на концерт, буду рада тебя увидеть. – Я остановилась в паре подъездов от моего, всем своим видом давая понять, что эта встреча не была свиданием. Миша улыбнулся и, покачав головой, отозвался:

- Быть отшитым рок-звездой после совместно проведенного вечера не так обидно, как быть отшитым какой-нибудь обычной студенткой юридического, - он развёл руками и слегка поджал плечи от холода. – Стоило попробовать. Лена, ты классная. Твоему, который «типа того», жутко повезло. – Добавил он негромко, чем вызвал во мне странное чувство удовлетворения. После чего он стянул с плеча рюкзак, достал оттуда ручку, кусок тетрадного листа, и, быстро пробежавшись по нему ручкой, протянул мне. – Это мой номер. Звони, если будет грустно.

Я взяла листок, чтобы не показаться грубой, легонько улыбнулась, и, подойдя к нему, едва касаясь, чмокнула его в холодную щёку.

- Спасибо за вечер, он был очень познавательным для меня, - и я не соврала.

- До встречи на концерте, - улыбнувшись, махнул он мне рукой, поправил на плече лямку рюкзака и, развернувшись, загашал прочь.

Я развернулась и зашагала в противоположную сторону, к своему подъезду.

Стоило мне войти в квартиру, как я тут же была сражена наповал приветственной фразой мамы:

- О, Леночка! Твой руководитель, не застав тебя, ушёл от нас буквально пять минут назад, - мама на ходу вытирала руки о кухонное полотенце, а в коридор из кухни доносился аппетитный запах куриных котлет.

Я застыла на месте.

- Какой ещё руководитель? Виталий? – сердце моё ухнуло вниз. Я не видела его внизу, не видела! И очень, очень плохо, если при этом он видел меня… Только бы не видел…

- Ну а кто же ещё? Спустись, может быть, он ещё не успел отъехать, - поторопила меня мама. Но я чувствовала, что уже достаточно хорошо знаю его, чтобы обречённо понять краем разума, что, не застав меня в квартире, он непременно остался бы ждать меня у подъезда, в машине, он дождался бы, и не пропустил бы мою входящую в подъезд фигуру, не дал бы мне спокойно пройти мимо, если бы у него не было либо веской причины, чтобы срочно уехать, либо если бы она была, но при этом у него напрочь отсутствовало чувство собственного достоинства. С чувством собственного достоинства, я уверена, у него всё было в порядке, а вот вескую причину, кажется, я подкинула ему только что…

 

Глава 24.

Somewhere Only We Know

 

Знаете, что удивило меня больше всего в этот вечер? Мне очень захотелось ответить на вопрос Виталия в WhatsApp, зависший ещё с наших с Мишей посиделок за чашкой кофе, но я впервые в жизни не знала, что ответить на самое обычное сообщение в переписке. Ведь он теперь и так догадывается, чем я была занята в тот момент. А может быть, даже напридумывал себе чего похлеще…Не отвечать же вовсе тоже было как-то грубо.

Мои пальцы долго бегали по клавишам на экране, то набирая, то стирая возможные варианты ответа. Я чувствовала себя абсолютной идиоткой. Полусидя в кровати под толстым теплым одеялом в кромешной темноте, нарушаемой только светом от экрана смартфона, я боролась со своей растерянностью.

«Занята чем-нибудь?», - раз за разом перечитывала я коротенькое сообщеньице. Отправителя не было в сети с самого момента его отправки.

«Собираюсь ложиться спать», - всё-таки решила не выдумывать ничего «эдакого» я.

Ответа не было почти час. Через сорок минут напряжённого ожидания я успела даже слегка задремать. Именно поэтому сигнал входящего сообщения, разбудившего меня, заставил судорожно хлопать ладонью по кровати в поисках мобильника.

«В таком случае – спокойной ночи. Или неспокойной, как тебе больше нравится». – Сказал, как отрезал. И снова поставил меня в тупик. Это звучало и грустно, и грубо одновременно.

Поняв, что из этой беседы ничего путного сегодня не выйдет, я не придумала ничего лучше, чем ответить:

«И тебе спокойной», - и, положив телефон на прикроватную тумбочку, погрузилась в тревожный сон.

 

Наше обоюдное молчание угнетало меня вот уже третий день. Съёмки шли своим чередом, однако Виталий на них больше не появлялся.

Через пару дней должны были возобновиться мои репетиции, только вот идти на них мне совершенно не хотелось. Странное ощущение: хотеть написать человеку и не решаться сделать это. Как маленькая, ей-богу. А ещё больше хотелось набрать номер и услышать проникающий в душу голос. Но куда там звонить, если я даже написать пару слов боялась. Глупо.

