Обязательства, возникающие из неосновательного обогащения.

Тема 10. Обязательства из причинения вреда в международном частном праве

 

 

1. Правовое регулирование договорных обязательств занимает важное место в международном частном праве. Это обусловлено ролью и значением гражданско-правовых договоров в регулировании отношений с участием иностранных партнеров. Такие договоры активно применяются в предпринимательской сфере; немалый удельный вес они имеют и в иных областях, например при установлении обязательственных отношений, связанных с удовлетворением личных потребностей физических лиц.

В области международного экономического сотрудничества они охватывают внешнеторговый обмен, научно-технические связи, взаимоотношения в кредитно-финансовой сфере, осуществление совместных строительных проектов, выполнение других работ и оказание различных услуг. Рамки и виды такого сотрудничества постоянно расширяются.

В зависимости от предмета и характера отношений для регулирования их используются различные виды и типы договоров: купли-продажи, аренды, финансовой аренды (лизинга), кредитные договоры, договоры поручения, комиссии, страхования, факторинга, международных перевозок, оказания транспортно-экспедиционных услуг и другие. Договорами оформляется и обмен результатами интеллектуальной деятельности.

Для российских предпринимателей и других лиц, вступающих в деловые контакты с иностранными партнерами, существенное значение имеет расширение круга субъектов, которые могут быть участниками таких отношений, наделение их необходимыми для успешного сотрудничества правами. Эти тенденции, связанные с общими процессами демократических преобразований в стране, нашли отражение в нормах российского международного частного права (разд. VI ГК РФ).

Иностранный элемент, которым может быть осложнено договорное отношение, может относиться к субъекту (иностранные граждане или иностранные юридические лица, участвующие в гражданско-правовых отношениях) и объекту (нахождение за границей имущества). Отечественная доктрина указывает и на третий вид иностранного элемента - юридический факт, с которым связано возникновение, изменение или прекращение договорного правоотношения (например, совершение сделки за границей).

 

При анализе системы правовой регламентации указанных отношений необходимо обратить внимание, во-первых, на терминологическую особенность в наименовании таких обязательств и, во-вторых, на ряд общих положений, характеризующих источники правового регулирования этих отношений.

В российском законодательстве и в правовой литературе применительно к договорным обязательствам с участием иностранных партнеров используются понятия «сделка» и «договор». Они близки по своему содержанию, но не тождественны. Договор - это двусторонняя или многосторонняя сделка, выражающая согласованную волю лиц, участвующих в его заключении. Применительно к гражданско-правовым договорам с иностранным элементом в сфере внешнеэкономических связей наиболее часто употребляются понятия «внешнеторговая сделка», «внешнеэкономическая сделка». Сделки могут носить односторонний (когда достаточно выражения воли одного лица, например, при выдаче доверенности, рассматриваемой как односторонняя сделка) или двусторонний (многосторонний) характер. Таким образом, понятие «сделка» шире понятия «договор», в котором участвуют как минимум две стороны. Исходя из содержания и характера рассматриваемых отношений, можно утверждать, что в этих случаях при использовании указанных выше понятий речь обычно идет о двусторонних или многосторонних сделках, т.е. о договорах. Употребление в этих случаях термина «сделка», а не «договор» можно расценивать как дань сложившейся традиции наименования договоров в данной сфере, когда речь не идет о конкретном виде договора (купли-продажи, аренды, подряда и т.д.). В литературе отмечалось, что практически при использовании термина «сделка» применительно к отношениям во внешнеэкономической сфере имеется в виду договор.

 

Регулирование коллизионных вопросов, касающихся односторонних сделок, как правило, осуществляется отдельными нормами (см. ст. 1217 ГК РФ). Вместе с тем есть нормы, в которых говорится о сделках вообще: действие их обычно распространяется и на односторонние, и на двусторонние (многосторонние) сделки. Примером может служить ст. 1209 ГК РФ, содержащая коллизионные нормы, определяющие право, подлежащее применению к форме сделки. Различия в формулировках конкретных положений, относящихся к сделкам, необходимо учитывать при применении соответствующих норм законодательства.

В международно-правовых актах нередко применяются понятия «международный коммерческий договор», «международная коммерческая сделка». Их можно рассматривать как собирательные, охватывающие различные виды договоров, используемых для регулирования международных экономических отношений, за исключением договоров, заключаемых в потребительских целях (например, по приобретению товаров гражданами для личного потребления или использования). Это наименование указанных договоров не отражает каких-либо их принципиальных отличий от названных выше договоров (сделок).

В правовой литературе используются и другие определения внешнеэкономических сделок: «международные торговые сделки», «международные трансграничные коммерческие сделки», «международный коммерческий контракт», которые по сути имеют в виду одни и те же отношения, отличающиеся лишь терминологией.

Сделки, заключаемые в сфере международных экономических отношений, имеют ряд характерных черт. Все они направлены на осуществление предпринимательской деятельности. В качестве квалифицирующих признаков внешнеэкономических сделок в доктрине отмечается различная национальная (государственная) принадлежность контрагентов, совершающих данные сделки; регулирование сделок нормами иностранного права, международными договорами, международными торговыми обычаями; возможность передачи споров на разрешение иностранных судов и международных арбитражей.

 

Пересечение товаром, являющимся предметом сделки, государственной границы также в большинстве случаев является признаком внешнеэкономической сделки. Это условие связано, как правило, с кругом участников внешнеэкономической деятельности, предприятия которых, как указывалось выше, находятся в разных странах. Однако на практике имеют место случаи, когда по условиям сделки, заключенной иностранными контрагентами, товар реализуется в пределах страны продавца (или изготовителя) и, таким образом, пересечение им государственной границы не имеет места.

Так, международным коммерческим арбитражным судом при ТПП РФ было рассмотрено дело, в котором российское угольное предприятие заключило договор на поставку угля с зарубежной фирмой. Отгрузка его производилась в адрес третьей организации, находящейся на территории РФ и состоявшей в договорных отношениях с иностранной фирмой, приобретавшей уголь у предприятия. Арбитражный суд квалифицировал подписанный российским предприятием и иностранной фирмой договор как внешнеэкономический, хотя пересечения товаром границы страны экспортера в этом случае не было.

Подобные ситуации дают основание сделать вывод о том, что рассматриваемый признак присущ большинству, но не является безусловно обязательным для всех внешнеэкономических сделок без исключения.

К критериям, характеризующим внешнеэкономические сделки, нередко относят и валюту платежа. В таких сделках выбор валюты платежа осуществляется по соглашению сторон и хотя бы для одной из них она, как правило, является иностранной. Для большинства сделок этот критерий имеет существенное значение. Однако, как справедливо отмечается в литературе, его нельзя признать универсальным для всех без исключения договорных обязательств между субъектами разных стран и он может быть отнесен к факультативным признакам.

 

Следует обратить внимание на то, что в российском законодательстве и в международных актах не содержится определения международных коммерческих (внешнеэкономических) сделок.

В научных исследованиях по этому вопросу высказывались различные точки зрения. Исследуя природу таких сделок, Л.А. Лунц основным признаком внешнеэкономической сделки называл наличие иностранного элемента. Наряду с этим он отмечал, что понятие «внешнеторговая сделка» не может быть стабильным в условиях, когда виды внешнеэкономических отношений множатся, разнообразятся, изменяются.

 

Исходя из анализа положений действующих международных договоров (Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г., Конвенции о международном финансовом лизинге 1988 г. и др.) и национального законодательства ряда стран, многие ученые к внешнеэкономическим сделкам относят совершаемые в ходе осуществления предпринимательской деятельности договоры между лицами, коммерческие предприятия которых находятся в разных государствах. Однако термин «коммерческое предприятие» не имеет однозначного толкования. Наиболее распространенным на сегодняшний день является мнение, что его следует трактовать как место основной деятельности участника сделки, постоянное место осуществления деловых операций, которое может не совпадать с местом регистрации компании .

 

2. Регулирование договорных обязательств в сфере международных отношений (отношений, осложненных иностранным элементом) имеет ряд существенных особенностей.

В качестве важнейшего коллизионного правила в российском законодательстве закреплено положение об автономии воли сторон, вступающих в договорные отношения. Это касается возможности самостоятельного выбора сторонами, заключающими договор, применимого права, которым будут регулироваться их отношения, а также определения содержания, порядка исполнения и последствий ненадлежащего исполнения договорных обязательств.

Единообразие правового регулирования достигалось до недавнего времени только путем разработки и принятия договаривающимися государствами в рамках универсальных и региональных организаций международных конвенций. После присоединения государств к таким международным документам их правила становились обязательными для всех организаций и предпринимателей данной страны.

Российская Федерация является участницей многих из них. В силу ст. 15 Конституции РФ и ст. 7 ГК РФ эти международные договоры рассматриваются как составная часть правовой системы России и имеют приоритет перед нормами внутреннего законодательства (см. гл. 2 учебника).

В правовом регулировании договорных обязательств между юридическими и физическими лицами разных стран в области внешнеэкономических связей наряду с использованием коллизионных норм широко применяются унифицированные материально-правовые нормы прямого действия. Применение унифицированных норм, содержащихся в международных договорах, способствует единообразию условий соответствующих договоров, устраняет разнобой в регулировании однотипных отношений, что неизбежно при применении норм национального законодательства разных государств, имеющего различия, и тем самым создает необходимую правовую базу для эффективного и равноправного международного сотрудничества.

Особенностью современного периода является использование наряду с международно-правовой унификацией автономной системы регулирования отношений, возникающих в процессе заключения и исполнения международных коммерческих контрактов, - так называемый метод частноправовой унификации. Прослеживается тенденция к расширению применения этого метода. Суть его состоит в том, что правительственные и неправительственные организации разрабатывают на основе и с учетом сложившихся обычаев делового оборота документы, имеющие рекомендательную силу (типовые общие условия, регламенты, рекомендации). Унификация в этом случае достигается путем единообразного применения таких документов участниками международных коммерческих контрактов.

 

В отличие от международных конвенций, применение которых осуществляется на основании волеизъявления участвующих в них государств, единообразное применение документов, имеющих рекомендательный характер, происходит в результате обращения к ним самих участников делового оборота. Этому способствует авторитет организаций, создающих такие источники частноправовой унификации. К ним относятся: Принципы международных коммерческих договоров (Принципы УНИДРУА в ред. 2010 г.), Принципы Европейского договорного права (в ред. 2002 г.), Международные правила по унифицированному толкованию торговых терминов (ИНКОТЕРМС в ред. 2010 г.), Унифицированные правила и обычаи для документарного аккредитива (в ред. 2006 г.), Унифицированные правила по инкассо (в ред. 1995 г.); принципы определения и модельные нормы европейского частного права: Проект общей справочной системы (DCFR) 2009 г., Свод принципов, правил и требований lex mercatoria 2003 г. и ряд других (см. § 1 гл. 11 учебника).

Имеют свою специфику условия применения международных договоров, регулирующих обязательственные отношения между юридическими и физическими лицами разных стран:

1) действие таких актов распространяется на хозяйствующих субъектов и других лиц, вступающих в договорные отношения, при условии, если государства, к которым относятся эти субъекты (лица), являются участниками соответствующего международного договора. Международные договоры могут применяться и в регулировании договорных обязательств между лицами, государства которых не являются участниками определенного международного договора. Для этого стороны должны сделать в договоре отсылку к соответствующему акту как источнику регулирования их отношений. В таком случае нормы избранного ими международного правового акта будут иметь для них силу договорных условий;

2) международные соглашения (договоры) по общему правилу носят для участников договорных отношений диспозитивный характер. В связи с этим стороны вправе избрать в качестве применимого право любой страны, в том числе и третьих стран, не участвующих в данном соглашении. Необходимо только, чтобы воля сторон в подобном случае была достаточно четко и ясно выражена в их соглашении;

3) подчиненность гражданского договора конкретному международному правовому акту не исключает применения в определенных случаях норм национального права, поскольку любой международный акт регулирует складывающиеся между сторонами отношения не исчерпывающим образом. Национальное право применяется в таких случаях на субсидиарной основе.

При отсутствии соглашения сторон о применимом праве данный вопрос решается на основе коллизионной нормы, определяемой юрисдикционным органом, компетентным разрешать споры, вытекающие из соответствующего договора или связанные с ним. Этот вопрос подлежит разрешению при отсутствии соглашения сторон о применимом праве как в тех случаях, когда их отношения не подчинены международно-правовому акту прямого действия (в подобных ситуациях избираемое на основе коллизионной нормы право регулирует весь комплекс взаимоотношений сторон), так и при наличии такого акта. В последнем случае определяется национальное законодательство, нормы которого подлежат субсидиарному применению наряду с соответствующим международным актом.

Для договорных отношений, складывающихся между партнерами из разных стран, характерно, кроме того, то, что возникающие между ними споры и разногласия разрешаются в большинстве случаев международными арбитражными судами, действующими в качестве третейских судов, или третейскими судами, избираемыми сторонами для рассмотрения конкретного дела (ad hoc).

В Российской Федерации споры такой категории рассматриваются:

- Международным коммерческим арбитражным судом при ТПП РФ;

- Морской арбитражной комиссией при ТПП РФ;

- коммерческими арбитражами при торгово-промышленных палатах субъектов РФ.

3. Начавшийся в 90-е гг. прошлого столетия процесс либерализации российской экономики существенным образом затронул систему договорных (обязательственных) отношений в международной сфере, что нашло отражение в нормах российского законодательства.

В ГК РСФСР 1964 г. договорным обязательствам с участием иностранных лиц было посвящено всего три статьи: ст. 564, в которой говорилось о праве иностранных предприятий и организаций совершать в РСФСР сделки по внешней торговле и связанным с ней расчетным, страховым и иным операциям с советскими внешнеторговыми объединениями, которым было предоставлено право совершать такие сделки; ст. 565, определявшая закон, применяемый к форме сделки, и ст. 556, посвященная праву, применимому к обязательствам по внешнеторговой сделке.

В Основах 1991 г. раздел, посвященный международному частному праву, был значительно расширен.

Содержавшееся в ГК РСФСР 1964 г. понятие «внешнеторговая сделка» было заменено понятием «внешнеэкономическая сделка», охватывающим более широкий круг договорных отношений. Это соответствовало международной практике сотрудничества организаций разных стран не только в области внешней торговли, но и в других сферах. В статье 166 Основ 1991 г. наряду с понятием «внешнеэкономическая сделка» использовался термин «договор». Он относился к конкретным видам договорных обязательств, для которых определялись соответствующие коллизионные привязки. В перечень таких договоров входили наряду с куплей-продажей договоры имущественного найма, хранения, поручения, дарения, залога, поручительства, перевозки, транспортной экспедиции и др.

Весьма важным было изменение критерия, в соответствии с которым должно определяться применимое право (при отсутствии соглашения сторон по этому поводу). В Основах 1991 г. в качестве субсидиарной привязки предусматривалось применение права страны, где учреждена, имеет место жительства или основное место деятельности сторона, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Для многих договоров содержалось указание той стороны договора, чье право должно применяться.

Проявившаяся в Основах тенденция более развернутого и предметного регулирования договорных обязательств в международном частном праве получила дальнейшее развитие в части третьей ГК РФ (разд. VI «Международное частное право»). В ней нашли отражение многие основные принципы и институты современного международного частного права, положения международных договоров, сложившаяся отечественная и мировая практика.

В отличие от действовавших ранее нормативных актов коллизионные нормы разд. VI ГК РФ определяют право, подлежащее применению к любым сделкам и договорам, осложненным иностранным элементом, без выделения внешнеэкономических сделок. Лишь в одном случае предусматривается особое регулирование для таких сделок путем установления специальных требований к их форме.

В ст. 1211 ГК РФ содержится развернутый перечень гражданско-правовых договоров, совершаемых в международной сфере, с указанием коллизионных норм, определяющих право, подлежащее применению к ним.

Кроме того, в ГК РФ были включены нормы, разрешающие конкретные вопросы, часто встречающиеся в практике международных обязательственных отношений. В качестве примера можно привести ст. 1216, в которой определяется право, подлежащее применению к уступке требования.

