Бросает вызов — получает вызов 12 страница
— Правильно. Вы ведь не пойдете доносить на нас, — сказал Коротыш и повернулся к Тамакити. — Мы с Тамакити присмотрим за Боем. А ты, Такаки, проводи его в убежище. Переносить туда Боя нет смысла. Лучше принесешь сюда лекарство и еду. Да и Бой вряд ли захочет видеть его, когда проснется и поймет, что не умер...
Следуя за Такаки, Исана спустился по винтовой лестнице в люк и, ощупью пробираясь вперед, добрался до другой винтовой лестницы, по которой стал подниматься наверх. Такаки открыл бетонную крышку люка, и перед глазами Исана возникла полуразвалившаяся киностудия. Они оказались на первом этаже того здания, где Инаго устроила шоу перед обращенным на нее биноклем, а вдали за огороженными веревкой опытными участками, на которых росла пшеница, перерезая густо заросшую травой заболоченную низину, из бойницы убежища в темноту лился свет. Исана нырнул в потайной ход, известный лишь Свободным мореплавателям.
Глава 10
Взаимное обучение
Подростки, принявшие Исана в Союз свободных мореплавателей как специалиста по словам, готовясь к плаванью в далеких морях и океанах, предложили ему, не теряя времени, начать заниматься с ними английским языком. Такаки не было нужды снова знакомить их: всякая неловкость между ними и Исана исчезла после его падения с велосипеда. Прежде всего ему необходимо было подготовить тексты. У него в убежище были лишь две английские книги, которые он читал во время своей затворнической жизни: «Моби Дик» и Достоевский в английском переводе. Он выбрал проповедь старца Зосимы и написал ее за неимением доски на большом листе бумаги. Он выбрал из Достоевского именно эту главу, желая пробудить у подростков уважение к китам, как к animal. Кроме того, чтобы заранее отвратить их от насилия, которое они могли совершить над Дзином, он попытался воззвать к ним с помощью следующего отрывка. Это была часть текста, заранее отчеркнутая им красным карандашом:
|
|
|
...Man, do not pride yourself on superiority to the animals: they are without sin; and you, with your greatness, defile the earth by your appearance on it, and leave the traces of your foulness after you — alas, it is true of almost every one of us! Love children especially, for they too are sinless, like the angels; they live to soften our hearts and as it were, to guide us. Woe to him who offends a child!..
...Человек, не возносись над животными: они безгрешны, а ты со своим величием гноишь землю своим появлением на ней и след свой гнойный оставляешь после себя — увы, почти всяк из нас! Деток любите особенно, ибо они тоже безгрешны, яко ангелы, и живут для умиления нашего, для очищения сердец наших и как некое указание нам. Горе оскорбившему младенца...
Исана совершенно не был уверен в том, что выбранный им отрывок заинтересует подростков. Сначала он спросил, какой текст им желателен, но они не имели ни малейшего представления, что бы им хотелось читать. Когда он сказал, что посоветуется с Коротышом, человеком начитанным, они решительно воспротивились этому. Подростки не скрывали своего отвращения к нему. Коротыш? Да, он один из наших. Но он как урод в семье. Он нам противнее любого чужака; приходится терпеть его, ничего не поделаешь... Исана выбрал текст из Достоевского, любимого писателя Коротыша, чтобы хоть этим выразить подросткам свой протест, но в тот день, когда он начал чтение и, на его основе, упражнения в устной речи, то, совершенно неожиданно для себя, понял, что глава из Достоевского будет встречена с огромным удовольствием. Потому что поучение старца Зосимы начинается так:
|
|
|
Young man, be not forgetful of prayer. Every time you pray, if your prayer is sincere, there will be new feeling and new meaning in it, which will give you fresh courage, and you will understand that prayer is an education.
Юноша, не забывай молитвы. Каждый раз в молитве твоей, если она искренна, мелькнет новое чувство, а в нем новая мысль, которую ты прежде не знал и которая вновь ободрит тебя; и поймешь, что молитва есть воспитание.
