Нет ничего плохого в том, когда человек владеет богатством. Но плохо, если богатство завладевает человеком. © Билли Грэм 1098 - | 807 - или читать все...
Обратная связь Пожаловаться на материал

Процент попадания на дистанции в метрах


⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 3

  500 600 700 800 900
12-фунтовая пушка 64% 54% 43% 37% 32%
8-фунтовая пушка 67% 44% 40% 28% 28%

Хотя мишень была в полтора раза выше, результаты оказались ниже средней величины, приведенной выше. Для полевых гаубиц отношение веса заряда к весу снаряда ниже, чем у пушек. Причиною этого являются малая длина орудия (от 7 до 10 калибров) и необходимость стрелять из него при большом угле возвышения. Отдача при стрельбе из гаубицы, с ее большим углом возвышения, действуя вниз и назад, оказывала бы на лафетную тележку при употреблении тяжелого заряда такое давление, что после нескольких выстрелов последняя могла бы придти в негодность. По этой причине в большинстве континентальных армий употребляются для одной и той же гаубицы заряды различных размеров, что дает, таким образом, артиллеристу возможность обеспечивать нужную дистанцию различным комбинированием заряда и угла возвышения. Когда это не практикуется, как, например, в британской артиллерии, угол возвышения по необходимости весьма мал и едва превышает угол возвышения пушки; дистанционные таблицы для британской 24-фунтовой гаубицы, при 2,5-фунтовом заряде и при угле возвышения в 4°, дают дальность, не превышающую 1 050 ярдов; такой же угол возвышения для 9-фунтовой пушки дает дистанцию в 1 400 ярдов. В большинстве германских армий употребляется особый короткий, тип гаубицы, допускающей угол возвышения от 16 до 20° и действующей, таким образом, наподобие мортиры; ее заряд по необходимости мал. Этот тип гаубицы имеет то преимущество перед обычной длинной гаубицей, что ее бомбы могут попадать в укрытые позиции, лежащие позади неровностей местности, и т. п. Однако преимущество это становится сомнительным, когда стрельба направляется против движущихся объектов, например, войск, хотя и сохраняет большое значение, когда предмет, укрытый от прицельного огня (direct fire), неподвижен; что же касается прицельного огня, то для него эти гаубицы совершенно непригодны ввиду своей малой длины (от 16 до 7 калибров) и незначительности заряда. Для того чтобы обеспечить различные дистанции при угле возвышения, определяемом в зависимости от рода огня (прицельного или навесного — direct firing or shelling), заряд по необходимости бывает весьма различной величины; в прусской полевой артиллерии, где эти гаубицы еще находят себе применение, практикуются заряды 12 различных размеров. Вообще гаубица представляет собою весьма несовершенное орудие, и чем скорее она будет заменена хорошо действующей полевой бомбовой (field shell gun) пушкой, тем лучше.

Тяжелые пушки, употребляемые в крепостях, при осадах и на кораблях, бывают различных типов. До самой последней войны с Россией (Крымской) не было в обычае употреблять при осадах более тяжелые орудия, чем 24-фунтовые или в крайнем случае 32-фунтовые. Однако со времени осады Севастополя осадные пушки сравнялись с корабельными, или, вернее, действие тяжелых корабельных орудий против траншей и земляных укреплений неожиданно оказалось столь превосходящим действие обыкновенных легких осадных пушек, что осадная война отныне будет в значительной мере решаться такой тяжелой корабельной пушкой. В осадной и морской артиллерии обыкновенно встречаются различные типы пушек для одного и того же калибра. Существуют легкие и короткие пушки, а также длинные и тяжелые. Так как в данном случае меньшее внимание обращается на подвижность, то нередко для специальных целей делаются орудия в 22—25 калибров длиной, и некоторые из них, благодаря этой большой их длине, столь же точны в своем действии, как и винтовки. Одной из лучших в этой группе пушек является прусская бронзовая 24-фунтовая пушка в 10 футов 4 дюйма или в 22 калибра длиною, весом 60 центнеров; ни одна пушка не может сравниться с нею в осадах при стрельбе, рассчитанной на то, чтобы подбить орудия противника. Но для большей части задач длина в 16—20 калибров признана совершенно достаточной, и так как в среднем предпочитается калибр, дающий наибольшую точность, то масса в 60 центнеров чугуна или другого пушечного металла, как правило, найдет себе наиболее полезное применение в тяжелом 32-фунтовом орудии длиною в 16—17 калибров. Новое длинное чугунное 32-фунтовое орудие, одно из лучших орудий британского флота, длиною в 9 футов, весом в 50 центнеров, имеет всего 16,5 калибров. Длинная 68-фунтовая, в 112 центнеров весом, вращающаяся пушка (pivot gun) на всех больших винтовых 131-пушечных военных кораблях имеет в длину 10 футов 10 дюймов или немного больше 16 калибров; другой тип длинной 56-фунтовой вращающейся пушки весом в 98 центнеров имеет в длину 11 футов или 17^ калибров. До настоящего времени & состав корабельного вооружения все еще входит значительное количество менее сильных орудий, как, например, высверленные (bored up guns) пушки, имеющие лишь 11 или 12 калибров, и карронады в 7—8 калибров. Однако 35 лет тому назад генералом Пексаном был введен другой вид морской пушки, который приобрел с тех пор громадное значение, — бомбовая (shell gun) пушка. Это орудие подверглось значительным усовершенствованиям, и французская бомбовая пушка все еще ближе всего подходит к пушке, сконструированной изобретателем: она сохранила цилиндрическую камеру для заряда. У англичан или совсем нет камеры, или же камера представляет собою короткий усеченный конус, незначительно уменьшающий диаметр канала; орудие это имеет в длину от 10 до 13 калибров и предназначено исключительно для стрельбы полыми снарядами; но вышеупомянутые длинные 68- и 56-фунтовые пушки стреляют — безразлично — ядрами или бомбами. Во флоте Соединенных Штатов капитан Дальгрен предложил новую систему бомбовых пушек, а именно короткие пушки очень большого калибра (диаметр канала 11 и 9 дюймов), которая и принята, частично, при вооружении нескольких новых фрегатов. Преимущества этой системы должны быть еще проверены на опыте, который выяснит, можно ли обеспечить страшное действие этих громадных бомб, не жертвуя точностью, которая не может не пострадать от большого угла возвышения, необходимого для больших расстояний. В осадной и морской артиллерии заряды столь же различны, как и конструкции самих пушек, в соответствии с различием целей, которые должны быть достигнуты. Наиболее тяжелые заряды употребляются при пробивании бреши в каменных сооружениях, и для некоторых весьма тяжелых и крупных орудий они достигают половины веса снаряда. Но вообще средний заряд для осадных целей можно принять в 1/4 веса снаряда, с возрастанием иногда до % и уменьшением в других случаях до 1/6 веса снаряда. На кораблях применяются обычно для каждой пушки заряды трех размеров: большой заряд для значительных дистанций, при преследовании врага и пр., средний заряд — для средних дистанций обычных морских боев и уменьшенный заряд — в абордажном бою и при стрельбе цепными ядрами. У длинного 32-фунтового орудия заряды бывают в 5/16, 1/4 и 3/16 веса снаряда. Для коротких легких и бомбовых пушек эти пропорции, конечно, еще больше уменьшены; но у последних вес полого снаряда не достигает веса сплошного. Кроме обыкновенных пушек и бомбовых пушек, в состав осадной и морской артиллерии входят также тяжелые гаубицы и мортиры. Гаубицы представляют собою короткие орудия, предназначенные для стрельбы под углом возвышения от 12 до 30° и укрепляемые на лафетах; мортиры — это еще более короткие орудия, прикрепляемые к подставкам, для стрельбы под углом возвышения, превышающем обыкновенно 20° и доходящем даже до 60°. Те и другие представляют собою камерные орудия, т. е. камера или та часть канала, в которую закладывается заряд, имеет меньший диаметр, чем весь канал. Гаубицы редко имеют калибр более 8 дюймов, но мортиры имеют калибр в 13, 15 и больше дюймов. Полет бомбы из мортиры, ввиду незначительности заряда (от 1/20 до 1/40 веса бомбы) и значительности угла возвышения, испытывает меньшее сопротивление воздуха, и здесь параболическая теория может применяться в артиллерийских вычислениях без значительного отступления от практических результатов. Мортирные бомбы предназначаются либо для разрывного действия, либо в качестве каркасов, т. е. для зажигания воспламеняющихся предметов путем выбрасывания струи огня из запала, либо же действуют своим весом, пробивая сводчатые и иным образом укрепленные крыши; в последнем случае предпочитается больший угол возвышения, ибо это обеспечивает более высокий полет и наивысшую скорость падения. Гаубичные бомбы должны действовать сначала ударом, а затем взрывом. Благодаря большому углу возвышения, малой первоначальной скорости снаряда и обусловленному этим небольшому сопротивлению воздуха мортира посылает свой снаряд дальше, чем какое бы то ни было другое орудие; поскольку стрельба производится вообще по целому городу, то не требуется большой точности, и в силу этого бывает, что полезная дистанция при стрельбе тяжелых мортир достигает 4 000 ярдов и более дистанции, с которой англо-французские мортирные канонерки бомбардировали Свеаборг.

Вопрос о применении этих различного рода пушек, снарядов и зарядов во время осадных действий относится к статье «Осада»; применение морской артиллерии составляет почти всю боевую часть элементарной морской тактики и потому не относится к нашей теме; таким образом, здесь нам остается сделать лишь несколько замечаний о применении и тактике полевой артиллерии.

Артиллерия не имеет оружия для рукопашного боя, все ее силы сосредоточены на действии се огня на расстояние. Кроме того, она сохраняет свою боевую готовность только до тех пор, пока остается на позиции; как только орудия взяты на передки или закреплены удлинители для их передвижения, она на время оказывается небоеспособной. В силу этих причин из всех трех родов оружия она является родом оружия, наиболее нуждающимся в защите; действительно, ее наступательная сила весьма ограничена, ибо наступление представляет собою движение вперед, и его кульминационным пунктом является удар стали о сталь. Критическим моментом для артиллерии является поэтому выезд вперед, занятие позиции и изготовка к действию под огнем противника. Ее развертывание в линию, ее предварительные движения должны быть замаскированы или неровностями -почвы, или линиями войск. Таким образом, артиллерия сперва должна достигнуть позиции, параллельной той линии, которую она должна занять, и затем двигаться на позицию прямо против неприятеля, так чтобы не подставить себя под его фланговый огонь. Выбор позиции представляет собою дело огромной важности как с точки зрения действия огня батареи по противнику, так и действия по ней огня противника. Расставить свои пушки так, чтобы их действие было возможно более ощутительно для противника, — такова первая важная задача; второй задачей является безопасность от огня противника. Хорошая позиция должна представлять твердое и ровное место для колес и хобота лафета; если колеса не стоят ровно, хорошая стрельба невозможна, и если хобот лафета закапывается в землю, то лафет будет быстро сломан силою отдачи. Кроме того, позиция должна давать беспрепятственный обзор местности, занимаемой противником, и допускать возможно большую свободу движения. Наконец почва впереди, между батареей и противником, должна быть благоприятна действию наших орудий и по возможности неблагоприятна для противника. Наиболее благоприятной почвой является твердая и ровная поверхность, которая обеспечивает выгоды рикошетного действия и ведет к тому, что снаряд, упавший близко, поразит противника после первого соприкосновения с землей. Удивительно, как сильно влияет на результаты артиллерийской стрельбы характер поверхности. На мягкой почве снаряд, бороздя землю, отклоняется от прямой линии или делает беспорядочные скачки, если вообще не завязнет сразу в земле. Большое значение имеет направление борозд вспаханной земли, в особенности при стрельбе картечью или шрапнелью; если они идут поперечно, то большая часть снарядов зарывается в них. Если непосредственно перед нами грунт мягкий и местность имеет волнистый и пересеченный характер, а в направлении к неприятелю — местность ровная и грунт твердый, то она благоприятствует нашей стрельбе и защищает от стрельбы противника. Весьма невыгодна стрельба вниз или под уклон более 5°, или с вершины одного холма на другой. Что касается укрытия от огня противника, то его облегчают даже и весьма незначительные предметы. Редкая изгородь, едва скрывающая нашу позицию, группа кустов или высокий хлеб мешают взять правильный прицел. Небольшая обрывистая насыпь, на которой размещены наши орудия, будет перехватывать самые опасные из снарядов противника. Ров образует отличный бруствер, но лучшей защитой служит гребень, образуемый слегка волнистой местностью, прикрываясь которым мы отодвигаем наши орудия настолько назад, чтобы неприятелю были видны только дула орудий; при таком расположении позиции каждый снаряд, ударяющийся о землю впереди нее, будет перескакивать высоко через наши головы. Еще лучше, если можно выкопать для наших пушек в гребне площадку, около 2 футов глубиною, подравняв спуск к заднему откосу и обеспечив, таким образом, командование над всем передним скатом холма. Французы при Наполеоне проявляли особенное искусство в расположении своих пушек, и от них это искусство переняли все другие народы. По отношению к противнику позиция должна быть так выбрана, чтобы быть обеспеченной от его флангового или продольного огня (enfilading fire); что касается наших собственных войск, то она не должна затруднять их движения. Обычное расстояние от пушки до пушки, при расположении в линию, — 20 ярдов, но нет необходимости строго придерживаться подобных плацпарадных правил. Когда артиллерия выдвинута на позицию, передки располагаются близко позади своих орудий, тогда как зарядные ящики в некоторых артиллерийских частях остаются в укрытии. Если эти ящики употребляются также для перевозки артиллеристов, то им приходится попадать в сферу эффективно действующего огня. Батарея направляет свой огонь на ту часть неприятельских сил, которая в данный момент наиболее угрожает нашей позиции; если предстоит атака нашей пехоты, то батарея стреляет или по артиллерии неприятеля, поскольку она еще должна быть приведена к молчанию, или по массам пехоты, если они оказываются под выстрелами; но если часть сил противника действительно двигается в атаку, то надо направлять огонь именно в этот пункт, не обращая внимания на артиллерию неприятеля, которая ведет огонь против нас. Наш огонь против артиллерии противника будет наиболее действенен в те моменты, когда она не может отвечать, т. е. когда она берется на передки, передвигается или снимается с передков. Несколько метких выстрелов причиняют в такие моменты большое замешательство. Старое правило, согласно которому артиллерия, кроме случаев крайней необходимости, не должна приближаться к пехоте ближе 300 ярдов или на дистанцию ружейного выстрела, скоро устареет. При возрастающей дальнобойности современных ружей полевая артиллерия, для производства надлежащего действия, не может уже более держаться вне досягаемости ружейного огня, а орудие, с его передком, лошадьми и артиллеристами, образует достаточно большую группу, чтобы стрелки могли стрелять по ней с дистанции в 600 ярдов из винтовок Минье или Энфильда. Издавна установившийся взгляд, что те, кто желает долго прожить, должны зачисляться в артиллерию, не является ныне верным, ибо очевидно, что стрельба стрелковой цепи со значительного расстояния будет в будущем наиболее действительным способом борьбы с артиллерией; и разве есть такое поле сражения, где нельзя найти хорошее прикрытие для стрелков на дистанции в 600 ярдов от любой артиллерийской позиции?

Таким образом, артиллерия всегда имела преимущество против наступающих линий или колонн пехоты; несколько удачных залпов картечью или несколько ядер, прорывающихся через глубокую колонну, производят чрезвычайно охлаждающее действие. Чем ближе приближается атака, тем действеннее становится наша стрельба; и даже в последний момент мы легко можем увести свои пушки от столь медленно продвигающегося противника, как пехота, однако все еще остается под сомнением, не успеет ли обрушиться на нас цепь chasseurs de Vincennes (венсеннских егерей), наступающих pas gymnastique (гимнастическим шагом), прежде, чем мы успеем взять пушки на передки.

В борьбе с кавалерией преимущество артиллерии дает хладнокровие. Если последняя приостанавливает стрельбу до приближения врага на дистанцию в 100 ярдов, а затем дает с хорошего прицела залп картечью, то кавалерия окажется далеко от нее к тому моменту, когда рассеется дым. Во всяком случае становиться на передки и пытаться уйти — было бы самой худшей тактикой, ибо кавалерия наверное захватила бы пушки.

В бою артиллерии против артиллерии решают дело условия поверхности, калибры, число орудий с обеих сторон и степень использования их сторонами. Следует, однако, отметить, что хотя крупные калибры на больших дистанциях имеют несомненное преимущество, но более мелкие калибры по мере сокращения дистанции приближаются по своему действию к крупным и на коротких расстояниях почти сравниваются с ними. В Бородинском сражении артиллерия Наполеона состояла, главным образом, из 3- и 4-фунтовых орудий, тогда как у русских преобладали их многочисленные 12-фунтовые пушки. Однако французские маленькие пушки имели над ними решительный перевес.

Когда артиллерии нужно поддерживать пехоту или кавалерию, она всегда должна занимать позицию на их фланге. Если пехота наступает, артиллерия продвигается вперед полубатареями или взводами в линию вместе со стрелками или даже несколько впереди них; как только масса пехоты изготовляется к атаке в штыки, артиллерия рысью подъезжает на 400 ярдов к неприятелю и подготовляет атаку беглым картечным огнем. Если атака отбита, то артиллерия возобновляет свой огонь по преследующему неприятелю, пока не принудит его отступить; но если атака оказывается успешной, ее огонь в значительной степени содействует завершению успеха, причем одна половина орудий продолжает огонь, в то время как другая продвигается вперед. Конная артиллерия, в качестве поддержки кавалерии, придающая последней тот оборонительный элемент, который у нее, вообще говоря, отсутствует, является в настоящее время одним из наиболее излюбленных родов войск и доведена до высокого совершенства во всех европейских армиях. Хотя она предназначается к действию по грунту, удобному для кавалерии, и к действию вместе с нею, все же нет на свете такой конной артиллерии, которая не могла бы итти галопом по такой местности, где ее собственная кавалерия могла бы следовать за нею, только потеряв порядок и сплоченность. Конная артиллерия всех стран представляет собою самых смелых и искусных наездников своей армии; она с особенной гордостью на любых больших маневрах скачет, не обращая внимания ни на какие препятствия, перед которыми останавливается кавалерия. Тактика конной артиллерии заключается в смелости и хладнокровии. Быстрота, внезапность появления, быстрота огня, готовность сняться с места в любой момент и двигаться по дороге, слишком трудной для кавалерии, — таковы качества хорошей конной артиллерии. Об особом выборе позиции тут не приходится говорить, ибо конная артиллерия все время меняет место; любая позиция хороша, поскольку она близка к противнику и в стороне от пушек противника; и именно во время прилива и отлива кавалерийских схваток артиллерия, следуя за набегающими и отливающими волнами, должна в каждый данный момент проявлять свое превосходство в верховой езде и присутствие духа, выбираясь из этого бушующего моря по всякому грунту, где не всякая кавалерия рискнет или захочет за нею следовать.

При атаке или обороне позиций тактика артиллерии та. же самая. Суть дела всегда — в стрельбе по тому пункту, откуда при обороне грозит ближайшая и наиболее непосредственная опасность, а при атаке — откуда наше наступление может быть остановлено с наибольшим успехом. Разрушение материальных препятствий тоже. составляет часть задач артиллерии, и здесь применяются различные калибры и виды орудий в зависимости от их природы и действия: гаубицы — для поджога зданий, тяжелые орудия — для разрушения ворот, стен и баррикад.

Все эти замечания относятся к артиллерии, которая во всех армиях присоединена к дивизиям. Но в больших и решающих сражениях самые крупные результаты достигаются при посредстве резервной артиллерии. Расположенная позади, вне поля зрения и вне пределов досягаемости огня противника в течение большей части боя, она массою выдвигается вперед к решающему пункту, лишь только наступит момент для последнего удара. Построенная полумесяцем на протяжении мили или более, она сосредоточивает свой разрушительный огонь на сравнительно небольшом пространстве. При отсутствии ответной стрельбы более или менее равносильной ей артиллерии получасовой беглый огонь решает дело. Неприятель начинает таять под градом свистящих ядер; затем выдвигаются свежие резервы пехоты, следует последняя ожесточенная кратковременная борьба, и победа одержана. Так подготовил Наполеон наступление Макдональда при Ваграме, и сопротивление было сломлено еще до того, как три наступающие в колоннах дивизии успели сделать хотя бы один выстрел или пойти в штыки. И только с этих великих дней можно говорить о существовании тактики полевой артиллерии.

 

 

Фортификация

Напечатана в «New American Cyclopedia». т. VII, стр. 612—622, I860 г.

I. Долговременная фортификация

II. Осада

III. Полевая фортификация

Этот предмет иногда разделяют на оборонительную фортификацию, которая дает средства сделать данную местность способной к обороне на длительное или только на короткое время, и на фортификацию наступательную, которая содержит правила ведения осады. Мы, однако, подразделим этот предмет на три отдела: на долговременную фортификацию, или способ привести местность в мирное время в такое состояние обороны, которое заставляет неприятеля при наступлении применять правильную осаду, на искусство ведения осады и на полевую фортификацию. или создание временных укреплений для того, чтобы усилить какой-либо данный пункт вследствие временного значения, которое он может приобрести в особых условиях кампании.

I. Долговременная фортификация. Старейшей формой укреплений является, по-видимому, частокол, который вплоть до конца XVIII столетия все еще оставался национальной системой турок (palanka) и теперь еще широко применяется на индо-китайском полуострове среди населения Бирмы Он состоит из двойного или тройного ряда крепких деревьев, вкопанных вертикально и близко друг от друга в землю и образующих стену вокруг города или лагеря, подлежащего обороне. Дарию в своем походе против скифов, Кортесу у Табаско в Мексике и капитану Куку в Новой Зеландии — всем им пришлось встретиться с такими частоколами. Иногда пространство между рядами деревьев бывало наполнено землей; в других случаях деревья были связаны и удерживались вместе при помощи плетения. Следующим шагом было сооружение вместо частокола каменных стен. Такая система обеспечивала большую долговременность и в то же время делала нападение гораздо более затруднительным; и со времен Ниневии и Вавилона, вплоть до конца средних веков, каменные стены являлись среди более цивилизованных наций единственным средством укреплений. Стены делались столь высокими, что даже перелезание через них по лестницам было затруднительно; они делались достаточно толстыми, чтобы иметь возможность оказывать продолжительное сопротивление таранам и позволять защитникам двигаться свободно по их верхнему краю, под прикрытием более тонкого каменного парапета с зубцами, через амбразуры которых можно было пускать в осаждающих стрелы или бросать другие метательные снаряды. Чтобы усилить оборону, парапет вскоре стал строиться нависающим над стеной,— с отверстиями между выступающими вперед камнями, на которых он покоился, — чтобы дать возможность осажденным видеть подножие стены и сверху забрасывать метательными снарядами врага, который сумел бы забраться так далеко. Несомненно, что еще в ранний период был введен также ров, окружавший всю стену и являвшийся главным препятствием для доступа к ней. Наконец, оборонительные свойства каменных стен были развиты до высшей точки прибавлением к ним, через известные интервалы, башен, которые, выступая несколько впереди стен, давали им боковую защиту при помощи метательных снарядов, выбрасываемых из них по войскам, осаждавшим пространство между двумя башнями. Будучи в большинстве случаев выше стены и отделяясь от ее вершины поперечными парапетами, они обеспечивали господство над стеной и образовывали каждая маленькую крепость, которую нужно было брать в отдельности, после того как защитники были уже оттеснены с главной стены. Если мы к этому прибавим, что в некоторых городах, особенно в Греции, имелся род цитадели на какой-нибудь командной высоте внутри стен (акрополь), образовывавшей редюит и вторую линию обороны, то мы этим укажем на самые основные черты фортификации эпохи каменных стен.

Но, начиная с XIV и до конца XVI века, введение артиллерии основательно изменило способы атаки укрепленных пунктов. С этого периода ведет начало обильная литература по фортификации, заключающая в себе бесчисленные системы и методы, часть которых нашла себе более или менее широкое практическое применение, в то время как мимо других — и не всегда наименее остроумных — прошли, как мимо простых теоретических курьезов, пока в позднейшие периоды плодотворные идеи, в них заключавшиеся, не были снова извлечены на свет более удачливыми преемниками. Такова была судьба, как мы увидим далее, того самого автора, который образует, если можно так выразиться, мост между старой системой каменных стен и новой системой земляных укреплений, облицованных камнем только в тех местах, которые невидимы для неприятеля на расстоянии. Непосредственным результатом введения артиллерии было увеличение толщины стен и диаметра башен за счет их вышины. Теперь эти башни назывались ронделями (rondelli) и делались настолько крупными, чтобы вместить несколько артиллерийских орудий. Чтобы дать возможность осаждаемым стрелять из пушек также и со стены, позади нее, для придания ей необходимой ширины, накидывался земляной вал. Вскоре мы увидим, как эти земляные укрепления постепенно начали вытеснять стену, чтобы в некоторых случаях целиком ее заменить. Альбрехт Дюрер, знаменитый немецкий художник, развил эту систему ронделей до ее высшего совершенства. Он сделал их совершенно независимыми фортами, расположив их на всем протяжении стены через известные интервалы с батареями, помещенными в казематах для продольного обстрела рва; его каменные парапеты остаются неприкрытыми не более чем на 3 фута в вышину (т. е. видны осаждающим и являются объектом для их прямого огня); для того же, чтобы улучшить оборону рва, он предложил капониры (caponnieres), т. е. сооружения в виде казематов на дне рва, скрытые от глаз осаждающих, с амбразурами на каждой стороне для продольного обстрела рва до следующего угла многоугольника. Почти все эти предложения являлись новыми изобретениями; и если ни одно из них, за исключением казематов, не было одобрено в его время, то мы увидим, что в позднейших и наиболее значительных системах фортификации все они были признаны и развиты соответственно с изменившейся обстановкой нового времени.