Что, если я своей такой несвоевременной прогулкой с едва знакомым парнем добила своего поклонника окончательно? Он же так давно сходил по мне с ума, решил развестись с женой, строил свою работу вокруг моей персоны, Господи, да он же жизнь свою ломает из-за меня! Что, что я могу ему дать? Как я могу отплатить ему за эти жертвы? Что во мне есть такого, что может окупить все его душевные метания и игры с собственной карьерой, с собственной семейной жизнью?..

Сидя в гримерном кресле, я болтала ногой и грызла ноготь на мизинце, пока стилист выпрямляла мне волосы утюжком. Когда раздался телефонный звонок, я вздрогнула от неожиданности: за последние три дня мой телефон крайне мало звонил: с Лерой и съемочной группой мы и так виделись на площадке каждый день, с родителями я виделась дома, с Антоном пока не было нужды созваниваться, а большинство друзей были заняты зимней сессией, которая уже подходила к концу. Я с таким нетерпением потянулась к телефону, что совсем забыла о горячем утюжке, находящемся в опасной близости от моего лица и шеи. Услышав испуганно-недовольный возглас стилиста и почувствовав легкое, но обжигающее касание раскаленного керамического прибора к шее, я вздрогнула, мысленно чертыхнулась, но все-таки успела схватить свой смартфон с туалетного столика.

Звонил Антон. Странно, с чего бы это. Неужели хочет начать репетировать раньше?

- Алло, - взяла трубку я.

- Привет, Ленок, - услышала я бодрый голос Антона. – Трудишься в поте лица?

- Привет, ага, - усмехнулась я, исследуя свободной рукой слегка припаленное утюжком место на шее, - как раз очередной мешок цемента тащу на семнадцатый этаж.

- Я тут чего звоню-то, тебя приглашают на запись интервью на телеканал «Микс-TV» в программу «NewSchool», мне сегодня утром позвонили и спросили, согласна ли ты, и когда тебе будет удобно. Я сказал, что уточню у тебя, но ориентировочно в середине следующей недели. Что думаешь?

- Шутишь? – во весь рот улыбнулась я в трубку, мне очень польстило это приглашение, - конечно, я согласна! А тему для интервью они озвучивали?

- Я не совсем понял, связано это с твоим концертом в Праге, Москве или с твоей главной ролью в новом сериале, возможно, что зададут вопросы обо всём этом, так что будь готова. – Сообщил мне Антон, по его голосу было слышно, что он куда-то торопится. – Ладно, отбой, дела. – Коротко закончил он беседу.

- Пока, - ответила я и положила трубку. Шикарно! У меня ни разу ещё не было телевизионного интервью, однажды меня приглашали на радио, и этот опыт был очень клёвым: в такие моменты чувствуешь себя дико популярной. Воодушевившись, я снова села ровнее, чтобы успеть закончить прическу и грим до съемок.

Я ждала этого интервью с таким нетерпением, что к тому дню, когда оно должно было состояться, казалось, прокрутила в голове все возможные вопросы, которые мне могут задать, и все ответы, которые я могу на них дать.

Ожидание этой встречи на телеканале вперемешку с встречей с Машей и Артёмом, которые успешно закрыли свою сессию в меде, и у которых уже начались зимние каникулы перед новым семестром, существенно оживили моё странное состояние, вызванное эмоциональным застоем последних дней.

Проведя субботний вечер с ними и ещё парой их однокурсников в клубе, я вспоминала его по пути к телевизионной студии.

Маша и Артём были так близки, что всё своё свободное время проводили вместе. Мне даже казалось, что они не дождутся выпуска из универа и поженятся раньше. Ну, или съедутся, во всяком случае. У них было столько общего – даже профессия одна на двоих. Она – будущий педиатр, а он – будущий хирург. Они любят одну и ту же музыку, мечтают об одном и том же, отдыхать любят в одних и тех же местах. Вот сейчас, например, они решили в начале недели вместе поехать в горы, чтобы успеть вернуться к началу нового семестра.

Странно, как у них странички в социальных сетях разные, а не общая, как у многих приторно-слащавых парочек. Хотя, чему тут удивляться – несмотря на их полное единение и такие гармоничные отношения, приторно-слащавыми их назвать язык не поворачивался. Это всё выглядело таким правильным, таким естественным, само собой разумеющимся, что не вызывало абсолютно никакого рвотного рефлекса.

Наблюдая за их медленным танцем, я покачивала головой в такт льющейся музыке и потягивала одинокий, единственный за тот вечер, коктейль.