Исана думал, что беседы Зосимы покажутся подросткам слишком уж нравоучительными, а prayer [4] вызовет у них решительный протест. Однако они не только проявили огромный интерес к тексту, но были буквально захвачены словом «prayer». И больше всех увлеклись им Бой и Тамакити! Вернувшись к себе в убежище после ночи, проведенной в подвале Свободных мореплавателей, Исана больше ни разу не появлялся на развалинах киностудии. И Боя не помещали уже на третьем этаже убежища. Обстоятельства сложились так, что Бою пришлось снова начать борьбу с болезнью на койке в подвале съемочного павильона. Инаго тоже ушла из убежища. Иногда она заходила повидаться с Дзином, но о состоянии здоровья Боя не говорила ни слова. Если бы, вступив в Союз свободных мореплавателей, Исана не добился примирения, хотя и внешнего, с самым упорным своим противником, ему бы плохо жилось в окружении подростков. И вдруг именно Бой через неделю после того отвратительного события — Бой с незажившими еще кровоподтеками на лице от побоев Коротыша, но снова полный сил — появился в убежище. Он всем своим видом давал понять, что просто сопровождает Тамакити как один из его гвардейцев. Тамакити и Бой появились перед Исана, который уже перебрался обратно на третий этаж и теперь вместе с сыном слушал магнитофонную запись фортепьянного концерта, и сами предложили примирение. Первым заговорил Бой:
|
|
|
— Такаки сказал, чтобы я пошел к вам. Велел мне признать, что я был тогда неправ.
|
|
|
Затем Тамакити, полностью отказавшись от прежнего своего молчания, начал красноречивые объяснения:
— Вас не убили в тот раз совсем не из-за предательства Коротыша и не потому, что тактика Боя оказалась никуда не годной. У Боя самого были причины отказаться от убийства. Ему явилось видение. Когда он после драки уснул, ему привиделось такое, что он отказался от мысли убить вас, решил не выступать против вас. И сейчас он пришел мириться совсем не потому, что ему велел Такаки.
— Видение?
— Когда Бой проснулся и совсем уж решил убить вас — то ли он еще досматривал сон, то ли не совсем проснулся, — перед ним вдруг появились руки и остановили его. И неведомый голос произнес: не карай этого человека, отложи казнь. Поэтому Бой спокойно проспал до утра и дал вам уйти. Страх здесь ни при чем.
— Вы называете видением сон? — спросил Исана.
— Я думаю, лучше употребить слово «видение» потому, что во время сна появились две руки и в мгновение ока открылся смысл увиденного. Мне тоже часто являются видения. Когда, например, я превышаю скорость на мотоцикле или дерусь с нашими врагами. Да не будь у меня дара ясновидения, как бы я знал, где ожидает меня на дороге крутой поворот, или угадывал, кто враг, кого нужно бить.
— Какой же смысл открылся тогда Бою в его видении?
— Разве я не сказал? Прости! Вот какое это было видение, — снова вместо Боя ответил Тамакити: — Прости и помирись!..
— Я ведь тогда говорил о вещах, которые невозможно простить, — сказал Исана. — И вдруг — прости, помирись?..
— Если все, что вы рассказывали нам в ту ночь, правда, вам никто этого не простит и не помирится с вами. Нет хуже злодея, убившего ребенка, — отрезал Тамакити. — Но есть и другое — вы спасли нашего товарища. Это открылось Бою в его видении, вот почему он и услышал голос: прости, помирись.
Видение. Если только и в самом деле видение заставило тяжело больного Боя вдруг отказаться от мысли о нападении на Исана, то разве исключено, что другое видение внушило мечущемуся в бреду подростку: убей его, убей во имя Союза свободных мореплавателей?
Что же привлекло к слову «prayer» группу Свободных мореплавателей, изучающих английский язык? Исана поразило, что, читая с ними отрывки из Достоевского, он не чувствовал необходимости объяснять слово, прибегая к банальному переводу. Подростки старались понять фразу конструктивно.
— Если prayer sincere, то возникает new feeling. Потом... — Так они уточняли правильность понимания прочитанного, задавали вопросы, в общем, постигали английский язык в целом, не переводя на японский отдельные английские слова, фразы или куски текста, и это удивляло Исана, поскольку для него, когда он изучал иностранные языки, важнее всего было сдать экзамен.