Около этого же времени было произведено изменение в форме расширенных башен, перемена, от которой, можно считать, берут свое начало новейшие системы фортификации. Круглая форма башни имела ту невыгоду, что на куртина (часть стены между двумя башнями), ни ближайшие смежные башни не могли поражать своим огнем каждую точку впереди промежуточной башни: имелись небольшие углы вблизи стены, где неприятелю, раз он их уже достиг, не мог вредить огонь крепости. Чтобы избежать этого, башня была переделана в неправильный пятиугольник, одной стороной обращенный внутрь крепости, а четырьмя другими к открытой местности. Этот пятиугольник был назван бастионом. Во избежание повторений и неясностей мы немедленно приступим к описанию и номенклатуре бастионной обороны, основанной на одной из тех систем, которые сразу обнаруживают все свои существенные особенности.

Чертеж 1 представляет три стороны шестиугольника, укрепленного согласно первой системе Вобана. Левая сторона представляет простые очертания, какие применяются в геометрическом эскизе; правая представляет детально валы, гласисы и т. д. Вся сторона f' f" многоугольника не образуется непрерывным валом: на каждом конце части d' f' и е" f" остаются открытыми, и образовавшееся таким образом пространство закрыто выдающимся вперед пятиугольным бастионом d' b' а' с' е'. Линии а' b' и а' с' образуют лицевые стороны (фасы), линии b' d' и с' е' — фланки бастиона. Точки, в которых встречаются лицевые стороны и фланки, называются плечевыми точками. Линия а' f', которая идет из центра круга к углу бастиона, называется главной. Линия е" d', образующая часть первоначальной периферии шестиугольника, является куртиной. Таким образом, каждый многоугольник имеет столько же бастионов, сколько сторон. Бастион может быть или полным, если весь пятиугольник наполнен землею до высоты площадки вала (terreplein — место, где стоят орудия), или полым (пустым), если вал спускается под уклон внутрь бастиона непосредственно позади орудий. На чертеже l, d b а с е представляет полный бастион; следующий вправо, от которого видна только одна половина, является полым. Бастионы и куртины вместе составляют ограду или центр укрепления. На них мы замечаем на площадке прежде всего парапет, построенный спереди так, чтобы укрыть защитников, и затем спуски на внутреннем скате (s s), при помощи которых поддерживается сообщение с внутренностью укрепления. Вал достаточно высок для того, чтобы защитить городские дома от прямого огня, а парапет достаточно толст, чтобы дать возможность длительного сопротивления против тяжелой артиллерии. Вокруг всего вала идет ров t t t t, а в нем расположено несколько видов внешних укреплений. Прежде всего равелин или демилюн k l т — перед куртиной, треугольное сооружение с двумя сторонами k l и l т, каждая с валом и парапетом для защиты от артиллерии. Открытый тыл каждого укрепления называется горжей; таким образом, k т в равелине и d e в бастионе являются горжами. Парапет равелина приблизительно на 3 или 4 фута ниже парапета центральной части всего укрепления, так что последнее доминирует над равелином, и орудия центральной части укрепления могут, в случае нужды, стрелять поверх равелина. Между куртиной и равелином, во рву, находится длинное, узкое отдельное укрепление, так называемый теналь g h i (tenaille [буквально—клещи]), предназначенные, главным образом, для того, чтобы прикрывать куртины от разрушительного огня; оно низко и слишком узко для артиллерии, и его парапет служит лишь для того, чтобы дать возможность пехоте в случае успешной атаки фланкировать люнет огнем изо рва. За рвом находится крытый ход n o p, граничащий внутренней стороной со рвом, а внешней — с внутренним скатом гласиса r r r, который от своей высшей внутренней границы или гребня (crete) спускается весьма постепенно в поле. Гребень гласиса опять-таки тремя или более футами ниже равелина, чтобы дать возможность всем орудиям крепости стрелять поверх него. Из всех скатов этих земляных укреплений наружные скаты главного укрепления и внешних укреплений во рву (эскарп), а также наружный скат самого рва (от крытого хода вниз), или контрэскарп, бывают обыкновенно обложены камнем. Выступающие и входящие углы крытого хода образуют большие, просторные и защищенные места, называемые плацдармами; они называются или выступающими (о) или входящими (п, р), сообразно тем углам, у которых они расположены. Чтобы предохранить крытый ход от продольного огня, поперек него, через интервалы, построены траверсы, или поперечные парапеты, оставляющие лишь небольшие проходы на конце, ближайшем к гласису. Иногда устраивались небольшие укрепления для того, чтобы прикрыть сообщение через ров от теналя к равелину; они назывались капонирами (caponniere) и состояли из узкого прохода, прикрытого с каждой стороны парапетом, наружные поверхности которого представляли собой постепенный скат, подобный гласису. На чертеже 1 такой капонир находится между теналем g h i и равелином k l т.

Профиль, данный на чертеже 2, поможет сделать это описание более ясным. А представляет собой площадку (terreplein) главного укрепления, В — парапет, С — каменную одежду эскарпа, D — ров, Е — кюнет {cunette) — меньший и более глубокий ров, прорытый на середине большого, F — каменную одежду контрэскарпа, G — крытый ход, H — гласис. Ступеньки, показанные позади парапета и гласиса, называются банкетами и служат возвышениями для пехоты, которая становится на них, чтобы стрелять поверх прикрывающего парапета. Чертеж 1 ясно показывает, что орудия, расположенные на флангах бастионов, обстреливают весь ров, лежащий впереди прилегающих бастионов. Таким образом, лицевая сторона а' b' поражается огнем фланка с" e", а лицевая сторона а' с' — фланка b d. С другой стороны, внутренние фасы двух смежных бастионов прикрывают фасы равелина, находящегося между ними, тем, что держат ров против равелина под своим огнем. Таким образом, нет ни одной частицы рва, которая не находилась бы под защитой флангового огня, — в этом и состоит оригинальный и большой шаг вперед, которым бастионная система открывает новую эпоху в истории фортификации.

Изобретатель бастионов неизвестен; неизвестно также точное время их возникновения; единственным достоверным фактом является то, что они были изобретены в Италии и что Сан-Микеле в 1527 г. построил два бастиона на валу Вероны. Все утверждения о более раннем существовании бастионов являются сомнительными. Системы бастионных укреплений классифицируются по их национальному происхождению; первой, о которой следует упомянуть, является, разумеется, та, которая изобрела бастионы, а именно итальянская.

Первые итальянские бастионы носили на себе отпечаток своего происхождения; они были не что иное, как многоугольные башни или рондели; они почти не изменили прежнего характера укреплении, за исключением только того, что касалось флангового огня. Оградой оставалась каменная стена, открытая прямому огню неприятеля; земляной вал, набросанный сзади стены, служил, главным образом, для того, чтобы дать место артиллерии и артиллерийской стрельбе, и его внутренний скат был так же обложен камнем, как и у старинных городских стен. Только в значительно более позднее время парапет стал строиться как земляное укрепление, но даже и тогда весь его наружный скат, вплоть до вершины, был обложен камнем и открыт для прямого неприятельского огня. Куртины были очень длинны — от 300 до 550 ярдов. Бастионы были очень малы, величиной с большую рондель, а фланки всегда перпендикулярны куртинам. Так как в фортификации является правилом, что лучший фланговый огонь исходит от линии, перпендикулярной к линии обстрела, то очевидно, что главной целью старинного итальянского бастионного фланка было прикрытие не короткой и отдаленной лицевой стороны соседнего бастиона, а прикрытие длинной прямой линии куртины. Там, где куртина являлась слишком длинной, посередине ее строился плоский тупоугольный бастион, который назывался платформой (plata forma). Фланки были построены не на плечевых точках, а несколько позади валов фасов, таким образом, что плечевые точки выступали вперед и должны были служить прикрытием фланкам; каждый фланк имел две батареи — одну нижнюю и другую верхнюю, расположенную несколько позади, а иногда даже каземат в каменной стене фланка бастиона, в уровень со. дном рва. Прибавьте сюда ров, и вы будете иметь все, что составляло первоначальную итальянскую систему; тут не было ни равелинов, ни теналей, ни крытого хода, ни гласиса. Но эта система вскоре была усовершенствована. Куртины были укорочены, бастионы увеличены. Длина внутренней стороны многоугольника (f f', чертеж 1) была установлена от 250 до 300 ярдов. Фланки бастиона были удлинены до 1/6 стороны многоугольника и 1/4 длины куртины. Таким образом, хотя они оставались перпендикулярными к куртине и имели другие недостатки, но, как мы увидим, они теперь все же стали давать больше защиты фасу ближайшего бастиона. Бастионы начали делать полными и в их центре часто воздвигали кавальер, т. е. укрепление с фасами и фланками, параллельными таковым бастиона, но с валом и парапетом настолько более высокими, чтобы с них можно было стрелять через парапет бастиона. Ров был очень широк и глубок, с контрэскарпом, идущим обыкновенно параллельно фасу бастиона; но так как это направление контрэскарпа мешало ближайшей к плечу части фланка видеть и фланкировать весь ров в целом, то оно было оставлено, и контрэскарп проводился так, чтобы его геометрическое продолжение проходило через плечевую точку следующего бастиона. Тогда уже был введен крытый ход (в первый раз в цитадели Милана во второй четверти XVI века, впервые описанный у Тартальи в 1654 г.). Он служил местом сбора и отступления для отрядов, делавших вылазки, и можно сказать, что с момента его введения берет свое начало научное и энергичное применение наступательных действий при защите крепости. Чтобы увеличить возможность использования крытого хода, были созданы плацдармы, которые предоставляли больше простора и входящие углы которых давали, таким образом, крытому ходу превосходный фланговый огонь. Чтобы сделать доступ 'к крытому ходу еще более затруднительным, были воздвигнуты ряды частокола па гласисе, в одном или двух ярдах от его гребня; но при таком положении они скоро разрушались неприятельским огнем, поэтому во второй половине XVII века они были перенесены, по совету француза Модена (Maudin), на крытый ход, защищенный гласисом. Ворота были в середине куртины; для их прикрытия было сооружено против них, в середине рва, укрепление в форме полумесяца; но по той же причине, по какой башни были превращены в бастионы, полумесяц (demilune) был вскоре превращен в трехугольное укрепление — теперешний равелин. Это укрепление было сначала очень маленьким, -но стало строиться больших размеров, когда было установлено, что оно служит не только предмостным укреплением для рва, но прикрывает одновременно фланки и куртины против огня неприятеля, дает перекрестный огонь впереди головной части бастионов и с большим результатом фланкирует крытый ход. Все же они делались очень малыми, так что геометрическое продолжение их фасов пересекало окружность главного укрепления в так называемой куртинной точке (в крайних точках куртины). Главные недостатки итальянского типа фортификации были следующие: 1) Плохое направление фланка. После введения равелинов и крытого хода куртина все менее и менее становилась пунктом для атаки; теперь, главным образом, подвергались атаке фасы бастионов. Чтобы хорошо прикрыть последние, надо было, чтобы при своем геометрическом продолжении фасы упирались бы в куртину в той самой точке, где начинался фланк следующего бастиона, а этот фланк должен был бы быть перпендикулярным, или почти таковым, к этой продолженной линии (называемой линией защиты). В этом случае стал бы возможен действительный фланговый огонь вдоль всего рва и впереди бастиона. На самом же деле линия защиты не была ни перпендикулярна к фланкам и не соединялась с куртиной в точке пересечения куртины со следующим бастионом, — она пересекала куртину на четверти, трети или половине ее длины. Таким образом, прямой огонь с фланков скорее мог повредить гарнизону противоположного фланка, чем противнику, атакующему соседний бастион. 2) Прорыв пояса укреплений и успешная атака хотя бы в одном месте создавали явную угрозу недостатка продовольствия для длительной обороны. 3) Равелины малой величины неудовлетворительно прикрывали куртины и фланки, получая от них, в свою очередь, только незначительный фланговый огонь. 4) Значительная высота вала, который был весь облицован или обложен камнем, открывала прямому неприятельскому огню эту обложенную камнем поверхность, обычно высотою от 15 до 20 футов, отчего, конечно, эта каменная кладка быстро разрушалась. Мы увидим, что нужно было почти два века, чтобы искоренить этот предрассудок и убедить в преимуществе не покрытых камнем земляных укреплений, — и это после того, как Нидерланды доказали всю бесполезность каменной кладки. Лучшими инженерами и писателями, принадлежавшими к итальянской школе, были: Сан-Микеле (умер в 1559 г.), который укрепил Наполи-ди-Романья в Греции и Кандию, построил форт Лидо близ Венеции;

Тарталья (около 1550 г.), Альгизи да-Карпи, Джироламо Маджи и Джакомо Кастриотто, которые около конца XVI столетия писали о фортификации. Пачотто из Урбино построил цитадели Турина и Антверпена (1560—1570 гг.). Позднейшие итальянские писатели по фортификации — Марки, Буска, Флориани, Розетти — ввели много улучшений в эту систему, но ни одно из них не было оригинальным. Все они были просто более или менее искусными плагиаторами; они заимствовали большинство своих изобретений у немца Даниэля Спекля, а остальное у нидерландцев. Все они принадлежали к XVII веку, и их совершенно затмило быстрое развитие фортификационной науки, которое в это время происходило в Германии, Нидерландах и Франции.

Недостатки итальянской системы фортификации вскоре были обнаружены в Германии. Первым лицом, указавшим на главные недостатки старой итальянской школы — малые бастионы и длинные куртины, — был германский инженер Франц, укрепивший для Карла V город Антверпен. На совете, который состоялся для рассмотрения плана этих укреплений, он настаивал на больших бастионах и более коротких куртинах, но большинство голосов все же получили герцог Альба и другие испанские генералы, верившие исключительно в рутину старой итальянской системы. Укрепления других немецких крепостей отличались тем, что там были введены казематные галереи по принципу Дюрера, как, например, в Кюстрине, укрепленном в 1537— 1558 гг., и в Юлихе, укрепленном несколько лет спустя инженером, известным под именем мастера Иоганна. Но первый, кто совершенно вырвался из оков итальянской школы и обосновал принципы, на которых были основаны все последующие системы бастионных укреплений, был Даниэль Спекль, инженер города Страсбурга (умер в 1589 г.). Его главные принципы были следующие: 1) Крепость становится тем сильнее, чем больше сторон имеет многоугольник, образующий ограду, так как благодаря этому разные стороны способны давать лучшую поддержку друг другу; следовательно, чем ближе очертания укреплений, требующих защиты, подходят к прямым линиям, тем лучше. Таким образом, принцип, который выставлял Кормонтэнь с большим показом математической учености, как оригинальное открытие, был прекрасно известен Спеклю на 150 лет раньше. 2) Остроугольные бастионы плохи; плохи также и тупоугольные; выступающий угол должен быть прямым. Будучи правым в своей оппозиции к острым выступающим углам (ныне самым допустимо малым выступающим углом обыкновенно считается угол в 60°), он, благодаря пристрастию своей эпохи к прямоугольным выступам, был враждебно настроен и к тупым выступам, которые являются в действительности чрезвычайно выгодными и неизбежными в многоугольниках с большим количеством сторон. В сущности, это отрицание тупых углов было, по-видимому, уступкой предрассудкам своей эпохи, так как чертежи того, что он считал наиболее сильной стороной своего метода фортификации, все имеют тупоугольные бастионы. 3) Итальянские бастионы слишком малы, бастион должен быть большим. Вследствие этого бастионы Спекля больше бастионов Кормонтэня. 4) Кавальеры необходимы в каждом бастионе и на каждой куртине. Это явилось следствием способа осады в его время, при котором высокие кавальеры в траншеях играли большую роль. Но по предположению Спекля цель кавальеров была большей, чем оказание простого сопротивления; они являются настоящими купюрами (coupures), которые заранее строились внутри бастионов, образуя вторую линию обороны, после того как ограда уже прорвана и взята штурмом. Таким образом, заслуга превращения кавальеров в постоянные купюры, обыкновенно приписываемая Вобану и Кормонтэню, принадлежит в действительности Спеклю. 5) По крайней мере часть фланка или — еще лучше — весь фланк бастиона в целом должен быть перпендикулярен к линии защиты, а самый фланк должен быть сооружен на месте пересечения линии обороны с куртиной. Таким образом, и этот важный принцип, открытие которого, как утверждают, составляет существеннейшую часть славы французского инженера Пагана, был открыто провозглашен за 70 лет до него. 6) Казематные галереи необходимы для защиты рва; вследствие этого Спекль располагает их и на лицевых сторонах (faces) и на фланках бастиона, но только для пехоты; если бы он сделал их достаточно вместительными для артиллерии, то в этом отношении достиг бы самых последних усовершенствований. 7) Чтобы стать полезным, равелин должен быть как можно более обширным; соответственно этому равелин Спекля является самым большим, который когда-либо до этого времени предлагался. Усовершенствования Вобана, сравнительно с Паганом, только частью, а усовершенствования Кормонтэня, сравнительно с Вобаном, почти исключительно состоят в последовательном увеличении равелина; но равелин Спекля значительно больше даже равелина Кормонтэня. 8) Крытый ход должен быть укреплен насколько возможно больше. Спекль был первым, понявшим громадное значение крытого хода и соответственно этому его укрепившим. Гребень гласиса и контрэскарпа были устроены en cremaillere (зубчатым, наподобие, лезвия пилы) для того, чтобы сделать недействительным продольный огонь. Кормонтэнь опять-таки заимствовал эту идею у Спекля, но он сохранил траверсы (короткие валы через крытый ход для защиты от продольного огня), которые отвергал Спекль. Современные инженеры обычно приходят к тому заключению, что план Спекля лучше плана Кормонтэня. Кроме того, Спекль был первым, поставившим артиллерию на плацдармы крытого хода. 9) Ни одна часть каменной кладки не должна быть открыта взору неприятеля и его прямому огню, так что его осадные орудия не могли быть установлены раньше, чем он достиг гребня гласиса. Этот наиболее важный принцип, хотя и установленный Спеклем уже в XVI веке, не был введен вплоть до Кормонтэня; даже Вобан открывает значительную часть своей каменной кладки (см. С на чертеже 2). В этом кратком обзоре идей Спекля не только содержатся, но и отчетливо выражены основные принципы всей новейшей бастионной фортификации, и его система, которая еще и теперь может дать очень хорошие оборонительные укрепления, является действительно замечательной, если принять во внимание время, в которое он жил. Нет ни одного знаменитого инженера во всей истории новейшей фортификации, про которого можно было бы сказать, что он не заимствовал некоторые из своих лучших идей из этого великого первоначального источника бастионной обороны. Практическое применение инженерного искусства Спекля выразилось в постройке крепостей Ингольштадта, Шлетштадта, Гагенау, Ульма, Кольмара, Базеля и Страсбурга — все они были укреплены под его руководством.

Приблизительно в эту же эпоху борьба Нидерландов за независимость способствовала возникновению другой школы фортификации. Голландские города, от старых каменных стен которых трудно было ожидать сопротивления при правильно организованной атаке, надо было укрепить против испанцев; однако не было ни времени, ни денег для сооружения высоких каменных бастионов и кавальеров по итальянской системе. Но характер местности предоставил здесь другие возможности. Благодаря малому возвышению страны над уровнем океана, голландцы, сведущие в постройке каналов и плотин, смогли доверить свою защиту воде. Их система была точной копией итальянской: широкие и мелкие рвы с водой шириной от 14 до 40 ярдов; низкие валы без всякой каменной облицовки, но прикрытые еще более низким выдающимся вперед валом (fausse-braie) для лучшей обороны рва; многочисленные наружные укрепления во рву, — такие, как равелины, полумесяцы (равелины перед выступами бастиона), горнверки (horn-work) и кронверки (crown-work)*, и, наконец, лучшее использование свойств местности, чем у итальянцев. Первым городом, полностью укрепленным посредством земляных укреплений и рвов с водою, была Бреда (1533 г.). Впоследствии голландский метод подвергся некоторым усовершенствованиям; узкая полоса эскарпов была выложена камнем, так как наполненные водою рвы, замерзая зимой, легко были переходимы неприятелем; во рву были построены плотины и шлюзы для того, чтобы можно было впустить воду в тот момент, когда неприятель начнет подбираться по сухому дну; и, наконец, были построены шлюзы и запруды для систематического наводнения местности вокруг подножия гласиса. Авторами этого старого голландского метода фортификации являются Маролуа (1627 г.), Фрейтаг (1630 г.), Фелькер (1666 г.) и Мельдер (1670 г.). Попытка применения принципов Спекля к голландской система была сделана Шейтером, Нейбауэром, Гейдеманом и Геером (все между 1670 и 1690 гг., и все они немцы).

· * Горнверк—это бастионный фронт, включающий два полубастиона, куртину и равелин, выдвинутый перед главным рвом и прикрытый с каждой стороны прямой линией вала и рва, которая проведена параллельно фасам главных бастионов пояса так, чтобы быть полностью фланкированной их огнем. Кронверк состоит из двух таких выдвинутых фронтов (одного бастиона с двумя полубастионами на флангах); двойной кронверк имеет три фронта. Для того чтобы главный ионе укреплений мог командовать над всеми этими укреплениями, необходимо, чтобы их вал был ниже вала главного пояса укрепления, по крайней мере настолько, насколько ниже вал равелина. Введение таких внешних укреплений — конечно, являвшихся исключениями,— указывалось самой природой местности.

Из всех различных школ фортификации французская школа пользовалась наибольшей известностью; ее основные положения нашли себе большее практическое применение в существующих до сего времени крепостях, чем все принципы остальных школ, вместе взятых. И все же нет другой школы, более бедной собственными идеями. Во всей французской школе нет ни одного нового укрепления, ни одного нового принципа, который не был бы заимствован у итальянцев, голландцев или немцев. Но большой заслугой французов является сведение фортификационного искусства к точным математическим правилам, симметрически-пропорциональное сочетание различных линий и приспособление научной теории к разнообразным условиям местности, предназначенной к укреплению.

Эррар де Бар-ле-Дюк (1594 г.), обычно называемый отцом французской фортификации, не имеет основания так именоваться; его фланки образуют острый угол по отношению к куртине и являются еще более неудовлетворительными, чем фланки итальянцев. Более значительное имя—это Патан (1645 г.). Он был первым, который ввел во Франции и популяризовал принцип Спекля, состоящий в том, что фланки должны быть перпендикулярны к линии обороны. Его бастионы обширны, пропорции между длиной фасов, фланков и куртин очень хороши, линии защиты никогда не бывают длиннее 240 ярдов, так что весь ров в целом, за исключением крытого хода, находится в сфере мушкетного огня с фланков. Его равелин больше итальянского и имеет в своей горже редюит (reduit) — особое укрепление, для того, чтобы продолжать сопротивление, когда его вал уже взят. Паган прикрывает фасы бастионов отдельным узким укреплением во рву, называемым контргардом, — укреплением, которое уже применялось голландцами (немец Диллих первый, по-видимому, ввел его). Его бастионы имеют двойные валы по фасам, второй из них служит купюром, но ров между двумя валами остается совершенно без флангового огня. Тот, кто поставил французскую школу на первое место в Европе, это — Вобан (1633—1707 гг.), маршал Франции. Хотя его настоящая военная слава относится к двум великим изобретениям в области осады крепостей (рикошетный огонь и параллели), тем не менее он более известен как строитель крепостей. То, что мы сказали о французской школе вообще, в полной мере относится и к методу Вобана. Мы видим в его конструкции все разнообразие форм, какое только совместимо с бастионной системой; но среди них нет ни одной оригинальной, — еще в меньшей мере имеются у него попытки принять другие формы, кроме бастионной. Но сочетание деталей, пропорции линий, профили и применение теории к постоянно меняющимся требованиям местности так искусны, что они кажутся совершенством по сравнению с работами его предшественников, и поэтому можно сказать, что научная и систематизированная фортификация берет свое начало от него. Хотя Вобан не написал ни строчки о своем методе фортификации, но из большого числа крепостей, им построенных, французские инженеры пытались вывести теоретические правила, которым он следовал, и, таким образом, были установлены три метода, называемые первой, второй и третьей системой Вобана.