В практике международных отношений при исполнении денежных обязательств (в том числе по оплате товаров, работ, услуг) постоянно возникают вопросы применения мер ответственности за просрочку платежа. Статья 1218 содержит правило, согласно которому основания взимания, порядок исчисления и размер процентов по денежным обязательствам определяются по праву страны, подлежащему применению к соответствующему обязательству, что позволяет обеспечить единый подход к регулированию всего комплекса отношений, складывающихся между участниками договора.

Нельзя не отметить имеющую большое практическое значение в обязательственных отношениях норму, изложенную в п. 3 ст. 1202. Юридическое лицо, говорится в ней, не может ссылаться на ограничение полномочий его органа или представителя на совершение сделки, неизвестное праву страны, в которой им совершена сделка, за исключением случаев, когда будет доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об указанном ограничении. Здесь выражено приобретающее все большее значение в гражданском праве требование добросовестности сторон и справедливого подхода в случае возникновения между ними споров.

Помимо норм, непосредственно относящихся к договорным обязательствам с иностранным элементом, актуально для этих отношений четкое правовое регулирование статуса их участников, понятия личного закона физического и юридического лица, являющихся субъектами правоотношений, регулирование вещных прав, объекты которых становятся предметом сделок.

Важные изменения, касающиеся коллизионного регулирования договорных обязательств, были внесены в разд. VI ГК РФ Федеральным законом от 30 сентября 2013 г. № 260-ФЗ «О внесении изменений в часть третью Гражданского кодекса Российской Федерации». Среди них расширение автономии воли сторон трансграничных договоров, т.е. возможности их участия в выборе применимого права, новые правила, определяющие право, применимое к форме сделок, и др.

 

Включение соответствующих норм в ГК РФ укрепляет правовую основу участия российских юридических и физических лиц в международных экономических и других связях, сближая их регулирование с принятыми в законодательстве большинства стран и в международных актах подходами.

 

Право, подлежащее применению к договорным отношениям

 

При заключении договоров с иностранными юридическими лицами и гражданами в процессе осуществления торгово-экономических и иных международных связей одним из наиболее важных является вопрос об определении права, подлежащего применению к возникшим гражданско-правовым отношениям.

Категорию «применимое право» следует толковать широко, включая в нее нормы национального права, нормы международных договоров, а также в определенных случаях общие принципы права, обычаи и обыкновения международной торговли.

1. В настоящее время в законодательстве большинства стран мира и в ряде международных договоров - Гаагской конвенции о праве, применимом к международной купле-продаже товаров, 1955 г., Гаагской конвенции о праве, применимом к агентским соглашениям, 1978 г., Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г., заменившим ее Регламенте ЕС № 593/2008 «О праве, применимом к контрактным обязательствам» от 17 июня 2008 г. (Рим-I), Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, 1986 г., Кодексе Бустаманте 1928 г., Межамериканской конвенции о праве, применимом к международным контрактам, 1994 г. и др. в качестве основного получил закрепление принцип автономии воли сторон - lex volu№tatis, означающий свободу сторон подчинить договор избранному ими правопорядку. Данный принцип нашел отражение и в двух документах, принятых в рамках СНГ: Соглашении о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, 1992 г.(ст. 11) и в Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г.(ст. 41). Автономия воли участников договорных отношений стала одним из фундаментальных принципов международного частного права.

 

Дальнейшее расширение границ принципа автономии воли сторон при заключении трансграничных контрактов предусматривается в новом документе, принятом Гаагской конференцией по международному частному праву, - Гаагских принципах выбора права, применимого к международным коммерческим договорам, 2015 г. (Гаагские принципы) .

 

Вместе с тем в доктрине и на практике дискуссионными остаются вопросы определения границ действия воли сторон - может ли свобода их выбора в отношении применимого к договору права быть абсолютно неограниченной. Сформировалось два подхода к этой проблеме - объективный и субъективный, суть которых сводится к следующему.

Объективный подход предполагает возможность выбора сторонами только того права, которое имеет связь с договором. Этот принцип закреплен, в частности, в законодательстве Испании, США.

Субъективный подход не ограничивает волю сторон, предоставляя им полную свободу в выборе применимого права. Он нашел отражение в законодательстве многих стран, в том числе Австрии, Венгрии, Германии, Швейцарии .

В договорных отношениях, где позиции и интересы сторон должны, как правило, иметь приоритет, предпочтительным представляется применение избранного ими права без указанных выше ограничений. Этот принцип в большей мере удовлетворяет требованиям международного делового оборота.

 

Он закреплен в таких многосторонних международных договорах, как Римская конвенция 1980 г., Регламент ЕС «О праве, применимом к контрактным обязательствам» 2008 г. (Рим I), Гаагская конвенция 1986 г., Межамериканская конвенция 1994 г., Гаагские принципы 2015 г., содержится в Принципах международных коммерческих договоров (Принципы УНИДРУА). В рамках СНГ этот принцип закреплен в Соглашении о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, 1992 г.

Возможность выбора сторонами трансграничных контрактов любой правовой системы была поддержана в работах многих российских ученых. Л.А. Лунц писал, что «едва ли целесообразно и отвечает интересам наилучшей организации внешнеторгового обмена установление каких-либо ограничений для избрания сторонами компетентного правопорядка».

 

В отечественном законодательстве принцип автономии воли сторон впервые был сформулирован в Основах 1961 г. (ст. 126), закрепивших многолетнюю практику Внешнеторговой арбитражной комиссии при ТПП СССР, которая при разрешении споров принимала во внимание волю сторон договора. Дальнейшее развитие он получил в Основах 1991 г., ст. 166 которых предусматривала, что права и обязанности сторон по внешнеэкономическим сделкам определяются по праву страны, избранному сторонами при совершении сделки или в силу последующего соглашения.

 

В ГК РФ, воспринявшем основные положения Римской конвенции 1980 г., воле сторон в выборе правопорядка, применимого к их правам и обязанностям по договору, придается первостепенное значение. Кодекс содержит еще более подробную и детальную регламентацию с учетом положений действующего законодательства ведущих стран, международных договоров, а также сложившейся мировой практики.

В соответствии с п. 1 ст. 1210 ГК РФ стороны при заключении договора или в последующем могут выбрать по соглашению между собой право, которое подлежит применению к их правам и обязанностям по этому договору. Аналогичные права предусмотрены в законодательстве многих стран, а также в международных договорах, в частности в Гаагских принципах 2015 г. (ст. 2 (4)).

Вместе с тем в законе четко не указываются границы выбора права: допустим ли выбор права стороны контракта или любого иностранного государства, действующих международных соглашений, а также допустима ли ссылка на неформальные своды правил? Проблема возможности выбора сторонами при заключении трансграничного договора в качестве применимого права неформальных регуляторов неоднократно обсуждалась в литературе <1>. Вопрос имеет и важное практическое значение, поскольку в последнее время в заключаемых контрактах в качестве применимого права стороны нередко ссылаются не на нормы национального права, а на «общие принципы права», обычаи и обыкновения международной торговли, lex mercatoria и др.

 

На практике при возникновении спора суды по-разному квалифицируют соответствующие условия контрактов. Государственные суды в большинстве случаев не рассматривают такие договоренности в качестве соглашения о применимом праве, которое исключает применение судом коллизионных норм. В международной коммерческой арбитражной практике соглашения о применении неформальных сводов «норм права» или аналогичных источников рассматриваются более благосклонно. Объясняется это тем, что в Законе об МКА содержится специальная норма (п. 1 ст. 28), предусматривающая, что третейский суд (арбитраж) разрешает спор в соответствии с такими нормами права, которые стороны избрали в качестве применимых к существу спора. В литературе отмечалось, что в правовом режиме международного коммерческого арбитража термином «нормы права» охватывается не только право в традиционном понимании, но и нормы вненационального права, современного lex mercatoria - именно такое толкование давалось этому термину разработчиками Типового закона о международном коммерческом арбитраже 1986 г., на основе которого разработан указанный российский закон. Этот двойной режим регулирования нашел отражение в п. 1 ст. 1186 ГК РФ, где предусмотрено, что особенности определения права, подлежащего применению международным коммерческим арбитражем, устанавливаются законом о международном коммерческом арбитраже.

 

Позиция, учитывающая требование современного международного экономического сотрудничества признавать негосударственные источники в качестве регуляторов трансграничных договоров, отражена в ст. 3 Гаагских принципов 2015 г. В ней говорится, что правом, выбранным сторонами, могут быть правовые нормы, в целом признаваемые на международном, наднациональном или региональном уровне в качестве нейтрального и сбалансированного свода правил, если только правом государства суда не предусмотрено иное. При этом свобода сторон выбрать применимое право не связывается с конкретным способом рассмотрения спора: это может быть не только международный коммерческий арбитраж, но и государственный суд.

Новые подходы к определению применимого права, предполагающие право сторон контракта подчинить свои отношения общим принципам и правилам, касающимся международных коммерческих договорных обязательств, в отношении которых существует широкий международный консенсус, предусмотрены и в принятом в феврале 2015 г. Комиссией ICC по коммерческому праву и практике документе - Вненациональные правила как применимое право в международных коммерческих контрактах со специальной отсылкой к типовым контрактам ICC.

Соглашение сторон о выборе подлежащего применению права должно быть согласно п. 2 ст. 1210 ГК РФ прямо выражено или определенно вытекать из условий договора либо совокупности обстоятельств дела. Специальных требований к форме соглашения о применимом праве ГК РФ не устанавливает, на основании чего можно сделать вывод о возможности в этих случаях применять общие требования о форме гражданско-правовых сделок, поскольку их применение не будет находиться в противоречии с особым характером и целью такого соглашения.

Соглашения сторон о выборе права нередко включаются в заключаемый ими договор в качестве одного из условий. Они могут быть составлены и в виде отдельного документа. Неопределенность формулировок соответствующих условий создает нередко трудности в случае возникновения между сторонами договора спора. В отдельных случаях арбитражные суды не признавали такие договоренности действующими. Так, в рассмотренном МКАС при ТПП РФ деле (№ 118/2008) стороны предусмотрели в договоре, что права и обязанности сторон регулируются одновременно материальным правом России и Украины. Такая оговорка была истолкована составом арбитража как недостижение сторонами договоренности о применимом праве с последующим применением коллизионной нормы ст. 1211 ГК РФ.

 

В практике МКАС при ТПП РФ соглашения о применимом праве признавались совершенными в результате обмена письмами, сообщениями по телетайпу, телеграфу либо с использованием иных средств электросвязи, обеспечивающих фиксацию такого соглашения. Считаются они заключенными и тогда, когда в договоре или корреспонденции сторон, на основании которой договор признается заключенным, имеется ссылка на документ, содержащий условие о праве, подлежащем применению. Может рассматриваться как соглашение сторон о применимом праве, вытекающее из «совокупности обстоятельств дела», и установившаяся между сторонами практика подчинения своих отношений определенной системе права. Так, при отсутствии в одном из нескольких заключенных сторонами договоров указаний о выбранном праве суд или арбитраж имеют серьезные основания для применения аналогии с предшествующими договорами .

 

ГК РФ (п. 3 ст. 1210) предоставляет сторонам возможность решить вопрос о подлежащем применению праве и после заключения договора. Такое соглашение имеет обратную силу и считается действительным с момента заключения договора при условии, что оно не будет иметь отрицательных последствий для третьих лиц и для действительности сделки с точки зрения требования к ее форме с момента заключения договора.

Следует отметить, что выбор сторонами договора компетентного органа для рассмотрения спора не может автоматически рассматриваться как выбор ими подлежащего применению права. Аналогичная норма содержится в ст. 4 Гаагских принципов 2015 г.

 

При анализе правовой природы соглашения о подлежащем применению праве в литературе обращается внимание на его юридическую самостоятельность, автономный характер по отношению к договору, в тексте которого оно содержится. Таким образом, признание контракта недействительным или незаключенным не влияет на действительность соглашения о применимом праве.

 

Судебная практика исходит из того, что соглашение о применимом праве сохраняет свое действие и в случае расторжения договора, если иное не установлено соглашением сторон.

Новеллой российского международного частного права является норма, допускающая возможность выбора сторонами права, подлежащего применению как к договору в целом, так и к отдельным его частям (п. 4 ст. 1210). Подобные положения содержатся в законодательстве многих стран, закреплено оно и в Регламенте Рим-I (ст. 3 (1)), а также в п. 2 ст. 2 Гаагских принципов.

В практике МКАС имеется ряд решений, в которых арбитражный суд при рассмотрении споров применял право различных государств к отдельным частям заключенного сторонами контракта. В качестве примера можно привести решение по делу № 30/2010. В заключенном сторонами договоре предусматривалось, что вопросы ответственности за ненадлежащее исполнение контрактных обязательств регулируются законодательством Республики Казахстан. Право, подлежащее применению к другим отношениям сторон, было определено с помощью коллизионной нормы ст. 1211 ГК РФ, в результате чего компетентным было признано право Германии как право страны продавца. Арбитражный суд применил такой же подход при решении дела № 38/2013. Суд признал правомерным избрание сторонами российского права при определении порядка выплаты штрафа за задержку оплаты по контракту, а в отношении остальных условий договора подлежащим применению признал право Германии на основании отсылки к ст. 1211 ГК РФ.

 

Отдавая должное предоставленной сторонам возможности более свободно определять право, подлежащее применению к отдельным условиям договоров, необходимо вместе с тем иметь в виду, что в конкретных ситуациях практическая реализация такого права может вызывать определенные трудности. Так, в литературе отмечается, что одновременное применение к договору права различных государств таит в себе немалый риск возникновения противоречий в регулировании отношений сторон из-за несовпадения разнонациональных норм права и может привести к полному или частичному непризнанию юридической силы соглашения о выборе права ввиду наличия неустранимых пороков содержания. В этой связи высказывается мнение о том, что не только выбор права в отношении различных частей договора должен быть четко определен сторонами, но и избранные правопорядки должны быть логически совместимыми, т.е. «часть договора» должна быть «отделимой» (severable) от остальной части контракта так, что она должна составлять подгруппу прав и обязанностей, которая может рассматриваться отдельно от основного контракта. Если часть контракта, в отношении которой избирается отдельное право, не является отделимой (severable) или избранное право не является логически совместимым с правом, регулирующим остальную часть контракта, то такой выбор сторонами права не признается.

 

Закрепляя общий принцип свободного выбора сторонами применимого права, ГК РФ вместе с тем предусматривает определенные исключения из этого правила. Если в момент выбора сторонами договора подлежащего применению права все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства связаны только с одной страной, выбор сторонами права другой страны не может затрагивать действие императивных норм права той страны, с которой связаны все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства(п. 5 ст. 1210). Этот момент весьма важно учитывать при заключении соглашений о применимом праве.

Необходимо обратить внимание на то, что принцип автономии воли сторон не распространяется на договоры в отношении земельных участков, участков недр и иного недвижимого имущества, находящегося на территории РФ (п. 2 ст. 1213 ГК РФ). Пункт 2 ст. 1213 содержит одностороннюю императивную коллизионную норму, предусматривающую для сделок с такими объектами применение только российского права. Имеются также определенные ограничения в применении его и к договорам с участием потребителя (п. 3 ст. 1212 ГК РФ).

Расширяет применение принципа автономии воли сторон норма п. 6 ст. 1210 ГК РФ, согласно которой положения п. п. 1 - 3 и 5 данной статьи применяются к выбору по соглашению сторон права, подлежащего применению к отношениям, не основанным на договоре, если иное не вытекает из закона или существа отношений.

Принятие данной нормы вносит необходимую ясность при разрешении возникающих между сторонами споров. Так, МКАС в решениях по делам № 82/2017 и 82/2017 признал нормы российского законодательства, подлежавшие применению к контракту, заключенному между российской и казахской организациями, и к возникшим в процессе исполнения контракта внедоговорным отношениям.

2. Выбор права не является обязанностью сторон. При отсутствии соглашения сторон право, подлежащее применению к договору, по общему правилу определяется правоприменительными органами на основе коллизионных норм. При этом международный коммерческий арбитраж согласно п. 2 ст. 28 Закона об МКА определяет применимое право в соответствии с коллизионными нормами, которые сочтет применимыми, а российские суды основываются в этих случаях только на коллизионных нормах национального права РФ.