 

«If I lay here…

If I just lay here,

Would you lie with me and just forget the world?

 

Forget what we're told

Before we get too old

Show me a garden that's bursting into life…»

 

И в тот момент мне стало невыносимо тоскливо. Я достала из кармана телефон и, разблокировав экран, нашла в адресной книге номер, который мне не хватало духу набрать вот уже несколько дней. Большой палец замер над кнопкой вызова, и почти успел к ней прикоснуться, но был вовремя остановлен совершенно несвойственной мне нерешительностью, ставшей моей верной спутницей в последние несколько недель. Чёрт, чёрт, чёрт! Это уже стало какой-то навязчивой идеей! Нужно было уйти с головой в подготовку к интервью, как-то переключиться.

Но даже сейчас, уже будучи на подходе к Останкино, вспоминая свои ощущения того вечера, я понимала, что они ничуть не изменились, переключиться мне так и не удалось. Пока Маша с Артёмом гоняли по горным склонам на сноубордах, я боролась с собственной маниакальной жаждой набрать один-единственный телефонный номер.

Огромный телецентр возвышался надо мной, и я чувствовала лёгкий мандраж.

Внутренние помещения и павильоны телецентра оказались меньше, чем кажется по телеку, что очень удивило меня. Поднявшись на лифте на нужный мне этаж и пройдя по длинному коридору, я оказалась в павильоне с черно-белыми стенами, прямо в студии, где мне предстояло давать интервью. Обаятельный ведущий молодежной телепередачи «NewSchool», которого звали Юрой, поприветствовал меня, как старый знакомый. Мы выпили по чашке кофе на диванчиках, пока техник и оператор проверяли оборудование, а осветитель настраивал свет, после чего нам обоим по-быстрому нанесли грим, и вскоре после этого переместились к черному столу-стойке, и сели на высокие стулья по разные концы этого стола. Я, облачённая в красно-чёрную клетчатую рубашку, рваные голубые джинсы и чёрную кожаную куртку, сидя на этом стуле в этой студии, вдруг почувствовала себя прямо-таки важной птицей, и это добавило мне уверенности. Я улыбнулась. Съёмка началась. После того, как Юрий представил меня зрителям, и мы перекинулись несколькими дежурными приветственными фразами, как полагается, он задал свой первый вопрос:

- Вот-вот на экраны выйдут первые эпизоды нового сериала с твоим участием. Лена, расскажи, как ты оказалась в этом сериале? Я слышал, что роль писалась под тебя.

Я искренне удивилась, потому что я такое предположение слышала впервые, и такого вопроса не ожидала. Во всяком случае, не в таком его контексте.

- Правда? А вот я впервые об этом слышу, - честно ответила я. – Моему менеджеру позвонили и пригласили меня на кастинг, ничего особенного.

- Тогда мои источники меня нагло обманули, - немного смущенно улыбнулся Юрий.

- Возможно, тебе следует их перепроверить, - подмигнула ему я, однако испытав смущение тоже, и старалась изо всех сил его не показывать.

- Хорошо. Как ты думаешь, увеличит ли эта роль твою популярность в геометрической прогрессии?

- Честно говоря, меня это мало волнует, - призналась я. – Больше всего мне хочется, чтобы зритель поверил в эту историю, и понял, что если ты по-настоящему живёшь любимым делом, то возможно всё.

- Это здорово, - согласился со мной Юрий, - а правда, что в сериале будет звучать песня, которую ты сама же и написала?

- Правда. – Решила особо не распространяться на эту тему я. Почему-то мне не хотелось, чтобы разговор зашёл о процессе создания этой песни.

- Круто! Расскажи об этом поподробнее: что это за песня, мы её слышали на твоих концертах?

- Нет, это новая песня. – Снова попыталась свернуть эту тему я.

- А о чём она? – не унимался мой интервьюер. Впрочем, неудивительно, это его работа. Чего я ещё ожидала, когда соглашалась на это интервью?

Я замешкалась всего на секунду. Как же хорошо, что я не краснею.

- О любви. О запретной любви, - старалась говорить, не стушёвываясь, я. Однако мне начинало казаться, что в студии стало жарковато. Во всяком случае, под слоем грима на моём лбу выступила легкая испарина.

- Как интересно, - было заметно, как Юрий оживился, лукавая улыбка заиграла на его лице: - Запретный плод всегда сладок, не так ли?

Я попыталась остановить волну мандража, зарождающуюся во мне. На такой поворот интервью я как-то рассчитывала.