Чертеж 1 дает первую систему в наиболее упрощенном виде. Главные размеры были: наружная сторона многоугольника, от вершины одного бастиона до вершины другого — 300 ярдов (в среднем); посредине этой линии — перпендикуляр "альфа-бета" равняется 1/6 первой; от точек а" и а' через ^ проходят линии защиты a" d' и а' е". 2/7 линии а" а', исходящие от точек а" и а', но отмеренные на линиях защиты, дают лицевые стороны (фасы) а" с" и a' b'. От плечевых точек с" и b' дуги с радиусом с" d' или b' е", проведенные между линиями защиты, дают фланки b' d' и с" е". Черта е" d' — куртина. Линия рва такова: дуга, проведенная радиусом в 30 ярдов от вершины бастиона и удлиненная при помощи касательных, проведенных к ней от плечевых точек прилежащих бастионов, дает контрэскарп. Равелин образуется так: от точки куртины е" радиусом e" у (у — точка, которая лежит на противоположной лицевой стороне, в 11 ярдах выше плечевой точки) тянется дуга yo до тех пор, пока она не пересечет продолжение перпендикуляра "альфа-бета"; это и является вершиной равелина; хорда только что описанной дуги образует фас равелина; линия фаса продолжается от вершины равелина до тех пор, пока она не достигнет продолжения касательной, образуя контрэскарп главного рва; горжа равелина тоже фиксируется этой линией так, что весь ров в целом остается свободным для флангового огня. Впереди куртины — и только здесь — Вобан сохранил голландский fausse-braie (выдвинутый вперед вал); это было уже сделано до него итальянцем Флориани, и это новое укрепление было названо теналем (tenaille). Его фасы шли по линии защиты. Ров впереди равелина был шириной в 24 ярда; контрэскарп был параллелен фасам равелина, а вершина закруглена. Этим путем Вобан достиг того, что его бастионы были обширны и хорошо держали фланковые выпуклые углы в сфере мушкетного огня; но простота этих бастионов делает защиту всей крепости невозможной, коль скоро разбита лицевая сторона одного бастиона. Его фланки не так хороши, как у Спекля или Пагана, образуя острый угол с линией обороны; но он устраняет второй и третий ярус неприкрытых орудий, которые фигурируют на большинстве итальянских и более ранних французских фланках и которые никогда не были особенно полезны. Теналь предназначен для усиления обороны рва пехотным огнем и для прикрытия куртины от прямого разрушительного огня с гребня гласиса; но это было сделано очень неудовлетворительно, так как перед осадными батареями неприятеля, помещенными во вдающихся плацдармах (п, чертеж 1), вполне открывается вид на часть куртины, ближайшей к фланку е. Это является большой слабостью, так как прорыв в этом месте дает возможность обойти все купюры, приготовленные в бастионе в качестве второй линии обороны. Это происходит от того, что равелин все еще слишком мал. Крытый ход, построенный без зубцов (cremailleres), но с траверсами, гораздо слабее, чем у Спекля: траверсы мешают не только неприятелю обстреливать крытый ход продольным огнем, но также и защитникам. Сообщения между различными укреплениями в общем хороши, но все же недостаточны для энергичных вылазок. Профили — такого размера, который до сих пор принят повсеместно. Но Вобан все еще держался системы облицовки всей наружной стороны вала камнем, так что эта каменная кладка была открыта, по крайней мере, на 15 футов в высоту. Эта ошибка повторяется во многих крепостях Вобана, и, однажды допущенная, может быть исправлена только путем огромных затрат, путем расширения рва перед фасами бастионов и построения земляных сооружений в виде контргардов для прикрытия каменной кладки. В продолжение большей части своей жизни Вобан следовал своему первому методу; но после 1680 г. он ввел два других метода, целью которых было дать возможность продолжать защиту уже после того, как в бастионе произведена брешь. Для этой цели он заимствовал идею Кастриотто, предлагавшего модернизировать старую башню и крепостную стену, соорудив отдельные изолированные бастионы во рву, против башен. С этим согласуются второй и третий методы Вобана. Равелин также делается большим, каменная кладка прикрывается несколько лучше; башни снабжаются казематами, но не в достаточном количестве; недостаток, состоящий в том, что куртина может быть разрушена на участке между бастионом и теналем, остался и отчасти делает силу изолированных бастионов просто иллюзорной.

Тем не менее Вобан считал свои второй и третий методы очень сильными. Когда он вручил Людовику XIV план укреплений Ландау (по второй системе), он сказал: «Ваше величество, вот крепость, для взятия которой будет недостаточно всего моего искусства». Но это не предохранило Ландау от трехкратного падения при жизни Вобана (1702, 1703, 1704 гг.) и еще раз вскоре после его смерти (1713 г.).

Ошибки Вобана были исправлены Кормонтэнем, метод которого может считаться совершенством бастионной системы. Кормонтэнь (1696—1752 гг.) был генералом инженерных войск. Его более обширные бастионы допускают постройку постоянных купюр и второй линии обороны; его равелины были почти так же велики, как у Спекля, и совершенно закрывали ту часть куртины, которую Вобан оставлял открытой. В многоугольниках с восемью и более сторонами его равелины так далеко выступали вперед, что их огонь достигал тыла сооружений, построенных для осады ближайшего бастиона, как только враг достигал гребня гласиса. Для того, чтобы этого избегнуть, надо было взять два равелина, прежде чем можно было разбить один бастион. Эта взаимная поддержка больших равелинов становится тем более действительной, чем больше линия, подлежащая защите, приближается к прямой. Входящий плацдарм был усилен редюитом. Гребень гласиса имеет зубчатую форму (en cremaillere), как и у Спекля, но траверсы сохранились. Профили очень хороши, и каменная кладка всегда прикрыта спереди земляными укреплениями. С Кормонтэнем кончается французская школа, поскольку под ней подразумевается система бастионной защиты с наружными укреплениями во рву. Сравнение постепенного развития бастионной фортификации от 1600 до 1750 г. и ее конечных результатов, как они выражены у Кормонтэня, с принципами Спекля, изложенными выше, поможет яснее показать изумительный гений этого немецкого инженера; ибо, хотя количество внешних укреплений во рву чрезвычайно увеличилось, все же в продолжение всех этих 150 лет не было открыто еще ни одного значительного принципа, который бы не был уже ясно и отчетливо провозглашен Спеклем.

После Кормонтэня школа инженеров в Мезьере (около 1760 г.) сделала несколько легких изменений в его системе, из которых главным было возвращение к старому правилу Спекля, что фланки должны быть перпендикулярны к линиям защиты. Но главный пункт, который отличает школу Мезьера, — это то, что сторонники ее впервые строят внешние укрепления впереди крытого хода. На участках, особенно открытых для нападения, они ставят у подножия гласиса, впереди головной части бастиона, отдельный равелин, называемый люнетом, и, таким образом, впервые приближают крепость к новейшей системе постоянных укрепленных лагерей. В начале XIX века Бусмар, французский эмигрант, служивший в Пруссии и убитый под Данцигом в 1806 г., все еще пробовал улучшить Кормонтэня; его идеи довольно сложны, и наиболее замечательным в них является то, что его равелин, который очень велик, настолько выдвигается к подножию гласиса, что занимает в известной мере место и выполняет функции только что описанного люнета.

Голландский инженер, современник Вобана, не раз являвшийся его достойным противником в крепостной войне, барон Кугорн, дал дальнейшее развитие старому голландскому методу фортификации. Его система дает более сильную оборону, даже по сравнению с системой Кормонтэня, благодаря искусному сочетанию сухих и наполненных водой рвов, большей возможности для вылазок, благодаря превосходным сообщениям между отдельными укреплениями, искусным редюитам и купюрам в равелинах и бастионах. Кугорн, большой поклонник Спекля, является единственным значительным инженером, достаточно честным для того, чтобы признаться, чем он обязан последнему.

Мы видели, что уже до введения бастионов Альбрехт Дюрер применял капониры, чтобы усилить фланговый огонь. В своем укрепленном четырехугольнике он защиту рва возлагает целиком на эти капониры; по углам форта нет башен, это — гладкий четырехугольник, лишь с выступающими углами.

Создателем так называемой многоугольной фортификации надо считать Дюрера. Она состоит в таком устройстве ограды многоугольника, чтобы она (ограда) совершенно совпадала с его геометрическими очертаниями, чтобы крепость имела только выпуклые углы и ни одного входящего и чтобы ров был фланкирован капонирами. С другой стороны, ограда в форме звезды, в которой выпуклые углы последовательно чередуются с входящими и в которой каждая линия является в одно и то же время и фланком и лицевой стороной, фланкирующей ров следующей линии в части, прилежащей к входящему углу, и командующей над полем в части, ближайшей к исходящему углу, — такое очертание создает тональную фортификацию. Эту форму предлагали итальянцы старой школы и часть старых представителей немецкой школы, но развилась она лишь много лет спустя. Система Георга Римплера (инженер на службе у германского императора, был убит при защите Вены против турок в 1683 г.) является промежуточной между бастионной и тональной системой. То, что он называет промежуточными бастионами, составляет в действительности превосходную линию теналей. Он энергично выступал против открытых батарей, имеющих впереди лишь простую земляную насыпь, и настаивал на том, чтобы батареи, всюду, где это возможно, помещались в казематах, особенно — на фланках, где два или три ряда хорошо прикрытых орудий имели бы, таким образом, гораздо больший эффект, чем два или три ряда орудий на открытых фланковых батареях, никогда не имеющих возможности действовать одновременно. Он также настаивал на устройстве батарей, т. е. reduits (редюитов), на плацдармах крытого хода, что и приняли Кугорн и Кормонтэнь, и особенно на двойной и тройной линии обороны позади выступающих углов ограды. В этой части его система является замечательной, как опередившая свое время; весь его пояс состоит из отдельных фортов, каждый из которых приходится брать совершенно отдельно, а большие защитные казематы используются им способом, который напоминает нам почти до деталей применение их в совсем недавних-сооружениях в Германии. Нет никакого сомнения, что Монталамбер настолько же обязан Римплеру, насколько бастионная система XVII и XVIII веков обязана Спеклю. Автором, который вполне доказал преимущества теналей перед бастионной системой, был Ландсберг (1712 г.); но мы зашли бы слишком далеко, если бы стали разбираться в его аргументах или описывать его фортификационную схему. Из длинной серии искусных немецких инженеров, которые следовали за Римплером и Ландсбергом, мы можем назвать мекленбургского полковника Буггенгагена (1720 г.), изобретателя блокгаузных траверсов или траверсов, полых внутри и приспособленных для казематного мушкетного огня, затем вюртембергского майора Герборта (1734 г.), изобретателя защитных бараков, т. е. больших бараков, расположенных в горже выдвинутых вперед укреплений и укрытых от навесного огня, с казематами, снабженными бойницами в сторону ограды, а в сторону города — помещениями и складами. Оба эти сооружения применяются теперь очень широко.

Таким образом, мы видим, что немецкая школа, почти за единственным исключением — Спекля, была с начала своего возникновения противницей бастионов, замены которых она искала, главным образом, в теналях, и что в то же время она пыталась ввести лучшую систему внутренней обороны, главным образом путем применения казематных галерей, которые опять-таки считались верхом абсурда французскими инженерными авторитетами. Однако один из величайших инженеров, которых когда-либо имела Франция, маркиз де-Монталамбер (1713—1799 гг.), генералмайор от кавалерии, перешел с барабанным боем и развевающимися знаменами в лагерь немецкой школы, к величайшему ужасу всего французского инженерного корпуса, который вплоть до настоящего времени порицает каждое написанное им слово. Монталамбер жестоко раскритиковал недостатки бастионной системы: неудовлетворительность ее флангового огня, почти полную вероятность для противника того, что если его снаряды не попали в намеченную первую линию, то они произведут разрушения в одной из других линий; недостаточную защиту от навесного огня, полную бесполезность куртины в отношении ведения огня, невозможность иметь хорошие большие купюры в горжах бастионов, доказанную тем фактом, что ни одна крепость того времени не имела тех разнообразных постоянных купюр, которые предлагались теоретиками этой школы, и, наконец, слабость, плохую связь и недостаток взаимной поддержки внешних укреплений. Поэтому Монталамбер предпочитал или систему теналей, или многоугольников. В обоих случаях главная часть крепости состояла из ряда казематов, с одним или двумя рядами орудий; каменная кладка казематов была прикрыта от прямого огня контргардом или земляным кувр-фасом (couvre-face), идущим вокруг и имеющим впереди второй ров; этот ров фланкировался казематами, находящимися во входящих углах куврфаса, прикрытыми парапетом редюита или люнета во вдающемся плацдарме. Вся система базировалась на принципе создания, при помощи расположенных в казематах орудий, такого сильного огня по неприятелю в тот момент, когда он достиг гребня гласиса или кувр-фаса, чтобы он при всем желании не мог установить свои брешь-батареи. Он утверждал вопреки единодушному отрицательному мнению французских инженеров, что казематы могли бы выполнить это, и впоследствии даже скомбинировал системы круговой и тенальной фортификаций, в которых были отвергнуты все земляные укрепления и вся защита была вверена высоким казематам, в которых батареи были расположены в 4—5 этажей; каменная кладка этих казематов должна была защищаться только огнем их батарей. Таким путем он в своей круговой системе пытается сосредоточить огонь 348 орудий на любом пункте, лежащем на расстоянии 500 ярдов от крепости, и рассчитывает, что такое громадное превосходство огня исключает вопрос о возможности установления противником осадных батарей. Однако в этом он не нашел себе последователей, за исключением случаев постройки той стороны береговых фортов, которая обращена к морю; невозможность разбить с судов сильные валы с казематами была отлично продемонстрирована при бомбардировке Севастополя. Превосходные форты Севастополя, Кронштадта, Шербурга и новые батареи при входе в Портсмутскую гавань (Англия), а также почти все современные форты, защищающие гавани против флота, построены по принципу Монталамбера. Частично неприкрытая каменная кладка максимилиановских башен в Линце (Австрия) и редюитов отдельных фортов Кельна является подражанием менее удачным проектам Монталамбера. При укреплении крутых высот (например, Эренбрейтштейн в Пруссии) иногда допускаются не покрытые землей каменные форты, но какое сопротивление они в состоянии будут оказать, — это выяснится на основании действительного опыта.

Тенальная система никогда, поскольку мы, по крайней мере, знаем, не находила себе практического применения, но система многоугольников (полигональная) находится в большом почете в Германии и была применена там к большинству современных сооружений, в то время как французы упорно цепляются за кормонтэневские бастионы. Ограда в системе многоугольника представляет собой гладкий земляной вал с обложенным камнем эскарпом и контрэскарпом, с большими капонирами посередине водоемов и с большими оборонительными бараками за валом, прикрытыми им для того, чтобы служить купюрами. Подобные же оборонительные бараки сооружались также в качестве купюр и во многих бастионных укреплениях, чтобы закрыть горжи бастионов, причем вал служил контргардом, защищающим каменную кладку от дальнего огня. Однако из всех предложений Монталамбера система отдельных фортов имела наибольший успех и открывала новую эру не только в фортификации, но также и в способах нападения на крепость, в ее обороне и даже в общей стратегии. Монталамбер предложил окружать большие крепости, лежащие в важных пунктах, одиночной или двойной цепью малых фортов, расположенных на командующих высотах, — фортов, которые, будучи внешне изолированными, могли бы поддерживать друг друга при помощи своего огня и, при той легкости, которую они представляли для больших вылазок, сделали бы бомбардировку самой крепости невозможной, а в случае нужды могли бы образовать укрепленный лагерь для войск. Вобан уже ввел постоянные укрепленные лагери под защитой крепостных орудий, но их укрепления состояли из длинных непрерывных линий, которые, будучи прорваны в одном пункте, целиком попадали во власть неприятеля. Но укрепленные лагери Монталамбера были способны на гораздо большее сопротивление, так как каждый форт нужно было брать в отдельности, и прежде чем, по крайней мере, три или четыре из них не были взяты, противник не мог начать осадные работы против самой крепости. Кроме того, осада каждого из этих фортов могла быть прервана в любое время гарнизоном или, вернее, армией, расположенной лагерем позади фортов, и, таким образом, обеспечивалось сочетание активной полевой войны с регулярной крепостной, что должно было еще более усилить оборону. После того как Наполеон водил свои армии за сотни миль по неприятельским странам, никогда не обращая внимания на крепости, которые все были построены по старой системе, и после того как, в свою очередь, союзники (1814—1815 гг.) прошли прямо на Париж, оставив почти без внимания в тылу у себя тройной пояс крепостей, которыми Вобан наделил Францию, — тогда стало очевидно, что система фортификации, которая ограничивала свои внешние укрепления теми, которые находились в главном рву, или в лучшем случае доводила их только до подножия гласиса, устарела. Такие крепости уже потеряли свою притягательную силу для больших армий новейших времен. Их вредоносное действие не простиралось дальше пределов действия их пушек. Таким образом, стало необходимым найти новые способы, чтобы сломить стремительное продвижение современных вторгающихся армий, и здесь стала широко применяться система отдельных фортов Монталамбера. В частности, Кельн, Кобленц, Мец, Раштадт, Ульм, Кенигсберг, Познань, Линц, Пескьера и Верона были превращены в большие укрепленные лагери, способные вместить от 60000 до 100000 человек, но могущие обороняться, в случае необходимости, и гораздо меньшими гарнизонами. В то же время тактические преимущества укрепляемой местности оттеснялись на задний план стратегическими соображениями, которые отныне решали вопрос о месте постройки крепости. Укреплялись лишь такие места, которые могли прямо или косвенно остановить наступление победоносной армии и которые, будучи сами по себе значительными городами, давали большие преимущества армии, являясь центром материальных ресурсов целых провинций. Выбиралось по преимуществу местоположение на больших реках, в особенности — при слиянии двух значительных рек, так как это принуждало наступающую армию разделять свои силы. Ограда была максимально упрощена, а наружные укрепления рва почти совершенно уничтожены; считалось достаточным иметь ограду, способную выдержать случайные атаки. Основное поле для сражения лежало вокруг отдельных фортов, а они защищались не столько огнем со своих валов, сколько при помощи вылазок гарнизона самой крепости. Самой большой крепостью, построенной по этому плану, является Париж; он имеет простую бастионную ограду с бастионными фортами, которые почти все четырехугольные; во всей его фортификации нет наружных укреплений, нет даже ни одного равелина. Несомненно, что оборонительная сила Франции выиграла на 30% благодаря этому новому огромному укрепленному лагерю, достаточно вместительному, чтобы дать убежище даже .трем разбитым армиям. Благодаря этому усовершенствованию различные методы фортификации много потеряли в своем значении; наиболее дешевый способ будет теперь наилучшим, так как оборона базируется ныне не на пассивной системе выжидания за стенами, пока неприятель не начнет вести осадные работы, чтобы затем открыть по ним канонаду, но на активной системе путем собственного перехода в наступление при помощи сконцентрированной силы гарнизона против разделенных по необходимости сил осаждающего.

II. Осада. Искусство ведения осады было доведено до известного совершенства греками и римлянами. Они пытались разбивать стены крепостей при помощи таранов и приближались к стенам под защитой хорошо укрытых сверху галерей, а в некоторых случаях при помощи высокого сооружения, которое превосходило своей высотой стены и башни и давало возможность безопасного подхода штурмующим колоннам. Введение пороха покончило с этими изобретениями; так как крепости имели отныне более низкие валы, но зато дальний обстрел, то подступ велся при помощи траншей, шедших зигзагами или по кривой линии в направлении к гласису; при этом в различных местах устанавливали батареи, для того чтобы по возможности заставить замолчать орудия осаждаемых и разрушить их каменные сооружения. Как только осаждающие достигали гребня гласиса, то сооружали высокий окопный кавальер, чтобы командовать над бастионами и их кавальерами, а затем разрушительным огнем закончить пролом и подготовить приступ. Обыкновенно атакуемым пунктом являлась куртина. Однако в этом способе атаки не было определенной системы, пока Вобан не ввел свои параллели рикошетного огня и не систематизировал процесс осады по способу, который применяется даже теперь и все еще именуется вобановской атакой. Осаждающий, обложив крепость со всех сторон достаточными силами и выбрав участок, подлежащий атаке, ночью начинает копать первую параллель (все осадные работы производятся преимущественно ночью) на расстоянии 600 ярдов от крепости. Траншея, параллельная сторонам осажденного многоугольника, ведется, по крайней мере, вокруг трех из этих сторон и фронтов; земля, выбрасываемая в сторону неприятеля и подпираемая по сторонам рва при помощи габионов (корзины из ивняка, наполненные землею), образует род парапета против огня из крепости. В этой первой параллели устанавливаются рикошетные батареи для стрельбы вдоль длинных линий атакуемых фронтов. Если предметом осады является бастионный шестиугольник, то нужны рикошетные батареи для обстрела продольным огнем фасов двух бастионов и трех равелинов, в общем—по батарее на каждый фас. Эти батареи стреляют так, чтобы перебросить снаряды через парапет укреплений вдоль всего протяжения фасов, беря их во фланг, поражая людей и орудия. Подобные же батареи устанавливаются для продольного обстрела отдельных участков крытого хода, а мортиры и гаубицы — для поражения бомбами внутренней части бастионов и равелинов. Все эти батареи находятся под прикрытием земляных парапетов. В то же самое время, в двух или более местах, роют зигзагообразные окопы по направлению к крепости, стараясь избежать продольного огня со стороны города; и как только появляются признаки ослабления крепостного огня, начинают вести вторую параллель, на расстоянии приблизительно 350 ярдов от укреплений. Здесь устанавливаются батареи для подбития пушек крепости. Они служат для того, чтобы совершенно разрушить артиллерию и амбразуры на фасах крепости; таким образом, получается восемь фасов для атаки (два бастиона и их равелин и внутренние фасы примыкающих равелинов), для каждого из которых имеется по батарее, установленной параллельно атакуемым фасам, а каждая амбразура устраивается как раз напротив амбразур крепости. От второй параллели протягиваются по направлению к городу новые зигзаги; в 200 ярдах строится полупараллель, образуя новые ответвления зигзагов, вооруженных мортирными батареями, и, наконец, у подножия гласиса образуется третья параллель. Она снабжается тяжелыми мортирными батареями. К этому времени огонь со стороны крепости почти совершенно замолкает, и начинают вестись к гребню гласиса подходы (approaches) по кривым или ломаным линиям, чтобы избегнуть рикошетного огня; эти аппроши выходят против вершины двух бастионов и равелина. В выступающем плацдарме устраивают затем ложемент, или окоп с насыпью, чтобы иметь возможность обстрела рва огнем пехоты. Если противник активен и смел в своих вылазках, то появляется необходимость в создании четвертой параллели, соединяющей все выступающие плацдармы по гласису. В противном случае подкоп ведется от третьей параллели к входящим плацдармам и венцу гласиса или заканчивается прорытие траншеи на гребне гласиса вдоль всего крытого хода. Затем в этом couronnement (венке) ставятся контрбатареи для того, чтобы заставить замолчать огонь фланков, который действует вдоль рвов, а затем — брешь-батареи против вершины и фасов бастионов и равелина. Против пунктов, подлежащих разрушению, строится минная галерея, которая идет из траншеи через гласис и контрэскарп в ров; контрэскарп взрывается, и сооружается новый окоп через ров к подножию пролома, прикрытый парапетом с той стороны, откуда угрожает продольный огонь. Как только закончены пролом и проход во рву, начинается штурм. Это — в том случае, если ров сухой; через ров с водой строится плотина из фашин, также прикрытая парапетом со стороны фланка смежного бастиона. Если после взятия бастиона обнаружится в тылу новый ретраншмент или купюра, то устраивается ложемент, устанавливаются новые батареи у пролома, и производятся, новый пролом, спуск и переход рва и снова штурм. В среднем сопротивление бастионного шестиугольника, построенного по первому методу Вобана, против такой осады рассчитано на срок от 19 до 22 дней, если нет купюров, и от 27 до 28 дней, если крепость снабжена ими. Укрепление, построенное по способу Кормонтэня, могло продержаться 25 или, соответственно, от 35 до 37 дней.

III. Полевая фортификация. Устройство полевых укреплений так же старо, как и существование армий. Древние армии были даже большими знатоками этого искусства, чем современные. Римские легионы, будучи вблизи неприятеля, укрепляли свой лагерь каждую ночь. В течение XVII и XVIII веков мы также видим очень широкое применение полевых укреплений, а в войнах Фридриха Великого пикеты на аванпостах обычно устраивали редан с легким профилем. И все же даже тогда,— а теперь в еще большей степени, — возведение полевых укреплений ограничивалось усилением некоторых, заранее выбранных позиций, исходя из определенных возможностей во время кампании. Таковы лагерь Фридриха Великого в Бунцельвице, веллингтоновские линии у Торрес-Ведрас, французские линии у Вейсенбурга и австрийские укрепления перед Вероной в 1848 г. При таких условиях полевые укрепления могут оказывать значительное влияние на исход кампании, давая возможность более слабой армии с успехом противостоять превосходящему ее противнику. Первоначально укрепленные линии были непрерывными, как, например, в вобановских долговременных укрепленных лагерях. Но в силу недостатка, заключающегося в том, что в случае прорыва и захвата линии в одном пункте вся она оказывалась бесполезной, лагери теперь повсеместно состоят из одной или большего числа линий отдельных редутов, которые фланкируют друг друга своим огнем и дают возможность войскам напасть на неприятеля через промежутки, как только огонь с редутов ослабил напор его атаки. Это — главное применение полевых укреплений; но они применяются также самостоятельно, как предмостные укрепления, чтобы защищать подступы к мосту или преграждать важные проходы небольшим частям неприятеля. Опуская все более причудливые формы укреплений, которые теперь являются устаревшими, заметим, что подобного рода укрепления должны состоять из укреплений открытых или закрытых в горже. Первыми будет или редан (два парапета, составляющих угол по направлению к неприятелю со рвом впереди), или люнет (редан с короткими флангами). Последний может быть закрыт в горже частоколом. Главным закрытым полевым укреплением, ныне применяющимся, является четырехугольный редут, представляющий правильный или неправильный четырехугольник, обнесенный вокруг рвом и парапетом. Парапет делается такой же высоты, как и в постоянных укреплениях (7—8 футов), но не такой толстый, так как он рассчитан только на сопротивление полевой артиллерии. Так как ни одно из этих укреплений не имеет само по себе флангового огня, то они должны быть так расположены, чтобы фланкировать друг друга ружейным огнем. Для того чтобы сделать фланговый огонь более действительным и усилить всю линию, повсюду принята схема, заключающаяся в том, что образуется укрепленный лагерь при помощи ряда четырехугольных редутов, фланкирующих друг друга, а также линии простых реданов, расположенных впереди интервалов между двумя редутами. Такой лагерь был создан у Коморна, южнее Дуная, в 1849 г. и оборонялся венгерцами в продолжение двух дней против значительно превосходившей их армии.

Армии Европы

Война, свирепствовавшая в течение последних двух лет на берегах Черного моря, привлекла особое внимание к 2 миллионам вооруженных людей, содержимых Европой даже в мирное время, — число, которое, быть может, очень скоро увеличится вдвое. Если — что почти несомненно — война продолжится, то мы в непродолжительном времени будем свидетелями того, что 4 миллиона солдат будут втянуты в активные операции на театре военных действий, который от моря до моря растянется по всему европейскому континенту.

В силу этого характеристика не только тех армий, которые доселе были втянуты в восточный конфликт, но и остальных более значительных европейских армий не может не заинтересовать наших читателей, особенно потому, что по эту сторону Атлантического океана, к счастью, еще не было таких войсковых масс, которые по своим размерам могли бы хоть сколько-нибудь сравниться даже с второстепенными армиями Европы, так что о структуре подобных организаций американские граждане, не получившие специальной подготовки, имеют лишь смутное представление.

