Твердь земная, волны и небеса 19 страница



Итак, Брауна повесили - что навлекло на Юг сущий шквал поношений и обличений, а Юг, в свою очередь, преисполнился враждебности и подозрительности к Северу.

Жизнь в США, конечно же, продолжалась. Трагическое причудливо смешивалось с комическим, а в самых вроде бы на первый взгляд рядовых событиях таились (не усмотренные, разумеется, современниками) зачатки будущих великих событий…

Где-то на просторах США обитал английский горе-изобретатель и мошенник мистер Хенсон. Тот самый, что в середине ХIХ столетия будучи в Англии потряс соотечественников дерзкими планами организовать авиационное сообщение… между Британскими островами и Индией!

Хенсон с превеликим шумом опубликовал чертежи своего самолета «Ариэль» с паровым двигателем, которому, по уверениям изобретателя, и предстояло в скором времени возить британцев аж в Индию. Романтикой тут и не пахло: Хенсон учредил «Акционерную компанию для эксплуатации паровых аэропланов по маршруту Лондон - Калькутта» - и парламент ее быстренько утвердил. Вера в технический прогресс тогда царила прямо-таки детская, и англичане толпой повалили в контору новоявленной компании, пихаясь в дверях и скандаля за право первыми выложить свои кровные денежки.

Хенсон разливался соловьем, живописуя свой аэроплан: весом 1360 кг, площадью крыльев в 550 кв. метров и двигателем мощностью… в 25 лошадиных сил. В те времена не только обыватели, но и инженеры еще не обладали достаточным опытом, чтобы понять, что столь хилый движок ни за что не поднимет в небеса этакую махину (да и вообще, никто еще не понимал, что паровая машина в авиации решительно неприменима). Поэтому денежки текли рекой. Хенсон не стал зарываться и, решив, что собрал достаточно, сбежал с полными карманами в США, откуда его выцарапать обманутым вкладчикам было практически невозможно: тогдашняя Америка жила по принципу «С Дона выдачи нет». Зная предыдущие дела Хенсона, сомнительно, что в Штатах он занимался честным трудом, - простаков и за океаном достаточно. Кстати, именно «химера» Хенсона впоследствии использовалась русскими инженерами, чтобы доказать нереальность проекта самолета Можайского (чем они нисколечко Можайского не убедили, и он до самой смерти продолжал мастерить свою химеру…) (9).

Слово «инфляция» тогда означало всего-навсего «вздутие живота в результате скопления кишечных газов» и использовалось исключительно медиками (хотя инфляция как таковая уже существовала). Слово «порнография» появилось в английском языке только в 1864 г. (хотя явление существовало с древних времен). Точно также в английском языке еще не было слов «специалист» и «индивидуализм». Бензин продавался в аптеках и использовался исключительно для чистки одежды.

В Новой Англии, в Бостоне, обосновался ирландский эмигрант по имени Патрик, бежавший в «землю обетованную» от лютого голода на родине (когда в Ирландии случился недород картофеля, и за два года от голода умерло более миллиона человек). В Америке особенного счастья Патрику не привалило - он работал бочаром (то есть делал бочки) по пятнадцать часов в день без перерыва на выходные и праздники, обитал, как большинство эмигрантов, в сыром подвале. И в тридцать пять лет умер от холеры, оставив сиротами четверых детей. Фамилия у Патрика была самая обычная, ничем не примечательная, распространенная в Ирландии примерно так же, как в России - Иванов или Сидоров: Кеннеди .