- Не знаю, наверное. Точнее, скорее всего это так. – Чёрт, что за околесицу я несу? Нужно отвечать ровнее, увереннее, остроумнее, в конце концов!

 - То есть, запретная любовь тебе не знакома? – с нотками удивления в голосе отозвался Юрий. – Как же тебе в голову пришла такая тематика песни? Откуда ты почерпнула вдохновение для неё?

Я снова потерялась на долю секунды. Стараясь унять усиливающееся волнение, я сложила руки на стойке и сцепила их в замок.

- Дело в том, что сюжет сериала изначально предполагал для моей героини подобную сюжетную линию. Отношения, строящиеся на запретной любви. Вот и навеяло, - фух, выкрутилась!

- Даже так, - с еще большим интересом продолжал мой визави. - И с кем же сводила твою героиню эта сюжетная линия?

Блин, ну что я за человек такой?! Кто за язык-то меня тянул?

- Со школьным учителем, - не без смущения отозвалась я.

- Ого, на грани, ничего не скажешь. – Юрий снова растянул губы в улыбке. - И почему произошло изменение сюжета? Как по мне, так эта тема чрезвычайно остра и очень бы заинтересовала зрителя.

- Мне это неизвестно, - соврала я. Другого выхода, кроме как соврать, я просто не видела. – Это решение принималось не на моём уровне, — вот тут всё-таки прозвучала чистая правда.

- Жаль, что такая провокационная линия сорвалась. Впрочем, главное, что она успела тебя вдохновить на создание новой песни. – Отозвался Юрий.

- Согласна.

На долю секунды мне показалось, что мы говорим вовсе не о сериале. Но я понимала, что это сказывалось лишь моё напряжение последних дней и мои навязчивые мысли.

- В последнее время у тебя такой фронт работ, что можно только позавидовать: сериал, концерт за рубежом, концерты в Москве, запись новых треков. Но ведь помимо того, что ты талантлива и активна, ты ведь ещё и очень красивая молодая девушка. У тебя остаётся время на личную жизнь?

- Спасибо за комплимент, - улыбнувшись, отозвалась я. – Но о своей личной жизни я предпочитаю не распространяться.

Юрий улыбнулся, покачал головой и продолжил:

- Понимаю. Популярность – бремя не только приятное, но и нелёгкое. Но очень сложно поверить, что сердце такой прекрасной талантливой девушки всё-таки свободно. Подари мне шанс, и скажи, что оно свободно, - весело произнёс Юра, подмигнув мне, отчего сердце моё в груди сделало резкий кульбит.

Оно не свободно.

Оно переполнено до краёв. Оно до разрыва натянуто взрывоопасным и обжигающе горячим содержимым. И всё, что я пытаюсь самой себе доказать последние несколько недель – пустой самообман. Я не хочу, чтобы оно стало свободным. Я не хочу искать, не хочу снова и снова узнавать новые души и снова не находить в них чего-то, что эхом отдавалось бы в моей душе. Слово «свобода» должно приобрести новый смысл. И оно его приобретало. Все эти дни и недели оно трансформировалось в моём подсознании. Выбирать то, что делает тебя счастливым, то, что дарит тебе вдохновение, и уметь разделить это счастье с кем-то – вот что значит быть свободным. Это – не тусовки до утра, не случайные знакомства и пьяные вечеринки. Свобода – это когда тебя принимают таким, каков ты есть, когда весь мир у твоих ног, и создается ощущение, что ты можешь горы свернуть.

- Здесь мне придётся тебя разочаровать. – Вздохнув, отозвалась я и легонько улыбнулась, чувствуя, как успокоилась моя душа, и всё волнение покинуло моё тело.

- Я так и знал, - усмехнулся мой интервьюер. - Но попробовать стоило. – Он повернулся к камере, и, глядя в неё, добавил: - С нами в студии была наша очаровательная спортсменка, певица, актриса и просто красавица Елена, и я прощаюсь с вами до следующей пятницы, где нас ждёт беседа с группой «The Last Four». Всем добра!

 

***

Четвертое февральское утро разбудило меня настойчивым звонком будильника. Всё по-новой, всё по кругу. И дело не в том, что несколько дней назад состоялся развод, дело в том, что смысл моей жизни за последние годы потерялся где-то между «невозможно» и «никогда».

Хотелось перемен, и мне удалось инициировать этот процесс. Переезд в новую квартиру должен был подарить надежду на новое начало. Совпадение или закономерность, но даже мобильник мне пришлось обновить – старый как-то сам собой уронился из кармана в одну из январских луж, и, на волне этой тотальной «перезагрузки» собственной судьбы, мной было принято решение старый номер телефона не восстанавливать. Если учитывать, что это мой личный номер, на работе сказаться это было не должно. В любом случае – у меня есть менеджер, чьи контакты «светятся» в публичной среде куда чаще, чем мои, по вполне понятным причинам.