Того ревнивого отношения, которое в прежнее время заставляло каждую державу окружать тайной свою армию, более не существует. Странное дело, даже в государствах, наиболее враждебных гласности, в которых все гражданские ведомства до сегодняшнего дня окутаны густой пеленой мрака, необходимого абсолютизму, организация армий отлично известна всем гражданам. Публикуются официальные сведения об армии, в которых указывается не только деление вооруженных сил на корпуса, дивизии, бригады, полки, батальоны и эскадроны, но и расположение этих частей, а также число и имена командующих ими офицеров. На крупные смотры не только допускаются, но прямо приглашаются иностранные офицеры, им предлагают высказать свои критические замечания, происходит обмен наблюдениями, ведется серьезная дискуссия о различных установлениях и изобретениях каждой армии, и таким образом в этой области царит гласность, которая удивительным образом противоречит многим другим наиболее характерным чертам того же правительства. Любое военное министерство в Европе может теперь сохранить в тайне разве только несколько рецептов химических составов вроде ракет или фузеев, но и о них очень скоро разузнают или они делаются устаревшими благодаря новым изобретениям; так, например, британский ракетный состав был вытеснен военной ракетой г. Хейля, которая была принята в североамериканской армии, а теперь усвоена также и английской.

В результате такой гласности военные министерства всех цивилизованных государств образуют в мирное время нечто вроде обширного военного комитета, цель которого — обсуждать все предлагаемые нововведения и дать возможность каждому из своих членов использовать опыт остальных. Таким образом, выяснилось, что уставы, организация и общее управление почти всех европейских армий приблизительно одинаковы, и в этом смысле можно сказать, что качественно любая армия не уступает другой. Но национальный характер, исторические традиции и особенно различная- степень культурности создают всяческие различия и являются источником особых преимуществ и недостатков каждой данной армии. Французы и венгерцы, англичане и итальянцы, русские и немцы — все в определенных условиях могут быть хорошими и дельными солдатами; но, несмотря на единообразную систему обучения, как будто сглаживающую все различия, каждый из них проявит свои достоинства по-своему благодаря тому, что его свойства отличаются от свойств его соперников.

Это подводит нас к вопросу, не раз обсуждавшемуся военными патриотами различных национальностей: какие солдаты лучше всех? Каждая нация, разумеется, стоит на страже своей славы, и, по мнению публики, воспитанной на рассказах, лишенных критической точности и ярко подмалеванных патриотическими красками, один отечественный полк в состоянии «смести» два или три полка всякой другой нации. Военная история как наука, в которой беспристрастная оценка фактов является единственным руководящим принципом, — очень молода и не может похвастаться богатством своей литературы. Тем не менее, она — область науки, завоевавшая уже право на свое существование; все более и более рассеивает она, как мякину, бесстыдное и глупое хвастовство, так долго характеризовавшее произведения, называвшие себя историческими только на том основании, что они без зазрения совести извращали все факты, которые им приходилось излагать. Прошло то время, когда, описывая историю войны, авторы могли продолжать эту войну, так сказать, за собственный страх и риск, безопасно бомбардируя своего бывшего врага грязью, после того, как с заключением мира в него нельзя стало палить железом. И хотя целый ряд второстепенных вопросов военной истории все еще остается неразрешенным, во всяком случае несомненно, что ни одна из цивилизованных наций не может похвастаться тем, что в определенную эпоху она дала наилучших для своего времени солдат. Немецкие ландскнехты позднего средневековья и швейцарские солдаты XVI столетия были в свое время столь же непобедимы, как блестящие испанские воины, которые сменили их в качестве «первой во всем мире пехоты»; французы Людовика XIV и австрийцы принца Евгения одно время оспаривали друг у друга пальму первенства, пока пруссаки Фридриха Великого не разрешили этот вопрос, разбив тех и других; но достаточно было поражения при Иене, чтобы пруссаки были скомпрометированы и французы снова повсюду признаны лучшими солдатами Европы; однако, они не смогли — в Испании — помешать англичанам обнаружить свое превосходство над ними в определенных условиях и в определенные моменты сражения. Несомненно, что легионы, которые в 1805 г. Наполеон из Булонского лагеря привел под Аустерлиц, были лучшими войсками того времени; несомненно, что Веллингтон знал, что говорит, когда после окончания Пиренейской войны назвал своих солдат «армией, с которой он пошел бы куда угодно и сделал бы все, что угодно», и все же цвет этой сражавшейся на полуострове британской армии был разбит при Новом Орлеане ополченцами и добровольцами без всякой выучки и организации.

Таким образом, опыт всех прошлых кампаний приводит нас к одному и тому же выводу, и каждый честный старый солдат, не зараженный предрассудками, подтвердит это, а именно, что военные качества — как в смысле храбрости, так и в отношении уменья применить свои знания — в общем довольно равномерно распределены между различными нациями мира; во-вторых, что армии отличаются друг от друга не столько тем, что одна лучше или хуже другой, а тем особым характером, который свойствен каждой из них; и, наконец, что при гласности, которая царит теперь в военном деле, только напряженная работа мысли, направленная на улучшение военных порядков и на использование государственных ресурсов, а также развитие военных качеств, свойственных данной нации, могут на некоторое время поднять ту или другую армию над всеми ее соперницами. Мы видим, таким образом, что более высокая культурность страны ставит ее в весьма выгодное положение по отношению к ее менее развитым соседям. В качестве примера мы можем указать на то, что русская армия при всех своих отличных воинских качествах никогда не в состоянии была осилить какую бы то ни было из армий цивилизованной Европы. При равных условиях русские всегда дрались отчаянно, но — по крайней мере вплоть до теперешней войны — их всегда побеждали противники, — будь то французы, пруссаки, поляки или англичане.

Прежде чем перейти к рассмотрению отдельных армий, необходимо сделать несколько общих замечаний относительно всех их. Каждая армия, особенно крупная, в 300— 500 тысяч и больше человек, со всеми своими естественными подразделениями, различными родами оружия, потребностями в людях, в материалах и в их распределении, представляет собой такую сложную организацию, что в нее должна быть внесена максимальная четкость. Ей по существу присуще такое разнообразие, что, казалось бы, нечего его множить искусственными и лишенными смысла подразделениями. Однако привычка и дух смотров и парадов — это проклятие старых армий — внесли почти во все европейские армии невероятные усложнения.

В каждой стране люди, а также и лошади, отличаются друг от друга своими размерами, своей силой и своим темпераментом, и это делает необходимым выделение легкой пехоты и легкой кавалерии. Не считаться с этой необходимостью значило бы смешивать воедино индивидов, чьи военные свойства по природе своей противоположны друг другу, следовательно, до известной степени нейтрализовать эти свойства и тем самым ослабить действенность целого. Таким образом, каждый род оружия естественно делится на две обособленные группы: одна из них состоит из более тяжелых и неповоротливых людей (а в соответствующих частях — лошадей) и предназначена, главным образом, для решительных атак и для боя сомкнутыми рядами, а вторая — из людей более легких и более активных, особенно приспособленных к стычкам, к службе на аванпостах и в передовых наблюдательных отрядах, к быстрым маневрам и т. п. Такое разделение вполне законно. Но почти в каждой армии та и другая из этих естественных групп имеет еще и другие подразделения, основанные на бессмысленных различиях в мундире и на фантастических соображениях теоретического порядка, которые неизменно опровергаются практикой и опытом.

Так, в каждой европейской армии имеется гвардия, которая претендует на то, чтобы быть ее избранной частью, но в действительности лишь состоит из наиболее высоких и широкоплечих людей, каких только можно было достать. Русская и английская гвардии особенно отличаются в этом отношении, хотя ничем не доказано, что они превосходят храбростью и успешностью другие полки соответствующей армии. Наполеоновская старая гвардия была совсем иным учреждением; это действительно было отборное войско, и физические размеры не играли никакой роли в ее формировании. Но даже и эта гвардия ослабляла остальную часть армии, поглощая ее лучшие элементы; щадя эту не знавшую себе соперников войсковую часть, Наполеон иногда делал ошибки, как, например, под Бородиным, где в решительный момент он не двинул вперед гвардию и тем самым упустил случай помешать русским войскам отступить в полном порядке. У французов, кроме императорской гвардии, в каждом батальоне имеется в своем роде отборная часть, состоящая из двух рот — гренадеров и вольтижеров, что без всякой нужды усложняет тактические движения батальона. У других наций существуют также подобные войсковые части. Все они не только отличаются особым формированием и мундиром, но и выше оплачиваются. Указывалось на то, что такая система побуждает честолюбие рядового, особенно у более возбудимых народов — французов и итальянцев. Но можно было бы достигнуть того же самого и, пожалуй, даже лучшего результата, если бы солдаты, сумевшие выдвинуться, оставались в своей роте, а не служили предлогом для нарушения тактического единства и симметрии батальона.

Еще более поразительную нелепость можно наблюдать в кавалерии. Здесь различие между легкой и тяжелой лошадью служит основанием для всякого рода подразделений — кирасиры, драгуны, карабинеры, уланы, егеря, гусары и т. д. Все эти подразделения не только не имеют никакого смысла, но они прямо вредны вследствие создаваемых ими усложнений. Гусары и уланы заимствованы у венгерцев и поляков. Но в Венгрии и в Польше эти кавалерийские части имеют определенное значение; это были национальные войска, и их мундиры были национальной одеждой страны. Переносить подобные особенности в другие страны, в которых нет оживляющего их духа,—по меньшей мере смешно. Не без основания в 1848 г. один венгерский гусар ответил русскому гусару, обратившемуся к нему со словом «товарищ»: «Что за товарищ? Я гусар, а ты — шут!» («Nicht Kamarad, ich Husar, du Hanswurst!») Другим столь же смехотворным учреждением являются' почти во всех армиях кирасиры, ослабляющие себя и лошадей своими щитами (французская кираса весит 22 фунта), которые при этом не предохраняют их от действия ружейной пули, пущенной с расстояния в 150 ярдов. От кирасы было уже освободились, но монархическая традиция вновь ввела ее во французскую кавалерию, и примеру Франции скоро последовали все европейские государства.

Если не считать нашей (Соединенных Штатов Америки) скромной армии, то сардинская — единственная из всех цивилизованных армий, в которой кавалерия делится только на легкую и тяжелую, без дальнейших подразделений, и где окончательно распрощались с кирасой.

В области артиллерии у всех наций царит величайшее разнообразие калибров. У англичан в теории оно особенно велико: 8 калибров и 12 образцов пушек, но на практике обладание огромным материалом позволяет им внести в свою артиллерию большую простоту. Так, например, в Крыму они пользуются почти исключительно девятифунтовыми и двадцатичетырехфунтовыми гаубицами. Французы в течение последних нескольких лет до последней степени упростили свою артиллерию, заменив свои четыре различных калибра одним — легкой двенадцатифунтовой пушкой, о которой мы скажем несколько слов в соответствующем месте. У большинства остальных армий еще до сих пор существует от трех до четырех калибров, не считая различий в повозках, обозных двуколках, колесах и т. п. Технические части, — инженерные войска и т. д., к которым мы можем причислить и штаб, — во всех армиях организованы приблизительно одинаково, за исключением британской армии, в которой — к ее огромному ущербу — штаб не является особой организацией. О других, менее значительных различиях будет сказано в соответствующих местах.

Мы начнем с той армии, которая, получив свою организацию во время революции и при Наполеоне, служила своего рода образцом для всех европейских армий с самого начала текущего столетия.

ФРАНЦУЗСКАЯ АРМИЯ

К началу нынешней войны у Франции было 100 линейных полков пехоты (полки с 76-го по 100-й до недавнего времени назывались «легкой пехотой», но ни выучкой, ни организацией они нисколько не отличались от остальных линейных полков). Каждый полк состоит из трех батальонов — двух полевых и третьего резервного. Но во время войны третий батальон очень скоро может быть приспособлен к полевой службе, и тогда запасным становится четвертый батальон, сформированный из особых рот запаса по одной от каждого из трех батальонов. К этому прибегали во время наполеоновских войн, когда формировался даже пятый, а иногда и шестой батальон. В настоящее время, однако, мы имеем дело с полком трехбатальонного состава. Каждый батальон состоит из восьми строевых рот (рота гренадеров, рота вольтижеров и шесть обычных рот); рота в военное время состоит из 3 офицеров и 115 унтер-офицеров и солдат. Таким образом, французский линейный батальон насчитывает в военное время приблизительно 960 человек, из которых восьмая часть (вольтижеры) выделена особо для несения легкой пехотной службы.

Специальные войска, предназначенные для несения легкой пехотной службы, состоят из пеших егерей и африканских частей. До войны было всего 10 егерских батальонов, по в 1853 г. число их было удвоено, так что почти каждая пехотная дивизия (четыре полка) при своем формировании может получить батальон егерей. В каждом из этих батальонов по 10 рот, т. е. около 1 300 человек. Войска, специально предназначенные к африканской службе, состоят из 3 полков или 9 батальонов зуавов, 2 полков или 6 батальонов иностранного легиона и 6 батальонов легкой пехоты (сюда входят 3 батальона туземных егерей) — итого 21 батальон, приблизительно 22000 человек.

Кавалерия делится на четыре части:

1) Тяжелая, или резервная, кавалерия— 12 полков (2 карабинерских полка и 10 кирасирских) = 72 эскадрона.

2) Линейная кавалерия—20 полков (12 драгунских и 8 уланских) = 120 эскадронов.

3) Легкая кавалерия—21 полк (12 полков конных егерей и 9 гусарских) = 126 эскадронов.

4) Африканская легкая кавалерия — 7 полков (4 полка африканских егерей и 3 полка спаги) == 42 эскадрона.

Каждый эскадрон во время войны состоит: в резервной и линейной кавалерии из 190 человек, в легкой кавалерии— из 200 человек. В мирное время не наберется и четырех эскадронов, в которых было бы налицо 120 человек с полным снаряжением, так что при каждой мобилизации армии приходится возвращать из отпуска огромное число людей и приобретать для них лошадей, что в такой бедной лошадьми стране, как Франция, может быть достигнуто лишь путем широкого ввоза их из-за границы.

Артиллерия после недавней реорганизации состоит из 17 полков — 5 полков пешей артиллерии, предназначенной к гарнизонной и осадной службе, 7 линейных полков (для службы при пехотных дивизиях), 4 полков конной артиллерии и 1 полка понтонеров. Пешая артиллерия, по-видимому, лишь в исключительных случаях предназначена к полевой службе. В линейной артиллерии орудийные повозки и передки сделаны таким образом, чтобы прислуга могла держаться на них во время быстрых движений. Конная артиллерия организована так же, как и другие части. Линейная и конная артиллерия насчитывает 137 батарей по 6 орудий в_ каждой, к которым в качестве резерва могут быть присоединены 60 батарей пешей артиллерии — всего, в общей сложности, 1 182 орудия.

Кроме перечисленных категорий, артиллерия включает- в себя 13 рабочих рот.

К специальным войскам принадлежат — генеральный штаб из 560 офицеров, штабы крепостей, артиллерийские и инженерные — всего приблизительно в составе 1 200 офицеров, 5 саперных полков, 5 вьючных эскадронов, 5 обозных эскадронов, 1 187 человек медицинского персонала и т. д. Размеры всей армии видны из следующей таблицы:

 

 

Пехота
Линейная, 300 батальонов и 300 запасных рот 335000 чел.
Егеря, 20 батальонов 26000 чел.
Африканские войска, 21 батальон 22000 чел.
Всего 383000 чел.

Кавалерия
Резервная, 72 эскадрона и 12 запасных 16300 чел.
Линейная, 120 эскадронов и 20 запасных 28400 чел.
Легкая, 126 эскадронов и 21 заласный 31300 чел.
Африканская, 42 эскадрона 10000 чел.
Всего 86000 чел.
Артиллерия и специальные войска - 1200 орудий 70000 чел.
Итого 539000 чел.

 

Сюда надо прибавить вновь сформированную гвардию, состоящую из пехотной дивизии (2 полков гренадеров и 2 полков вольтижеров), кавалерийской бригады (1 полка кирасиров и 1 полка наблюдателей), батальона егерей и пяти или шести артиллерийских батарей, а также жандармерию в 25000 человек, из которых 14000 верховые. Кроме того, недавно сформированы еще два пехотных батальона—101-й и 102-й, и формируется новая бригада иностранного легиона (швейцарцы). Таким образом, французская армия, как она теперь сорганизована, заключает в себе кадры приблизительно в 600 000 человек, и это число довольно точно характеризует ее силу.

 

 

Армия набирается посредством жеребьевки, в которой участвуют все молодые люди, которым пошел двадцатый год. Предполагается, что ежегодно набор даст 140000 человек, но в мирное время лишь 60—80 тысяч берутся на военную службу. Остальные могут быть призваны в любой момент в течение восьми лет после жеребьевки. Кроме того, в мирное время множество солдат находится в длительном отпуску, так что время, фактически проведенное на военной службе, — даже теми, кто призван, — не превосходит 4—5 лет. Система эта, давая отличное воспитание фактически несущим службу войскам, не подготавливает достаточно обученного резерва на случай экстренных обстоятельств. Большая континентальная война, в которой Франции пришлось бы иметь дело с двумя или тремя крупными армиями, уже во вторую кампанию заставила бы ее вывести в поле множество сырых рекрутов, и в третью кампанию обнаружилось бы весьма чувствительное ухудшение армии. Несомненно, что французы очень быстро овладевают ремеслом солдата, но в таком случае к чему нужен долгий срок службы, лишающий огромную часть молодежи благотворного влияния военной выучки?

Повсюду, -где военная служба принудительная и срок ее продолжителен, европейское общество сочло необходимым ввести для имущих классов привилегию так или иначе откупаться от обязанности служить лично. Так, во Франции система заместительства санкционирована законом, и около 80 000 заместителей постоянно служат во французской армии. Обычно они вербуются из рядов так называемых «опасных классов». С ними не легко справиться, но если их вымуштровать, они становятся превосходными солдатами. Чтобы держать их в узде, нужна очень строгая дисциплина, и их представления о порядке и подчинении часто носят весьма странный характер. Полк, в котором их много, мало пригоден для гарнизонной службы и может вызвать много затруднений. Поэтому пришли к заключению, что самое подходящее для них место — перед неприятелем. Легкие африканские войска набираются, главным образом, из них, — почти все зуавы вступили в армию в качестве «заместителей». Крымская кампания показала ясно, что зуавы нигде не изменяют своим африканским навыкам — любви к грабежу и склонности к волнениям при неблагоприятных обстоятельствах, и, быть может, в этом смысле надо понимать слова родственного им по душевному складу покойного маршала Сент-Арно в бюллетене о битве при Альме: «Поистине, зуавы — лучшие солдаты во всем мире».

Снаряжение французской армии в общем первоклассное. Конструкция оружия превосходна, особенно хороша кавалерийская сабля — отличного образца, хотя, пожалуй, несколько длинная. Пехота обмундирована по новой системе, одновременно введенной во Франции и в Пруссии. Перекрещивающиеся портупеи для патронных сумок и шашки или штыка сданы в архив; то и другое носят на поясе, поддерживаемом через плечи двумя кожаными скрепами, тогда как ранец носится свободно за плечами на двух ремнях без старомодного соединительного ремня поперек груди. Таким образом, грудь оставлена свободной, и нынешний солдат уже нисколько не похож на прежнего, который до крайности был стеснен своего рода кожаным панцирем. Обмундирование отличается простотой и вкусом. Надо признать, что как в гражданских модах, так и в военных Франция обнаруживает больше вкуса, чем всякая другая нация. Синий сюртук до колен с низким, спереди вырезанным воротом, красные не слишком широкие штаны, легкое кепи — наиболее подходящий для солдата головной убор из всех, когда-либо изобретенных, — башмаки с гетрами и легкий серый плащ — такова экипировка французского пехотинца, наиболее простая и рациональная во всей Европе. В Африке голова защищена от солнечных лучей белым фланелевым капюшоном, войска получают также фланелевое исподнее белье. В Крыму в последнюю зиму носили капюшоны из тяжелого сукна, покрывающие голову, затылок и плечи. Пешие егеря одеты во все серое с зелеными обшлагами. У зуавов нечто вроде турецкого наряда, невидимому, отлично приспособленного к климату и к тому роду службы, который они несут. Егеря и некоторые из африканских батальонов вооружены винтовкой, остальная часть пехоты — простым пистонным мушкетом. Однако имеется, по-видимому, тенденция вооружить большее количество войск винтовкой.

Кавалерия состоит из молодцов на подбор, более легких по весу, чем кавалеристы большинства других армий, но нисколько не уступающих им. В мирное время она довольно хорошо снабжена лошадьми, ввозимыми из-за границы, либо доставляемыми правительственными конскими заводами и областями, в которых удалось улучшить туземную породу, не отличавшуюся до последнего времени высоким качеством. Но во время войны, когда конский состав сразу должен быть удвоен, ресурсы страны оказываются совершенно недостаточными, и приходится покупать за границей тысячи лошадей, из которых многие вряд ли пригодны для кавалерийской службы. Таким образом, в случае продолжительной войны французская кавалерия скоро придет в упадок, если только правительство не сумеет захватить страны, богатые лошадьми, как оно поступило в 1805, 1806 и 1807 гг.

Артиллерия в настоящее время вооружена исключительно легкой двенадцатифунтовой пушкой' — так называемым изобретением Луи-Наполеона. Но так как легкая двенадцатифунтовая пушка, приспособленная к заряду, равному четверти веса снаряда, уже существовала в английской и голландской армиях, бельгийцы же уже перестали делать камеру в своих гаубицах, а пруссаки и австрийцы в некоторых случаях палят гранатами из своих обыкновенных двенадцатифунтовых и двадцатичетырехфунтовых пушек, то мнимое изобретение Луи-Наполеона сводится к приспособлению легкой двенадцатифунтовой пушки к обычной у французов восьмифунтовой повозке. Однако французская артиллерия явно выиграла в простоте и рациональности благодаря этому нововведению; еще трудно сказать, не пострадала ли благодаря ему ее подвижность, а также не окажется ли двенадцатифунтовая пушка мало пригодной для полых снарядов. Во всяком случае мы уже имеем сведения, что сочтено необходимым послать в восточную армию гаубицы более крупного калибра.

Тактический устав французской армии представляет собой странную смесь солдатского здравого смысла и старомодных традиций. Быть может, нет языка, который был бы так приспособлен, как французский, к лаконической, точной и властной команде, а между тем команда подается крайне многословно: где достаточно было бы одного-двух слов, там офицер должен произнести целую фразу, а то и две. Маневрирование отличается сложностью, и строевые занятия содержат в себе много устаревших нелепостей, абсолютно не совместимых с современным уровнем тактической науки. В обучении рукопашному бою, — к которому у француза как будто прирожденные способности,— царит такая педантическая муштровка, с которой вряд ли знакомы даже в русской армии. То же можно сказать и о некоторых частях кавалерийского и артиллерийского обучения. Но когда французы идут на войну, требование момента очень скоро заставляет их бросить все эти устаревшие н педантические приемы, и новые тактические методы, отвечающие новому положению, никем так быстро не усваиваются и не вводятся, как французами.

В общем можно сказать, что легкие войска являются сильной стороной французской армии. Они в буквальном смысле слова легче всех других европейских войск. Нигде средний рост солдат не бывает так мал, как во Франции. В 1836 г. из 80000 французских солдат только 743 были ростом в 5 футов 8 дюймов и выше, и лишь у семерых рост достигал 6 футов, тогда как целых 38 000 человек были ростом от 4 футов 10 1/2 дюймов до 5 футов 2 дюймов. И, однако, эти низкорослые люди не только отлично дерутся, но в состоянии перенести величайшие лишения и своей подвижностью превосходят почти все другие армии. Генерал Непир утверждает, что британский солдат — тяжелее всех нагруженное боевое животное; но он никогда не видал французского африканского солдата, который, кроме оружия и личного багажа, несет на спине груз, высоко поднимающийся над его кивером, — палатку, дрова, провизию, — и таким образом проходит тридцать, сорок миль в день под тропическим солнцем. А потом сравните крупного, неповоротливого британского солдата, рост которого в мирное время равен, по меньшей мере, 5 футам 6 дюймам, с 'маленьким,, коротконогим французом в 4 фута и 10 дюймов! И этот маленький француз, несмотря на весь свой груз, остается превосходным легким пехотинцем: он атакует, бежит, пускается вскачь, ложится, вскакивает на ноги, все время заряжая, стреляя, наступая, отступая, рассеиваясь, соединяясь, перестраиваясь, и проявляет не только вдвое большую подвижность, но и вдвое большую сообразительность, чем его широкоплечий соперник с острова «ростбифа». Эта служба легкого пехотинца доведена до совершенства в двадцати батальонах пеших егерей. Эти несравненные войска — несравненные по соответствию своему назначению — обучены все свои движения на глазах у неприятеля производить своеобразной легкой рысью — так называемым pas gymnastique (гимнастическим шагом), которым они проделывают от 160 до 180 шагов в минуту. Они не только могут, с краткими перерывами, бежать полчаса и более, но и любое другое движение, диктуемое обстоятельствами, — ползанье, прыжки, лазанье, плаванье и т. д., — не представляет для них трудности. В то же время они превосходно стреляют, и мало кто при равных условиях устоит в небольших стычках против этих не знающих промаха стрелков, находящих себе укрытие за малейшей неровностью почвы.