В процессе развития и применения отечественного законодательства менялись подходы к выбору критерия, определяющего применимое право в случаях, когда стороны не согласовали этот вопрос в договоре.

Основы 1961 г. (ст. 126) определяли применимое право только в отношении внешнеторговых сделок, исходя при этом из формального критерия, предусматривающего, что права и обязанности сторон по внешнеторговым сделкам определяются по законам места ее совершения.

Иной критерий определения применимого права для внешнеэкономических сделок был закреплен в Основах 1991 г. В качестве субсидиарной коллизионной привязки в ст. 166 Основ предусматривалось применение права страны, где учреждено, имеет место жительства или основное место деятельности сторона, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Для отдельных видов договоров предусматривались конкретные коллизионные привязки.

ГК РФ в ст. 1211 ввел дополнительные критерии определения применимого права, расширил содержание коллизионных привязок по конкретным видам договорных обязательств.

Новым для российского международного частного права стал закрепленный в п. 1 ст. 1211 ГК РФ общий коллизионный принцип, согласно которому при отсутствии соглашения сторон о подлежащем применению праве к договору применяется право страны, с которой договор наиболее тесно связан (proper law of the co№tract). Таким образом, в ГК РФ была установлена единая субсидиарная привязка - закон наиболее тесной связи.

Действие этой нормы распространялось практически на все гражданско-правовые договоры, включая и внешнеэкономические сделки.

Федеральный закон от 30 сентября 2013 г. № 260-ФЗ «О внесении изменений в часть третью Гражданского кодекса Российской Федерации» внес ряд изменений в ст. 1211 ГК РФ. Наиболее принципиальным из них является отказ от применения в качестве единой субсидиарной привязки при отсутствии соглашения сторон права страны, с которой договор наиболее тесно связан. Аналогичный подход мы видим и в решении данного вопроса в Регламенте Рим-I. Общим для любых договоров, в которых отсутствует соглашение сторон о выборе права, стал закрепленный в п. 1 ст. 1211 ГК РФ принцип применения права страны, где на момент заключения договора находится место жительства или основное место деятельности стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Данная коллизионная норма подлежит применению, если иное не предусмотрено ГК РФ или другим законом.

В п. 2 ст. 1211 ГК РФ содержится перечень из 18 договоров, для которых определена сторона, осуществляющая исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Так, в договоре купли-продажи ею выступает продавец, в договоре дарения - даритель, в договоре аренды - арендатор и т.д. Для ряда договоров с учетом их специфики предусмотрены специальные коллизионные нормы. Они касаются договоров: строительного подряда и подряда на выполнение проектных и изыскательских работ (п. 3), простого товарищества (п. 4), заключенных на аукционе, по конкурсу или на бирже (п. 5), коммерческой концессии (п. 6), об отчуждении исключительного права на результаты интеллектуальной деятельности или средство индивидуализации (п. 7), лицензионного договора (п. 8).

Необходимо обратить внимание на то, что действующий закон не отказался полностью от применения коллизионного принципа наиболее тесной связи. Однако теперь, согласно п. 9 ст. 1211 ГК РФ, он имеет подчиненное значение по отношению к конкретным коллизионным нормам, выполняет корректирующую роль и применяется, если из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела следует, что в действительности договор более тесно связан с правом иной страны, чем та, которая указана в конкретной коллизионной норме п. п. 1 - 8 ст. 1211 ГК РФ Подробнее об этом см.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей (постатейный).

 

При рассмотрении споров МКАС в ряде случаев отказывался от применения указанных в законе коллизионных привязок, установив более тесную связь договора с правом другой страны. Так, например, при рассмотрении одного из споров по договору купли-продажи выяснилось, что товар, приобретенный зарубежной фирмой у российской организации (изготовителя), был им продан другой российской организации и отгружен изготовителем непосредственно покупателю (без вывоза товара за пределы России). С учетом этого, а также того, что контракт был заключен в России и расчет за товар предусматривался в рублях через российский банк, суд признал применимым российское право, а не право страны продавца.

В другом деле при рассмотрении спора, возникшего в связи с исполнением договора транспортной экспедиции, МКАС установил, что стороны - кипрская фирма и казахская организация не согласовали условия о применимом праве. Решая этот вопрос, суд признал применимым право Республики Казахстан, исходя из того, что местом заключения договора является Республика Казахстан, а также то, что перевозка грузов проходила по территории этой республики.

 

В качестве основной коллизионной привязки закон наиболее тесной связи применяется при определении права, подлежащего применению к договору, содержащему элементы различных договоров. К такому договору согласно п. 10 ст. 1211 применяется право страны, с которой этот договор, рассматриваемый в целом, наиболее тесно связан, если из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела не вытекает, что применимое право подлежит определению для таких элементов этого договора отдельно.

Вместе с тем для некоторых договоров в ГК РФ предусмотрено специальное регулирование, исключающее применение закона наиболее тесной связи. Это относится к договорам с участием потребителей, договорам о создании юридического лица с иностранным участием, к договорам в отношении находящихся на территории России земельных участков, участков недр, обособленных водных объектов и иного недвижимого имущества.

3. Определение права, подлежащего применению к договорам, осложненным иностранным элементом, ставит вопрос о сфере действия подлежащего применению права.

Выбор закона по воле сторон касается вопросов статута обязательства - прав и обязанностей сторон по договору. Российское законодательство до принятия нового ГК РФ не определяло сферу действия обязательственного статута. Новеллой, восполнившей этот пробел, стала норма ст. 1215 ГК РФ. Она содержит примерный перечень вопросов, определяющих сферу действия права, подлежащего применению к договору:

- толкование договора;

- определение прав и обязанностей сторон договора;

- исполнение договора;

- последствия неисполнения или ненадлежащего его исполнения;

- прекращение договора;

- последствия его недействительности.

Действие данной статьи распространяется только на отношения, по которым правила о применимом праве предусмотрены в ст. ст. 1210 - 1214, 1216 ГК РФ. Указанные правила, если иное не вытекает из закона, не затрагивают, в частности, сферу действия права, подлежащего применению к личному закону юридического лица (п. 2 ст. 1202), к вещным правам (ст. 1205.1) и к отношениям представительства (п. 5 ст. 1217.1).

Приведенный в ст. 1215 перечень вместе с тем не исключает применение обязательственного статута и в силу прямых указаний в других нормах ГК РФ, отсылающих к праву страны, подлежащему применению к соответствующим отношениям. Это относится к исковой давности (ст. 1208), уступке требований (допустимость уступки требования, отношения между новым кредитором и должником, условия, при которых это требование может быть предъявлено к должнику новым кредитором, вопрос о надлежащем исполнении обязательства должником (п. 2 ст. 1216)); основаниям взимания, порядку исчисления и размеру процентов по денежным обязательствам (ст. 1218); обязательствам, возникающим вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора (ст. 1222.1).

В обязательственный статут не входят вопросы формы сделки, вещных прав на имущество, обязательств, возникающих из односторонних сделок, вследствие недобросовестной конкуренции, неосновательного обогащения, представительства и доверенности на совершение договора. Право, подлежащее применению к таким отношениям, регулируется специальными коллизионными нормами. Отдельными нормами регулируется и праводееспособность сторон договора: определение личного закона юридического и физического лица. Л.А. Лунц подчеркивал, что стороны не могут путем выбора закона избежать действия таких императивных норм законодательства, которые относятся к личному статуту участников сделки. Они не могут как-либо ограничить или расширить действие норм, касающихся правоспособности или дееспособности организаций - участников сделки. Они не могут также избежать действия норм, регулирующих форму сделки. Такие вопросы не подчинены обязательственному статуту и, следовательно, не подчинены принципу автономии воли сторон.

 

Поскольку указанный перечень, как следует из редакции ст. 1215 ГК РФ, не является исчерпывающим, в литературе было высказано мнение о возможности отнесения к сфере действия права, подлежащего применению к договору, и других отношений, в частности связанных с заключением договора и признанием его действительным или недействительным, акцессорными обязательствами, переводом долга и др.

Положения о сфере действия права, подлежащего применению к договору, нашли отражение во многих международных соглашениях - Межамериканской конвенции о праве, применимом к международным контрактам, 1994 г., Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г., Гаагской конвенции о праве, применимом к переходу права собственности при международной купле-продаже, 1958 г., Гаагской конвенции 1978 г. о праве, применимом к агентским договорам, Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи, 1986 г., Регламенте Рим-I, Гаагских принципах выбора применимого права к международным коммерческим договорам. Кроме того, данный вопрос урегулирован в законодательстве многих стран: Австрии, Венгрии, Германии, Италии, Швейцарии, Чехии, Белоруссии, Украины, Казахстана, Киргизии, Узбекистана.

 

Форма внешнеэкономической сделки

 

Отечественное законодательство на протяжении длительного времени предъявляло особые требования к форме внешнеэкономических сделок и порядку их подписания, что объясняется существовавшей в стране государственной монополией внешней торговли. Коллизионные нормы, определявшие право, применимое к форме внешнеэкономических (внешнеторговых) сделок, имели императивный характер. В ГК РСФСР 1964 г. (ст. 565), Основах 1991 г. (ст. 165), ГК РФ (п. 2 ст. 1209) предусматривалось, что форма внешнеэкономической сделки, независимо от мест

Коллизионные вопросы обязательств вследствие причинения

вреда (общие вопросы). Регулирование в зарубежном праве

 

Коллизии законов в области обязательств вследствие причинения вреда (, u№erlaubte Ha№dlu№ge№, torts) решаются обычно исходя из первенствующего значения одного из старейших начал международного частного права - закона места совершения деликта (lex loci delicti commissi). Выбор права места деликта в качестве ведущей коллизионной нормы закреплен в законодательстве ряда стран (Австрия, Великобритания, Венгрия, Вьетнам, Германия, Греция, Испания, Италия, Куба, Лихтенштейн, Монголия, Польша, Румыния, Тунис, канадская провинция Квебек и др.), судебной практике (Франция, Скандинавские страны), в международных договорах (Кодекс Бустаманте).

 

Следует этому началу Модель ГК для стран СНГ, гражданские кодексы Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Законы Азербайджана и Украины о международном частном праве.

Будучи распространенной, привязка к закону места совершения деликта тем не менее встречает возражения, которые сводятся главным образом к критике ее «жесткости», затрудняющей поиск справедливого в каждом отдельном случае решения. Не будет преувеличением заметить, что в последние десятилетия произошла основательная переоценка классического начала: отношение к нему в доктрине и практике колеблется от безусловного признания до существенного ограничения или даже вытеснения новыми, «гибкими» коллизионными формулами.

Проявлением современных подходов стали:

- комбинированное применение закона места совершения деликта и иных коллизионных правил, отсылающих к законам гражданства, домицилия сторон, места регистрации транспортного средства и др.;

- более широкое применение закона места наступления вреда;

- построение системы коллизионных норм, рассчитанных на отдельные виды правонарушений;

- привязка деликтного отношения к праву страны, с которой это отношение имеет наиболее тесную связь.

Эти тенденции прослеживаются в развитии зарубежного законодательства, в международной договорной практике.

Распространение получили исключения из правила, отсылающего к закону места совершения деликта, предназначенные для коллизионного регулирования ответственности за вред, причиняемый:

- дорожно-транспортными происшествиями;

- недобросовестной конкуренцией;

- недостатками товара;

- посягательствами на честь и достоинство.

Ограничение применения закона места совершения деликта в пользу общего личного закона сторон обязательства, кажется, прочно вошло в практику.

Закон о международном частном праве Швейцарии в случаях, когда причинитель вреда и потерпевший имеют обычное местопребывание в одной и той же стране, подчиняет требования из причинения вреда праву этой страны. В отсутствие общего местопребывания сторон требования из причинения вреда регулируются правом страны, в которой было совершено действие, причинившее вред. Но если такое действие повлекло наступление вредных последствий в другой стране и причинитель вреда должен был предвидеть это, применяется право страны, где наступили вредные последствия.

Коллизионные вопросы правонарушений (torts) - одна из ветвей коллизионного права США, претерпевших наиболее значительные изменения в своем развитии. Если первый Свод законов о конфликте законов (1934 г.) исходил из определяющего значения закона места совершения правонарушения, то второй Свод (1971 г.) по существу закрепил результаты глубокой ревизии взглядов в этой области, признав главенствующей привязку к праву, имеющему наиболее существенную связь с происшествием и со сторонами. Для определения этого права принимаются во внимание перечисляемые в Своде принципы, а также учитываются обстоятельства, которые включают: место причинения вреда, место, где было совершено действие, причинившее вред; домицилий, место пребывания, гражданство, место инкорпорации, место осуществления коммерческой деятельности сторон; место локализации их взаимоотношений.

Линия на переоценку значения коллизионного начала «закон места совершения деликта», наиболее ярко проявившаяся в решениях апелляционного суда штата Нью-Йорк (дело Babcock v. Jackso№), была продолжена судами других штатов. Многие штаты отказывались следовать этому началу, демонстрируя солидарность с идеями «отцов революции» в американском коллизионном праве - Б. Карри, Д. Каверса, У. Риза, Р. Лефлара и прежде всего с выдвинутой Б. Карри теорией «анализа правительственного интереса» (Gover№me№tal I№terest a№alysis). Подразделяя межштатные коллизии на «действительные» (в случаях, когда более чем один штат заинтересован в применении своего права) и «мнимые» (в отсутствие такой заинтересованности), суды обращались соответственно к праву заинтересованного штата либо к праву суда.

К 2000 г. число штатов, следовавших традиционному началу lex loci delicti, еще более сократилось. К этому времени суды в 39 штатах и федеральном округе Колумбия придерживались методологии выбора применимого к torts права, принимающей во внимание содержание и цели законов тех штатов, с которыми стороны и обязательственное отношение были связаны.

 

С 1 января 1992 г. в Луизиане вступил в силу Закон о международном частном праве, 36 статей которого были включены в Гражданский кодекс Луизианы, из них семь составили главу, посвященную деликтным и квазиделиктным обязательствам (ст. ст. 3542 - 3548). Общее коллизионное правило для таких обязательств сформулировано в ст. 3542: поскольку иное не предусмотрено в титуле VII «Деликтные и квазиделиктные обязательства», вопросы таких обязательств подчиняются праву штата, устремлениям которого был бы нанесен наиболее серьезный ущерб, если бы его право не было применено к соответствующему вопросу.

 

Критерий наиболее существенной, тесной связи применимого права с фактическим составом правонарушения был воспринят в ряде европейских и других стран. Закон о международном частном праве Австрии, подчиняя требования о возмещении вреда праву страны, где было совершено действие, повлекшее вред, признает, однако, определяющим право другой, общей для сторон, страны, если стороны связаны с ним в большей степени. Имеется в виду прежде всего право страны общего места жительства, общего гражданства.

При оценке последствий правонарушения, совершенного за рубежом, закону места деликта нередко противопоставляется закон суда. Обращение к закону суда наиболее характерно для ситуаций, когда действие или иное обстоятельство, образующее за рубежом основание для возмещения вреда, по закону суда не признается деликтом.

В недавнем прошлом, когда говорили о правовых системах, в которых отношение между lex loci delicti и lex fori было как бы «перевернуто» (вместо того чтобы исходить из иностранного права и ограничивать его применение в определенной степени путем влияния закона суда, применялся этот последний, но притом известное влияние предоставлялось lex loci delicti), то имели в виду прежде всего английское право. Следующее правило, основанное на прецедентах почти вековой давности, раскрывало отношение английской судебной практики к lex loci delicti: действие, совершенное в зарубежной стране, считалось правонарушением (tort) и порождало право на иск в Англии, лишь если оно признавалось, во-первых, actio№able по английскому праву (или, другими словами, произойди оно в Англии, рассматривалось бы здесь как tort) и, во-вторых, «неоправдываемым» (№ot justifiable) согласно праву зарубежной страны, где оно было совершено. Если эти условия соблюдались, подлежало применению английское право, а не право места совершения правонарушения.

