Мы еще вернемся к дневнику отца Евноика. 8 страница
… когда она прошла метров двести, она остановилась у крайнего гаража. Она засмеялась. Неужели так всё просто? Её насиловали раньше, а она даже не думала сопротивляться. Сегодня она расправилась с двумя огромными мужланами как любимая её героиня из далекого детства, которую играла Синтия Ротрок. Будь их больше — три, четыре, даже пять — она сделала бы и их!
- Лена! Леночка! Это ты?
- Да, мам! - крикнула Горячева, присев в прихожей на тумбу под обувь.
- Я здесь на кухне…
- Хорошо, мам! Я только душ приму, вся потная…
- Твой-то Витя приехал?
- Не-а, мам… Я… я позже расскажу…
- Тебе борщ подогреть?
- Не-а, я есть не хочу…
Лена зашла в ванную, разделась. Бросила всю одежду в стиралку… у них еще сохранилась «алматинка», белая бочка с электродвигателем на дне, доисторическая достопримечательность… Грудь у Лены была приподнята, соски жесткими — ей впервые хотелось мужчину ни для ласки и защиты, а для… да, она приналась себе, для секса. Что-то произошло после драки. Лена поняла, что может и хочет подчинять этих… самцов. Больше не хотелось любви, хотелось доминировать, унижать…
Душ немного… но лишь немного остудил. Мысли бродили. Она есть во всех соцсетях, там она искала мужчин для семьи, и нашла Виктора… Теперь… она понимала, она не удержится от шага, о котором будет годы спустя жалеть… Она будет встречаться с мужчинами, с разными и… унижать…
Лена запахнула халат и пошла на кухню. Мама сидела за столом у плиты…
|
|
|
- Что с тобой, Лена?
- А что?
Лена стояла у холодильника, навалившись на него спиной. Она и не слышала, что спрашивает мама. Взгляд ее блуждал. Она мечтала о мужиках.
- Я спрашивала, почему Витя не приехал?
- Ай, не знаю, - как о нечто неважном махнула Лена рукой. - Что-то с учебой… экзамены вроде…
Елена открыла холодильник, достала сок. Налила в стакан и встала в прежнюю позу. Халат распахнулся, открыв взору мамы голое тело. Лена смотрела в окно и… не пила, она языком водила по краю стакана.
- Леночка, запахни халат, пожалуйста…
- А? Что? - снова вернулась в реальность и удивленно посмотрела она на маму.
- Запахнись, пожалуйста, - повторила мама.
- Зачем? Я же дома…
- Ты меня смущаешь…
- Смущаю? Чем это? - засмеялась Лена. - Ты же женщина…
- Всё равно… Это нехорошо… - отвела мама глаза.
- А так? - Лена подошла к столу, поставила стакан с соком и… сбросила небрежно халат.
- Одень сейчас же! - зло глянула мама.
- И не подумаю. Мне сегодня хочется шалить…
- Лена… Лена, - сжимала мама кулаки. - Если бы я могла ходить, всыпала бы ремня!
- Я хочу шалить! Я устала, мама, быть серьезной! Смотри…
Елена окунула пальцы в сок, коснулась ими губ, облизала…
- Прекрати это!
|
|
|
…женщина на глазах матери играла с сосками, ласкала свое тело…
33
...Лена потянулась. Она еще лежала в постели. Как хорошо, что она взяла отгулы. Она давно не нежилась по утрам под одеялом, чтобы солнышко играла на лице… Лена вдруг вздрогнула, ощутив чей-то взгляд. Она открыла глаза. Мама стояла у окна и курила беломор. Взгляд был строгий.
- Мама, ты … ходишь? - удивленно приподнялась на локтях Лена.
- Я… - сглотнув громко слюну, проговорила мама. - Я дожила до седин. Мне шестьдесят семь лет. Заметь, дочь, это почтенный возраст, человек в таком возрасте нужно уважать…
- Мама, ты стоишь? Тебе не больно? Ты можешь ходить? - не могла поверить Лена.
- ...и я не думала, что доживу до такого, - продолжила мама суровым тоном. - Лучше бы я умерла позавчера…
- Что ты такое говоришь, мама? - встала Лена набрасывая халат.
- Не подходи… и не дотрагивайся, - остановила жестом ее мама. - Ты мне больше не дочь…
- Я… я ничего не пойму, - растерялась Лена.