Что касается массовых действий французской пехоты, то свойственная французам страстность дает им большие преимущества и наносит большой ущерб. Обычно ее первая атака отличается деловитостью, напором, решительностью, а порой и бешенством. В случае успеха никто не устоит против нее. В случае же поражения она скоро приводит в порядок свои ряды, и ее вновь можно бросить в бой. Но неудачная или даже не вполне удачная кампания быстро лишает французскую пехоту ее устойчивости. В успехе нуждаются все армии, но особенно он необходим армиям романо-кельтским. В этом отношении на стороне германских народов (Teutonic race) огромное превосходство. Французы, получив от Наполеона заряд, в течение пятнадцати лет били своих противников, пока неудачи не сразили их, но войну, вроде Семилетней, доведенной до конца Фридрихом Великим, — в течение которой он не раз был на краю бездны, часто терпел поражения, но которую увенчал победой,— такую войну никогда нельзя было бы выиграть с помощью французских войск. Испанская война 1809—1814 гг. может в этом отношении служить прекрасной иллюстрацией.

При Наполеоне французская кавалерия, в противоположность пехоте, гораздо больше славилась своими массовыми действиями, чем службой в качестве легкого войска. Она считалась неотразимой, и даже Непир допускает ее превосходство над английской кавалерией того времени. Веллингтон до известной степени держался того же мнения. Но, как ни странно, эта неотразимая кавалерия состояла из таких слабых всадников, что все свои атаки производила рысью и, лишь в крайнем случае, легким галопом! Но она двигалась тесными рядами и бросалась в бой лишь после того, как ей был подготовлен путь слабым огнем артиллерии, да и после этого только большими массами. Отвага и упоение победой довершали дело. Современный французский кавалерист, в особенности в алжирских полках, в общем хороший наездник и в еще большей мере ловкий фехтовальщик, хотя в искусстве верховой езды он все еще уступает британскому, прусскому и в особенности австрийскому кавалеристу. Но ввиду того, что во время войны кавалерия должна удвоить свой состав, ее качество, несомненно, понизится. Однако французы бесспорно обладают тем существенным для кавалериста свойством, которое мы называем «стремительностью» (dash) и которое компенсирует многие недостатки. С другой стороны, французский кавалерист обычно крайне невнимателен к своей лошади.

Французская артиллерия всегда стояла на высоком уровне. Почти все усовершенствования в артиллерийском деле за последние три или четыре века исходили от французов. Во время наполеоновских войн французская артиллерия была особенно опасна своим искусством выбирать позиции для своих орудий, — искусством, которым очень плохо владели остальные армии того времени. Все свидетельства сходятся в том, что никто не мог превзойти французов в умении таким образом установить свои орудия, чтобы лежащая впереди местность предохраняла от огня неприятеля и вместе с тем усиливала действенность собственного огня. Теоретическая сторона артиллерийского дела тоже всегда энергично разрабатывалась французами; этому способствовал математический уклон их ума. Точность языка, научный метод и здравость суждений, характеризующие их артиллерийскую литературу, показывают, до какой степени отвечает эта область науки их национальным склонностям.

О специальных войсках — инженерных, штабных, санитарных и обозных — достаточно сказать, что они в высокой мере отвечают своему назначению. Военные школы — в своем роде Образцовы. От французского офицера не требуется, чтобы он имел то общее образование, которое считается необходимым в Пруссии; но школы, которые он проходит, дают ему превосходную профессиональную выучку, хорошее знакомство с вспомогательными науками и умение объясняться, по крайней мере, на одном из иностранных языков. Во французской армии имеется еще одна группа офицеров; это — старые унтер-офицеры, дослужившиеся до более высоких чинов. Они редко идут дальше капитанского чина, так что во французской армии много молодых генералов и старых капитанов, и система эта отлично себя оправдывает.

В общем французская армия всеми своими чертами показывает, что она принадлежит воинственному и пылкому народу, который гордится своими защитниками. То, что дисциплинированность и военные достоинства этой армии не дали себя развратить подачками Луи Бонапарта, и преторианцы декабря 1851 г. так скоро превратились в крымских героев, — это, без сомнения, громко говорит в ее пользу. Еще никогда ни одно правительство так низко не льстило армии, так открыто не призывало ко всякого рода эксцессам, как французское осенью 1851 г., ни одной армии не предоставлялось такой безудержной свободы действий, как французской во время декабрьской гражданской войны. И, тем не менее, она вернулась к дисциплине и к исполнению своего долга. Правда, в Крыму преторианский элемент несколько раз давал о себе знать, но Канроберу каждый раз удавалось подавить его.

 

АНГЛИЙСКАЯ АРМИЯ

Британская армия представляет собою полнейший контраст с французской. Не найдется и двух черт, сходных между ними. В чем французы сильны, в том англичане слабы, и наоборот. Подобно тому, как сама старая Англия представляет собою сплошную массу вопиющих злоупотреблений, и организация ее армии насквозь гнилая. Все в ней кажется устроенным так, чтобы предотвратить всякую возможность осуществления поставленных целей. В силу какой-то непостижимой случайности самые смелые усовершенствования, — правда, немногочисленные, — находят себе место посреди кучи бессмысленных пережитков. И все же, когда эта громоздкая и скрипучая машина пущена в ход, она так или иначе делает свою работу.

Чтобы описать организацию британской армии, не потребуется много слов. Пехота состоит из 3 гвардейских полков, 85 линейных полков, 13 полков легкой пехоты и 2 стрелковых полков. В настоящую войну в гвардейских, стрелковых и некоторых других полках по три батальона, в остальных — по два; в каждом батальоне — по одной роте для формирования запаса. Однако рекрутские наборы вряд ли в состоянии пополнить уроны, причиняемые войной, так что существование вторых батальонов довольно сомнительно. В настоящий момент общее количество действующей пехоты, наверное, не превосходит 120000 человек.

Кроме регулярных войск, в состав пехоты входит милиция, образующая нечто вроде запаса, или резервуара армии. .Число ее, согласно парламентскому акту, может достигать 80 000 человек, но в действительности ее не больше 60 000, хотя в одном Ланкашире под ружьем 6 батальонов. По действующему ныне закону милиция может добровольно служить в колониях, но ее нельзя отправлять на чужие театры военных действий. Поэтому она может быть использована лишь для замены линейных войск, несущих гарнизонную службу в Корфу, в Мальте и на Гибралтаре или же — во вторую очередь — в более далеких колониях.

Кавалерия состоит из 3 гвардейских полков (кирасиров), 6 полков драгунской гвардии, 4 тяжелых драгунских полков, 4 легких драгунских, 5 гусарских и 4 уланских. Каждый полк в военное время должен иметь до 1 000 сабель (4 эскадрона по 250 человек, кроме запаса). Некоторые полки в таком именно составе были отправлены в Крым, но несчастья последней зимы, бессмысленная атака под Балаклавой и слабый приток рекрутов в общем свели их к прежнему довоенному составу. Мы не думаем, что в настоящий момент все 26 полков насчитывают больше 10 000 сабель, т. е. в среднем по 400 сабель на полк.

Артиллерия состоит из 1 полка пешей артиллерии (12 батальонов с 96 батареями) и 1 бригады конной артиллерии (7 батарей и 1 ракетная батарея). В каждой батарее — 5 пушек и 1 гаубица; по калибру пушки — трех-, шести-, девяти-, двенадцати я восемнадцатифунтовые; калибры гаубиц — 4 2/5, 4 1/2, 5 1/2 и 8 дюймов. Кроме того, в каждой батарее имеется два образца пушек — тяжелых и легких — почти всех калибров. Но фактически полевыми калибрами являются лишь легкая девятифунтовая и легкая двенадцатифунтовая пушки, а также 4 1/2- и 5 1/2-дюймовые гаубицы. В общем можно сказать, что ныне в британской артиллерии общепринятой является девятифунтовая пушка с 4 1/2дюймовой (двенадцатифунтовой) гаубицей в качестве вспомогательного орудия. Кроме перечисленных орудий, употребляются еще шести- и двенадцатифунтовые ракетные пушки.

Вследствие того, что английская армия в своем мирном составе образует лишь кадры для военного времени и вербуется исключительно путем добровольной записи, невозможно в каждый данный момент точно определить ее силу. Однако мы, пожалуй, не ошибемся, если ее теперешнюю силу определим приблизительно следующими цифрами:

120000 человек пехоты, 10000 кавалерии, 12000 артиллерии с 600 пушками (из которых на лошадях меньше одной пятой). Из этих 142 000 человек около 32 000 находятся в Крыму, около 50 000 в Индии и колониях, а остальные 60 000 (из которых одна половина — сырые рекруты, а другая половина обучает их) в Англии. К ним надо еще прибавить 60 000 человек милиции. Инвалидов, йоменскую конницу и другие бесполезные войсковые части, которых нельзя использовать на зарубежной службе, мы можем не принимать в расчет.

Система вербовки посредством добровольной записи крайне затрудняет в военное время возможность поддерживать армию на должной высоте, и в настоящее время англичане снова испытывают эти затруднения. Теперь, когда так же, как и во времена Веллингтона, они могут сконцентрировать и держать на одном театре военных действий никак не больше 30—40 тысяч человек. А так как их союзниками в настоящее время являются не испанцы, а французы, то «героический отряд» британцев почти незаметен в массе союзных войск.

В британской армии существует один порядок, который достаточно характеризует тот общественный слой, из которого вербуются солдаты. Я говорю о порке. Телесных наказаний не знает ни французская, ни прусская армия; их нет и во многих второстепенных армиях. Даже в Австрии, где большинство рекрутов — полуварвары, имеется явная тенденция отменить их; так, например, наказание посредством проведения сквозь строй недавно вычеркнуто из австрийского воинского устава. Наоборот, в Англии «кошка-девятихвостка» — орудие пытки, вполне могущее выдержать сравнение с русским кнутом в период наибольшего его расцвета — сохранила свое- полное действие. Странное дело, всякий раз, когда в парламенте поднимался вопрос о воинском уставе, старые военачальники, — все те, кто были грозой солдат,— высказывались за «кошку», и никто из них с такой горячностью, как старик Веллингтон. В их глазах не выпоротый хоть раз солдат был каким-то чудовищно нелепым существом. Отважность, дисциплинированность и непобедимость они считали исключительными свойствами тех солдат, у которых на спине были рубцы, по крайней мере, от пятидесяти ударов.

Не надо забывать, что «кошка» не только причиняет физическую боль, — она оставляет неизгладимые следы, на всю жизнь метит человека, клеймит его. Даже в британской армии такое наказание, такое клеймение фактически равносильно вечному позору. Выпоротый солдат уже не ровня своим товарищам по оружию. Но, согласно британскому воинскому уставу, почти все наказания на боевом фронте сводятся к порке; и, таким образом, то самое наказание, которое, по мнению его защитников, является единственным средством поддержать дисциплину, особенно в критических случаях, ведет к подрыву дисциплины, морально подавляя солдата и уничтожая его чувство чести.

Это объясняет два интересных факта. Во-первых, огромное количество английских дезертиров из лагеря под Севастополем. Зимой, когда британским солдатам приходилось делать нечеловеческие усилия, чтобы охранять окопы, те из них, которые не в состоянии были бороться со сном в течение двух, двух с половиной суток подряд, подвергались порке! Вот это идея — пороть таких героев, какими показали себя британские солдаты в окопах перед Севастополем и в бою под Инкерманом, который они выиграли, несмотря на своих генералов?! Но сообщения с театра военных действий не оставляют на этот счет никаких сомнений. Лучших людей в армии пороли, когда они больше не в силах были бороться с усталостью, и, обесчещенные, они перебегали к русским. Что могло бы еще строже осудить всю эту систему? Ни в одну из прежних войн войска какой бы то ни было нации не дезертировали массами к русским; они знали, что там с ними обойдутся хуже, чем дома. Британской армии принадлежит честь поставить первой значительный контингент таких дезертиров, и, по свидетельству англичан, причиной этого дезертирства была порка. Второй факт, это — полный провал всех попыток создать иностранный легион, подчиненный британскому воинскому уставу. Жители континента склонны беречь свои спины, и страх порки победил соблазн наград и хороших окладов. До конца июня на военную службу записалось не больше 1 000 человек вместо требуемых 15 000. И несомненно, что если власти вздумают применить порку к этой тысяче несчастных людей, то они вызовут бурю возмущения, которая заставит их либо уступить, либо немедленно распустить иностранный легион.

Обмундирование и снаряжение британских солдат — образец того, какими им не следовало бы быть. До настоящего времени сохранилась форма, которую носили в армиях в 1815 г. Не было допущено никаких реформ. Старомодный, с хвостом, как у ласточки, сюртук, обезображенный нелепыми обшлагами, все еще отличает британского солдата от всех других. Штаны узки и неудобны. Старая система перекрещивающихся ремней для прикрепления штыковых ножен, патронташа и ранца невозбранно царит почти во всех полках. В кавалерии форма гораздо лучше и рациональнее, чем в пехоте, но все же она слишком узка и стесняет движения. Кроме того, англичане — единственный народ, сохранивший в своей армии красный сюртук, «славный красный сюртук», как его называет Непир. Предполагается, что этот сюртук, в котором их солдаты имеют вид одетых обезьян, своим блеском способен нагнать ужас на неприятеля. Но, увы! Всякий, кто имел случай наблюдать кирпично-красных британских пехотинцев, должен признать, что их сюртуки после четырех недель носки вызывают у каждого зрителя не чувство ужаса, а чувство отвращения, и что любой другой цвет был бы внушительней, если бы только он был достаточно защищен от пыли, грязи и сырости. У датчан и ганноверцев прежде был принят красный сюртук, но они очень скоро его бросили. Первая же кампания в Шлезвиге показала датчанам, какую прекрасную службу могут сослужить неприятелю красный сюртук и белые ремни на груди.

В последнее время для английских красных сюртуков установлен прусский покрой. Пехота носит австрийский шако или кепи; кавалерия — прусский шлем. Система перекрещивающихся ремней, красный цвет и узкие штаны в той или иной мере сохраняются. Таким образом, улучшения сводятся к нулю, и британский солдат, как и прежде, будет являть странное зрелище в кругу остальных европейских армий, одетых и снаряженных в несколько большем соответствии с здравым смыслом.

Однако в британской армии проведена одна реформа, которая превосходит все, что сделано в других армиях. Я имею в виду вооружение всей пехоты винтовкой Минье, усовершенствованной Причардом. Каким образом старики, стоящие во главе армии, обычно столь упорные в своих предрассудках, могли принять такое смелое решение, — это очень трудно сказать. Но они пошли на это и тем самым вдвое усилили действенность своей пехоты. Несомненно, что под Инкерманом винтовка Минье своей исключительной меткостью и огромной силой решила бой в пользу англичан. Залп английской линейной пехоты неизбежно должен произвести ошеломляющее действие на всякого противника, вооруженного обычными мушкетами, потому что винтовка Минье заряжается так же быстро, как любая гладкоствольная пушка.

В кавалерии — прекрасный конский состав и сабля отличного образца. На что она способна, она показала под Балаклавой. Но в общем всадники слишком тяжелы для лошадей, и поэтому несколько месяцев активных действий должны свести на нет британскую кавалерию. Это теперь доказано крымским опытом. Если бы средний рост кавалерии был снижен — в тяжелой кавалерии до 5 футов 6 дюймов, а в легкой до 5 футов 4 или даже 2 дюймов,— как это, насколько мы знаем, сделано в пехоте, — то кавалерийские части гораздо более отвечали бы своему боевому назначению. А при существующих условиях лошади слишком сильно перегружены и потому неизбежно выходят из строя, прежде чем удается с успехом использовать их против неприятеля.

Точно так же и артиллерийскую службу несут люди более рослые, чем это следовало бы. Артиллерист должен быть такого роста, чтобы он мог снять пушку с передка, а для этого рост в 5 футов 6 дюймов вполне достаточен, как мы знаем на основании большого личного опыта и наблюдений. Действительно, люди ростом в 5 футов 5 или 6 дюймов, если они крепкого сложения, — наилучшая прислуга при орудиях. Но у англичан нет показных воинских частей, и их солдаты, хотя высоки и молодцы на вид, лишены той физической крепости, которая необходима для действительно хорошего артиллериста. Их артиллерийский материал — первоклассного качества: пушки — наилучшие в Европе, порох не знает себе равного в Европе, снаряды отличаются исключительной гладкостью поверхности. Несмотря на это, ни одни пушки в мире не дают такого большого процента непопаданий, и это показывает, какие люди управляют ими; ни в одной европейской армии офицерский состав артиллерии по своему профессиональному образованию не стоит на таком низком уровне, как в английской. Знания английского артиллерийского офицера чаще всего ограничиваются начатками артиллерийской науки, и фактически он умеет только обращаться с полевыми орудиями, да и то не в совершенстве. Как у офицеров, так и у солдат британской артиллерии два больших достоинства — хороший глазомер и огромное спокойствие во время действий.

В общем действенность британской армии очень ослабляется невежеством — как теоретическим, так и практическим — офицерского состава. Экзамен, которому они подвергаются, носит смехотворный характер: от капитана требуется знание первых трех книг Евклида! Но главная задача британской армии, это — устраивать на солидные места младших сыновей аристократических и помещичьих семей, и поэтому образовательный уровень офицера неизбежно определяется не требованиями службы, а тем скудным запасом знаний, которым может обладать английский «джентльмен». Что касается практических знаний офицера, то они тоже недостаточны. Британский офицер полагает, что у него только один долг: во время боя вести своих людей против неприятеля и показывать им пример храбрости. Умение руководить войсковой частью, пользоваться благоприятными обстоятельствами и т. д. не входит в его обязанности. А смотреть за своими людьми, следить за их потребностями — это ему никогда и в голову не придет. Половина несчастий, постигших английскую армию в Крыму, имеет своим источником эту всеобщую негодность офицеров. Однако у них есть одно качество, которое оказывает им немалые услуги: большинство их—страстные охотники, и это дает им умение быстро и инстинктивно оценивать выгоды почвы, — умение, которое, несомненно, развивает охота.

Низкая квалификация офицеров ни на чем не отражается так вредно, как на штабной службе. Ввиду того, что не имеется подготовленных к ней кадров, каждый генерал организует собственный штаб из полковых офицеров, совершенно невежественных в этом деле. Подобный штаб хуже, чем полное его отсутствие. Особенно плохо поставлена служба разведки, что неизбежно, когда она поручается людям, не имеющим специальных знаний.

Остальные специальные войска подготовлены, пожалуй, лучше, но все же их уровень значительно ниже, чем у других народов, и в общем английский офицер мог бы прослыть невеждой среди офицеров всякой другой страны. Об этом свидетельствует военная литература англичан. Почти любое произведение полно грубейших ошибок, которые в других странах не простили бы кандидату на чин лейтенанта; факты описываются небрежно, неделовым и невоенным языком, с опущением важнейших пунктов, и сразу видно, что автор не владеет предметом. Следствием этого является то, что самые нелепые положения, высказанные в иностранных книгах, принимаются слепо на веру. Впрочем, мы должны сказать, что есть несколько отрадных исключений, и особое место среди них занимают «Пиренейская война» В. Непира и «Морская артиллерия» Говарда Дугласа.

Административная, санитарная, интендантская, транспортная и другие второстепенные части — в отвратительном состоянии, и события в Крыму довели их до полного развала. Делаются попытки улучшить их, а также централизовать управление, но каких результатов можно от этого ожидать, раз гражданское управление, да фактически и вся правительственная система остаются теми же.

Несмотря на все эти колоссальные недостатки, британская армия так или иначе доводит до конца каждую кампанию, не пожиная, правда, особых лавров, но и не покрывая себя позором. Ее потери в людях, царящая в ней бесхозяйственность, многообразные ошибки ее командования поражают нас, когда мы сопоставляем все это с тем, что имеет место в других армиях при тех же обстоятельствах. Но она всегда помнит о воинской чести, редко отступает перед неприятелем и почти никогда не испытывает полного поражения. Это объясняется личным мужеством и стойкостью войск, их дисциплинированностью и безусловным послушанием. Пусть- британский солдат неповоротлив, несообразителен и беспомощен, когда он предоставлен самому себе или когда ему приходится нести сторожевую или разведочную службу, зато он не имеет соперников в регулярном бою, где он действует массами. Сильнее всего он в сомкнутом ряду. Английская пехотная часть способна проделать то, что было бы не по силам всякой другой пехоте,— подпустить атакующую кавалерию, держать заряженные ружья до последнего момента и дать залп, когда неприятель в тридцати ярдах, и почти всегда с полным успехом. Британская пехота с таким хладнокровием открывает огонь — даже в самом критическом положении, — что своим действием он превосходит огонь всех других войск. Так сомкнутые ряды шотландцев отразили атаку русской кавалерии под Балаклавой. Несокрушимая стойкость этой пехоты еще никогда не давала таких блестящих результатов, как в сражении под Инкерманом, где французы в подобном же положении, наверное, были бы разбиты. Но, с другой стороны, французы никогда не допустили бы, чтобы их настигли врасплох в таком положении. Эта выдержка и стойкость как в атаках, так и в обороне компенсируют темные стороны британской армии, и они одни спасли ее не от одного поражения, вполне заслуженного и почти нарочно подготовленного негодностью ее офицеров, абсурдностью ее управления и негибкостью ее движений.

 

 

АВСТРИЙСКАЯ АРМИЯ

Австрия использовала первые моменты отдыха после суровых испытаний 1848 и 1849 гг., чтобы реорганизовать свою армию на современных принципах. Почти все ее части подвергнуты коренным реформам, и теперь она отличается большей действенностью, чем когда-либо раньше.

Прежде всего — пехота. Она состоит из 62 линейных полков, 1 полка и 25 батальонов стрелков и 14 полков и 1 батальона пограничной пехоты. Последние вместе с стрелками образуют легкую пехоту.

В линейный пехотный полк входят 5 полевых батальонов и 1 запасный — всего 32 роты, причем полевые роты насчитывают по 220 человек, а запасные—по 130. Таким образом, состав полевого батальона равен 1 300 человек, а состав целого полка — 6 000, т. е. он равен составу британской дивизии. Воя линейная пехота в военное время состоит, следовательно, из 370 000 человек.

В пограничной пехоте каждый полк имеет 2 полевых батальона и 1 запасный—всего 16 рот (3850 человек). Численность всей пограничной пехоты равна 55 000 человек.

Егеря, или стрелки, составляют 32 батальона по 1 000 человек в каждом. Общая численность этих войск — 32 000 человек.

Кавалерия делится на тяжелую и легкую. Первая состоит из 8 кирасирских и 8 драгунских полков, вторая — из 12 гусарских и 12 уланских (из которых 7 полков прежде были легкими драгунами, но потом их превратили о уланские).

Тяжелые полки состоят из 6 эскадронов, не считая запасного, легкие — из 8 эскадронов и 1 кадрового эскадрона. В тяжелом полку — 1 200 человек, в легком — 1 600. Численность всей кавалерии в военное время равна приблизительно 67 000 человек.

Артиллерия состоит из 12 полевых полков, из которых каждый имеет 4 шестифунтовых и 3 двенадцатифунтовых пеших батареи, 6 конных батарей, 1 гаубичную батарею — в общей сложности 1 344 пушки в военное время; далее — из 1 берегового полка, 1 ракетного полка из 20 батарей с 160 трубками. Итого 1 500 пушек и ракетных трубок и 53000 человек.

Общая численность всей действующей в военное время армии равна 522000 человек. К ним надо прибавить около 16000 саперов, минеров и понтонеров, 20000 человек жандармерии, транспортных войск и т. д., в общем приблизительно 590 000 человек. Посредством призыва резервов армия может быть увеличена на 100 — 120 тысяч человек; ресурсы, имеющиеся на военной границе, — если их использовать до конца,—дадут, пожалуй, еще 100—120 тысяч. Но ввиду того, что эти силы не могут быть стянуты в определенный момент и поступление их неизбежно должно быть постепенным, то они служат, главным образом, для возмещения понесенных потерь. Военные силы, которые Австрия может выставить в случае войны, вряд ли превысят 650 000 человек.

Армия делится на две резко отличные друг от друга части — на регулярную армию и пограничные войска. Срок службы в регулярной армии — 8 лет, после которых солдаты еще остаются 2 года в резерве. Однако — как и во Франции — им даются длительные отпуска, и действительное время, в течение которого они находятся под ружьем, может быть определено в 5 лет.

Пограничные войска организованы по совершенно иному принципу. Это — потомки южнославянских (кроатских или сербских), валашских и отчасти немецких поселенцев, которые в порядке военной аренды получали от короны земли и в прежнее время должны были защищать границу, от Далмации до Трансильвании, от турецких вторжений. Служба эта теперь свелась к простой формальности, но австрийское правительство не пожелало отказаться от такого мощного резервуара солдатских масс. Лишь существование пограничной организации спасло в 1848 г. итальянскую армию Радецкого, а в 1849 г. сделало возможным первое вторжение в Венгрию под командой Виндишгреца. Своим троном Франц-Иосиф обязан не только России, но и южнославянским пограничным полкам. На длинной полосе земли, которую они занимают, каждый коронный арендатор (т. е. почти каждый житель) обязан в возрасте от 20 до 50 лет вступать в войска в случае призыва. Молодежь, разумеется, составляет основное ядро этих полков; что касается пожилых, то они, главным образом, несут пограничную караульную службу, пока в случае войны их не призовут в действующие войска. Это объясняет, каким образом население в 1 1/2—2 миллиона может в военное время выставить 150—170 тысяч человек, или 10—12% всего своего количества.

У австрийской армии много черт сходства с британской. И в той и в другой — смесь национальностей, хотя обычно каждый данный полк однороден по национальному составу. Шотландский горец, житель Уэльса, ирландец и англичанин едва ли больше отличаются друг от друга, чем немец, итальянец, кроат и мадьяр. В той и другой служат офицеры различных рас и даже иностранцы. В той и другой теоретическая подготовка офицеров из рук вон плоха. В той и другой тактические формы сохраняют многое из старой линейной системы и лишь в малой мере усвоили применение колонн и легкого стрелкового боя. В той и другой необычен цвет формы: у англичан красный, у австрийцев — белый. Но по всей своей организации, по опытности и компетентности офицерского состава и тактической подвижности австрийская армия во много раз превосходит британскую.