 

Требование «actio№ability», впервые сформулированное в 1868 г., было воспринято судами Австралии и Канады. Что касается условия «№ot justifiable», то оно получило различную интерпретацию не только в Англии, но и в других странах «общего права». В последующем эти правила подверглись изменениям, причем наиболее существенным образом в 1995 г. Великобритания была участницей принятия и применения Регламента Рим-II.

Изменения в традиционных подходах к решению коллизионной проблемы обязательств из деликта не всегда выражаются в отказе от правила «закон места совершения деликта» в пользу «гибких» коллизионных норм. Как свидетельствуют английское законодательство (Private I№ter№atio№al Law (Miscella№eous Provisio№s) Act 1995), а также практика Верховного суда Канады и кодификация международного частного права канадской провинции Квебек, реформирование в этой области коллизионного права может осуществляться и в ином направлении - от подчинения иностранных деликтов закону суда к признанию (в тех или иных пределах) классического начала lex loci delicti.

Можно заключить, что с введением в действие десятой книги «Международное частное право» Гражданского кодекса канадской провинции Квебек предусматриваемые ею коллизионные правила вытесняют применявшиеся ранее в этой провинции к torts нормы общего права, сложившиеся под влиянием английских судебных прецедентов. Согласно ст. 3126 Кодекса обязательство возместить причиненный вред подчиняется праву страны, в которой имело место действие, причинившее вред. Если результат такого действия проявляется в другой стране, подлежит применению право этой страны, если лицо, совершившее вредоносное действие, должно было предвидеть наступление вреда. Исключение из общего правила образуют случаи, когда причинитель вреда и потерпевший домицилированы или имеют место проживания в одной и той же стране: в таких случаях подлежит применению право этой страны.

 

Применение закона места совершения деликта иногда осложняется различиями в определении зарубежными правовыми системами понятия «место деликта». Следует ли понимать под locus delicti место, где было совершено действие, причинившее вред, или место, где наступили вызванные им вредные последствия; возможен ли в этих случаях выбор применимого права, принадлежит ли право выбора потерпевшему либо выбор составляет прерогативу суда, - эти и другие вопросы, связанные с определением места деликта, решаются в зарубежных правовых системах по-разному.

Германский закон подчиняет требование из недозволенного действия праву государства, в котором действовало обязанное предоставить возмещение лицо. Но потерпевшему предоставляется право потребовать, чтобы вместо этого права применялось право государства, в котором наступил результат действия. Право выбора может быть осуществлено только в первой инстанции до конца самого первого заседания или до конца предварительного письменного производства.

В других странах предпочтение отдается праву места совершения деликта или праву места наступления вредных последствий, если причинитель вреда должен был предвидеть проявление их в этом месте.

Существенные изменения в европейском праве произошли с принятием Регламента (ЕС) Европейского парламента и Совета от 11 июля 2007 г. № 864/2007 «О праве, подлежащем применению к внедоговорным обязательствам» (Рим-II). Регламент исходит из принципа связи с правом страны, где наступил прямой ущерб (lex loci dam№i), устанавливая справедливый баланс между интересами причинителя вреда и потерпевшего. Общее правило о праве, применяемом к внедоговорным обязательствам, возникающим на основании деликта, отсылает к праву страны, на территории которой наступил ущерб (damage occurs), независимо от права страны, на территории которой событие, послужившее основанием для возникновения ущерба, имело место, а также независимо от права страны, на территории которой проявились косвенные последствия вредоносного события. Но если причинитель вреда и потерпевший имели обычное место пребывания на территории одной и той же страны в момент причинения ущерба, применяется право этой страны.

Когда из совокупности всех обстоятельств дела явно следует, что деликт наиболее тесно связан со страной иной, чем указано выше, то применяется право этой страны. Наиболее тесную связь с другой страной определяют, в частности, сложившиеся ранее отношения между сторонами, например контрактные отношения, тесно связанные с деликтными по существу.

Для целей Регламента термин «ущерб» (damage) охватывает любое последствие деликта, неосновательного обогащения, №egotiorum gestio u culpa i№ co№trave№ed.

Любое право, избранное в соответствии с Регламентом, подлежит применению независимо от того, является ли оно правом государства - члена ЕС.

 

Регламент содержит специальные коллизионные нормы относительно ответственности за недобросовестно произведенную продукцию, недобросовестную конкуренцию, за ущерб, причиненный окружающей среде, а также определяет право, подлежащее применению к внедоговорным обязательствам, возникающим вследствие нарушения прав интеллектуальной собственности. Закрепляется возможность выбора права, применимого к внедоговорным обязательствам, самими сторонами.

С принятием Регламента 2007 г. законодательство европейских государств в отношениях между странами, в нем участвующими, заменено соответствующими положениями этого акта. Внесены и некоторые изменения в законы. Так, в Законе Австрии о международном частном праве (в ред. 2015 г.) предусмотрено, что к обязательствам из причинения вреда, не подпадающим под действие Регламента Рим-II, применяется право, которое прямо или косвенно выберут стороны.

В некоторых ситуациях отсылка к закону места совершения деликта оказывается вообще невозможной (правонарушение в открытом море, воздушном пространстве над ним). В этих случаях необходимо обращение к иным коллизионным правилам, если отсутствуют унифицированные посредством международных договоров материальные нормы о деликтной ответственности.

Круг вопросов, подчиняемых статуту деликтного обязательства (и прежде всего вопросов, относимых к основаниям освобождения от ответственности, объему и размеру возмещения), определяется зарубежными правовыми системами не единообразно. Различия зависят, в частности, от оценки отдельных институтов как институтов материального или процессуального права <1>.

--------------------------------

<1> О примерах отказа американских судов от процессуальной концепции исковой давности при рассмотрении исков, связанных с авариями на дорогах, см.: Садиков О.Н., Краснова Н.Л. Исковая давность в международном частном праве // Российский ежегодник международного права. 1992.

 

Ряд правовых систем (как и Регламент Рим-II) предоставляет потерпевшему возможность выбора между иском из правонарушения и иском из договора. В случае предъявления иска из договора, существовавшего к моменту причинения вреда между потерпевшим и лицом, обязанным предупреждать такой вред, снимается и вопрос об установлении статута деликтного обязательства. С развитием страхового дела расширяется сфера, в которой допускаются непосредственные иски потерпевших к страховщикам гражданской ответственности, если это разрешается правом, применяемым к обязательству вследствие причинения вреда, или правом, которому подчиняется договор страхования.

 

§ 2. Коллизионные вопросы обязательств вследствие причинения

вреда в законодательстве Российской Федерации

 

1. В настоящее время нормы, определяющие право, подлежащее применению к обязательствам вследствие причинения вреда (деликтам), содержатся в основном в ГК РФ и при этом четко систематизированы.

Наряду со ст. 1219 ГК РФ, где решаются основные коллизионные вопросы обязательств, возникающих вследствие причинения вреда, и содержатся общие правила, в разд. VI ГК РФ включены и специальные по отношению к этой статье нормы. Таковы, в частности, ст. 1221, определяющая право, подлежащее применению к ответственности за вред, причиненный вследствие недостатков товара, работы или услуги; ст. 1222, регулирующая коллизии в области ответственности за вред, причиненный вследствие недобросовестной конкуренции и ограничения конкуренции. В самостоятельную статью выделены нормы относительно возможности применения к деликтным обязательствам автономии воли сторон (ст. 1223.1). Наконец, в ГК РФ решен вопрос о сфере действия устанавливаемого на основании коллизионных норм статута обязательства из причинения вреда (ст. 1220 ГК РФ).

Коллизионная привязка к закону места причинения вреда (lex loci delicti commissi) как одно из старейших начал международного частного права, выраженное в практике почти всех стран мира в виде отсылки к закону страны места совершения, повлекшего вред действия либо к закону страны места наступления вредоносного результата, нашла отражение и в российском законодательстве. При этом в качестве основной коллизионной привязки для деликтных обязательств здесь традиционно выступает отсылка к праву того государства, где имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда.

Законодатель, как видно, не заменил в 2013 г. действовавшую к тому моменту в России основную привязку к месту совершения действия, повлекшего причинение вреда, на использованную в Регламенте Рим-II привязку к закону места наступления ущерба. Но этот последний критерий все же используется в Кодексе: привязка к месту наступления вреда применяется в том случае, когда в результате определенного действия или иного обстоятельства вред наступил в другой стране и при этом причинитель вреда предвидел или должен был предвидеть наступление вреда в этой стране (п. 1 ст. 1219 ГК РФ).

Указание в п. 1 ст. 1219 на то, что право страны места наступления вреда «может быть» применено, очевидно, означает, что у суда в любом случае нет обязанности применять это право. Следует заметить, что в аналогичных нормах иностранных государств (например, ст. 3126 Гражданского кодекса Квебека) упоминается о «требовании» потерпевшего применить право места наступления вреда и о «применении» судом этого права (а не о возможности применения).

Что касается причинения вреда в результате бездействия, то местом причинения вреда, определяющим подлежащее применению право, должна, очевидно, считаться страна, где действие должно было быть совершено.

Из общего правила п. 1 ст. 1219 закон делает изъятия, в определенной мере ограничивающие его действие. Введение изъятий вызвано стремлением законодателя (как это имеет место и в иностранных государствах) преодолеть известную «жесткость» привязки к закону места совершения деликта, найти в данной области наиболее справедливое решение, учитывающее, с одной стороны, интересы государства и гражданского оборота в месте причинения вреда, с другой - интересы сторон данного обязательства, в первую очередь интересы потерпевшего.

Одно из изъятий касается случая, когда вред причиняется за пределами страны, где проживают обе стороны или гражданство которой они имеют. Речь чаще всего идет о дорожно-транспортных происшествиях, о причинении вреда «внутри» туристских групп и т.п. В своем поведении за границей стороны невольно следуют принятым в стране их общего места жительства или общего гражданства правилам поведения. Отсюда - целесообразность применения закона страны их общего места жительства или гражданства.

Применение именно такой привязки предусматривает п. 2 ст. 1219, причем речь идет не только о тех обязательствах, которые возникли вследствие причинения вреда российскими лицами за границей, но и о тех, которые возникли при совершении иностранцами действий в России.

Вопросы возмещения вреда, причиненного в России (например, одним из членов туристской группы другому члену), если обе стороны имеют место жительства в иностранном государстве или, имея место жительства в разных странах, обладают общим иностранным гражданством, решаются по праву соответствующего иностранного государства (места жительства или гражданства сторон). Данное изъятие распространяется и на физических, и на юридических лиц «одной и той же страны». При этом нужно иметь в виду, что п. 2 ст. 1219 отсылает к гражданству, а не к личному закону. Это, очевидно, означает, что при наличии такого прямого специального указания правила ст. 1195 (личный закон физического лица) не должны применяться.

Следует обратить внимание на соотношение критериев, относящихся к сторонам обязательства. Если ранее, до принятия Федерального закона от 30 сентября 2013 г. № 260-ФЗ «О внесении изменений в часть третью Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее - Закон № 260-ФЗ), в ст. 1219 говорилось в первую очередь об общем гражданстве сторон (принадлежности одному государству юридических лиц), то теперь на первом плане - общее место жительства или основное место деятельности в одной и той же стране. Применение в первую очередь права страны места жительства (основного места деятельности), а не гражданства сторон, отражает стремление законодателя учесть в интересах сторон общую и привычную им правовую среду. Более широкое применение территориального критерия соответствует современным тенденциям развития коллизионного регулирования. Так, упомянутый Регламент ЕС 2007 г. (Рим-II) предусматривает: если причинитель вреда и потерпевший имели обычное место пребывания на территории одного и того же государства в момент причинения ущерба, применяется право именно этого государства (п. 2 ст. 4). Аналогичная позиция выражена в законодательстве иностранных государств. Например, новый Закон Польши 2011 г. «Международное частное право» в вопросах внедоговорного вреда, не предусматривая прямого регулирования, отсылает (ст. 33) к правилам упомянутого Регламента ЕС 2007 г. Следует отметить, что в некоторых иностранных законах критерий места жительства возведен даже в общий принцип, и лишь при отсутствии места жительства сторон в одной стране применяются другие коллизионные привязки.

 

Еще одно специальное правило (изъятие из п. 1 ст. 1219) посвящено вопросу определения права, подлежащего применению в случае, когда стороны обязательства из причинения вреда связаны также и договорным обязательством (п. 3 ст. 1219 ГК РФ).

Вопрос этот решается в законодательстве ряда зарубежных стран. Например, ГК канадской провинции Квебек исходит из того, что в случае, когда обязательство возместить вред возникает из неисполнения договорного обязательства, требования, основанные на неисполнении обязательства, регулируются правом, подлежащим применению к договору (ст. 3127). Упомянутый Регламент ЕС 2007 (п. 3 ст. 4) устанавливает: если из совокупности всех обстоятельств дела следует, что деликт явно более тесно связан с государством, отличным от указанного в п. п. 1 и 2, применяется право именно этого государства. Наиболее тесную связь с другим государством определяют, в частности, сложившиеся ранее отношения между сторонами, например, контрактные отношения, тесно связанные с деликтными по существу.

Нужно сказать, что общая тенденция к сближению регулирования договорной и деликтной ответственности нашла отражение в ряде международных договоров. Так, Варшавская конвенция для унификации некоторых правил, касающихся международных воздушных перевозок 1929 г., подчиняет иски, независимо от их основания, единым правилам. В Монреальской конвенции для унификации некоторых правил международных воздушных перевозок 1999 г. (Россия в ней не участвует), которая исходит из необходимости справедливой компенсации на основе принципа наиболее полного возмещения, установлено, что при перевозке пассажиров, багажа и грузов любой иск об ответственности, независимо от его основания, будь то на основании данной Конвенции, договора, правонарушения или на любом другом основании, может быть предъявлен лишь в соответствии с условиями и такими пределами ответственности, которые предусмотрены Конвенцией, без ущерба для определения круга лиц, которые имеют право на иск, и их соответствующих прав (ст. 29). Западная доктрина в абсолютном большинстве поддерживает акцессорный характер статута деликтного обязательства, если наличие особых связей между участниками накладывает отпечаток на инцидент.

Российский законодатель исходит из целесообразности применения единого права в случае, когда из совокупности обстоятельств дела вытекает, что обязательство из причинения вреда тесно связано с договором между потерпевшим и причинителем вреда. При этом определяющим признается право, подлежащее применению к такому договору.

Следует, однако, иметь в виду, что эта норма распространяется лишь на такие договоры, которые были заключены сторонами деликтного обязательства при осуществлении ими обеими предпринимательской деятельности. В России в качестве предпринимательской рассматривается самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельности, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в этом качестве в установленном законом порядке (п. 1 ст. 2 ГК РФ). Таким образом, норма п. 3 ст. 1219 ГК РФ не действует в отношении причинения вреда жизни, здоровью и имуществу работников, а также лиц, выполняющих работу или оказывающих услуги на основании гражданско-правовых договоров и не осуществляющих предпринимательскую деятельность на постоянной основе. Применение к таким лицам («слабой» стороне) в случаях причинения вреда, например, их здоровью, договорного статута не всегда отвечало бы их интересам.

Что касается указания в рассматриваемой норме на тесную связь <1> обязательства из причинения вреда с договором между причинителем вреда и потерпевшим, то возможность применения принципа наиболее тесной связи ограничена здесь только частным случаем. Такой осторожный подход российского законодателя, с одной стороны, в определенной степени расширяет усмотрение суда при оценке совокупности обстоятельств конкретного дела, с другой стороны, позволяет избежать затруднений, с которыми столкнулись бы судьи, устанавливая наличие явно более тесной связи деликта с другим государством и оценивая действия стороны, пытающейся обойти основное коллизионное правило.

 

Действие основной коллизионной привязки, сформулированной в п. 1 ст. 1219 ГК РФ, ограничивается еще в одном случае - если о подлежащем применению праве договорятся сами стороны (п. 4 ст. 1219 ГК РФ). Применение в вопросах деликтных обязательств автономии воли сторон - одного из основных принципов международного частного права впервые было допущено в современном российском праве при принятии части третьей ГК РФ (в Основах 1991 г. выбор права сторонами таких обязательств не допускался, отсутствует соответствующая норма и в Модели ГК для стран СНГ). Однако в действовавшей до 1 ноября 2013 г. редакции п. 3пределы допускавшегося выбора ограничивались: стороны могли договориться о применении только права страны суда.