- А что тут понимать? - хмыкнула мама, выпуская изо рта дым. - Мать дожила до того времени, когда её собственная дочь ее изнасиловала…
- Изнасиловала…. - эхом повторила Лена. - Нам… нам же было хорошо…
- Лена, я ответвленный квартиросъемщик, - мама смотрела холодными глазами. - Я не стану выписывать тебя, но… я не смогу жить с тобой под одной крышей…
|
|
|
- Да… - Лена оглянулось, словно ища по стенам надпись, что-то такое, чтобы прочесть и сказать. - А… а ты без меня сможешь?
- Смогу… - безапелляционно сказала мама. - Пока ты спала, я сама сходила в магазин, и сама принесла еду…
- Ты… ты здорова? - робко спросила Лена.
- Да, - отрезала мама, - но этого ничего не значит. Возьми вещи и уходи…
- А куда я пойду?
- Это твои заботы…
- Я… я думала, тебе было приятно… - по лицу Лены текли слёзы.
Мама отвернулась к окну.
- Мне было приятно, Лена, но это ничего не меняет…
Лена вышла из подъезда, чувствуя опустошенность. Её пожитки уместились в один чемодан. В сумочке был кошелек с двумя тысячами наличными и банковская карта, на которой было пять. Что она будет делать, Лена не знала. Этого не хватит и на месяц, чтобы снять комнату… Плакать не хотелось. Она печально вздохнула и…
...и вдруг обратила внимание на лысую девочку, которая сидела на скамейки и плакала…
34
...из интервью с писателем-анархистом Вячеславом Камединым, The Times за апрель 2051 года:
Тарик Али, журналист: Господин Камедин, вы свой жанр называете квираси, и говорите, что большинство книг написали в этом жанре. Но никогда не раскрывали, что означает это слово…
|
|
|
В.Камедин: Всё просто. Это аббревиатура. Квиранархистская сказочная истина.
Тарик Али: Не скромный вопрос. Можете не отвечать. Как-то вы обмолвились, что когда пишете… как это мягче сказать, занимаетесь самоудовлетворением.
В.Камедин: О боже! Сколько же названий у радости побыть наедине с миром? Онанизм, мастурбация, аутосекс, самоудовлетворение… (смеётся). Да, если я описываю эротическую сцену, я должен ее прожить. Иначе никак… Кстати, поэтому я пишу по ночам, я ночной писатель. Чтобы это безобразие никто не видел (смеётся).
Тарик Али: О! А ведь многие писатели творят ночью…
В.Камедин: ...и при запертых дверях.
Тарик Али: В ваших книгах ни только традиционные отношения описаны. Неужели…
В. Камедин: Неужели я дрочу, когда описываю однополую любовь? Вы это ведь хотели спросить. Я отвечу так. Меня не интересует пол в эротической сцене, меня не интересует происходит ли секс между мужчиной и женщиной, или между мужчинами или женщинами, меня не интересует их возраст, внешность, прочие… Мне интересны эмоции. Секс происходит между двумя существами, наполненными эмоциями, яркими, необыкновенными, крайними в своем великом проявлении. Я возбуждаюсь ни от тел, я возбуждаюсь от душ. Что может быть величественнее и прекраснее игры крайностей, единства крайностей между неодолимым желанием и невинным запретом. Вот что покоряет меня — то что внутри этих людей. Тончайшая смена настроений от полного нельзя, через а может быть, до искреннего отчаяния от содеянного. Которое я чувствую и сам, заливая колени...
35
Цветана сидела на скамейки возле подъезда какого-то дома. Она не знала где она, в этом районе Москвы девочка никогда не бывала… Цветана похватала всё необходимое: паспорт, одежду, банковскую карты, - и ушла, нет, убежала из дома. То, что она увидела, настолько потрясло её, что она полдня только и делала, что как птица перелетала с ветки на ветку в метро. И теперь она сидела в незнакомом районе на скамейке и давала себе зароки, что в её жизни всё будет иначе, в её жизни не будет секса, и вообще, мужчин. Слёзы сами лились по щеках, хотя она упрекала себя за них. Она не должна плакать, она сильная. Она обойдется и без родителей, она художник и обеспечит себя деньгами…
- Что с тобой, милая? - услышала нежный голос Цветана рядом.