Форма солдат — исключая нелепый белый цвет пехотного сюртука — по своему покрою приспособлена к современным требованиям. Короткая туника, вроде прусской, светлоголубые штаны, серый плащ, легкое кепи, похожее на французское, образуют очень хорошее и рациональное обмундирование; только узкие штаны венгерских и кроатских полков — часть их национального одеяния — надо признать весьма неудобными. Снаряжение — устаревшей системы; сохранены перекрещивающиеся ремни. Пограничные войска и артиллерия носят коричневые сюртуки; кавалерия — белые, коричневые и голубые. Мушкеты очень громоздкие, а винтовки, которыми вооружены егеря и часть каждой роты, — устарелого образца и много ниже винтовки Минье. Принятый к общему употреблению мушкет представляет собой старое кременевое ружье, весьма несовершенно переделанное в пистонный мушкет; он очень часто дает осечку.

Пехота — ив этом отношении она походит на английскую — сильнее в действиях массами, чем в требующей ловкости службе легкой пехоты. Однако, мы должны сделать исключение для пограничных войск и для егерей. Первые — во всяком случае большинство из них — очень сильны в перестрелке, — особенно сербы, которые любят пользоваться засадами. Егеря — почти все тирольцы — отличные стрелки. Но немецкая и венгерская пехота всегда славилась своей стойкостью, и во время наполеоновских войн она часто обнаруживала качества, которые ставят ее рядом с британской. И она также не раз сомкнутым строем принимала атаку кавалерии, не считая нужным перестраиваться в каре; когда же она таким образом перестраивалась, неприятельской кавалерии редко удавалось ее опрокинуть, о чем свидетельствует сражение при Асперне. Кавалерия — превосходна. Тяжелая, или «немецкая», конница, состоящая из немцев и чехов, обладает отличным конским составом, прекрасно вооружена и всегда на высоте своих задач. Легкая кавалерия, пожалуй, пострадала от того, что в ней соединены немецкие легкие кавалеристы с польскими уланами, но входящие в ее состав венгерские гусары навсегда останутся образцом легкой конницы.

Артиллерия, вербуемая главным образом из немецких провинций, всегда стояла высоко, и не столько тем, что она во время и с толком вводила у себя реформы, сколько практической подготовкой своего персонала. Особенно тщательную подготовку получает унтер-офицерский состав, не знающий себе равных в других армиях. Что касается офицеров, то приобретение ими теоретических знаний более, чем следовало бы, предоставлено их доброй воле, и все же многие из лучших военных писателей — австрийцы. Изучение своей специальности является в Австрии правилом, по крайней мере для низших офицеров, тогда как в Англии считают, что офицер, имеющий теоретические интересы, позорит свой полк.

Специальные войска — штабные и инженерные — превосходны, о чем свидетельствуют отличные карты австрийского штаба, особенно карта Ломбардии. Британская артиллерийская карта, несмотря на все свои достоинства, значительно уступает им.

Огромное зло австрийской армии — многообразие ее национального состава. В британской армии все, по крайней мере, говорят по-английски, тогда как у австрийцев даже унтер-офицеры не-немецких полков едва владеют немецкой речью. Это неизбежно создает путаницу, всяческие затруднения во взаимном общении офицера и солдата. Отчасти зло это ослабляется тем, что благодаря частой перемене стоянок офицеры волей-неволей научаются объясняться на всех языках, на которых говорят в Австрии. Все же положение остается ненормальным. Строгость дисциплины, поддерживаемой частым наказанием розгами, и долгий срок службы препятствуют взрыву серьезных раздоров между различными национальностями, по крайней мере в мирное время. Но 1848 г. обнаружил, как ничтожна спайка в австрийских войсках. В Вене германские полки отказались бороться против революции. В Италии и в Венгрии национальные войска перешли на сторону повстанцев почти без всякого сопротивления. И в этом слабая сторона австрийской армии. Никто не может сказать, надолго ли сохранит она свою целостность и сколько полков, в том или ином случае, изменят присяге и повернут ружья в сторону своих прежних товарищей. Шесть различных народов в два или три различных вероисповедания представлены в австрийской армии; их противоречащие друг другу симпатии должны враждебно столкнуться в такое время, как наше, когда все народы мечтают о свободном использовании своих сил. Будет ли в войне против России православный серб, обработанный панславистской агитацией, драться с русскими, своими братьями по крови и по религии? Предадут ли в революционной войне итальянцы и венгерцы свою родину, чтобы воевать за императора, чуждого им по языку и по национальности? Вряд ли можно на это рассчитывать, и поэтому, как бы сильна ни была австрийская армия, нужны совершенно особые условия, чтобы она могла проявить свою мощь.


ПРУССКАЯ АРМИЯ

Прусская армия заслуживает специального обзора по причине ее своеобразной организации. В то время как во всякой другой армии основу всей военной организации составляет мирный контингент и не принимается никаких мер к созданию кадров для новых формирований, которых сразу же требует большая война, — в Пруссии, как утверждают, все до мельчайших подробностей приспособлено к военному положению. Армия мирного времени представляет здесь лишь школу, в которой население обучается владеть оружием и производить те или иные военные упражнения. Эта система, включающая, как предполагается, в ряды армии в момент войны все мужское население, годное к военной службе, очевидно, способна защитить ту страну, которая ее применяет, от всякого неприятеля. Но не в этом только дело. Благодаря ей страна становится сильнее почти на 50% по сравнению с тем положением, если бы она держалась французской или австрийской системы рекрутских наборов. Только при помощи этого средства земледельческое государство с какими-нибудь 17 миллионами жителей, занимающее незначительную территорию, не обладающее флотом и не ведущее непосредственной морской торговли, с мало развитой сравнительно промышленностью, — в состоянии удерживать до известной степени положение великой европейской державы.

Прусская армия состоит из двух крупных частей: линейные войска, солдаты которых еще обучаются, и ландвер (ополчение), состоящий из уже обученных людей, про которых можно сказать, что они находятся в бессрочном отпуску.

Служба в линейных войсках продолжается пять лет для каждого мужчины в возрасте от 20-го до 25-го года; но уже три года действительной службы считаются достаточными, после чего солдат отпускается домой и состоит в так называемом военном запасе. В течение этого времени он продолжает еще числиться в запасных списках своего батальона и эскадрона и может в любое время быть призван в свою часть.

После двухлетнего пребывания в военном запасе солдат переходит в ополчение первого разряда (erstes Aufgebot des Landwehrs), в котором он остается до 32-го года своей жизни. В течение этого периода он обязан являться один раз в два года на корпусные маневры, которые обыкновенно бывают весьма обширных размеров и происходят совместно с маневрами линейных войск. Маневры обыкновенно продолжаются месяц, и для этой цели концентрируется от 50 000 до 60 000 войск. Ландвер первого разряда действует в полевых операциях совместно с линейными частями. Он образует такие же отдельные полки, батальоны и эскадроны, как и линейные войска, и с той же полковой нумерацией. Но артиллерия остается прикрепленной к соответствующим полкам линейных частей.

В возрасте от 32-го до 39-го года включительно солдат состоит в ополчении второго разряда (zweites Aufgebot); в это время он уже более не призывается на действительную службу, если только не разразится война. В последнем случае ополченцы второго призыва несут гарнизонную службу в крепостях, давая тем самым возможность использовать для полевых операций все линейные войска и всех ополченцев первого призыва.

После 40-го года солдат уже освобождается от призыва, исключая только тот случай, когда к оружию призывают мифический ландштурм, или массовый набор. В ландштурм входит каждый мужчина, не вошедший в вышеперечисленные категории, освобожденный от военной службы вследствие низкого роста, слабого здоровья или по какой-либо другой причине, в возрасте от 16-го до 60-го года. Про этот ландштурм нельзя даже сказать, что он существует на бумаге, потому что нет ни организации, которая бы специально им ведала, ни оружия, ни обмундирования. И если когда-либо его соберут, то он может быть использован лишь для полицейской службы внутри страны и для ужасного истребления крепких напитков.

Так как в Пруссии каждый гражданин по закону является солдатом в возрасте от 20-го до 40-го года, то население в 17 миллионов может, как это предполагают, выставить полный контингент, по крайней мере, в 1 1/2 миллиона человек. Но в действительности и половины этого числа не удается собрать. В самом деле, при обучении такой массы людей в течение трехлетней службы в полках можно было бы рассчитывать, что весь мирный контингент достигнет, по крайней мере, 300 000 .человек, когда на самом деле Пруссия имеет что-то около 130000. Существуют различные способы освобождения большого количества лиц, подлежащих военной службе; люди, в достаточной степени годные к службе, объявляются слишком слабыми, медицинская инспекция или отбирает только самых лучших кандидатов, или позволяет себе склоняться на подкупы при отборе годных к службе и т. д. Прежде уменьшение срока действительной службы для пехоты — до двух лет—понижало цифру контингента до 100000 или 110000 человек. Однако после революции, когда правительство убедилось, как много значит один добавочный год службы в деле приучения солдат к повиновению своим офицерам и для того, чтобы можно было положиться на них в случае революции, — трехлетний срок службы был снова всюду восстановлен.

Регулярная, или линейная, армия состоит из 9 армейских корпусов, 1 гвардейского и 8 линейных. Своеобразие их организации будет объяснено сейчас же. Они заключают в себе всего 36 полков пехоты (гвардии и линейных войск), в каждом по 3 батальона; 8 запасных полков, по 2 батальона в каждом; 8 сводных запасных батальонов и 10 батальонов егерей, всего 144 батальона пехоты, или 150000 человек.

Кавалерия состоит из 10 кирасирских, 5 драгунских, 10 уланских и 13 гусарских полков, по 4 эскадрона каждый, или 800 человек, — всего 30 000 солдат.

Артиллерия образует 9 полков; каждый полк во время войны имеет 4 шестифунтовых, 3 двенадцатифунтовых и 1 гаубичную пешие батареи и 3 конных батареи, с одной запасной ротой, которая может быть превращена в двенадцатую батарею; кроме того, имеется 4 гарнизонных роты и 1 рабочая рота. Но так как для обслуживания этих орудий и пополнения рот требуется весь военный запас и ландвер первого призыва (артиллеристы), то линейную артиллерию можно считать состоящей из 9 полков, по 2 500 человек приблизительно в каждом, с приблизительно 30 орудиями в каждом полку, снабженных полностью конским составом и всяким прочим снаряжением.

Таким образом, общая цифра прусских линейных войск доходит до 200 000 человек, но из нее смело можно вычесть 60 000 или 70 000 запасных, отпущенных домой после трехлетней службы.

Ландвер первого призыва исчисляется из расчета — один ландверный полк на каждый полк гвардии или линейных войск, не считая 8 запасных полков; кроме того, он имеет еще 8 запасных батальонов, образуя всего 116 батальонов, или около 100000 человек. Кавалерия состоит из 2 гвардейских полков и 32 линейных с 8 запасными эскадронами; всего 136 эскадронов, или около 20000 человек. Артиллерия, как выше указывалось, вся прикреплена к линейным полкам.

Ландвер второго призыва насчитывает 116 батальонов, 167 эскадронов (включая различные запасные и кадровые эскадроны, обязанности которых одинаковы с обязанностями ландвера второго призыва) и некоторое количество гарнизонной артиллерии, всего около 150000 человек.

С 9 батальонами саперов, представляющими собой отдельные небольшие части, с приблизительно 30 000 инвалидов и армейским обозом, в военное время насчитывающим не менее 45 000 человек, вся прусская армия считается состоящей из 580 000 человек; из них 300 000 могут быть употреблены для полевых операций, 54 000 для обучения новобранцев, 170000 для гарнизонов и как резервы, из которых 60 000 неспособны к бою. Число полевых орудий, которыми располагает вся армия, определяется цифрой от 800 до 850; они разделены по батареям, каждая в 8 орудий (6 пушек и 2 гаубицы).

Для всех этих войск не только имеется полная организация кадров, но и заранее подготовлено все оружие и снаряжение; в случае мобилизации остается только найти лошадей. Но Пруссия богата лошадьми, и так как животные, как и люди, подлежат немедленной реквизиции, то здесь также не представляется никакой трудности. Так говорит устав, но как обстоит дело в действительности, это видно из примера 1850 г., когда происходила мобилизация армии. Первый набор ландвера был обмундирован и снаряжен, хотя и с немалыми трудностями, но для ландвера второго призыва не было заготовлено ни одежды, ни обуви, ни оружия, и он представлял самое смешное зрелище, какое только можно себе представить. Однако компетентные наблюдатели, сами служившие в прусской армии, еще задолго до этого предсказывали, что дело будет обстоять именно так, что фактически Пруссия в случае взрыва войны может рассчитывать лишь на линейные войска и частично на ландвер первого призыва. Их предположения полностью были подтверждены событиями. Несомненно, снаряжение для ландвера второго призыва с этих пор уже заготавливается, и если бы эта масса была призвана теперь, то из нее в течение месяца или шести недель образовался бы весьма солидный корпус для гарнизонной, а отчасти и полевой службы. Но ведь во время войны трехмесячная муштровка считается вполне достаточной, чтобы приготовить рекрута для боя, и, таким образом, громоздкая система, принятая Пруссией, вовсе не обеспечивает тех громадных преимуществ, которые обычно ей приписываются. Кроме того, материал, заготовленный для второго набора, через несколько лет исчезнет таким же образом, как это произошло с материалом 1850 г., который в свое время ведь также имелся налицо, но который исчез, когда в нем почувствовалась необходимость.

Усвоив ту точку зрения, что каждый гражданин должен быть солдатом, Пруссия остановилась на полдороге и исказила этот принцип, придав ложный характер всей своей военной организации. Раз система рекрутских наборов (conscription) оставлена и заменена всеобщей воинской повинностью, регулярная, постоянная армия как таковая должна быть уничтожена. Должны быть сохранены лишь кадры офицеров и унтер-офицеров, через руки которых проходит обучение молодых людей, причем срок этого обучения не должен продолжаться более, чем это необходимо для данной цели. Если бы дело обстояло так, то срок службы мирного времени должен был бы сократиться до одного года, по крайней мере для пехоты. Но это, конечно, неприемлемо ни для правительства, ни для военных педантов старой школы. Правительство хочет иметь послушную и надежную армию, которую в случае нужды можно было бы употребить против внутренних беспорядков у себя дома; армейские педанты хотят такой армии, которая бы своей муштровкой, общим видом и солидностью не имела равных среди остальных европейских армий, состоящих из сравнительно пожилых солдат. Молодые войска, находящиеся на службе не больше года, не отвечают ни одному из этих требований. Поэтому принят средний трехлетний срок службы, и отсюда проистекают все недостатки и слабые места прусской армии.

Как уже мы видели, по крайней мере, половина годных людей исключена из армии. Они заносятся в списки ландвера второго призыва, который на бумаге разбухает до громадных размеров, но фактически даже те силы, которыми он мог бы обладать, ослабляются массой людей, никогда не имевших дела с ружьем и представляющих собой не более, как сырых рекрутов. Это уменьшение действительной военной силы страны, по крайней мере, на одну половину, есть первое прямое следствие удлиненного срока военной службы.

Но и сами линейные войска и ландвер первого призыва также страдают от этой системы. В каждом полку одна треть солдат служит меньше трех лет, одна треть меньше двух лет, а остальные меньше года. Нечего и ждать, чтобы армия, составленная подобным образом, обладала такими военными качествами, как строжайшее подчинение начальникам, устойчивость боевых рядов, дух корпоративности, которые отличают старых солдат английской, австрийской, русской и даже французской армий. Англичане, являющиеся компетентными судьями в этом деле, так как их солдаты служат долгие сроки, замечают, что требуется целых три года для того, чтобы совершенно перевоспитать рекрута. Так как в прусской армии мирного времени совсем нет людей, прослуживших полностью три года, то вполне естественно, что эти воинские качества старых солдат или, по крайней мере, подобие их, вбиваются в молодого рекрута при помощи мер самой крайней строгости. Прусские младшие офицеры и фельдфебели, будучи не в состоянии выполнить возложенную на них задачу, относятся к своим подчиненным с грубостью и жестокостью, которые вдвойне отвратительны из-за их педантичности. Между тем последняя в высшей степени смешна, так как она находится в полном противоречии с той ясной и разумной системой обучения, которая предписана, и так как она постоянно обращается к традиции Фридриха Великого, который обучал людей совершенно иного сорта и в условиях совершенно иной тактики. Таким образом, военно-полевые действия приносятся в жертву парадам, и в общем прусские линейные войска стоят ниже тех старых батальонов и эскадронов, которые могут быть выставлены в начале войны против них какой-либо из европейских великих держав.

Так обстоит дело с прусской армией, несмотря на ряд ее преимуществ, которыми не обладают другие армии. Пруссаки, как и вообще немцы (the German), дают прекрасный материал для военной службы. Страна состоит из обширных равнин, перемежающихся многочисленными горными хребтами, и предоставляет в изобилии материал для всех видов оружия. Большинство немцев обладает физическими свойствами, которые одинаково отвечают требованиям, предъявляемым со стороны как службы легкой пехоты, так и тяжелой (линейной), с чем едва ли сравнится какая-либо другая нация. Страна изобилует лошадьми и может предоставить кавалерии большое число людей, с детства привыкших сидеть в седле. Осмотрительность и выдержанность немцев особенно делают их пригодными к артиллерийской службе. Принадлежа к наиболее драчливым народам, они воюют не только из-за своих собственных целей, но довольно часто, когда у них нет войны у себя дома, они ищут ее за границей. Начиная с ландскнехтов средних веков и до современных иностранных легионов Франции и Англии, немцы всегда давали большую массу наемников, сражавшихся в качестве профессионалов. Если французы превосходят их своим проворством и живостью в атаках, если англичане в большей степени обладают способностью к упорному сопротивлению, — немцы, без сомнения, превосходят все другие европейские нации своей общей способностью к военному делу, что делает их хорошими солдатами при всяких обстоятельствах.

Прусские офицеры являются наиболее образованными представителями своего класса во всем мире. Общий образовательный минимум, которому они подчинены, гораздо выше по сравнению с другими армиями. В целях пополнения их теоретического образования заведены школы при бригадах и дивизиях; высшие и более специальные военные знания получаются в многочисленных военно-учебных заведениях. Прусская военная литература стоит чрезвычайно высоко; работы последнего двадцатилетия достаточно доказывают, что их авторы не только в совершенстве понимают свое собственное дело, но и могут соперничать с офицерами любой армии в смысле общих научных представлений. Правда, в их среде встречается немало дилетантов, метафизиков, что вполне понятно, так как в Берлине, Бреславле или Кенигсберге вы можете увидеть офицеров, сидящих вместе со студентами на университетских лекциях. Клаузевиц является таким же образцовым автором по работам о линейных войсках в мировой литературе, как и Жомини, а работы инженера Астера делают эпоху в науке фортификации. Все же слово «прусский лейтенант» употребляется как поговорка по всей Германии, и, действительно, доведенный до карикатурной формы дух корпоративности, педантство и нелепые манеры, навеянные общим тоном армии, вполне оправдывают этот взгляд. Нигде нет так много старых, упрямых, придирчивых педантов среди офицеров и. генералов, как в Пруссии; большинство из них, впрочем,—развалины 1813 и 1815 гг. После всего сказанного нужно признать, что абсурдная попытка превратить прусские линейные войска в то, чем они никогда не могут быть, — в армию старых солдат, — понижает качество как офицеров, так и еще в большей степени солдат.

Правила обучения в прусской армии, без сомнения, лучшие во всем мире. Простые, единообразные, основанные на общих принципах здравого смысла, они не оставляют желать чего-либо лучшего. Они являются плодом гения Шарнгорста, который со времени Морица Нассауского является, пожалуй, величайшим военным организатором. Правила маневрирования большими войсковыми массами также хороши. Но научные руководства по артиллерийской службе, официально рекомендуемые офицерам, устарели и не соответствуют требованиям настоящего времени. Однако это порицание относится лишь к работам, являющимся более или менее официальными, и не касается прусской литературы по артиллерии в целом.

Инженерный корпус пользуется, и вполне заслуженно, весьма высоким авторитетом. Из его среды вышел Астер, этот первый военный инженер со времени Монталамбера. Прусские военные инженеры построили целый ряд крепостей от Кенигсберга и Познани до Кельна и Кобленца, возбуждающих удивление всей Европы.

Снаряжение прусской армии, со времени перемен, произведенных в 1843 и 1844 гг., не очень красиво, но вполне подходяще для солдат. Шлем хорошо защищает от солнца и дождя, одежда держится свободно и удобно; все обмундирование пригнано еще лучше, чем у французов. Гвардия и легкие батальоны (один в каждом полку) вооружены нарезными игольчатыми ружьями; остальные линейные войска имеют мушкеты, преобразованные при помощи весьма несложной операции в хорошие винтовки Минье; что касается ландвера, то он через два-три года также получит винтовку Минье, но пока он употребляет пистонные мушкеты. Кавалерийские сабли слишком широки, и кривы, и большинство их ударов падает плоско. Артиллерийский материал — пушки, повозки и упряжь — оставляют желать много лучшего.

В общем прусская армия, т. е. линейные войска и ландвер первого разряда, представляет внушительную массу людей, но вовсе не является тем, чем хвастаются прусские патриотически настроенные писатели. Линейные войска, когда окажутся на поле битвы, сразу же сбросят с себя цепи парадных церемоний и после нескольких схваток сумеют быть равными своим противникам. Ландвер первого разряда, как скоро в нем будет пробужден дух старого солдата и при условии, что война будет популярна, сравняется с самыми лучшими старыми войсками в Европе. То, чего Пруссия должна опасаться, это — активности неприятеля в первый период войны, когда против нее будут брошены более организованные и более старые регулярные войска; но если война затянется, Пруссия будет иметь в своей армии пропорционально большее количество старых солдат, чем какое-либо другое европейское государство. В начале кампании линейные войска будут представлять основное ядро армии, но ландвер первого разряда скоро оттеснит их на второе место, так как его солдаты обладают лучшими физическими и военными качествами. Это — настоящие старые солдаты Пруссии, а не безбородые юнцы линейных войск. О ландвере второго разряда мы. не говорим, он еще должен показать, что он представляет собою.

 

 

Русская армия

В России также принимались известные меры к созданию кадров на случай военного положения при помощи системы запасов, похожей в некоторых отношениях на прусскую систему ландвера. Но вообще русские резервы включают в себя такое ограниченное число людей и их так трудно собрать вместе из различных пунктов громадной империи, что уже спустя шесть месяцев после объявления войны англичанами и французами и еще прежде, чем раздался хотя бы один выстрел в Крыму, — сразу же выявилась необходимость покончить с этой системой и приступить к формированию новых корпусов, за которыми последовали дальнейшие новые формирования. Таким образом, в России нужно различать состояние армии в момент начала войны и армию в ее теперешнем состоянии.

Русская армия мирного времени состоит из следующих частей:

1) действующая армия—6 линейных корпусов (№№ 1—6);

2) запасная армия—1 гвардейский корпус, 1 корпус гренадеров, 2 кавалерийских резервных корпуса;

3) специальные корпуса — Кавказский, Финляндский, Оренбургский и Сибирский; 4) войска внутренней службы — ветераны, внутренняя охрана, инвалиды и т. п.; 5) иррегулярные войска. Сюда же могут быть отнесены резервы, состоящие из солдат, находящихся в отпуску.

Состав каждого из 6 линейных корпусов таков: он включает в себя 3 пехотных дивизии, из которых каждая имеет 1 линейную бригаду и 1 бригаду легкой пехоты, в каждой бригаде 2 полка, в каждом полку 4 линейных батальона; всего 6 бригад, или 12 полков, составляющих 48 батальонов, с одним батальоном стрелков и одним — саперов; итого 50 батальонов. Сюда же входит 1 дивизия легкой кавалерии в составе 1 бригады уланов и 1 бригады гусаров, каждая из 2 полков, или 16 эскадронов, всего 32 эскадрона. Артиллерия состоит из 3 пехотных бригад и 1 конной; всего 14 батарей, или 112 орудий; общий итог пo каждому корпусу — 50 батальонов, 32 эскадрона, 112 орудий; весь итог по 6 корпусам: 300 батальонов, 192 эскадрона, 672 орудия.

Гвардия включает в себя 3 дивизии, или 6 бригад, составляющих 12 полков (9 полков гренадеров и 3 карабинеров или легкой пехоты); всего 36 батальонов, так как полки гвардии и гренадеров имеют только по 3 линейных батальона. Сюда нужно присоединить еще 1 батальон стрелков и 1 — саперов и минеров; 3 кавалерийских дивизии (1—карасиров, 1—уланов и 1—гусаров), образующих 6 бригад, или 12 полков, всего 72 эскадрона кавалерии; 1 артиллерийскую дивизию в 5 бригад и 15 батарей (9 пеших, 5 конных и 1 ракетная); всего 135 орудий. Войска гренадеров состоят из 3 дивизий, или 6 бригад, составляющих 12 полков, или 36 батальонов пехоты, 1 батальона стрелков и 1 саперов и минеров. Этот корпус имеет также 1 кавалерийскую дивизию, куда входят 2 бригады (1 —-уланов и 1—гусаров) в составе 4 полков, или 32 эскадронов; артиллерия состоит из 3 пехотных и 1 конной бригады с 14 батареями; всего 112 орудий. Резервная кавалерия организована следующим образом:

1-й корпус: 3 дивизии (2—кирасиров и 1—уланов) в составе 6 бригад, или 12 полков; всего 80 эскадронов (48 эскадронов кирасиров, 32 — уланов). Имеется также 1 дивизия конной артиллерии, состоящая из 3 бригад с 6 батареями; всего 42 орудия,

2-й корпус: 3 дивизии (1 —уланов, 2—драгунов), или 6 бригад, что дает 12 полков, или 112 эскадронов (32 эскадрона уланов, 80—драгунов). Имеются также 2 эскадрона верховых саперов и понтонеров и 6 батарей конной артиллерии с 48 орудиями.