Закон № 260-ФЗ значительно расширил пределы действия автономии воли сторон внедоговорных обязательств, допустив выбор сторонами права любой страны и посвятив этому новую самостоятельную ст. 1223.1. При этом были учтены, а во многом прямо воспроизведены нормы ст. 14 Регламента ЕС 2007 г.

Выбор права может, согласно закону, осуществляться только после совершения действия или наступления иного обстоятельства, повлекших причинение вреда; выбранное право применяется без ущерба для прав третьих лиц.

Исходя из того, что расширение возможности выбора права самими сторонами не должно приводить к отступлениям от требований императивных норм права, которое подлежало бы применению, если бы стороны не договорились об ином, п. 2 ст. 1223.1 устанавливает: если в момент совершения действия или наступления иного обстоятельства, повлекших причинение вреда (или неосновательное обогащение), все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства связаны только с одной страной, выбор сторонами права другой страны не может затрагивать действие императивных норм права той страны, с которой связаны все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства.

К выбору права сторонами деликтных отношений применяются содержащиеся в ст. 1210 ГК РФ правила, предназначенные для регулирования выбора права сторонами договорных обязательств, если только иное не вытекает из закона или существа отношений (п. 6 ст. 1210).

2. Коллизионные вопросы решаются в законодательстве и применительно к отдельным видам обязательств из причинения вреда. Им посвящены специальные нормы разд. VI ГК РФ.

2.1. Коллизионное регулирование ответственности за вред, причиненный вследствие недостатков товара, работы или услуги, впервые появилось в третьей части ГК РФ, в которую была включена ст. 1221 «Право, подлежащее применению к ответственности за вред, причиненный вследствие недостатков товара, работы или услуги», впоследствии уточненная на основании Закона № 260-ФЗ.

Появление специальных норм об ответственности за вред, причиненный товаром (работами, услугами), является закономерным. В условиях высокотехнологических производственных процессов обязательства из причинения вреда товаром (работами, услугами) становятся все более разнообразными, требующими дифференцированного подхода. Для них характерно, что место изготовления продукции (выполнения работ, предоставления услуг) часто не совпадает с местом наступления последствий недоброкачественности изделия. В этих ситуациях законодатель отступает от общего принципа lex loci delicti, предусматривая формулы прикрепления, рассчитанные на разнообразные случаи причинения вреда.

В то же время особенности рассматриваемых обязательств, связанных с причинением вреда жизни, здоровью или имуществу, обусловливают необходимость обеспечения справедливого распределения рисков между сторонами и повышения уровня защищенности потерпевшего лица («слабой стороны»), а также стимулирования качественной работы производителей и продавцов товаров.

При регулировании обязательств из причинения вреда товаром в современных кодификационных актах о международном частном праве обычно используется так называемая «каскадная» модель правового регулирования, основанная на системе предлагаемых к применению в определенной последовательности дифференцированных коллизионных привязок. Впервые подобное регулирование было предложено в Гаагской конвенции от 2 октября 1973 г. об ответственности за вред, причиненный товаром (принята в рамках Гаагской конференции по международному частному праву 2 октября 1973 г.). В настоящее время такая правовая модель используется в ст. 5 «Ответственность за продукцию» Регламента Рим-II. В соответствии с ней предлагается система коллизионных привязок, первый из элементов которой в виде общего правила отсылает к праву того государства, в котором потерпевший имел обычное место жительства в момент причинения вреда, если продукция была выпущена на рынок в этой стране.

 

На коллизионное регулирование возмещения вреда, причиненного товаром, во многих странах также оказали влияние положения ст. 135 Швейцарского закона о международном частном праве 1987 г. В частности, это относится к правилу, согласно которому потерпевшему («слабой стороне») предоставляется возможность самому выбрать право на основании предусмотренных законом альтернативных коллизионных привязок.

Зарубежный опыт был использован и в российском праве, в котором при регулировании ответственности за вред, причиненный товаром (работами или услугами), предусматривается система коллизионных норм, подлежащих применению в определенной последовательности, а также предлагаются отдельные коллизионные привязки, на основании которых потерпевшему предоставляется возможность самому определить подлежащее применению право.

Согласно п. 1 ст. 1221 ГК РФ право, подлежащее применению к требованию о возмещении вреда, причиненного вследствие недостатков товара, работы или услуги, определяется по выбору потерпевшего на основании коллизионных привязок, отсылающих:

1) к праву страны, где имеет место жительства или основное место деятельности продавец или изготовитель товара либо иной причинитель вреда;

2) праву страны, где имеет место жительства или основное место деятельности потерпевший;

3) праву страны, где была выполнена работа, оказана услуга, или праву страны, где был приобретен товар.

Осуществление выбора права потерпевшим согласно двум последним подпунктам (подп. 2 и 3) ограничивается случаем, когда причинитель вреда может доказать, что он «не предвидел и не должен был предвидеть» распространение товара в соответствующей стране.

Следует отметить, что до принятия Закона № 260-ФЗ возможность ограничения выбора права потерпевшим связывалась с «отсутствием согласия» причинителя вреда на поступление товара в соответствующую страну. Подобные положения содержатся в настоящее время в ст. 5 Регламента Рим-II и коллизионных нормах ряда зарубежных стран, в которых они рассматриваются в качестве своего рода «защитной» меры для делинквента. Таким образом, внесенное в ГК РФ изменение устанавливает для причинителя вреда (делинквента) более строгие правила: он должен доказать не только отсутствие его согласия на поступление товара в соответствующую страну, но и «объективную невозможность» предвидеть распространение товара на территории данной страны (например, страны места жительства потребителя).

 

Наряду с конкретными коллизионными привязками в п. 2 ст. 1221 установлено общее правило об автономии воли сторон. Так, включив в ГК РФ новую ст. 1223.1 «Выбор права сторонами обязательства, возникающего вследствие причинения вреда или вследствие неосновательного обогащения», Закон № 260-ФЗ распространил ее действие и на отношения, связанные с причинением вреда товаром, работами, услугами. Соответствующая формулировка была включена в ст. 1221 (п. 2). В частности, предусматривается, что, если стороны в соответствии со ст. 1223.1 ГК РФ выбрали по соглашению между собой право, подлежащее применению к требованию о возмещении вреда, причиненного вследствие недостатков товара, работы или услуги, применяется выбранное сторонами право.

В литературе поднимался вопрос о соотношении правила об автономии воли сторон при выборе права, подлежащего применению к ответственности за вред, причиненный товаром (работами, услугами), и положений п. 1 ст. 1221 ГК РФ, предусматривающих в качестве общего коллизионного начала преимущественное право потерпевшего на выбор права. В данном случае представляется правильным подход, согласно которому когда потерпевший сам выразил намерение подчинить рассматриваемые отношения праву, выбранному по согласованию с другой стороной, такое соглашение вряд ли можно рассматривать в качестве «субсидиарного коллизионного начала» по отношению к правилу п. 1 ст. 1221, соответственно, автономия воли сторон в этой ситуации имеет решающее значение.

 

Подобным образом решается вопрос в зарубежной практике. Так, в ст. 5 Регламента Рим-II, а также в законодательстве отдельных стран, имеющем коллизионные нормы об ответственности за товар, принцип автономии воли сторон в этих нормах специально не закрепляется. Вместе с тем его применение к рассматриваемым отношениям презюмируется как имеющее приоритет над содержащимися в соответствующих статьях коллизионными привязками.

 

И только в случаях, если потерпевший не воспользовался предоставленной ему возможностью выбрать подлежащее применению право на основании п. 1 ст. 1221 ГК РФ и стороны не выбрали такое право на основании соглашения (п. 2 ст. 1221), применяется право страны, где имеет место жительства или основное место деятельности продавец или изготовитель товара либо иной причинитель вреда, при условии, что из закона, существа обязательства либо совокупности обстоятельств дела не вытекает иное (п. 3 ст. 1221). В частности, это относится к ситуациям, когда распространение товара имеет место на территории другой страны, и, таким образом, отношения из причинения вреда могут быть более тесно связанными с правом этой страны. Критериями определения более тесной связи в этом случае могут служить понятия «существо обязательства» либо «совокупность обстоятельств дела».

Что касается сферы действияст. 1221 ГК РФ, то она охватывает отношения, включающие причинение вреда товаром, равно как вреда, возникшего в результате недостатков работы и услуги. Ее правила применяются также к требованиям о возмещении вреда, причиненного вследствие недостоверной или недостаточной информации о товаре, работе или об услуге.

Вопрос о том, распространяет ли данная статья свое действие только на потребительские отношения либо охватывает также предпринимательскую сферу, обсуждался в правовой литературе. Как представляется, он должен решаться на основании п. 1 ст. 1187 ГК РФ, предусматривающей, что толкование юридических понятий, как общее правило, осуществляется в соответствии с российским правом. Соответственно, сфера действия ст. 1221 ГК подлежит определению с учетом § 3 гл. 59 ГК РФ и, в частности, ст. 1095 ГК РФ «Основания возмещения вреда, причиненного вследствие недостатков товара, работы или услуги», в которой прямо указывается на ее применение лишь в случае приобретения товара (выполнения работы, оказания услуг) «в потребительских целях, а не для использования в предпринимательской деятельности».

 

Характерной особенностью обязательств из возмещения вреда, причиненного вследствие недостатков товара (работы или услуги), является их тесная связь с договором, учитывая, что в значительном числе случаев товар приобретается потребителем на его основе. Вопрос о том, должен ли статут деликтного обязательства при этом «подчиняться» договорному статуту, в настоящее время является предметом дискуссий. В доктрине, а также на практике (включая практику российских судов) в подобных ситуациях приоритет, как правило, отдается договорному статуту. В зарубежной литературе при рассмотрении данного вопроса обычно приводится положение п. 2 ст. 5 Регламента Рим-II, содержащее коллизионную привязку к праву, которое применяется к договорным отношениям - в случаях, когда причинение вреда продукцией имеет «явно более тесную связь» с отношениями, ранее сложившимися между сторонами, в частности, «такими как договор». Указанное правило было учтено при внесении изменений в п. 3 ст. 1219 ГК РФ на основании Закона № 260-ФЗ, в котором оно используется в более узком смысле - применительно к отношениям, «тесно связанным с договором» при осуществлении потерпевшим и причинителем вреда предпринимательской деятельности.

 

Как представляется, в определенной степени использованный в ст. 1219 ГК РФ подход может быть применен и при выборе права, подлежащего применению к обязательствам из причинения вреда вследствие недостатков товара (работы, услуги) на основании ст. 1221 ГК РФ, предусматривающей для определения более тесной связи с отношениями понятия «существо обязательства» и «совокупность обстоятельств дела».

2.2. Конституцией РФ (ч. 2 ст. 34) не допускается экономическая деятельность, направленная на монополизацию и недобросовестную конкуренцию. В Федеральном законе «О защите конкуренции» определяются организационные и правовые основы защиты конкурента, в том числе предупреждения и пресечения монополистской деятельности и недобросовестной конкуренции. Закон приводит понятие недобросовестной конкуренции и перечисляет ее виды.

Парижская конвенция по охране промышленной собственности называет актом недобросовестной конкуренции всякий акт конкуренции, противоречащий честным обычаям в промышленных и торговых делах. Мерам эффективной защиты от недобросовестной конкуренции посвящена ст. 10.bis этой Конвенции.

Коллизионное право, касающееся недобросовестной конкуренции, рассматривается зарубежной доктриной и судебной практикой «в абсолютном большинстве случаев как часть международного деликтного права» <1>. Распространение ложных, неточных или искаженных сведений, способных причинить убытки конкурирующему субъекту либо нанести ущерб его деловой репутации, введение потребителей в заблуждение относительно характера, способа, места изготовления, а также потребительских свойств, качества товара - эти и другие формы недобросовестной конкуренции, казалось бы, предопределяют возможность обращения для выбора применимого права к таким традиционным для деликта привязкам, как право места совершения вредоносного действия или право места наступления вреда. Однако такая локализация обязательства, возникающего из недобросовестной конкуренции, может оказаться слишком общей, «расплывчатой», не отражающей особенностей возникновения обязательства, а также не учитывающей необходимость обеспечить защиту не только потерпевших конкурентов, но и третьих лиц. Этим объясняется практика подчинения обязательства, возникающего из недобросовестной конкуренции, праву страны, рынок которой затронут такой конкуренцией, т.е. места коллизии интересов конкурентов.

 

Правило ст. 1222 ГК РФ, впервые введенное в отечественное законодательство с принятием третьей части ГК РФ, предусматривает, что к рассматриваемым обязательствам применяется право страны, рынок которой затронут или может быть затронут недобросовестной конкуренцией. Вместе с тем допускается и иной вариант преодоления коллизионной проблемы, если это вытекает из закона или существа обязательства.

К обязательствам, возникающим вследствие ограничения конкуренции, применяется право страны, рынок которой затронут или может быть затронут этим ограничением конкуренции, если иное не вытекает из закона или существа обязательства.

При этом выбор сторонами права, подлежащего применению к указанным обязательствам, не допускается.

3. Рассмотренные выше правила ГК РФ, определяющие право, подлежащее применению в случае причинения вреда, не исключают действия специальных норм, включенных в другие федеральные законы. Эти нормы охватывают определенный (более узкий) круг отношений.

Начало «закон места совершения деликта», ограничиваемое рядом изъятий, находит выражение в коллизионных нормах КТМ РФ, посвященных определению права, подлежащего применению в сфере следующих отношений, возникающих:

- из столкновения судов (ст. 420);

- из причинения ущерба от загрязнения с судов нефтью (ст. 421);

- из причинения ущерба в связи с морской перевозкой опасных и вредных веществ (ст. 422).

Отношения, возникающие из столкновения судов во внутренних морских водах и в территориальном море, регулируются законом государства, на территории которого произошло столкновение. В случае если столкновение судов произошло в открытом море и спор рассматривается в России, применяются правила, установленные гл. XVII КТМ РФ «Возмещение убытков от столкновения судов» (односторонняя коллизионная норма). Эти правила регламентируют обстоятельства, исключающие ответственность (в случае, если столкновение судов произошло случайно или вследствие непреодолимой силы либо невозможно установить причины столкновения судов, убытки несет тот, кто их потерпел), а также ответственность за убытки в случаях, когда столкновение произошло по вине одного из судов, двух или более судов, по вине лоцмана. Одно из правил закрепляет презумпцию невиновности: ни одно из участвовавших в столкновении судов не предполагается виновным, если не доказано иное.

К отношениям, возникающим из столкновения судов, плавающих под флагом одного государства, применяется закон данного государства независимо от места столкновения судов, т.е. «закон общего флага».

Коллизионная норма, подлежащая применению к отношениям, возникающим из причинения ущерба от загрязнения с судов нефтью (ст. 421 КТМ РФ), имеет односторонний характер: речь идет о применении к этим отношениям правил, установленных гл. XVIII «Ответственность за ущерб от загрязнения с судов нефтью» КТМ РФ. Правила охватывают:

- основания ответственности собственника судна, его освобождения от ответственности;

- значение умысла или грубой неосторожности потерпевшего;

- вопросы солидарной ответственности собственников двух или более судов;

- ограничение ответственности собственника судна;

- утрату права на ограничение ответственности;

- создание фонда ограничения ответственности, страхования или иного финансового обеспечения ответственности;

- порядок предъявления иска о возмещении ущерба от загрязнения.

Правила гл. XVIII применяются к ущербу от загрязнения с судов нефтью, причиненному на территории РФ, в том числе в территориальном море, а также в исключительной экономической зоне России, равно как и к предупредительным мерам по предотвращению или уменьшению такого ущерба, где бы они ни принимались.