Встать с кровати, умыться, отжаться несколько раз, немного «побоксировать» с невидимым противником, потренировать пресс, сделать несколько приседаний, принять душ, сварить кофе, одеться, собрать необходимые бумаги и, на ходу застегивая пальто, спуститься пешком по лестнице многоэтажки вниз – самое обычное утро.

Даже мебель в новую квартиру было решено приобрести новую. Всю. Кроме кухонного уголка.

Наверное, любой, узнав о том, почему я перетащил его с собой в новую квартиру, подумает, что я чёртов фетишист или сумасшедший маньяк. И, может быть, доля истины в этом есть. Я уже не помню времени, когда мои мысли были свободны от этого белобрысого наваждения по имени «Лена». 

Садясь в новенькую серебристую «Тойоту», я вспомнил, что даже забыл принять утреннюю дозу никотина. Если вы спросите меня, как возможно сочетать утреннюю зарядку, здоровый образ жизни в целом и курение, я вряд ли смогу вам ответить что-либо вразумительное. Вот такое дурацкое противоречие есть в моих действиях. Эта вредная привычка со мной уже так давно, что, наверное, бросить курить для моего организма будет означать нанести ему гораздо больший вред, чем если я продолжу курить и дальше.

Управляя авто, я пытался концентрироваться только на дороге. Но перед моими глазами неизменно все последние дни всплывала одна и та же картина: как она целует этого молодого паренька недалеко от своего подъезда, а потом, как школьница, возвращающаяся с первого свидания, торопливо семенит к подъезду в надежде, что мама не увидела в окно этого неловкого прощания. И снова, в который раз, меня передёрнуло от этих мыслей. И снова, в который раз, тяжёлым камнем опускалась на сердце бессильная тоска. Сегодня эта тоска была особенно ощутимой: сегодня я ехал на самую фатальную из своих работ. Нет, не на съемочную площадку - с прощанием с этим рабочим местом я уже давно смирился, ещё в тот момент, когда принял решение убрать к чёртовой матери эту несуразную любовную линию из сюжета для собственного же душевного здоровья и для её, этой сумасбродной девчонки, физической безопасности.

И тут же в моей памяти невольно начали всплывать обрывки воспоминаний, тесно переплетённых со съемочной площадкой.

Несмотря на то, что я пытался выискать в этой талантливой и невероятно красивой девочке всевозможные недостатки, на попытки увидеть и хорошенько рассмотреть её с самой неблаговидной её стороны, мне так и не удавалось избавиться от этого маниакального влечения и желания всё чаще и чаще слышать её, с едва уловимой мальчишеской хрипотцой, бархатистый голос.

Тогда я настолько заигрался с собственной жаждой узнать своё наваждение поближе, что уже к первой нашей совместной любовной сцене был вынужден заправляться серьёзным успокоительным перед приездом на съемочную площадку, попросту боясь потерять контроль над собственными действиями. Вы поймёте меня, если когда-нибудь внезапно получали то, о чём мечтали долгое время, а затем не знали, что делать с этим, понимая, что вы не вправе этим обладать.

И довольно быстро я понял, что не смогу постоянно так работать: во-первых, это вредно. А во-вторых, это просто могло сказаться на качестве моей актёрской игры: я ведь не должен быть бесчувственным роботом. Но когда её тело так неожиданно тесно соприкоснулось с моим, когда её дыхание обдало моё лицо, когда её блестящие серебряно-зелёные глаза пригвоздили своим взглядом меня прямо к полу спортзала, это застало меня врасплох, и я окончательно сошёл с ума. Боюсь, даже если бы я выпил целую бутылку валерьянки, мне не удалось бы справиться с тем цунами, беспощадно накрывшим меня с головой.

Лена…её имя было как маленький и очень дорогой десерт на очень большой тарелке в роскошном ресторане. Сначала ты трёхзубой вилочкой отделяешь от него маленький кусочек, пробуешь на вкус, смакуешь его, пока не растают последние крупинки, и внезапно осознаешь, что хочешь безо всяких дальнейших церемоний проглотить эту маленькую финтифлюшку, лежащую в центре тарелки, вместе с этой самой тарелкой, потому что просто десерта тебе будет невыносимо мало.

С ней хотелось говорить, говорить, говорить часами, произносить её имя, чтобы снова и снова напоминать себе, что это взаправду.