Присела какая-то женщина. Девочка посмотрела на нее, и поразилась чувству: эта совсем незнакомая женщина, но в глазах было нечто… гораздо глубже того, что зовется состраданием, и хотелось ей рассказать…
- Я… меня… родители… - всхлипывая невнятно произнесла Цветана.
- Тебя изнасиловали папа и мама? - спокойно спросила женщина, взяв Цветану за руку.
- Нет! Что вы? Они… они… я видела, как они…
- Не продолжай. Я поняла. Ты прости, что я такое предположила. Просто меня в детстве изнасиловали дядя и папа…
- Нет… это не может быть! Бедняжка, - Цветана заплакала и уткнулась в плечо незнакомки. - А… а ваша мама?
- Она знала про это, но… Я знаешь, самый отвратительный человек…
- Почему? - Цветана внимательно посмотрела в лицо женщины, словно изучая и стараясь запомнить.
- Я вчера гадко поступила с мамой… Я… я не знаю, что было со мной… - женщина тоже плакала.
- Вы мстили…
- Нет, это не месть. Это… как помешательство…
- А что вы сделали?
- Можно я потом расскажу? Сейчас не смогу, мне очень стыдно.
- Хорошо. Но она… она жива?
- Да, конечно, - ответила незнакомка, справившись с эмоциями. - Но она выгнала меня из дома. И мне теперь некуда идти. В кармане у меня девять тысяч. А зарплата будет только через месяц…
Женщина печально выдохнула.
- А… а давайте жить вместе? У меня есть деньги, - с энтузиазмом выпалила Цветана, от слёз не осталось следа. - У меня много, двести тысяч. Не смотрите так. Я не вру. Я художник, я заработала. Я не вру. Вы не верите?
- Я верю тебе, - улыбнулась нежно женщина. - Как тебя зовут?
- Цветана, а вас?
- Давай на ты? (Цветана кивнула). У меня странное имя… Хоть я и русская, но имя у меня не русское да фамилия…
- Какое же? - заинтриговано глядела Цветана.
- Синтия Ротрок…
36
- Людмила, вы точно хотите развестись? - Павел Астахов напряженно смотрел на женщину в сиреневом платке.
Полчаса назад она позвонила ему и сказала, что он друг их семьи и только ему она доверяет из всех приближенных мужа. Тем более Павел лучший адвокат страны, добавила Людмила по телефону.
- Да, Павел… - Людмила нервничала, ёрзала в красном кожаном дутом кресле в кабинете полпреда по правам детей России, оглядывалась…
- Не бойтесь, у меня нет прослушки, - успокоил Астахов, положив ладонь на ее колено, чтобы она успокоилась.
- Я не боюсь прослушки… Не боюсь его… - она зябко передернула плечами.
- Может быть, что-нибудь выпить?
- Да, немного… коньяка… Только чуть-чуть…
- Что у вас происходит, Людмила? - спросил Павел, когда женщина выпила и съела дольку лимона с кожурой.
- Я… я глубоко верующий человек, я православная прихожанка, вы знаете, Павлуша, да? (Астахов кивнул). Я могла справляться с тем… ну, что с Владимиров мы редко делим постель… Я… я всегда понимала, он глава государства, и наши встречи будут редкими всегда…
- Я вас понимаю, вы женщина. А Владимир Владимирович уже как мужчина вас не удовлетворяет…
- Нет, вы не понимаете, Павлуша, - перебила полпреда Людмила. - Он как мужчина всё еще очень… дело не в том… совсем не в том…
- А в чем же?