Родоначальник тех самых Кеннеди. Уже один из сыновей покойного бочара, Патрик-младший, поднялся достаточно быстро: видя на печальном примере отца, что трудом праведным не наживешь палат каменных, приобрел в Бостоне кабачок. А кабатчики в тогдашних США не просто продавали «огненную воду»: кабак был чем-то вроде клуба, охватывавшего многие стороны жизни обитателей окрестных кварталов - в том числе и политику. Патрик-младший, подобно многим своим оборотистым коллегам по ремеслу, стал политическим боссом, уже к тридцати годам был избран сначала в палату представителей, а потом и в сенат штата Массачусетс. И понеслось…

В США угрожающими темпами возрастало число психических заболеваний. Первая американская психиатрическая клиника открылась в Виргинии в 1773 г. В ней насчитывалось всего 24 «койкоместа», но за первые тридцать лет они так и не были заняты все одновременно. Вторую подобную клинику открыли только в 1816 г. А вот за следующие тридцать лет «психушек» в Штатах появилось аж двадцать две…

(В Европе, впрочем, происходил тот же самый процесс - интересно, что взрывоопасный рост шизофрении во Франции пришелся именно на времена революции.

И все же количество больных в США возрастало со значительным отставанием от Европы. Люди религиозные объясняют это тем, что Европа гораздо быстрее скатилась в самый вульгарный атеизм, а Америка дольше оставалась страной с нерасшатанными религиозными устоями) (102).

В США самую бурную деятельность развила новорожденная Республиканская партия, по выражению американского историка и поэта Карла Сэндберга, представлявшая собой зрелище странное: «Странные и противоречивые элементы собрались со всего света и создали могущественную партию, в которой соединились молодость, различные программы, религиозные фанатики, доморощенные философы и честолюбивые политические деятели» (149). И тут же он добавлял: «Влиятельные группы промышленников, железнодорожных магнатов и финансистов пришли к выводу, что это - многообещающая партия».

Вот тут и собака зарыта… Первоначально программа Республиканской партии содержала всего-то три пункта:

1. Запрещение распространения рабства на новые районы.

2. Признание Канзаса «свободным» штатом.

3. Постройка трансконтинентальной железной дороги к Тихому океану по самому прямому и целесообразному маршруту.

Все три пункта (как бы благородно ни смотрелись два из них) при осуществлении сулили огромные выгоды тем самым «влиятельным группам», о которых писал Сэндберг. Особенно третий, по которому, согласно американской практике, железнодорожным магнатам автоматически отходили прилегающие земли (да вдобавок крупные государственные субсидии, которые считалось прямо-таки неприличным возвращать в казну).

Окончательно оформился штаб , планировавший, как бы это поделикатнее выразиться, «долгосрочные операции» против южан, которые, словно пресловутая собака на сене, сидели на громадных богатствах, вызывавших повышенное слюноотделение у северных дельцов.

Теперь имелись и Книга, и Мученик, и Партия. Оставалось добавить к этому ружья и пушки.

На сцене наконец-то появляется Авраам Линкольн, которому потребуются другие, гораздо менее благородные качества. Большая Политика мало чем отличается от продажи души черту. Однако многие американские президенты «миф о бревенчатой хижине» бережно поддерживали - несмотря даже на недоумение собственных родственников. Простодушная матушка одного из таких деятелей даже пыталась усовестить сынка, не в меру прибеднявшегося перед журналистами: «Но ты ведь хорошо знаешь, что это неправда. Ты же знаешь, что родился и вырос в весьма приличном доме». Однако сынок продолжал вещать о «жалкой хижине», где якобы вырос: просыпаюсь, мол, я в родительской хижине, причесываюсь по бедности еловым сучком, надеваю рубище и бреду в чащобу белок ловить и дикий лук рвать, чтоб с голоду не помереть… Другая матушка, гораздо более язвительная, прокомментировала излияния сыночка о «тяжелом и безрадостном детстве» кратко: «Он представляет нас такими бедными, что так и хочется взять в руки шляпу и собрать для него деньги».

Национальная традиция такая, в общем. Поломал ее, по-моему, только Джон Кеннеди, с обезоруживающей улыбкой разводивший руками: ну да, ребята, так сложилось, что я сын миллионера, что поделать, если карта так легла… Однако позже Рональд Рейган вновь вернулся к славной традиции…

Но давайте - о Линкольне. Как американская историография, так и советская пропаганда, для которой президент Линкольн был героем безусловно положительным, старательно рисовали образ «парнишки из жалкой хижины». Гарриет Бичер-Стоу высказывалась так: «Авраам Линкольн в полном смысле слова работник. У него все свойства и способности рабочего класса, и положение его во главе могущественной нации говорит тем, кто живет трудом, что их время настает». Другими словами, всякий честный американский работяга, ребятки, может и в президенты податься.