Так и вышло. Устроив ей концерт в Праге, я несколько ночей провёл в мыслях о том, стоит ли мне ехать туда из Вены. Конечно, в глубине души я все это время знал, что поеду. И, когда она коснулась губами моей щеки в том тёмном коридоре, я сорвался. Точнее, не сорвался, а попался. Я попался на этот крючок, наверное, навсегда. И затем, проведя с ней целый день, продолжая по маленьким кусочкам смаковать этот десерт, я не удержался и отбросил чёртову вилку в сторону, чтобы прекратить уже этот званый ужин и жадно доесть остатки, совершая это супружеское предательство на Карловом мосту.

Всё, случившееся за этим, было похоже на алкогольный сон: я, как одурманенный, преследовал её по пятам, контролировать себя становилось всё тяжелее. А она абсолютно бессовестно провоцировала меня. Она была так красива, так откровенно смущена и так дерзка одновременно, что ум мой совсем заходил за разум. Её голос, звучавший со сцены в этой откровенной песне, её глаза, остановившиеся на мне из всех присутствующих в «Апельсине» лиц – своей тонкой белокожей ручкой, перебиравшей струны на яркой электрогитаре, она поставила жирную точку в нашем с Ларисой браке.

Эти дорожные откровения, новогодняя ночь, её умопомрачительное упругое тело под тонкой тканью пижамы и её мягкие, горячие губы, адское желание и абсолютное неверие в то, что всё это происходит наяву, утро после… Так странно было осознавать, что она знает обо всём. Так легко было на душе оттого, что она знает, и так тяжело оттого, что теперь я не знал, к чему это знание её подтолкнёт. Меньше всего мне хотелось пугать её, давить на неё, но, кажется, после всех этих откровений любое моё действие казалось ей очередным маниакальным припадком. Неудивительно, я бы испугался тоже.

Именно поэтому я решил оставить её наедине с собой. Я чувствовал, что ей нужно время, и, что немаловажно, пространство. Такому творческому, активному, талантливому человеку, как она, непременно необходимо пространство. И я дал его ей, а, чтобы не было соблазна прервать этот обет молчания, я намеренно «забыл» свой личный телефон дома, предупредив менеджера об отъезде, и уехал в родной город, повидать маму с отцом, половить с папой рыбу на подледной рыбалке - новогоднее общение с отцом Лены пробудило во мне сильное желание увидеться со своим стариком.

Но видит Бог, каждый вечер меня непреодолимо, до ломки, тянуло в Москву.

Мой ассистент по моему указанию всегда отслеживал афиши всех клубов Москвы, и сообщал мне о любом из приближающихся её концертов. И после очередного из них я испытал то, что вообще никогда даже не надеялся испытать. Та ночь, которая привела её в мою постель, хотя, если выражаться точнее, в мою кухню, до сих пор вызывает во мне приливы жара и легкого возбуждения. Как там поётся в одной популярной песне? - «Я просто привязал бы тебя к себе, чтоб всю жизнь целовать». Да, эти слова как нельзя лучше описывают то желание, которое сжирало меня тогда, и от которого я всячески пытаюсь избавиться сейчас и все последние дни. Это невыносимое желание просто убивает, а то, что объект моего умопомешательства всячески противится этому, хотя хочет, я чувствую, что хочет оказаться в моих руках, просто сводит с ума. Мне знакомо это поведение. Когда моя влюблённость только начиналась, я бежал от неё, я боялся её, а то, что меня засасывает всё глубже и глубже в эту зависимость, приводило меня в полнейший ужас. И знаете, когда мне стало всё равно, и перестало ввергать в дикий шок всё происходящее? Когда я понял, что люблю её. В этот самый момент всё происходящее перестало пугать меня. Осознание этого факта примирило меня с самим собой, и оставалось только надеяться, что когда-нибудь эта любовь сможет обрести свои чёткие очертания в виде тонкой, но крепкой девичьей фигурки в моих объятиях. Именно поэтому на меня так разрушительно подействовал тот мой нежданный визит к Лене домой, когда я уехал несолоно хлебавши, застав эту отвратительную сцену прощания её с каким-то пареньком. Надежда перестала быть моей спутницей и таяла, как январский снег от неожиданного потепления посреди зимы.

И сейчас я ехал на ту самую работу, которая перевернула всю мою жизнь с ног на голову, которая из предприимчивого, уверенного в себе спортивного бизнесмена и продюсера превратила меня в глупого ведомого мальчишку. Повернув руль, сквозь открытые кованые ворота я въехал на парковку перед академией и припарковался.