- Ох… это очень тяжело и страшно говорить… Я это только вам могу… Вы наш… вернее, мой друг, причем единственный… (Астахов молча кивнул). Володя стал чаще навещать наш альков. Но я… уже который раз становлюсь свидетелем библейского греха Онана…
- Я вас не совсем понимаю…
- После того, как мы целуемся и ласкаем друг друга, он… он удовлетворяет сама себя, не касаясь ко мне…
- А… да… - Астахов был в шоке. - Я правильно понимаю, Вла… ваш муж, когда вы возбуждены, отчуждается от вас и…
- И делает это у меня на глазах. И… уходит… Павлуша, я больше так не могу! Изменять ему я не могу, это грех…
- Да, я представляю, как вам тяжело…
- Нет, не представляете! Это адовы муки! Мне потом никак… Самой же грех… Онана Бог уничтожил, потому что он также терзал жену…
- Вы ведь венчаны…
- Да, - перехватила Людмила. - Вы как адвокат… прошу вас, Павлуша, умоляю… решите проблему со священным синодом. Потом бракоразводный процесс… Он мне добровольно не даст… Надавите, вы можете…
- Ох, Людмила, - тревожно вздохнул Павел, - на что вы меня толкаете…
- Вы его друг, он вам доверяет…
- Я попробую…
37
- Синтия, можно тебя спросить?…
Они шли по Марьинскому парку. В Люблено они нашли однокомнатную квартиру, приличную, со всей обстановкой, за небольшую плату — десять тысяч в месяц. Решили, что пока два месяца оплатит Цветана, потом Синтия выйдет на работу. Она работает Няней, и получает чуть больше двадцатки.
- Да, конечно, - ответила Синтия.
- Мне нравится один человек… мальчик. Я, знаешь, еще не влюблялась, и не знаю…
- Не знаешь, влюбилась или нет? - уточнила Синтия.
- Да… Это странное чувство. Я одновременно хочу быть с ним, и боюсь…
- Боишься? Чего?
- Его боюсь… Он очень странный, и… И мне кажется, после встречи со мной это началось…
- Это?
- Синтия, я даже не знаю, как рассказать…
- Давай присядем вон на ту скамейку… Расскажи мне, что началось? - спросила Синтия, когда они сели на скамью под раскидистым дубом.
- Он Маугли…
- Маугли?
- Так его называют педагоги, и мой друг, который работает в школе искусств, где сейчас учится этот мальчик. Он странный, он болен эксгибиоционизмом...
- То есть раздевается при посторонних?
- И не только. Понимаешь?
- Понимаю, - кивнула Синтия.
- Его из комнаты не выпускают, боятся, что сверстники будут обижать, когда он при них… ну, это… А меня мой друг познакомил с ним. Мы неделю общаемся…
- Он при тебе…
- Нет! Самое интересное нет. Я ждала, но он только молчит и пишет картины…
- Он тоже художник?
- Да как и я. Но… понимаешь, Синтия, мне самой стало хотеться...
- Я понимаю чего, - мягко улыбнулась Синтия, заметив, что Цветана в пылу рассказа забылась и засунула левую ладонь в брюки кимоно.
- Да? - удивлённо посмотрела на новую подругу Цветана, но вдруг опомнилась: - Ой, прости!
Девочка вытащила ладонь из брюк.
- Не извиняйся, Цветана, мне… странное совпадение… этого тоже хочется последние дни. Я еле сдерживаюсь. Признаться, мама меня из-за этого и выгнала…
- Ты? - пораженно посмотрела Цветана. - Ты… ты это делала при маме? (Синтия кивнула) Ужас! А я при одной бабушке в метро… Это… это, - у Цветаны навернулись слёзы.
- Не надо, не плачь. Можно я тебя обниму...
Они обнялись.
- Тебе этого сейчас хочется? - успокоившись, прошептала Цветана, уткнувшись в грудь Синтии.
- Да.. очень, - касаясь губами уха лысой девочки, прошептала Синтия
- Вот мы извращуги, - захихикала Цветана.
- Еще какие…
- Ой, смотри-ка какие соски! - вдруг ворвался грубый мужской голос в их нежный женский мир.
Подруги вздрогнули. Скамейку окружили шестеро рослых парней.
- Взрослую, мы трахать не будем, хер знает, что за манда у нее, мож, заразы до маковки, - рассуждал один из них, толстомордый с маленьким лбом, похожий на горилу. - Будет ртом пахать. А вот малолетка, наверное, целка. Устроим ей брачную ночь на шестерых.
- А-ну, дауны, по-борзому кости в руки и алга на сотый километр! - рявкнула Цветана.
- Ой, напугала! А то что?
- У меня мобила. Сейчас папе звякну. Ты Седого, придурок, знаешь? Седой сейчас полмосквы держит, в авторитете, ни зехер. Седой мой папа…
- А мне нассать!