Замена «prayer» словом «молитва» оставляла их совершенно равнодушными, и они просто ждали следующих слов. Ждали с трепетом, приводившим Исана в растерянность, его дилетантского толкования, сводившегося к тому, что «pray» — значит «молиться», например синтоистским богам или Будде. Их не устраивало объяснение, что «pray» — означает «молиться богам». И не из физиологической ненависти к таким словам, как «боги» или «Будда». Просто их нисколько не интересовало, кому молиться. Им нужно было уяснить, что значит «pray» для их тела и души. У всех этих ребят, не получивших законченного среднего образования, чувствовал Исана, был удивительный инстинкт слова; и для них вопрос о том, к кому обращена prayer, имел в данном случае второстепенное значение, сердцевину же его составляли именно сила и страстность prayer. Объясняя, что значит «pray», на ощупь определяя, что они действительно хотят услышать об этом, Исана и сам задумывался над актом prayer как таковым. Он думал об этом, волнуясь, наслаждаясь преподаванием, приносящим плоды и себе, и другим.
— Я рад, что текст вам нравится.
— Вы не хотите узнать, как мы сосредоточиваемся сами на себе? — спросил Тамакити. — Не хотите посмотреть на нашу prayer?
— Хочу, разумеется, если это можно увидеть со стороны.
— В таком случае мы сделаем вам ответный подарок за education, — сказал Тамакити, быстро решив за всех. — Поскольку вы нам показали такой прекрасный текст, мы должны тоже сделать education в качестве ответного подарка, верно?
Тамакити, Бой и еще несколько подростков, оставив товарищей, вышли из убежища, взяв с собой Исана. Они поехали на двух украденных ими машинах. У Тамакити, который сам вел машину, усадив рядом с собой Исана, был такой вид, будто он выискивает подходящий объект, чтобы на нем продемонстрировать самососредоточенность. Действительно, согласись Исана, он бросил бы вызов грузовой машине, которую они обгоняли на большой скорости, и продемонстрировал бы их стиль prayer или выкинул еще какое-нибудь залихватское коленце. Спровоцировать водителя тяжелой грузовой машины и заставить его налететь на металлическое ограждение дороги — дело нетрудное; стоит захотеть — и сидящие в кабине погибнут...
— Бывает даже, что цепь случайностей приводит к необходимости убийства, — подмигнул Тамакити сидевшим в машине товарищам, давая понять Исана, что нечего, мол, устраивать цирковое представление и нос задирать, а особенно передо мной. — Если вы и совершили убийство, вряд ли специально для этого тренировались.
Спектакль, разыгранный маленьким лидером, чувствовавшим себя вольготно в отсутствие Такаки, мог уничтожить атмосферу доверия, возникшую между Исана и молодежью. Дорожа ею, Исана смело принял вызов Тамакити и ответил. Причем им тоже двигало стремление к education.