Фигура для Америки, как говорится, культовая, стоящая в одном ряду с «отцами-основателями» и Джорджем Вашингтоном. Человек незауряднейший, сложнейший, чертовски неоднозначный, ухитрившийся совместить в своей персоне самые вроде бы не совместимые качества: временами - благороднейший идеалист, прекраснодушный гуманист и даже романтик, временами - циничнейший, прожженный политикан, душитель демократических свобод, диктатор. Американцы правы: это был великий человек - только посредственность проста, как две копейки, незатейлива и однозначна. Линкольн - совсем другое…

 

Глава пятая

Человек с большим топором

 

За стремлением спасти человечество почти всегда скрывается стремление управлять им.

Г. Л. Менкен

 

 

Естественно, столь сложная и величественная фигура со временем оказалась окруженной густой пеленой всевозможных мифов и легенд.

Главная из них - это явление, которое американские же историки давным-давно назвали «мифом о бревенчатой хижине», тщательно проанализированном в великолепной книге Эдварда Пессена (125). Согласно этому мифу, целая когорта американских президентов представляла собой живое воплощение «американской мечты», идеального «общества равных возможностей» - они-де, беднейшие, но честные малые, исключительно благодаря своей энергии и благородству души поднимались на самый верх… Чтобы взобраться на вершину, выбиться, вкалывайте на совесть, не бастуйте, не слушайте смутьянов, и вам тоже повезет!

Благонамеренный советский автор (26) пошел еще дальше.

«Великий американский поэт Уолт Уитмен писал в 1856 году: „Я был бы чрезвычайно рад, если бы какой-нибудь американский кузнец или лодочник - храбрый, умный, бывалый, здоровый бородач средних лет, с загорелыми руками, лицом и грудью, в опрятном рабочем костюме, пришел бы с Запада, из-за Аллеганских гор, и занял пост президента: я голосовал бы, конечно, за такого человека, обладай он должными достоинствами, предпочтя его всем остальным кандидатам“. Эти слова Уолта Уитмена были мыслями и надеждой всех простых людей Америки. И мечта стала явью - 6 ноября 1860 г. президентом США был избран лесоруб (курсив мой. - А. Б. ) из штата Иллинойс Авраам Линкольн».

Естественно, всякий читавший эти строки полагал, что Линкольн был избран президентом прямо из лесорубов - а как иначе можно понять? Жил себе «здоровый бородач средних лет», самозабвенно трудился в чащобе, валил одну сосну за другой - а параллельно выдвигал себя в президенты. Ну, его и избрали. Отставил он верный топор, почистился от смолы, надел приличный костюмчик, пришел в Белый дом и спросил не без застенчивости: ну, где тут президентское кресло? Дело, конечно, сложное, однако мы, пролетарии от сохи, и не такое потянем…

Чушь невероятная, конечно. В жизни так не случалось, чтобы лесорубы попадали прямехонько «от станка» в высокие кресла.

Меня всегда умиляло, когда наши интеллигенты утверждают: «Президентом США стал киноактер Рональд Рейган…»

Прежде чем достичь самого высокого в стране поста, Рейган долгое время работал в американском профсоюзе, Гильдии киноактеров (а это серьезная работа), потом был успешным губернатором штата и лишь после этого стал президентом…

 

Авраам Линкольн

 

Точно так же и Линкольн отнюдь не из пролетариев перепрыгнул в Белый дом - да и с бревенчатой хижиной все обстоит не так однозначно…