Односторонний характер имеет и коллизионная норма, раскрывающая сферу применения правил, установленных гл. XIX «Ответственность за ущерб в связи с морской перевозкой опасных и вредных веществ» КТМ РФ. Пределы действия этих правил, рассчитанных на отношения, возникающие из причинения ущерба в связи с морской перевозкой опасных и вредных веществ, «очерчены» следующим образом. Они применяются:

- к любому ущербу, причиненному на территории РФ, в том числе в территориальном море;

- к ущербу от загрязнения окружающей среды, причиненному в исключительной экономической зоне Российской Федерации;

- к ущербу иному, чем ущерб от загрязнения окружающей среды, причиненному за пределами территории РФ, в том числе территориального моря, если такой ущерб причинен опасными и вредными веществами, перевозимыми на борту судна, плавающего под Государственным флагом Российской Федерации;

- к предупредительным мерам по предотвращению или уменьшению ущерба, где бы они ни принимались (ст. 422 КТМ РФ).

4. Разрешение коллизионного вопроса в области обязательств вследствие причинения вреда приводит к установлению статута обязательства. Каковы пределы действия статута, какие проблемы он призван решать? Статья 1220 ГК РФ отвечает на эти вопросы.

На основании права, подлежащего применению к данным обязательствам, определяются, в частности:

1) способность лица нести ответственность за причиненный вред;

2) возложение ответственности за вред на лицо, не являющееся причинителем вреда;

3) основания ответственности;

4) основания ограничения ответственности и освобождения от нее;

5) способы возмещения вреда;

6) объем и размер возмещения вреда.

Способность лица нести ответственность за причиненный вред подчиняется, таким образом, статуту обязательства вследствие причинения вреда и тем самым «выводится» за границы, обозначающие сферу действия «личного закона».

Подчиняется ли статуту деликтного обязательства вопрос о круге лиц, имеющих право на возмещение вреда в случае потери кормильца? В принципе, не следует исключать при его решении возможность как кумулятивного применения закона, являющегося статутом деликтного обязательства, и закона, регулирующего отношения между потерпевшим и лицом, имеющим право на возмещение, так и применения последнего закона, если это основывается на фактических обстоятельствах дела.

Применение российского права в качестве статута обязательства из причинения вреда, надо думать, не исключает учет судом в отдельных вопросах (в частности, когда вред причинен за границей) обстоятельств, связанных с действием иностранного права. Так, если автотранспортное правонарушение совершено за границей, должны браться в расчет местные правила дорожного движения, в результате несоблюдения которых был причинен вред.

Законы некоторых государств такую ситуацию учитывают. По ст. 120 «Принятие во внимание правил безопасности и поведения» Закона Бельгии 2004 г. «О кодексе международного частного права» независимо от права, применяемого к деликтным обязательствам, следует при определении ответственности принимать во внимание правила безопасности и поведения, которые действуют в месте и во время совершения деликта. Аналогична ст. 115 Кодекса международного частного права Болгарии 2005 г. Регламент ЕС 2007 г. (Рим-II) подтвердил эту позицию: для поддержания разумного баланса между интересами сторон в ст. 17 предлагается при оценке поведения причинителя вреда принимать во внимание в случаях, когда это уместно, нормы о безопасности и поведении, которые действовали в то время и в том месте, где произошло вредоносное событие. Как поясняется в ст. 34 преамбулы к Регламенту, данное правило относится и к случаям, когда внедоговорное обязательство регулируется правом другого государства, а термин «безопасность и поведение» должен толковаться как охватывающий все соответствующее регулирование, включая, например, правила безопасности дорожного движения в случае дорожно-транспортного происшествия.

Таким образом, в настоящее время, особенно после принятия Закона № 260-ФЗ, коллизионное регулирование данных отношений в России приближено к международным стандартам и в общем отвечает современным подходам, выраженным, в частности, в Регламенте ЕС от 11 июля 2007 г. «О праве, подлежащем применению к внедоговорным обязательствам» (Рим-II).

 

Вопросы обязательств вследствие причинения вреда

в международных договорах Российской Федерации и некоторых

других международных договорах

 

1. Действующие на территории России договоры о правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам содержат однотипные коллизионные нормы, относящиеся к деликтным обязательствам. Суть таких норм в договорах с Польшей, Вьетнамом, Монголией и Кубой сводится к следующему:

- ответственность по обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда, определяется по законодательству страны, на территории которой имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда;

- если причинитель вреда и потерпевший являются гражданами одной страны, подлежит применению законодательство этой страны.

Последнее правило означает, что права и обязанности сторон по обязательству из причинения вреда, возникшему на территории России, определяются, если стороны являются, например, вьетнамскими гражданами, по вьетнамскому праву, а не по праву места совершения деликта, как можно заключить из п. 1 ст. 1219 ГК РФ. В этом случае в соответствии с принципом приоритета применения международного договора надлежит руководствоваться нормой соответствующего договора о правовой помощи.

В Минской конвенции 1993 г. коллизионные нормы, относящиеся к возмещению внедоговорного вреда, изложены с учетом международно-правовой практики бывшего Союза ССР в соответствующей области. Обязательства о возмещении вреда, кроме вытекающих из договоров и других правомерных действий, определяются по законодательству Стороны, на территории которой имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда (п. 1 ст. 42 Конвенции). Если причинитель вреда и потерпевший являются гражданами одной Стороны, применяется законодательство этой Стороны (п. 2 ст. 42). По делам, упомянутым в п. п. 1 и 2 ст. 42, компетентен суд Стороны, на территории которой имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда. Потерпевший может предъявить иск также в суде Стороны, на территории которой имеет место жительства ответчик (п. 3 ст. 42).

Правила применения гражданского законодательства одного государства - участника СНГ на территории другого государства - участника СНГ, изложенные в Киевском соглашении 1992 г.(ст. 11), не предусматривают в отличие от п. 2 ст. 42 Минской конвенции отсылки к законодательству страны, являющемуся общим для причинителя вреда и потерпевшего, и подчиняют в целом права и обязанности сторон по деликтным обязательствам законодательству страны, где имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда. Вместе с тем в ст. 11 Соглашения закреплено правило, исключающее применение законодательства страны, где имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда, если это действие или иное обстоятельство не является противоправным по законодательству места рассмотрения спора.

Для судебной практики по применению в соответствии с указанным Соглашением 1992 г. «закона места совершения деликта» характерны следующие примеры.

В арбитражном суде рассматривалось дело по иску белорусской компании к российскому акционерному обществу о взыскании убытков от выплаты пенсии работнику истца - инвалиду II группы. Как следует из материалов дела, истец выплатил пенсионные суммы Гродненскому фонду социальной защиты в связи с причинением увечья своему работнику. Производственная травма причинена работнику истца на территории Белоруссии по вине ответчика, допустившего выпуск трактора с конструктивным недостатком. Ответчик не находился в договорных отношениях с истцом. Данный тип гражданско-правовых отношений содержит иностранный элемент: субъекты правоотношения находились в разных государствах. Последнее предполагает разрешение конфликта на основе коллизионной нормы, которая может содержаться как в международном договоре, так и в национальном законе. Применительно к данному случаю международный договор и законодательство РФ решают коллизию сходным образом. Согласно п. «ж» ст. 11 Киевского соглашения 1992 г. права и обязанности Сторон по обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда, определяются по законодательству государства, где имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда; Основы 1991 г., действовавшие в момент рассмотрения спора, в ст. 167 также предусматривали, что права и обязанности сторон по обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда, подлежали определению по праву страны, где имели место обстоятельства, послужившие основанием для требования о возмещении вреда.

Арбитражный суд исследовал вопрос о применимом праве и сделал вывод о том, что для решения данного спора должно применяться законодательство Белоруссии в силу того обстоятельства, что производственная травма была причинена работнику истца на территории этого государства. В конечном итоге арбитражный суд вынес обоснованное решение по данному делу со ссылкой на материальное право Белоруссии (из Обзора практики рассмотрения споров по делам с участием иностранных лиц, рассмотренных арбитражными судами после 1 июля 1995 г. информационное письмо Президиума ВАС РФ от 25 декабря 1996 г. № 10).

 

В Арбитражный Суд РФ поступило исковое заявление белорусского акционерного общества о возмещении вреда, причиненного легковому автомобилю. Вред был причинен грузовиком-трейлером, принадлежавшим российскому обществу с ограниченной ответственностью. Причиной дорожно-транспортного происшествия, как это было установлено дорожно-патрульной службой ГАИ, послужила неисправность рулевого управления грузовика. Дорожно-транспортное происшествие имело место на территории Белоруссии. Виновником аварии, согласно справке дорожно-патрульной службы ГАИ, был признан водитель транспортного средства, принадлежавшего российскому обществу. Истец требовал возмещения ущерба, причиненного в результате дорожно-транспортного происшествия, в размере затрат на ремонт автомобиля. Смета расходов на осуществление ремонтных работ прилагалась к исковому заявлению. Исковые требования истец основывал на нормах, содержащихся в ГК РФ.

При рассмотрении спора о возмещении вреда арбитражный суд учитывал следующие обстоятельства: обязательства о возмещении вреда возникли из внедоговорных отношений между участниками, предприятия которых находятся в разных государствах, т.е. таких отношений, которые можно охарактеризовать как внешнеэкономические в сфере хозяйственной деятельности; Российская Федерация и Республика Беларусь являются участниками Киевского соглашения 1992 г., в котором имеются коллизионные нормы о порядке определения прав и обязанностей сторон по обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда; согласно п. «ж» ст. 11 Соглашения «права и обязанности Сторон по обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда, определяются по законодательству государства, где имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда».

Дорожно-транспортное происшествие произошло в Белоруссии, что определило выбор белорусского права в качестве применимого судом. Арбитражный суд при разрешении данного спора выбрал применимое право на основе коллизионной нормы, содержащейся в международном договоре - Соглашении 1992 г.

В случае отсутствия между государствами спорящих сторон международного договора арбитражный суд для определения применимого к отношениям сторон права обращается к коллизионным нормам российского законодательства (из Обзора судебно-арбитражной практики разрешения споров по делам с участием иностранных лиц. Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 16 февраля 1998 г. № 29).

 

Россией подписаны также двусторонние договоры о правовой помощи с Азербайджаном, Грузией, Киргизией, Латвией, Литвой, Молдавией, Эстонией. В отношениях между странами, заключившими эти договоры и многостороннюю Минскую конвенцию 1993 г., нормы двусторонних договоров имеют значение lex specialis.

Положения двусторонних договоров и Конвенции, относящиеся к возмещению вреда, содержат отличия. Правило о применении к обязательствам из причинения вреда законодательства Стороны, гражданами которой являются причинитель вреда и потерпевший (п. 2 ст. 42 Конвенции), уступило в данных двусторонних договорах место иному началу: если причинитель вреда и потерпевший являются гражданами одной Стороны, применяется законодательство Стороны, в суд которой подано заявление.

Договор между Российской Федерацией и Республикой Казахстан о правовом статусе граждан Российской Федерации, постоянно проживающих на территории Республики Казахстан, и граждан Республики Казахстан, постоянно проживающих на территории Российской Федерации, 1995 г. (ст. 11) подчиняет обязательства по возмещению вреда в случае, когда причинитель вреда и потерпевший являются гражданами одной и той же Стороны, постоянно проживающими на территории другой Стороны, законодательству Стороны проживания. Исключение составляют случаи, когда действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда, имевшего место в Стороне гражданства, определяется по законодательству Стороны гражданства. Аналогичны правила таких же договоров России с Киргизией и Туркменистаном.

 

2. С развитием международного обмена, расширением сферы использования объектов, являющихся источниками повышенной опасности, возникли проблемы регулирования деликтной ответственности, которые не могут быть решены усилиями отдельных государств на основе традиционных гражданско-правовых институтов. «Интернационализация» деликтных отношений, огромные убытки, которые причиняют аварии, связанные с использованием некоторых источников повышенной опасности (при эксплуатации, к примеру, средств морского и воздушного транспорта), обусловили потребность в новых способах защиты прав потерпевших и ограждения интересов предпринимателей. Соответственно возросло значение многосторонних международных договоров в этой области.

Для правового режима возмещения вреда, определяемого такого рода соглашениями, характерно:

- преобладание унифицированных материальных норм;

- ограничение компенсации по объему и во времени;

- объективная (абсолютная) ответственность причинителя вреда;

- система мер обеспечительного характера, включающая наряду с обычными предписаниями деликтного права институты обязательного страхования ответственности и даже государственного (при ядерном ущербе) возмещения.

Эти подходы нашли отражение, например, в Международной конвенции о гражданской ответственности за ущерб от загрязнения нефтью 1992 г. и Конвенции об ущербе, причиненном иностранными воздушными судами третьим лицам на поверхности, 1952 г. (Российская Федерация участвует в этих Конвенциях).

Обе Конвенции определяют «потолок» ответственности. Но ограничение ответственности не допускается, если ущерб явился результатом действия или бездействия собственника судна, совершенных умышленно или по грубой неосторожности, или был причинен в результате преднамеренного действия или бездействия эксплуатанта воздушного судна либо его служащих и агентов, совершенных с целью причинения ущерба, при условии, что служащий (агент) действовал при исполнении служебных обязанностей и в пределах своих полномочий . Конвенции исходят из более строгих оснований ответственности, чем ответственность по принципу вины. Перечень оснований для освобождения от обязанности возместить ущерб ограничивается обстоятельствами, подпадающими под понятие непреодолимой силы, причем ответственность эксплуатанта воздушного судна наступает и при наличии непреодолимой силы в виде стихийного бедствия, исключительного по своему характеру. По Конвенции 1992 г. собственник морского судна не отвечает за ущерб от загрязнения, если докажет, что ущерб явился результатом военных или тому подобных действий, или стихийного явления, исключительного по своему характеру, неизбежного и непреодолимого, или виновного поведения третьих лиц, либо неправомерного действия властей. По Конвенции 1952 г. любое лицо, которое должно нести ответственность, освобождается от нее, если ущерб стал прямым следствием вооруженного конфликта или гражданских волнений, либо если такое лицо было лишено возможности использовать воздушное судно в силу акта государственной власти. Вместе с тем Конвенции освобождают собственника морского судна и эксплуатанта воздушного судна от ответственности за ущерб, причиненный виновным поведением потерпевшего.

 

Каждая Конвенция определяет меры обеспечительного характера для покрытия ущерба, включая страхование ответственности, предоставление банковских гарантий и проч., и обязанности по их осуществлению как собственниками морских судов (эксплуатантами воздушных судов), так и государствами, являющимися участниками Конвенций.

3. Гражданско-правовую ответственность за ядерный ущерб регламентируют Парижская конвенция об ответственности перед третьей стороной в области ядерной энергии 1960 г., Брюссельская конвенция об ответственности операторов ядерных судов 1962 г., Брюссельская дополнительная конвенция 1963 г., Венская конвенция о гражданской ответственности за ядерный ущерб 1963 г., Конвенция о гражданской ответственности в области морских перевозок ядерных материалов 1971 г. Основу правового режима, установленного этими Конвенциями, составляют как общие начала деликтной ответственности, так и начала, специфические для возмещения ядерного ущерба.

 

К особенностям гражданско-правовой ответственности за ядерный ущерб относят: сосредоточение («канализирование») ответственности на операторе ядерной установки (ядерного судна), ответственность при отсутствии вины делинквента, ограничение ответственности по размеру и во времени. Составной частью режима гражданской ответственности за ядерный ущерб является система финансового обеспечения, которая «включает в себя институт страхования и институт государственного возмещения и определяет пределы и условия ответственности страховщика и государства».

Положения Венской конвенции 1963 г., а также Брюссельской конвенции 1962 г. освобождают оператора ядерной установки (ядерного судна) от ответственности за ущерб, если он причинен ядерным инцидентом, возникшим непосредственно в результате вооруженного конфликта, военных действий, гражданской войны, восстания. Иначе решается вопрос о такой разновидности непреодолимой силы, как тяжелое стихийное бедствие исключительного характера. Парижская 1960 г. и Венская 1963 г. конвенции исходят из права государств-участников определить отношение к нему в своем законодательстве. Брюссельская конвенция 1962 г. не называет тяжелое стихийное бедствие исключительного характера в качестве основания освобождения от ответственности.