— В годы моего детства наша страна была страной солдат. В начальной школе, которая тогда называлась народной, мы бегали с деревянными мечами и упражнялись в протыкании соломенных чучел. Думаю, во время этих упражнений детей заставляли глубоко, хотя и по-детски, задуматься над тем, что такое убийство. Упражнения, которыми руководил приехавший в деревню учитель, сами по себе на нас не действовали. Все знали: настоящее убийство совершается не так, и без всякой предосторожности били и пинали ногами друг друга. Я думаю, это понимал и сам учитель. Но мы, выросшие в деревне, лучше учителя знали, как нужно убивать человека . Во всяком случае, не среди бела дня, бегая и крича. Мы хоть и смутно, но понимали: в нашей деревне, когда по-настоящему убивают человека , серьезные, отвечающие за свои поступки люди собираются с оружием в руках и окружают свою жертву. Примерно так, как это было во сне Такаки о Китовом дереве. Невероятно, но совсем недавно я прочел в газете об аналогичном убийстве. В самолете, летевшем с какого-то местного аэродрома в Токио, сумасшедший пытался зарезать командира корабля. В конце концов все пассажиры навалились на него и утихомирили, а когда сумасшедший затих, оказалось, что он мертв — нож, которым он размахивал, торчал у него в груди. Важно, что к убийству причастны были все пассажиры. Вот так убивают людей и жители далеких деревень, затерявшихся в густых лесах. Разумеется, это делается, когда деревне грозит гибель... Как еще поступить с сумасшедшим, в буйстве своем угрожающим всей деревне, летящей в самолете? Убийство человека по личным мотивам совершается иначе — глубокой ночью человек молча, крадучись нападает на своего врага, избивает его до смерти или закалывает, а сам убегает в лес. Начнут за ним охотиться, а лес густой. Увидит он, что преследователи из деревни приближаются, и поднимается выше в горы — он в более выгодном положении. Человек из горной деревни, если только он был полон решимости бежать в лес и жить там безвылазно, мог сделать все, что угодно. Он мог сражаться с вооруженными солдатами и даже с целым отрядом. Один деревенский парень, дезертировавший из армии сразу же после мобилизации, заколол командира отряда жандармов, прибывших для расследования, и бежал в лес. Привыкни он жить в одиночестве и знай наперед, что война кончится поражением японской армии, он мог бы просуществовать в лесу сколько угодно. Но, совершив геройский поступок, он, оставшись один в лесу, пал духом и повесился. На огромном дереве с толстыми ветками, усыпанными сладкими плодами, которое мы называли божественной сливой. Его после этого стали называть у нас деревом повешенного, и у людей отпало всякое желание есть сливы с этого дерева. Сколько жандармы ни прочесывали лес, они не могли найти, где он укрылся, но стоило ему повеситься в далеком горном лесу — и труп его тотчас был обнаружен и доставлен в деревню. Кто знает, возможно, и тогда с дезертиром случилось то, что происходило всегда: взрослые, ответственные за порядок в деревне, пошли в лес, нашли его, дотащили до божественной сливы и повесили... О местонахождении дерева знали все жители деревни: впрочем, оно, хотя и крепкое, вряд ли годилось для того, чтобы повесить взрослого человека. Но когда его назвали деревом повешенного, это никого не смутило — вот какой была та божественная слива. И вот почему не исключено, что жители деревни сами приняли такое решение. Ну и радовались потом птицы, что детвора перестала перехватывать у них сладкие сливы...
— Птицы радовались? — перебил Тамакити. — Нет, эта история не для нас, а для Дзина. Вы скажете: птицы радовались, а Дзин ответит: да, птицы радовались. Почему и сейчас, когда Дзин независим от вас, вы говорите о нем так, будто ничего не изменилось и вы по-прежнему живете с ним вдвоем?
— Дзин независим?
— Конечно, он остался сейчас в убежище с Инаго, — заметил Бой.
— Но ведь не потому же, что сам Дзин предпочел мне кого-то другого?
— Да, да, вы правы, — поспешно согласился Тамакити, и Исана еще сильнее ощутил всю горечь, скрытую в его вопросе.
— Сейчас я уже действительно не нужен Дзину ежеминутно и потому соглашаюсь оставить его иногда с Инаго, — примирительно сказал Исана. — Возможно, это послужит для него стимулом выбрать вместо меня кого-то другого. Тогда я обрету большую свободу...
— Нужно только как следует научиться пользоваться этой свободой, — сказал Бой.
— Education уже началось? — спросил Исана.
— Да, мы будем заниматься education, включив вас в наши учения, — сказал Тамакити. — Ну как, едем? Поезжайте, если не хотите показаться смешным. Возможно, наши практические учения закончатся тем, что нас упекут в тюрьму, ха-ха! Бой, ты сейчас пересядешь в заднюю машину — мы будем проводить учения, именуемые Великое землетрясение!
Сказав это, Тамакити направил машину к съезду со скоростной автострады и, когда начался спуск, резко затормозил, даже не подведя ее к обочине. Если бы сзади шли другие машины, столкновение было бы неминуемо.