Авраам Линкольн, или «старина Эйб», как сокращают это имя американцы, и в самом деле родился и провел детство в убогой лачуге в штате Кентукки, и его отец действительно был классическим «белым бедняком» (кстати, всего в ста милях от нищего хозяйства Линкольнов, в том же штате Кентукки, в столь же бедной хижине родился и провел детство будущий президент Южной Конфедерации Джефферсон Дэвис). Вот только, во-первых, семья была отнюдь не из потомственных бедняков, а во-вторых, «бревенчатая хижина» была не более чем эпизодом в семейной истории…

Дед Линкольна, Авраам (в честь которого и назвали ребенка), безусловно был человеком зажиточным: владелец фермы в 200 акров, капитан милиции штата, домовладелец и мелкий рабовладелец.

Отец Линкольна Томас тоже начинал как человек состоятельный - просто-напросто он потерял свои немаленькие владения из-за каких-то ошибок в составлении документов на землю и судейского крючкотворства. Тогда-то он и перебрался из родных мест в Кентукки. Согласитесь, есть существенная разница между потомственным батраком и разорившимся «крепким хозяином».

К тому же Томас быстро поднялся. Верно, убогая хижина имелась, но к моменту рождения сына Томас владел уже двумя фермами общей площадью 600 акров, несколькими земельными участками в близлежащем городе, скотом и лошадьми. И занимал в этом городе должности, которые в США традиционно доверялись лишь людям зажиточным: член патрульной службы округа, присяжный заседатель, смотритель тюрьмы. Когда малютке Эйбу исполнилось пять лет, его отец Томас уже входил в число 15 процентов богатейших собственников в том районе.

Так что «бревенчатая хижина» - это не обязательно признак бедности, а просто-напросто американская специфика. Даже люди зажиточные сплошь и рядом обитали в лачугах, поскольку речь шла о только что заселенных территориях, где настоящих домов еще не имелось…

В молодости Линкольн и в самом деле сменил немало профессий, отнюдь не интеллигентских: был поденным рабочим на ферме, сплавщиком грузов на плотах, подмастерьем у столяра, железнодорожным рабочим. Короткое время и в самом деле работал лесорубом. Но очень скоро он перешел к «чистой» работе: стал владельцем бакалейной лавочки. Вот только не испытывал никакой тяги к торговле, предпочитал часами сидеть на пороге со знакомыми и болтать на всевозможные темы. Потому и обанкротился очень быстро.

Служил почтмейстером (в американской глубинке - весьма не пыльная работенка), три месяца в составе ополчения воевал с индейцами и даже получил чин капитана. Однако уже в 1834 г., будучи двадцати пяти лет от роду, стал членом законодательного собрания штата Иллинойс и, подучившись, начал адвокатскую практику.

Ну, а в 1847 г., уже как профессиональный политик, стал членом Конгресса США…

Говоря о тех временах, Линкольна никак нельзя назвать циничным политиканом. Наоборот, будучи молодым, он вел себя с благородством и честностью, вызывающими лишь уважение. Он, например, не принадлежал ни к одной из многочисленных американских церквей, однако не был и атеистом: «То, что я не являюсь членом какой-либо христианской церкви, - это правда. Но я никогда не отрицал истинность Священного Писания и преднамеренно не высказывался неуважительно о религии в целом или какой-либо христианской церкви, в частности».

Сохранился рассказ очевидца о том, как Линкольн во время избирательной кампании оказался на религиозном собрании, где читал проповедь его соперник, пастор Картрайт. Окончив проповедь, пастор призвал: «Все, кто хочет отдать свое сердце господу Богу и попасть на небеса, встаньте». Встали все присутствующие - кроме Линкольна. Тогда пастор сказал: «Все, кто не хочет попасть к дьяволу, встаньте». Снова все встают, а Линкольн сидит. Пастор, коварно ухмыляясь, осведомился: «А куда же хотите попасть вы, мистер Линкольн?» Линкольн кротко ответствовал: «Я хочу попасть в Конгресс…»

Прожженный политикан непременно изобразил бы из себя святошу, чтобы привлечь избирателей. Линкольн этого не сделал. Точно так же он во время войны с Мексикой не примкнул к горластому стану ура-патриотов - как обязательно поступил бы циничный политикан. Наоборот, Линкольн выступал с речами, в которых призывал «хороших граждан и патриотов» осудить эту войну, грязную и захватническую со стороны США.