Для определения юрисдикции суда в отношении исков, связанных с возмещением ядерного ущерба, в Венской и Парижской конвенциях применяется критерий места, где произошел ядерный инцидент, а субсидиарно - критерий государства, ответственного за ядерную установку (Венская конвенция), или государства местонахождения ядерной установки (Парижская конвенция). Вопросы, относящиеся к характеру, форме и размерам возмещения, решаются, согласно нормам этих Конвенций, по закону компетентного суда.

Федеральный закон «Об использовании атомной энергии» определяет ответственность за убытки и вред, причиненные радиационным воздействием юридическим и физическим лицам, здоровью граждан (основания ответственности, ее виды и пределы, финансовое обеспечение, участие государства в возмещении убытков и др.).

 

4. Конвенцией о международной ответственности за ущерб, причиненный космическими объектами (1972 г.), устанавливаются правила и процедуры относительно ответственности за ущерб, причиненный космическими объектами, и обеспечения, в частности, безотлагательной выплаты полной и справедливой компенсации жертвам такого ущерба. Закрепляя межгосударственные обязательства в этой области, Конвенция вместе с тем предусматривает, что никакое ее положение не препятствует государству, физическим и юридическим лицам, которых оно может представлять, возбудить иск в судах либо предъявить соответствующее требование в органы государства, которые осуществляют либо организуют запуск космического объекта, или с территории либо установок которого осуществляется запуск объекта.

 

5. Дифференциация коллизионных привязок, ограничение применения закона места совершения правонарушения множеством изъятий, позволяющих придать выбору применимого права большую гибкость, характерны для ряда международных договоров, включая Гаагскую конвенцию о праве, применимом к дорожно-транспортным происшествиям, 1971 г. и Гаагскую конвенцию о праве, применимом к ответственности изготовителя, 1973 г. Конвенции содержат сложные системы унифицированных коллизионных норм, позволяющие сочетать правило lex loci delicti с другими коллизионными привязками, в значительной мере вытесняющими это правило.

 

Иные внедоговорные обязательства

 

Обязательства, возникающие из неосновательного обогащения.

Неосновательное обогащение определяется в законодательстве как приобретение или сбережение лицом (приобретателем) имущества без установленных законом, иными правовыми актами или сделкой оснований за счет другого лица (потерпевшего). Приобретатель обязан возвратить потерпевшему неосновательно полученное (сбереженное) за его счет имущество (п. 1 ст. 1102 ГК РФ).

Вопрос об определении права, подлежащего применению к отношениям сторон обязательств из неосновательного обогащения, возникает в случаях, когда речь идет о субъектах из разных стран либо когда дело осложнено иностранным элементом по другим причинам, - имущество, являющееся предметом неосновательного обогащения, находится за рубежом или событие (действие), повлекшее неосновательное обогащение, происходит за границей.

Обстоятельства, являющиеся причиной возникновения таких обязательств, различны. В одном случае неосновательное обогащение может возникнуть у лица, не имевшего до этого какой-либо связи с потерпевшим, в другом - причиной предъявления требования о возврате неосновательно полученного имущества может стать признание недействительной ранее заключенной сторонами сделки и проч. (ст. 1103 ГК РФ). Разнообразие обязательств, в силу которых возникает неосновательное обогащение, обусловило определенные сложности при выработке коллизионных правил и неоднозначные суждения специалистов относительно критериев, с помощью которых следует определять право, подлежащее применению к отношениям сторон вследствие неосновательного обогащения. Доктринальные разработки последних десятилетий получили отражение в нормах современного международного частного права. Но некоторые проблемы продолжают оставаться дискуссионными до сих пор.

 

Развитие форм и способов коллизионного регулирования внедоговорных обязательств, возникающих между субъектами из разных стран, осуществлялось значительно медленнее, чем протекал тот же процесс в области договорных отношений. Если участники договорных обязательств имели возможность выбора права, подлежащего применению к их отношениям, уже с 50-х гг. прошлого столетия, - что нормативно закреплялось в международно-правовых актах и в национальном законодательстве ряда стран, - то для внедоговорных обязательств такая возможность довольно долго была исключена.

Одной из причин явилось недостаточно разработанное в течение длительного времени коллизионное регулирование внедоговорных обязательств либо его полное отсутствие в национальном праве стран. Так, в Германии до принятия в 1999 г. Закона о международном частном праве для внедоговорных обязательственных отношений и вещей пробелы, имеющиеся в коллизионном законодательстве, восполняла, германская правовая доктрина, обосновывавшая применение закона страны, которому подчинено существующее между сторонами договорное или иное правоотношение, в связи с которым возникло обязательство из неосновательного обогащения. Большое значение приобрело и обычное право, которое развивалось судебной практикой.

 

Основным источником при решении рассматриваемых вопросов в Великобритании остается судебная практика, поскольку в Законе о международном частном праве, принятом в 1995 г., отсутствуют нормы, определяющие право, применимое к обязательствам из неосновательного обогащения.

 

Существенные изменения в законодательстве европейских стран, посвященном коллизионному регулированию внедоговорных обязательств, стали происходить в последние десятилетия. В.П. Звеков, исследовавший проблемы регулирования внедоговорных обязательств в сфере международного частного права, писал, что к середине XX в. усилилась критика «жесткости» классических (традиционных) коллизионных начал, подтолкнувшая страны к созданию и внедрению нового поколения конфликтных норм, способных решать коллизионные вопросы, избегая «штампованных» случайных решений и учитывая особенности конкретных ситуаций.

 

В зарубежных странах долгое время действовали коллизионные привязки, относившие регулирование этих отношений либо к праву страны, где имело место неосновательное обогащение, либо к праву страны места совершения действия или фактов, явившихся причиной возникновения таких обязательств. При этом основной формулой прикрепления при рассмотрении обстоятельств, возникавших вследствие неосновательного обогащения, традиционно являлось обращение к праву страны места обогащения. Для современного коллизионного права характерным стало применение закона места неосновательного обогащения наряду с иными коллизионными правилами. Коллизионная привязка к месту обогащения в качестве единственного коллизионного критерия закреплена в настоящее время в законодательстве небольшого числа стран, в частности, в Азербайджане.

Применение закона страны, в которой совершены действия, повлекшие неосновательное обогащение, предусмотрено в законодательстве Армении, Египта, Италии, Венесуэлы, Литвы, Кубы, Туниса и др.

Большей гибкости при определении применимого права к разнообразным случаям неосновательного обогащения позволяет достичь предусмотренное в национальном законодательстве некоторых стран дифференцированное регулирование в двух коллизионных нормах: коллизионной норме общего характера и коллизионной норме для случаев, когда неосновательное обогащение возникло в связи с существующим или предполагаемым правоотношением или в связи с исполнением, которое проводится на основе какого-либо правоотношения. Такое регулирование позволяет учитывать различие в характере тех юридических фактов, которые служат основанием кондикционных обязательств. Подобные нормы содержатся, в частности, в правовых системах Германии, Лихтенштейна, Румынии, Турции, Швейцарии, Грузии, Македонии, Южной Кореи и др.

 

В современном коллизионном праве, расширяющем пределы обращения участников гражданско-правовых отношений к началу автономии воли, прежние подходы к решению коллизионных проблем начали меняться, уступая место более гибким. Основная их направленность - расширение свободы и автономии воли сторон при решении вопросов регулирования складывающихся между ними отношений.

Наиболее полное на сегодняшний день и детализированное регулирование коллизионных вопросов, относящихся к обязательствам из неосновательного обогащения, содержит Регламент ЕС Рим-II.

 

С учетом разнообразия случаев неосновательного обогащения, для более точного определения права, подлежащего применению к возникающим в связи с этим отношениям, в ст. 10 Регламента предусмотрена дифференциация коллизионных норм. При этом помимо традиционных норм, в статью включено положение о применении принципа наиболее тесной связи.

 

Основное коллизионное правило определения права, применимого к обязательствам вследствие неосновательного обогащения - применение права, которое регулирует существующее между сторонами правоотношение.

При отсутствии возможности определить применимое право на основании указанного правила действуют следующие субсидиарные коллизионные привязки:

- если стороны обычно проживают в одной и той же стране в то время, когда происходит событие, являющееся основанием неосновательного обогащения, подлежит применению право этой страны (п. 2);

- если применимое право не может быть определено на основе указанных выше норм, применяется право страны, в которой неосновательное обогащение имело место.

Применение принципа наиболее тесной связи возможно в случае, если из всех обстоятельств дела ясно, что внедоговорное обязательство, возникающее из неосновательного обогащения, явно более тесно связано с иной страной, чем указанная в п. п. 1, 2, 3 ст. 10. В таких ситуациях подлежит применению право этой страны.

На обязательства из неосновательного обогащения распространяются положения статьи 14 Регламента о праве сторон самостоятельно выбирать право, подлежащее применению к внедоговорному обязательству. Как общее правило, соглашение о выборе применимого права должно заключаться после того, как произошел юридический факт, влекущий наступление вреда. В тех случаях, когда стороны занимаются коммерческой деятельностью, такое соглашение может быть заключено ими до того, как произошел юридический факт, влекущий наступление вреда. Данный выбор должен быть выражен или определенно вытекать из обстоятельств дела, он не должен затрагивать действия императивных норм права страны, в которой сосредоточены все иные элементы правоотношения и императивные положения права Сообщества, и не наносить ущерба правам третьих лиц.

Регламент не содержит специальной нормы о сфере действия статута обязательства из неосновательного обогащения. Общая норма, определяющая сферу действия права, подлежащего применению ко всем видам внедоговорных обязательств, содержится в ст. 15 Регламента.

В российском международном частном праве коллизионная норма, определяющая право, подлежащее применению к обязательствам вследствие неосновательного обогащения, появилась в Основах 1991 г. В ст. 168 Основ, исходя из сложившейся к тому времени традиции и практики, предусматривалось, что к обязательствам, возникшим вследствие неосновательного обогащения, должно применяется право, где обогащение имело место. Данная норма была императивной и относилась к любому кондикционному обязательству, в том числе связанному с существующим или предполагаемым отношением.

В настоящее время коллизионное регулирование отношений, возникающих в связи с неосновательным обогащением, предусмотрено в ст. ст. 1223 и 1223.1 ГК РФ.

Характерная для современного международного частного права тенденция расширения автономии воли сторон в выборе применимого к их отношениям права коснулась не только договорных обязательств, но и внедоговорных, вытекающих из иных оснований.

Сторонам предоставляется возможность выбирать по соглашению между собой право, подлежащее применению к обязательству, возникающему вследствие неосновательного обогащения (п. 1 ст. 1223.1 ГК РФ). Стороны могут воспользоваться этим правом, если иное не вытекает из закона, и возникает оно после совершения действия или наступления иного обстоятельства, повлекших причинение вреда или неосновательное обогащение. Субъекты таких отношений могут по соглашению между собой выбирать в качестве применимого право любой страны, как из тех, к которым они принадлежат, так и третьих стран. Каких-либо ограничений, связанных с национальной принадлежностью сторон или кругом регулируемых отношений, не предусматривается.

Закрепляя принцип автономии воли сторон, норма п. 1 содержит вместе с тем ряд положений, существенных для практической его реализации. В ней предусмотрена последовательность в выборе источника правового регулирования конкретных отношений. Приоритет отдается специальному закону, - если таковой имеется, - подлежащему применению в указанных в нем ситуациях. За пределами действия специальной нормы возможности сторон в выборе применимого к их отношениям права не ограничиваются.

Выбор права, подлежащего применению к обязательству, возникшему вследствие неосновательного обогащения, возможен по соглашению сторон после совершения действия или наступления иного обстоятельства, порождающего такое обязательство.

 

В тех случаях, когда отсутствуют и специальный закон, и соглашение сторон, по-иному решающее данный вопрос, действует общее правило: к обязательствам, возникающим вследствие неосновательного обогащения, применяется право страны, где обогащение имело место (п. 1 ст. 1223 ГК РФ).

Если неосновательное обогащение возникает в связи с существующим или предполагаемым правоотношением сторон, применимым становится право, которому было подчинено или могло быть подчинено данное правоотношение(п. 2 ст. 1223).

Ситуации, при которых сторонам приходится обращаться к приведенной норме, нередки. Неосновательное обогащение может возникать, когда стороны связаны договорным обязательством, по которому одна из сторон выполняет принятые на себя обязанности, а другая не предоставляет встречного исполнения. Это бывает, например, при авансовой оплате покупателем (заказчиком) приобретаемых товаров (работ, услуг) и невыполнении своих обязательств его контрагентом (продавцом, подрядчиком). В этом случае правом, применимым к отношениям сторон, возникшим вследствие неосновательного обогащения - необоснованного получения платежа за не переданный покупателю товар или невыполненные работы, признается право, которому был подчинен соответствующий договор (купли-продажи, подряда). О предполагаемом правоотношении речь может идти при признании договора недействительным или в случаях, когда у сторон имеется предварительная договоренность о намерениях заключить договор и одна из них передает другой (в счет будущего договора) какие-либо материальные ценности, но заключения реального договора не происходит. Определение применимого права во всех указанных случаях осуществляется в соответствии с правилами ст. 1210 ГК РФ с учетом договора, на основе которого складывались (или должны были складываться) правоотношения сторон.

Установленное п. 2 ст. 1223 правило, отличающееся от общей коллизионной нормы п. 1 той же статьи, может рассматриваться как специальное, однако оно не обладает тем приоритетом, о котором говорится в отношении специального закона, поскольку ему придан диспозитивный характер.

При разрешении споров, связанных с неосновательным обогащением, позиции судов в отношении применимого права не всегда совпадали. В одних случаях суды признавали подлежащим применению право страны, которому могло быть подчинено существующее или предполагаемое правоотношение, в других - применимым признавалось право страны места обогащения.

В практике МКАС при ТПП РФ имеется ряд дел, при разрешении которых суд применял право страны, которому могло быть подчинено существующее или предполагаемое правоотношение.

Так, рассматривая иск ливанской фирмы к российской организации, суд установил, что между сторонами был заключен договор о совместной деятельности для реализации в Москве инвестиционного проекта на реконструкцию строительного объекта. Стороны договорились, что договор вступает в силу после одобрения технико-экономического обоснования (ТЭО). Истец по просьбе ответчика перевел авансом на его счет денежные суммы. Договор, однако, в силу не вступил, так как ТЭО подготовлено не было. В связи с этим истец потребовал от ответчика возврата перечисленных ему денежных средств. Поскольку стороны не согласовали в договоре право, подлежащее применению, МКАС, основываясь на п. 2 ст. 28 Закона РФ «О международном коммерческом арбитраже», признал возможным применить к отношениям сторон по спору в силу п. 2 ст. 166 Основ 1991 г. российское материальное право - части первую и вторую ГК РФ. Основанием для этого послужил тот факт, что по договору о совместной деятельности реконструкцию здания предполагалось проводить в г. Москве. В качестве неосновательного обогащения заявленная сумма иска была взыскана с ответчика в соответствии со ст. 1102 ГК РФ.

 

В другом деле <1> российская организация (истец) требовала от украинской фирмы (ответчик) возврата части уплаченного аванса в связи с расторжением контракта из-за имевшей место недопоставки продукции. По мнению истца, денежные средства, удерживаемые ответчиком после расторжения контракта, являются неосновательным обогащением, возникшим вследствие ненадлежащего исполнения ответчиком договорных обязательств. Возражая против заявленного иска, ответчик указывал на то, что требования истца относятся к внедоговорным требованиям, которые не могут считаться связанными с заключенным договором. Обязательства по возврату неосновательного обогащения, по мнению ответчика, возникают исключительно из факта такого обогащения.

Арбитражный суд, рассматривающий спор, не согласился с позицией ответчика, указав, что требования истца о возврате предоплаты прямо связаны с договором, в том числе с вопросами, касающимися его нарушения и прекращения. В решении отмечалось, что неосновательное обогащение может возникать в связи с договором, в частности, с его расторжением.

Связь неосновательного обогащения с существовавшими между сторонами договорными отношениями учитывалась и российскими федеральными арбитражными судами при определении применимого права в рассматриваемых ими жалобах.

 

Вместе с тем встречаются примеры и иного подхода судов при рассмотрении споров, связанных с неосновательным обогащением: в ряде случаев при определении применимого права суды руководствовались нормой п. 1 ст. 1223 ГК РФ, отсылающей к праву страны, где обогащение имело место.