Кавказский корпус включает в себя 1 резервную бригаду гренадеров в составе 2 полков, или 6 батальонов, 3 дивизии пехоты в составе 12 полков, или 48 батальонов, 1 батальон стрелков, 1 батальон саперов, 47 батальонов кавказской линии (ополчение), всего 103 батальона. Кавалерия состоит из 1 полка драгунов в 10 эскадронов. Артиллерии имеется 1 дивизия с 10 обыкновенными и б горными батареями; всего 180 орудий.

Финляндский корпус содержит в себе одну дивизию в составе 2 бригад, или 12 батальонов пехоты; Оренбургский корпус состоит из одной дивизии, также в 2 бригады, но лишь из 10 батальонов; Сибирский корпус—из одной дивизии в 3 бригады, образующих 15 батальонов.

Весь итог по всем регулярным войскам, находящимся под оружием в мирное время, может быть выражен следующей таблицей:

  Батальоны Эскадроны Орудия
Шесть линейных корпусов 300 192 672
Гвардия 38 72 135
Гренадеры 38 32 112
Резервная кавалерия - 194 96
Кавказский корпус 103 10 180
Финляндский корпус 12 - -
Оренбургский корпус 10 - -
Сибирский корпус 15 - -
Всего 516 500 1195

Войска для внутренней службы состоят из 52 батальонов внутренней охраны, 800 рот ветеранов и инвалидов, 11 1/2 эскадронов жандармов и 98 рот артиллерии. Эти войска едва ли можно включать в число действительных боевых сил страны.

Иррегулярный войска, преимущественно кавалерия, делятся следующим образом:

1. Донские казаки — 56 полков, каждый по 6 сотен; всего 336 сотен, 13 батарей.

2. Черноморские казаки — 72 сотни, 9 батальонов, 3 батареи.

3. Кавказские линейные казаки (на Кубани и Тереке) — 120 сотен и 3 батареи.

4. Астраханские казаки — 18 сотен, 1 батарея.

5. Оренбургские казаки — 60 сотен, 3 батареи.

6. Уральские казаки — 60 сотен.

7. Башкирский набор — 85 сотен (почти целиком из башкиров и калмыков).

8. Сибирские казаки — 24 батальона, 84 сотни с 3 батареями; состоят частично из тунгусов, бурятов и пр.

9. Азовские казаки, обязанные годовой службой.

10. Дунайские казаки в Бессарабии — 12 сотен.

11. Байкальские казаки, недавно сформированные; их организация и количество неизвестны.

Всего насчитывается 847 сотен (эскадрон в 100 человек каждый, от слова «sto» — сотня), 32 батальона, 26 батарей. Это составляет около 90 000 человек кавалерии и 30 000 пехоты. Но для чисто военных целей на западной границе могут быть использованы не более 40 000 или 50 000 кавалерии, некоторые батареи и ни одной пехотной единицы.

Таким образом, русская армия в мирное время (исключая войска внутренней службы) состоит из 360 000 пехоты, 70 000 кавалерии и 90 000 артиллерии; всего 500 000 человек, кроме казаков, число которых изменяется в зависимости от обстоятельств. Но из этих 500 000 человек местные корпуса — Кавказский, Оренбургский и Сибирский — не могут быть использованы для какой-либо войны на западной границе империи; следовательно, против Западной Европы Россия не может двинуть более 260 000 человек пехоты, 70 000 кавалерии и 50 000 артиллерии, приблизительно с 1 000 орудиями, не считая еще около 30 000 казаков.

Так обстоит дело в условиях мирного времени. На случай войны были приняты следующие меры: полный срок службы был установлен в двадцать, двадцать два года или двадцать пять лет, в зависимости от обстоятельств; но после десяти или пятнадцати лет (в зависимости от обстоятельств) солдаты отпускались домой, считаясь находящимися в запасе. Организация этого запаса выражалась в различных формах, но, как это обнаружилось теперь, отпускные солдаты входили в запасный батальон (четвертый батальон в полках гвардии и гренадеров, пятый — в линейных), запасный эскадрон или запасную батарею соответствующего вида оружия. По истечении пяти лет они переходили в кадровый (пятый или соответствующий шестой) батальон своего полка, кадровый эскадрон или батарею.

Таким образом, предполагалось, что. призыв запаса усилит количество пехоты и артиллерии почти на 50%, а кавалерии — на 20. Этим запасом должны были командовать отставные офицеры, и кадры его, если не полная организация, были до известной степени подготовлены.

Но когда разразилась война, все изменилось. Действующая армия должна была послать 2 дивизии на Кавказ, хотя они были предназначены для сражений на западной границе. Прежде чем англо-французские войска высадились на востоке, 3 корпуса действующей армии (3-й, 4-й и 5-й) были втянуты в кампанию против турок. Запасные войска действительно концентрировались, но требовалось чрезвычайно много времени, чтобы солдаты могли достичь назначенного им главного пункта, будучи рассеяны по разным местам империи. Наличие союзных войск и флота на Балтийском и Черном морях, равно как и колеблющаяся позиция Австрии, вынуждали более решительные меры: наборы были удвоены и утроены, и разношерстная масса собранных таким образом рекрутов совместно с запасными образовали четвертый, пятый, шестой, седьмой и восьмой батальоны; подобное же увеличение было произведено и в кавалерии. Таким образом, 8 корпусов гвардии, гренадеров и линейных вместо 376 батальонов стали насчитывать уже 800, в то время как на каждый эскадрон или батарею мирного времени были также прибавлены, по крайней мере, 1 запасный эскадрон или батарея. Все эта цифры, однако, выглядят более страшными на бумаге, чем в действительности, потому что вследствие продажности русских чиновников, дурного управления армии и огромных переходов, которые приходится делать рекрутам от их домов до сборных пунктов, а от сборных пунктов к местам расположения корпусов и отсюда к месту военных действий, — большая часть солдат выбыла из строя или обессилела еще ранее встречи с неприятелем. Кроме того, бедствия от болезней и потери в битвах за время двух прошлых кампаний были весьма серьезны, и поэтому мы не думаем, чтобы 1 000 батальонов, 800 эскадронов и 200 батарей русской армии заключали в себе в настоящее время более 600000 человек.

Правительство, однако, не удовлетворялось вышеуказанными мероприятиями. С быстротой, свидетельствующей о том, что оно вполне осознало трудности собирания в одно место громадных масс людей из различных частей обширной империи, правительство, лишь только была закончена организация седьмого и восьмого батальонов, объявило мобилизацию ополчения. Это ополчение (militia, or opoltshenie) должно было быть организовано в виде дружин (батальонов) по 1 000 человек каждая, пропорционально числу населения той или иной губернии; на службу должны были итти 23 человека из каждой 1 000 мужчин, или почти четверть процента всего населения. В настоящее время ополчение призвано пока лишь в западных губерниях. Этот набор, производившийся среди населения в 18 000 000 душ, в котором насчитывается около 9 000 000 мужского пола, должен был дать около 120000 человек, — и эта цифра совпадает с русскими официальными отчетами. Не приходится сомневаться в том, что ополчение по своему качеству будет во всех отношениях ниже даже тех запасных частей, которые были сформированы недавно, но во всяком случае оно дает значительное добавление к военным силам России и, будучи употреблено на гарнизонную службу в Польше, сможет освободить для боевых действий большое число линейных полков. С другой стороны, на западную границу уже прибыло не только много казаков, но и значительное количество башкиров, киргизов, тунгусов и прочих монгольских частей. Этот факт показывает, насколько рано отдан был приказ об их отправлении на запад, так как, прежде чем эти войска могли прибыть в Петербург или на Вислу, многим из них нужно было потратить на передвижение свыше года.

Так Россия напрягала свои военные ресурсы до самых крайних пределов и все же после двухлетней кампании, в течение которой она не потерпела ни одного решительного поражения, она не может насчитывать более 600 000 или самое большое 630000 регулярных войск с 100000 ополченцев и, может быть, 50 000 иррегулярной кавалерии. Мы не хотим этим сказать, что страна уже истощена, но для нас совершенно ясно то положение, что Россия после двухлетней войны не сможет сделать того, что сделала Франция после двадцатидвухлетней войны, и притом после полной гибели своей превосходной армии в 1812 г. Россия не в состоянии создать свежие войска в 300 000 человек и остановить, хотя бы, по крайней мере, на время, наступление неприятеля. Так велико различие в военной мощи между странами, из которых одна имеет густое население, а другая — редкое. Если бы Франция граничила с Россией, то 66000000 жителей России были бы слабее 38000000 населения Франции. Что 44000000 немцев представляют большую силу, чем 66000000 подданных православного царя, — в этом нет ни малейшего сомнения.

Русская армия набирается различными путями. Большая часть солдат набирается путем регулярных наборов, которые происходят один год в западных губерниях Европейской России, а следующий — в восточных. Обычный процент набора — четыре или пять человек с каждой тысячи мужского пола («душ»), поскольку в русские переписи населения заносится лишь мужской пол, так как, согласно православным восточным верованиям, женщины не являются «душами». Солдаты, набранные в западной половине империи, служат 20 лет, набранные в восточной половине — 25 лет. Гвардия служит 22 года; молодые люди из военных поселений — 20 лет. Кроме этих наборов, обильный источник для рекрутов представляют дети солдат. Каждый сын, родившийся у солдата во время его пребывания на службе, обязан служить; это правило заходит так далеко, что государство претендует на детей, рожденных солдатскими женами, даже в том случае, если их мужья находились на другом конце империи в течение уже пяти или десяти лет. Эти солдатские дети называются кантонистами, и большинство их воспитывается за счет государства; из них вербуется большинство унтерофицеров. Наконец, на службу в армию присуждаются приговорами судов преступники, бродяги и другие ни на что не годные люди. Дворянин имеет право послать в армию своего крепостного, если последний не обладает телесными недостатками; и это же может сделать каждый отец семейства по отношению к своему сыну. «С богом, иди под красную шапку". («S'bogom, idi pod krasnuyu shapku»), т. е. иди в армию, таков обычный разговор русского крестьянина с непослушным сыном.

Унтер-офицеры, как мы уже сказали, в большинстве своем рекрутируются из солдатских сыновей, воспитываемых в правительственных заведениях. С раннего детства подчиненные военной дисциплине, эти парни не имеют ничего общего с теми людьми, которых они впоследствии должны обучать и ими руководить. Они образуют класс, совершенно оторванный от народа. Они принадлежат государству и не могут существовать без него; предоставленные собственным средствам, они ни на что не способны. Поэтому продолжать жизнь под опекой правительства является их единственной целью. Чем является в русской гражданской службе низший класс чиновников, рекрутирующийся из детей тех же чиновников, то же самое представляют собой унтер-офицеры в армии: хитрость, низость взглядов, узко эгоистическое поведение соединяются с поверхностным начальным образованием, делающим их еще более отвратительными; тщеславные и жадные до наживы, продавшиеся душой и телом государства, они в то же время сами ежедневно и ежечасно продают его по мелочам, если это хоть сколько-нибудь может быть для них выгодно. Прекрасным образчиком этого типа является фельдъегерь, или курьер, сопровождавший г. де-Кюстина в его путешествии по России и так удивительно изображенный им в своем отчете об этой поездке. Эта категория людей, в гражданской и военной областях, главным образом и поддерживает ту громадную коррупцию, которая пронизывает все отрасли государственной службы в России. Все же нет сомнения, что если бы Россия отказалась от этой системы полного присвоения государством детей, она была бы не в состоянии найти нужное ей количество гражданских низших чиновников и военных унтер-офицеров.

С офицерами дело обстоит, пожалуй, еще хуже. Воспитание, даваемое будущему ефрейтору или фельдфебелю, обходится сравнительно дешево; но воспитывать офицеров для миллионной армии (а такова именно цифра, для которой должны быть подготовлены русские кадры согласно официальным данным), это — вещь очень дорогая. Частные учреждения не делают для этого ничего или очень мало. Таким образом, все должно делать государство. Но ясно, что оно не в состоянии дать образование массе молодых людей, которые требуются для данной цели.

Поэтому, в силу определенного морального давления, дети дворян обязаны прослужить, по крайней мере, пять или десять лет в армии или гражданской службе; семья, которая «не служила» в течение трех поколений, теряет свои дворянские привилегии и особенно право владеть крепостными, без какового права обширная земельная собственность в России не имеет никакой ценности. Таким образом, большая часть молодых людей поступает в армию в чине прапорщика или поручика, все образование которых состоит в беглом разговоре по-французски на самые обычные темы и в крайне небольших поверхностных знаниях из элементарной математики, географии и истории, причем все это носит цель одного лишь показа. Служба для них — тяжелая необходимость, которую они выполняют с непритворным отвращением, как своего рода длительный курс медицинского лечения; как только предписанный срок службы истекает или достигнут чин майора, они уходят в отставку и тогда заносятся в списки запасных батальонов. Что касается воспитанников военных училищ, то они также начиняются знаниями лишь для того, чтобы сдать экзамен, и даже в области чисто профессиональных знаний стоят далеко позади по сравнению с молодежью, обучающейся в австрийских, прусских и французских военных школах. С другой стороны, талантливые и прилежные молодые люди, увлекающиеся своей специальностью, настолько редки в России, что за них сразу хватаются, лишь только они проявят себя, будь то иностранцы или русские. Государство весьма щедро снабжает их средствами, чтобы они могли закончить свое образование, и дает им быстрое продвижение. Их показывают перед Европой как достижение русской цивилизации. Если у них имеется наклонность к литературным занятиям, они встречают всяческое поощрение, пока не переступают границ требований, поставленных русским правительством; эта группа как раз и дала то немногое ценное, что имеется в русской военной литературе. Но в настоящее время русские, к какому бы классу они ни принадлежали, еще слишком варвары, чтобы находить удовольствие в научных занятиях или в каком-нибудь умственном занятии (исключая интриг), поэтому почти все выдающиеся люди, какие имеются на военной службе, — или иностранцы, или — что значит почти то же самое — «остзейские» («ostezeiski») немцы из Прибалтийских губерний. Наиболее блестящим представителем этой группы является генерал Тотлебен, главный инженер в Севастополе, умерший в июле этого года от последствий ранения. Он безусловно самый знающий человек своего дела в настоящей осадной кампании, возьмем ли мы русский лагерь или союзников, но он — прибалтийский немец, пруссак по происхождению.

Таким образом, в русской армии среди ее офицеров есть очень хорошие и очень плохие, но первые из них составляют бесконечно малую величину по сравнению с последними. Какого мнения русское правительство о своих офицерах, это ясно и безошибочно можно видеть из его тактических уставов. Этими уставами не только дается общий образец расположения бригады, дивизии или армейского корпуса, так называемая «нормальная диспозиция», которую командир может применять к местности и прочим обстоятельствам, но в них предписаны различные диспозиции для всевозможных случаев, в результате чего генералу не приходится уже что-либо выбирать и тем самым с его плеч снимается вся ответственность. Например, армейский корпус может по уставу быть построен пятью различными способами, и в битве при Альме русские действительно построились согласно одному из них — именно по третьей диспозиции — и, конечно, были разбиты. Эта мания делать абстрактные предписания на всевозможные случаи, оставляет так мало свободы действий для командира и до такой степени мешает ему использовать преимущества местности, что один прусский генерал, критикуя эту систему, выразился так: «Такая система предписаний может быть терпима лишь в армии, большинство генералов которой настолько глупы, что правительство не может безопасно вручить им безусловное командование или предоставить их собственному рассуждению».

Русские солдаты являются одними из самых храбрых в Европе. Их упорство равно упорству английских и некоторых австрийских батальонов. Им свойственно то, что Джон Булль хвастливо приписывает себе, — они не чувствуют, когда их бьют. Каре русской пехоты сопротивлялось и сражалось врукопашную долгое время после того, как кавалерия прорвалась через него, и всегда легче было русских расстрелять, чем заставить бежать обратно. Сэр Джордж Кеткарт, который видел их в 1813 и 1814 гг. в качестве союзников, а в 1854 г. в Крыму—как неприятелей, с уважением свидетельствует, что они «недоступны панике». Кроме того, русский солдат хорошо сложен, здоров, прекрасный ходок, крайне нетребователен в пище и питье, питаясь кое-чем, и более послушен своим офицерам, чем какой-либо другой солдат в мире. И все же русской армии не приходится много хвастаться. За все время существования России русские еще не выиграли ни одной битвы против немцев, французов, поляков или англичан, не превосходя их значительно своим числом. Даже при перевесе сил они всегда были биты другими армиями, исключая пруссаков и турок, но при Четати и Силистрии турки побили русских, хотя численно были слабее.

Кроме всяких прочих недостатков, русские солдаты — самые неуклюжие во всем мире. Они не годятся ни для легкой пехоты, ни для легкой кавалерии. Казаки, составляющие главную массу легкой кавалерии, каковы бы ни были их положительные качества в известных отношениях, в общем являются настолько ненадежными, что вторая линия русских аванпостов, находящаяся перед неприятелем, располагается всегда позади аванпостов казаков. Кроме того, казаки совершенно не годятся для атаки. Что касается регулярных войск, пехоты и кавалерии, они не способны к легкому стрелковому бою. Русские, отличаясь подражательностью во всем, сделают, что им приказано или к чему их понуждают, но они наверняка не выполнят дела, если им приходится действовать на свою собственную ответственность. И действительно, последнего качества трудно ожидать от тех, кто никогда не был знаком с ответственностью и кто с одинаковой покорностью пойдет, если ему будет приказано, качать воду или сечь своего товарища. Было бы напрасно ожидать от русского солдата, чтобы он в своих действиях на аванпостах или в легких боевых схватках проявил быструю сообразительность французов или просто здравый смысл немцев. Что ему нужно, это — команда, ясная, отчетливая команда, — и если он ее не получает, тогда он хотя, может быть, и не обратится в бегство, но и не пойдет вперед, не сумеет действовать собственным умом.

Кавалерия, хотя на нее тратятся большие средства и уделяется много внимания, у русских никогда не была отличной. Ни в войне против французов, ни в польских походах она не сумела отличиться. Пассивное, терпеливое и покорное послушание, характеризующее русских, вовсе не являются теми качествами, которые требуются в кавалерии. Основное качество кавалериста, это — «стремительность» (dash), но ее-то больше всего и недостает русским. Так, когда 600 английских драгунов со всей смелостью и отвагой настоящих кавалеристов стремительно бросились под Балаклавой на численно далеко превосходящих их русских, они промчались через всю русскую артиллерию, казаков, гусаров и уланов, пока не достигли густых колонн пехоты; только тогда англичане повернули обратно, но остается еще сомнительным, кто в этой кавалерийской операции заслуживает звания победителя. Если бы такая безрассудная атака была предпринята против какой-нибудь другой армии, то ни один из них бы не вернулся, так как неприятель охватил бы их с флангов и позади и просто отрезал бы их. Русские же кавалеристы ожидали противника, стоя неподвижно, и неприятель проскочил через них прежде чем они догадались привести в движение своих коней! Поистине, если можно привести какой-либо яркий пример против русской регулярной кавалерии, так именно этот факт.

Артиллерия снабжается материалами неодинакового качества, но где имеются хорошие орудия, она выполняет свое дело хорошо. Она обнаруживает большую храбрость в бою, но ей всегда недостает сообразительности. Русская батарея, потерявшая своих офицеров, становится ни на что не годной; но и пока живы офицеры, она способна только занимать предписанные уставом позиции, хотя бы это и было абсурдом. Во время осады крепостей, когда требуются пассивное упорство и постоянная готовность подвергнуться опасности, русская артиллерия отличалась не столько точностью прицела, сколько исполнительностью долга и устойчивостью под неприятельским огнем. Это доказывается всей осадой Севастополя.

Однако в артиллерии и инженерном деле встречаются как раз те образованные офицеры, которые выставляются русскими напоказ перед Европой и развитие таланта которых действительно поощряется. В то время как, например, в Пруссии наиболее способные люди, находясь на должностях младших офицеров, обычно натыкаются на препятствия со стороны своих начальников и всякие их предложения о введении того или иного усовершенствования порицаются как самонадеянные попытки к новшествам, — так что многие из них вынуждены были искать занятий в Турции, где они создали регулярную артиллерию, одну из лучших в Европе, — в России все такие люди поощряются и, если они в чем-нибудь отличатся, делают быструю и блестящую карьеру. Дибич и Паскевич сделались генералами — один, будучи двадцати девяти лет, другой - тридцати, а Тотлебен, в Севастополе, меньше чем в восемь месяцев продвинулся из капитанов в генерал-майоры.

Русские больше всего хвастаются своей пехотой. Она отличается чрезвычайной устойчивостью и, будучи в линейном строю, или колоннах, равно как и находясь за брустверами, причиняет немало хлопот неприятелю. Но этим и ограничиваются ее положительные качества. Она совершенно не годится для легкой пехотной службы; так называемые егеря являются легкой пехотой только по имени и фактически единственную легкую пехоту в армии представляют восемь батальонов стрелков, прикрепленных к легкому корпусу; русские пехотинцы обычно плохие стрелки, ходят они хорошо, но медленно; их колонны обычно бывают построены так плохо, что их всегда можно разбить артиллерийским огнем раньше, чем они пойдут в атаку. «Нормальные диспозиции», от которых не могут отказаться генералы, весьма способствуют этому. Например, в битве при Альме британская артиллерия произвела страшное опустошение в русских колоннах задолго до того, как британская линия, также довольно неуклюжая, была построена, вытянута вдоль реки и перестроена для атаки. Но и к чрезвычайной устойчивости русской пехоты, которой так много хвастаются, нужно подходить довольно осторожно после того, как при Инкермане 8 000 британской пехоты, застигнутой на позиции, не вполне еще ею занятой, сопротивлялись в рукопашном бою против 15000 русских, наступавших на них в течение четырех часов и все время отражаемых при каждой новой атаке. Эта битва должна была показать русским, что они в наиболее любимой ими области нашли мастеров своего дела. Все попытки русских потерпели неудачу вследствие храбрости британских солдат, а также благодаря сообразительности и присутствию духа, которые были проявлены как младшими офицерами, так и самими солдатами. На основании этой битвы мы можем считать обоснованной претензию англичан, утверждающих, что они обладают лучшей линейной пехотой во всем мире.

Обмундирование русской армии представляет почти полное подражание прусскому; снаряжение — крайне неудобное: через грудь крест-накрест идут портупея для штыка и патронные сумки, а также еще лямки, на которых держится ранец. Теперь, конечно, произведены некоторые изменения, но касаются ли они как раз этого, — мы не знаем. Ручное оружие очень неуклюже, и солдаты лишь недавно стали снабжаться пистолетами: русское ружье самое тяжелое и неуклюжее из всех существующих. Кавалерийские сабли дурного образца и плохо закалены. Относительно пушек (в Крым взяты новые орудия) пишут, что они очень хороши и превосходно обслуживаются; но однотипны ли они — это весьма сомнительно.

Наконец, русская армия все еще носит на себе печать первых шагов распространения цивилизации в стране и поэтому обладает всеми невыгодами и недостатками подобных тепличных созданий. В малых войнах казаки являются единственной боевой силой, которой следует опасаться благодаря их активности и неутомимости; но пьянство и грабежи делают их весьма ненадежными для их командиров. В большой войне медлительность, с которой русские выполняют свои стратегические маневры, не внушает больших опасений, если только им не придется иметь дело с таким небрежным противником, каким проявили себя англичане прошлой осенью. В правильном бою русские будут упорными противниками для солдат, но не опасными для генералов, которые ведут на них наступление. Их диспозиции обычно бывают очень просты, основаны на предписанных «нормальных правилах», и их легко разгадать; в то же время недостаток сообразительности как со стороны генералов, так и боевых офицеров и громоздкость войск делают чрезвычайно рискованными с их стороны какие-либо сложные маневры на поле сражения.

 

 

Турецкая армия

В начале нынешней войны турецкая армия была сильнее, чем когда-либо раньше. Различные попытки ее реорганизации и реформирования после восшествия на престол Махмуда, после янычарской резни, после Адрианопольского мира были объединены и приведены в систему. Первое и самое большое препятствие на пути к реформе — независимое положение пашей, командующих отдаленными провинциями, — было в значительной степени устранено, и в общем положение их было уравнено с положением пашей, командующих европейскими округами. Но их невежество, наглость и стяжательство остались такими же, какими они были в расцвет хозяйничанья азиатских сатрапов, и если в течение последних лет нам редко приходилось слышать о восстаниях пашей, то мы достаточно слышали о восстаниях провинций против своих алчных правителей, которые — прежде самые ничтожные домашние рабы и люди, готовые на что угодно, — пользовались своим новым положением, чтобы накопить богатство путем вымогательства, взяток и бессовестной растраты общественных средств. Само собой разумеется, что при таком положении вещей организация армии в большой степени существует только на бумаге.

Турецкая армия состоит из регулярной действующей армии (низам), резерва (редиф), иррегулярных войск и вспомогательных войск вассальных государств.

Низам состоит из 6 корпусов, из которых каждый набирается в том округе, который он занимает, походя этим на прусский армейский корпус, который также расположен в той провинции, где он рекрутируется. Вообще, как мы увидим, организация турецкого низама и турецкого редифа скопирована с прусского образца. Штабы 6 корпусов находятся в Константинополе, Шумле, Толи-Монастыре, Эрзеруме, Багдаде и Алеппо. Каждый корпус должен иметь во главе мушира (фельдмаршала) и состоять из 2 дивизий, или 6 бригад, включающих в себе 6 пехотных полков, 4 кавалерийских и 1 артиллерийский.

Пехота и кавалерия организованы по французской системе, артиллерия — по прусской.

Пехотный полк состоит из 4 батальонов по 8 рот в каждом, и полная численность его должна равняться 3 250 человек, включая офицеров и штаб, или же 800 человек в батальоне. Однако до войны в полку редко было более 700 человек, а в Азии обычно и того меньше.

Кавалерийский полк состоит из 4 эскадронов уланов и 2 эскадронов егерей, в каждом эскадроне—151 человек.