Для сравнения: «певец свободы» поэт Уолт Уитмен в то само время публиковал в газетах нечто прямо противоположное: «Да, Мексику стоит как следует выпороть! Будем нести наше оружие с духом, который покажет всему миру, что, хотя мы и не стремимся к ссоре, Америка знает, как крушить врага и расширяться!»

Высказывания Линкольна категорически не сочетались со всеобщей военной истерией - и его не переизбрали в Конгресс на новый срок. И старина Эйб вроде бы вернулся к прежней адвокатской профессии. Именно что «вроде бы» - политика затягивает, как болото. Очень скоро, при первой же возможности, Линкольн вновь с головой ушел в политику: выступления, речи, газетные статьи, публичная полемика, попытка стать сенатором США…

С сожалением приходится констатировать, что старина Эйб от прежнего прямодушия отказался и проявлял себя уже как мастер лавирования .

Выступая перед северянами в штате Иллинойс, он заявил, что для Республиканской партии, к которой он принадлежит, свойственна «ненависть к институту рабства, ненависть ко всем его аспектам». Клялся: «Рабство я всегда ненавидел ничуть не меньше любого аболициониста». И призывал черных и белых «соединиться в один народ», потому что «все люди созданы равными».

Буквально через пару недель, в южном Ричмонде, он уже говорил нечто совершенно противоположное: «Ни сейчас, ни прежде я не выступал за установление в каком бы то ни было виде социального и политического равенства между черной и белой расами. Я никогда - ни сейчас, ни прежде - не выступал за то, чтобы предоставить неграм право голоса, право участвовать в коллегии присяжных и занимать какие бы то ни было официальные посты, никогда не выступал за то, чтобы допускать их браки с белыми. Более того, между черной и белой расами существуют физические различия, которые, я убежден, навсегда исключат возможность их сосуществования в условиях социального и политического равенства. Следовательно, должен быть принят принцип высшего и низшего, и, следовательно, я в той же мере, что и любой другой, выступаю за то, чтобы главенствующее положение принадлежало белой расе».

Кстати, еще будучи конгрессменом, Линкольн отказывался выступать против закона о беглых рабах. А когда намечалось освобождение рабов в федеральном округе Колумбия, то именно Линкольн ввел в проект резолюции статьи, предписывающие местным властям вылавливать бежавших с Юга рабов и возвращать их хозяевам… (58).

Одним словом, Авраам Линкольн, пару раз обжегшись на искренности, исправился и показал себя политиканом ловким .

Вот тут-то большие боссы Республиканской партии, давно уж присматривавшиеся к «старине Эйбу», окончательно сделали свой выбор. В те времена, как и сейчас, настоящая политика уже делалась не на митингах и дискуссиях, а за кулисами, «в прокуренных комнатах», как выражаются американцы. В те времена уже существовали большие политические боссы, которые сами перед публикой не светились, оставались в тени и неизвестности, - но именно они всем и заправляли, дергая за ниточки марионеток…

Так вот, большие боссы давненько уже подыскивали подходящую кандидатуру в президенты США от Республиканской партии - а это было задачей сложной. Нужно было, чтобы кандидат оказался достаточно управляемым, но вдобавок был бы проходным , пришелся бы по нраву большинству избирателей.

В 1856 г. республиканские боссы (вкупе с воротилами с Уолл-стрит, вбросившими в избирательную кампанию огромные деньги) предприняли первую попытку взять Белый дом. Кандидатом в президенты они выставили того самого Фримонта - одного из «учредителей» Республики Калифорния, идеалиста, бессребреника, человека, совершенно не разбиравшегося в политике, которым можно было вертеть, как заблагорассудится, если делать это умеючи, - ну, а умения большим боссам было не занимать.


Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!