...в подтверждении своих слов, толстомордый расстегнул ширинку, вынул член, похожий на бочонок лото, и стал мочится на скамейку возле Синтии. Мощная струя дробилась о деревяшки, и капли, отскакивая, летели на женщину. Другие пятеро захохотали…
Синтия вдруг вскочила. Каблуком она ударила под колено писающего мальчика. Тот разом упал на колени, ударившись лбом о мокрые доски скамейки. Следующий удар она нанесла в пах другому парню… Не теряя темп, врезала локтем в нос третьему. Послышался хруст. Лицо мигом окрасилось кровью… Четвертому пришло в грудь колено Синтии, удар был сильнейший, и тот упал без сознания… Пятого — Цветана такую красоту видела только в кино — сразила вертушкой: пятка на большой скорости встретилась с ухом.
Остановившись, Синтия глянула на последнего. Пятеро лежали в глубоком нокауте.
- Бу, - тихо сказала она.
Парень завизжал и бросился наутек.
38
- Ты занималась каратэ, кон фу? У тебя черный пояс, а какой дан? - обрушилась с вопросами Цветана, когда они продолжили путь.
- Нет, я не занималась ни каким спортом…
- Врёшь! Такая махаловка! Ты так отметелила шестерых!
- Я в детстве любила смотреть каратульники. И всегда мечтала стать такой, как герои этих фильмов. А сейчас… поверь, я не знаю, оно само собой выходит…
- Это типа как заговорить на нескольких языках после стресса?
- Кстати! - остановилась Синтия. - Я поняла! Да, поняла всё!
- Что поняла? - озираясь, хлопала большими глазами с тату на веках Цветана.
- Я пережила стресс! Ох, да… Я ждала в гости мальчика. Он должен был приехать впервые. Мы дружили по переписки…
- Почему дружили?
- Я больше не хочу с ним общаться. (Они шли мимо церкви Петра и Февронии). Он оказался негодяем, даже больше, чем негодяй…
- Как это?
- Мне позвонили из полиции, что он задержан и находится в участке. Я приехала, мне рассказали. Что его задержали по подозрению в изнасиловании пожилой женщины, которой восемьдесят лет…
- Ого! Это как история про Казанову, помнишь, он спал с девяностолетней графиней…
- Я читала, - кивнула Синтия, - но там его предварительно возбуждали молодые женщины. Так вот слушай дальше. Когда я присутствовала на допросе, молодой человек, которого я считала другом, вдруг встал, снял штаны, и при нас с офицером полиции стал возбуждать себя… И…
Синтия вновь остановилась и задумалась.
- Что и? - нее выдержала паузу Цветана.
- И потом открылся этот дар. Он спонтанный какой-то. Я и не думаю в драке, тело само дерется… О! Кажется, вон наш дом, тридцать…
- Ты к Ане пойдешь завтра? - спросила Синтия, когда они подымались по лестнице.
- Нет… Я никогда не пойду к нему!
- Почему? Ты же любишь этого мальчика?
- Я не знаю, может быть, и не люблю, - выпалила Цветана. - Это просто безумие, меня тянет как магнитом. Я хочу побороть это…
- Зачем? - вставляя ключ в замок двери, спокойно произнесла Синтия. - Он же странный, а только к странным людям бывает настоящая любовь.
- Ты так считаешь? - удивилась Цветана, проходя в квартиру
- Так считал классик. Я не помню кто, вроде бы Михаил Аксёнов.
- Я хочу увидеть его, - дрогнувшим голосом произнесла Цветана. - Очень… Но мне так страшно…
- А ты просто завтра пойди и всё…
- Так просто?
- Ага… Так, что тут у нас? - Синтия щелкнула выключатель. - Одна комната и одна кровать. Правда, широкая. Но… но имея ввиду нашу с тобой озабоченность, это опасно…
- Не, я не сплю на кроватях, - хихикнула Цветана. - Я йог, я всегда сплю на досках, на полу. Так что всё тип-топ.
- Ну и ладненько, - улыбнулась нежно Синтия. - Давай пакеты с едой на кухню. Кто первый в душ?
- Иди ты..
- А потом что-нибудь приготовим и поедим. Мне завтра еще не на работу. Ты во сколько к Ани поедешь?
- Часов в десять…
- Ну, я в душ…
- Синтия, - окликнула Цветана, когда женщина уже хотела прикрыть дверь в ванную комнату, - ты… ты мне очень понравилась… (Синтия улыбнулась)… И… ну, я тебя люблю.
Дата добавления: 2021-04-15; просмотров: 45; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!