Бой вышел на шоссе, и Тамакити сразу же резко рванул машину вперед. Ничем не проявляя недовольства, Бой, сложив руки на животе, как истукан, поджидал заднюю машину. Исана обернулся к Бою, стоявшему посередине дороги, но его тут же поглотил поток машин.
— Учения, именуемые Великое землетрясение? — спросил он встревоженно.
То ли пауза показалась им комичной, то ли возбуждала затеянная игра, но подростки, набившиеся в машину, дружно рассмеялись.
— Да, — сказал Тамакити. — Помните Великое землетрясение в Канто? Тогда наши жестокие отцы и деды устроили корейцам кровавую баню. Только потому, что корейцы оказались слабее всех. Если бы сейчас снова случилось Великое землетрясение, самыми слабыми и ненавистными были бы мы. И наши жестокие отцы и деды устроили бы кровавую баню нам. Хорошо бы, конечно, до того, как это случится, уйти в открытое море, но вряд ли это нам удастся. А раз так, нужно самим изыскать средство спасения. Мы ведь слабая сторона — полиция и силы самообороны не за нас, и нам остается одно — бежать. Нам нужно лишить врагов возможности преследовать нас и бежать к морю — в этом наше спасение. Прежде всего мы будем разбивать машины. И нужно уничтожать механизированные отряды наемников, охраняющих эти машины. Мы добьемся того, что оставшиеся вынуждены будут бежать к морю на своих двоих! А это нам на руку. Тогда во время Великого землетрясения нас не догнать даже моторизованной полиции. Все побегут к морю на своих двоих!
Эти слова Тамакити вызвали новый взрыв смеха у его приятелей. Исана так и не смог определить, вызвана ли эта декларация самоспасения Тамакити осознанием себя как жертвы или самоиронией.
— Как же вы будете проводить учения? — спросил Исана недоверчиво.
— Лучше спросите, в чем их суть, — сочувственно сказал Тамакити, продолжая гнать машину со скоростью сто километров в час. — Все очень просто. Нужно остановить машины, все машины до одной. Студенты создают освобожденные районы — вам приходилось слышать такое выражение? А мы их создадим на всех дорогах без исключения. И тогда людям придется бежать к морю на своих двоих, а значит, во всяком случае, сразу после землетрясения, никто не окажется в привилегированном положении. Мы хотим парализовать все скоростные автострады.
— Но разве скоростные автострады не будут и без того достаточно повреждены землетрясением, если оно по силе окажется равным Великому землетрясению в Канто? — попытался возразить Исана. Тамакити с друзьями оставили его вопрос без ответа.
— А вы не подумали о том, что будет, если в случае Великого землетрясения власть имущие захотят завладеть положением? Они раньше всех окажутся у моря и перебьют нас, опоздавших. — Пока Тамакити говорил это, их машина нырнула в тоннель, освещенный оранжевыми фонарями, и вливающиеся в него с разных сторон машины заставили его снизить скорость. — Поэтому мы должны опередить их и сделать так, чтобы через тоннели нельзя было проехать, — тогда все будет в порядке, верно?
Тамакити снял с баранки руку, стал шарить у колен и, найдя что-то, похожее на солнечные очки, сунул в карман. Подростки, сидевшие на заднем сиденье, беспокойно задвигались. Появилась вторая машина, в которую пересел Бой, она шла теперь рядом с ними, чуть ли не вплотную. Обе машины по тоннелю мчались к выходу, в сиянии которого оранжевый свет казался пеленою тумана, и постепенно снижали скорость — разрыв с ехавшими впереди двумя рядами машин увеличился, а сзади сразу же послышались нетерпеливые гудки.
— Заприте дверь со своей стороны и бежим! — крикнул Тамакити, резко остановив машину и до отказа взяв на себя ручной тормоз, потом с силой потянул за руку Исана. Выскочив на шоссе и пробежав несколько шагов, Исана обернулся и увидел, что машина, в которой ехал Бой, приткнулась носом к их машине и обе они замерли, образовав перевернутую букву V. Исана — Тамакити по-прежнему тащил его за руку, — тяжело дыша, мчался теперь вместе с подростками по совершенно пустому тоннелю к выходу.
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 354; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!