Коридоры со стенами нежно-персикового цвета, с висевшими на них досками почёта, стендами с расписанием, вели меня к аудитории, в которой год назад я ощутил самое большое разочарование за последние несколько лет, когда увидел, что её не будет на моих занятиях. Впрочем, она, даже не уходя в академический отпуск, могла не выбрать мою дисциплину, если бы не захотела, ведь она была факультативной, но у меня всё равно оставался бы шанс столкнуться с ней в каком-нибудь из институтских коридоров. Однако шанс того, что она бы эту дисциплину выбрала, был велик: на моих лекциях всегда очень много студентов, эту дисциплину выбирают многие. Хотя, она и здесь бы отличилась, я уверен – на то она и Лена, - непохожая на других, всегда и на всё имеющая своё личное мнение, самодостаточная и упёртая. Всё это я люблю в ней. Но очень сильно должен постараться не думать об этом, ведь если она не хочет вылечить мою душу своей взаимностью, придётся провести у себя «Еленоэктомию», в противном случае рано или поздно я просто окончательно сойду с ума.

Удивительно, но в первый же рабочий день нового семестра я опоздал, хотя обычно пунктуален. Нехорошо. Спешно войдя в аудиторию, я поздоровался с толпой студентов, которая заполнила почти все свободные уровни многоярусной шестидесятиместной аудитории – было приятно, что мой предмет не сдаёт позиций и по-прежнему собирает заинтересованный народ.

Я поставил портфель на преподавательский стол, не присаживаясь, открыл журнал моего новенького третьего курса, и, отвернувшись к доске, написал на ней своё имя и отчество.

- Рад вас приветствовать на курсе «Теория и практика спортивного менеджмента». Итак, давайте знакомиться. – Начал я, опустив глаза в журнал. – Я называю ваше имя, вы поднимаете руку. Договорились? Начнём.

Знакомство шло своим чередом, пока я не дошёл до середины списка и не наткнулся на знакомую до боли фамилию. Не контролируя свой порыв, тут же поднял глаза на аудиторию и ошалело забегал взглядом по лицам сидящих передо мной студентов, не находя среди них такого желанного лица. Снова взглянул в журнал, чтобы убедиться, что это не галлюцинация. Нет, фамилия и имя абсолютно точно были в списке! Я назвал их вслух, не веря глазам. Сердце забилось быстро и приглушённо. Кровь прилила к вискам. Я сглотнул, снова подняв глаза на аудиторию. Тишина. Никто не отозвался на произнесенное мной имя. Что ж, нужно настроиться и идти дальше. И после этой мысли, будто протестуя, скрипнула входная дверь аудитории.

- Извините за опоздание, - услышал я будоражащий сознание девичий голос с хрипотцой. На мгновение зажмурившись, повернул голову: - Я уже и забыла, как долго сюда утром добираться из Москвы. Можно войти? –Она выглядела ничуть не смущённой, и даже не извиняющейся. Она выглядела победительницей, как и всегда. Сердце пропустило удар – я так скучал по ней.

- Можно, - коротко отозвался я, чтобы не выдать своё волнение и сжал свою волю в кулак. Пора уже прийти в себя, чёрт возьми, и перестать размякать от каждого взгляда на эту шальную девицу. Тем более, что здесь я не ради неё. И только после этой мысли я вдруг осознал: она знала, что я буду здесь, и могла не выбирать мой предмет, если бы хотела забыть произошедшее между нами. Не я здесь ради неё, а она здесь – ради меня. Она пришла ко мне, она нарочно ко мне пришла. И я, стараясь удержаться от того, чтобы проводить её взглядом до места, на которое она сядет, продолжил перекличку.

- Итак, мы с вами познакомились, поэтому, пожалуй, перейдем к разговору о сущности нашего предмета. – Я даже не присаживался за стол. Я привык, как тренер, вести занятие, находясь на ногах. Кроме того, так мне было легче не концентрировать взгляд на ком-то конкретном из студентов. - Спортивный менеджмент – это теория и практика социального управления физкультурными и спортивными организациями в рыночных условиях…

Звонок должен был вот-вот прозвенеть, и я жаждал и боялся его одновременно. Не люблю неожиданностей. Люблю, когда всё по плану, люблю быть готовым к закономерным последствиям. А, несмотря на то, что я преподаю в академии, в которой учится Лена, я всё же не очень-то ожидал увидеть её на своей лекции после того, что успело произойти между нами за последние полтора месяца и три с половиной года. Более того, я вообще не ожидал, что она восстановится на учёбу сейчас, когда её творческая карьера получила такой мощный толчок к развитию.