Такая позиция была выражена, в частности, в принятом Арбитражным судом г. Москвы решении по иску российской организации к австрийской фирме. Суд признал, что, несмотря на то, договор между сторонами не был заключен, ответчик принял выполненные истцом работы, которые должны быть им оплачены. Рассматривая апелляционную жалобу ответчика, указывающего на неправильность применения судом норм материального и процессуального права, арбитражный суд в своем постановлении подтвердил правомерность применения судом первой инстанции к данному спору норм российского законодательства, признав в соответствии с ними договор подряда между сторонами незаключенным, а стоимость выполненных истцом и не оплаченных ответчиком работ - неосновательным обогащением. При этом суд с учетом нормы п. 1 ст. 1223 ГК РФ посчитал применимым право страны, где обогащение имело место.

 

Критерий выбора права, применимого к обязательствам из неосновательного обогащения, основанный на локализации места обогащения, использовался и в некоторых других решениях.

 

Расширение автономии воли сторон при выборе подлежащего применению права не должно приводить к отступлениям от требований императивных норм права, которое подлежало бы применению к соответствующим отношениям при отсутствии иного соглашения сторон. Эта позиция, получившая признание в международном частном праве, нашла отражение в ГК РФ. В п. 2 ст. 1223.1 предусмотрено, что если в момент совершения действия или наступления иного обстоятельства, повлекшего причинение вреда или неосновательное обогащение, все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства связаны с одной страной, выбор права другой страны не может затрагивать действие императивных норм той страны, с которой связаны все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства. Аналогичное правило установлено п. 2 ст. 14 Регламента Рим-II.

Необходимость обращения к императивным нормам в рассматриваемых ситуациях можно проиллюстрировать, таким примером. Стороны выбирают в качестве применимого право страны, законодательство которой устанавливает срок исковой давности для предъявления соответствующих требований, отличающийся от срока, предусмотренного императивной нормой страны, с которой связаны все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства. В этом случае подлежит применению норма о сроке исковой давности страны, с которой возникшие отношения имеют связь.

 

Отражением весьма важного для гражданского и международного частного права принципа - проявления добросовестности в поведении и действиях участников гражданско-правовых отношений является закрепленное в п. 1 ст. 1223.1 положение о том, что выбранное сторонами право должно применяться без ущерба для прав третьих лиц.

Действующие коллизионные нормы ГК РФ отражают прослеживающееся в развитии современного международного частного права стремление к его унификации, сближению норм национального законодательства разных государств. В значительной мере они совпадают с положениями принятого Регламента ЕС 2007 г. Рим-II, а также с действующими положениями международного частного права, закрепленными в законодательстве европейских стран.

4.2. Коллизионное регулирование обязательств, возникающих вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора. В доктрине о гражданском праве существуют три основополагающие работы по преддоговорной ответственности, которые задали вектор развития этого института: «Culpa i№ co№trahe№do ...» Рудольфа фон Иеринга (1861 г.); «О периодах, предшествующих договору, и о их научной конструкции» итальянского цивилиста Габриэля Фаджеллы (1906 г.); и «Преддоговорная ответственность» - статья Рэимона Салейя, продолжающая мысли Фаджеллы. Если Р. Иеринг ограничивался проступками непосредственно при заключении договора, то итальянский автор Г. Фаджелла распространил применение данного института на стадию переговоров и, по сути, именно им была введена идея преддоговорных отношений и преддоговорной ответственности как гражданских правоотношений. Р. Салей обосновал ее с позиции внедоговорной ответственности.

 

Концепция Р. Иеринга основывается на мысли о том, что несмотря на отсутствие заключенного контракта, стороны уже на стадии переговоров вовлечены в некоторого рода правовые отношения. Их обязательства коренятся в принципе добросовестного поведения и обязанности оказания должной заботы, которые требуются от сторон не только в процессе исполнения договорных обязанностей, но также и в процессе переговоров, и формулирования условий контракта.

Основой ответственности, по мнению Г. Фаджеллы, служит даваемая одной договаривающейся стороной другой гарантия справедливого и добросовестного ведения переговоров; для признания самого факта преддоговорной ответственности необходимо, таким образом, установить причинную связь между понесенным имущественным ущербом и добровольным согласием на вступление в юридические отношения.

Концепции Р. Иеринга и Г. Фаджеллы нашли отражение в законодательстве европейских государств. Так, концепция Р. Иеринга о преддоговорной ответственности была воспринята в законодательстве Германии, где характеризуется как договорная. В то же время в подавляющем большинстве европейских государств преддоговорная ответственность считается деликтной.

Например, в случае прекращения переговоров во Франции продавцом из Германии и французское, и немецкое право потенциально могли бы быть применены к регулированию преддоговорной ответственности. В случае рассмотрения дела французским судом будут применены нормы, регулирующие деликтные обязательства. В то же время, поскольку ситуация характеризуется как договорная в Германии, при рассмотрении того же дела немецким судом, будут применены соответствующие нормы немецкого права, регулирующие договорные обязательства.

Различаются и внутренние коллизионные нормы, что обусловило необходимость выработки единого коллизионного подхода.

Единое коллизионное регулирование обязательств, возникающих вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора, впервые было разработано в рамках Европейского союза и нашло отражение в Регламенте Рим-II, содержащем специальную коллизионную норму о праве, подлежащем применению к culpa i№ co№trahe№do(ст. 12). Установив автономную квалификацию «culpa i№ co№trahe№do», Регламент Рим-II позволил унифицировать подходы к решению коллизионной проблемы, возникающей при недобросовестном ведении переговоров между европейскими контрагентами. Как следует из преамбулы этого документа, «culpa i№ co№trahe№do» является автономным понятием и не должна обязательно интерпретироваться в значении национального права. Это понятие должно включать нарушение обязанности информировать и разрыв переговоров о заключении договора. Статья 12 применяется только к внедоговорным обязательствам, которые непосредственно связаны с деловыми переговорами, проводимыми перед заключением договора.

На принятие в Регламенте Рим-II в качестве исходного внедоговорного характера преддоговорных споров оказала существенное влияние практика Суда Европейского союза (далее - Суд ЕС).

Так, внедоговорный характер отношений, возникающих вследствие деловых переговоров, был признан в решении Суда ЕС от 17 сентября 2002 г. по делу № 334/00, связанному с применением Брюссельской конвенции от 27 сентября 1968 г. о юрисдикции и исполнении решений по гражданским и торговым делам. В данном деле итальянская компания подала иск к немецкой фирме с требованием о компенсации ей ущерба, вызванного нарушением обязанности действовать честно и добросовестно в процессе переговоров. Проблема заключалась в сложности определения компетентного суда, поскольку Брюссельская конвенция 1968 г. по-разному решала этот вопрос в зависимости от понимания правовой природы преддоговорной ответственности.

Как следует из решения Суда ЕС, до тех пор, пока преддоговорная ответственность возникает не из обязательства, добровольно взятого на себя одной стороной по отношению к другой, правовая природа такой ответственности деликтная, квазиделиктная или иная внедоговорная, т.е. любая, но не договорная. В своем решении Суд ЕС определенно указал, что, поскольку между сторонами отсутствует добровольно взятое на себя одной стороной по отношению к другой в процессе переговоров обязательство (т.е. отсутствует договорное обязательство), но присутствует нарушение норм закона, предписывающих действовать добросовестно на стадии ведения переговоров, такие отношения должны рассматриваться как внедоговорные.

Согласно ст. 12 Регламента Рим-II правом, подлежащим применению к внедоговорному обязательству, возникающему вследствие деловых переговоров, предшествующих заключению договора, независимо от того, был ли фактически заключен договор или нет, является право, которое применяется к договору или которое подлежало бы применению к нему, если бы договор был заключен. Такой подход позволяет избежать трудностей, возникающих при разграничении договорных и преддоговорных обязательств

 

В случае невозможности определения права, подлежащего применению к преддоговорным отношения.м на основании договорной привязки, применяются, согласно Регламенту Рим-II, специальные коллизионные правила, а именно:

- право страны, где наступил вред;

- право страны обычного места жительства сторон в случае их проживания в этой стране в момент, когда происходит юридический факт, влекущий наступление вреда;

- право страны, имеющей явно более тесную связь с внедоговорным обязательством, возникающим вследствие деловых переговоров, предшествующих заключению договора.

Однако ст. 12 Регламента Рим-II применяется только в случае отсутствия между контрагентами соглашения о применимом праве (возможность выбора сторонами права, подлежащего применению к внедоговорному обязательству, установлена в ст. 14 Регламента Рим-II). Данный выбор должен быть прямо выражен или определенно вытекать из обстоятельств дела и не наносить ущерб правам третьих лиц.

Для отечественного правопорядка включение в законодательство коллизионной нормы, определяющей право, подлежащее применению к обязательствам, возникающим вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора, является новым. Появление этой нормы связано с введением в ГК РФ института преддоговорной ответственности по принципу culpa i№ co№trahe№do с целью использования всех возможных мер и средств гражданского законодательства для обеспечения добросовестного и надлежащего осуществления гражданских прав и исполнения гражданских обязанностей.

 

В результате реформирования ГК РФ в российское законодательство введен принцип добросовестности, норма о праве, подлежащем применению к преддоговорной ответственности (ст. 1222.1 ГК РФ), а также материальная норма о преддоговорной ответственности (ст. 434.1 ГК РФ).

Согласно ст. 1222.1 ГК РФ к обязательствам, возникающим вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора, применяется (как и в Регламенте Рим-II) право, подлежащее применению к договору, а если договор не был заключен, - право, которое применялось бы к договору, если бы он был заключен (о праве, подлежащем применению к договору, см. гл. 10 учебника).

 

В случае невозможности определения права, подлежащего применению на основании договорной коллизионной привязки, п. 2 ст. 1222.1 ГК РФ отсылает к ст. 1219 ГК РФ, определяющей право, подлежащее применению к обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда, и ст. 1223.1 ГК РФ, допускающей заключение соглашения о выборе права сторонами преддоговорного обязательства. Таким образом, к обязательствам, возникающим вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора, должно в этом случае применяться право страны, где имело место действие или иное обстоятельство, послужившие основанием для требования о возмещении убытков.

Нужно сказать, что согласно российскому законодательству убытками, подлежащими возмещению недобросовестной стороной («преддоговорный вред»), признаются расходы, понесенные другой стороной в связи с ведением переговоров о заключении договора, а также в связи с утратой возможности заключить договор с третьим лицом (ст. 434.1 ГК РФ). Если в результате такого действия или иного обстоятельства преддоговорный вред наступил в другой стране, может быть применено право этой страны, но только если недобросовестная сторона предвидела или должна была предвидеть наступление вреда в этой стране.

Применяется к обязательствам, возникающим вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора, и содержащаяся в п. 2 ст. 1219 ГК РФ коллизионная привязка к праву страны обычного места жительства сторон, а также к праву страны их основного места деятельности. В случае проживания сторон или ведения бизнеса в разных странах при условии наличия единого гражданства или регистрации в качестве юридических лиц в одной и той же стране допускается применение этого общего права.

Наконец, если из совокупности обстоятельств дела вытекает, что обязательство, возникающее вследствие недобросовестного ведения переговоров, тесно связано с договором, заключенным при осуществлении сторонами переговорного процесса предпринимательской деятельности, к данному обязательству применяется право, подлежащее применению к такому договору (п. 3 ст. 1219 ГК РФ). При применении указанного пункта могут возникнуть некоторые трудности, поскольку п. 2 ст. 1222.1 ГК РФ отсылает к ст. 1219 ГК РФ в случае невозможности определения подлежащего применению права на основании договорной коллизионной привязки.

Стороны преддоговорных споров могут и сами заключить соглашение о выборе подлежащего применению права. В этом случае рассмотренные специальные коллизионные правила, предусмотренные для деликтных обязательств, к их отношениям не применяются. Однако заключение такого соглашения, как следует из ст. 1223.1 ГК РФ, ограничено фактом совершения действия или наступления иного обстоятельства, повлекших причинение преддоговорных убытков.

3. Статья 1217 ГК РФ ввела в российское законодательство общую коллизионную норму о праве, подлежащем применению к обязательствам, возникающим из односторонних сделок. Эта норма распространяется на неопределенный круг односторонних сделок и не очерчивает сферу действия применимого к ним права.

Односторонней в ГК РФ (п. 2 ст. 154) считается сделка, для совершения которой в соответствии с законом, иными правовыми актами или соглашением сторон необходимо и достаточно выражения воли одной стороны (например, оферта, отказ от исполнения договора, допускаемый заключенным сторонами договором, составление завещания, действия в чужом интересе без поручения и др.).

Сопоставление правил ст. ст. 1210 и 1211 ГК РФ, с одной стороны, и правила ст. 1217 ГК РФ, с другой - выявляет существенные различия в определении права, применимого к договору (статута договора), и права, применимого к обязательству, возникающему из односторонней сделки (статута односторонней сделки).

К обязательствам, возникающим из односторонних сделок, если иное явно не вытекает из закона, условий или существа сделки либо совокупности обстоятельств дела, применяется право страны, где на момент совершения сделки находится место жительства или основное место деятельности стороны, принимающей на себя обязательства по односторонней сделке. Выбор указанных коллизионных начал для установления статута односторонней сделки подсказан самой природой такой сделки: односторонняя сделка создает обязанности для лица, совершившего сделку; она может создавать обязанности для других лиц лишь в случаях, установленных законом либо соглашением с этими лицами (ст. 155 ГК РФ).

Следует обратить внимание на то, что законодатель, определяя право, в соответствии с которым формируется обязательство по односторонней сделке, отказался при принятии части третьей ГК РФ от использования привязки к праву места совершения сделки (Основы 1991 г. обращались к данной привязке для определения прав и обязанностей по сделке, не исключая одностороннюю сделку). Следование праву места совершения сделки, способное привести при решении коллизионной проблемы к случайному результату, может тем не менее явно вытекать из условий или существа сделки либо совокупности обстоятельств дела и быть в этом случае, как того требует ст. 1217, обоснованным.

Указание на «иное», вытекающее из условий или существа сделки либо совокупности обстоятельств дела, предполагает, что статут односторонней сделки может быть определен на основе волеизъявления лица, совершающего сделку, а в отсутствие такого волеизъявления - на основе права страны, с которой соответствующее обязательство наиболее тесно связано. Презюмируемым выражением этого начала и является основное правило ст. 1217 ГК РФ, отсылающее к праву страны, где находится место жительства или основное место деятельности лица, принимающего на себя обязательство по сделке.

Определение права, подлежащего применению к обязательству, возникающему из односторонней сделки, может зависеть от того, совершается ли такая сделка вне договора или в его рамках, а также от того, порождает ли она обязанности для других лиц (т.е. не только для лица, совершающего сделку). В этих случаях статут обязательства из односторонней сделки может быть «вытеснен» статутом обязательства из договора или может уступить место праву страны, где возникла соответствующая обязанность другого лица.

В ст. 1217 ГК РФ предусматривается, что «иное» может вытекать из закона. Так, статуту наследования подчиняется в силу ст. 1224 ГК РФ такая специфическая односторонняя сделка, как завещательное распоряжение.

В зарубежном законодательстве для определения статута обязательства, возникающего из односторонней сделки, применяются разные коллизионные критерии: право страны, в которой должник имеет свое обычное местопребывание или свое обзаведение (Лихтенштейн), место жительства или место нахождения (Чехия); нормы о договорах (Венгрия), о договорных обязательствах (Польша); закон, избранный лицом, совершившим одностороннюю сделку (Румыния); право места совершения сделки (Армения, Белоруссия, Казахстан); правила о вещных правах (Киргизия, Узбекистан).

 

Литература:

Международное частное право: учебник / В.Н. Борисов, Н.В. Власова, Н.Г. Доронина и др.; отв. ред. Н.И. Марышева. 4-е изд., перераб. и доп. М.: ИЗиСП, КОНТРАКТ, 2018. 848 с.

 

 

---

Дата добавления: 2021-04-15; просмотров: 132; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!