8 действительности же состав эскадрона в большинстве случаев был еще менее полон, чем состав пехотной роты.. Каждый артиллерийский полк состоит из 6 конных и

9 пеших батарей с 4 орудиями в каждой, так что общее количество орудий в полку равно 60.

Таким образом, считается, что корпус состоит из 19500 штыков, 3 700 сабель и 60 орудий. Однако на самом деле численность корпуса никогда не превышает 20—21 тысячи человек.

Кроме 6 корпусов, имеются 4 артиллерийских полка (1 резервный и 3 гарнизонной артиллерии), 2 полка саперов и минеров и 3 особых пехотных отряда, посылаемых в Кандию, Тунис и Триполи, общей численностью в 16000 человек.

Итак, до войны общая численность низама, или регулярной действующей армии, была такова:

36 полков пехоты (в среднем по 2 500 чел.) 90000 чел.
24 полка кавалерии (в среднем по 660—670 чел.) 16000 чел.
7 полков полевой артиллерии 9000 чел.
3 полка гарнизонной артиллерии 3400 чел.
2 полка саперов и минеров 1600 чел.
Отдельные отряды 16000 чел.
Всего 136000 чел.

 

Солдаты, отслужив пять лет в низаме, отпускаются домой и в течение ближайших семи лет образуют часть редифа, или резерва. Резерв этот делится на такое же количество корпусов, дивизий, бригад, полков и т. д., как и действующая армия; по отношению к низаму он является тем же, чем в Пруссии первый разряд ландвера по отношению к линейным войскам, с единственным различием, что в Пруссии,—в делениях, более крупных, чем бригады,— линейные войска и ландвер всегда перемешаны, тогда как в турецкой армии они друг от друга отделены. Офицеры и унтер-офицеры редифа всегда находятся при запасных ротах; раз в году редиф созывается для строевых упражнений и в течение этого времени получает тот же оклад и тот же паек, как и линейные войска. Но организация эта, предполагающая хорошо налаженное гражданское управление и такую ступень цивилизации, от которой еще очень далеко турецкое общество, неизбежно существует только на бумаге, и поэтому, считая редиф количественно равным низаму, мы должны значительно уменьшить его размеры. Вспомогательные войска состоят из следующих частей:

 

 

1) Дунайские княжества 6000 чел.
2) Сербия 20000 чел.
3) Босния и Герцеговина 30000 чел.
4) Верхняя Албания 10000 чел.
5) Египет 40000 чел.
6) Тунис и Триполи 10000 чел.
Всего 116000 чел.

К этим войскам надо прибавить добровольцев-башибузуков, которых Малая Азия, Курдистан и Сирия могут доставить в огромном количестве. Это — последние остатки тех иррегулярных полчищ, которые в прошлые века заполняли Венгрию и дважды появлялись перед Веной. До какой степени эти, по преимуществу кавалерийские, войска уступают даже наиболее слабо снаряженной европейской коннице, мы можем заключить на основании почти беспрерывных поражений их в течение последних двух веков. Они утратили свою прежнюю самоуверенность, и теперь роль их сводится к тому, чтобы беспорядочными отрядами окружать армии, поедая и уничтожая все ресурсы, необходимые для пропитания регулярных войск. Их любовь к грабежу и недисциплинированность делают их неспособными даже к той сторожевой службе, которую русские поручают своим казакам, ибо, когда башибузуки нужнее всего, их нигде не сыщешь. Поэтому в настоящую войну было признано рациональным уменьшить их число, и мы думаем, что их было собрано не больше 50 000 человек.

Таким образом, численную силу турецкой армии в начале настоящей войны мы можем определить в следующих цифрах:

Низам 136000 чел.
Редиф 136000 чел.
Вспомогательные войска регулярные, из Египта и Туниса 50000 чел.
Вспомогательные войска иррегулярные, из Боснии и Албании 40000 чел.
Башибузуки 60000 чел.
Всего 412000 чел.

Но опять-таки из этой общей суммы мы должны кое-что вычесть. Что касается европейских корпусов, то они, по-видимому, были хорошо снаряжены и состав их, насколько это возможно в Турции, был почти полон; но в Азии, в отдаленных провинциях, где преобладает мусульманское население, люди могли быть готовыми, тогда как с оружием, обмундированием, запасами снаряжения дело обстояло очень плохо. Дунайская армия была организована, главным образом, из трех европейских корпусов. Это было ядро, вокруг которого были собраны европейские редифы, сирийский корпус или, по крайней мере, большая его часть, и отряды арнаутов, босняков и башибузуков. Чрезмерная осторожность Омера-паши, его упорное нежелание до самого последнего времени вывести свои войска в поле—наилучшее доказательство его слабого доверия к способностям этой единственной хорошей регулярной армии, которой располагает Турция. Но в Азии, где старая турецкая система растрат и недобросовестности продолжала процветать по-прежнему, оба корпуса низама, весь редиф и вся масса иррегулярных войск не могли противостоять русской армии, хотя последняя была значительно слабее в численном отношении; каждый бой кончался поражением турок, и к концу кампании 1854 г. азиатская армия Турции почти перестала существовать. Отсюда ясно, .что не только детальной организации, но в большей степени и самих войск не существует реально. От иностранных офицеров и газетных корреспондентов в Карее и Эрзеруме постоянно слышались жалобы на недостаток в оружии, обмундировании, снаряжении и пищевых припасах, и все они утверждали, что повинны в этом бездеятельность, неспособность и алчность пашей. Им регулярно посылались деньги, но они всякий раз клали их себе в карман.

Обмундирование турецкого регулярного солдата скопировано с западных образцов; существенным отличием является красная феска, наихудший для тамошнего климата головной убор, способствующий во время летней жары частым солнечным ударам. Качество обмундировочного материала очень скверное, а между тем он должен служить дольше, чем полагалось бы, так как обычно офицеры присваивают себе деньги, предназначенные для его возобновления. Оружие — плохих образцов как в пехоте, так и в кавалерии; только у артиллерии отличные полевые пушки, отлитые в Константинополе под руководством европейских офицеров и гражданских инженеров.

Турок сам по себе не плохой солдат. Он по натуре храбр, чрезвычайно вынослив и, при известных условиях, послушен. Европейские офицеры, которым удалось заслужить его доверие, могут положиться на него; мы можем указать на Граха и Бутлера в Силистрии и на Искандера-бея (Ильинского) в Валахии. Но это — исключение. Вообще же говоря, прирожденная ненависть турка к «гяуру» так несокрушима, его обычаи и идеи так отличны от европейских обычаев и идей, что, пока он останется господствующей расой в стране, он не подчинится людям, которых внутренне презирает как неизмеримо ниже его стоящие существа. Это чувство распространилось и на самую организацию армии, после того как она приняла европейские формы. Простой турок ненавидит учреждения гяуров не меньше, чем их самих. Поэтому строгая дисциплина, урегулированность деятельности и постоянное внимание, требуемые в современной армии, крайне ненавистны ленивому, созерцательному и фаталистически настроенному турку. Даже офицеры скорей дадут разбить армию, чем выйдут из оцепенения и проявят активность. Это — наихудшая черта турецкой армии, и ее одной было бы достаточно, чтобы сделать ее непригодной к какой то ни было наступательной кампании.

Рядовые и унтер-офицеры рекрутируются посредством добровольной записи и жеребьевки. Среди младших офицеров попадаются выслужившиеся солдаты, но большинство их — денщики и слуги старших офицеров, так называемые чибудиси и кафейдиси. Константинопольские военные школы, стоящие далеко не на высоком уровне, не в состоянии выпускать достаточное количество молодых людей для заполнения свободных вакансий. Что касается более высоких чинов, то тут царит система такого фаворитизма, о котором западные народы не имеют понятия. Большинство генералов — по происхождению черкесские рабы, любимцы (mignons) тех или других крупных лиц во времена их молодости. Крайнее невежество, неспособность и самоуверенность царят невозбранно, и дворцовые интриги — главный путь к продвижению. Даже те немногие европейские генералы (ренегаты), которые находятся на турецкой службе, не были бы приняты, если бы они не были абсолютно необходимы, чтобы не дать развалиться всей машине. Сейчас они приняты без всякого разбора,—люди действительно ценные наряду с авантюристами.

В настоящее время, после трех кампаний, турецкой армии, можно сказать, не существует, кроме 80 000 человек первоначальной армии Омера-паши, находящейся частью на Дунае, частью же в Крыму. Азиатская армия состоит приблизительно из 25 000 оборванцев, не годных для полевых действий и деморализованных поражением. Остальные же из 400000 исчезли неизвестно куда: погибли на поле сражения или от болезней, стали инвалидами, расформировались или превратились в разбойников. Надо полагать, что это была последняя турецкая армия, потому что трудно ожидать от Турции, чтобы она смогла оправиться от удара, нанесенного ей союзом с Англией и Францией.

Прошли те времена, когда бои под Ольтеницей и Четати вызывали преувеличенный восторг перед турецкой отвагой. Уже одна упорная бездеятельность Омера-паши. внушила сомнение в других военных достоинствах его войск, которое не смогла рассеять даже блестящая оборона Силистрии. Поражения в Азии, бегство под Балаклавой, строго оборонительная позиция турок в Евпатории и их полнейшая пассивность в лагере под Севастополем сделали более трезвой общую оценку их военных способностей. Турецкая армия была такова, что до сих пор невозможно было вынести суждение о том, чего она стоит, Несомненно, некоторые из ее полков отличались храбростью и дисциплинированностью, способны были с честью нести какой угодно вид службы, но таких полков было очень мало. Огромная масса пехоты была слабо спаяна и поэтому не годилась для полевых действий, хотя и обнаруживала достоинства в окопной войне. Регулярная кавалерия безусловно уступала коннице любой европейской державы. На наиболее высоком уровне стояла артиллерия, полевые полки которой были превосходны; солдаты казались рожденными для своего дела, но офицеры были далеко не на высоте своих задач. Редифы, по-видимому, очень страдали от плохой организации, хотя солдаты и были готовы показать себя с лучшей стороны. Среди иррегулярных войск арнауты и босняки проявили себя хорошими партизанами, но вместе с тем отлично годились для защиты укреплений. Зато башибузуки оказались почти бесполезными, а то и хуже того. Египетский контингент, по-видимому, приблизительно на том же уровне, что и турецкий низам, тунисские же войска почти вовсе непригодны. Не удивительно, что вся эта разношерстная армия, с таким плохим офицерским составом и такой плохой администрацией, почти совершенно сошла нанет после трех кампании.

САРДИНСКАЯ АРМИЯ

Эта армия состоит из 10 бригад пехоты, 10 батальонов стрелков, 4 бригад кавалерии, 3 полков артиллерии, 1 полка саперов и минеров, отряда карабинеров (полицейские войска) и сардинской легкой конницы. В число 10 пехотных бригад входят: 1 гвардейская бригада, 4 батальона гренадеров, 2 батальона егерей и 9 линейных бригад,—в общем 18 полков по 3 батальона а каждом. К ним присоединяются 10 стрелковых батальонов (берсальеры), по батальону на каждую бригаду, так что количество обученной легкой пехоты в сардинской армии сравнительно выше, чем в какой бы то ни было иной.

Сверх этого при каждом полку имеется запасный батальон.

С. 1849 г. состав батальонов сильно уменьшен по финансовым соображениям. В военное время батальон должен состоять из 1 000 человек, в мирное же время в нем не больше 400 человек, остальные отпущены домой на неопределенное время.

Кавалерия состоит из 4 полков тяжелой и 5 полков легкой конницы. В каждом полку — 4 полевых эскадрона и 1 запасный. В военное время полк в своих полевых эскадронах должен иметь приблизительно 800 человек, но в мирное время число их едва ли доходит до 600.

Артиллерия состоит из 1 полка рабочих и ремесленников, 1 полка гарнизонной артиллерии (12 рот) и 1 полка полевой артиллерии (6 пеших, 2 конных, 2 тяжелых батареи с 8 пушками в каждой). В легких батареях — 8-фунтовые пушки и 24-фунтовые гаубицы, в тяжелых батареях—16фунтовые пушки; общее число пушек — 80.

Полк саперов и минеров насчитывает 10 рот, или приблизительно 1 100 человек. Карабинеры (конные и пешие) — очень многочисленны для такого маленького королевства, число их доходит до 3 200 человек. Легкая конница, несущая полицейскую службу в Сардинии, состоит приблизительно из 1 100 человек.

В первую кампанию против Австрии, в 1848 г., сардинская армия насчитывала, наверное, не меньше 70 000 человек. В 1849 г. численность ее дошла до 130000 человек. После этого она была сокращена приблизительно до 45 000. Каковы ее силы в настоящий момент, невозможно определить, но несомненно, что после заключения договора с Англией и Францией она снова была увеличена.

Эта огромная эластичность пьемонтской армии, позволяющая ей в любое время увеличивать и уменьшать количество войск, находящихся под ружьем, объясняется системой рекрутирования, весьма близкой к прусской системе. И действительно, Сардиния во многих отношениях может быть названа итальянской Пруссией. В подчиненных Сардинии областях каждый гражданин точно так же обязан служить в армии, с той, однако, разницей по сравнению с Пруссией, что разрешено ставить вместо себя заместителей; срок, в течение которого гражданин считается военнообязанным, состоит, как и в Пруссии, из периода действительной службы и периода, когда солдат покидает ряды войск и остается в резерве, откуда он может быть призван в случае войны. Система эта занимает среднее место между прусской системой и той, которая принята в Бельгии и в малых германских государствах. Таким образом, посредством призыва резервов пехота свой состав в 30 000 человек может увеличить до 80 000. Кавалерия и артиллерия усилятся лишь незначительно, так как обычно солдат этих родов оружия остается в своих полках в течение всего срока своей службы.

Пьемонтская армия в отношении внешнего вида и вышколенности не уступает ни одной европейской армии. Подобно французам, пьемонтцы невысоки ростом, особенно в пехоте: средний рост гвардейца не достигает и 5 футов 4 дюймов. Но благодаря своей изящной обмундировке, воинскому виду, крепкому и легкому сложению и тонким итальянским чертам лица они производят лучшее впечатление, чем любые другие части с более рослым составом. Форма и снаряжение в линейной пехоте и в гвардии следует французским образцам, заимствуя кое-какие подробности у австрийцев. У берсальеров — особая форма: матросская шапочка с пучком петушиных перьев и коричневый сюртук. Кавалеристы носят коричневые жакеты, доходящие до колен. Пехота вооружена пистонными ружьями, но у берсальеров — короткие тирольские винтовки, которые, несмотря на все свои достоинства, много уступают винтовке Минье. Первый ряд в кавалерии был обычно вооружен пиками; сохранился ли и теперь этот обычай в легкой коннице, мы не можем сказать. Восьмифунтовый калибр в конных и легких пеших батареях дает им то преимущество над прочими континентальными армиями, какое имели французы, пока сохраняли у себя этот калибр. Но их тяжелые батареи с шестнадцатифунтовыми пушками делают их самой тяжелой полевой артиллерией на континенте. Что пушки эти, после того как они установлены, могут оказать хорошую службу, показала битва у речки Черной, где их меткая стрельба в немалой степени поспособствовала успеху союзников и вызвала всеобщее восхищение.

Из всех итальянских областей Пьемонт по своим территориальным условиям больше всего способен создать хорошую армию. Равнины на берегах По и его притоков производят великолепных лошадей и красивую, рослую породу людей, самых высоких из итальянцев, отлично приспособленных к службе в кавалерии и в тяжелой артиллерии. Горы, обступающие эти равнины с трех сторон — с севера, с запада и с юга,—населены крепкими людьми, не такими рослыми, но сильными и энергичными, трудоспособными и смышлеными, как все горцы. Они образуют ядро пехоты, особенно же берсальерских частей, которые почти не уступают венсеннским егерям по вышколенности, но безусловно превосходят их физической силой и выносливостью.

Военные школы Пьемонта в общем стоят на высоком уровне, и поэтому офицерский состав очень хорош. Однако до 1846 г. аристократия и духовенство оказывали большое влияние на офицерские назначения. До этого времени К.арл-Альберт знал только два способа управлять — с помощью духовенства и с помощью армии; в других частях Италии говорили, что из трех лиц, которых вы встретите в Пьемонте, один непременно окажется солдатом, другой монахом и только третий штатским человеком. В настоящее время положение резко изменилось, духовенство утратило большую долю своего влияния, и хотя много офицерских мест осталось за дворянством, кампании 1848 и 1849 гг. в известной мере придали армии демократический характер, который не так-то легко стереть. Некоторые английские газетные корреспонденты из Крыма утверждали, что почти все пьемонтские офицеры — «по происхождению дворяне». Но это далеко не так; я лично знаю многих пьемонтских офицеров, бывших раньше рядовыми, и берусь утверждать, что большинство нынешних капитанов и лейтенантов состоит либо из людей, заслуживших эполеты своей храбростью в борьбе против австрийцев, либо из лиц, по крайней мере никак не связанных с аристократией.

Мы полагаем, что величайший комплимент, который может быть сделан пьемонтской армии, заключается в мнении, высказанном ее недавним противником, генералом Шонгальсом, главным квартирмейстером австрийской армии в 1848 и 1849 гг. В своих «Воспоминаниях об итальянских кампаниях» этот генерал, один из лучших офицеров австрийской армии и человек, которому весьма не по душе все, что пахнет итальянской независимостью, говорит о пьемонтской армии с величайшим уважением. «Их артиллерия, — заявляет он, — состоит из отборных людей под командой дельных и знающих свое дело офицеров; материал очень хорош, а калибр лучше нашего». «Кавалерия имеет большие достоинства; первый ряд вооружен пиками, но ввиду того, что только исключительно хороший наездник в состоянии владеть этим оружием, мы не решились бы назвать это нововведение рациональным. Впрочем, их школа верховой езды стоит на высоком уровне». «При Санта-Лючиа обе стороны бились с поразительным мужеством. Пьемонтцы атаковали очень энергично и с большим натиском; как пьемонтцы, так и австрийцы показали образцы большого личного мужества». «Пьемонтская армия имеет право не краснея вспомнить о битве при Новаре», и т. д.

Точно так же прусский генерал Виллизен, бывший очевидцем части кампании 1848 г. и относящийся отрицательно к итальянской независимости, высоко оценивает пъемонтскую армию.

С 1848 г. некоторые круги в Италии смотрят на короля Сардинии как на будущего главу всего полуострова. Хотя мы и не разделяем этого мнения, мы все же думаем, что если итальянцам суждено отвоевать свою свободу, то пьемонтская армия сыграет в этом решающую роль и образует вместе с тем ядро итальянской армии. Прежде чем это произойдет, в самом Пьемонте произойдет еще не одна революция, но заключенные в нем превосходные воинские элементы все это переживут и даже выиграют от включения в действительно национальную армию.

ИСПАНСКАЯ АРМИЯ

Из всех европейских армий испанская ввиду особых условий представляет наибольший интерес для Соединенных Штатов. Поэтому, заканчивая обзор военных сил в Европе, мы уделим ей больше внимания, чем она, казалось бы, заслуживает по своему значению, если сопоставить ее с армией ее соседей по другую сторону Атлантического океана.

Испанские военные силы состоят из армии внутри страны и колониальных армий.

В первую входит 1 полк гренадеров, 45 линейных полков по 3 батальона в каждом, 2 полка двухбатальонного состава в Сеуте и 18 батальонов cazadores (егерей) или стрелков. Все эти 160 батальонов насчитывали в 1852 г. 72670 человек, стоивших государству ежегодно 82 692 651 реал, или 10 336 581 доллар. Кавалерия состоит из 16 полков карабинеров, драгунов и уланов по 4 эскадрона в каждом, с 11 эскадронами егерей, или легкой конницы, в 1851 г.,—всего 12000 человек, обходившихся государству в 17 549 562 реала, или 2 193 695 долларов.

Артиллерия состоит из 5 пеших полков по 3 бригады в каждом, по одному полку для каждой части королевства, из 5 бригад тяжелой артиллерии, 3 конных и 3 горных, — в общем из 26 бригад, или, как их теперь называют, батальонов. В конно-артиллерийском батальоне 2 батареи, в горном и пешем—4. Все 96 пеших и конных батарей имеют при себе 588 полевых пушек.

Саперы и минеры образуют полк в 1 240 человек.

Резерв состоит из 4 батальонов для каждого пехотного полка и запасного эскадрона для каждого кавалерийского полка.

Совокупность военных сил—на бумаге—в 1851 г. исчислялась в 103000 человек; в 1843 г. после падения Эспартеро она равнялась лишь 50000; но одно время Нарваес поднял число до 100000. В среднем можно считать, что под ружьем находится самое большее 90 000 человек.

Состав колониальных армий следующий:

1) Кубинская армия состоит из 16 пехотных полков ветеранов, 4 рот добровольцев, 2 полков кавалерии, 2 полков (по четыре батареи) пешей и 1 батальона (из 4 батарей) горной артиллерии, 1 батальона (из 2 батарей) конной артиллерии и 1 батальона саперов и минеров. Кроме этих линейных войск, имеется еще milicia disciplinada (обученная милиция) из 4 батальонов и 4 эскадронов и milicia urbana (городская милиция) из 8 эскадронов—в общей сложности 37 батальонов, 20 эскадронов и 54 орудия. За последние годы эта постоянная кубинская армия усилена многочисленными частями из Испании, и если ее первоначальную численность мы примем в 16000—18000 человек, то теперь на Кубе, пожалуй, тысяч 25—28. Но подсчет этот лишь приблизительный.

2) Порторикская армия состоит из 3 пехотных батальонов ветеранов, 7 батальонов обученной милиции, 2 батальонов местных добровольцев, 1 эскадрона таких же добровольцев и 4 батарей пешей артиллерии. Беспорядочное состояние большинства испанских колоний не дает возможности сколько-нибудь точно определить численность этой армии.

3) Филиппинская армия состоит из 5 полков пехоты по 8 рот в каждом, из 1 полка люзонских стрелков, 9 пеших батарей, 1 конной и 1 горной. Отряд (?) из 5 батальонов туземной пехоты и другие провинциальные отряды, которые существовали раньше, были распущены в 1851 г.

Армия рекрутируется посредством жеребьевки, допускаются заместители. Ежегодно набор дает контингент в 25000 человек; в 1848 г. были призваны три контингента— 75000 человек.

Своей нынешней организацией испанская армия обязана главным образом Нарваесу, хотя уставы, введенные Карлом III в 1768 г., до сих пор образуют ее основу. Нарваес отнял у полков их старые провинциальные флаги и заменил их общим испанским флагом; точно так же он уничтожил провинциальную организацию, централизовал армию и внес в нее единообразие. Зная слишком хорошо по опыту, что деньги — основной двигатель для такой армии, которая почти никогда не оплачивалась и редко бывала одета и накормлена, он попытался внести большую правильность в ее финансовое управление и в выплату жалованья. Имел ли он успех во всех своих начинаниях, неизвестно, но все введенные им улучшения быстро исчезли во время управления Сарториуса и его преемников. Нормальное положение — «никакой оплаты, никакого питания, никакой одежды» — было всецело восстановлено, и в то время как высшие чины и офицеры щеголяют в мундирах, сверкающих золотом и серебром, и даже носят форму, не предусмотренную никаким уставом, солдаты ходят в отрепьях и без обуви. Один английский офицер так описывает состояние испанской армии 10—12 лет тому назад: «Вид испанских солдат до последней степени не военный. Часовой ходит взад и вперед около своего поста, причем шапка еле держится у него на затылке, а ружье болтается на плече, и с самым непринужденным видом напевает какуюнибудь веселую сегедилью (песню). Часто в его обмундировании не хватает весьма существенных частей или же мундир и штаны представляют собой такие безнадежные отрепья, что даже в летнее время он принужден надеть поверх них серую шинель; башмаки в двух случаях из трех совершенно разорваны и из них торчат голые пальцы. Таковы в Испании прелести военной жизни!»

Приказ, изданный Серрано 9 сентября 1843 г., предписывает, чтобы «все офицеры и высшие чины армии в общественных местах впредь появлялись в форме своего полка и с шашкой установленного образца, если они не в штатском; офицеры обязаны также носить точные знаки своих чинов; все другие знаки и всякие произвольные и смешные украшения, которыми многие из них считают возможным щеголять, воспрещаются». Это относится к офицерам, а вот что можно процитировать о солдатах:

«Бригадный командир Кордова открыл в Кадиксе подписку — его имя фигурирует на первом месте — для сбора суммы, необходимой для поднесения по паре суконных штанов каждому из отважных бойцов Астурийского полка».

Эта финансовая неурядица объясняет тот факт, что с 1808 г. испанская армия находится в состоянии почти беспрерывного мятежа. Но истинные причины этого лежат глубже. Длительная война с Наполеоном, в которой разные войсковые части и их вожди получали политическое влияние, впервые придала испанской армии преторианскую окраску. Много энергичных людей с революционных времен остались в армии; включение партизан в регулярные войска еще усилило этот элемент. Таким образом, высшие командные лица сохранили свои преторианские вожделения, а солдаты и низшие офицерские чины пропитаны революционными традициями. Все это непрерывно подготовляло восстание 1819—1822 гг., а позднее, в 1833—1843 гг., гражданская война снова выдвинула на авансцену армию и ее вождей. Используемая всеми партиями в качестве орудия, испанская армия должна была рано или поздно взять в свои руки правительственную власть.

«Испанцы — воинственный, но не военный народ», — сказал аббат де-Прадт. Несомненно, что из всех европейских народов они питают наибольшую антипатию к военной дисциплине. Тем не менее возможно, что народ, который в течение века и больше славился своей пехотой, снова создаст армию, которой сможет гордиться. Но чтобы это стало возможным, необходимо изменить не только военную систему, но в еще гораздо большей степени весь строй гражданской жизни.

 

Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 129; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:


⇐ Предыдущая123


Мы поможем в написании ваших работ!
.
.
© 2014-2024 — Студопедия.Нет — Информационный студенческий ресурс. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав (1.793)