Звонок прозвенел. Попрощавшись со студентами и отпустив их, я закрыл журнал, начал стирать с доски свои записи. Я не собирался уходить раньше неё, ведь не просто же так она явилась сюда сегодня. Так и было.

- Я ждала тебя на съемочной площадке, но ты не приходил. Я звонила тебе, но ты был недоступен. – Услышал я за своей спиной, когда заканчивал стирать остатки мела с доски. Я так хотел поговорить с ней все эти дни, и жадно вслушивался в каждое её слово. Я обернулся.

- Ты просила меня уйти с площадки – и я ушёл. А телефон я свой утопил и после этого сменил номер, - ответил я, ожидая, что она скажет дальше, потому что из выражения её лица и манеры разговора явствовало, что она намерена говорить ещё. Я не смог удержаться, и на долю секунды опустил взгляд на её чётко очерченные естественно-розовые губы, после чего снова взглянул ей в глаза.

- После этого я ездила к тебе домой, но там тебя не было. – Продолжала она, голос её стал приглушённым, будто у неё пересохло в горле. Да чего уж там, у меня у самого пересохло.

- Я переехал.

- Я знаю. Я попросила знакомого из полиции пробить, где твоя машина, но оказалось, что она принадлежит Ларе. – Продолжала Лена, удивляя меня всё больше. На душе становилось необъяснимо тепло.

- Мы оформили развод несколько дней назад, машину я оставил ей, а себе купил новую. – Объяснил я, по-прежнему оставаясь в положении «допрашиваемого». Но мне это даже нравилось. Она немного смутилась.

- Я знаю. Когда я приехала туда, где находилась твоя машина, я спросила у Лары, как мне тебя найти. Она и сообщила мне о том, что вы официально разведены. Но где искать тебя, она не сообщила, сказала, что не знает твоего нового адреса.

Я едва удержался, чтобы не присвистнуть от таких новостей.

- Да ты долбанный маньяк, - отозвался я, не сумев сдержать улыбку. Тот факт, что она приложила столько сил, чтобы меня найти, подсказывал мне, что она не разочаровывать меня сюда пришла. И я, не веря тому, что это действительно происходит, услышал в ответ:

- Кажется, у нас много общего, - увидел я, как она улыбнулась и сделала шаг ко мне. Я не двигался. Я оцепенел, не в силах оторвать взгляд от её улыбающегося, светлого лица, от её серо-зелёных глаз, которыми она жадно и торопливо исследовала моё лицо. Она расцепила руки, сложенные до этого на груди поверх тонкой черной водолазки, которая так выгодно подчеркивала её точеную спортивную фигуру. – И вот, я, наконец, тебя нашла. – Она сделала ещё один шаг.

— Это был беспроигрышный вариант. – Тихо, в тон ей, отозвался я, стоя перед ней, ловя каждое её движение и слово.

- Как хорошо, что ты преподаватель в моём вузе, - продолжала она, подходя совсем близко ко мне, и прикоснулась своими пальцами к моей повисшей вдоль тела руке. Перекрестив свои пальцы с моими, отчего я почувствовал, как электрический ток зарождается и пускается вдоль моей левой руки к самому сердцу, она добавила уже почти шёпотом: - у меня всегда будет возможность любоваться тобой. – От этих слов я забыл, как дышать. Нет, это определённо не наяву. – Я люблю тебя, – хотел дождаться, пока она меня поцелует, но не смог. Я бесцеремонно высвободил свои пальцы из её, и жадно притянул её лицо к своему обеими ладонями, прижавшись губами к её губам так неистово, как никогда раньше. Она прижалась ко мне всем своим телом и обняла так, как никто и никогда меня не обнимал. С ней вообще всегда всё было, будто в первый раз. Странно, но мне казалось, что со мной вообще никогда ничего подобного не происходило: во мне будто просыпалась та самая беспечная юность, когда каждый поцелуй – признание, и каждая проведенная вместе минута – бесценный подарок.

 

И, знаете, с ней до сих пор всё как в первый раз.

Даже сейчас, пока я пью кофе за стеклом лондонской студии звукозаписи, в которой она записывает уже второй свой альбом, я смотрю на то, как она с прикрытыми глазами двигает губами, напевая в микрофон свою очередную крутую песню, и не могу поверить, что эта девушка – целиком моя.

Она любит говорить, что когда она абсолютно счастлива, у неё нет времени на то, чтобы об этом рассказать. Поэтому вам об этом говорю я. Потому что, когда счастлив я, мне хочется кричать об этом на весь мир.

 

Конец.

 

---

Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 324; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!